Текст книги "Женщина с чужим паспортом"

6

На новой работе я освоилась легко, даже сама не ожидала. Притом никто не намекал на наши личные отношения с Б.Н., на то, что никому неизвестная девица с дипломом секретарши поставлена первым помощником генерального директора. А если за моей спиной и перешептывались по этому поводу, то до меня даже отголосков не доходило. Хотя и польза от меня была реальная: я с легкостью переводила любую инструкцию с немецкого; удивляя окружающих, находила юридические нестыковки в договорах – сказался мой прежний опыт работы в НИИ патентоведом; а ошибки в любых текстах я могла выловить с закрытыми глазами. Я стала для всех шпаргалкой, востребованной на любом экзамене.

Близился Новый год, и в фирме готовились к корпоративу. Я купила длинное красное платье «в пол», с разрезом на боку вдоль всего бедра и оголенными плечами. Оно было таким ярким, что, отвлекая взгляд от моего озабоченного лица, делало акцент на стройной фигуре. Новые туфли на высоченном каблуке и новая сумка дополнили наряд. И я теперь превратилась в убийственную блондинку, затемнив одну прядь синеватым цветом «баклажан». Теперь, когда у меня имелась хорошая работа, я перестала сверять свой облик с фотографией в паспорте Тони. Работая у Бориса под фамилией Молодцовой Антонины, я могла быть уверена, что никто не станет копаться в моих документах и моем прошлом!

Я даже стала забывать о Тоне, подарившей мне возможность начать новую жизнь, но она вновь появилась на пороге моей квартиры в середине декабря. На этот раз передо мной стояла женщина в дешевой, но нарядной бело-серой шубке из кролика, однако с лицом еще более унылым и старообразным, чем прежде. Глаза ее были покрасневшие, припухшие, видимо, от слез, а у ног лежала большая дорожная сумка.

– Заходи, Тонечка! – радушно пригласила я. – Ты куда-то уезжаешь? Приехала попрощаться?

– Я никуда не уезжаю. Я приехала к тебе, потому что… потому что мне некуда больше ехать! Анюта, мне ночевать негде, меня из моей квартиры вытолкали с милицией!

– Но тебя ведь предупреждали, что оставляют в квартире только до Нового года, – удивилась ее наивности я. – Поэтому мы с тобой и затеяли историю с пропиской.

– Я думала, что они не посмеют так поступить с сиротой и инвалидом, что как-нибудь само образуется!

– Тоня, но ведь по документом ты больше не сирота и не инвалид, да и прописана в другом месте.

Ну как же можно быть такой беспечной! Я подумала это, но Тоне пенять не стала, лишь спросила, куда она дела кота. Тоня, всхлипывая, сказала, что Кузю она на время оставила у Константина, а чтобы вывезти остальные вещи, ей дали неделю.

– Анюта, можно я к тебе свою мебель перевезу?

Этого только мне и не хватало, втискивать сюда ее рухлядь! От мебели я открестилась, но саму Тоню я вытолкать не могла. Я поняла, что не просто обменялась с ней документами, а стала кем-то вроде старшей сестры для девушки с сознанием подростка. Сама же Тоня, как это свойственно подросткам, оставалась непредсказуемой и безответственной! Поняв, что я ее не прогоню, она вскрикнула «клёво!» и радостно влетела в квартиру.

Отправив нежданную гостью принять душ, я начала обустраивать ей место для ночлега. Постелила постель на диванчике в маленькой комнате – раньше в ней жила дочка, а теперь я использовала ее под кабинет. Что ж, придется обходиться без кабинета – решила я и перенесла в свою спальню компьютер и рабочие справочники.

Среди неудобств, внесенных в мою жизнь пребыванием Тони, стала невозможность принимать у себя Б.Н. Нет, я могла бы пригласить его в свою комнату, если бы Тоня действительно была моей сестрой или родственницей! Но с Тоней нас связывала лишь общая афера, а потому, чем меньше моя гостья узнает обо мне и о моих знакомых, тем спокойнее мне будет жить.

