Текст книги "Всё, что мы потеряли"

– Ты все еще видишься с Мэдисон?

– Иногда, когда мне скучно… То есть практически никогда, потому что сейчас я работаю нянькой полный день.

– Ты же знаешь, что я буду всегда у тебя в долгу, да?

– Да ну тебя, не говори глупостей.

Мы вышли из воды, и я увидел велосипед Леи рядом с деревянным столбом террасы. Когда Оливер увидел сестру на кухне, то крепко обнял, несмотря на мокрые плавки и на то, что Лея не переставала жаловаться. Потом отступил, взял ее за плечи и внимательно осмотрел.

– Ты хорошо выглядишь.

На лице Леи промелькнула улыбка.

– А ты нет. Тебе нужно побриться.

– Детка, я скучал по тебе.

Он снова обнял ее и прижал к себе. Когда наши взгляды встретились, я увидел в его глазах благодарность, потому что он знал… Мы оба знали, что ей лучше, она стала оживать.

22

Лея

Хаос вырвался наружу, как только я переступила порог дома Нгуенов. Близнецы бросились ко мне, обхватили мои ноги, отец пытался оттащить их в сторону, а Эмили чмокнула меня в щеку. На кухне Джорджия обняла нас с Оливером, как будто не видела сто лет. Она взъерошила волосы Оливера, ущипнула его за щеку и сказала, что такому красавцу, как он, просто преступление показываться на людях. Со мной она была гораздо нежнее, как будто боялась, что я разобьюсь на мелкие осколки. Не знаю почему, но сегодня меня это тронуло, в отличие от предыдущих недель. Может быть, потому что Джорджия пахла мукой, и я вспомнила, как вечерами они с моей мамой болтали и смеялись за бокалом белого вина на нашей кухне, а на столешнице лежали продукты. А может быть, потому что мои защиты рушились.

Эта мысль меня ужаснула. Снова чувствовать столько всего…

Я пошла в гостиную и села в уголок дивана, желая слиться со стеной. Я засмотрелась на крохотные нитки, вылезшие из ковра, слушая спокойный и сильный голос Оливера, который разговаривал с Даниэлем о футбольном чемпионате. Мне нравилось видеть его с отцом Акселя, потому что он снова становился самим собой, оживленным и расслабленным, как будто ничего не изменилось.

Аксель пришел через полчаса. Естественно, последним.

Он пихнул меня локтем, когда мы садились за стол.

– Готова вернуться завтра к развлечениям?

– Что за глупости ты говоришь, сынок? – возразила Джорджия. – Надеюсь, что ты не принялся за старое. Лее нужно спокойствие. Правда, милая?

Я кивнула и помешала еду.

– Я шучу, мам. Передай картошку.

Джорджия протянула ему миску с другого конца стола, и обед прошел как обычно: все болтали, близнецы швырялись фасолью, Аксель им подмигивал, а Оливер и Эмили осуждающе смотрели на него. Оливер рассказывал Даниэлю о своей работе в Сиднее, а я считала минуты до возвращения домой, чтобы перестать умирать изнутри при виде всего того, чем я не могла наслаждаться.

Я словно не помнила, как быть счастливой.

«Можно ли научиться этому?»

Это как кататься на велосипеде. Держать равновесие, правильно располагать руки на руле, спина прямая, взгляд перед собой, ступни на педалях…

И самое главное: хотела ли я этого?

Апрель (осень)

23

Аксель

Лея вернулась домой с наушниками на плечах. Ее взгляд был отчужденнее и осторожнее, чем обычно, как будто она боялась, что я выкину что-то непредвиденное, например закачу пижамную вечеринку или буду стучать в бубен в три утра. Я понимал, что она меня избегает. Если я шел на кухню, она уходила оттуда; если я выходил на террасу, она заходила в дом. Наверное, мне не нужно было так раздражаться, но я, черт возьми, бесился. Ох, как же я бесился!

– Я что, смертельно заразный? И мне об этом не говорят, чтобы я прожил свои последние дни счастливо или что-то типа того?

Лея подавила смешок.

– Нет. Как минимум я не в курсе.

Этот ответ чуть отличался от ответов в прошлом месяце, потому что раньше Лея просто сказала бы «нет» и убежала. Сейчас же, хоть она и хотела это сделать, она с вызовом стояла напротив меня.

