Текст книги "Джейн Сеймур. Королева во власти призраков"

– Твое недостойное поведение тоже тому виной, Эдвард! – не удержалась Джейн от напоминания. – И ты опозорил отца, рассказав все королю! Не могу поверить, что ты мог так поступить.

– Джейн, на кону большие деньги, и мне нужна помощь его милости. Я сказал ему, что мы решили никогда не упоминать о том, что случилось, и он согласился представить парламенту дело так, что меня лишили наследства из-за любовных похождений моей супруги. Никакие имена не будут упомянуты.

– Представить парламенту! Тогда весь мир узнает, что Кэтрин изменила тебе.

– Да, но никто не узнает, что она изменила мне с моим отцом. Я уверяю тебя в этом так же, как король заверил меня.

– Ты сказал только королю? Не Нан?

Эдвард отвел взгляд:

– Разумеется, она должна была обо всем узнать, если мы решили пожениться.

Джейн встала:

– Значит, ты ей рассказал?

– Да.

– Это глупо, – вздохнула Джейн. – Нан – последняя, кому следовало рассказать об этом. Она не сохранит тайну.

Эдвард процедил сквозь зубы:

– Она дала мне слово никогда даже не заикаться об этом. И я прошу тебя относиться к ней по-дружески, как к моей будущей невесте.

– Ты слишком многого просишь! – воскликнула Джейн. – У нее яд на языке. Никто ее не любит. А Кэтрин пока молода, может статься, ты долго еще не будешь свободным мужчиной, хвала Господу!

Она ушла, вся дрожа от гнева, что с ней случалось редко.

Эдвард пошел за ней:

– Нан – женщина, которую я люблю, и я намерен жениться на ней, даже если для этого придется ждать до старческого слабоумия!

– Я помолюсь за тебя! – бросила в ответ Джейн. – И вы счастливо отделаетесь, если она умрет первой!

Глава 8

1530 год

В ту зиму парламент издал акт, которым отменил условия завещания сэра Уильяма Филлола, и Эдвард за одну ночь превратился в человека с достатком. Нан Стэнхоуп ходила с самодовольной улыбкой на лице, и Джейн старалась избегать ее, как могла.

Однако Нан не желала с этим мириться. Казалось, она всюду подкарауливала Джейн и, как змея, жалила ее во время трапез, вечерних посиделок в покоях королевы, где вечно висела на руке у Эдварда, пока фрейлины выстраивались в процессию, чтобы сопровождать свою госпожу в приемный зал или в церковь. Нан с виду вела себя дружелюбно, но в ее манерах всегда ощущалась какая-то колкость.

«С каким нетерпением я жду встречи с вашим отцом», – говорила она, или: «Я слышала, у вашего батюшки хороший вкус к женщинам», или даже: «Смею заметить, на мой взгляд, ваш отец такой же красавец, как его сын!» Это злило ужасно. Джейн стала опасаться, что кто-нибудь услышит эти ремарки и угадает правду.

Она ненавидела ссоры, избегала их, если могла, и в конце концов решила не обращать внимания на намеки Нан, надеясь, что та устанет вкладывать их в глухие уши, не получая отклика. Однако госпожа Стэнхоуп, казалось, чувствовала, как неприятны Джейн ее инсинуации, и не оставляла свою жертву в покое.

Джейн пожаловалась Эдварду.

– Ты должен остановить ее! Она изводит меня намеками на то, что ей известно, и я больше не могу выносить ее злобных выпадов.

– Я поговорю с ней, – вздохнул Эдвард. – Но может быть, ты усматриваешь злонамеренность там, где ее вовсе нет. Я знаю, ты не любишь Нан, но, прошу тебя, постарайся с ней поладить.

Несправедливость этого заявления больно уколола Джейн.

– Ты мог бы попросить ее о том же! Я была бы рада, если бы мы могли ограничиться простой вежливостью.

Что бы ни сказал Эдвард Нан, это принесло плоды. Колкости прекратились, и она стала держать дистанцию. К тому же вскоре произошло событие, которое отвлекло обеих женщин: принцесса Мария совершила визит ко двору, а такое случалось нечасто.

