Текст книги "Любовь не умирает"

Глава 11

Утром Джек нашел Джорджию на берегу – она гуляла с Молли. Он стучал в дверь дома, никто ему не ответил, и чутье подсказало: она неподалеку. Взобрался по лестнице на плоскую крышу, внимательно оглядел окрестности: вон одинокая точка в полумиле от дома, на берегу океана.

Зеленовато-серые маслянистые волны шумно спорили, какая первой выплеснется на берег. Наблюдая, как они набегают и откатываются, Джек находил теперь утешение в этой бесконечной неопределенности. Как часто в юности приходилось ему стоять на берегу бухточки, наблюдая, как волны яростно бьются о скалы, бессильные одержать победу… Тогда он высокопарно уподоблял себя океану: измучен бесплодной борьбой без цели, но и прекратить ее не в силах.

Джорджия заметила его издалека, когда еще не могла разглядеть, но он понял, что его присутствие почувствовали – шаги ее сразу замедлились. Она неспешно приближалась, а Молли трусила рядом, иногда отбегая к дюнам погоняться за крабами.

Ветер так растрепал Джорджии волосы, что Джек не разобрал выражения лица, даже когда она подошла. Поправить их, смахнуть с глаз она и не пыталась – не очень-то ей хочется открывать ему свои переживания, это ясно.

Сегодня она выглядит как-то моложе; вот забавная мысль: сам он никогда еще не чувствовал себя таким старым.

– Привет, – произнес Джек.

– Приветик, – откликнулась Джорджия. Услышав звуки его голоса, Молли, виляя хвостом, радостно бросилась ему навстречу и лизнула руку. Вот если бы Джорджия была так же рада видеть его… но она остановилась на расстоянии десяти футов.

– Нам надо поговорить, – повторил он вчерашнее, хотя причины, по которым он желал этого разговора, сегодня были совершенно другие.

– По-моему, вчера вечером ты все сказал, – холодно, отчужденно прозвучало в ответ.

– Пусть так, – признал Джек. – Но мне кажется, у тебя не было возможности высказаться.

Она молча склонила голову.

– Итак? – не сдавался он. У нее поднялась и опустилась грудь, послышался тяжелый вздох.

– Что «итак»?

Джек без слов показал головой кругом – они одни. Лишь пронзительный ветер (как он вспарывает его тонкий свитер), беспрерывная возня Молли да крик одинокой морской чайки у них над головами. Он не отрывал взгляда от Джорджии, не обращая внимания на холод.

– Теперь у тебя эта возможность есть: ни твоего отца, ни твоего сына. Скажи мне все, что хотела.

– К чему сотрясать воздух? Ничего не изменится.

– Ты права, не изменится. Она опустила глаза на песок, но он заметил в них мучительную боль и сказал:

– Потому что все уже изменилось. Ты представить себе не можешь насколько.

– Ошибаешься, могу. – Она снова встретилась с ним взглядом, но теперь в глазах ее сверкала стальная решимость. – Вчера я сама увидела, что все изменилось. В особенности ты.

– Ты так думаешь?

– Ничего в тебе не осталось от того парня, который когда-то жил в Карлайле. Тот не жаждал крови, не выискивал в людях худшее. И, черт побери, – в голосе ее прозвучала безнадежность, – ты никогда не лгал мне, Джек!

– Я и сейчас не лгу тебе, Джо.

– С тех пор как вернулся в Карлайл, ты только и делаешь, что лжешь.

– Если я чего-то недоговаривал…

– Все равно это ложь!

Он молчал: что сказать, что сделать, чтобы все стало как прежде?

– Ты для меня теперь чужой, незнакомый человек, – едва слышно продолжала Джорджия.

Ему пришлось напрягать слух, чтобы расслышать ее слова в грохоте прибоя.

– И сознание того, что мы с тобой были близки, заставляет меня чувствовать себя… – Она умолкла и отвернулась к океану. – Я всегда хотела тебя, Джек, всегда. Ты и понятия не имеешь, как давно и как сильно. Но я хотела тебя такого, каким ты был, а не такого, каким ты стал.

– А каким же… я стал?

