Текст книги "Поллианна взрослеет"

Элинор Портер
Поллианна взрослеет

Моему кузену Уолтеру

Серия «Яркие страницы. Коллекционные издания»

Eleanor H. Porter

Pollyanna Grows Up

Перевод с английского Дарьи Самсоновой

Литературный редактор Влад Чарный

В оформлении орнамента на обложке использована иллюстрация:

mart / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM

© Самсонова Д., перевод на русский язык, 2026

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

Глава 1
Откровенный разговор

Делла Уэзерби взбежала по довольно внушительным ступеням дома ее сестры на Коммонуэлс-авеню и энергично нажала пальцем на кнопку электрического звонка. Вся она, от верхушки ее широкополой шляпы до подошв туфель на низком каблуке, излучала здоровье, деловитость и решительность. Даже ее голос, когда она поздоровалась с горничной, открывшей дверь, звенел радостью жизни.

– Доброе утро, Мэри. Моя сестра дома?

– Д-да, мэм, миссис Кэрью дома, – замявшись, ответила девушка. – Но… она не желает, чтобы её кто-то беспокоил.

– Вот как? Что ж, я никто, – улыбнулась мисс Уэзерби, – так что меня она примет. Не беспокойся, я возьму вину на себя, – кивнула она, увидев испуганный протест в глазах горничной. – Где она, в своей гостиной?

– Д-да, мэм, только… она сказала… – Однако мисс Уэзерби уже была на середине широкой лестницы, и горничная, беспомощно глядя ей вслед, умолкла.

Наверху Делла Уэзерби без колебаний прошагала по коридору к полуоткрытой двери и постучала.

– Мэри, – отозвался голос, в котором звучало «Боже, ну что еще», – разве я не… О, Делла! – Теперь голос был удивленным и потеплевшим. – Моя дорогая, откуда ты здесь?

– Да, это Делла. – Молодая женщина, безмятежно улыбаясь, уже прошла в комнату. – Я была на воскресном пикнике на пляже еще с двумя сестрами милосердия, а сейчас возвращаюсь в санаторий. А это значит, что я не задержусь. Я зашла только ради этого, – и она сердечно расцеловала обладательницу недовольного голоса.

Миссис Кэрью нахмурилась и с некоторой холодностью отстранилась. Проблеск радости и оживления на ее лице угас, оставив лишь брюзгливое уныние, явно куда более привычное ей.

– О, конечно! Мне ли не знать, – сказала она. – Ты никогда не задерживаешься… здесь.

– Здесь! – Делла Уэзерби весело рассмеялась, всплеснув руками. Но вдруг её голос и поведение изменились. Она посмотрела на сестру серьезно и с нежностью. – Рут, дорогая, я не могла… я просто не могла жить в этом доме. Ты же знаешь, – мягко сказала она.

Миссис Кэрью раздраженно поерзала в кресле.

– Не представляю, почему, – парировала она.

Делла Уэзерби покачала головой:

– Нет, ты знаешь, дорогая. Ты знаешь, что мне совсем не по душе все это – меланхолия, бесцельное существование и пристрастие к тоске и горечи.

– Но мне действительно тоскливо и горько.

– Так не должно быть.

– Почему? Что еще у меня есть в жизни?

Делла Уэзерби нетерпеливо отмахнулась.

– Рут, послушай меня, – начала она. – Тебе тридцать три года. У тебя хорошее здоровье – вернее, было бы, если бы ты следила за собой должным образом, и у тебя определенно сколько угодно времени, а денег и того больше. Любой тебе скажет, что в такое великолепное утро ты могла бы найти себе занятие получше, чем киснуть в этом доме, похожем на склеп, и велеть горничной никого не принимать.

– Но я не хочу никого видеть.

– Тогда надо заставить себя захотеть.

Миссис Кэрью устало вздохнула и отвернулась.

– О, Делла, как ты не можешь понять? Я не такая, как ты. Я не могу… забыть.

Лицо молодой женщины на миг исказилось от боли.

– Ты говоришь… о Джейми, я полагаю. Я не забыла об этом, дорогая. И не могла бы забыть. Но уныние не поможет нам… найти его.

– Будто я только тосковала и не пыталась отыскать его целых восемь долгих лет! – возмущенно отозвалась миссис Кэрью со слезами в голосе.