– В таком случае было бы здорово, если бы ты перестала избегать меня.

– Я не избегаю. Мы с тобой просто не совпадаем.

– Не совпадаем? Мы живем вместе, – напомнил я ей.

– Ну да… Но ты всегда на пляже или работаешь.

– Сейчас я тут. Супер. Что будем делать?

– Ничего. Я собиралась… послушать музыку.

– Отличный план. А затем ты мне поможешь с ужином.

– Но, Аксель, мы же не…

– Мы же не… что?

– У нас так не работает.

– На самом деле у нас никак не работает. Хотя погоди, вернее, ты не хочешь общаться, но мы потихонечку меняем это. Я устал заходить в комнату и видеть, как ты уходишь. И да, если тебе интересно, в данный момент это некий вид временной диктатуры. Увидимся на террасе через пять минут.

Я порылся в пластинках, собиравших пыль рядом с деревянным сундуком, на котором стоял проигрыватель. В конце концов нашел винил Beatles. Протер обложку рукавом толстовки – по ночам уже становилось свежо – и включил пластинку.

Под мягкое начало песни I’m so tired я вышел на террасу. Я опустился на пуфик, Лея села рядом со мной, как будто музыка притягивала ее. Она коснулась моего локтя, вздрогнула и увеличила дистанцию между нами.

С первыми аккордами Blackbird она глубоко вздохнула, как будто пыталась задержать дыхание. Я задумался: интересно, что она чувствует, когда слушает эту музыку рядом со мной? Ее губы были приоткрыты, а глаза неотрывно смотрели в закатное море.

– Эта песня мне нравится, – сказал я.

– I will, – прошептала она.

– Однажды в мастерской твой отец заставил меня послушать ее от начала до конца с закрытыми глазами.

Она попыталась подняться, но я опередил ее, поймал за руку и притянул к себе.

– Он рассказал мне, что якобы Полу Маккартни нужно было найти вдохновение в ком-то, кто был рядом, чтобы писать музыку. У него было несколько муз, даже его собака. А потом появилась Линда. И это была одна из песен, которую он ей написал. Знаешь, что мне сказал Дуглас? Что, когда он впервые увидел твою мать, в голове у него заиграла эта песня. Поэтому он всегда включал ее, когда писал что-то, связанное с любовью.

Лея заморгала, и я почувствовал, как у меня все переворачивается внутри от вида ее мокрых ресниц. Я спрашивал себя, как я их нарисую, если мне прилетит такой заказ, как запечатлеть этот момент, когда они двигаются, словно взмах крыла, пытаясь прогнать боль.

– Зачем ты так со мной, Аксель?

Черт возьми, эта просьба в ее голосе… Я вытер ей слезу большим пальцем.

– Потому что тебе это полезно. Поплакать.

– Но это причиняет мне боль.

– Боль – это побочный эффект жизни.

Она закрыла глаза. Я заметил, что она дрожит, и обнял ее.

– Да уж, а я не знаю, хочу ли жить…

– Не говори так. Черт, не говори так никогда.

Я отодвинулся от нее в страхе, что она рассыплется на мелкие кусочки, но увидел совершенно противоположное: она казалась сильнее, цельнее, словно недостающий кусок пазла встал на свое место. Я хотел понять ее. Я хотел… Мне нужно было знать, что творится у нее внутри: залезть, докопаться, открыть сердце и все увидеть. Нетерпение сжигало меня, любопытство сжирало. Я старался дать Лее пространство для жизни, но в конце концов отбирал его.

– Я знала то, что ты мне рассказал об отце, – сказала Лея так тихо, что ночной ветер унес ее слова и я наклонился, чтобы расслышать их. – Он как-то сказал, что если в голове звучит песня при виде родственной души, то это дар. Что-то особенное.

Я сидел спиной к деревянной стене и молча кивал.

– А с тобой случалось когда-нибудь что-то подобное?

Я пытался придать разговору веселый тон, снять напряжение, но Лея посмотрела на меня очень серьезно с поджатыми губами и блестящими от слез глазами.

– Да.