Отвечая ему, она смахнула с глаз прядь волос, словно хотела, чтобы лицо ее было хорошо видно.

– Ты перестал быть человеком. Ты превратился во что-то… трудно найти определение… Ты пользуешься бедами других, извлекая для себя выгоду. Ты… ты… стервятник… шакал. – Она горько усмехнулась, сама явно обескураженная этим сравнением. – По твоему собственному признанию, ты охотишься за гибнущим бизнесом, за гибнущими жизнями.

– Сначала это показалось тебе филантропией.

– Тогда я еще не поняла, каким человеком ты стал.

– Я тот самый Джек, которого ты знала всегда.

– Нет! Тот Джек, которого я любила девочкой, никогда не стремился получить что-то за счет попавших в беду. Он только делал все, чтобы самому распроститься с бедой – порвать со всем безобразным, несправедливым. И не ставил себе целью наполнять безобразием и несправедливостью жизни других. Даже тех, кто сделал ему больно.

– Я изменился, Джо.

– Знаю. В этом все дело.

– Не то. Я хочу сказать – изменился со вчерашнего вечера.

– Извини, не поверю я в это. На предыдущую перемену потребовалось двадцать лет – не двадцать часов.

– Ночью у меня был гость. На губах ее появилась тень саркастической улыбки.

– Что, дух прошлого Карлайла?

– Скорее, Карлайла грядущего.

Наигранная насмешливость разом слетела с Джорджии, она помрачнела, мгновенно догадавшись:

– Ивен! Джек кивнул.

– Я слышала поздно вечером – он ушел; думала – решил прогуляться по берегу.

– Нет, он явился ко мне.

Поколебавшись, Джорджия все же спросила:

– И что произошло?

– Он… э-э… он напомнил мне кое о чем.

– Например?

– Ты с этим незнакома.

Она сглотнула комок в горле.

– Раньше ты мне всегда рассказывал все.

– Нет, это ты так думала. Некоторыми вещами я не мог поделиться даже с тобой. Ни с тобой, ни с кем другим.

Джорджия молчала, ждала, потом не выдержала:

– Мне почему-то кажется, с Ивеном ты вчера вечером этим поделился.

– Да. – Джек отвернулся к волнам. Молчание становилось почти невыносимым. – По-моему, мне нужно поговорить со своими родными.

– Неплохая мысль.

Он вздохнул и снова взглянул ей в лицо.

– Но сначала… я должен уладить наши с тобой дела.

Джорджия перестала откидывать волосы, и они опять забилась на ветру, затеняя ее лицо.

– Боюсь, мы с тобой уже все выяснили.

– Нет, еще не все.

– Что же осталось?

– За мной танец.

– Та…танец? – не поняла она.

– Ну да, танец. Помнишь, когда мы обедали в «Блефе», ты вслух пожалела, что я не был на твоем выпускном вечере, – тогда ты могла бы потанцевать. Я должен был быть там, рядом с тобой. Сложись все по-другому – и я был бы. Так что один-два танца за мной.

– Это уже отпало. Я хотела танцевать с тем Джеком, не с этим.

– Я должен тебе эти танцы!

– Джек…

– Пошли. По крайней мере сваришь мне кофе, чтобы я согрелся, перед тем как уйти.

«Перед тем как уйти»… Эти слова отозвались у нее в мозгу гулким эхом, которому, она знала, никогда не суждено умолкнуть. Кофе… одна-две чашки… один-два танца… А потом он уйдет, и на душе у нее останется этот холод и пустота.

– Ладно. Чашка кофе.

– И танец.

В доме так тепло и уютно после ледяного, пустынного берега, где гуляет ветер. Однако там, на просторе, она чувствовала себя куда спокойнее наедине с Джеком, чем в замкнутом домашнем мирке. Но Джек, едва она направилась на кухню варить кофе, вышел в гостиную, и она была признательна даже этому небольшому расстоянию, разделившему их. И вдруг… по дому понеслась из стереоколонок музыка – «Баллада о потерянной любви», песня двадцатитрехлетней давности… Джорджия импульсивно обернулась.

– Только не эту песню!

– Она же была всегда твоей любимой.