На другой день, когда Борис подвез меня домой на своем кроссовере, мне пришлось обо всем рассказать ему и, как часто бывало, попросить помощи. Я предупредила, что и наведываться ко мне домой пока не стоит.

Б.Н. пообещал помочь мне отселить Тоню, подыскать ей работу с местом в общежитии, сказал, что займется этим сразу после новогодних каникул. Но мой запрет заходить сейчас в мою квартиру его удивил:

– А чего нам ее стесняться? Заодно посмотрю на твою Антонину. Мне даже интересно будет познакомиться с той, что перевернула твою жизнь, как песочные часы.

– Я познакомлю вас, но позже, – заверила я.

– Ну как знаешь… – Похоже, Б.Н. все-таки обиделся, но быстро переключил разговор на другую тему: – А ты не забыла, что в эту пятницу у нас коллективное празднование Нового года?

– Нет, конечно, – охотно поддержала эту тему я. – Я и платье уже купила, и прическу обновила, как видишь!

– Ты с этой новомодной стрижкой и впрямь похожа на молоденькую секретаршу в приемной у старика босса! – пошутил Борис.

– Полтинник еще не отмотал, а уже в старики себя записываешь?!

Подтрунивая друг над другом, мы поцеловались с Б.Н., не вылезая из авто. Потом я эффектно выпрыгнула из машины – из приподнятого над землей кроссовера всегда вылетаешь, как бабочка, – и, чувствуя мужской взгляд за спиной, пошла к своему подъезду.

Тоня еще не вернулась с работы. Я разделась догола и вышагивала по квартире, собираясь под душ. Оттого, что моя вынужденная подселенка должна была вот-вот вернуться, я еще острее ощущала удовольствие. Почти год после отъезда дочки в Америку я бегала по квартире голышом и не понимала своего счастья делать в своей квартире что хочу – счастье, как водится, тоже в сравнении познается. Но несколько минут свободы одарили меня сейчас незабываемым блаженством.

От новогоднего корпоратива я ожидала какого-то волшебства: ведь это был мой первый выход в свет в обновленной роли молоденькой девушки, как выход Золушки на бал! В своем ярком открытом платье я рассчитывала произвести впечатление на всех сотрудников, особенно на молодых. И пока у фирмы не было возможностей снять ресторан для мероприятия, мы превратили в ресторан наш офис.

За столом нас собралось человек тридцать, включая и приехавших для заключения договора иностранцев, и главврачей больниц, и чиновников Смольного. Все сотрудники были, разумеется, без своих половин, и только Б.Н. и его жена Марина изображали счастливую пару, хотя Марина уже подала на развод. Борис предупреждал о том, что вынужден демонстрировать благополучие семьи ради интересов бизнеса, ради высокопоставленных гостей, но я все равно остро ощутила себя «третьим лишним», хотя и находилась среди многолюдного застолья. Б.Н. красиво ухаживал за супругой: то накладывал салаты на ее тарелку, то подливал в ее бокал вина.

С другой стороны за Мариной ухаживал торговый посредник, барон Ральф Кёниг, которого молва приписала ей в любовники. Немцу было уже за пятьдесят, но, как большинство европейцев, выглядел он моложе своих лет, несмотря на сильно поседевшие и поредевшие волосы. Его высокой худощавой фигуре придавали спортивный облик темный джемпер и светло-серые брюки, облегающие крепкие упругие бедра. И хотя остальные мужчины были в строгих костюмах, Ральф гармонично вписывался в общую композицию, как солист ансамбля в свой коллектив. Я сидела напротив них, пристроившись к группе молоденьких сотрудниц.