Двор пребывал в замке Виндзор, старейшей из королевских резиденций, где покои королевы, располагавшиеся за внутренними стенами, имели потолки, инкрустированные крошечными зеркальцами, а окна выходили на сад и виноградник. Джейн разволновалась, наблюдая за тем, как Екатерина обнимает любимую дочь, которую так редко видела. Джейн не сомневалась, что король разлучил их намеренно, чтобы наказать супругу за то, что она не дает ему желанной свободы и заражает Марию своим предвзятым отношением к ситуации, а ему это виделось именно так. Ведь Мария открыто заявляла, что не примет никакой другой королевы, кроме матери, и не делала тайны из своей ненависти к Анне Болейн.

Джейн жалела принцессу Марию. Девушке теперь уже исполнилось четырнадцать, но она была маленькой, худенькой, имела усталые глаза и проявляла все признаки слабого здоровья, причиной которого, как считала Джейн, стали душевные переживания. Ей самой было известно, каково это – беспомощно страдать от отцовской неверности. При взгляде на мать и дочь, которые наконец-то встретились, сердце Джейн сжималось от боли, тем более что король ездил на охоту с Анной Болейн едва ли не каждый день, предоставляя королеву самой себе.

– Не могу поверить, что мой отец привез сюда с собой эту женщину, – сказала Мария, сидя за шитьем вместе с другими дамами королевы.

Джейн услышала в ее голосе горькую обиду, которой никогда не выказывала Екатерина.

– Пусть это тебя не расстраивает, – успокоила ее мать. – Скоро его святейшество скажет свое слово, и тогда его милость вернется ко мне, а леди Анну отправят восвояси.

Джейн заметила сомнение в глазах Марии. Какие же несчастья влечет за собой неверность! Посмотреть хотя бы на ее собственных племянников – или сводных братьев, если верить Эдварду, – которые остались без матери. Кто-нибудь вообще думает о своих детях, когда дело доходит до удовлетворения запретных страстей?

– Я слышала, кардинал проявил себя добрым пастырем в Йорке, – сказала королева. – Кажется, ссылка пробудила в нем желание вернуться к духовным обязанностям. Мессир Шапуи сообщил мне, что леди Анна хотела бы подвергнуть его аресту за измену, однако король отказался возбуждать против него дело. Думаю, его милость сохранил глубокую привязанность к Уолси. Однако леди Анна не оставляет своих козней против кардинала, и я сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его возвращение в фавор. Он нездоров. Никогда не думала, что буду переживать за Уолси, но теперь мне жаль его.

Джейн тоже посочувствовала кардиналу. Гарри состоял у него на службе с тех пор, как умер епископ Фокс, а кардинал был назначен вместо него епископом Винчестерским, и считал Уолси справедливым господином. Уолси, может, и не проводил много времени в своем диоцезе, но был в курсе всех тамошних дел и интересовался жизнью своих слуг. Какие бы ошибки ни совершил кардинал, он неустанно трудился ради обеспечения развода короля, и не его вина, что дело отозвали в Рим. Прошел год, а Рим так и не вынес решения.

Единственной радостной новостью для Джейн за последние недели стало сообщение о том, что сэр Фрэнсис Брайан предложил Томасу должность у себя на службе. Брайан отправлялся во Францию как посол Англии, и Томасу предстояло выполнять обязанности вестника.

– Я буду передавать сообщения королю и от короля! – восторженно сообщил он, когда явился ко двору и вместе с Эдвардом пришел повидаться с сестрой в покоях королевы. Выглядел он, как всегда, очаровательно. – Я буду отчитываться персонально перед его милостью. Меня заметят!

Как же страстно он мечтал о продвижении!

– Разумеется, так и будет. – Джейн улыбнулась.

– Пока ты будешь вести себя как подобает, братец, – приподняв брови, заметил Эдвард.

– Сэр Фрэнсис опять оказал нам милость, – быстро проговорила Джейн. – Неужели он делает это без надежд на воздаяние? Такое редко бывает с придворными.

Она провела при дворе уже достаточно времени и знала, как устроена его внутренняя жизнь.

– О, он получит свою награду, – сказал Эдвард. – Король высоко ценит сэра Фрэнсиса и не остается в долгу, когда приближенные рекомендуют способных людей к нему на службу. В благодарность мы тоже можем оказать сэру Фрэнсису хорошую услугу, когда придет время.

