Текст книги "Мила Хант"

20

Через пять минут я нахожу Веру в комнате, полной света.

– Это гостиная, – объясняет она. – А там столовая.

Я бросаю взгляд на «гостиную». Нагромождение гигантских пуфов – кожаных мешков, наполненных мелкими шариками. Кто угодно мечтал бы растянуться на них и никогда не вставать. В углу стоит автомат с попкорном и сладостями, как в кинотеатре. На стене – большой экран. И вдруг здесь, в сотне световых лет от родительских апартаментов, в комнатке меньше, чем наша ванная, мне становится удивительно хорошо.

Отсюда мне видно, что в соседней комнате вокруг стола стоят удобные кресла, напротив каждого из них тоже висит телеэкран.

– Кто выбирал мебель? – спрашиваю я, улыбаясь. – Ну, если её можно так назвать…

Вера пожимает плечами, как если бы мой вопрос был совершенно абсурдным.

– Мы с родителями.

– Да они у тебя круты! Если бы мои хоть раз поинтересовались моим мнением!

Веру это явно удивляет, но она ничего не отвечает. В глубине гостиной я замечаю книжный шкаф. Изучаю содержимое полок. Некоторые издания – старинные, переплетённые – контрастируют с обстановкой комнаты.

– Книги выбирали родители.

– Шутишь?

– Я тоже проголосовала за, – важно уточняет Вера.

– Вы очень добры к родителям, Ваше Высочество. Кстати, книг у вас много, а как насчёт прессы?

Девочка смотрит вопросительно.

– Газеты, – объясняю я. – Журналы. У вас их тут нет? Чтобы знать, что происходит на свете.

– С твоим кодом ты можешь видеть всё что хочешь. Везде.

– Что это значит: «всё, везде»?

– Всё, что происходит в Сити. Перечни активностей, организованных под Куполом и за его пределами. Расписание и места разных служб помощи, транспорта… А на зашифрованном канале мы имеем доступ ко всем официальным коммуникациям, к решениям Клана, референдумам и результатам… Ко всему.

Клан. Слово цепляет меня так, что я перестаю слышать что-либо другое. Вера, сама того не зная, прикоснулась к самому сердцу моей миссии. Я сдерживаю себя, чтобы не начать расспрашивать. Это вызовет подозрения. Вера и без этого достаточно недоверчива.

– Кроме того, можно получить доступ к информационной сети и узнать, что происходит где угодно в Демосе, – добавляет она. – Все КПП, все расписания, все события…

– А там можно навести справки об устройстве Сити?

– Да. А что? – удивляется Вера.

– Да так. Мне кажется, это очень непохоже на то, что у нас в деревне. Хотелось бы узнать побольше.

Моё внимание привлекает небольшая ниша в стене. В этом укромном уголке стоит бархатная банкетка с разноцветными подушками. И повсюду раскиданы романы.

– Симпатично. Твоё местечко?

Вера качает головой. Тут я замечаю маленький букет цветов – такой же, как в спальне. Объяснений больше не требуется. Я проклинаю свою невнимательность.

Из неловкого положения меня выводят мужчина и женщина, появившиеся на пороге. Они ещё довольно молоды. Она – невысокая кругленькая шатенка с живыми глазами и очень короткой стрижкой. Он – среднего роста, и, не считая голого черепа, точный портрет Веры. Только дополненный улыбкой. Мужчина подходит и протягивает мне руку. Я её пожимаю.

– Здравствуйте, – говорит он с некоторой даже теплотой.

Женщина за его спиной молча изучает меня. В знак приветствия она слегка кивает.

– Меня зовут Мила.

– Меня – Ян. А это моя супруга Брук.

Мне бы хотелось получить от неё какой-нибудь знак, хоть гримасу. Но лицо Брук неподвижно, словно выточенное из мрамора. Можно с уверенностью сказать, что если Вера унаследовала черты своего отца, то темперамент ей явно достался от матери. Несколько секунд, которые тянутся точно столетия, мы с Брук смотрим друг на друга, как кошка с собакой. Не могу представить, что буду жить под одной крышей с этими людьми.

– Спасибо… за гостеприимство…

Женщина таращится на меня так, будто мои слова застали её врасплох. Ян на секунду тоже теряется, но потом берёт себя в руки.