– Конечно, ты искала его, дорогая, – поспешила утешить ее сестра. – И мы с тобой продолжим поиски, и будем искать, пока не найдем, до самой смерти, если понадобится. Но такое настроение нам не поможет.

– Но я ничего больше не хочу, – печально проговорила Рут Кэрью.

С минуту они обе молчали. Младшая сестра смотрела на старшую с тревогой и неодобрением.

– Рут, – сказала она наконец почти сердито, – прости меня, но… Ты собираешься всегда оставаться такой? Ты овдовела, я понимаю – но твой брак продлился всего год, и твой муж был намного старше тебя. Ты была тогда еще совсем юной, и тот короткий год наверняка сейчас почти кажется сном. Не могло же это отравить тебе всю оставшуюся жизнь!

– Нет, о нет… – так же печально бормотала миссис Кэрью.

– Значит, ты и правда всегда будешь такой?

– Ну, конечно, если я смогу найти Джейми…

– Да, да, я понимаю. Но, Рут, дорогая, неужели ничего, кроме Джейми, на всем белом свете не может хоть немного тебя порадовать?

– Похоже, что ничего, – безучастно вздохнула миссис Кэрью.

– Рут! – воскликнула ее сестра, чувствуя, что вот-вот разгневается. Но вдруг засмеялась. – О, Рут, Рут, я тебе выпишу дозу Поллианны. Тебе она нужнее, чем кому бы то ни было!

Миссис Кэрью поджала губы.

– Я не знаю, что такое «поллианна», но что бы это ни было, оно мне не нужно, – резко ответила она, тоже начиная сердиться. – Здесь не твой обожаемый санаторий, и я не твоя пациентка, чтобы пичкать меня снадобьями и указаниями, не забывай, пожалуйста.

Глаза Деллы Уэзерби искрились, но она не улыбалась.

– Поллианна – это не лекарство, моя дорогая, – спокойно сказала она. – Хотя я слышала, как некоторые называли ее бальзамом. Поллианна – это маленькая девочка.

– Девочка? Ну откуда мне было знать, – все еще обиженно отозвалась ее сестра. – У вас есть какая-то «белладонна», так почему бы не быть «поллианне». К тому же ты вечно советуешь мне что-нибудь попринимать, и ты определенно сказала слово «доза», а оно обычно говорится, когда речь идет о каком-нибудь лекарстве.

– Поллианна и впрямь лекарство в своем роде, – улыбнулась Делла. – И все врачи в санатории утверждают, что она лучше любой микстуры, которую они могут прописать. Это девочка, Рут, лет двенадцати или тринадцати, она провела в санатории все прошлое лето и большую часть зимы. Я успела пообщаться с ней всего пару месяцев, поскольку она уехала вскоре после моего прибытия. Но этого было достаточно, чтобы она совершенно меня очаровала. К тому же в санатории до сих пор все вспоминают Поллианну и играют в ее игру.

– ИГРУ!

– Да, – кивнула Делла с загадочной улыбкой. – Ее игру в радость. Я никогда не забуду, как впервые узнала об этой игре. Одна из процедур в лечении Поллианны была особенно неприятной и даже болезненной. Она делалась по утрам каждый вторник, и очень скоро настал мой черед проводить ее. Я боялась этого, поскольку знала по моему прежнему опыту с другими детьми, что меня ждет: они нервничают и плачут, если не хуже. К моему бесконечному изумлению, девочка встретила меня с улыбкой и сказала, что рада видеть меня. И веришь или нет, ни единого стона не слетело с ее губ за время всей процедуры, хотя я знала, что ей очень больно. Должно быть, я сказала что-то такое, что выдало мое удивление, потому что она охотно объяснила мне: «О да, раньше я тоже нервничала и боялась, пока не подумала, что это совсем как дни стирки для Нэнси, и по вторникам я могу радоваться больше всего, ведь до следующей процедуры еще целая неделя».

– Надо же, как странно! – Миссис Кэрью была в недоумении. – Но я не понимаю, при чем тут какая-то игра.

