Текст книги "Джейн Сеймур. Королева во власти призраков"

Джейн пришлось проявить твердость.

– По закону они принадлежат вашему мужу, – напомнила она невестке, – и Эдвард не хочет, чтобы у них было что-то общее с вами. Я поговорю с ним, если увижу, но он в Йоркшире. – (Домой старший из братьев Сеймур так и не приезжал.) – Мать, Гарри и я действуем у него за спиной, мы решили привезти сюда детей без его ведома, чтобы вы могли их увидеть. Пожалуйста, не компрометируйте нас.

Кэтрин сдалась и больше не возражала. Она долго стояла на одном месте и жадно вглядывалась в сыновей. Жонглер закончил выступление, и Джейн увидела, как Гарри осматривается, чтобы проверить, могут ли они спокойно покинуть площадку. Джон что-то выпрашивал у него, подскакивал и кричал:

– Дядя Гарри! Дядя Гарри!

– Нам нужно идти, – сказала Джейн.

Кэтрин неохотно оторвалась от созерцания детей и по пути назад в аббатство плакала так горько, что Джейн сама едва сдержала слезы.

– Я привезу их еще, – пообещала она.

– Но вы вернетесь ко двору, – подвывала Кэтрин. – Когда я их увижу?

– Я приеду, когда получится, – попыталась успокоить невестку Джейн, – но большего обещать не могу.

Не прошло и часа после их возвращения домой, как на Большой двор въехал грум из Литлкота с письмом для сэра Джона от сэра Эдварда Даррелла.

Энтони умер от потливой лихорадки.

На этот раз Эдвард домой приехал, недели через две. Убитая горем мать обвила его руками и не отпускала, пока не вмешался отец. Он подошел к супруге и мягко отстранил ее от сына.

– Такова воля Господа, – срывающимся голосом сказал сэр Джон. – Его душа со святыми на небесах. Утешьтесь этим, как делаю я.

Джейн смотрела, как Эдвард встал на колени, чтобы получить отцовское благословение. Глаза его были холодны, и отец выглядел сконфуженным, когда положил руку на голову сына и прокаркал положенные слова. Никогда больше им не будет легко друг с другом, не вернуть те доверительные отношения, которые существовали до того, как интрижка с Кэтрин вышла наружу.

Наконец сдержанные приветствия и выражение печали закончились, семья собралась за столом в Широком зале, который был в знак траура задрапирован черной тканью.

Ужинали холодным мясом и вспоминали Энтони: каким блестящим молодым человеком он был, каким добрым, какие подавал надежды, которые никогда уже не сбудутся; потом они снова поплакали о трагической утрате двоих членов семьи.

– Кажется, никогда мне уже не обрести радости, – всхлипнула мать.

Отец попытался поднять настроение, рассказав им историю, как женщина, которую привели к нему и обвиняли в краже, чтобы защититься, представила суду свой живот.

– При этом лет ей было не меньше семидесяти! – добавил он.

– А почему она защищалась животом? – спросил Джон, сверкая глазами.

– Женщину, которая ждет ребенка, не могут повесить, мой мальчик, потому что дитя невинно.

Разговор перешел на Великое дело короля.

– Вся страна ни о чем другом не говорит, – сказал Эдвард.

– Какой позор, – фыркнула мать, – когда мужчина считает, что может просто избавиться от своей старой жены ради юной вертихвостки!

Она глянула на отца. Тот сглотнул.

– Думаю, тут дело гораздо сложнее, моя дорогая. И король не любой мужчина. Ему нужен наследник.

– Ему следует дождаться слова папы, а уж потом гоняться за госпожой Анной Болейн! Ваша дочь о ней не слишком высокого мнения.

– Я с ней едва знакома, – сказала Джейн. – Держусь от нее подальше. Но мне грустно видеть, как мало она любит и уважает королеву. Кажется, ей дела нет до того, что она обижает свою госпожу.

Сказав это, Джейн почувствовала, как напрягся сидевший рядом с ней Эдвард. Вопрос был слишком щекотливый. Пока остальные высказывали свои мнения, она наклонилась к уху брата и сказала:

– Я виделась с Кэтрин.