– Значит, он делает нам одолжения ради собственной выгоды? – разочарованно спросила Джейн. – Я думала, мы ему нравимся.

– В этом я не сомневаюсь, – заверил ее Эдвард. – Не думаю, что тут все дело в одном только личном интересе. Особенно симпатична ему ты. Он часто говорит о тебе.

Это было неожиданно.

– Ах, вот мы и добрались до сути дела! – ухмыльнулся Томас.

– Надеюсь, ты не поощрял его! – воскликнула Джейн.

Ей совсем не хотелось, чтобы Брайан решил, будто она понуждает братьев организовать ее брак. При мысли об этом щеки Джейн залило краской.

Эдвард помолчал.

– Я пробовал, но он не заглотил наживку. Я сказал, что тебе двадцать два и отец надеется подобрать тебе хорошую партию. Фрэнсис ответил, что ты этого заслуживаешь и он сам будет смотреть во все глаза и не пропустит подходящего претендента.

– Значит, сам он не интересуется этим, – сказала Джейн, понимая, что не в праве чувствовать себя отвергнутой.

– Сэру Фрэнсису сорок, и он все еще не женат, – сказал Эдвард. – Ему пора уже остепениться.

– Вечный холостяк, – заметил Томас. – Я не верю, что он ждет появления богатой невесты. В отличие от меня!

– Не слушай его, – пробормотал Эдвард. – Может статься, Джейн, что заложенное в землю семя когда-нибудь пустит корни. Это был бы удачный брак. Хотя не стоит питать слишком большие надежды.

– Я ни на что не надеюсь, – ответила она с призвуком горечи в голосе. – Ни одной из фрейлин не поступало брачных предложений, так с чего мне жаловаться?

Эдвард вспыхнул. Ему не хотелось говорить о Нан при Томасе.

– Сестрица, ты замолчала. Думаешь, причиной тому ваша служба при дворе королевы, которая впала в немилость? – спросил Томас, понижая голос, потому что Екатерина находилась рядом. – Немногие теперь решатся вступить в союз с теми, кто близок к ней.

– Молодые джентльмены по-прежнему собираются в ее покоях, – сказала Джейн.

– Верно, только теперь их не так много, как бывало, – ввернул Эдвард.

– Я не оставлю службу у нее, – сердито прошипела Джейн. – Лучшей госпожи и быть не может. А леди Анне я ни за что служить не стану, если ты на это надеешься.

– Ладно-ладно, не выпускай коготки, – осклабился Томас.

– Ты ничего не принимаешь всерьез! – укорила его Джейн.

– Поверь, к интересам семьи я отношусь очень серьезно, – заявил он.

– Скорее к своим собственным, – буркнул Эдвард.

– Довольно, – остановила братьев Джейн. – Поверьте, я готова спокойно ждать появления подходящего супруга. А если этого не случится, что ж, я буду с радостью служить королеве, а если случится худшее, то могу стать монахиней!

Глава 9

1531 год

Джейн сказала себе, что не имеет особого желания выходить замуж, но в глубине души сомневалась, так ли это. Брайан не проявлял к ней интереса, и это расстраивало ее сильнее, чем она готова была признать; ни один из молодых джентльменов, посещавших покои королевы, не перешел в отношениях с ней к чему-то большему, помимо вежливых разговоров, и это уже давно огорчало ее. «Невзрачная Джейн» – так однажды в запальчивости отозвалась о ней Нан, и это была правда. Может, ей на самом деле нужно было уйти в монастырь?

Она всегда думала, что, как старшая дочь в семье, первой выйдет замуж, поэтому была шокирована, когда получила письмо от отца с сообщением о том, что Лиззи выдадут за сэра Энтони Утреда, вдовца, которого отец знал с тех времен, когда сражался за короля; служаку, руководившего королевскими гарнизонами в Бервике и на шотландской границе. Помимо своих военных обязанностей на севере, сэр Энтони проявлял меркантильный интерес к разным графствам и во время посещения Уилтшира провел две ночи в Вулфхолле, увидел Лиззи, был очарован и попросил ее руки. Что-то в этом роде.

