Текст книги "Лестница Ангела"

Глава 6

Два месяца и 20 дней до конца

Кругом был лес. Ноги цеплялись за трухлявые, влажные коряги. Ветки хлестали по лицу. В оглушающей тишине слышался стон старых сосновых стволов, покачивавшихся на ветру. Запах сырости, мха и хвойной смолы.

Хруст веток под ногами Лизы… но не только под ее.

Она спиной чувствовала, как кто-то приближается сзади.

Лиза бежала по лесу от того, кто шел за ней след в след. Бежала со всех ног, глотая ртом промозглый воздух.

И снова зацепилась за что-то влажное и толстое. Лиза упала – пальцы ощутили мягкий, скользкий мох.

Она обернулась и попыталась отползти подальше.

Идущий за ней приближался.

Внутри все сжалось. Крохотные напряженные глотки воздуха казались оглушающе громкими.

Хруст веток под ногами.

Одна сломалась…

Еще одна…

И еще…

Теперь Лиза смогла разглядеть темную фигуру и лицо… Но оно тут же сменилось другим, а потом третьим. Лица мелькали, как на экране. Некоторые казались смутно знакомыми, и от этого ее дыхание учащалось.

Отвернуться. Не смотреть.

Но не смотреть не получалось.

И вот лица стали сливаться. Правый глаз от одного, левый – от другого, то ли рот, то ли кровавое месиво…

Лиза закричала, закрывшись руками. Что-то холодное коснулось ее щеки. Пистолет. Она по-прежнему держала его в правой руке.

Хруст ветки…

Еще одной…

Немедля ни секунды, Лиза выстрелила.

Она кричала и стреляла. Дрожь была такой сильной, что тело почти не чувствовало отдачу от выстрела.

Она стреляла и стреляла, но человек не падал.

Он и не думал умирать.

Хруст ветки…

Еще одной… Снова…

Уже совсем близко.

Пистолет был еще в руках Лизы. Только бы не увидеть в этой мешанине лиц то единственное, которое она знала так хорошо. Знала, но не помнила.

Остается только одно…

Холодное дуло у виска…

Некто сделал еще один шаг.

Глава 7

За три месяца и 15 дней до конца

Сизиф бодро шагал по длинному коридору Промежуточной небесной канцелярии. Он спешил. За ним, едва поспевая, семенила приземистая женщина с бледным лицом. Она бесконечно что-то бубнила, рассказывая о «вопиющем» случае, потрясшем канцелярию впервые за очень долгое время.

Сизиф не слушал.

Мимо, кто с бумагами, кто со свитками, проходили другие служащие. Они перешептывались, поглядывая на большие экраны, висевшие в коридоре. Было очевидно, что все разговоры сейчас об одном. О том же, о чем без конца щебетала бледная, не поспевавшая за Сизифом женщина.

Почти все служащие носили одинаковые черные костюмы. Форма в любую эпоху была способом размыть индивидуальность, снять с себя ответственность. Многие здесь рано или поздно начинали ее любить, даже несмотря на давящий воротничок.

Лишь один служащий в коридоре был одет иначе – Бенедикт: толстяк в средневековой грубой рясе монаха. Лицо, точно вырубленное по эскизам Босха: грубоватое и в рытвинах, кривые зубы и обязательно свитки в руках – удивительно, как люди цепляются за то, чего уже давно нет. И зачем ему это страшное лицо? Зачем это имя? Сизиф никогда не здоровался с Бенедиктом, потому что тот его раздражал. Бенедикт был его полной противоположностью: держался за все, чем был до смерти.

Монах же, напротив, каждый раз, увидев Сизифа, спотыкался от волнения и заливался краской. Красные рытвины на лице смотрелись еще уродливее, чем бледные.

Вот и сейчас Бенедикт остановился, как-то весь скукожился и неуверенно произнес:

– Сизиф! Доброго здоровьица.

Сизиф прошел мимо, молча.

