Текст книги "Мила Хант"

– Вера, что она делает здесь?

– Я не знала, где её спрятать, и решила…

– Что ты можешь привести её сюда, рискуя…

Он не договаривает. Вера, видимо, и так поняла. В отличие от меня. Но я не могу допустить, чтобы эта девочка одна всё расхлёбывала.

– Она тут ни при чём. Я…

– Не вмешивайся! – рявкает Вигго.

Кровь во мне закипает. Я собираюсь ответить ему какой-нибудь хлёсткой репликой. Однако Вера останавливает мой порыв едва заметным жестом. Я осекаюсь.

– Пойдём поговорим, – говорит Вигго, обращаясь к Вере.

Он бросает на меня властный взгляд, которому я не могу не подчиниться. Вера вляпалась в скверную историю исключительно по моей вине, и я бы не хотела усугублять её положение, но этот тип не желает ничего слышать. Они отходят на расстояние, достаточное для того, чтобы их разговор не долетал до моих ушей. Но вскоре они начинают говорить громче, и я улавливаю обрывки фраз.

– …необдуманно… неужели ты не понимаешь… всех под угрозу, сделав это…

– …хуже, если бы она осталась дома… я уверена, что она…

– …ты не можешь быть уверенной в этом…

– …доверять мне… я всегда доверяю тебе…

– …предать?..

– …я бы увидела…

Вигго, вздохнув, бросает на Веру взгляд, полный укора, и возвращается ко мне.

– Решительно, у тебя талант попадать в передряги и подвергать опасности окружающих, – произносит он ледяным тоном.

На этот раз я больше не сдерживаюсь.

– Послушай, я ничего ни у кого не просила, согласись? Так что спасибо за всё, что вы для меня сделали. А теперь я пойду – и вы больше обо мне не услышите. Ты можешь продолжать играть в тирана с ней, – я киваю в сторону Веры, – потому что со мной этот номер не прокатит.

Я разворачиваюсь и ухожу, молясь, чтобы моя пространственная память помогла мне найти обратную дорогу.

– Вернись.

Его голос очень спокоен, уверен и твёрд. Не обращая на него внимания, я продолжаю продираться сквозь заросли.

– Я прошу об этом не ради тебя, – уточняет он. – И не ради Веры. Ради себя. Мне не нужно, чтобы тебя поймали и силой заставили говорить.

Я живо оборачиваюсь.

– Я и не сомневалась, что это не ради меня. Но мне абсолютно плевать, почему ты прячешься в лесу, как дикарь. А ещё больше плевать, если тебя найдут.

– Ты вообще ничего не знаешь. Не пройдёт и суток, как ты попадёшь в лапы Службы безопасности. И, поверь, там ты быстро перестанешь быть такой гордой.

Я делаю ещё несколько шагов. Я знаю, что он прав. И поэтому, проглотив обиду, возвращаюсь.

– Это правильно. Для всех, – кивает Вигго. – Они зарегистрировали твою татуировку?

Я не понимаю, о чём он. Вместо меня отвечает Вера.

– Нет. Просто убедились, что она из Демоса.

– Ладно. Тебе надо исчезнуть на несколько дней. Не появляться в Сити и особенно у Купола. Подождать, пока поисковый запрос отойдёт на второй план. Со стороны Центра происходит столько атак со смертельным исходом, что на одном разыскиваемом долго не задерживаются… Что бы он ни натворил, – уточняет Вигго, пристально глядя на меня. – Потом сможешь вернуться к Вере. Если она согласна.

Девочка кивает.

– Но не расслабляйся. Ты в любом случае останешься в их базе данных. Тебе надо будет стать незаметной. Ты умеешь это делать? – насмешливо интересуется он.

Я не отвечаю, и Вигго поворачивается к Вере.

– Возвращайся скорей. Если они правда следят за тобой, тебе надо быть безупречной. Только не иди той же дорогой. Сверни немного южнее. Запутай следы, прежде чем вернуться в кокон.

Вера уходит. Она оборачивается на краю поляны, затем исчезает в тени деревьев. Мне становится страшно за неё.

– Она ничем не рискует?

– Вера осторожная. И очень умная.

– Этого недостаточно, чтобы найти дорогу.

– Она хорошо знает лес. И потом, ей всего лишь надо следовать знакам. – Вигго показывает на стволы деревьев, помеченные красным почти у самой кроны.