Тосты шли один за другим, общий гвалт усиливался, все больше напоминая гудящий рой пчел. И когда эти пчелы стали двоиться друг у друга в глазах, а жужжание превратилось в полную бессмыслицу, участники застолья поднялись со своих мест и, раздвинув столы, образовали в центре танцевальную площадку. Некоторые танцевали парами, но большинство дрыгали ногами в общем кружке. Я тоже двигалась в общей массе, пока Ральф Кёниг не пригласил меня на танец. Он сносно говорил по-русски, и мы то и дело переходили с немецкого на русский и снова на немецкий. Вспомнили с ним наше знакомство в Бад-Мюндере в прошлом году, когда я с Борисом приезжала в клинику, планируя свое семейное будущее. Помолчали. Обсудили погоду в Питере и в Германии, поговорили об Эрмитаже – все очень корректно, будто находились на светском рауте, а не на шумной вечеринке. Снова повисла пауза. И хотя мы вели интеллектуальную беседу, за каждым словом слышались какие-то почти неприличные намеки, а нервические токи, исходящие от немца, выстреливали в мою грудь и живот, и помимо воли я льнула оголенным в разрезе платья бедром к бедрам партнера по танцу. Со мной происходило что-то невероятное! То ли я просто выпила лишнего, то ли Ральф своими кошачьими движениями разжал эту сумасшедшую пружину чувственности.

Однако, когда танец закончился, Ральф снова направился к Марине. Она, откинувшись в директорском кресле, из которого только-только поднялся Борис, безудержно хохотала, и пряди волос, упавшие на ее лицо, тоже взлетали вверх и вниз, следуя сотрясениям ее головы. Смех Марины затих лишь тогда, когда она увидела Ральфа. Супруга Бориса выпрямила спину и широким жестом предложила Ральфу сесть рядом на стул. Это была просто королева со своим вассалом! Больше я не смотрела в их сторону, лишь отдельные слова их интимной беседы долетали до моих ушей. Но теперь, после танца с Ральфом, я хорошо понимала Марину: устоять против такого галантного и эротичного кавалера было невозможно! Раньше я и представить себе не могла, что немцы могут быть такими нежными.

Борис не устраивал сцен – ведь сейчас просто обнажилось на людях то, что было хорошо ему известно и до того. Он принял единственное возможное решение: быстрым шагом подошел ко мне, одиноко сидящей в углу, и сказал:

– Вот ты где?! Закатилось наливное яблочко в укромной уголок. Хорошо, что платье у тебя яркое, а то разве отыскал бы в такой кутерьме? Как празднуется, Анюта? Я видел, как ты зависла на нашем немце, когда танцевала. Только зря все это! Я же тебе говорил, что у него с моей Мариной роман.

– Не пойму, Боренька, – ехидно прищурилась я. – Ты ревнуешь, что ли? Но кого: свою жену или меня к Ральфу?

– Я и сам не пойму. Я ревную всех ко всем! – рассмеявшись, честно признался Б.Н. – А давай-ка уйдем подальше от этого шума.

– Идем! – отозвалась я, сразу поняв, куда он меня зовет. Иногда мы с ним уединялись в маленькой комнатушке под лестницей, ведущей на второй этаж, где хранились расходные материалы для наших компьютеров и принтеров. Там не было даже дивана, но чистый крепкий столик помещался…

Разогретая общением с Ральфом, я бросилась в вихрь страсти Бориса! Когда очередной приступ безумия прошел, я впервые за последние месяцы напомнила Борису об одиноком эмбрионе, заточенном в холодильную камеру в другой стране.

– Боря, когда же мы выпустим нашу Снегурочку на свет?

– Анюта, не надо драматизировать, – сморщил лоб Борис. – Это не ребенок, а всего лишь биологическая субстанция. Тебя же не напрягает, что каждый раз при нашей встрече идет в дело определенный расходный материал.

– Пожалуйста, не говори так о нашей Снегурочке… – вздохнула я, не совсем искренне защищая этого неродившегося ребенка, к которому у меня не было никаких чувств.

– Не суть важно, что я о ней говорю, важно, что я оплачиваю ее сохранность в криокамере у немцев! – пробормотал Борис, снова прижимая меня к себе.

Когда мы с ним воровато выбирались из душной каморки под лестницей, то натолкнулись на Ральфа с Мариной – они, уже одетые, выходили на улицу. Марина посмотрела на меня с плохо скрываемой ненавистью: как собака на сене, она не хотела отдавать ни одного из своих мужчин. А Ральф проводил меня взглядом – и в этом взгляде отчетливо читалось сожаление, мне совершенно непонятное. Ведь между ним и мной ничего не было. Почти ничего.

И с каждой стороны, вразнобой, прозвучали четыре нейтральных «до свидания»!