– Не хочу ее слушать сейчас.

– А я хочу!

Пел низкий, полный затаенной печали женский голос: был друг, он исчез, скрылся однажды в ночи и вернулся не скоро и совсем другим… Магия старой, любимой когда-то песни обволокла Джорджию: вот как там, в конце, – не даст ли она тому, кто вернулся, еще один шанс? Да, конечно, даст… Но песня еще не отзвучала, как она одернула себя и приказала:

– Выключи это!

Но Джек и не думал выполнять приказ, а раскрыл объятия.

– Потанцуй со мной.

– Нет.

– Потанцуй со мной, Джо!

Он улыбнулся – и снова перед ней не этот, а тот, мальчишка Джек, которого она знала прежде. Будь у нее склонность предаваться игре воображения, она представила бы красочную картину выпускного вечера: Джек пришел, она ждала его. На нем, конечно же, небесно-голубой пиджак с бархатными лацканами – писк тогдашней моды. Ну а на ней – нечто прилегающее, коротенькое, клеш внизу, цвета лаванды, непременно из синтетики… Она удержалась от улыбки, вспомнив подростковую моду семидесятых.

– Чему ты улыбаешься? – заметил Джек. Она едва не рассмеялась вслух.

– Да так… может, хоть что-нибудь все-таки изменилось к лучшему за последние двадцать лет.

– Очень многое. Джо, пошли танцевать. Она помотала головой.

– Я же говорила, что хотела танцевать с тем, кто…

– ..не изменился. Так я все пытаюсь тебе сказать: он здесь, перед тобой.

Джорджия, хотя и не в силах поверить в происшедшую за ночь перемену, поймала себя на том, что помимо своей воли идет в гостиную навстречу ему. Когда между ними осталось несколько дюймов, он обнял ее, а она нехотя, поневоле это позволила. Баллада между тем кончилась; Джек подошел и поставил ее снова; взял ослабевшие, покорные руки Джорджии, положил их себе на плечи, и тела их закачались в том бесформенном, бессмысленном танце, который почему-то обожают подростки.

– Привет, – тихо произнес Джек. Откинув голову назад, она вгляделась в его лицо: все те же глаза, синие и бездонные как море, – опять они поразили ее…

– Приветик, – так же тихо ответила она.

– Как вечер?

Помимо воли она улыбнулась и подхватила его импровизацию:

– Да так, ничего себе. Музыка классная. Робби Уолтер подмешал в лимонад рому. Зал… только посмотри, как аляповато разукрасили. Гирлянды эти на стенах… кошмарики!

– Потрясное платье. Что за тряпочка? Полиэстер? – совершенно серьезно развивал диалог Джек.

– Спрашиваешь!

– Шик-модерн! Отпад!

– Ну так! И у тебя костюмчик в порядке.

Джек скорчил гримасу: мол, если б не острая необходимость, ничего подобного бы не нацепил, а так…

– Пиджачок только, – поправил он важно. – К джинсам что надо.

Она не выдержала и рассмеялась.

– Следовало бы мне знать: Джек Маккормик никогда не станет рабом моды.

– Это точно! – подтвердил он.

– Та-ак. Ну а теперь… ты, конечно, одеваешься в самых дорогих магазинах.

Улыбка Джека угасла, но он быстро обрел ее вновь.

– Что ж, людям свойственно меняться. Тишина становилась гнетущей, это ощущали оба.

– А мальчик-то твой куда слинял? – отчаянно продолжал Джек. – Такая красотка, и упакована что надо, и одна, будто какая-нибудь… из начальной школы.

– Да я, понимаешь, с родственничком тут. Ну полный… – Она красноречиво покрутила пальцем у виска. – Смылся в момент!

– А мне-то везунчик! Да и тебе тоже. – Он прижал ее к себе. – Провожу, одна не пойдешь.

– Поворот! Предок меня подхватит на своей тачке в десять. Вот и гуляй!

Тут фантазия ее испарилась, поскольку невольно пришлось упомянуть отца. Джорджия отняла руки и попробовала отойти, но он лишь крепче ее стиснул.

– Пусти! – Она уперлась кулачками ему в грудь.