– Ты не являешься членом другого кокона? – мягко спрашивает он.

– Я только что приехала… и это всего на пару дней… Вера предложила…

– Вигго просит, чтобы она жила в нашем коконе, – заявляет Вера так, словно это имеет решающее значение.

Я не знаю, куда деваться. Ян поворачивается к жене и дочке.

– Предлагаю сеанс совместного решения. Что скажете?

Вера и Брук кивают, и все трое уединяются в столовой. Я слышу их приглушённые голоса. Вскоре они возвращаются. Ян улыбается, Брук выглядит раздосадованной, лицо Веры непроницаемо.

– Мы пришли к согласию, – сообщает Ян. – Ты останешься здесь, с нами. Добро пожаловать!

Я взираю на них с изумлением. Минуту пошушукались втроём – и вот уже Ян распахивает мне объятия, будто я действительно стала членом их семьи. Вопрос, кажется, исчерпан, и Вера переходит к следующему.

– Ужин готов?

Брук исчезает, словно её сдуло ветром.

– Нам осталось сделать заправку, – объясняет Ян. – Но это недолго. Скоро сможем начать.

Я не верю своим ушам. Взрослый человек, он говорит так, точно оправдывается. И тоже поспешно уходит. Я поворачиваюсь к Вере.

– Ты говоришь с ними как с провинившимися пятилетними детьми!

– Я просто спросила, готов ли ужин.

Удостоверившись, что нас не слышат, я шепчу ей:

– Эй, алло, Земля! Ты приказываешь своим родителям, правда?

– Я не приказывала, – отвечает Вера голосом компьютера. – Я задала вопрос. Они восприняли это нормально. Мы имеем право задавать любые вопросы.

Несомненно, так и есть. Ян не выглядел как человек, которого поставили в неловкое положение. Скорее как человек, не успевший вовремя справиться со своей задачей.

– У них тоже есть право задавать мне вопросы о том, что я должна сделать. И я отвечаю.

Вера бросает на меня удивлённый взгляд и заканчивает:

– У всех равные права. И все мнения учитываются.

– Ладно. Лучше скажу прямо сейчас. Мне не понравится, если ты будешь говорить так со мной.

– В твои задачи не входит готовить ужин. Ты здесь…

– Что?

– Ты… ответственная за кокон…

Она с трудом договаривает фразу. И принимается разглядывать узор на подушке. Я не верю своим ушам.

– То есть я буду отдавать приказы твоим родителям?

– Никто никому не приказывает. Мы все говорим, чего нам хочется, обсуждаем вместе, и, если не набралось большинства, ответственный за кокон решает, что будет лучше для всех. Демос как демократия, – вворачивает она политический слоган.

Потом обводит рукой гостиную.

– Когда, например, мы захотим что-нибудь поменять здесь, то все вместе это обсудим, и, если не придём к согласию, ты решишь, как поступить.

– Но… почему я?

– Все, кому от четырнадцати до восемнадцати лет! Возраст, когда приходят лучшие идеи. И когда мы уже способны нести ответственность. Именно так можно стать хорошим взрослым. Таким, как мои родители.

Кажется, я сплю. В то же время хочется смеяться. В какой невероятный мир я попала! Мир, где взрослые и подростки относятся друг к другу с взаимным уважением, где мнение подростков имеет такой же вес, как мнение взрослых? Где молодым доверяют настолько, что дают им право голоса и даже оставляют за ними последнее слово? Я оглядываюсь вокруг, совершенно сбитая с толку. Приехали, вот я и глава семьи. Вера стоит передо мной, словно ожидая указаний.

– А шеф кокона…

– Не шеф, – поправляет она. – Ответственный.

– ОК, ответственная за кокон имеет право иногда устраивать взбучку младшей?

Вера качает головой, невозмутимая и начисто лишённая чувства юмора.

– Запрещено поднимать руку на членов кокона. В противном случае тебя передадут в комиссию квартала.

– И что там со мной сделают?

– Точно не знаю. Но может дойти до изгнания. Тебя, может быть… отправят в Центр?

Достаточно поколотить Веру, чтобы меня под конвоем отправили домой. Но, возможно, она сочиняет.

– Какой ужас! Тебе повезло. Теперь я хорошенько подумаю, прежде чем выпороть тебя.

– Меня никто никогда не бил, – говорит Вера.