24

Лея

Папа всегда слушал музыку и обожал каждую ноту, каждый припев, каждый аккорд. Я всегда представляла наш дом как четыре волшебных стены, которые хранили внутри мелодии и цвета, эмоции и жизнь. Моя любимая песня в детстве – Yellow Submarine, я могла часами ее петь с родителями, с ног до головы перемазанная краской в мастерской отца или с мамой на диване, таком старом, что ты тонул в нем, когда садился. И эта песня была со мной, пока я росла. Простой ритм, скачущие ноты, непредсказуемый текст о городе, в котором я родилась, о мужчине, который плавал по морям и рассказывал, какая жизнь в подводной лодке.

Через неделю после моего шестнадцатилетия к нам пришел Аксель, долго разговаривал с отцом в гостиной, а затем постучал в дверь моей комнаты. Я злилась на него, потому что была ребенком и моей главной проблемой было то, что он не пришел ко мне на день рождения, потому что уехал с друзьями в Мельбурн на концерт на все выходные. Я встретила его с нахмуренными бровями и положила кисть, испачканную в акварели, в открытый пенал на столе.

– Эй, что с лицом?

– Не понимаю, о чем ты.

Аксель улыбнулся одной стороной рта, от этой улыбки у меня подкашивались ноги. Я ненавидела его за то, что он, сам того не зная, доводил меня до такого состояния и продолжал обращаться со мной как с ребенком. Я чувствовала себя старше рядом с ним, ведь он уже не единожды разбил мне сердце…

– Что это? – Я указала на пакет в его руках.

– Это? – Он весело посмотрел на меня. – Это подарок, который ты не получишь, пока не разгладится эта морщинка…

Он наклонился ко мне, и я перестала дышать, когда он провел большим пальцем по моему лбу. Затем он протянул мне пакет.

– С днем рождения, Лея.

Я так разволновалась, что за секунду забыла про злость. Я разорвала упаковочную бумагу и с нетерпением открыла маленькую коробку. Тонкое и гибкое перо известной марки, за которое он вывалил целое состояние. Аксель знал, что этими перьями я оттачиваю технику.

– Это мне? – У меня дрожал голос.

– Чтобы ты и дальше творила волшебство.

– Аксель… – У меня был ком в горле.

– Я надеюсь, что когда-нибудь ты посвятишь мне картину. Ну знаешь, когда ты станешь известной, твои полотна будут висеть в галереях, и ты уже вряд ли вспомнишь идиота, который пропустил твой день рождения.

У меня помутнело перед глазами, я не видела выражение его лица, но сердце забилось, и я услышала детскую мелодию. Ноты, к которым добавлялся шум моря, сопровождавший первые аккорды, беспорядочно скакали у меня в голове…

Он не догадывался, какие слова застряли у меня в горле, желая вырваться наружу. Они меня сжигали изнутри, расползались в разные стороны.

«Я люблю тебя, Аксель».

Но когда я открыла рот, то только произнесла:

– Мы все живем в желтой подводной лодке.

Аксель нахмурил лоб.

– Ты о песне?

Я покачала головой, не развеивая его смятение.

– Спасибо за перо. Спасибо за все.

25

Аксель

С девятого апреля, когда начались школьные каникулы после первой четверти, мы неизбежно стали жить вместе по-настоящему. Лея отказывалась лезть в воду по утрам, но если просыпалась рано, то отправлялась на пляж и сидела на песке с чашкой кофе в руках. Я видел ее издалека, пока с нетерпением ждал следующую волну в предрассветной тишине.

Мы обедали вместе, почти не разговаривая.

А затем принимались за работу. Я освободил ей пространство на своем рабочем столе, и, пока разбирался с заказами, Лея делала уроки или читала, подпирая щеку рукой. Иногда меня отвлекало ее прерывистое дыхание или шевеление ногами под столом, но в целом меня удивляло, насколько мне легко с ней.

– Можно я включу музыку? – однажды спросила она.

– Конечно. Выбирай любую пластинку.

Лея поставила одну из моих любимых, Nirvana.

После первой недели каникул мы выработали четкое расписание. Вечером, пока я продолжал работать, Лея лежала на кровати в своей комнате или рисовала почти закончившимся кусочком угля. Потом она приходила, чтобы помочь мне с ужином, а после него мы сидели на террасе.

В ту ночь к нам зашла кошка.