Свадьбу откладывать надолго не стали. Мать спешно занялась приготовлениями, а после церемонии сэр Энтони отвезет свою суженую на север, в Йоркшир, где она станет хозяйкой двух больших домов – Кексби-Холла и поместья Леппингтон. Кексби подарил сэру Энтони сам король, весьма к нему благоволивший. Особняк был частью собственности, конфискованной у кардинала Уолси, умершего в прошлом ноябре по пути в Тауэр, где он должен был предстать перед судом по обвинению в измене.

Джейн отложила письмо. Она была рада за Лиззи, которой брак сулил такие выгоды, однако это известие заставило ее с новой силой почувствовать, как она сама хотела выйти замуж, иметь детей и свой дом вроде того, в котором выросла. Быть похожей в этом на мать не такая плохая судьба.

Но больше всего огорчало ее то, что Лиззи выйдет замуж первой. Ей ведь еще не исполнилось тринадцати! Похоже, отец молчаливо признавал тот факт, что его старшая дочь не пригодна к браку, и бросил заниматься ее сватовством. Но потом Джейн утешила себя тем, что сэр Энтони видел Лиззи и попросил ее руки. Какой отец отказался бы от такого выгодного союза?

Она написала домой, посылая поздравления и желая Лиззи всевозможных радостей в будущем.

Королева разрешила ей поехать на свадьбу, и Джейн вместе с братьями отправилась домой на торжества. Вся семья и целое скопище родственников Утреда собрались в огромном десятинном амбаре[10]10
  Десятинный амбар – в средневековой Северной Европе: помещение для хранения зерна, шедшего в уплату церковной десятины.


[Закрыть] на свадебный пир. Мать превзошла себя: к столу подавали запеченное мясо разных видов, пышные пироги, вкуснейшие торты, лосося под соусом, каплунов в вине, бланманже и ягоды в желе. Во главе стола восседали добродушный сэр Энтони и его маленькая невеста, одетая в желтое платье, которое она самостоятельно украсила вышивкой. Джейн радовалась за сестру и принимала участие в общем веселье и разговорах, но не могла удержаться от чувства ревности. Это она должна сидеть там в свадебном наряде. Ей уже двадцать два – почти старая дева.

Когда убрали со столов и зажгли свечи, начались танцы. Музыканты завели броль, или бранль, как на придворный манер называла этот танец Джейн. Новобрачные спустились с помоста на пол, и все им зааплодировали. Джейн не садилась бо́льшую часть вечера, но танцевала в основном с братьями, племянником Джоном или четырехлетним Нэдом; никто из других молодых людей, которые составляли с ней пару, не попросил ее станцевать вторично.

Она присела отдохнуть и пила вино с пряностями, чтобы не замерзнуть. Жаровни, стоявшие в амбаре, не давали достаточно тепла, чтобы разогнать январский холод, и Джейн радовалась, что на ней меховые нарукавники и платье с кроличьей подкладкой.

Рядом с ней пристроилась Лиззи.

– Джейн, я так рада, что ты смогла приехать домой на свадьбу, – сказала она; ее милое лицо раскраснелось от танцев. – Так странно, что через несколько дней я уеду жить в Йоркшир… – Голос ее задрожал. – Я буду скучать по тебе и по Вулфхоллу.

– Твой супруг с виду добрый человек, – постаралась успокоить сестру Джейн. – Он, кажется, очень гордится тобой. Я уверена, вы будете счастливы. Когда я отправилась ко двору, то сильно скучала по дому, но потом это прошло. Там происходило много разных событий, и это отвлекло меня. Вот мать будет ужасно скучать без тебя. Эдвард, Томас и я при дворе, Гарри бо́льшую часть времени проводит в Тонтоне, и у нее для компании останется только Дороти. Дом будет казаться ей совсем пустым.

– Могу я задать тебе вопрос? – Лиззи покраснела и наклонилась к уху Джейн. – Мать говорит, что в брачную ночь я должна позволить сэру Энтони делать все, что ему захочется, чтобы у нас появились дети. Я спросила ее, что она имеет в виду, и она ответила, что мужчина должен вложить свой член в женщину, чтобы дать ей семя, из которого происходит жизнь. Она сказала: в первый раз будет немного больно, но после придет удовольствие. Но одна из девушек говорила, что это очень больно. Ты думаешь, это правда?