До нас доносится голос Брук:

– Ужин готов!

Я закрываю дверь и буквально падаю на кровать, совершенно оглушённая. Я провела полчаса с тремя типами, которые являются полными антиподами друг друга. Ян очень тёплый, он сделал всё, чтобы я чувствовала себя в своей тарелке. Вера, кажется, произошла от скрещения робота и зомби. Что касается Брук, то мне казалось, за апатичным фасадом она прячет настоящую бурю, вызванную моим появлением. Но её можно понять. Внезапно тебе навязывают какую-то незнакомую девицу, которая с пол-оборота заменяет твою недавно погибшую старшую дочь. Посредине ужина Ян, чтобы нарушить неловкое молчание, рискнул заговорить о моих планах на завтра. Вера ответила за меня: «Она болеет и должна отдохнуть несколько дней». Ян не стал расспрашивать дальше. На этом разговор окончательно заглох, и я притворилась, будто не голодна, чтобы поскорее выйти из-за стола.

– Каждый ест что хочет и когда хочет, – просто сказала Вера, избавляя меня от необходимости что-либо объяснять.

Страшная тяжесть давит на грудь. Всё болит: голова, желудок. Я хочу дать выход переполняющему сердце горю, а также напряжению и тревоге. Но это кончится океаном слёз или воем, который перепугает милую – и тоже грустную – семью, великодушно принявшую меня. Я думаю о Вере, такой маленькой и уже нагруженной столь серьёзными обязанностями, о её прошлом и тенях, живущих там. Нет желания добавлять свой штрих к этой картине.

Поэтому я прячусь в единственной мысли, которая должна занимать меня сейчас: моём задании. Вычислить шефов Демоса и устранить их. А вдруг на это уйдут недели, месяцы? Согласятся ли леди А. и С. ждать?

Я с трудом поднимаюсь и начинаю рыться в шкафах. Нахожу новую зубную щётку, пасту, мыло и нечто розовое, напоминающее сильно поношенную пижаму. Материя от времени стала совсем мягкой и нежной, как у вещей без возраста, с которыми не можешь расстаться, хотя у тебя есть десять других. Я, впрочем, предпочитаю позаимствовать ту пижаму, которая кажется новой.

Проскальзываю в ванную, быстро привожу себя в порядок и бесшумно возвращаюсь в комнату. Остальная квартира погружена в тишину. В гостиной горит свет. Заглядываю и вижу Веру в наушниках, которая удобно устроилась на одном из гигантских пуфов и увлечённо смотрит кино. Ян, сидящий рядом, щекочет дочку. Та, смеясь, отбивается. И в конце концов бросается в его объятия, не отрываясь от фильма. Ян прижимает её к себе и, отодвинув наушники, что-то шепчет. Вера выглядит счастливой. Я бы хотела просто порадоваться за неё, сдержанную и омертвевшую. Но я завидую. У меня никогда не было такой близости с отцом. И уж тем более никогда не было отца, который доверил бы мне принять даже самое маленькое решение.

Уже возле моей комнаты я замечаю какое-то движение в темноте коридора. Это Брук в ночной рубашке. Неподвижная и прямая. Она смотрит так пристально, что мне становится не по себе. В выражении её лица нет ни враждебности, ни упрёка. Только напряжённое внимание, попытка разгадать, что скрывает эта чужая девушка, вторгшаяся в её жизнь. Я выдерживаю взгляд Брук лишь мгновение, потом отвожу глаза. Я стою в коридоре, на пороге комнаты их погибшей дочери, куда больше не смею войти. По крайней мере, пока Брук не скроется в своей спальне. Понимает ли она это?

– Спокойной ночи, – наконец шепчет она и исчезает за дверью.

Я раздеваюсь, облачаюсь в пижаму и проскальзываю под одеяло. Его теплота тут же умиротворяет и расслабляет меня. Глаза закрываются. По вискам текут слёзы. Я проваливаюсь в глубокий сон. Так прячутся в доме, когда мир снаружи разлетается на первоэлементы.

21

– Мила! Проснись!

Такое впечатление, будто меня накачали снотворным, – так крепко я спала. Я слышу голос Веры. Он звучит как-то ненормально. Быстро выпутываюсь из одеяла и бросаюсь к двери. Вчера я машинально заперлась на ключ. Открываю, и в комнату врывается Вера.