– Эй, смотри, кто тут!

Я вылез из гамака и погладил ее. Кошка фыркнула.

– Да уж, такой ты мне нравишься: благодарной и милой, – пошутил я.

– Пойду принесу ей еды.

Лея вернулась с консервной банкой тунца и миской воды. Она села на пол, скрестив ноги, в красном свитере в катышках и шортах. И глядя, как она кормит кошку, я подумал… подумал, что кто-нибудь должен нарисовать эту сцену. Кто-то, кто мог бы это сделать. Момент умиротворения, босые ноги, взъерошенные непричесанные светлые волосы, размытое лицо и шум моря вдалеке.

Я отвел от Леи взгляд и глотнул чаю.

– Через два дня начинается Bluesfest. Сходим.

Лея подняла голову и посмотрела на меня сердито.

– Я не пойду. Блэр меня пригласила, а я сказала, что не могу.

– Хм, у тебя какая-то договоренность? Запись к врачу? Если дело не в этом, то я тебе советую включить телефон, который собирает пыль, и позвонить Блэр, чтобы объяснить ей, что ты передумала. Встреться с ней. И я немного отдохну.

– Ты так говоришь, как будто я обуза.

– Никто этого не говорил, – возразил я.

Хотя, может быть, она была права. Я радовался ее успехам, но также скучал по одиноким ночам без обязанностей и без зависимости от другого человека.

Именно поэтому в пятницу вечером мы с Леей выбрались на север Байрон-Бея, где проходил Bluesfest – один из главных музыкальных фестивалей Австралии. В этом районе жили также несколько групп коал, и организаторы должны были заботиться о них, а туристы могли наблюдать за животными. В прошлом году тут посадили сто двадцать деревьев махагони и запустили программы финансирования защиты среды под руководством Университета Квинсленда.

Уже издалека мы увидели дюжину белых шатров на гигантском поле, а затем приблизились к одному из множества входов на фестиваль. Мы подождали у входа, так как Лея договорилась там встретиться с Блэр, после того как я пригрозил ей присоединиться к ним.

– Что? Пойти с нами? – спрашивала она в шоке.

– Да, если только ты не будешь вести себя нормально и проведешь время со своими друзьями, а мне позволишь сделать то же самое с моими. Или же, если ты так хочешь, я присоединюсь к вам. Я прямо вижу, как вы плетете друг другу косички и мы обмениваемся разноцветными браслетами. Выбирать тебе. Есть два варианта. Мне подойдет любой, я все равно планирую напиться.

– Мне можно сделать то же самое?

– Конечно, нет. Ни капли алкоголя.

– Ладно. Я позвоню Блэр, не переживай.

Я вздохнул с облегчением, когда увидел, что навстречу идет с улыбкой ее подруга. Я рассеянно поприветствовал ее, думая о том, как сильно мне хочется выпить пива, послушать музыку, отдохнуть и поговорить о чем-нибудь простом, что не требует напряжения или осторожности, словно идешь по минному полю.

– Помни, что ты должна отвечать на телефон, – сказал я Лее.

– Хорошо, но… не задерживайся.

Она посмотрела на меня с просьбой, и я почти готов был сдаться, вытащить ее отсюда и отвезти домой, в безопасные четыре стены, где она, казалось, чувствовала себя уютно.

Но затем я вспомнил блеск в ее глазах, который рождался, когда давала трещину оболочка, защищавшая Лею, и решил не отступать.

– Я тебе позвоню. Наслаждайся, Лея. И хорошо проведи время.

Я зашел на территорию не оглядываясь. В огромной толпе я не сразу увидел друзей. Они стояли у палаток с напитками и едой. Я хлопнул по спине Джейка и Гавина и заказал пиво. В это время уже играли какие-то группы. Том появился несколькими минутами позже, слегка выпивший.

– Тебя сто лет не видно.

– Ты же знаешь, я живу с подростком двадцать четыре на семь.

– Где ты ее оставил? – Том осмотрелся.

– Она с подругами. Давай, введи меня быстро в курс дела.