– Я тоже поняла не сразу. Но потом Поллианна мне рассказала. Ее отец был бедным проповедником на Западе, а матери она лишилась рано, и все, что у нее было в детстве, это помощь дам из благотворительного комитета да вещи из бочек для пожертвований. Когда она была совсем маленькой, то очень захотела куклу и была уверена, что найдет ее в бочке в следующий раз. Однако там оказалась лишь пара детских костылей. Девочка расплакалась, конечно, и тогда ее отец научил ее играть в эту игру – искать повод для радости во всем, что происходит. И для начала, сказал он, она может порадоваться тому, что костыли ей не нужны. Так появилась эта игра. Поллианна сказала, что с тех пор она всегда играет в нее, и чем труднее найти повод для радости, тем интереснее, хотя порой порадоваться чему-то бывает ужасно трудно.

– Удивительно! – проговорила миссис Кэрью, все еще несколько озадаченная.

– Не то слово – видела бы ты, сколько пользы принесла эта игра в санатории, – кивнула Делла. – И доктор Эймс слышал, что Поллианна преобразила жизнь всего городка, из которого она к нам приехала. Он хорошо знаком с доктором Чилтоном, который женат на тете Поллианны. И кстати, насколько мне известно, их брак был одним из ее достижений – она уладила давнюю размолвку между ними. Так вот, чуть больше двух лет назад отец Поллианны умер, и девочка переехала на Восток, к своей тете. В октябре ее сбил автомобиль, и ей сказали, что она никогда больше не сможет ходить. В апреле доктор Чилтон отправил ее в санаторий, где она пробыла почти год, до прошлого марта. Она вернулась домой практически здоровой. Видела бы ты эту девочку! Лишь одно омрачало ее счастье – что она не могла пройти пешком весь путь до дома. И как я понимаю, ее встречал весь город, с оркестром и транспарантами. Но рассказывать о Поллианне бессмысленно – ее нужно видеть. Вот почему я сказала, что тебе не помешала бы доза Поллианны. Это принесло бы тебе огромную пользу.

Миссис Кэрью чуть вздернула подбородок.

– Вот уж позволю себе с тобой не согласиться, – холодно возразила она. – Я не желаю, чтобы меня «преображали», и у меня нет былых возлюбленных, размолвку с которыми нужно улаживать. И если что-нибудь было бы для меня совершенно невыносимым, так это маленькая Мисс Чопорность, с постной миной читающая мне наставления о том, сколь за многое я должна быть благодарна. Я ни за что не потерплю… – Но тут ее речь была прервана звонким хохотом.

– О, Рут, Рут! – Ее сестра задыхалась от смеха. – Мисс Чопорность, как же – ПОЛЛИАННА! О, если бы только ты могла познакомиться с этой девочкой! Впрочем, тут я сама виновата, я ведь говорила, что рассказывать о Поллианне бессмысленно, и понятно, что тебе не захотелось с ней встретиться. Но – Мисс Чопорность, как бы не так! – И она снова расхохоталась. Но почти сразу взяла себя в руки и посмотрела на свою сестру с прежней тревогой в глазах. – Серьезно, дорогая, неужели ничего нельзя сделать? – спросила она умоляюще. – Ты не можешь вот так провести всю жизнь. Почему бы тебе не выходить из дома почаще, общаться с людьми?

– Зачем, если я этого не хочу? Я устала от… людей. Ты же знаешь, в обществе мне всегда было скучно.

– Тогда как насчет какого-нибудь занятия? Благотворительности?

Миссис Кэрью досадливо отмахнулась.

– Делла, дорогая, мы все это уже обсуждали не раз. Я жертвую деньги, и немалые – и этого достаточно. На самом деле, боюсь, что этого даже слишком много. Людям не следует привыкать жить на пособия.

– Но ты могла бы отдавать и хоть немного себя, – осторожно продолжила Делла. – Если бы ты заинтересовалась чем-то еще, помимо собственной жизни, это бы очень помогло…

– Послушай, Делла, дорогая, – раздраженно прервала ее сестра. – Я люблю тебя и люблю, когда ты ко мне приходишь, но я просто не выношу, когда мне читают наставления. Прекрасно, что ты смогла стать ангелом милосердия, подносить больным стакан холодной воды, бинтовать разбитые головы, и все такое прочее. Быть может, тебе это помогает забыть о Джейми – но мне не поможет. Я только буду думать о нем еще больше и гадать, есть ли рядом с ним кто-нибудь, кто подаст ему воды и перевяжет ему голову. К тому же сама эта затея была бы мне крайне неприятна – общаться со всевозможными людьми такого рода…

– А ты пробовала когда-нибудь?