– Они здесь! Прячься!

Она распахивает дверцы шкафа, потом подбегает к окну, за которым брезжит раннее утро. Я не понимаю.

– Кто «они»? О ком ты?

Дверь квартиры сотрясается от ударов.

– Служба безопасности, – тихо говорит Вера. – Я попросила родителей пока не открывать. Прячься снаружи, на карнизе за окном. Быстро!

Я высовываюсь. Крошечный бортик опоясывает здание. И тридцать один этаж до земли. Я бледнею.

– С ума сошла? Ни за что туда не полезу!

Вера пристально смотрит на меня.

– У тебя кружится голова.

Это не вопрос. Кажется, она читает на моём искажённом лице.

– Ты знаешь многих, кто бы согласился балансировать на десятисантиметровом карнизе на вершине башни? Я предпочитаю сразиться с твоими товарищами из Службы безопасности.

Но Вера толкает меня к окну.

– Они убьют тебя, – говорит она без всяких эмоций.

Вера хорошо их знает. В моих интересах ей поверить. Удары становятся более настойчивыми. Непричёсанная голова Брук возникает в проёме двери.

– Надо открыть. Иначе они всё разнесут.

Вера смотрит на меня. Она невероятно спокойна в эту минуту. Теперь моё спасение зависит только от меня. Вера выходит из комнаты. Сжав оружие, я чуть-чуть приоткрываю дверь. Отсюда просматривается прихожая. Я вижу Веру со спины. Ян и Брук находятся вне поля зрения.

Когда Вера открывает входную дверь, в квартиру врывается массивный тип. У него смуглая кожа, а короткая бородка ещё более затемняет лицо. Он весь переполнен какой-то злой силой. Вера остаётся невозмутимой, Брук инстинктивно отступает, Ян, наоборот, выдвигается вперёд.

– Что на тебя нашло, Блейк? – спрашивает он. – Почему ты врываешься в наш кокон таким способом?

– Извиняюсь, мы на задании, – бросает Блейк. – Разыскиваем беглую преступницу, которая убила одного из наших.

– Это не даёт тебе права вести себя так агрессивно. Тем более в такой час. Я сообщу об этом завтра на комиссии…

– Надо открывать сразу, когда Служба безопасности этого требует, – смягчается Блейк. – Таков закон, Ян, вы сами прекрасно знаете. Особенно сейчас, со всеми этими атаками, которые мы переживаем…

– Мы спали, – объясняет Ян. – Нам надо было одеться.

За спиной Блейка вырисовывается воздушный девичий силуэт. Это блондинка с гибким, лёгким телом – явно спортсменка. На секунду задерживаю взгляд на её лице. Идеальный овал, блестящие губы, ледяные голубые глаза, полупрозрачная кожа. Само совершенство. Для тех, кто любит айсберги. Даже не поздоровавшись с родителями, она обращается к Вере:

– Ты не пришла вчера вечером.

– Да, – невозмутимо соглашается та.

– Надеюсь, у тебя есть уважительная причина, – произносит Блейк.

– Я плохо себя чувствовала.

Блондинка пронизывает Веру ледяным взглядом.

– Но достаточно хорошо, чтобы отправиться в лес. Камеры наблюдения за зонами риска тебя зафиксировали.

Вера кивает, не отводя взгляда. Потом отвечает ровным голосом:

– Я хотела к вам присоединиться. Но в последний момент передумала и вернулась.

Блейк приближается к ней. Издалека Вера похожа на соломинку. И тем не менее она смотрит на него прямо, пристально, не двигаясь с места. Наконец этому громиле делается неловко, и он отступает. Тут вмешивается Ян.

– Какая связь между вашей преступницей и нашим коконом?

– Вера знает. Вчера она должна была следить за ней. Но упустила, – объясняет Блейк.

– А потом ты пошла в лес. Но не к нам. Это странно, нет? – добавляет блондинка, сверля Веру взглядом.

Я вижу, что девочка хмурится. Но не сдаётся.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать, – произносит она.

Блейк поворачивается к родителям.

– Кто ответственный за кокон?

– Вера. После исчезновения нашей старшей дочери, – отвечает Брук.

– Вы согласны, чтобы Кейт осмотрела квартиру? – спрашивает Блейк.