Монах, помешкав, поплелся прочь. Он не расстроился – привык.

– Кандидат готов? – спросил Сизиф, перебив женщину.

– Мы прокручиваем уже третий цикл чистки, – неохотно ответила та, ее явно гораздо больше волновала совсем другая тема, – но кармических следов слишком много. И еще…

Женщина достала из внутреннего кармана прямоугольный объект, похожий на айпад.

Сизиф усмехнулся – сразу видно, надеется вернуться вниз, поэтому следит за мыслеформами ныне живущих. Он тоже знал про компьютеры и айпады, но лишь по той причине, что они помогали быстрее и легче организовать мысли и воспоминания объектов. Наглядно.

Женщина потыкала пальцами в свой небесный айпад, перелистывая вкладки с графиками, и пожаловалась:

– Не знаю, в чем дело, но я не могу получить доступ к ее прошлым жизням. Блокировано кем-то.

Разговор прервал ролик, вновь запустившийся разом на всех экранах. Служащие замерли, подняв головы.

Спутница Сизифа тоже хотела остановиться, но он продолжал размашисто шагать вперед. И она, нахмурившись, припустила следом.

Краем глаза Сизиф видел, что показывали на всех экранах: симпатичного мужчину средних лет. Затем изображение начинало распадаться на мельчайшие частицы, на атомы.

– Он преступил непреложный закон, – холодно вещал электронный голос.

Сизиф мечтал, что когда-нибудь тот же самый голос скажет ему совсем другое: типичное прощание при переходе наверх, которое редко кому удается услышать. Этого Сизиф ждал больше всего на свете. Но сейчас голос вещал иное, бесконечно повторяя:

«Уничтожен без права восстановления.

Уничтожен без права восстановления.

Уничтожен без права восстановления…»

Семенящая за Сизифом женщина неотрывно смотрела на экраны и утирала глаза краешком рукава.

– Идиот, – констатировал Сизиф, не глядя на распадающееся изображение мужчины. – Третий на моей памяти.

Женщина оживилась. Видимо, все это время она только и ждала, когда Сизиф заговорит об уничтоженном… как же его звали?

– Второй, – прошептала она, неожиданно прибавив шагу. – В наших закрытых чатах пишут, что Безымянного не тронули. Только сослали.

Сизиф закатил глаза:

– Господи, даже здесь теории заговора. И кто же его прячет? Жидомасоны? Рептилоиды? Меньше надо слушать всякий бред.

Женщина снова нахмурилась и немного ссутулилась.

Наконец они подошли к нужному им боксу. В белой двери было маленькое окошко, как в камерах буйнопомешанных в психушке.

Сизиф помедлил мгновение, чем удивил свою насупленную спутницу, а затем заглянул в окошко. В боксе на стуле, одетая в безразмерную серую робу, сидела Лиза. Руки и ноги крепко зафиксированы, на голове – прибор, похожий на шлем виртуальной реальности.

Лиза дергалась, рычала, царапала ногтями подлокотники.

– Борется, – тихо сказал Сизиф.

– Не понимаю, почему ты ее выбрал, – женщина теперь говорила с заметным холодком, шутка про рептилоидов ей явно не понравилась, – Она плохой кандидат: непослушна, недисциплинирована, озлоблена. К тому же слишком запутанная кармическая история.

Сизиф отодвинулся от окошка в двери и невесело усмехнулся.

– Да, все как я люблю. Открывай.

Глава 8

Прямо сейчас

– Осознав, где находится, ваша протеже сразу согласилась сотрудничать? – спрашивает Начальник в черном.

Второй начальник в черном раскладывает перед Сизифом документы из папки: файлы про Лизу и ее фотографии.

Несколько штук.

Первая сделана еще до смерти. На второй Лизу можно узнать разве что по выражению глаз.

И еще одна.

Фотография мужчины, чье лицо он предпочел бы не видеть.

«Ты идиот, Сизиф».

Образ двери, которая находится позади, жжет ему спину.