– Ну конечно, нет! – В голосе миссис Кэрью звучало надменное негодование.

– Тогда откуда тебе знать, пока не попробуешь? – спросила молодая медсестра, с некоторой усталостью поднимаясь на ноги. – Но мне пора, дорогая. Мои спутницы ждут меня на Южном вокзале, наш поезд отправляется в двенадцать тридцать. Прости, если я тебя рассердила, – сказала она, целуя сестру на прощание.

– Я не сержусь на тебя, Делла, – вздохнула миссис Кэрью. – Но если бы только ты могла меня понять!

Минутой позже Делла Уэзерби, прошагав по тихим и мрачным коридорам, оказалась на улице. Ее лицо, походка и поведение теперь были совсем другими, нежели полчаса назад, когда она взбежала на крыльцо. Вся ее живость, энергичность и радость жизни пропали. Половину квартала она прошла в апатии, будто едва волоча ноги. Но потом вдруг вскинула голову и сделала глубокий вдох.

– Неделя в этом доме – и я бы умерла, – содрогнулась она. – Не думаю, что даже Поллианна была бы способна хоть немного развеять это уныние! И единственное, чему она смогла бы порадоваться, это возможности уйти оттуда.

Однако вскоре выяснилось, что сомнение Деллы Уэзерби в способности Поллианны изменить к лучшему обстановку в доме миссис Кэрью вовсе не было искренним убеждением. Как только медсестра вернулась в санаторий, ее встретила такая новость, из-за которой на следующий же день она поспешила вновь проделать путь в пятьдесят миль до Бостона.

В доме ее сестры все оставалось точно таким же, как и вчера, и сама миссис Кэрью словно бы не двигалась с места с тех пор, как они расстались.

– Рут, – с жаром выпалила девушка в ответ на удивленное приветствие ее сестры. – Я просто не могла не приехать, и в этот раз ты просто должна уступить мне и позволить мне сделать по-моему. Послушай! Кажется, ты можешь пригласить сюда Поллианну, если хочешь.

– Но я не хочу, – холодно отрезала миссис Кэрью.

Делла Уэзерби, словно не услышав ее, оживленно продолжила:

– Когда я вернулась вчера, я узнала, что доктор Эймс получил письмо от доктора Чилтона, который женился на тете Поллианны, как ты помнишь. Так вот, он написал, что на зиму едет в Германию на специальные курсы и хочет взять с собой жену, если сумеет ее убедить, что Поллианна вполне может провести это время в какой-нибудь школе-пансионате. Но миссис Чилтон не хочет оставлять Поллианну одну в пансионате, и он боится, что она откажется ехать с ним. И это, Рут, наш шанс. Я хочу, чтобы ты взяла к себе Поллианну на эту зиму, и пусть она учится здесь в какой-нибудь школе.

– Что за абсурдная идея, Делла! Не хватало мне только хлопот с ребенком!

– С ней не будет никаких хлопот. Ей к тому времени, наверное, уже исполнится тринадцать лет, и она одна из самых способных девочек, каких только можно встретить.

– Я не люблю «способных» детей, – упрямо возразила миссис Кэрью, но все же засмеялась, из-за чего ее сестра принялась убеждать ее с удвоенной решимостью.

Быть может, дело было во внезапности и необычности предложения. Быть может, история Поллианны тронула сердце Рут Кэрью. Быть может, она не нашла в себе сил противиться страстным мольбам ее младшей сестры. Как бы то ни было, полчаса спустя Делла Уэзерби отправилась в обратный путь, заручившись обещанием Рут Кэрью поселить у себя Поллианну.

– Но помни, – предупредила ее миссис Кэрью на прощание, – что в ту же минуту, когда эта девочка начнет читать мне нотации и перечислять, за что я должна быть благодарна судьбе, она тотчас же вернется к тебе, и тогда делай с ней что хочешь. У меня она не останется!

– Я буду это помнить, – кивнула молодая женщина. – Но меня это ничуть не беспокоит.

Торопливо выйдя на улицу, она сказала самой себе: «Половина дела сделана. Теперь пора приступить ко второй половине – убедить Поллианну приехать сюда. Но она просто должна приехать. Я напишу такое письмо, что ее непременно отпустят!»