Эдвард застыл. Потом буркнул:

– Не хочу иметь с ней ничего общего.

За прошедший год он изменился; в нем появились надменность и скрытность, которых раньше не было.

– Она в отчаянии, хочет видеть сыновей.

– Ей надо было думать об этом до того, как разыгрывать из себя шлюху, – прошептал он. – Я этого не допущу.

– Эдвард, она изменилась. От нее прежней осталась одна оболочка. Я и правда верю, что она раскаялась.

– Мне все равно, и я был бы тебе благодарен, если бы ты не вмешивались в это дело.

Джейн крепко сжала его руку:

– Разлука с детьми убьет ее. Она живет только мыслью о том, что увидит их. Прошу тебя, будь милосердным, измени свое решение.

– Нет! – Он осушил кубок и вдруг заявил: – Я возвращаюсь домой.

– Ты? – Все повернулись к нему.

– Я потому и задержался с приездом на юг. Узнав о смерти Марджери, я написал королю и спросил, не найдется ли для меня какой-нибудь должности в наших краях, и его секретарь ответил, что для меня есть назначение в Дорсете. – Он поморщился. – Герцог Ричмонд не был этому рад. Ему сейчас девять, и он своенравен, никак не хотел меня отпускать, но мое место здесь.

– Очень рад это слышать, – заявил сэр Джон.

Эдвард сухо кивнул.

– О, сын мой! – воскликнула мать.

– Удовлетворишься ли ты службой в Дорсете?

Томас едва сдерживал ухмылку. Его явно задело, что Эдвард просто попросил короля о чем-то и получил желаемое, тогда как он, упорно стремившийся попасть на королевскую службу, до сих пор не удостоился ни малейшего внимания и сам видел это.

– Я доволен, – сказал Эдвард, не попавшись на крючок. – Я смогу прочесть все книги, на которые мне не хватало времени. Я даже не прочел «Утопию» сэра Томаса Мора.

– Как хорошо, что ты будешь дома, – сказала мать. – Клянусь Богом, нам нужно как-то взбодриться!

Джейн подумала о письме, лежавшем у нее в кармане, – письме с печатью королевы. Оно дожидалось ее в момент возвращения из Эймсбери. Скоро придется обрушить на мать и остальное семейство новость о своем отъезде: ее вызывали обратно ко двору.

В Гринвиче только и разговоров было, что о приезде легата из Рима для разбирательства вместе с кардиналом Уолси по Великому делу. Госпожа Анна Болейн, чудом оправившаяся от болезни, еще выше вознеслась в фавор у короля, чем когда-либо прежде. Джейн это было неприятно. Однако она с облегчением вздохнула, узнав, что ей больше не придется ежедневно терпеть общество Анны: король распорядился об устройстве для Болейн личных апартаментов в Дарем-Хаусе на Стрэнде, неподалеку от Лондона. Видеть изо дня в день унижение королевы ее соперницей было невыносимо; у всякой вежливости есть свои пределы. Досаду вызывало то, что госпожа Анна разместилась в новом доме с таким великолепием, словно она уже была королевой. Все говорили, что это рано или поздно произойдет. Тем временем королева, как обычно, проявляла терпение и истинную святость, а на испещренном красными жилками лице кардинала была написана неподдельная тревога.

Джейн обрадовалась, услышав от Марджери Хорсман, что Брайана восстановили на службе в личных покоях короля. Девушки находились в спальне – распаковывали дождавшийся приезда Джейн сундук с ее вещами.

– Он заслужил это, – отреагировала Джейн и поведала Марджери о том, какую доброту проявил к ней сэр Фрэнсис.

– Сейчас доброта нужна королеве, – сказала Марджери. – Ее предупредили, чтобы она не смела настраивать подданных против короля, и обвинили в том, что она имеет чересчур довольный вид. Если бы они только знали, чего ей это стоит!

– Она слишком любит короля, чтобы подстрекать кого-нибудь против него! – возразила шокированная Джейн.