– Мы еще не дотанцевали.

– Все, музыка кончилась!

– Нет, мне еще надо кое-что тебе сказать.

– Хватит с меня того, что я знаю. Но он не собирался ее отпускать.

– Джек!.. – В голосе ее прозвучало предостережение.

– Я продал ее, Джо, – произнес он ровным голосом и застыл на месте.

Джорджия перестала вырываться и взглянула ему в глаза, не в силах поверить.

– О чем ты говоришь?

– О «Лавендер индастриз». Я продал ее обратно твоему отцу, все до последней акции. Мы это оформили сегодня утром. Но он, полагаю, не потрудился тебя известить?

– Н-нет, не потрудился. – Она тоже встала как вкопанная.

– Я так и думал.

– И… сколько ты с него запросил? Он ответил не сразу и намеренно долго не отводил от нее взгляда.

– Будь спокойна. Один доллар. Она недоверчиво ахнула.

– Ты же очень много потерял!

– Потерял бы гораздо больше, если бы оставил компанию себе.

– Дела «Лавендер индастриз» так плохи?

– Вовсе нет. Твоему отцу надо лишь пригласить современно мыслящих людей с техническим образованием, вложить какие-то средства, модернизировать производство – только и всего.

– Тогда почему ты не оставил ее себе?

– Потому что потерял бы тебя.

– О, Джек…

– Ты была права, – прервал он ее. – Права во всем. За эти годы я изменился. Не знаю, как это случилось, но в Карлайл я в самом деле вернулся совершенно другим человеком. – Он глубоко вздохнул, отпустил ее и тотчас же снова взял за плечи, как хватаются за единственную опору; – Я стал очень быстро таким, каким клялся когда-то, что никогда не стану. Таким, как твой отец. Как мой. Но дошло это до меня… ну, осознал это лишь вчера вечером… когда Ивен ко мне пришел.

Джорджия вопросительно подняла на него потеплевшие глаза.

– Я увидел Ивена, услышал, что и как он говорит, – и вернулся на двадцать лет назад, Джо. Моя жизнь у приемных родителей, опекунский совет штата… Когда-то мне казалось, я буду помнить об этом вечно. Но я все забыл. И вспомнил только вчера, поглядев на него – разъяренного, бескомпромиссного.

– О, Джек… У него такая нелегкая судьба. Собственные родители отвернулись от него.

Он кивнул, зажмурился, словно отгоняя бесполезные, мучительные воспоминания. А Джорджия вдруг подумала, что у них с Ивеном гораздо больше общего, чем оба полагают.

– Мальчишка вчера был охвачен одной жаждой – мстить, – заговорил он снова, и взгляд его опалил душу Джорджии. – Ворвался ко мне злобный, одержимый этой дьявольской затеей… – У него перехватило дыхание. – И тут меня осенило: а ведь со временем он станет таким же, как я! А я не хочу этого! Видит Бог – я не хочу этого!

Джорджия нежно обхватила его руки, опустив их себе на талию; сделала шаг вперед, прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею, положила голову ему на грудь – и ощутила теплое, размеренное биение его сердца.

– Ты вовремя остановился, Джек. – Она с любовью взглянула ему в глаза. – И теперь… теперь Джек, которого я любила всегда и люблю сейчас, со мной.

– Это правда, Джо? – сдавленно прошептал он. – Ты… ты правда любишь меня?

– Да, я люблю тебя. Я всю жизнь любила тебя, и только тебя.

Он крепче прижал ее к себе.

– И я люблю тебя. Тебя одну. – И вздохнул полной грудью. – Я закрываю свое дело, Джо.

Пораженная, она ощутила прилив неожиданной радости.

– Джек, ты уверен, что…

– Да, больше не хочу заниматься этим. Пока не знаю, как мне жить дальше, но в одном я уверен: хочу остаться здесь, в Карлайле. Рядом с тобой. Если, конечно, ты не против. – Он поднял голову, взял Джорджию за подбородок и заставил ее взглянуть себе прямо в глаза. – Ты не против?

Прикусив по привычке губу, она помолчала, потом ответила вопросом:

– А ты обещаешь, что… останешься навеки таким, как сейчас?