Джейн сглотнула. Откуда ей знать о таких вещах? Ни один мужчина не испытывал желания даже поцеловать ее, не говоря уже о том, чтобы лечь с ней в постель. Она покачала головой:

– Я не знаю ни мужчин, ни любви. Одна из придворных дам королевы говорила, что ее брачная ночь была чудесной, но о подробностях она не распространялась. Почему бы тебе не сказать о своих опасениях сэру Энтони? Он выглядит добродушным. Я уверена, все будет хорошо.

Очевидно, так и случилось. Лиззи уложили в постель с женихом под шуточки многочисленной компании, она лежала с окаменевшим лицом, однако на следующее утро вышла из спальни с широкой улыбкой.

Прежде чем вернуться ко двору, Джейн совершила поездку в Эймсбери, взяв с собой Гарри и племянников. Один раз брат был там без нее: он привез с собой няню, чтобы она побыла с детьми, пока он забирает из монастыря их мать. Однако у Кэтрин была лихорадка, и она не могла выйти к нему: так сказала Гарри монахиня, принимавшая посетителей.

На этот раз, когда они приехали, Кэтрин помогала на кухне. Когда ее привели в комнату привратницы, Джейн поразилась переменам в ней. Невестка исхудала, кожа туго обтягивала резко выступающие скулы, глаза были дикие. Хуже всего было то, что она, казалось, не понимала, кто такая Джейн.

– Кэтрин? Это я, Джейн! Я привезла Джона и Нэда. Они на рынке с Гарри.

– Кто такие Джон и Нэд? – спросила Кэтрин, безучастно глядя на гостью.

– Ваши сыновья.

– У меня нет сыновей. Их забрали от меня, после того как нас застали вместе.

– Кто застал вас?

Но Джейн уже знала ответ.

Голос Кэтрин превратился в шепот.

– Они нашли нас в Старой комнате. Мы были голые, вот стыдоба. Я была в его объятиях.

Джейн не хотела больше слушать. Щеки у нее горели.

– Ваши сыновья здесь! – повторила она. – Пойдемте, и вы увидите их. – Она потянулась к худой, как птичья лапка, руке невестки.

– Нет! – крикнула Кэтрин, отдергивая руку. – Оставьте меня в покое!

Джейн повернулась к привратнице, которая и не подумала оставить их наедине, молясь про себя, чтобы та не услышала слов Кэтрин.

– Чем она больна?

Монахиня покачала головой:

– Я не знаю. Хотите поговорить с настоятельницей?

– Да, конечно, – ответила Джейн.

Они подождали; наконец у решетки, отделявшей приемный зал от остального монастыря, появилась сильно постаревшая приоресса Флоранс с лицом хищной птицы.

– Джейн Сеймур! – воскликнула она. – Как приятно вас видеть. Мне очень жаль, что вы застали леди Сеймур в таком плачевном состоянии. Увы, врачи не могут определить, что с ней случилось. Она никогда не была счастлива здесь. Бедняжка доверительно сообщила нам причину своего прибытия в монастырь. Даже если бы она не сделала этого, мы бы все узнали из ее бормотания. Мы никого не осуждаем. Бог простил ее, потому что она искренне раскаялась, но я боюсь, ее печаль была так велика, что она потеряла рассудок.

– Потеряла рассудок? – эхом отозвалась Джейн.

Она посмотрела на Кэтрин, сидевшую тут же и бессмысленно листавшую молитвенник. Несчастная не замечала ничего вокруг и не слышала того, что было о ней сказано.

– У нее бывают периоды просветления, но воспоминания о прошлом слишком болезненны для бедняжки, и мы снова ее теряем.

– Я привезла ее сыновей, чтобы она их увидела, – сказала Джейн.

– Вероятно, будет лучше, если этого не случится, – ответила приоресса. – Мы не хотим, чтобы она расстраивалась. Только так мы можем заставить ее принимать пищу. Ей лучше оставаться в своем собственном мире.

– Мать настоятельница, мне очень грустно видеть ее такой, – проговорила Джейн, сглатывая слезы. – Это все очень печально. Чем я могу помочь?