Я с тоской думаю о тех днях, что должна буду провести как пленница в этом лесу, отложив свою миссию, от которой зависит жизнь моих близких. Я не могу себе этого позволить.

– Я уйду. Где-то на час, – говорит Вигго. – А когда вернусь, будем жить бок о бок. Только в тишине.

Затем он тоже исчезает меж стволов. И я остаюсь одна – в негостеприимной зелёной ловушке. Но я не намерена сидеть сложа руки в ожидании его возвращения. Надо хотя бы изучить это место. Я иду туда, где Вера и Вигго держали совет, пробираюсь сквозь густую листву – и натыкаюсь на скрытую в полумраке хижину.

Я толкаю дверь и какое-то время жду, чтобы глаза привыкли к темноте. Вот уже я могу разглядеть кровать, большой чемодан, плиту, шкаф, набитый консервами, этажерку со сложенной одеждой. В глубине хижины – раковина с капающим краном. Здесь ещё более душно, чем снаружи.

Я выхожу и слышу, как первые капли дождя стучат по листьям. Бескрайнее уныние затопляет меня. Почему всё, за что я ни берусь в этом удивительном мире, заканчивается так плохо? Что я делаю здесь, в опасном лесу, вместо того чтобы шастать по городу, пытаясь добыть сведения о местных шефах? Я должна выбраться отсюда как можно скорее, предупредить С.! Небольшой дождик за пару секунд превращается в ливень, пресекая все мои поползновения.

Промокшая насквозь, я укрываюсь в хижине. Сначала я немного смущаюсь, но потом, освоившись, растягиваюсь на кровати. Мой взгляд блуждает по потолку, я предаюсь мрачным мыслям, где мелькают угрожающие тени леди А. и С., а также сбивающий с толку образ Веры. Потом возникает лицо Вигго – загадочное, непроницаемое. Я вскакиваю, задыхаясь. Я всё ещё одна в хижине? Или я уснула? Сколько времени прошло? Ливень закончился. Сквозь ветви я угадываю солнце, которое уже стоит высоко. Влажность усилилась раз в десять. Такое впечатление, будто мои лёгкие стягивает свинцовая проволока.

Оставив дверь открытой, я подхожу к большому чемодану. Поколебавшись немного, поднимаю крышку. Там лежат тонкое одеяло, тёплые вещи, папки, похожие на официальные досье, а в самом низу – связка писем. Все адресованы Вигго. Почерк ровный и аккуратный. Я кладу их обратно и хочу снова прикрыть всё одеялом, как вдруг какой-то тяжёлый предмет с острыми углами больно колет мне руку. Я разгребаю барахло и вытаскиваю застеклённую фотографию. Это портрет молодой девушки, которая почему-то кажется мне знакомой. Её черты гармоничны, глаза смеются, она выглядит счастливой. Я собираюсь вернуть снимок на место. И тут у меня за спиной раздаётся окрик:

– Что ты делаешь?!

23

Я выпускаю фотографию из рук, и она падает на пол. Оборачиваюсь, не в силах произнести ни слова. Вигго, белый как бумага, смотрит на осколки. Потом бесцеремонно отпихивает меня в сторону. Вытаскивает фотографию, прячет в чемодан и яростно захлопывает крышку. А куски стекла ногой отбрасывает в сторону. Его тёмно-синие глаза почернели от гнева. Челюсти сжаты. Кажется, он готов убить меня. Я покаянно бормочу:

– Я… прости… я думала…

– Что ты думала?! Что ты у себя дома?! Что можешь рыться в моих вещах без всякого смущения?

Вигго прислоняется к стене, опускает голову. Такое чувство, что я разбудила какую-то жуткую боль. Это невыносимо. Не думая, прикасаюсь к руке Вигго. Кожа горяча, будто от душевного страдания у него резко подскочила температура.

– Извини, – мямлю я. – Не знаю, что на меня нашло.

Он отстраняется, глубоко вздыхает.

– Я тоже неправ. Среагировал слишком резко. Прости.

– Я бы на твоём месте повела себя точно так же.

Вигго выходит из хижины. Абсолютно растерянная, не в состоянии оставаться на месте, я плетусь за ним следом. Птичьи трели и порывы ветра, гуляющего по поляне, не заполняют молчания, которое лежит между нами как пропасть.

– Она очень красивая, – бормочу я.

Вигго наконец оборачивается. И печально смотрит на меня сквозь свои тёмные космы.