Сейчас он шел бы по направлению к свободе.

– Ага, как же, – отвечает Сизиф. – Согласись Лиза сразу, она была бы не она.

Глава 9

За три месяца и 15 дней до конца

Сизиф зашел в абсолютно белую комнату.

Стула и шлема здесь уже не было.

И вообще ничего не было.

Яркий белый цвет резал глаза. Проведи здесь час – и перестанешь понимать, где ты и каковы размеры комнаты. Проведи неделю – перестанешь понимать, где верх, где низ, когда день, а когда ночь.

Лиза забилась в дальний угол, все еще одетая в безразмерную серую робу. Она встретила Сизифа звериным взглядом.

«Я уже видел этот взгляд. И не раз», – пронеслось у него в голове.

– Кто ты, на хрен, такой? – с вызовом и старательно скрываемым страхом спросила Лиза. – Главный садист?

Сизиф невесело усмехнулся и приподнял бровь:

– Ох нет, я далеко не главный.

– То есть будут и другие? Козлы похуже тебя?

– Ну же, Лиза, ты можешь отвечать остроумнее. Постарайся.

Лиза состроила гримасу и показала средний палец. Движение было неуверенным.

Боится.

Сизиф подошел ближе. Она очень старалась не моргать и не отводить взгляд, будто пыталась просверлить в его черепе дырку сверлом своей ненависти.

Сизиф снова усмехнулся и сделал три шага назад – теперь у него в руке был стул. Он уселся посреди комнаты, закинув ногу на ногу.

Лиза ошарашенно огляделась вокруг, на мгновение позабыв о своем взгляде-сверле:

– Его здесь не было. Как ты…

Этот старый фокус на самом деле уже порядком надоел Сизифу, но он знал: на Лизу это сейчас произведет нужное впечатление.

Да, стула в комнате не было.

Строго говоря, он и сейчас там не появился.

– У тебя есть идеи относительно того, куда ты попала? – спросил Сизиф, проигнорировав вопрос.

Лиза лишь обожгла его злобным взглядом. Если бы только в ее руке сейчас была дубинка, Сизифу бы не поздоровилось.

– Пошел ты!

Сизиф лишь переменил позу, положив сверху другую ногу.

– Так ты начала отвечать лет с шести, верно?

Сизиф машинально достал из внутреннего кармана электронный планшет.

Нажал какие-то кнопки, – и чистейшие белые стены засветились яркими пятнами. Пятна быстро приобрели очертания и вскоре слились в изображение восьмилетней девочки с такими же карими, как у Лизы, глазами.

– Что за… откуда у вас моя детская фотография?

– Эпизод первый, – объявил Сизиф.

Картинка ожила. Школьный двор возле многоквартирного дома с облезлой детской площадкой. Лиза играла в песочнице, больше похожей на гигантскую пепельницу. Кто-то из мальчишек подбежал и отнял игрушку. Они не знали, что эта игрушка была последней оставшейся от отца вещью. После его ухода мать собрала в кучу все, что ему принадлежало, и сожгла в ванной, чуть не спалив квартиру.

«Его больше нет».

Его и в правду больше не стало. Для Лизы. Или Лизы для него. Тогда она так с этим и не разобралась.

К мальчишке присоединился еще один. Оба возвышались над маленькой Лизой и смеялись: «Что ты нам сделаешь, девчонка?»

Звериный, загнанный взгляд загорелся в карих глазах. Взгляд, который появился за год до этого и не исчезнет до самой смерти Лизы. И даже после… Маленькая Лиза сжалась. Мальчишки заржали еще громче, решив, что она сдалась, но ошиблись. Как зверь, восьмилетняя девочка прыгнула на парня, державшего в руке ее игрушку. Они повалились на землю. Лиза остервенело била его по лицу, потом укусила за ухо. Две большие волосатые руки подхватили ее сзади и оттащили назад. Девочка, не глядя, ударила и того, кто схватил ее. Это оказался ЗАВУЧ…

Лиза в безразмерной серой робе смотрела на экраны не моргая, забыв, где находится.