Глава 2
Старые друзья

В Белдингсвилле в тот августовский день миссис Чилтон решила дождаться, пока Поллианна ляжет спать, прежде чем поговорить с мужем о письме, которое пришло с утренней почтой. Ей все равно пришлось бы ждать – прием многочисленных больных в кабинете и два дальних выезда в горы почти не оставили доктору времени для домашних совещаний.

На часах была уже почти половина десятого, когда доктор вошел в комнату своей жены. Его усталое лицо просветлело при виде нее, но во взгляде тут же возник вопрос.

– Полли, дорогая, что случилось? – спросил он обеспокоенно.

Его жена неловко засмеялась.

– Пришло одно письмо… но я не думала, что ты о чем-то догадаешься, лишь посмотрев на меня.

– Тогда ты не должна так выглядеть, что я сразу догадаюсь, – улыбнулся он. – Но что там?

Миссис Чилтон поколебалась, поджав губы, а затем взяла в руки лежавшее возле нее письмо.

– Я прочту его тебе, – сказала она. – Оно от мисс Деллы Уэзерби из санатория доктора Эймса.

– Хорошо. Выкладывай, – сказал мужчина и растянулся во весь рост на кушетке рядом с креслом его жены.

Но его жена не спешила «выкладывать». Сперва она поднялась и укрыла распростертое тело своего мужа серым шерстяным пледом. Со дня их свадьбы прошел всего год. Миссис Чилтон было сейчас сорок два года. Порой казалось, что в этот короткий год замужества она вложила всю нежную заботу и желание «баловать», что накопила за двадцать прожитых в одиночестве и без любви лет. И доктор – которому на момент их свадьбы исполнилось сорок пять лет и который тоже не знал ничего, кроме одиночества и жизни без любви, – ничуть не возражал против этой усиленной опеки. По нему было понятно, как ему это нравится – хоть он и старался не выказывать этого слишком явно: он обнаружил, что миссис Полли так долго была «мисс Полли», что теперь ужасно смущалась и называла свои попытки услужить «глупыми», если их принимали со слишком выраженной благодарностью. Вот и теперь он лишь слегка похлопал ее по руке, когда она разгладила на нем плед и уселась в кресло, чтобы прочесть вслух письмо.

«Моя дорогая миссис Чилтон, – писала Делла Уэзерби, – шесть раз я начинала писать вам письмо и рвала его, так что теперь я решила совсем никак его не «начинать», а просто сразу сказать вам, что мне нужно. Мне нужна Поллианна. Можно мне ее заполучить?

Я познакомилась с вами и вашим мужем в прошлом марте, когда вы приезжали забрать Поллианну домой, но я полагаю, что вы меня не помните. Я попрошу доктора Эймса (который хорошо меня знает) написать вашему мужу, чтобы вы могли (я надеюсь) не бояться, доверяя нам вашу дорогую племянницу.

Как я понимаю, вы едете в Германию с вашим мужем, но оставляете Поллианну; и я осмелюсь просить вас позволить нам взять ее к себе. На самом деле, я умоляю вас отпустить ее к нам, дорогая миссис Чилтон. И сейчас я объясню почему.

Моя сестра, миссис Кэрью, – одинокая, недовольная, несчастливая женщина с разбитым сердцем. В тот мрачный мир, в котором она живет, не проникает ни один луч солнца. И я верю, что если что-то и может принести в ее жизнь солнечный свет, то это ваша племянница Поллианна. Быть может, вы позволите ей попробовать? Хотела бы я рассказать вам, сколько она сделала для нашего санатория, но рассказать об этом никому не под силу. Это надо видеть своими глазами. Я давно обнаружила, что рассказывать о Поллианне бесполезно. Когда пытаешься это сделать, она кажется чопорной, читающей нравоучения и… невозможной. Однако мы с вами знаем, что она совсем не такая. Нужно только, чтобы она предстала перед человеком собственной персоной и говорила сама за себя. И потому я хочу привести ее к моей сестре и позволить говорить самой за себя. Она будет посещать школу, разумеется, но в то же время, я искренне верю, сумеет исцелить раны в сердце моей сестры.