– Да, – соглашается он. – Очень красивая.

Я колеблюсь, пытаясь подобрать слова, а потом ляпаю, до ужаса неловко:

– Ты хочешь поговорить об этом?

Вигго не отвечает.

– Мне лучше уйти?

Он садится около дерева на старые диванные подушки, уже потерявшие цвет. Две из них кладёт рядом с собой и смотрит на меня. Я опускаюсь рядом. Мы сидим так довольно долго. Но на этот раз молчание не тяготит. Вигго вытягивается на спине, его взгляд теряется в глубине очистившегося неба. Тени от листьев рисуют постоянно меняющиеся узоры у него на лбу. Идеально очерченные чёрные брови, высокие скулы. Сквозь многодневную щетину я замечаю шрам, прорезающий щёку до подбородка. Опершись на локоть, я гляжу на солнечную листву.

– Она из твоей семьи?

– Это моя девушка. Почти невеста.

– Она… тебя бросила?

Вигго быстро встаёт и идёт в хижину. Порывшись в холодильнике, выносит мне бутылку содовой.

– Держи. Это всё, что есть. Или холодный чай.

– Сойдёт, – отвечаю я, отвинчивая крышку.

Я бы хотела продолжить разговор, но Вигго меня опережает:

– А что, если мы поговорим о тебе?

Предыдущий момент, немного вне времени, словно вырвал меня из реальности с её угрозами. Но я не должна доверять никому. Даже Вигго, который меня спас. Он настаивает:

– Я принимаю тебя здесь. Ты, похоже… чувствуешь себя как дома, скажем так. И я ничего не знаю о тебе. Ну, или почти ничего.

– Что ты хочешь узнать?

– Правду. Почему ты уехала из деревни?

Вигго смотрит так, будто собирается просверлить мне череп и порыться в моей голове в поиске улик. Придётся рискнуть и что-нибудь сказать. Я вспоминаю те скупые сведения, которыми меня снабдили.

– Ну… Земледелие и животноводство – это не моё.

– Индустриальные кластеры тоже не подошли мадемуазель?

– Я… я плохо ладила с другими. Меня выгнали.

Вигго перекатывается на бок и смотрит на меня. Вид у него одновременно и позабавленный, и раздражённый.

– Ты жила в настоящей деревне или в городе? Там ведь тоже есть города. Хоть и не такие большие, как Сити.

Я чую ловушку и ломаю мозг в попытках уйти от ответа. Но долго ли это будет прокатывать с таким типом, как Вигго?

– Мы жили везде понемногу. Но мне нигде не было хорошо.

– Ты не любишь работать. Не любишь людей. Тебе лучше уехать на необитаемый остров.

– Я об этом мечтаю.

Тут я даже не вру. Вигго впервые улыбается. Я и не предполагала, что он это умеет. Он укладывается обратно и бросает:

– Ну и что нам с тобой делать?

Что нам с тобой делать? Вопрос болезненно отзывается внутри. Я вспоминаю лицо матери, когда она обнаружила один из моих школьных табелей. Далеко не блестящий. «Почему ты отказываешься трудиться, Мила? Что нам с тобой делать?» – тихо стенала она. Мать притворялась, будто говорит вполголоса, чтобы не беспокоить отца в соседней комнате. На самом деле эта маленькая хитрость имела прямо противоположную цель: пробудить его интерес. Интерес ко мне. Стоило большого труда вызвать у отца хоть какую-то реакцию на дочь. И мать радовалась, даже если этой реакцией (чаще всего) становились упрёки. Однако отец был не глупее меня. На четвёртом «Что нам с тобой делать?», достойном греческой трагедии, он, желая, чтобы его наконец оставили в покое, крикнул из соседней комнаты:

– Она будет делать что хочет!

Несколько секунд мать смаковала свою жалкую победу, а я изумлённо думала: неужели отец способен выказать мне доверие и принятие? Но потом он добавил:

– То есть ничего.

Вот как отец представлял мои жизненные амбиции: ничего не делать. Чуть позже, когда я уже спряталась в постели, до меня дошло и другое, ещё более унизительное значение его слов. Я ни на что не гожусь. Поэтому логично, что я не стремлюсь что-то сотворить из своего убогого существования. Проплакав всю ночь, я поняла, почему отец предпочитает меня игнорировать. Это лучше, чем видеть дочь такой, какой он видит: человеком без будущего.