Мы знали друг друга со школы, но близко никогда не дружили. Если меня просили о чем-то, я делал, и мы с Оливером годами тусовались с этими ребятами – до отъезда из Байрон-Бея и после нашего возвращения в город. Иногда мы гуляли ночью, иногда катались днем на волнах. Все мои дружеские отношения, кроме Оливера, были такие: поверхностные, простые, которые никогда не перейдут установленные с начала границы. Мне этого хватало.

– Я думала, ты не придешь.

Мэдисон появилась спустя пару часов, а я вдруг забеспокоился и даже хотел отправить Лее сообщение, чтобы удостовериться, все ли в порядке.

Я потряс головой: состояние напряжения и беспокойства мне несвойственно.

– Как дела?

– Ничего. Том уже напился.

Я наклонился, а она встала на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку, и, когда двинулась к сцене, я пошел за ней не раздумывая. Музыка обволакивала, и люди двигались в такт мелодии. Я танцевал с Мэдисон и чувствовал, что это именно то, что мне нужно. Знакомая жизнь: такая простая и беззаботная без сильных потрясений. Я взял Мэдисон за руку и улыбнулся, а затем закружил в танце. Мэдисон споткнулась о свои же ноги и едва не упала, я подхватил ее, и мы вдвоем хохотали до слез в сумраке ночи. И в этот момент завибрировал телефон.

Я отпустил Мэдисон и отошел подальше от шума.

– Аксель? Слышишь меня? Аксель?

– Слушаю. Блэр, ты?

– Да. Мне нужна помощь… – Я не разобрал, что она сказала дальше. – Я не могу найти ее… Мы рядом со второй сценой, около палатки с едой, и я… не знала, что делать…

– Никуда не уходи, я сейчас приду.

Я побежал на другой конец фестивальной площадки, сердце ушло в пятки от мысли, что с Леей что-то случилось.

Блэр ждала там, где сказала.

– Где Лея?

– Не знаю. Мы здорово проводили время, казалось, ей было весело… как раньше… но она ушла с парнем из группы, и уже полчаса я не могу ее найти. Она оставила сумку, и я волновалась за нее, не знала, что делать…

– Стой тут, я попробую найти ее.

Я обошел сцену, пытаясь разглядеть Лею среди людей, которые пили, смеялись и скакали в такт музыке, но было невозможно увидеть ее в такой толпе. Я оставил позади множество незнакомых лиц и дюжину длинноволосых блондинок, которые не были Леей. Я обежал всю территорию фестиваля, нервный и возбужденный. Я уже прикидывал, стоит ли вешать на каждый фонарь ее фотографию или готовиться к разговору с Оливером, объясняя ему, что потерял его сестру, словно деталь лего, когда внезапно увидел Лею.

Я резко вдохнул, пока направлялся к ней. Я не видел ничего больше. Только руку парня под ее футболкой, гладящую ее спину, и Лею с закрытыми глазами, словно в трансе, не реагирующую на его поцелуи и прижимающуюся к нему все сильнее в танце под ритм медленной песни. Она качалась под светом прожекторов и огней, словно безвольная марионетка.

– Отойди от нее.

Парень отпустил Лею, и она посмотрела на меня блестящими и полуприкрытыми глазами. Она не просто выпила, а еще и облилась коктейлем, футболка была мокрой и пахла ромом. Я взял Лею за руку и потянул за собой, не обращая внимания на ее протесты. Или бормотание. Или что бы это ни было.

Мы вышли с территории и оставили толпу позади.

Я посадил Лею в машину. Она молчала и едва смотрела на меня. И это было хорошо, потому что я так злился, что от одной гримасы мог бы разораться и выплеснуть свою ярость.

Из всех возможных сценариев, которые я представлял, когда решил, что мы поедем на Bluesfest, этот был самым последним. Я думал, что Лея весь вечер обиженно просидит в углу или что побудет с подругой, а потом позвонит мне, когда ей надоест. Но когда я ее увидел пьяной и… такой…

Я припарковался перед домом, все еще на нервах.

Тишина стала напряженнее, когда мы зашли в дом и я швырнул ключи в гостиной. Я провел рукой по волосам, размышляя о том, что сказать и как, но решил отпустить ситуацию и повысил голос.