Не знаю, как закончить это письмо. Кажется, это еще труднее, чем начать его. Боюсь, я и вовсе не хочу его заканчивать. Я хочу говорить и говорить, из страха, что, если остановлюсь, это даст вам возможность сказать «нет». И если вам действительно хочется произнести это страшное слово, прошу вас, пожалуйста, представьте себе, что я по-прежнему говорю и говорю о том, как сильно мы нуждаемся в Поллианне.

С надеждой,

Ваша Делла Уэзерби».

– Вообрази только! – воскликнула миссис Чилтон, отложив дочитанное письмо. – Читал ли ты когда-либо такое поразительное письмо и слышал ли более нелепую, абсурдную просьбу?

– Ну, я бы так не сказал, – улыбнулся доктор. – Не думаю, что это так уж абсурдно – нуждаться в Поллианне.

– Но то, как она пишет об этом – об исцелении ран в сердце ее сестры и всем остальном. Можно подумать, что девочка для нее какое-то… какое-то лекарство!

Доктор вскинул брови и рассмеялся.

– Но, по-моему, это так и есть, Полли. Я всегда говорил, что хотел бы, чтобы ее можно было выписывать и покупать, как коробку пилюль. Да и Чарли Эймс говорит, что старался как можно скорее обеспечить прибывающим в санаторий пациентам дозу Поллианны на протяжении всего года, что она пробыла там.

– «Дозу», вот еще! – фыркнула миссис Чилтон.

– Так что же – ты ее отпустишь?

– Отпущу? Разумеется, нет! Ты думаешь, я могу вот так позволить ребенку поселиться у совершенно незнакомых людей? И каких незнакомых людей! Честное слово, Томас, не удивлюсь, если к моему возвращению из Германии эта медсестра разольет Поллианну по бутылочкам и наклеит на них этикетки с подробными указаниями, как ее следует принимать.

Доктор вновь от души засмеялся, запрокинув голову, но лишь на мгновение. Выражение его лица заметно переменилось, когда он достал из своего кармана другое письмо.

– Я тоже получил весточку сегодня утром, от доктора Эймса. – сказал он, и было в его голосе что-то такое, от чего его жена озадаченно сдвинула брови. – Пожалуй, я прочту тебе его письмо.

«Дорогой Том, – начал он. – Мисс Делла Уэзерби попросила меня «охарактеризовать» ее и ее сестру, что я с большой радостью готов сделать. Я знаю девочек Уэзерби с самого их детства. Они происходят из прекрасного благородного рода и безупречно воспитаны. На этот счет можешь не беспокоиться.

Их было три сестры – Дорис, Рут и Делла. Дорис вышла замуж за человека по имени Джон Кент, вопреки решительным возражениям ее родных. Кент был из хорошей семьи, но сам был не слишком хорош, я полагаю, и в общении определенно был человеком весьма эксцентричным и малоприятным. Его крайне злило отношение к нему семьи Уэзерби, и они почти не общались, пока не появился ребенок. Уэзерби боготворили малыша Джеймса – Джейми, как они его звали. Дорис, его мать, умерла, когда мальчику было четыре года, и Уэзерби приложили все усилия, чтобы отец отдал ребенка им насовсем, как вдруг Кент исчез, забрав с собой мальчика. С тех пор о нем ничего не известно, несмотря на упорные поиски по всему миру.

Эта потеря буквально убила старых мистера и миссис Уэзерби. Оба они в скором времени скончались. Рут тогда уже вышла замуж и овдовела. Ее муж, человек по фамилии Кэрью, был очень богат и намного старше нее. Он прожил после свадьбы всего около года и оставил ее с маленьким сыном, который тоже умер в том же году.

С тех пор, как маленький Джейми пропал, для Рут и Деллы единственной целью в жизни стало найти его. Они не жалели денег и едва ли не перевернули небо и землю, но все тщетно. Через какое-то время Делла пошла в медсестры. Она прекрасно справляется со своей работой и стала той энергичной, трудолюбивой и здравомыслящей женщиной, какой ей и следует быть – хотя она по-прежнему не забывает о своем пропавшем племяннике и хватается за любую нить, способную вывести к нему.