Однако Екатерина восприняла предостережение всерьез. Вскоре Джейн обнаружила, что жизнь при дворе королевы изменилась. Ее госпожа теперь не покидала дворец без крайней необходимости. Выглядела суровой и мрачной, одевалась только в темные платья, будто не хотела привлекать к себе внимания. Она больше не развлекалась с фрейлинами, а вместо этого проводила почти все время в часовне за молитвами. Джейн и большинство дам из свиты королевы горячо молились, чтобы папа или легат высказались в ее пользу, да поскорее.

Их существование стало тусклым и скучным. Настоящая захватывающая жизнь двора вращалась вокруг короля и его фаворитки в Дарем-Хаусе. Джейн опасалась, что Англии осталось недолго ждать восшествия на престол новой королевы.

Король проводил Рождество в Гринвиче, устраивал для развлечения двора турниры, банкеты, живые картины и маскарады. Но Джейн не могла получать удовольствие от этих празднеств, если королева не выказывала радости, а по ее лицу было видно, как она переживает. Единственным утешением для Екатерины осталась дочь, принцесса Мария, которая приехала ко двору на Юлетиды[9]9
  Юлетиды – период до и после Рождества; исторически связан с йолем – языческим праздником середины зимы, отмечавшимся до принятия германскими народами христианства в дни зимнего солнцестояния.


[Закрыть].

Джейн стала одной из тех, кого Екатерина попросила присматривать за дочерью. Оказанное госпожой доверие тронуло Джейн. Принцесса Мария ей очень понравилась – милая, нежная двенадцатилетняя девушка с отцовскими золотистыми волосами и чертами лица матери, которые уже, однако, омрачались тревогой. Хоть Мария и жила вдалеке от двора, она знала о напряженных отношениях родителей и невидимом присутствии Анны Болейн, которая не показывалась из своих апартаментов, но принимала у себя всех. Даже когда они играли в жмурки, лису и псов или кегли, Джейн видела, что принцесса очень несчастна. Мария не отходила от матери-королевы и замыкалась в себе, становилась почти угрюмой в присутствии отца, хотя он и старался, как мог, развеселить ее. Джейн молилась, чтобы Великое дело короля поскорее разрешилось, хотя бы ради этой бедной девочки.

Глава 7

1529 год

Суд проходил в лондонском монастыре Черных Братьев. Слушания по делу об аннулировании брака короля возглавляли кардинал Уолси и папский легат. Его милость – и об этом знали все – надеялся на успех. Говорили даже, что он планирует свадьбу с Анной Болейн.

Королева Екатерина в батистовой сорочке стояла среди своих дам и фрейлин, которые облачали ее в киртл из желтой парчи. Леди Уиллоуби и Марджери Хорсман вошли в покои с роскошным платьем из красного бархата, отороченным соболями, надели его на госпожу и начали зашнуровывать на спине. Нан Стэнхоуп принесла меховые нарукавники, а Джейн прицепила на пояс королевы золотую ароматницу. Наконец леди Эксетер повесила на шею Екатерины золотое ожерелье, сверкавшее драгоценными камнями, а сестры Варгас надели ей на голову капор, богато украшенный золотым шитьем. Лицо хозяйки оставалось бледным, тревожные складки на нем не разгладились, но выглядела она до кончиков ногтей королевой.

– Ну вот, я собралась на битву, – заметила Екатерина, пытаясь улыбнуться. – Им придется понять, что я не признаю это судилище. В Англии я не могу рассчитывать на справедливое решение по поводу своего брака. Дело короля должно быть заслушано в Риме!

Джейн впечатлила храбрость Екатерины. Нелегко было противостоять королю, который в эти дни ярился по любому поводу.

Королева была готова, как и четыре придворные дамы, которые должны были сопровождать ее. Джейн и остальные фрейлины остались во дворце Брайдуэлл дожидаться их возвращения.

В дверь вбежала Дороти Бэдби:

– Ваша милость, у монастыря Черных Братьев собралась толпа, все кричат: «Добрая королева Екатерина!» – и желают вам победы над врагами.

Глаза госпожи помрачнели.

– Королю это не понравится. Но он ценит любовь народа, пусть прислушается к голосу людей и образумится.

Она говорила это уже много-много раз. Джейн не могла вспомнить, когда впервые услышала от королевы эту присказку.

– Пойдемте, – распорядилась Екатерина.