Вернулась я домой за полночь и не сразу обнаружила, что у Тони гость. Выглянув из прихожей в кухню, я решила, что за столом Тоня сидит одна, а перед ней лежит на блюде огромный арбуз. Я еще удивилась, откуда в декабре такое чудо? Но услышав высокий мужской голос, подошла ближе и увидела рядом с Тоней Костю Еремеева. Он сидел на диванчике, не доставая короткими ножками до пола, а тот шар, что поначалу я приняла за арбуз, оказался его непропорционально большой головой, едва возвышающейся над столешницей.

– Вы что тут в полутьме секретничаете? – поинтересовалась я. – Включить верхний свет?

– Не надо, – в один голос сказали оба.

– Давай я чаю тебе налью, – предложила Тоня.

Старообразное лицо Тони еще больше осунулось и казалось очень печальным. Она налила мне в кружку чаю, и я подсела к столику на свободный стул. Потребовала:

– Рассказывайте, в чем дело? С какими новостями Костя явился?

– Кажется, скоро я смогу забрать от вас Тоньку! – с энтузиазмом ответил гость. – Мама согласилась на наш с Тоней брак.

– Вот как? – удивилась я. И, обращаясь в Тоне, спросила: – Тогда не понимаю, подружка, почему у тебя такое кислое лицо, как будто ты целый лимон съела? Ты не рада?

Она ответила, что рада, но вид ее говорил об обратном.

Костя внес ясность:

– Анюта, вы ведь знаете мою мать: она жесткий человек, милицейский работник. И у нее была идея фикс выдать за меня другую девушку, поэтому она была против Тони.

– А ваше мнение в расчет не принималось? – подколола я.

– Понимаете, это же мама! – развел ручками Константин. – Она растила меня одна, столько пережила, воспитала, выучила. Она хочет для меня лучшего.

– А что же заставило ее изменить решение?

– А то, что его глухонемая подружка его под зад коленкой выперла, снюхалась с другим, – съязвила Тоня.

Между моими гостями началась перепалка, которую я с трудом остановила.

А потом меня огорошили еще одной новостью: у Кости, которого мать соизволила благословить на брак с Тоней, есть собственная квартира. В ней матушка разрешила прописать и его будущую жену. И вот теперь мать начала в этой квартире ремонт – пригнала работников из ЖЭКа – и потому Костя просится пожить у меня недельку-другую вместе с Тоней! Впустить в квартиру еще одного человека было уж сверх меры, и я хотела отказать. Но вспомнила, как его мать помогла оставить мне прописку в моей собственной квартире! К тому же оба дуэтом так умоляли меня, что я сдалась.

Будущие супруги так обрадовались, что бросились обнимать меня. И даже «утешили» тем, что не привезли с собой кота – оставили его матери Кости.

Лицо карлика порозовело, желваки заиграли на скулах. И Костя заверил, что расплатится со мной за вынужденные расходы.

– Бухгалтер всегда халтурку найдет, хоть в кооперативе, хоть в шарашке какой! Я все вам возмещу, Анюта!

– Да, Костик у нас умный! Он все может! – подтвердила Тоня. – Он и училище на одни пятерки закончил.

– Бог с вами, живите оба, – от души сказала я. – И давай, Костя, на «ты» перейдем, а то я себя старушкой чувствую, когда ты «выкаешь»!

Я уступила просторную тахту гостям, а сама ушла спать в маленькую комнату на диванчик дочки. Мы хлопотали до середины ночи, меняя постельное белье здесь и там, потом я еще приняла душ. И когда город начал уже просыпаться, когда с проспекта послышался гул первых утренних автомобилей, я заснула. Впечатления дня – праздник в фирме, танец с Ральфом, уединение с Борисом и, наконец, вселение Кости – так перемешались в моей голове, что мне приснилось, что именно я выхожу за Костю замуж!

Утром я посмотрела в соннике толкование: видеть добрых карликов – к дружеской поддержке; а приснится злобный карлик – готовься к несчастьям. И я порадовалась, что Костя всегда был добр и ко мне, и к Тоне.