– Молитесь за нее, дитя мое. Она в руках Божьих. Мы ее утешим.

– Я буду молиться, – обещала Джейн. – Вы напишете мне, если произойдут какие-нибудь изменения?

– Напишу, – ответила приоресса Флоранс. – Лучше не беспокоить ее, Джейн. Любые напоминания о прошлой жизни лишь причиняют ей страдания.

Джейн поняла: ей рекомендуют больше не приезжать. Она вынула из кошелька несколько монет и положила их на полочку, сказав:

– На ее утешение. Я пришлю еще, когда получу жалованье за следующие четыре месяца.

Привратница увела Кэтрин из приемного зала. Джейн смотрела ей вслед и думала, увидит ли она еще когда-нибудь эту страдалицу.

Через пять дней Джейн отправилась в Лондон в сопровождении горничной и грума. Первую остановку они сделали у церкви в Бедвин-Магне, где она преклонила колени перед памятной доской малыша Джона и помолилась о своих умерших брате и сестре. Она знала: ей всегда будет не хватать милой Марджери и умного Энтони.

Поднявшись на ноги, Джейн заметила, что она в церкви не одна. На скамье, подперев голову руками, сидел священник, плечи его вздрагивали.

– Отец? – Джейн торопливо подошла к нему. – Что случилось?

Он поднял заплаканное лицо:

– О дочь моя, стоило ли мне доживать до этих дней! Мы все пропали. Собор духовенства поддался давлению и объявил короля верховным главой Церкви Англии. Власть папы теперь не имеет значения. Это королевство впало в ересь, и нашим душам грозит проклятие.

Пастырь снова разрыдался, а Джейн встала на колени рядом с ним, не в силах объять разумом всю чудовищность услышанного.

Священник схватил ее за руку:

– Король должен быть верховным главой, насколько это позволяет ему закон Христов. И вот что я вам скажу, добрая госпожа, такого он не позволяет!

Знакомый и привычный мир рушился.

– Его святейшество – наместник Христа на земле, законный преемник святого Петра, – продолжил излияния священник. – Разве наш Господь не обращался к своему ученику со словами: «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее»[11]11
  Евангелие от Матфея, 16: 18.


[Закрыть]. Только папа может быть главой Церкви; никакой король не вправе узурпировать его власть.

«Мы стоим у ворот ада, – невольно подумала Джейн. – Никакой человек, будь то король или император, не может отменить власть, дарованную нашим Спасителем. Это гордыня и греховная самонадеянность, закон никогда ее не оправдает».

– Как страшно слышать это, – сказала она. – Я служу королеве и знаю, что она будет сильно расстроена.

– Она храбрая женщина и любима многими. Молюсь, чтобы папа высказался в ее пользу. Это единственное лекарство от безумия.

Джейн пронзила ужасная мысль:

– Нас всех отлучат от Церкви?

– Короля наверняка, и тех священнослужителей, которые поклянутся в преданности ему. И где мы тогда окажемся, лишенные возможности причащаться не по своей вине?

От такой перспективы кровь стыла в жилах.

В монастырских гостевых домах по всему пути в Лондон только и говорили, что про объявление короля главой Церкви. Люди в основном не одобряли этого и тревожились, но некоторые считали такие изменения благими.

– Почему мы должны платить налоги Риму? – спрашивали они. – С какой стати папа вмешивается в дела Англии?

Вернувшись ко двору, Джейн застала Екатерину, как обычно, спокойной.

– Король никогда не порвет с Римом, – уверяла она своих дам. – В сердце своем он добрый сын Церкви, просто злится, что его святейшество медлит с решением. Я хорошо знаю короля. Это просто демонстрация недовольства, бряцание оружием, не более.

Джейн хотелось бы в это верить.

Поговаривали также о заговоре против доброго епископа Фишера, верного сторонника королевы: его будто бы пытались отравить. Несколько человек, принимавших пищу за столом епископа, умерли, а сам он, проявлявший умеренность в еде, избежал печальной кончины. Многие полагали, что в ответе за это леди Анна. Джейн с трудом верилось в подобное обвинение. Да, Анна могла проявлять порочность и определенно была мстительна, но Джейн не представляла, чтобы она опустилась до убийства.