Но вот с миссис Кэрью все иначе. Потеряв собственного ребенка, она сосредоточила всю нерастраченную материнскую любовь на сыне своей сестры. И как ты можешь представить, она была в отчаянии, когда он пропал. С тех пор прошло восемь лет – для нее это были восемь долгих лет несчастья, уныния и горя. Разумеется, ей доступно все, что только можно купить за деньги, но ничто ее не радует, ничто не интересует. Делла считает, что пришло время заставить ее очнуться, чего бы это ни стоило; и Делла убеждена, что жизнерадостная юная племянница твоей жены, Поллианна, обладает волшебным ключом, который отопрет дверь в новую жизнь для ее сестры. Ввиду всего этого, я надеюсь, ты без колебаний удовлетворишь ее просьбу. И от себя добавлю, что также буду лично благодарен тебе за эту услугу, поскольку мы с моей женой очень давно и близко дружим с Рут Кэрью и ее сестрой, и то, что касается их, касается и нас.

Всегда твой, Чарли».

Письмо закончилось, и повисла долгая тишина, такая долгая, что доктор тихо спросил:

– Ну что, Полли?

Она по-прежнему молчала. Внимательно посмотрев на свою жену, доктор увидел, что ее губы, обычно плотно сжатые, и подбородок дрожат. Он молча ждал, когда его жена заговорит.

– Как скоро, по-твоему, они ждут ее? – спросила она наконец.

Доктор Чилтон даже вздрогнул от неожиданности.

– Ты хочешь сказать, ты ее отпустишь? – воскликнул он.

Его жена возмущенно обернулась к нему.

– Томас Чилтон, что это за вопрос! Ты полагаешь, что после такого письма я могу ее не отпустить? Тем более, что сам доктор Эймс просит нас об этом? Ты думаешь, после всего, что он сделал для Поллианны, я могу отказать ему хоть в чем-нибудь – что бы это ни было?

– Боже ты мой! Буду надеяться, что доктору не придет в голову попросить у меня тебя, любовь моя, – проговорил лишь год назад ставший ее супругом мужчина, озорно улыбаясь. Но его жена только бросила на него заслуженно укоризненный взгляд и сказала:

– Можешь написать доктору Эймсу, что мы пришлем к ним Поллианну. И попроси, чтобы мисс Уэзерби дала нам все указания. Это должно быть сделано до десятого числа следующего месяца, разумеется, то есть до того, как мы отплывем, поскольку я, естественно, хочу лично убедиться, что девочка устроена должным образом, прежде чем уехать.

– Когда ты скажешь Поллианне?

– Завтра, вероятно.

– Что ты ей скажешь?

– Я еще точно не знаю, но определенно только то, что ей необходимо знать. Что бы ни случилось, Томас, мы не можем испортить Поллианну, а это неизбежно произойдет, если она возомнит себя какой-то… какой-то…

– Бутылочкой лекарства с подробными указаниями на этикетке, как ее принимать? – вставил доктор с улыбкой.

– Да, – вздохнула миссис Чилтон. – Ее спасает именно ее неведение. Ты же сам это понимаешь, дорогой.

– Да, я понимаю, – кивнул мужчина.

– Конечно, она знает, что ты, я и половина города играют вместе с ней в игру, и знает, какой чудесно счастливой стала наша жизнь благодаря этому. – Голос миссис Чилтон дрогнул, но она твердо продолжила: – Но если она будет играть в эту игру, которой ее научил отец, сознательно, а не по зову своей радостной и живой натуры, она будет именно такой, какой, по словам этой медсестры, кажется в рассказах о ней – «невозможной». Поэтому я ни за что не скажу ей, что она отправляется к миссис Кэрью для того, чтобы научить ее радоваться, – решительно заключила миссис Чилтон, поднимаясь на ноги и откладывая рукоделие.

– И это очень мудро с твоей стороны, – согласился доктор.

Поллианне сказали на следующий день, и вот как это было.

– Моя дорогая, – начала ее тетя, когда они утром были наедине, – ты бы хотела провести следующую зиму в Бостоне?

– С вами?

– Нет, я решила поехать с твоим дядей в Германию. Но миссис Кэрью, близкий друг доктора Эймса, попросила тебя приехать и пожить у нее в эту зиму, и я думаю, что могу тебя отпустить.

Лицо Поллианны вытянулось.

– Но в Бостоне у меня не будет Джимми, и мистера Пендлтона, и миссис Сноу, и всех, кого я знаю, тетя Полли.