7

Приближался Новый год. Отпраздновав его досрочно в рабочих коллективах, люди готовились провести новогоднюю ночь в семейном кругу. И вдруг оказалось, что у меня нет не только семейного круга, но и подходящей компании! Тоня и Костик, засевшие в моей квартире, желанной компанией для меня не являлись, поскольку я явно им мешала: они с упоением досрочно начали переживать «медовый месяц». Мои прежние подруги, как и дочь, проживали за границей, а новыми друзьями я еще не обзавелась. Борис тоже не позвал, сказал, что хочет в последний раз встретить Новый год в своей семье: пусть и с постылой женой, но с любимым сыном. «Сын в таком возрасте, тринадцать лет, что его наш развод с матерью может из седла выкинуть. Я побуду с Антоном», – оправдывался он.

А я – обновленная и омоложенная – оказалась запертой в коробке одиночества, как новые тесные туфли в дальнем углу шкафа. Кому скажи – не поверил бы! По легенде и паспорту девчонка двадцати двух лет, а не с кем даже встретить Новый год!

Но мне, как новым туфлям, мечталось поехать на бал! А что, если позвонить Максиму, напроситься на молодежную вечеринку? Это был и самый желанный вариант для меня – так хотелось услышать вновь его голос, заглянуть в глаза, окунуться в водоворот молодежного праздника. Безумно боясь получить отказ, я все-таки набрала номер его телефона.

В трубке ответил очень приятный и молодой женский голос:

– Добрый вечер.

У меня перехватило дыхание: отчего я решила, что Максим свободен?! У такого компанейского парня если не жена, то девушка обязательно должна быть!

– Будьте добры Максима! – тем не менее выпалила я.

К счастью, на том конце трубки у меня не стали выпытывать, кто звонит, а пошли звать Максима. Вскоре послышался его задорный голос:

– Алё!

– Макс, привет! Это я, Анюта!

– Здравствуй, Анюта! Как поживаешь?

– Всё о’кей! Работаю, верчусь. Хотела у тебя спросить: ты где Новый год встречаешь?

– У нас традиция: новогодняя ночь в семье!

– А… понятно, – упавшим голосом протянула я. – Тогда извини, что побеспокоила… Я просто хотела напроситься в какую-нибудь компашку, со студентами потусить.

– Да, конечно, потусим с тобой! – весело воскликнул Максим. – Слушай, а хочешь встретимся первого числа?!

Еще бы мне не хотеть! Меня, правда, удивило, как можно в первый день нового года оставить дома жену и идти встречаться с какой-то женщиной! Но тут же мне вспомнились отношения Бориса с его женой – и я решила не заморачивать себе голову выстраиванием версий. Всякие отношения между супругами бывают.

– Первого так первого! – бодро откликнулась я. – А куда мы пойдем?

– А давай в кино! – предложил Максим. – Ты смотрела фильм «Окно в Париж»? Я – нет.

– И я не смотрела!

– Я не спрашиваю, была ли ты в Париже, потому что там еще мало кто был. Но спрошу про сеанс: на восемь часов тебя устроит?

Мы договорились встретится первого вечером у ближайшего к моему дому кинотеатра «Планета», прямо у входа. В этом кинотеатре на широком экране когда-то шли лучшие советские, а теперь в основном зарубежные фильмы.

У меня поднялось настроение, Макс назначил мне свидание – свидание в кино: совсем как юной девушке! И пусть он женат, но какой-то миг мы будем вместе.

Положив трубку на телефонный аппарат, установленный в коридоре, я стояла в нерешительности, не зная, в какую комнату отправиться. В моей спальне, лежа на тахте, смотрела телевизор Тоня – у нее сегодня был выходной. А мой «кабинет» сейчас оккупировал Костик. Он сидел перед компьютером, подложив под себя толстый телефонный справочник, и сосредоточенно смотрел на экран – составлял годовой баланс жилконторы. Я не стала его беспокоить и прошла к Тоне.

Она оторвала взгляд от телевизора и посмотрела на меня:

– Ты что светишься, как начищенный пятак? – спросила она, видимо, повторяя присказки своей бабушки. – В лотерею выиграла?