– В итоге получается, я и правда твоя чертова нянька. О чем ты думала, Лея? Ты вышла в люди после года заточения, и какой итог? Ты себя не контролируешь, ты не способна вести себя как нормальный человек? И что ты, блин, делала с этим чуваком? Ты с ума сошла? Как тебе вообще пришло в голову свалить без телефона, не предупредив никого, и…

Я замолчал, потому что Лея обвила руками мою шею и поцеловала меня. В моем горле застряли слова, которые я так никогда и не сказал. Черт возьми. Она поднялась на носочки и поцеловала меня. Именно так. У меня перевернулись все внутренности, когда ее губы дотронулись до моих, и мне пришлось взять ее за бедра, чтобы отодвинуть от себя.

– Лея, ты что творишь?..

– Я только хотела… почувствовать. Ты сказал…

– Черт, но не так же. Лея, милая…

Я замолчал, смущенный оттого, что увидел ее такой уязвимой, маленькой и разбитой. Мне хотелось часами обнимать ее и подпитывать любые эмоции, которые она начинала ощущать. Я уже забыл, как она это делала, – с ослепляющей импульсивностью, тянущей ее в пропасть.

Забавно, но я так никогда не умел.

– Мне нехорошо, – простонала она.

Спустя секунду ее вырвало на пол в гостиной.

– Я займусь этим, а ты иди в душ.

Лея удалилась, немного шатаясь, и я засомневался, сможет ли она в таком состоянии принять душ, но она пахла ромом, и я подумал, что вода ее освежит.

Я не понял этот уязвленный взгляд, который она бросила напоследок. В тот вечер я ничего не понимал.

Я вытирал рвоту, когда услышал, как вода побежала по трубам.

Она меня поцеловала. Меня. Лея.

Я удивленно потряс головой.

Когда шум воды стих, я пошел на кухню и стал рыться в шкафах в поисках чая, но я допил последний пакетик накануне вечером. Я огляделся в поисках чего-нибудь, что заглушило бы вкус Леи на губах, и конце концов нашел печенье. Внезапно я услышал ласковый голос за спиной.

– Мне нужно знать, почему ты никогда не обращал на меня внимания.

Я резко повернулся. Там стояла она. Абсолютно голая. Ее волосы были мокрыми, а под ногами – лужа воды. Лунный свет проникал через окно и подчеркивал изгибы ее тела, маленькие, упругие и круглые груди.

От шока я даже не мог отвести взгляд. Во рту пересохло.

– Черт, ты хочешь, чтобы меня инфаркт хватил? Прикройся, блин.

«Нет, черт возьми, только не это, потому что…» У меня выпрыгивало сердце из груди, а она продолжала стоять и хлопать глазами посреди моей гостиной. И черт… черт, не знаю, когда это произошло и почему, но мой мозг отключился, как будто кто-то щелкнул рубильником, и я перестал соображать. Как минимум головой, потому что мой член напрягся.

Единственное, что заставило меня среагировать, – это возбуждение.

Я взял плед, который лежал на диване, и накинул на Лею. Она подхватила его, словно по инерции, и, слава богу, прижала к телу. Я облегченно вздохнул, хотя сердце все еще бешено колотилось и я стоял разгоряченный перед младшей сестрой моего лучшего друга. Мне хотелось биться головой о стену.

– Иди в кровать. Сейчас же. Умоляю.

Лея моргала, стараясь не разрыдаться. Ее взгляд был все еще затуманен алкоголем. Затем она ушла в комнату. Я остался в гостиной, взволнованно дыша и стараясь осознать все, что произошло за эти несколько часов.

26

Лея

– Лея, жизнь надо чувствовать. Всегда.

– А если то, что мы чувствуем, не всегда хорошо?

Мы сидели на ступеньках заднего крыльца дома, и моя мама медленно заплетала мне косичку, перекладывая пряди моих волос из одной руки в другую.

– Ты можешь быть неправой и совершить тысячу ошибок. Нам, людям, свойственно наворотить дел, но именно для этого существуют раскаяние, умение говорить: «Мне жаль», когда это необходимо. Но, детка, послушай, знаешь, что самое грустное? Не сделать чего-то из страха. И со временем ты будешь просить прощения у самой себя за то, что не решилась быть храброй. И примириться с собой иногда сложнее, чем с другими.