– Нет, дорогая; но ведь у тебя их не было, пока ты не приехала сюда и не нашла их.

Поллианна вдруг улыбнулась.

– И правда, тетя Полли, не было! Это значит, что в Бостоне тоже есть какие-нибудь Джимми, и мистеры Пендлтоны, и миссис Сноу, с которыми я еще не знакома, так ведь?

– Да, дорогая.

– Тогда я могу этому радоваться. Мне уже кажется, тетя Полли, что вы научились играть в игру лучше меня. Я и не думала о тех людях, с которыми могу познакомиться. А их так много! Я видела нескольких, когда была в Бостоне два года назад с миссис Грей. Мы пробыли там целых два часа, когда я ехала сюда с Запада. На вокзале был один мужчина, совершенно замечательный, который сказал мне, где можно попить воды. Думаете, он и сейчас там? Я бы хотела с ним познакомиться. И еще там была милая дама с маленькой дочкой, они живут в Бостоне, как она сказала. Девочку звали Сьюзи Смит. Может, я и с ними смогу познакомиться, как вы думаете? И еще был мальчик, и другая дама с младенцем – вот только они живут в Гонолулу, так что я, наверное, не найду их там сейчас. Но в любом случае у меня будет миссис Кэрью. А кто она, тетя Полли? Ваша родственница?

– Бог мой, Поллианна! – воскликнула миссис Чилтон наполовину со смехом, наполовину с отчаянием. – Кто может угнаться за твоим языком, а тем более за твоими мыслями, если они скачут отсюда в Гонолулу и обратно за две секунды! Нет, миссис Кэрью нам не родственница. Она сестра мисс Деллы Уэзерби. Ты помнишь мисс Уэзерби в санатории?

Поллианна захлопала в ладоши.

– Ее сестра? Сестра мисс Уэзерби? О, тогда она будет чудесной, я точно знаю. Как и мисс Уэзерби. Я любила мисс Уэзерби. У нее вокруг глаз и рта были такие морщинки от улыбки, и она рассказывала самые прекрасные истории. Она была со мной всего два месяца, потому что пришла туда незадолго до того, как я уехала. Сперва мне было жаль, что она не была со мной все время, но потом я обрадовалась, потому что, знаете, если бы она была со мной все это время, мне было бы куда труднее с ней попрощаться, чем после недолгого знакомства. И теперь она как будто снова будет со мной, потому что я буду жить у ее сестры.

Миссис Чилтон глубоко вдохнула и прикусила губу.

– Но, Поллианна, дорогая, ты не должна ожидать, что они будут очень похожими, – осторожно сказала она.

– Но ведь они сестры, тетя Полли! – Глаза Поллианны округлились от удивления. – Я думала, сестры всегда похожи. Среди наших приходских дам было две пары сестер. Одни из них были близнецами, вот уж они были настолько похожи, что отличить миссис Пек от миссис Джонс было никак невозможно, пока на носу у миссис Джонс не выросла бородавка, и тогда, конечно, мы стали их различать, потому что первым делом смотрели на бородавку. Я так и сказала ей однажды, когда она пожаловалась, что люди называют ее миссис Пек. Я сказала, что если бы они сразу смотрели на бородавку, как я делаю, они бы сразу могли их различить. Но тут она стала такой злой – то есть недовольной, и я боюсь, что ей это не понравилось, хотя не понимаю, почему. Мне казалось, она будет рада, что их можно как-то различить, тем более что она была председателем комитета, и ей очень нравилось, когда люди вели себя с ней как с председателем – давали ей лучшие места, представляли ее и оказывали ей особое внимание во время церковных торжественных ужинов, знаете. Но нет, она не обрадовалась, и потом я слышала, как миссис Уайт сказала миссис Роусон, что миссис Джонс всеми способами старается избавиться от бородавки, даже пробовала насыпать соли птице на хвост[1]1
  В Европе и Америке действительно существовало поверье, что если насыпать птице соли на хвост, она не сможет взлететь, и ее можно будет поймать. Однако никакого отношения ни к выведению бородавок, ни к исполнению желаний это поверье не имело.


[Закрыть]. Но я не понимаю, какой от этого был бы толк. Тетя Полли, разве, насыпав соли птице на хвост, можно убрать у человека бородавку с носа?