– А у нас есть выбор? – усмехается Ян.

– Да, – говорит блондинка. – Но отказ будет расцениваться как сопротивление Службе безопасности.

– Об этом я тоже расскажу завтра на комиссии, – предупреждает Ян.

Он обменивается быстрым взглядом с женой, потом с дочерью, которая кивает, и пожимает плечами.

– Что ж, обыскивайте, если не жалко терять время.

Не дожидаясь, пока Кейт появится в коридоре, я закрываю дверь и устремляюсь к окну. Глубоко вздохнув, перекидываю ногу на металлический карниз. Ступня дрожит. Я приподнимаюсь и, вцепившись в раму, переношу на бортик вторую ногу. Другие башни вокруг словно начинают двигаться. Ужас накатывает ледяной волной. Совсем близко я слышу голоса Веры и Кейт. Кажется, они в соседней комнате. Тихо затворяю окно, прижимаюсь к стене и маленькими шажками отодвигаюсь в сторону. Пытаюсь забыть, что теперь я снаружи, балансирую на бортике, который у´же моего ботинка. Страх высоты захлёстывает меня, как никогда раньше. Открываю глаза, пытаюсь сосредоточиться на карнизе и не смотреть вниз. Порывистый ветер надувает мою слишком свободную футболку. Я теряю равновесие. Сейчас упаду, сейчас упаду. Изо всех сил вцепляюсь в металлический подоконник. Вторая рука безнадёжно шарит в поисках соседнего окна. Оно слишком далеко. Мой взгляд на секунду соскальзывает в пустоту. Я вижу огни, плавный рисунок газона, людей, похожих на движущиеся точки. Стон срывается с губ. Сердце делает тысячу ударов в минуту, всё тело покрыто испариной, ног я уже не чувствую. Хочется отпустить руки и рухнуть вниз. Чтоб наконец покончить с этой мукой. Нет, держи удар. Ради Пуха. Ради Нильса и Жанны. Держи удар. Поднимаю глаза к небу, смотрю на облако. Чёрт, оно тоже движется. Гляжу на ближайшую башню. Пытаюсь зацепиться взглядом за что-то неподвижное. Не смотри больше вниз. Низа не существует. Мой сердечный ритм чуть-чуть замедляется. Я делаю ещё шаг, несмотря на ужас. Ветер тоже немного успокаивается, даёт передышку. И тут до меня долетают голоса.

Они в комнате.

Я непроизвольно дёргаюсь, нога скользит, я еле сдерживаю крик. Кейт распахивает окно и выглядывает наружу. Вжимаюсь в стену, едва скрытая за створкой. Неровности камня впечатываются в кожу. Дрожащей рукой нащупываю в кармане оружие. Створка поворачивается, Кейт закрывает окно. Я слышу их разговор, несмотря на чудовищный гул в ушах.

– Ладно, уходим, – произносит Блейк. – Извиняюсь за беспокойство. В следующий раз, Вера, предупреди нас, если будешь чувствовать себя плохо…

Я больше не слушаю. Закрываю глаза. Пытаюсь дышать, сдерживая дрожь в коленях. Это мучение когда-нибудь должно закончиться.

Наконец окно открывается.

– Можешь выходить. Они ушли, – говорит Вера таким тоном, будто я прячусь в шкафу.

Будь я в другом положении, я бы заржала. Ветер крепчает. Сантиметр за сантиметром я подбираюсь к окну. Наконец я изо всех сил сжимаю металлический подоконник. Но в этот момент нога срывается с карниза, и я начинаю падать. Половина моего тела повисает в пустоте. Я неуклонно скольжу вниз под тяжестью собственного веса, обдирая живот. Не обращая внимания на боль, я мёртвой хваткой вцепляюсь в подоконник. Вера смотрит на меня не шелохнувшись.

– Вера! Вера!

Расширенные глаза, сжатые губы. Она словно в столбняке. Я сосредотачиваюсь. Подтягиваюсь. Так. Голова уже на уровне подоконника. Нога нащупывает неровность в стене. Я отталкиваюсь, поднимаюсь выше. И наконец перекидываю тело в комнату. Потом перекатываюсь на спину. Дрожащая, задохнувшаяся.

Вера возвращается в себя. Словно бы время остановилось, а теперь снова сдвинулось с места. Эта девочка кажется сейчас ещё более безумной, чем всегда.