– Ну, Джо… обещать, что никогда не изменюсь, не могу. Но даю слово: все перемены будут только к лучшему. А что могу обещать – это… что никогда не расстанусь с тобой. Никогда!

«Какие еще обещания мне нужны?» – мелькнуло у нее в голове.

– Раз так, Джек… тогда я не против. Вот теперь его улыбка та самая – впервые с момента их встречи у Руди: настоящая, искренняя, без внутреннего напряжения. И Джорджия засмеялась, выплескивая переполнившую ее сердце радость, и бросилась ему на шею, уже не сдерживая своих чувств.

– Жду не дождусь, когда представлю тебя родным! – Он подхватил ее на руки – и вдруг стал неподвижен. – Черт, а когда же я сам им представлюсь?

– Они обязательно должны приехать в Карлайл на свадьбу! – выпалила Джорджия.

Джек мгновенно опустил ее на пол, и она запоздало сообразила: а ведь о браке он пока не обмолвился ни словом. Это она, она сама сделала такое заключение из его клятвы никогда с ней не расставаться. Но если подумать…

Подумать она не успела: Джек вдруг, нагнувшись, подхватил ее под колени и выпрямился, прижимая к себе.

– Мы поженимся в бухточке! А для первой брачной ночи снимем «люкс» в «Блефе»!

Чувство невиданной легкости, покоя овладело ею.

– Знаешь… может, мне удастся убедить Ивена… пусть благословит нас.

– Не надо этого, Джо. – Голос у него сразу сел, стал хриплым. – Вряд ли мальчишка когда-нибудь станет до конца доверять мне. И… и сочтет меня тем самым мужчиной, который тебя достоин.

– Вряд ли ваши отношения сложатся просто, – согласилась Джорджия. – Но со временем, уверена, вы поладите.

Кажется, Джек не разделяет ее убежденности. Ну и пусть думает что хочет. Потому что она-то верит в него. В него и в Ивена. Оба любят ее, оба желают ей только добра. А вот про отца так нельзя сказать… Как она жалеет! Джорджия поспешно прогнала эти мысли: отец есть отец, и только он может изменить их отношения. То, чего хотела больше всего на свете, – она получила наконец: у нее есть Джек, у них будет семья.

– Нам надо еще об одном поговорить, Джек. Прямо сейчас. Иначе… иначе я не знаю, как дальше.

– О чем же, Джо?

Она посмотрела ему в глаза.

– Отец никогда не был для меня важнее тебя. Никогда, Джек. С нашей первой встречи первым был ты. Кто знает, может, поэтому отец тебя ненавидел… Но ты… ты всегда был и останешься для меня самым первым.

Он наклонился и поцеловал ее в губы; она ему ответила, вплетая пальцы в его волосы. Так они и стояли посреди комнаты, не в силах насытиться жадными поцелуями. Пока Джек не сделал шаг… еще один… еще… И они оказались в спальне. Он опустился на постель, усадил Джорджию к себе на колени. Поцелуй их прервался лишь ради короткой встречи взглядов – молчаливой клятвы не расставаться вовек.

Она, улыбаясь своему счастью, обняла его за плечи, нежно провела рукой по волосам, поцеловала снова, отдаваясь страстному желанию, вот уже столько лет жившему у нее в сердце. Он понял ее чувства и всем существом откликнулся на них. Пальцы его, скользнув вверх по ее ноге, проникли под свитер, она вздрогнула от этого прикосновения. Рука Джека, совершив путешествие по ее спине, обхватила грудь, и Джорджия, оторвавшись от его губ, застонала, произнося его имя. Он нащупал застежку кружевного лифчика, поднял толстенный, теплый свитер и припал губами к ароматной коже между ее грудей.

Она обхватила его за голову, притянула к себе, жаждая, чтобы он взял в рот затвердевший сосок, и, почувствовав наконец его губы, откинула голову назад и обмякла… Он целовал ее тело, не в силах оторваться, пока она не вскрикнула, и лишь тогда снял с нее свитер. На мгновение отпрянув, чтобы он смог раздеть ее, она снова к нему прильнула.