Она вздрогнула, когда Сизиф снова подал голос:

– Эпизод номер два.

Восьмилетняя девочка стояла в тесном кабинете. Перед ней был человек в форме и стол, заваленный толстыми картонными папками.

Она сидела опустив голову, но тяжелое, грудное дыхание выдавало злость, а не смирение.

– Сначала одна школа, потом другая, – прокомментировал Сизиф, включая новый эпизод.

Девятилетняя Лиза сидела за партой в новой школе. Мальчишка за спиной передал ей записку. Лиза прочла, схватила с парты толстый учебник и с размаху ударила им парня по лицу. Из веснушчатого носа фонтаном хлынула кровь. Маленькая Лиза сжалась: она уже знала, чем это закончится. Но если бы ситуация повторилась, поступила бы так же.

Она просто не могла иначе. Иногда хотела, но не могла, будто была заводной куклой с прописанным внутри сценарием. Или игрушечным поездом, который может двигаться только по кругу проложенных рельсов.

– Дальше – заведение для трудных подростков, – продолжал Сизиф, – смерть матери и детский дом.

Наконец картинки из детства остановились.

Лиза ошарашенно посмотрела на Сизифа.

– Откуда ты…

– Что там у тебя было травмирующей ситуацией? – он снова проигнорировал ее вопрос. – У каждого она есть. Дай-ка вспомнить.

Он снова принялся жать на экран планшета. На стенах замелькали целые пласты жизни Лизы. Сизиф перелистывал их, словно страницы в книге.

Лиза опять нахмурилась и сжала зубы, как делала всегда, когда злилась. Потом медленно встала на ноги: так она чувствовала себя устойчивее и увереннее во всем этом безумии.

– Да кто ты, на хрен, такой? Гребаный мент?

Сизиф будто бы не слышал. Бывали кандидаты, задававшие вопросы поинтереснее.

– Фантазией ты не отличаешься. Но, может, оно и к лучшему. Ага, нашел, – он перестал листать. – Тот любовник твоей матери-алкоголички.

Картинка на стене вновь задвигалась. Это застало Лизу врасплох. Увидев до боли знакомые стены, крошки под столом, под которым она часто пряталась, и большие драные тапки, она сжалась и снова опустилась на пол.

– Где ты, мерзкая дрянь? – кричал хриплый мужской голос.

Лизе почудилось, что даже сквозь экран ее обдало вонью его тапок.

– Думаю, подробности напоминать не нужно, – Сизиф остановил картинку в тот момент, когда на экране показалось лицо отчима: крупное, блестящее от пота, с перебитым носом.

Лиза стащила с ноги ботинок и изо всех сил швырнула в экран, где застыло ненавистное лицо.

Изображение пошло помехами.

Лиза повернулась к Сизифу:

– Где я, черт возьми?

– В некотором смысле вопрос адресован верно, – рассеянно откликнулся Сизиф, продолжая тыкать в планшет. – А вот трогательная сценка, глянем ее. Папаша ненадолго забрал тебя к себе, к своей новой жене и сынишке.

– Я не хочу больше это смотреть! Выключите! – начала Лиза, но увидев младенческое личико брата, умолкла.

Двенадцатилетняя Лиза держала на руках полугодовалого младенца. Она несла его в ванную. Она все сделала как велено. Ей так хотелось заслужить похвалу папочки, который объявился через месяц после ее заточения в детдоме, чтобы забрать дочь к себе. «Дать ей шанс», как выразился в машине отец, когда они ехали в дом к его новой женщине. Отец сказал это, не оборачиваясь, просто бросил на нее взгляд в зеркало заднего вида.

Лиза старалась стать частью семьи. Правда, старалась.