В просторных, богато убранных залах дворца стало тихо. Джейн и остальные девушки старались найти себе занятия, но все думали только о том, что происходит в главном зале монастыря на другом берегу реки Флит, и настороженно прислушивались к любым звукам, которые могли предупредить их о возвращении госпожи.

– Подумать только, английский король и королева вызваны в суд, – задумчиво проговорила Исабель. – В Испании такого никогда не случилось бы!

– Не могу поверить, но это Великое дело тянется уже два года, – качая головой, сказала Бесс Чеймберс.

– Сколько еще выдержит королева? – спросила Джейн, и сердце у нее сжалось от боли за Екатерину.

– Будем надеяться, скоро все это закончится, – сказала Нан Стэнхоуп. – Я приехала ко двору не для того, чтобы вести такую унылую жизнь. Мы никуда не выходим, ничего не делаем, мы стали затворницами вместе с королевой, как монахини.

– Вы, наверное, предпочли бы служить у госпожи Анны Болейн? – резко спросила Бесс.

– Если бы у меня был выбор, то да. Она настоящая королева, разве что без титула, все вращается вокруг нее. Дни Екатерины сочтены.

Бланш де Варгас недовольно скривилась:

– Может статься, еще этот день не закончится, а вы запоете по-другому.

– Как вы можете с такой легкостью отказываться от любящей госпожи? – спросила Дороти.

Нан пожала плечами:

– Как мы найдем себе мужей или добьемся повышения по службе, если королева не имеет никакого влияния? Предполагалось, что она поможет нам составить хорошие партии, но за все годы, что я провела здесь, она ничего для меня не сделала. У меня было несколько поклонников, но из этого ничего не вышло. Мне скоро тридцать, я устала ждать.

– Некоторые из нас посвятили жизнь королеве, – сказала Исабель де Варгас, – и не желают ничего иного.

– Ну а я желаю! – выпалила Нан. – Если дело обернется против королевы, я напишу отцу, чтобы он попросил для меня место у госпожи Анны. А если он этого не сделает, тогда обращусь к ней сама.

Бланш вспыхнула:

– Никто из нас не опустится до такого! В Англии может быть только одна королева! Я лично никогда не признаю никакой другой, кроме нашей доброй госпожи. И думаю, что говорю за всех нас.

Все, кроме Нан, горячо выразили согласие.

– Я ни за что не стану служить Анне Болейн, – заявила Джейн. – Я ненавижу ее и все, за что она выступает. Женщина, которая намеревается украсть у другой мужа, не говоря уже о супруге своей госпожи, не заслуживает прощения.

– Но король говорит, что он не муж королеве, что папа был не прав, когда разрешил этот брак, – с удовольствием заметила Нан, – и госпожа Анна держится того же мнения, так что никакого мужа она ни у кого не крадет.

– Король был женат на ее милости восемнадцать лет и ни на что не жаловался! – крикнула Бланш. – А потом он влюбился в Анну Болейн – и вдруг его стала мучить совесть!

– Ему нужен наследник, а королева не может дать ему его! – возразила Нан. – Вероятно, он прав, что видит в этом наказание Божие.

– Если у короля есть сомнения, то лучше ему искать их разрешения у папы, – сказала Джейн. – Но пока его святейшество не объявит короля свободным, госпожа Анна не должна поощрять ухаживания.

– Очнитесь, наивное дитя! – насмешливо проговорила Нан. – Король без ума от нее и хочет сделать своей королевой. Она из семьи с амбициями, для этих людей главное – высокое положение. Вы действительно думаете, что она упустит такую возможность? Я бы не упустила!

Джейн разозлилась, что с ней бывало редко, но обуздала вспышку гнева.

– Тут дело не в амбициях, не в возможностях, не в том, чего хочет она сама или ее семья. То, что она делает, аморально. Сам Мартин Лютер не стал бы потворствовать этому.

Нан уже собиралась дать едкий ответ, когда Бесс Чеймберс подняла глаза от шитья:

– Не думаю, что госпожа Анна поощряет короля. Вспомните, сколько раз она уезжала домой в Хивер. Она и сейчас там.