Проходит несколько секунд, прежде чем я вырываюсь из своего болезненного воспоминания.

– Никто не должен ничего делать со мной, – сухо отвечаю я. – Я сама о себе позабочусь.

Вигго удивляет моя реакция.

– В любом случае на данный момент единственное, что тебе нужно, это чтобы о тебе забыли.

– Я поняла. А затем Вера будет заботиться обо мне как мамочка.

– Не смейся над ней. Это мужественная и ответственная девочка.

– Я знаю. И я не смеюсь.

Вигго достаёт из сумки несколько фруктов. Ополаскивает их в бочке с водой и протягивает мне.

– Что ты намерена делать, когда вернёшься в Сити?

– Попытать удачу. Найти где жить, например.

– Ты можешь остаться у Веры. Будешь ответственной за кокон, пока она не достигнет нужного возраста.

– А как же её родители?

– Но это больше не их задача, – удивляется Вигго. – Неужели у тебя в деревне взрослые были ответственными за кокон?

– Я жила там не очень долго, – отвечаю я самым искренним тоном, на какой способна. – Мои родители… они из Центра.

Вигго приподнимается и смотрит на меня в упор. Потом делает знак, чтобы я продолжала. Я бросаюсь в омут с головой, не давая себе времени на сомнения.

– Мой отец боролся с властью. И однажды ночью нам пришлось бежать, бросив всё. Мы пробрались сквозь стену тумана и укрылись в Демосе.

– Они всё ещё здесь?

– Их поймали довольно быстро. Во время одной из зачисток, которые армия Центра проводит вдоль границы.

Поколебавшись, я добавляю:

– Они погибли.

Черты Вигго едва заметно смягчаются. Кажется, я прошла испытание огнём. Но нет, он продолжает расспрашивать:

– А тебя не арестовали?

– Они меня спрятали.

– Потом ты вошла в другой кокон?

– Нет, справлялась в одиночку. После гибели родителей я привыкла никому не доверять.

– Почему ты ничего не рассказала? – с упрёком спрашивает Вигго.

– Мне трудно говорить о моей семье.

Вигго придвигается ближе.

– Хочу, чтобы ты поняла одну вещь. Ты здесь только потому, что я полностью полагаюсь на интуицию Веры, каким бы странным мне это ни казалось. Хотя сам я тебе не верю.

Я морщусь, но слушаю.

– Кто поручится, что ты не шпионка Центра, за которой охотится Служба безопасности?

Я задираю рукав, обнажая татуировку. Рука дрожит, и я сжимаю кулак так, что белеют суставы. Вигго пристально смотрит мне в глаза, не давая отвернуться. Такое чувство, будто он схватил меня за горло и безжалостно душит.

– И кое-что ты должна была выучить, даже живя в деревне. Все в Демосе знают это.

Я паникую. О чём он говорит? Мой мозг дымится, выдавая одну осечку за другой, в голове всё кипит. Я обливаюсь холодным потом, меня трясёт. Вигго встаёт. Я пропала, это точно. Внезапно я слышу какие-то приглушённые звуки. Кручу головой, тщетно пытаясь понять, откуда они. И тут до меня доходит: это голос С. Я машинально прижимаю руку к уху, но слов не разобрать. Однако в памяти вдруг сама собой всплывает его фраза: «Запомните одну вещь, Мила. Если вам надо будет доказать принадлежность к Периферии, скажите…»

– «Никогда как они»!

Я выкрикнула это в полный голос.

– Никогда как они, – повторяю я с глубоким вздохом.

Потом с колотящимся сердцем опускаюсь на траву, пытаясь скрыть обуревающие меня эмоции. Вигго, кажется, испытывает не меньшее облегчение, чем я. Первые капли дождя прерывают нашу опасную беседу.

– Пойдём, – говорит он. – Укроемся в моём дворце.

С неба обрушивается настоящий потоп, запирающий нас в крошечной – метр на метр – хижине. Мне совсем не хочется вновь попасть под огонь вопросов. Поэтому я следую стратегии, которая меня не раз спасала: атакуй, не дожидаясь нападения.

– Ты упрекаешь, что я ничего не рассказываю о себе. Но ведь и я о тебе ничего не знаю. Почему ты торчишь в этой лачуге? Вместо того чтобы быть в строю, как Вера и все остальные?

Вигго отвечает уклончиво.

– Скажем так, я не люблю этот образ жизни. Слишком формализованный. Хоть и признаю´, что он справедлив.