Тот малыш, он ведь ей даже нравился. Лиза радовалась, когда его оставляли с ней, доверяя, как взрослой. К тому вечеру она прожила в доме отца уже два месяца. Полюбила свой уголок в гостиной, где ей выделили спальное место. И очень старалась не ненавидеть тощую женщину, ставшую женой отца.

В тот вечер ребенка снова оставили на Лизу. Она хотела искупать малыша. Вычистила ванную, тщательно смыла хлорку, проверила температуру, опустив, как это делала мачеха, в воду локоть, побросала резиновых уточек и разноцветные круги от пирамидки.

Воды было на самом дне – чтобы только поверхность ванной нагрелась и ребенок не замерз. Лиза хотела порадовать младенца и добавить в воду пены. Пена в бутылке кончилась, но Лиза знала, что в кладовке есть еще одна. Она оставила малыша в ванной, пока набиралась вода и пошла в кладовку.

Это ведь всего минута…

За минуту воды в ванной может прибавиться больше, чем двенадцатилетняя Лиза могла предположить.

Она не слышала, как захлебывался ребенок.

Но услышала, как посыпались на пол продукты из сумки мачехи, которая, едва войдя в квартиру, все поняла и бросилась в ванную.

Следующее, что помнила Лиза, это звонкая, обжигающая пощечина.

«Ты упустила свой шанс», – только и сказал отец, отвозя ее обратно в детский дом. Он сказал это, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Не обернувшись.

Лиза знала, что видит отца в последний раз.

В ту же ночь она сожгла в ванной детского дома единственную оставшуюся после него игрушку, из-за которой когда-то подралась с мальчишкой. Ее, конечно, сильно наказали. Но это было неважно.

– Снова детский дом. Теперь уже навсегда. Как и ненависть в твоей душе. Потом были наркотики, грабежи. И вот теперь – убийство. Я знаю о тебе все, – чеканя каждое слово, проговорил Сизиф.

Лиза, не отводя взгляд, смотрела на экраны, показывавшие детский дом.

Ночь. Она лежала на одной из коек в спальне для девочек. И очень тихо, так, чтобы никто не услышал, плакала в подушку. Подушка уже почти душила ее. Зато никто ничего не слышал. Даже она сама.

Сизиф выключил экраны. Они снова стали просто белоснежными стенами.

Придя в себя, Лиза резко обернулась к нему и вскочила на ноги, приняв угрожающую позу:

– Не пудри мне мозг, скотина! Я поняла! Это какой-то долбанный эксперимент в психушке. Я знаю про такие! Имей в виду, выродок, меня есть кому защитить.

Лиза начала оглядываться и громко звать:

– Штырь! Штырь!

– Да неужели? – усмехнулся Сизиф.

Он набрал что-то на планшете. На экране появилась квартира Штыря. Сам Штырь с перебинтованными синюшными ребрами занимался сексом с рыжей девицей.

– И если уж мы заговорили о психушке, – продолжил Сизиф, – то сегодня ты из нее, скорее, вышла.

Он поставил монотонно двигавшегося Штыря на паузу.

Лиза обернулась на Сизифа. В ее глазах были боль и непонимание. Кажется, она устала гадать, что же все-таки происходит.

– Ты умерла, Лиза.

Она усмехнулась.

Потом еще раз.

И еще.

Смешок перешел в истерический хохот.

– Хорошо, что ты принимаешь это известие с таким оптимизмом, – заметил Сизиф.

Продолжая хохотать, Лиза снова показала ему средний палец.

Сизиф опустил голову к айпаду, чтобы скрыть улыбку. Обычно к этому моменту с большинства кандидатов уже слетала спесь.

Картинка на экранах изменилась: аптека, мертвый сторож в луже крови, раскиданные таблетки на светлом кафеле. Лиза с пистолетом. Она направляет его на полицейского.

Мгновение.

Пуля летит в нее.

Мгновение.

Пуля пробивает ей лоб.

Лиза – та, что на экране, – падает на пол, возле сторожа.

Две красные лужи сливаются в одну.