27

Аксель

«Мне нужно знать, почему ты никогда не обращал на меня внимания» – эти слова звучали у меня в голове в течение всей ночи. Я лежал на кровати и не мог уснуть, вспоминал тот день, когда ждал Лею в ее комнате, потому что ее мама сказала, что она скоро придет. Я всегда ненадолго заходил к Джонсам, когда навещал родителей. Мы болтали с Дугласом, смеялись с Розой, и я рассматривал последние картины Леи.

Я видел в них магию. То, чего у меня никогда не было.

Однажды вечером много лет назад я ждал Лею, сидя на стуле перед ее письменным столом. Я рассеянно смотрел на рисунки, валяющиеся среди домашки. Отодвинув некоторые из них, я увидел ее открытую записную книжку, полную записей типа «Сдать работу по биологии в среду» или «Б&Л – подруги навсегда». И рядом было нарисовано красное сердце, а в центре имя – Аксель.

Я задержал дыхание. Подумал, что это совпадение: наверное, какой-нибудь одноклассник с таким же именем или дурацкий модный певец. Когда Лея, довольная, пришла из школы, я похоронил это воспоминание в дальнем углу своей памяти.

Я не возвращался к нему до этой ночи, в которую все пошло иначе.

28

Аксель

Когда я проснулся, уже рассвело.

Я открыл глаза, немного дезориентированный. Я не привык валяться в кровати, когда солнце ярко светило на небе. Конечно, я не каждый день видел голой младшую сестру своего друга и не каждую ночь засыпал после пяти утра, обдумывая случившееся.

Я медленно сел вздыхая.

По пути в ванную я обдумал все, о чем собирался поговорить с Леей. Это будет трудно, потому что – для начала – я даже не знал, что сказать. «Первое правило: никаких поцелуев». Я нервно причмокнул языком. «А также нельзя напиваться и блевать в моей гостиной». Что касается внешнего вида после душа, ох, тут тоже имелась пара моментов для обсуждения.

Все будет иначе, точно. И ей придется сотрудничать.

Я решительно открыл дверь, но когда поднял взгляд, то застыл на месте перед окном, выходящим на заднюю террасу.

Лея стояла там перед холстом – не белым, а полным черных и серых хаотично разбросанных пятен. Я аккуратно приблизился к раме окна, как будто каждый штрих притягивал меня к ней. Я любовался, пока Лея дрожащей рукой водила кистью туда-сюда.

Я не знаю, сколько времени я провел с другой стороны окна, пока не решился выйти на террасу. Лея подняла на меня взгляд, и я утонул в ее красных глазах, в страхе, стыде, желании сбежать.

– Вчера ничего не произошло, – сказал я.

– Хорошо. Мне жаль… Мне очень жаль.

– Ты не можешь сожалеть из-за того, что не случилось.

Лея с благодарностью опустила голову, а я подошел к ней и уставился на холст. Теперь я хорошо его видел. Серые брызги представляли собой звезды в темном небе, спускавшиеся и закручивающиеся лучи, как будто ночь была полна дыма. Все было в дыму на самом деле. Я понял это, когда увидел, как он закручивался в спираль по бокам, словно эта тьма пыталась выбраться за пределы холста.

– Это чертовски жутко, – сказал я восхищенно.

– Это должен был быть… подарок, – запнулась Лея.

– Подарок?

– Извинительный подарок для тебя. Рисование.

– Ты вернулась к живописи ради меня, Лея?

– Нет. Я просто… – У нее тряслась кисть в руке, и она попыталась положить ее, но я схватил Лею за запястье и не позволил ей это сделать.

– Не бросай! И не потому, что ты сожалеешь из-за того, что не произошло, а потому, что мне это нужно. Пусть даже оно все черно-белое, плевать. Мне необходимо то, что было раньше, – повторил я. – Видеть через тебя то, чего недоставало мне. Посмотри на меня, милая. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?

– Да. Думаю, что да.

29

Лея

Он так и не рассказал Оливеру, что произошло той ночью на Bluesfest. Эту неделю с братом я отдыхала. На меня никто не давил и не контролировал каждый мой шаг. Аксель душил меня. Как будто все эмоции, которые я старалась держать под контролем, выплескивались наружу, если он был рядом, и я не знала, как быть с этим. Каждый раз, когда я отступала, Аксель пихал меня вперед.