Пришло лето, двор снова перебрался в Виндзор. Известий из Рима не поступало, и даже терпение королевы постепенно истощалось. Король неохотно согласился на то, чтобы принцесса Мария вновь приехала к матери. Девушке исполнилось пятнадцать, но для своего возраста она была слишком маленькой, худенькой и печальной. Она много болела в течение года и выглядела бледной. Екатерина старательно следила за тем, чтобы принцесса хорошо питалась и много гуляла на свежем воздухе. Ради нее все должны были пребывать в веселом расположении духа.

К всеобщему облегчению, король на несколько дней увез Анну Болейн в Хэмптон-Корт. Екатерина явно наслаждалась передышкой. Она отправлялась на долгие прогулки по Главному парку со своей всегда серьезной дочерью и пыталась развлечь ее музыкой и танцами в личных покоях. Джейн делала успехи в игре на лютне, и Мария, с детства обучавшаяся музыке и достигшая больших успехов, обучала ее более сложным приемам.

– Вы это хорошо освоили, госпожа Джейн, – сказала она хрипловатым тихим голосом, и на ее обычно плотно сомкнутых губах заиграло подобие улыбки. – Станцуем павану?

– Это было бы честью для меня, ваше высочество, – вставая, откликнулась Джейн, а королева тем временем дала знак музыкантам начинать.

Джейн успешно выучила все модные танцы, популярные при дворе, но павана, где на два ритмических удара приходился один шаг, оказалась слишком сложной. Ее всегда тянуло двигаться быстрее.

– Нет! – крикнула принцесса, откидывая за плечо длинные рыжие локоны. – Вы должны останавливаться вместе со всеми!

Джейн попыталась снова и все равно ухитрилась закончить движение раньше остальных. Кончилось тем, что все расхохотались и не могли остановиться. Приятно было видеть серьезное личико Марии смеющимся. Королева была довольна этим зрелищем сверх всякой меры.

На протяжении следующих дней принцесса начала расслабляться и с радостью проводила время в обществе фрейлин, играла в жмурки в пустынных галереях и в салочки – в саду. Но когда вернулся король с Анной Болейн, Екатерина запретила дочери покидать свои покои. Тем не менее это не уберегло Марию от тревог по поводу того, что ее отец фланирует за дверями с любовницей, демонстрируя свое отношение к этой женщине всему двору.

Шли приготовления к ежегодному летнему королевскому объезду страны, и Джейн ожидала, что Марию отправят обратно в Хансдон в Эссексе, где она обычно жила, но такого распоряжения не поступало. Они должны были отправиться из Виндзора в Вудсток в середине июля. Сама Джейн, другие фрейлины и горничные занимались укладыванием вещей.

Утром того дня, когда был назначен отъезд, Джейн поднялась рано. Она была при королеве на мессе и помогала прислуживать ей за завтраком.

Королева отложила нож.

– Вам не кажется, что здесь как-то тихо, леди? – спросила она.

И правда. Не слышно было обычной суеты, которая всегда сопутствовала отправлению двора в путь: ни топота бегущих ног, ни криков с улицы. Екатерина встала и выглянула в окно. Джейн услышала ее резкий вдох.

– На дворе пусто, – сказала королева.

Женщины столпились вокруг нее. И правда, там не было ни выстраивающихся в процессию всадников, ни повозок, ни груженных кладью мулов.

– Может быть, я ошиблась и отъезд назначен не на сегодня? – сказала Екатерина. – Никто ничего не сообщает мне в последнее время.

Она слабо улыбнулась своим дамам и отправила камергера лорда Маунтжоя узнать, когда выезжает двор.

Он вернулся с мрачным лицом и сказал:

– Мадам, король отбыл в Вудсток сегодня рано поутру.

Потребовалось время, чтобы они осознали смысл того, что сделал Генрих.

Королева только кивнула и продолжила завтрак. Джейн решила, что это какая-то очередная уловка Анны Болейн, направленная на то, чтобы в очередной раз унизить Екатерину и обескуражить ее; примерно такой же трюк бывшая фрейлина проделала с Уолси в Графтоне. Из-за этого король больше не встретился с кардиналом. Джейн задержала дыхание. Вдруг у Анны такие же намерения и на этот раз? Нет, даже она не зашла бы так далеко. Папа еще не вынес решения.