– Да так, – беззаботно пожала плечами я. – Просто хорошее настроение! Давай обсудим, как Новый год будем встречать. Что надо закупить? Может, в магазин сейчас и съездим?

Сейчас цены в магазинах были много выше, чем летом, но купить можно было все. Стол мы собирались устроить в складчину.

– Так ты Новый год будешь с нами встречать? – Тень разочарования легла на лицо Тони среди уродующих ее морщин.

– Я вам не помешаю! – поспешно заверила я Тоню. – После боя курантов я уйду в свою комнату и лягу спать.

– Нет, нет. Ты нам не помешаешь. – Мои слова смутили Тоню. – Просто я думала, что ты встретишь его со своим мужчиной. Ну, с тем директором, у которого ты работаешь!

– А почему ты решила, что у нас с ним близкие отношения? – спросила я. – Разве я тебе говорила об этом?

– Нет, не говорила, но это ведь и ежу понятно! – улыбнулась Тоня. – Он взял тебя в свою фирму на хорошую зарплату. А хорошую зарплату секретаршам платят только их любовники.

– Ах, Тоня, Тоня! Если бы так все было просто! – вздохнула я. – Ты думаешь, что преуспевающий директор фирмы может быть неженат?

– Ну да, понимаю, праздник с семьей, – по-старушечьи закивала Тоня. – Но ты не горюй, Анюта, нам и втроем будет хорошо за столом!

Однако Новый год мы отмечали вчетвером! На следующий день из телефона раздался длинный международный трезвон. Звонила из Америки Ира.

– Мамуля, жди тридцать первого. Я лечу домой!

– Ириша! – ахнула я. – Ты правда прилетишь? Как здорово! Встретишь свое совершеннолетие дома! Почему же в прошлый звонок ты говорила об обратном? Говорила, что у тебя денег на билеты нет?

– Так представляешь, я такой выгодный билет купила! Студентам их продавали с огромной скидкой! Я заплатила все деньги, что у меня были! Даже на обратный билет не осталось, – призналась моя дочь.

– С обратным билетом мы разберемся! Иришка, я так рада, что ты прилетаешь!

Я снова превращалась в заботливую маму, которая, как курица, трясется над своим ребенком. Я не видела свою девочку почти год и тщательно загоняла тоску о ней в самую глубину души. Зато теперь моя безумная радость вырвалась наружу!

Ира скороговоркой уточнила, как она будет добираться до дома: она летела какими-то бюджетными линиями через Финляндию – и далее автобусом собиралась приехать в Петербург. Все складывалось так удачно и быстро, поскольку ей не требовалась виза в Россию, ведь она оставалась ее гражданкой.

Приближающийся новый 1999 год окрасился для меня всеми цветами радуги. О таком счастье – о встрече с дочкой – я и мечтать не могла.

Я начала ломать голову, как устроиться с ночевкой. Хотя Ира планировала пробыть дома всего пять дней, ей надо было где-то спать. Моя двуспальная кровать была занята Тоней с Костиком, а на узком диванчике, где спала прежде Ира, нам с ней вдвоем было бы не уместиться. Пришлось бегать по соседям, искать раскладушку.

Когда тридцать первого декабря, ближе к вечеру, Ира позвонила в квартиру, я уже была без сил: сказалось нервное напряжение и суета на кухне. Мне хотелось лечь и заснуть хоть на полчасика, но сейчас у меня открылось второе дыхание.

Я распахнула дверь. На пороге стояла моя родная доченька, и я едва узнала ее. За минувший год она еще чуть подросла и превратилась просто в красавицу. Расстегнутый красный пуховик открывал ее стройную фигуру. Одета Ира была в джинсу с головы до пят: куртка и облегающие брюки, а на ногах утепленные кеды. И что меня поразило, теперь, когда я сделала модную стрижку, наши прически оказались похожи как две капли воды: гладкое каре – волосы до плеч, по краям подвитые щипцами внутрь – и челка до бровей. Я удачно вписалась в русло молодежных стрижек тех лет – как сказали бы сегодня, в тренд! Единственное, цвет наших волос различался. Ира была темноволосая, как ее покойный отец, а я теперь стала почти натуральная блондинка, но с вызывающей синей прядью в челке. Заглянувшая в прихожую Тоня тоже заметила сходство наших стрижек и воскликнула:

– Мама и дочка, а похожи, как сестры-близнецы! Хорошо, хоть цвет волос у вас разный! Давай знакомиться. Я – Тоня! – Она протянула руку Ире. – Гостим с мужем у вашей мамы, пока у нас дома ремонт. Костик, иди сюда, дочка Анюты приехала!