– Она ведет хитрую игру, – фыркнув, сказала Исабель. – Король сходит по ней с ума, а она держит дистанцию, чтобы еще сильнее распалить его чувства.

– А я думаю, что в прошлом году она ездила в Хивер рожать его бастарда, – заметила Бланш.

– Меня это не удивило бы, – поддержала ее сестра.

– Вовсе нет, говорят, она не подпускает его к себе до свадьбы, – возразила Марджери.

– Что с нами будет, если брак королевы расторгнут и король женится на Анне? – с тревогой спросила Дороти.

– Я лучше поеду домой, чем поступлю на службу к Анне Болейн, – сказала Джейн.

– Я уверена, король позаботится, чтобы королева была обеспечена, как должно, – попыталась успокоить их Бесс. – Нас оставят при ней.

– Ох, хотелось бы мне знать, что там происходит! Трудно предугадать, – вздохнула Марджери.

Они сидели молча, склонив головы над алтарной завесой, которую шили, и прислушиваясь к бою часов, пению птиц на деревьях за открытым окном и звукам своего дыхания. Наконец девушки услышали отдаленные радостные крики и уставились друг на друга.

– Похоже, решение принято в пользу королевы, – прошептала Марджери. – Люди не радовались бы так, если бы объявили о разводе.

Вскоре послышался топот шагов в галерее, потом дверь распахнулась и вошла королева, опираясь на руку мастера Ричардса, сборщика податей. За ней следовали дамы. Екатерина, тяжело дыша, опустилась в кресло, у нее не было ни кровинки в лице.

– Быстро подайте вина и чего-нибудь съестного! – приказала леди Уиллоуби поднявшимся из реверанса фрейлинам. – Джейн, принесите королеве домашние туфли.

Когда Екатерину обслужили и она немного подкрепилась, выпив вина из кубка, все собрались вокруг нее, в нетерпении ожидая новостей.

– Они высказались за вас, мадам? – спросила Бланш, забыв, что королева должна заговорить первой. – Мы слышали радостные крики.

Королева слабо улыбнулась:

– Нет, моя дорогая. Они вообще ничего не решили. Но я сделала то, ради чего пошла туда. Сказала, что считаю этот суд предвзятым и не стану присутствовать на его заседаниях.

Она прислонила голову к спинке кресла. Очевидно, силы ее были на исходе.

– Ее милость была великолепна! – воскликнула леди Эксетер. – Когда ее вызвали, она упала на колени перед королем на глазах у всего собрания и молила избавить ее от крайностей суда. Она взывала к нему от всего сердца. Мы все едва не прослезились.

– И он внял вашим мольбам, мадам? – спросила Бесс.

Последовала долгая пауза. Когда Екатерина заговорила, голос ее звучал глухо и печально:

– Нет. Он вообще ничего не сказал. Даже не взглянул на меня.

На третьей неделе июля, к удивлению и радости Джейн, в покоях королевы на одной из вечерних встреч, которые раньше были весьма многочисленными, но теперь стали заметно скромнее, так как большинство амбициозных молодых людей покинули строгий двор Екатерины ради великолепного дома госпожи Анны, появился Эдвард. Он выглядел высоким и элегантным в изысканном темном костюме, с остроконечной рыжей бородкой и пером на черном берете. Брат вежливо поклонился королеве, но в нем ощущались те же сдержанность и горделивость, которые Джейн заметила в Вулфхолле прошлой осенью. Сестру он приветствовал тепло и передал ей радостную весть о своем назначении эсквайром тела к королю по рекомендации сэра Фрэнсиса Брайана.

– Мы стольким ему обязаны, – сказала Джейн, когда они уселись в нише у окна.

– Он наш родственник, – ответил Эдвард, – и, думаю, мы ему нравимся сами по себе. Должен признаться, я рассчитывал, что он попросит твоей руки. Он не женат, и это была бы хорошая партия.

Джейн вспомнила смелые ухаживания Брайана.

– Был момент, когда он проявлял интерес ко мне, но ты предупредил меня о репутации сэра Фрэнсиса в отношении дам, и я его отвадила. Позже, во время нашей долгой поездки из Уолтхэма, я познакомилась с ним ближе, как с другом, ты понимаешь, и поняла, что в нем есть гораздо больше разных качеств, чем те, о которых заставляет думать его прозвище Викарий Ада. Но мне кажется, он не принадлежит к числу мужчин, склонных к женитьбе.