– Спасибо… за помощь… – бормочу я.

– Тебе нельзя здесь оставаться. Мы уходим.

Я сажусь и перевожу дух.

– Не дашь мне минутку? Просто хочу удостовериться, что я жива.

– Хорошо. Минуту, – отвечает Вера своим голосом робота и смотрит на часы.

Дрожа, поднимаюсь на ноги. После сегодняшнего приключения я, кажется, навсегда покончила с боязнью высоты. Я почти благодарна Вере и её товарищам из Службы безопасности.

– Почему теперь ты хочешь, чтобы я ушла?

– Они будут следить за мной. И рано или поздно обнаружат тебя.

Я прислоняюсь к двери. Вот опять меня преследуют, как в первый день. Я должна успеть. Выследить шефов Демоса и устранить их раньше, чем меня саму уничтожат.

– Ладно, я уйду.

– Я с тобой.

– Сама справлюсь.

– Нет, – произносит Вера тоном, не терпящим возражений. – Пока нет.

Я с изумлением смотрю на эту маленькую девочку, в которой предельная хрупкость сочетается с безупречной решительностью. Она от меня полностью ускользает.

– И куда мы пойдём?

– Туда, где тебя не найдут.

22

Вера одолжила мне огромную толстовку с капюшоном, который я постаралась надвинуть как можно ниже. К нам подходит Ян.

– Вам нельзя выходить вместе, – говорит он. – Если Служба безопасности следит за Верой, Милу тут же обнаружат.

– Здесь есть лестница для прислуги?

Ян смотрит с удивлением. Я осознаю свой промах. Мне по инерции кажется, что я в роскошных апартаментах моих родителей, где персонал, а также тысячи безымянных маленьких людей, удовлетворяющих наши капризы, пользуются отдельным входом. Я краснею, но тут вмешивается Вера:

– Она может выйти через экстренный выход.

В коридоре появляется Брук, бледная как призрак. Похоже, она плохо спала ночью, и вторжение Службы безопасности явно не улучшило её состояния.

– Но этим выходом разрешено пользоваться только в чрезвычайных ситуациях, – замечает Вера с её обострённым здравым смыслом и точным знанием того, что можно и что нельзя.

– Запасная лестница открывается только личным кодом, – добавляет Ян.

Внезапно Брук хрипло перебивает.

– Я пойду с ней.

Ян изумлённо оборачивается к жене. Брук пристально смотрит на меня. Я довольствуюсь тем, что киваю.

– Хорошо, тогда я поеду с тобой, – говорит Ян дочери. – Мы вместе доберёмся до Купола. Потом ты сядешь на другой шар и вернёшься к Миле. Это собьёт их со следа. Но надо будет, чтобы Вигго хотя бы объяснил, что у него на уме…

Купол, шары. Всё звучит так странно. Я стараюсь просто запоминать названия тех вещей, с которыми надеюсь познакомиться позже. Брук застёгивает куртку. Я без единого слова следую за ней.

Мы пересекаем лестничную площадку и упираемся в пожарную дверь. Нажимаю на ручку. Заперто. Брук бросает на меня взгляд, я отступаю. Она закатывает рукав, подносит татуировку к замку, и тот открывается. Мы заходим в лифт. Брук погружена в свои мысли, будто меня не существует. Или хуже – поглощена пустотой, будто не существует вообще ничего. После долгого спуска мы попадаем в пустынный подвал, стены которого покрыты мягким (и наверняка огнеупорным) материалом, скрывающим все шероховатости. Мы идём по лабиринту коридоров. В конце Брук снова вынуждена пройти проверку личности. И вот наконец мы выбираемся на свежий воздух. Брук шагает вперёд, не заботясь о моём присутствии. Я следую за ней по пятам. Через пару метров оборачиваюсь. Небоскрёб, в котором живёт Вера, – последний в ряду тринадцати одинаковых башен, торчащих друг за другом, как воткнутые в землю копья. Любопытная деталь: все здания щедро забрызганы разноцветными пятнами. Словно группа подростков резвилась, опрокидывая на стены гигантские вёдра с краской. И это лишь одна линия башен среди множества других… Сколько же здесь жителей?