Костик тоже сделал нам обеим комплименты, помог Ире раздеться.

Можно не говорить о том, что я перед приездом Иры провела с Тоней разъяснительную беседу, чтобы она помалкивала о нашей сделке. А через два часа мы сели за праздничный стол, хотя Ира от усталости валилась с ног и засыпала на ходу: ведь для нее день и ночь поменялись местами из-за разницы времени в России и Америке.

Костик откупорил бутылку с шампанским, наполнил наши бокалы. Я встала:

– Ну вот, дочка, ты и совершеннолетняя, восемнадцать! Можешь глотнуть шампанского, – улыбнулась я. Ты родилась за час до нового года.

– Лучше бы ты, мамочка, еще часок меня удержала в своем животике, и я бы считалась на год моложе по году рождения, – шутливо попеняла мне Иришка. – Кстати, в Америке совершеннолетие объявляется в двадцать один год. Так что там нам, студентам приходится изощряться, чтобы спиртное приобрести.

Пока мы обсуждали различия в нравах у «них» и у «нас», на экране появился президент Ельцин. Оценивая минувший год, он ни слова не сказал о случившемся дефолте в стране, о трудностях выживания в уходящем году. Напротив, речь его была благостна и бессодержательна. Он говорил об огнях новогодней елки, желал удачи, мира и покоя народу. Но в моей голове звучала одна-единственная песня: уходящий год стал годом моего второго рождения, нового витка молодости! А когда с экрана послышался бой кремлевских курантов, я загадала: «Пусть ко мне придет новая любовь!» И мгновенно я подумала о Максе! А это значит, что любовь, будто красный конь с картины Петрова-Водкина, уже маячила на моем пороге и ржание мифической лошади уже услаждало мои уши.

Ира потянулась ко мне с бокалом, чтобы чокнуться, и вывела меня из прострации:

– Мамочка, очнись. О чем задумалась? Уже куранты бьют!

Следом за Ирой подняли свои бокалы и Тоня с Костиком.

Нас было всего четверо в тот Новый год, и потому мы смогли поднять тост и за Новый год, и за всех нас по отдельности. Ире пожелали успешной учебы за океаном. Мне – устроить личную жизнь. Против последнего тезиса уже и дочь не возражала: она повзрослела настолько, что осознала, что не стоит маме вдовствовать всю оставшуюся жизнь. Я посмотрела на Тоню и перевела взгляд на Костика. Он сидел за столом на высоком табурете, который я использовала обычно в качестве стремянки, а потому его голова была на одном уровне со всеми, но склонена чуть набок, в сторону Тони. Хороший он парень! Я пожелала им с Тоней в новом году соединить свою судьбу законным образом, или – говоря просто – сыграть свадьбу.

В промежутках между тостами мы отвечали на телефонные поздравления. Меня поздравил Борис – наверно, нашел минутку, когда сын и жена отвлеклись, или отошел в дальний угол квартиры. Спросил, с кем я праздную, удивился внезапному приезду дочери. Хотел договориться о встрече в ближайшие дни, но я отказала, сообщив, что буду с Ирой.

Тоня тоже получила неожиданный привет от коллеги по работе – Сан Саныча, повара из кафе. Она слегка покраснела, услышав его голос, хотя до того была бледна, поскольку все тосты, кроме первого, поддерживала лишь фруктовым соком. Костя настороженно прислушивался к словам Тони, гадая, кто на другом конце провода. Но она, повесив трубку, сама без утайки рассказала, с кем разговаривала.

Костик нахмурился, запрокинул назад свою большую голову, будто желал смотреть на все происходящее пренебрежительно, сверху вниз. Я тоже не смогла промолчать, чтобы не высказать ей упрек:

– Тонечка, нехорошо раздавать мой домашний телефон налево и направо!