– Я могу расспросить его об этом, – предложил Эдвард. – Теперь, служа в личных покоях короля, я буду видеться с ним каждый день.

– Пожалуйста, не делай этого ради меня или не упоминай моего имени, – попросила Джейн.

Эдвард удивленно изогнул брови:

– Почему нет? Брачные соглашения заключаются постоянно. О моем браке тоже условились, – с горечью сказал он.

– Просто не упоминай моего имени, – настаивала Джейн. – Пусть предложение поступит от него, хотя я в этом сомневаюсь. И вообще, Эдвард, я не уверена, что хотела бы иметь его супругом.

– Тебе может достаться кто-нибудь и похуже. Вы, по крайней мере, нравитесь друг другу. Но я сам не уверен, можем ли мы позволить себе такую партию. У отца есть деньги, отложенные на приданое для всех дочерей, но вас трое, и сэр Фрэнсис в прошлом году говорил Томасу в Вулфхолле, что надеется найти богатую невесту.

Джейн была поражена.

– Ты не думаешь, что это был завуалированный способ вызнать, богатая ли я невеста?

– Ну, отец спрашивал его, готов ли он остепениться. Все это говорилось полушутя. Но он и Томас считают, что речь на самом деле шла о тебе, хотя твое имя не упоминалось.

– Я бы хотела, чтобы спросили мое мнение, прежде чем поднимать этот вопрос.

Эдвард пожал плечами:

– Я уверен, тебя бы спросили, если бы они о чем-нибудь договорились.

– Похоже, сэр Фрэнсис отшучивался, слыша отцовские намеки.

– Джейн, ты слишком серьезно все воспринимаешь.

– Возможно, – резко сказала она. – Но не думай, что я разочарована. Мне нравится сэр Фрэнсис, но я не люблю его.

На следующий день Джейн, улучившая возможность немного прогуляться по саду, возвращалась во дворец. Подняв взгляд, она увидела Эдварда, который торопливо пересекал подъемный мост через реку Флит, соединявший дворец Брайдуэлл с монастырем Черных Братьев. Брат заметил сестру и махнул ей рукой. За спиной у него толпились мужчины, направлявшиеся на суд.

Эдвард поравнялся с ней и, задыхаясь от волнения, сообщил:

– Легат отозвал дело короля в Рим. Папа сам будет выносить решение.

– Хвала Господу! – выдохнула Джейн. – Теперь у королевы есть шанс на справедливое решение.

– Король в ярости. Видела бы ты его лицо!

– Я бы предпочла увидеть госпожу Анну! Она была так уверена, что корона достанется ей. Ох, Эдвард, это обнадеживающая новость. Боже, пусть король поймет, какую ошибку он совершает.

– Это укротит амбиции госпожи Анны, – сказал брат, беря Джейн за руку и отводя в сторону от толпы придворных, быстро шедших по дорожке. – Только сегодня утром она сидела в личных покоях короля и рассказывала нам всем, что будет, когда она станет королевой. Для начала она добьется перевода Библии на английский. Бог мой, она жаждет реформы Церкви! О папе и кардинале Уолси она отзывалась уничижительно.

– Эта женщина весьма решительно настроена привести короля к погибели, – пробормотала Джейн. – Если она добьется своего, мы все последуем за ним. Меня это пугает. Разве мы обязаны терять свои бессмертные души из-за какой-то безрассудной девицы и ее опасных идей?

– Не падай духом, сестрица, – улыбнулся Эдвард. – Реформы могут пойти на пользу Церкви. Там есть злоупотребления, которые нужно исправить. Отчего богачам позволено покупать себе путь на небеса? И почему бы нам не читать Слово Божье на родном языке? Это не повредит нашим душам.

– Но толковать Писание положено священникам.

– Джейн, не все священники так набожны, как отец Джеймс, а некоторые едва обучены грамоте. Как могут они толковать своей пастве латинское Писание? Нет, я бы хотел увидеть реформированную Церковь, без недостатков.