А в апельсиновом небе раннего утра разворачивается ещё более впечатляющий спектакль. Множество прозрачных шаров снуют туда-сюда с ошеломительной скоростью. Каждый следует по своей траектории, которые не пересекаются. Я полностью поглощена созерцанием этого сюрреалистического балета. Вдруг один из шаров зависает над очередью, стоящей прямо посреди улицы. Он медленно опускается и буквально проглатывает несколько человек. Следующий шар сначала выпускает пассажиров, затем принимает на борт других. Тут наконец до меня доходит, что на улицах вообще нет машин. Это бросилось в глаза, ещё когда я смотрела на город из окон Вериного семейного кокона на вершине башни. Значит, автомобильное движение полностью заменила удивительная система воздушного транспорта.

Брук почти бежит. Может, торопится увести меня подальше от дома? А я тем временем так увлеклась, разглядывая всё вокруг, что почти забыла о нависшей надо мной опасности. Множество прохожих направляются к башням или выходят из них. В толпе почти столько же подростков, сколько и взрослых. Я вспоминаю слова Веры: все они идут либо учиться, либо работать. Работать вместе. Это равенство ставит меня в тупик. В то же время хочется узнать о нём побольше. Но я не строю иллюзий: Брук явно не тот человек, у которого можно выведать хоть что-то.

Я догоняю её, ступаю на тротуар. И чуть не падаю. Мостовая под ногами движется, как лента невидимого конвейера. Вскоре мы оказываемся возле группы людей, ожидающих транспорта. Я отхожу немного в сторону, чтобы их рассмотреть. В основном это молодые. Я не вижу здесь ни звериной красоты Вигго, ни даже брутального обаяния Блейка – типа из Службы безопасности. В людях на остановке нет ничего особенного. Если не считать тотальной свободы в одежде. Тут смешиваются все стили – от неогранжа до чистой классики, все ткани и цвета, самые невероятные фасоны. Представляю лица моих родителей, если бы я вышла на улицу в таком прикиде. Эти молодые люди не похожи на одетых по одной и той же моде штампованных учеников лицея, которых я вижу каждый день. В их лицах и взглядах есть нечто, чего не встретишь вообще ни у кого из подростков Центра. Смесь свободы и зрелости, какая-то радостная решимость, которой я тут же начинаю жгуче завидовать. Уверенная гармония, столь не похожая на презрение, напряжение и ревность, царящие у нас в лицее. Странно, я вдруг испытываю столь редкое для меня состояние счастья. От мысли, что мне предстоит открывать этот неведомый мир, где мои ровесники имеют те же обязанности, что и взрослые. Я чувствую себя здесь чужой. И в то же время как будто бы нахожусь в своей стихии. Думаю о Вере и её родителях. Она тоже очень зрелая и вместе с тем такая печальная и сдержанная. Гибель её старшей сестры, должно быть, погрузила всю семью в непроглядный мрак, который останется с ними навеки. Но я вижу и другое. Близость, взаимное уважение, любовь, озаряющую их несмотря ни на что.

Подходит наша очередь. Вслед за Брук я встаю в середину белого круга. Шар зависает у нас над головами. Открывается люк, шар опускается и заглатывает нас, закрываясь под нашими ногами. Мягко, но быстро мы набираем высоту. Брук включает экран, а я, затаив дыхание, любуюсь панорамой, открывающейся внизу. Окна кокона, где живёт Вера, выходят на равнину. Зелёную, но пустынную. Зато с другой стороны всё полно жизни и энергии. В лучах зари передо мной простирается огромный город. Сетка улиц тянется до самого горизонта. Повсюду полным-полно людей. Сильнее всего радуют цвета: все оттенки зелёного на деревьях, глубокая голубизна утреннего неба, взрывы жёлтого и красного среди блестящих листьев. Ещё богаче палитра улиц, где дома словно соревнуются в креативности, используя самые необычные краски и материалы. Здания, кое-где утопающие в зелени, построены более-менее по одной модели, однако фасады у всех разные. Здесь на строгом фасаде выложен дракон из кирпичей. Там – промежутки между окнами украшены рифлёным железом. И вон – огромное полотно, смятое и застывшее, стекает, словно театральный занавес, с крыши небоскрёба, который без этого выглядел бы довольно уныло. Я осмеливаюсь обратиться к Брук с вопросом:

– Кто сделал… всё это? – Я показываю на здания, мимо которых мы пролетаем.