Я обвожу взглядом его домишко.

– Жить здесь – действительно менее банально.

– Мне тут хорошо. Я один. Ведь это моё право, нет?

Вигго говорил о моём вторжении в его укрытие как об опасности для всех. Значит, и для него тоже.

– Ты здесь… легально?

Его пронзительный взгляд выводит меня из равновесия. Но я выдерживаю и не отвожу глаз. Наконец Вигго отвечает:

– Разве кто-то должен об этом знать? Я никого не беспокою. И никто не беспокоит меня. За одним лишь исключением.

Он бросает взгляд в окошко. Дождь не перестал. Наоборот, усилился.

– Я опять должен уйти. Вернусь вечером. И если ты сбежишь, я найду тебя… и убью.

Не уверена, что он шутит. Вигго оборачивается на пороге, неопределённо улыбается и ныряет под потоки воды.

Выждав несколько минут, я устремляюсь к раковине. На небольшой полочке аккуратно лежат бритва, гель, маникюрные ножницы и дезодорант. Нахожу своё отражение в маленьком зеркале, хватаю одной рукой прядь волос, а другой – ножницы. Клацанье лезвий – и кудри опадают в раковину.

Вскоре я уже ерошу совсем короткие волосы. Я с трудом узнаю себя. Но этого недостаточно. Открываю шкаф и нахожу нечто вроде аптечки. Читаю этикетки на флаконах и наконец нахожу то, что может мне помочь: перекись водорода. Я выливаю содержимое себе на голову и энергично втираю в остатки волос и даже в брови. А потом жду. Проходит полчаса – по моим ощущениям целое столетие, – я сую свой остриженный череп под кран. Холодная вода приносит облегчение. Когда я выпрямляюсь, чтобы взглянуть на себя в зеркало, то невольно отступаю назад. Моя шевелюра похожа на неровно подстриженное поле, выжженное солнцем. Оранжевые и жёлтые пряди торчат во все стороны. И я уже понимаю, что ничто не заставит их лежать ровно. Я вынимаю пирсинг из ушей, правой брови и ноздри. На этот раз я неузнаваема. Я больше не темноволосая Мила, которую принудительно отправили на Демос с жутким заданием. Я – нечто вроде пришельца. Какое-то незнакомое мне самой существо. Машина, готовая убивать. И это успокаивает.

Усилием воли я заставляю себя вновь открыть чемодан Вигго. На этот раз я знаю, что ищу. Я выбираю пёструю футболку и куртку на молнии. Образ завершают мои собственные высокие ботинки на шнуровке. Серый наряд, полученный от С., я прячу в углу хижины. Я готова.

Дождь уже перестал, и солнце пробует пробраться сквозь густую листву. Я поднимаю голову, отыскиваю глазами красную метку на стволе, слева от меня, и углубляюсь в лес.

24

Я наконец выбираюсь на опушку леса. Во время этого марш-броска мои мысли постоянно возвращаются к Вигго. Почему он скрывается тут? В одиночестве? Кажется, ему нравится справедливое общество Демоса с равными правами для всех. Так почему же он предпочитает жить вне его, как изгой? Я бы хотела разузнать об этом побольше. Но воспоминание о моей бестактности и его реакции леденит кровь. Отныне я смогу узнать о нём лишь то, что он сам соизволит открыть. Лицо девушки с фотографии намертво впечаталось в мою память.

На границе леса начинаются первые городские кварталы. Вдалеке я различаю силуэты башен. Над головой снуют туда-сюда прозрачные шары. Я повторяю себе, что моя первоочередная задача сейчас – выйти на связь с С. Сообщить ему, что всё пошло не так, как планировалось, но я жива и не отступаю, просто мне нужно время. Я отыщу выход, а он должен уговорить леди А. подождать и не приводить её угрозы в исполнение. А ещё – помочь мне. Но как это осуществить? Куда пойти? В любом случае – подальше от леса. Мне надо войти в этот мерцающий город, который я видела из окна летающего шара. Там я найду способ. Должна найти.

Я подхожу к ближайшему белому кругу. Там небольшая очередь. Прямо передо мной стоит тощий лохматый парень. Я нервничаю.

– Можешь мне помочь, пожалуйста?

Он одаривает меня сияющей улыбкой, которая контрастирует с его тёмной кожей.

– Конечно!

– Я не умею пользоваться этими шарами.

Он смотрит с удивлением.