Джейн вдруг заметила, что за ними кто-то наблюдает. Она оглянулась. Это была Нан Стэнхоуп. Она с нескрываемым интересом рассматривала Эдварда.

– Это слишком серьезная тема для беседы с таким прекрасным поклонником, – игриво сказала Нан.

– Он не поклонник! – воскликнула Джейн. – Госпожа Нан Стэнхоуп, позвольте представить вам моего старшего брата, сэра Эдварда Сеймура. Его только что назначили эсквайром тела к королю.

Эдвард поклонился. Когда он поднял голову, Джейн заметила, что брат смотрит на Нан так, будто она была объектом, достойным удивления, и глаза его, такие холодные в последнее время, потеплели.

«Не может этого быть, – сердито думала Джейн, без сна ворочаясь в постели. – Не мог Эдвард влюбиться в Нан Стэнхоуп. Нашел кого выбрать! Почему его не привлекла милая Джоан Чепернаун, или Марджери, или Бесс? Зачем он ищет близости с такой злоязычной, взбалмошной и неприятной женщиной?» Не то чтобы он слишком явно демонстрировал свое увлечение ею, сама Нан вешалась на него уже две недели. Фрейлины принимали участие в ежегодном летнем объезде королевства, правда на этот раз не с самого начала: уже проделав часть пути, король неохотно вызвал королеву в Вудсток, чтобы она присоединилась к нему, двору и госпоже Анне. Джейн становилось дурно, когда она видела ухаживания Эдварда за Нан Стэнхоуп, так же неприятно было открытое выражение королем преданности Анне Болейн.

Наступил сентябрь. Двор теснился в небольшом охотничьем доме в Графтоне. Фрейлины с трудом разместились на чердаке. В тот же день прибыли кардиналы. Легат должен был попросить у короля официальное разрешение на отъезд. Все полагали, что Генрих откажется принимать Уолси, но нет, он встретил его с распростертыми объятиями, словно никакого разлада между ними не произошло. Двор бурлил спекуляциями на тему, будет ли Уолси восстановлен на прежних высоких постах. Госпожа Анна и ее приверженцы ходили с сердитыми лицами, не оставляя никому сомнений в том, что уж они-то сбили бы с кардинала спесь, если бы могли.

На следующий день после обеда Генрих и Анна поехали на охоту. Из открытого окна, выходившего во двор, Джейн наблюдала, как король с улыбкой прощается с кардиналами, которые должны были отправиться в Лондон вечером того же дня, и услышала, как Генрих сказал Уолси, что еще увидится с ним по возвращении. Она заметила хитрое выражение на лице госпожи Анны и не удивилась, когда час отъезда кардиналов настал, а король так и не вернулся. Джейн и другие фрейлины находились при королеве, которая, как могла, пыталась развлечь гостей. На морщинистом, осунувшемся лице Уолси застыло выражение унылого разочарования, в глазах читалось крушение всех надежд. Наконец ему не осталось ничего другого, кроме как попрощаться. Наступали сумерки, им нужно было ехать.

Через несколько часов, когда Джейн была уже в постели, охотничья партия вернулась.

Новый посол императора представлялся королеве. Джейн присутствовала на аудиенции и наблюдала за ним. Его предшественник оказывал Екатерине большую поддержку, и королева была сильно опечалена отъездом испанца, однако по теплому выражению лица госпожи было видно, что прибывший на смену мужчина, посланный ее племянником, императором Священной Римской империи, королем Испании и самым могущественным правителем в христианском мире, ей нравится. Джейн мессир Шапуи тоже приглянулся. Она предположила, что ему около сорока, и обнаружила, что не может оторвать глаз от его худого подвижного лица; девушку очаровали искренность и восхищение, с которыми он говорил с королевой, уверяя ее в любви императора и его готовности заботиться об интересах старшей родственницы. Джейн надеялась, что интуиция ее не обманывает и этот новый посол встанет на сторону Екатерины и будет защищать королеву так же рьяно, как и его предшественник. Заверения Шапуи подтверждали, что он стремится к правде и справедливости. Джейн ощутила в нем силу, мудрость и даже страсть. Когда посол удалился, госпожа выглядела намного более счастливой.