– Я тут подумал… – Сказал мне брат в субботу перед отъездом, пока сушил волосы. – Может, пообедаем где-нибудь? Мы могли бы прогуляться.

– Хорошо.

– Ого, я не ожидал.

– А зачем тогда спрашивал?

Оливер захохотал, и я почувствовала щекотку в грудной клетке. Мой брат… потрясающий. Такой преданный. Верный себе. Когда ком в горле стал совсем твердым, я заставила себя взять эмоции под контроль. Я смогла. Потому что он не Аксель. Он не тянул меня все ближе и ближе к краю, а оставлял пространство, без которого я могла задохнуться.

Мы молча гуляли по улицам Байрон-Бея и остановились у «Мисс Маргариты», маленького симпатичного ресторана мексиканской кухни, в который иногда ходили с родителями. Оливер взял меня за руку, когда я застыла в сомнении.

– Пойдем, Лея. Сто процентов Аксель морит тебя голодом со своими вегетарианскими заморочками. Не говори мне, что у тебя не текут слюнки от мысли о мясном тако.

Мы сели за столик на террасе с видом на улицу с парой магазинов и море.

Заказали на двоих буррито и тако.

– Мм, боже, это правда стоит каждого доллара, который мы заплатили, – сказал Оливер, облизываясь. – Ты не представляешь, как ужасен мексиканский ресторан около моей работы. В первый раз я едва не потребовал назад деньги, но, знаешь, он только открылся, и я не хотел устраивать сцен перед другими клиентами. – Он облизал пальцы. – Обалденный соус.

– У тебя все хорошо на работе?

Я не очень много спрашивала его об этом. Не потому, что мне было неинтересно, а потому, что я чувствовала себя такой виноватой, такой плохой… Знать, что мой брат растрачивает свою жизнь, занимается нелюбимым делом, чтобы заботиться обо мне…

– Ага, конечно, все нормально.

– Оливер, я тебя хорошо знаю.

– Всякое бывает. Это не Байрон-Бей, ничто с ним не сравнится, сама понимаешь. – Он вздохнул и передал мне половину буррито. – И есть девушка, которая иногда все усложняет.

– Что за девушка?

– Моя начальница. Хочешь, расскажу прикол? Если только ты улыбнешься, как раньше.

Я улыбнулась в ответ, увидев, как блестят его глаза и каким расслабленным он выглядит, откинувшись на спинку стула.

– Другое дело. Ты такая красивая, когда улыбаешься. Ты в курсе?

– Не меняй тему, – сказала я ему немного смущенно.

– Ладно. Но никому не говори.

– Конечно, нет.

– Клятва брата и сестры.

– Ага, – ответила я, хотя знала, что он так делает, чтобы оттянуть разговор и удержать мое внимание.

– На второй день в Сиднее я все еще ночевал в отеле. Мне было скучно и тоскливо, поэтому я пошел в бар, чтобы пропустить стаканчик.

Я был там уже около двадцати минут, когда появилась она. Невероятная. Я спросил, могу ли я чем-то угостить ее, и она согласилась. Мы немного поболтали и потом… ну ты понимаешь, оказались в моей комнате.

– Не говори со мной так, будто я ребенок.

– Ладно. Я с ней переспал.

Я сдержала смешок.

– И как ты думаешь, кого я увидел следующим утром, когда мне велели пройти в кабинет начальницы, чтобы познакомиться с ней?

– Серьезно?

– Ага, блин. Там была она.

– И что?

Оливер улыбнулся и глубоко вздохнул, как будто доказал себе что-то, чего не мог сделать долгое время. Я поняла это, когда увидела удовлетворение в его глазах, и осознала, что я не думала ни о чем другом, просто была тут, существовала в моменте, слушая брата. И это было так нормально, так обыденно.

– Может, пойдем уже?

Он кивнул и пошел заплатить.

Я еще немного посидела на террасе, пытаясь разобраться в своих чувствах. Я как будто парила среди пустоты, в лимбе, в застывшем и живом одновременно, полном контрастов и неувязок, страхов и желаний.

Оливер не нарушал тишину на обратном пути. Когда мы дошли до знакомой мне улицы, я резко остановилась.

– Можно я сама дойду до дома?

– Разве не тут живет Блэр?