– Я приехала из деревни.

– А вы там что, ездите на повозках?

Парень разражается хохотом. Больше похожим на конское ржание. Я вздыхаю, подняв глаза к небу.

– ОК, это было не очень смешно, – выдыхает он. – У меня никогда не получается смешно пошутить, когда я первый раз общаюсь с девушкой. Но потом будет намного лучше, поверь.

– Хорошо, ты меня успокоил.

– Теперь ты живёшь здесь? – спрашивает он, указывая на небоскрёбы.

– Я остановилась в башне номер тринадцать.

– Добро пожаловать. И, поскольку мы помирились, Кондор покажет тебе, как пользоваться шарами.

Я озадаченно смотрю на него. Он хватает мою руку и сильно трясёт.

– Я – Коннор. Но друзья зовут меня Кондором. Догадываешься почему?

Я уже начинаю думать, что было бы лучше разобраться с шарами самостоятельно. Парень распахивает свои рахитические руки и делает вид, что пари´т.

– За мой размах. Мою энергию. Мой пронизывающий взор…

Я пытаюсь разглядеть маленькие глазки за жёлтыми стёклами очков. Меня больше интересует он сам, чем его прозвище.

– Ладно. Признаюсь, это не особо бросается в глаза, – говорит парень, немного разочарованный.

Он всё-таки добивается моей улыбки.

– Не особо, – соглашаюсь я. – Но я пригляжусь получше.

– Досадно, – вздыхает он. – Тогда зови меня Конни, как все. А вот и наш.

Я вступаю вслед за ним в белый круг, и пустой шар зависает над нами, прежде чем нас поглотить.

– Куда тебе? – спрашивает Конни.

Я растерянно пожимаю плечами. Ладно, попытаюсь.

– В центр Сити…

– К Куполу?

– Точно.

Конни рисует на экране светящуюся линию. Это похоже на детскую игру. Он слегка прикасается к изображению, чтобы подтвердить маршрут.

– Скоро сеть воздушного транспорта распространится на весь Демос. И твои деревенские дружки не будут такими изгоями, как ты.

– Спасибо за изгоя, – сухо отвечаю я.

– Ну-ну, не обижайся! В любом случае это же гениально, согласись! Больше нигде не будет этих громоздких машин, загрязняющих воздух!

– Как шар нас заметил?

– Те, которые свободны, останавливаются над белыми кругами.

– Ты им управляешь?

– Нет. Шар движется с помощью автопилота, подключённого к GPS. Система навигации фиксирует перемещения других шаров в реальном времени и с точностью до секунды.

На этот раз Конни говорит очень серьёзно, глаза блестят. Видимо, техника – его конёк.

– А нас не могут засечь со спутников?

Конни трясёт головой. Его афропричёска в стиле семидесятых годов при этом неподвижна, ни один волосок не шелохнётся.

– Мы остаёмся на низкой высоте. Под защитным экраном. Он стирает любые изображения.

Я оглядываюсь в поисках мотора или бензобака. Но обнаруживаю только зарядный ящик под навигатором.

– Они электрические?

– Что-то в этом духе. Если у тебя есть часа два, могу объяснить.

– Ладно, скажем, что электрические.

Я вспоминаю о великолепных машинах из коллекции моего отца. Это наша с ним единственная точка соприкосновения – я просто без ума от скорости. В те времена, когда я симпатизировала нашему шофёру Джеймсу, я часто упрашивала его пустить меня за руль, и он всегда уступал. Летя по трассе, где-нибудь за городом, я выжимала максимум из двигателя – и забывала обо всём на свете. Я мечтала уехать, сбежать, не снимать ногу с педали газа, пока не окажусь в самом удалённом уголке мира. И Джеймсу приходилось умолять, потом угрожать, чтобы я повернула обратно.

Шар движется с негромким шипением. Я заворожена пейзажем, буйными цветами, кипящей жизнью. Смутно различаю внизу каменную арку, стоящую на площади, от которой, как лучи, расходятся большие проспекты. Чуть дальше, на берегу бурного потока, возвышается железная башня на четырёх опорах. Конни, проследив за моим взглядом, объясняет:

– Это осталось с тех времён, когда Периферия должна была представлять одну или несколько мировых столиц: Берлин, Париж, Лондон, Токио… Они планировали построить здесь фешенебельные пригороды, каждый из которых повторял бы архитектурные коды знаменитых городов. Но проект не вызвал интереса у обитателей Центра – они не пожелали переезжать сюда, и его забросили.