Бледнеющее, безжизненное лицо Лизы на экране крупным планом.

Та Лиза, что стояла в комнате, одетая в бесформенную серую робу, оказалась прямо перед своим огромным лицом. Она видела, как кровь вытекает из раны во лбу.

Лиза в серой робе вздрогнула.

Сизиф знал – ее наконец-то пробрало.

Он догадывался, что происходит в ее голове.

Вот она вспомнила, как старик-сторож падает на пол, как опускается ее рука, сжимающая слишком тяжелый пистолет…

Как убегает Штырь.

А теперь пуля, летящая в нее. Маленькая точка, приближающаяся и такая неминуемая. Горячая и тяжелая.

Сизиф внимательно следил за Лизой.

Сейчас многое зависело от нее.

Очень многое.

Лиза до боли зажмурилась. Подняла дрожащую руку и дотронулась до лба. Потом поднесла руку к глазам и медленно открыла их – пальцы были в густой, темной крови. Теплой крови.

Неожиданно Лиза издала почти звериный крик. Она бросилась к тому месту в экранах, где, как она помнила, была дверь, через которую сюда зашел ее мучитель. Но дверь исчезла. Остался только экран.

– Выпустите меня! Выпустите!

Лиза принялась колотить в стены – на экране оставались кровавые отпечатки рук.

Сизиф не двигался. Он сидел на своем не весть откуда взявшемся стуле и спокойно ждал, когда закончится эта истерика. Он знал: рано или поздно Лиза устанет биться о стену, силы ее покинут, и она будет готова слушать.

Лиза бросилась к другой стене. И заколотила в нее. Там тоже не было двери. Рванулась к третьей, но замерла и отшатнулась – прямо перед ней оказалось лицо убитого охранника. Начала пятиться назад, пока не уперлась спиной в четвертую стену. Тогда она просто сползла по ней вниз, как тряпичная кукла.

– Я умираю, – тихо прошептала Лиза.

Сизиф поднял бровь.

– Мда, туговато до тебя доходит, – он выдержал паузу. – Говорю же, ты уже умерла.

Он снова оттянул давящий воротничок и отложил планшет.

– Да, и крови никакой нет – это память подсознания.

Дрожащей рукой Лиза снова прикоснулась ко лбу – кровь больше не пачкала пальцы. Ее правда не было. Кровавые следы на стенах тоже исчезли.

Лиза пыталась что-то сказать, но губы не слушались. Да и что тут скажешь? Понять бы, уместить в черепной коробке.

Лизу трясло.

Сизиф это заметил, но никак не отреагировал. Пусть лучше потрясет сейчас.

– Что за чертов шлем на меня надевали? – наконец, хрипло спросила Лиза.

– Обычная практика: проработка прошлой жизни.

– Чего? Зачем?

– Чтобы души осознали упущенные возможности, страхи, свои поступки и их негативные последствия. Только тогда их отправляют дальше. Некоторые делают это добровольно, на других приходится надевать шлем и все такое. Но сути это не меняет.

Лиза собралась с силами и встала. Сизиф отлично понимал, что она все еще борется, и потому не хочет сидеть, вжавшись в угол, как напуганная мышь. Будет держать марку до конца. Он очень не хотел этого, но Лиза есть Лиза.

– Дальше – куда? – спросила она тихим голосом.

– Сядь, – скомандовал Сизиф и указал в угол возле Лизы.

Она послушно обернулась – в углу стоял стул.

Лиза уже ничего не спрашивала и ничему не удивлялась.

Она подошла к стулу и на всякий случай потрогала его, проверив на реальность.

Твердый, прохладный, лакированный… самый обычный.

– Слушай внимательно. Я не люблю повторять, – начал Сизиф, вдохнув.

Он хорошо помнил, как нечто подобное впервые говорили и ему. Не хотел бы он испытать это еще раз.

– С каждой жизнью человек накапливает то, что мы тут называем очками, баллами… Ты ведь слышала о карме?