Екатерина ела и разговаривала с дочерью. Джейн обвела взглядом придворных дам и фрейлин, которые стояли в ожидании распоряжений. Она встретилась глазами с Марджери Хорсман. У той тоже был озабоченный вид.

Джейн помогала убирать со стола серебряное блюдо, на котором подавали завтрак королеве, когда доложили о прибытии гонца в королевской ливрее. Тот поклонился Екатерине, но говорил, глядя в одну точку где-то у нее за плечом:

– Ваша милость, я прибыл сообщить вам, что королю угодно, чтобы вы освободили замок Виндзор в течение месяца, – сказал он и сглотнул.

Король оставил королеву, даже не попрощавшись; уехал от нее, не сказав ни слова; покинул женщину, которая была его верной женой двадцать два года и рожала ему детей.

Джейн наблюдала за Екатериной; та старалась сохранить самообладание. Принцесса, потрясенная новостью, смотрела на мать. Потом королева заговорила, голос ее был тверд:

– Куда бы я ни уехала, я остаюсь его женой и буду молиться за него.

– Меня отправляют в Истхэмпстед, – сообщила королева собравшемуся вокруг нее двору однажды жарким августовским вечером. – Это приличный дом, где хватит места всем. Я приглашаю вас ехать со мной. Никому не будет отказано. Король милостиво согласился выплачивать жалованье каждому.

Джейн уже решила: если будет можно, то она останется с королевой. Девушка так привязалась к Екатерине, что не могла вынести мысль о расставании с ней. Очевидно, большинство фрейлин чувствовали то же самое. Джоан Чепернаун уехала, но только потому, что ей предстояло вскоре выйти замуж.

Истхэмпстед-Парк был охотничьим угодьем посреди Виндзорского леса, в десяти милях от замка. По пути королева рассказала им, что в прежние годы несколько раз останавливалась там и дом отличный. Улыбка не сходила с ее губ. Джейн была тронута тем, как приветствовали королеву люди, мимо которых проезжала процессия.

Когда копыта лошадей процокали по подвесному мосту мимо ворот с караульными помещениями с двух сторон, у Джейн возникло ощущение, будто они въезжают в тюрьму, однако здание, которое выросло перед ними, больше походило на дворец. Маленькая свита Екатерины разместилась в центральной из трех частей дома, окружавших внутренний двор; окна спален выходили на оборонительный ров.

Король и правда проявил щедрость. Вскоре после прибытия в услужение к королеве были присланы двести пятьдесят новых фрейлин, а сама она получила столь хорошее содержание, что могла сохранить вокруг себя великолепие, к которому привыкла. Джейн надеялась, что его милость мучит совесть.

Новых фрейлин устроили в других крыльях, девушками строго управляли прибывшие с ними наставницы. Они появлялись только тогда, когда королева принимала посетителей. Без сомнения, все это было сделано для того, чтобы никто не сказал, будто теперь, когда король живет отдельно от королевы, он содержит ее с меньшей пышностью.

Существование было комфортное, но Джейн все равно чувствовала, что они находятся в изгнании. Принцессе Марии было запрещено навещать мать, так же как и верным подругам королевы леди Эксетер и герцогине Норфолк. Герцогиня жила отдельно от герцога, который был дядей Анны Болейн. Он поддерживал племянницу, а его супруга – королеву. По крайней мере, леди Уиллоуби и леди Парр позволили остаться, так что у Екатерины не было недостатка в компаньонках, близких ей по рангу. А леди Эксетер прислала свою служанку Элизу Даррелл, чтобы та исполняла роль фрейлины королевы и связующего звена между ними. Хотя Джейн и Элиза были кузинами – бабушка Джейн происходила из семейства Даррелл, – они никогда не встречались, но понравились друг другу с первого взгляда. Элизе было девятнадцать; красивая девушка со светлыми волосами и зелеными глазами, она завоевала сердца всех, кроме Нан Стэнхоуп. Нан в эти дни была не в духе. Ей не нравилось, что она живет вдали от Эдварда, и отчаянно хотелось вернуться ко двору.