– И поскольку не знали, что делать с уже построенными зданиями, то решили поселить в них бедняков.

– Как всегда. Лучшее достаётся богатым, а загаженные окраины – нищим и безработной молодёжи. Это были наши дедушки и бабушки, сорок лет назад. Те, из Центра, считали их париями, даже когда Демос ещё не существовал. Они портили красивую картинку. Поэтому их решили прогнать с глаз долой. Собрать всех здесь, пообещав прекрасную жизнь – новую профессию, рабочие места.

Конни принимается смеяться, будто рассказывает анекдот.

– По-моему, – продолжает он, – парни из Центра должны были пожалеть об этом. Особенно после восстания. Жизнь в Демосе теперь правда прекрасна. Особенно в Сити… Посмотри!

Я снова вижу те ошеломительные здания – точнее, то, что из них сотворили жители Демоса. Мне вспоминаются скупые объяснения Брук, и я решаю расспросить Конни, который выглядит несколько более разговорчивым.

– Кто входит в Мастерские Городского Дизайна?

– Все! Каждый, кто хочет и чувствует в себе творческую жилку. Но на практике участвуем в основном мы, молодые. Обычно мы кипим. И взрослые это признают. Они молодцы, почти всегда дают нам карт-бланш. С нашей стороны, мы знаем, что взрослые более эффективны в тех областях, где требуется опыт. Понимаешь, о чём я?

– Что значит «мы кипим»?

– Мы в том возрасте, когда в голове кипят творческие идеи. У нас нет ни страхов, ни ограничений. Завтрашний день принадлежит нам.

Конни распахивает руки на манер «я король мира», словно хочет обнять проплывающий внизу город. Его воодушевление удивительно. И заразительно. Я не понимаю: как простая стена тумана может разделять два столь разных мира? Я думаю о Центре. Об архаичном отношении к молодёжи. О том, что нас считают неспособными к ответственности. И уж точно не настолько талантливыми, чтобы взрослые следовали за нами, позволяя самим принимать решения. Вспоминаю наших преподов – не говоря уж о родителях! – которые всегда общаются с нами свысока и в ответ на любые возражения снисходительно твердят: «Ну-ну, поживи с моё, увидишь, что я прав!» Конни смотрит на меня, забавляясь. Но потом пододвигается ближе, став неожиданно очень серьёзным:

– Хорошо. Проблема в том, что гормоны тоже кипят. И это, признаться, я могу контролировать гораздо хуже.

Я разражаюсь хохотом. Удивительно. Такого со мной не случалось уже очень давно. За одно это я ему благодарна. Конни почему-то вызывает доверие.

– Я предупреждал, – заявляет он с лучезарной улыбкой. – Дай мне немного времени, и я сделаюсь забавным.

– Точно, – соглашаюсь я.

– И это ещё не все сюрпризы, здесь…

Я кручу головой, не зная, куда смотреть. Внизу сейчас проплывают река и стена тумана, обозначающие границу с Центром. На западе – другой водоём, поменьше. Шар летит над ним всего несколько секунд. И как раз в этот миг у меня в ухе раздаётся шипение и знакомый голос грубо возвращает к реальности.

– Мила…

Несмотря на ненависть, которую я питаю к С., услышав его, я испытываю неописуемое облегчение. Такое чувство, будто в бушующем океане мне кинули спасательный круг. Конни сосредоточен на траектории шара. Я отхожу от него, надеясь, что лёгкий свист летательного аппарата заглушит мои слова.

– Мила… вы меня слышите? Мы зафиксировали ваш голос… Если вы меня слышите, ответьте!

– Слышу, – шепчу я как можно тише. – Не орите… Я не могу говорить громче.

– Приёмник у вас в губе трансформирует легчайший шёпот в нормальный звук. И помните, что вы единственная, кто меня слышит…

Я улавливаю насмешливые интонации. Если бы он стоял сейчас передо мной, я бы его задушила.

– Как у вас дела?

– Супер! Спасибо! У вас есть ещё идиотские вопросы?

Конни оборачивается.

– Ты что-то сказала?

– Нет, я пела. Я часто пою.

Я демонстративно отхожу от него подальше.

– Вы поёте? – спрашивает С.

Я снова возвращаюсь к разговору с ним.

– Вы с самого начала заставляете меня петь. Разве нет?