Нахмуренная Лиза только ошарашенно хлопала глазами. Она явно ничего не знала ни о какой карме. Сизиф закатил глаза. Разговор продлится дольше, чем он рассчитывал.

– Понятно. В общем, если карма совсем плоха, человеку дают принудительное и жесткое искупление в новой жизни.

Лиза зажала уши, подняв ноги на стул и уткнувшись лбом в колени.

– Штырь, сукин сын, что ж за дрянь ты мне подсунул?

Сизиф проигнорировал выходку Лизы. Он знал: она слушает. Еще как слушает.

– Обычно такие, как ты, исправлению сопротивляются, а потому тебе светят десятки перерождений, которым трудно позавидовать. Ну, знаешь, мучения, болезни, несправедливость.

Лиза не сдавалась, но говорила уже тише и медленнее: боялась пропустить слова Сизифа.

«Все еще пытается объяснить себе, что происходит. Глупая. Из того мирка, которым ограничено ее сознание сейчас, ей никогда не понять».

– Я обдолбалась… я просто сильно обдолбалась…

– Или…

Сизиф выдержал паузу. Затихла и Лиза. Нет, все-таки точно слушает.

– Или ты можешь стать одной из нас.

– Чего? – переспросила Лиза, забыв про вспотевшие ладони, которые должны были плотно закрывать уши.

Смахнув несуществующую пылинку с костюма, Сизиф как ни в чем не бывало продолжал. Он даже не смотрел на нее. Поскреб ногтем по стеклу планшета, будто стирая какую-то кляксу:

– Отработаешь свои кейсы за сотню-другую земных циклов, исправишь карму служением и сможешь выбрать, как закончить этот мировой Цикл.

Лиза с вызовом усмехнулась:

– Так ты типа гребаный ангел что ли? Чет-то не похож.

– Разве? А так?

Сизиф повернулся к ней профилем.

– Что за хрень ты несешь? – Лиза вскочила со стула и сжала кулаки. Она тяжело дышала. – Кто ты, на хрен, такой? Что за долбанные циклы и очки? И кто, мать твою, эти «вы»?

«Теряет терпение. Не лучший показатель для нашей гнилой работенки. С другой стороны, вечность – достаточно долгий срок, чтобы изменить характер».

Лиза приняла угрожающую позу. Будто вот-вот набросится на Сизифа. Кинула быстрый взгляд на стену; туда, где раньше была дверь, слегка прищурилась – вглядывается.

«Глупая, все еще думает, что у нее близорукость. Ну хоть какой-то приятный сюрприз тебя ожидает, девочка».

Сизиф посмотрел на Лизу в упор.

«Ну давай, кидайся».

– Не люблю эту часть разговора, – устало вздохнул он. – «Мы» – это те, кого люди обычно ненавидят. Кого зовут демонами, бесами, голосами в голове. Да, это грязная работа. Но и она в конечном счете нужна Ему. Так говорят.

– Ему?

Сизиф многозначительно ткнул указательным пальцев в потолок.

– Ему, – повторил он многозначительно. – А мы – просто стервятники. Что касается тебя, то ты лишишься тела, свободы воли и практически всего, что есть у человека.

Лиза вдруг затряслась, засмеялась истерическим смехом. Она как будто бы билась в припадке. И вдруг замолчала и уставилась на Сизифа. Темная прядка волос упала на лицо и прилипла к вспотевшему лбу. Взъерошенная, будто одичалая, в измятой серой робе, Лиза была похожа на сумасшедшую со стажем… или одержимую.

– Да пошел ты! Ты просто гребаный глюк! Я не верю ни в Бога, ни в черта! Знаю я таких, как ты: сидишь, тварюга, умничаешь, пудришь мне мозг. Да будь весь этот долбанный бред правдой хоть на секунду, знаешь, чтобы я тебе ответила?

– Горю желанием узнать, – ровным тоном ответил Сизиф.