Она посмотрела на меня непонимающе:

– Твой телефон? Анюта, я никому не давала твой номер. Видимо, Сан Саныч как-то сам его узнал.

Подал голос и Костик, улыбаясь почти добродушно:

– Хорошо. Пусть ты не давала телефон Анюты. Но ты сообщила своему Санычу, что живешь по этому адресу! Зачем?

– Просто к слову пришлось.

Обстановку разрядила Ира. Она сама начала накручивать телефонный диск и поздравлять своих друзей и одноклассников, а между звонками что-то рассказывала нам о каждом.

Однако засиживаться за столом мы не стали, поскольку общий разговор исчерпал себя. Все, хотя и с разными целями, торопились нырнуть каждый в свою постель! Костику и Тоне не терпелось остаться одним по понятной причине: их манила широкая тахта, находящаяся в той комнате, где мы сидели. Мы с дочкой легли спать в маленькой комнате: я – на ее диванчике, она – на раскладушке. Я погасила свет, и едва голова Иры коснулась подушки, как мой ребенок забылся праведным сном. Но я не могла заснуть из-за взрывов петард за окном и от мыслей о завтрашней – или уже сегодняшней – встрече с «красным конем».

Я проснулась, когда за окном стало совсем светло. Посмотрела на часы: половина первого! Иру я будить не стала: ей после перелета требовался длительный отдых. Я пошла в кухню, решив вымыть наспех сваленную в раковину посуду. И тут заметила на кухонном столе две грязные чашки и разбросанные рядом ложечки. Судя по всему мои гости уже встали и куда-то умчались, не оставив даже записки! Я сварила себе кофе, а затем принялась мыть вчерашнюю посуду.

Еще через полчаса на кухню выползла моя заспанная дочь. Одной рукой она потирала глаза, в другой держала мой, то есть Тонин паспорт!

– Мамочка, что за кроссворд?! Я тут полезла в комод, искала свою грамоту за победу в конкурсе знатоков города, а наткнулась в груде наших документов на этот паспорт. Неужели он имеет отношение к Тоне?

– Ну да, Тонин паспорт. И что тут такого?

– Ну как-то странно, что он в наших бумагах лежит. А-а-а, я догадалась! Ты взяла его в залог, пока она в нашей квартире живет?

– Все так поступают, – импровизировала я на ходу.

– Но самое офигенное, это то, что по паспорту ей только двадцать два года, скоро двадцать три исполнится. А выглядит Тоня чуть ли не на сорок пять! Она что, бывшая пьянчужка? Подшитая алкоголичка? Я заметила, что она за столом, кроме сока, ничего не пила, и знаю, что для бывших алкоголиков запрет на спиртное – главное условие.

– Нет-нет, Ириша. Ты не думай так, Тоня – достойная женщина, но у нее, понимаешь, такое заболевание…

Я рассказала Ире все, что знала о состоянии Тони. И пока я рассказывала, в моей голове билась мысль: открыться дочке сейчас в том, что мы совершили обмен паспортами? Или девочка еще слишком юна, чтобы принять мамину аферу?

Ира слушала мой рассказ о судьбе Тони, и на глаза ее наворачивались слезы.

– Какая страшная судьба у Тони! – повторила она несколько раз. – А я за столом все думала, что же объединяет этих двоих: усталого вида женщину средних лет и этого невзрачного, но молодого карлика. Костик ведь по виду много моложе ее!

– Костику двадцать три, а Тоне – двадцать два! Между ними всего год разницы.

Я домывала посуду, а задумчивая Ира вытирала полотенцем вилки и ложки.

У меня было еще несколько часов до свидания с Максимом, и я спросила у дочки, чем бы она хотела заняться сейчас.

– Мамуля, сейчас мне некогда, – честно призналась Ира. – Я вчера по телефону договорилась, что поеду к одной девочке, там наши бывшие студийцы из Дворца пионеров собираются! И вообще, у меня столько встреч на эти дни назначено, столько встреч! Ты, пожалуйста, не обижайся!