Господь знает, как она нуждалась в ободрении. Король принялся докучать ей мелкими придирками, изводить угрозами. Ей не позволят видеться с дочерью; запретят появляться при дворе; он обрушит на нее всю мощь закона. Так он кричал на супругу за дверями ее кабинета. Фрейлины слышали это. Анна Болейн теперь не соблюдала правил вежливости по отношению к королеве, отпускала ядовитые замечания и делала мрачные намеки на планы мести. Для доброй госпожи Джейн жизнь превратилась в ночной кошмар, и тем не менее королева терпеливо сносила все.

Они вернулись в Гринвич и пробыли там совсем немного, когда Эдвард пришел повидаться с сестрой. Обычно Нан являлась вместе с ним, тряся своими кудрями, но сегодня он был один. Пользуясь хорошей погодой, необычайно мягкой для декабря, брат с сестрой отправились на прогулку в дворцовый сад и сели на каменный борт чаши фонтана.

– Ты знаешь, что кардинала лишили должности лорд-канцлера, – сообщил Эдвард. – Его обвинили в том, что он позволил папе вмешиваться в дела Англии.

Джейн была потрясена. Такого она еще не слышала. Новость, вероятно, была совсем свежей.

– Разве папе не положено по закону заботиться о делах Англии?

– Очевидно, теперь нет. Джейн, это повод радоваться. Падение Уолси – победа для тех из нас, кто хочет добиться реформ в Церкви. Нан со мной согласна. – Он изложил подробнее то, что ему было известно.

«В чем тут победа? – недоумевала Джейн. – Старого сломленного человека лишили всего имущества и прогнали от двора». Трудно было поверить, что так обошлись с прежде всемогущим кардиналом, слово которого не уступало в весе слову короля. Она не особенно любила Уолси, не одобряла его жадность и страсть к мирскому, но этот человек олицетворял собой стабильность Церкви и неизменность традиций, которые мало-помалу расшатывались.

– Король забрал себе дом Уолси в Вестминстере и переделывает его под дворец для мистресс – простите, леди Анны.

Да, теперь все они должны были называть ее так, потому что отца Анны Болейн недавно сделали герцогом Уилтшира и Ормонда. Она была некоронованной королевой, и Джейн кипела яростью из-за несправедливости, творимой по отношению к Екатерине.

Эдвард не мог ее утешить. Всем было известно, на чьей он стороне. Джейн понимала, что пытаться изменить его бесполезно, поэтому при редких встречах с братом старательно избегала обсуждения этой темы.

– На самом деле я пришел к тебе не только рассказать об Уолси, – продолжил Эдвард, и щеки его вспыхнули. – Есть кое-что еще. Я хочу жениться на Нан. – («Только этого не хватало», – подумала Джейн, но разве она не была готова к такому «сюрпризу»?) – Я был дома. Виделся с Кэтрин. Пытался убедить ее стать монахиней и дать мне свободу, но она отказалась. Честное слово, теперь мне понятны чувства короля!

Что могла сказать Джейн, чтобы не навредить? Брат сурово обошелся с Кэтрин и теперь собирает вторую жатву своей жестокости.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Эдвард. – Но она предала меня, Джейн. Это нельзя простить.

– Прошло уже два года, – заметила Джейн, сожалея, как с ней часто бывало, что за это время не сделала больше для Кэтрин. – Ты не можешь найти в себе душевных сил, чтобы простить ее? Мать простила отца. И мальчикам нужна мать.

– Она у них будет – Нан, как только я обрету свободу.

– Нан?

«Она постарается лишить детей наследства, как только сможет запустить в него свои цепкие пальцы. Эта женщина всегда была эгоистичной и амбициозной; она будет думать только о своих сыновьях».

– Да, Нан. Я знаю, ты недолюбливаешь ее, Джейн, но она оказала мне большую поддержку. Это она заставила меня пойти к королю и попросить его восстановить Кэтрин в правах наследства.

– И ты не открыл ему всей правды?

«Господи, хоть бы он и Нан ничего не сказал!»

– Я говорил с его милостью конфиденциально. Он проявил большое участие и сказал: это несправедливо, что я теряю часть наследства жены из-за ее непристойного поведения.