– Что надо быть конченым упырем и импотентом, чтобы торчать здесь вместо того, чтобы жить! Какой угодно жизнью! – закричала Лиза во весь голос. – Верни меня назад! Верни сейчас же, сволочь!

Она сжалась, оттолкнулась от пола, как дикая кошка, бросилась на Сизифа. Выставила вперед костлявые пальцы – чтобы вцепиться ему в горло.

Ее лицо было совсем близко.

Но он не ощутил ни дуновения, ни тепла человеческого тела. Ничего.

Лиза скрючилась на полу позади Сизифа – ее ноги подкосились.

Она пролетела сквозь него и теперь лежала на идеально белом полу, сжавшись в комок; ее передергивало от новых и неприятных ощущений. Будто бы через нее пропустили ток и облили ледяной водой одновременно. Или будто у нее в секунду подскочила температура градусов до сорока. Будто она вся рассыпалась, а потом кое-как, с пробелами, собралась обратно.

Скрюченные пальцы конвульсивно царапали пол. На лбу вздулась синяя вена. Та самая, которую разорвала обжигающая полицейская пуля.

Краем глаза Лиза видела Сизифа. Он по-прежнему сидел на стуле. Снова переменил закинутую ногу.

«Почти как Шэрон Стоун в “Основном инстинкте”», – Лиза всегда поражалась тому, что ей в голову приходили самые неуместные и не подходящие ситуации мысли.

Шэрон Стоун…

Господи, что же происходит?

Господи? Ты здесь? Ты существуешь?

Господи, может быть, тебе лучше и не существовать…

По телу Сизифа, как по потревоженной голограмме, проходили странные помехи.

Именно они напугали Лизу больше всего.

Она в жизни не видела ничего подобного.

Колышущийся силуэт Сизифа подошел к ней и наклонился низко-низко, почти лицом к лицу. Помехи прекратились, и Лиза четко увидела смуглую пористую кожу и темные, почти черные глаза.

– Имей в виду, я дам тебе только одну возможность отказаться, – сказал Сизиф и направился к двери, которая вдруг стала отчетливо видна.

Сделав глубокий вздох, Лиза оперлась на все еще скрюченную руку и приподнялась.

Она видела, как Сизиф вышел из ослепительно белой комнаты, и попыталась проползти за ним, чтобы выбраться.

Однако, как только Сизиф вышел, очертания двери опять исчезли. На экране, прямо перед ней, снова появился крупный план ее мертвого лица. Закатившиеся глаза, открытый беспомощно рот, и струя крови из размозженной черепной коробки.

Лиза зажмурилась, и тихий стон вырвался из плотно сомкнутых губ. Ее снова бил озноб, она обливалась холодным потом.

Лизе было страшно. Она больше не могла скрывать этого. Хотя бы от себя.

Сизиф закрыл за собой белую дверь. Приземистая женщина по-прежнему стояла в коридоре, пялясь на экраны, где все еще распадался на части преступник, а электронный голос вещал о нарушении главного закона их службы.

Услышав Сизифа, женщина вздрогнула, отвернулась от экранов и одернула костюм. Потом принялась листать на планшете файлы Лизы, будто все время только этим и занималась.

– Я же говорила. Она плохой кандидат, – важно произнесла женщина.

– Ничего, я был еще хуже.

Сизиф забрал планшет из ее рук, перевернул и протянул обратно.

Только сейчас она заметила, что держала его верх тормашками, и покраснела.

«Значит, не больше двух-трех человеческих циклов на службе, – подумал Сизиф, – программы подсознания еще контролируют фантом ее тела».

Он пошел прочь, направляясь к подобию кухоньки, где его ждало то, любовь к чему он так и не смог выкорчевать из души, – кофе.

– Так что мне с ней делать? – растерянно окликнула его женщина.

– Загрузите ей демоверсию среднестатистической жизни, – не оборачиваясь, ответил Сизиф, – при ее карме.