– Не будем терять время. Связь очень неустойчива…

– Интересно знать почему…

– В какой вы стадии, Мила? – перебивает меня он.

– Я делаю всё что могу. Пытаюсь выбраться из того дерьма, в котором нахожусь.

– Ваше задание, Мила…

– Вы меня отправили в мир, о котором не знаете вообще ничего. Весь ваш план провалился с самого начала. И теперь я должна выпутываться одна. Так что не лезьте ко мне с вашим заданием!

Мы меняем направление. У меня в ухе раздаётся скрежет, обрывки слов, потом наступает тишина. Я пытаюсь забиться в самую глубину шара, как можно дальше от Конни, и шепчу:

– С.? С.! Ответьте! Говорите! Чёрт…

Нет связи. Я должна запомнить место, где появился сигнал. Выглядываю наружу. Мы заметно удалились от воды.

– Что это за река?

Конни, кажется, удивился, что я опять обращаюсь к нему. После того как секунду назад была полностью поглощена собой. Он, должно быть, принимает меня за сумасшедшую.

– Западная Река. Она течёт через Западный Лес. Подходить к ней близко я тебе не советую.

– Почему?

– Возле воды защитный экран действует слабее. Тебя могут засечь системы наблюдения Центра. А их военные там постоянно патрулируют. И они мечтают только об одном: захватить кого-нибудь из нас, чтобы заставить говорить.

Теперь я понимаю, почему С. смог поймать мой голос и почему мы смогли поговорить несколько мгновений. Я хорошенько усваиваю эту информацию.

– Шары запрограммированы не подлетать слишком близко к воде.

Я оборачиваюсь и пытаюсь запомнить путь до реки. Шар опускается.

– Я выхожу здесь, – говорит Конни. – Шар доставит тебя прямиком к Куполу. До скорого?

– Может быть…

Шар закрывается. Я устремляюсь к экрану и повторяю жесты Конни. Выбираю Западную Реку. Шар не знает такого места. Конечно! Конни же объяснил, что они запрограммированы её избегать. Пытаюсь выбрать другое направление, максимально близкое к реке: Западный Лес. На сей раз бортовой компьютер принимает мой запрос, и шар взлетает.

Через несколько минут я ступаю на белый круг. Потом ныряю в тень деревьев и скрываюсь в лесу.

Он ещё более дремучий и враждебный, чем тот, где обитает Вигго. Я, конечно, пыталась сориентироваться, когда подлетала к лесу на шаре, но внизу тут же заблудилась. Буквально через пару шагов. Я с трудом продираюсь сквозь густую чащу. Пот катит с меня градом, всё тело в царапинах. Вскоре я вынуждена остановиться, наткнувшись на заграждение из колючей проволоки. Неожиданное препятствие приводит меня в ярость. Я опускаюсь на землю и пытаюсь протиснуться снизу. Безуспешно.

– С.? С., слышите?

Только негромкий шум леса в ответ. Я залезаю во внутренний карман куртки и достаю оружие, которое получила от Л. перед отправлением из Центра. Едва коснувшись моей ладони, палка идеально вливается в неё и начинает светиться слабым синеватым светом, таким бледным в сумраке подлеска. Я поднимаю голову. Крыша из листьев надёжно защищает от неба, она не пропустит ни единого отблеска. Протягиваю руку к колючей проволоке и сосредотачиваюсь. На конце палки вспыхивает ослепительный луч. Он разрезает проволоку, словно это простые нитки. Через секунду большой прямоугольник, вырезанный из ограды, спутанным клубком падает на траву. И я продолжаю путь.

Спустя четверть часа я выбираюсь на берег, плавно спускающийся к реке. Здесь небо кажется более чистым, и это успокаивает, несмотря на то что на открытом пространстве сильнее риск быть замеченной. Я вспоминаю предупреждение Конни. У реки защитный экран имеет менее интенсивное излучение, и системы слежения Центра могут нас обнаружить. Сделав глубокий вдох, я бегу вниз. Мне кажется, я различаю далёкий шум города и посвист пролетающих в небе шаров. Выбираю место, где кусты подходят почти к самой воде. Здесь я смогу укрыться от случайных взглядов. Возможно, у меня получится выйти на связь с С. и поговорить подольше, чем во время полёта на шаре. В первый раз я ощущаю некий проблеск надежды на то, что сумею выбраться отсюда живой, выполнить задание, спасти близких.