– МГД, – лаконично отвечает она.

Я настойчиво смотрю на Брук, и она снисходит до расшифровки.

– Мастерские Городского Дизайна. То есть все. Потому что город – это для всех, – добавляет Брук, прежде чем отвести взгляд и снова погрузиться в немоту.

Я не настаиваю на продолжении разговора. И с головой ухожу в разглядывание этого мира, бесконечно далёкого от серых трёхмерных картинок леди А., а также от тех мрачных и бездушных конструкций, которыми Центр изначально застроил Периферию. Взбунтовавшись, Демос не только избавился от опеки Центра. Он изменился, отбросил зловещее наследство, чтобы заново создать себя. Я любуюсь горизонтом. На востоке и на западе подобно крепостным стенам возвышаются густые леса, за ними начинаются горы. На юге я замечаю стену тумана, отделяющую нас от Центра. И несмотря на то, что вокруг живой и радостный город, моё сердце сжимается. Я вспоминаю потерянных друзей, семью, всю свою разбитую жизнь. Необратимо разбитую.

Через несколько минут шар доставляет нас на опушку леса. День разгорается, и верхушки деревьев словно обнимаются в розовом, оранжевом, пурпурном небе. Брук наконец-то поднимает глаза.

– Вера найдёт тебя здесь.

И, не дожидаясь ответа, добавляет:

– Я не… Я ничего не имею против тебя…

Я не знаю, что на это сказать. И ограничиваюсь улыбкой. Брук продолжает:

– Просто…

Слова будто застревают у Брук в горле, голос прерывается.

– Ты не похожа на неё. Но ей было столько же лет. И… это… тяжело…

Брук с трудом произносит последнюю фразу. Потом быстро прикасается к моему плечу, но сразу отдёргивает руку.

– Извини, – шепчет она.

Я хочу сказать что-нибудь успокаивающее, но не нахожу слов. Горло тоже сжимается. Брук оборачивается.

– А вот и Вера, – говорит она и тут же уходит, не прощаясь.

Когда Вера приближается ко мне, Брук уже далеко, шар опускается и уносит её.

– Здесь меньше камер наблюдения, – объясняет девочка. – Но всё-таки не стоит задерживаться.

Быстрым шагом она ведёт меня в глубину леса.

– Зачем все эти камеры? У вас в Сити чувствуешь себя загнанным зверем. Я думала, здесь все имеют равные права… Демос как демократия, нет? – насмешливо добавляю я.

– Это не для того, чтобы следить за нами. А для того, чтобы наблюдать за нашими врагами из Центра, если вдруг они просочатся и внедрятся к нам, – отвечает Вера и смотрит так, что мне становится не по себе. – Мы живём слишком близко к границе.

– Очевидно, Блейк и Кейт пользуются камерами и для других целей. Они ведь выследили тебя с их помощью, разве нет?

Вера останавливается и пристально смотрит на меня.

– Они искали убийцу, – напоминает она.

Кажется, что Вера, столь же болтливая, как и её мать, хочет закончить этот разговор. Я не настаиваю. Она уверенно петляет между деревьями, то и дело поднимая голову в поисках знака или движения. Или каких-то невидимых мне ориентиров. Девочка явно знает это место как свои пять пальцев. Лучше, чем я могла бы себе представить. Решительно, она не перестаёт меня удивлять.

После десяти минут хождения по лесу, который становится всё более диким, Вера вдруг останавливается.

– Пришли.

Я оглядываюсь. Мшистые стволы тянутся насколько хватает глаз. Кроны деревьев так густы, что сквозь них не видно неба. Земля покрыта опавшими листьями и ветками. Здесь слишком темно, чтобы смог пробиться подлесок. Густой и влажный воздух наполнен запахами коры, смолы и гниющей листвы.

– «Пришли»? Но куда?

– Стой здесь, – говорит Вера, ныряя в рощицу.

– Эй! Погоди!

Я устремляюсь следом. Девочка как сквозь землю провалилась. Словно гном в волшебном лесу.

– Вера! Вера!

Я слышу хруст веток, потом её голос. Бросаюсь на эти звуки и наконец вываливаюсь на полянку, где тут же натыкаюсь на Вигго. Он вскакивает и смотрит на нас гневно и в то же время удивлённо.