– Люблю… люблю тебя… – шептал Джек.

– И я люблю… люблю тебя!.. И буду любить! До конца!..

Он целовал и целовал ее, одной рукой расстегивая молнию на джинсах; и дальше она уже не помнила, как и когда он раздел ее. Осознала себя уже обнаженной, под ним… колючий подбородок трется о ее шею… Поддаваясь неосознанному порыву, она нащупала и обхватила рукой его тугую, жаркую плоть, и он закрыл глаза. Согнув колени, она подалась вперед, направляя его в себя, и он рванулся в самые сокровенные ее глубины…

Она ахнула, ощутив его всем телом; начала было привыкать к тому, как он наполняет ее, но он вдруг покинул ее и, прежде чем она успела огорчиться, наполнил вновь. Она громко вскрикнула, а он начал двигаться – сначала медленно, затем все убыстряя ритм. И она… она тоже стала двигаться вместе с ним – тела их безотчетно стремились к утолению разлившейся в них безумной страсти.

Чувствуя, как внутри ее зреет сладостное удовлетворение, она вся, полностью отдалась этому ощущению, отключилась от всего мира… В этот миг он опрокинулся на спину и усадил ее на себя верхом, проникая еще дальше, еще глубже… И снова начал размеренное движение, и снова ее захлестнула горячая волна. Она нашла его губы, и мгновенного прикосновения к ним хватило, чтобы снова найти себя. Пружина страсти закрутилась еще быстрее… Движения его стали чаще, чаще… и наконец два тела слились воедино. Он и она вскрикнули разом, выплескивая переполнившие их чувства. Время остановилось, казалось ей, и им суждено остаться навеки в полном единении.

Обессиленный, он перекатился на спину, увлекая ее за собой. И в этот миг она расслабленно подумала, что времени у них много вся жизнь, чтобы давать друг другу радость, чтобы любить и ощущать свое бытие. Она с удовольствием вытянулась, прижимаясь к Джеку, наслаждаясь теплом их сплетенных воедино тел. Положила ладонь ему на сердце, слушая, как замедляется его биение. Лишь теперь она до конца прониклась тем, что знала всегда: Джек навеки принадлежит ей, а она – ему.

– Я люблю тебя. – Джек произнес эти слова тихо, торжественно, с глубоким чувством.

– Я люблю тебя, – повторила она, вкладывая в эти слова все то, что наполняло ее долгих двадцать лет.

Джек лежал улыбаясь, с закрытыми глазами; грудь его поднималась и опускалась в глубоком, размеренном дыхании.

– Я хочу идти только вперед. С тобой, Джо. Погрузив пальцы в его густые волосы, Джорджия приподнялась на локте.

– Путь наш будет нелегким, – прошептала она. – Есть ведь еще Ивен. Характер у него… непростой.

– Он сейчас в переходном возрасте. Обычное явление.

– И мой отец… – пробормотала она.

– Пройдет немного времени, – он открыл глаза, – и с Ивеном, я думаю, все образуется. Что же касается твоего отца… он больше не сможет сделать нам ничего плохого, Джо.

Она кивнула, но грудь сдавило грустью.

– Все будет хорошо, – сказал Джек. – Обещаю. У нас есть все, что нам нужно. Здесь и сейчас.

Джорджия заулыбалась, отодвигая мысли об отце в самый дальний угол сознания – все равно они останутся с нею навсегда.

– Тогда… нам пора заняться приготовлениями к свадьбе.

– Я начну с того, Джо, что свяжусь с братом и сестрой. Сегодня же позвоню тому частному детективу в Вашингтон. – Он поколебался и добавил:

– Ты поедешь со мной?

Она обхватила ладонью его подбородок, всмотрелась в глаза.

– Если ты хочешь, Джек.

– Хочу, Джо. Очень хочу.

– Тогда я с нетерпением, как ты, буду ждать этой встречи.

Джек скользнул поцелуем по ее губам.

– А я… ты понимаешь, Джо.

– Не бойся! – прошептала она, прижимаясь к нему. – Они полюбят тебя. Может быть, почти так же сильно, как люблю тебя я.