Текст книги "Как заарканить миллионера"

6

Адаму так и не довелось этого узнать. По крайней мере, в тот вечер. Ужин окончился, Адам вез Дорси домой по тихим вечерним улицам. В машину Дорси пришлось затаскивать почти что силой – она упрямо настаивала, что пойдет домой пешком.

Адам не только не получил ответа на свой вопрос – это бы еще полбеды! – но и не понимал, зачем вообще его задал. Что за сила исторгла из его уст эту двусмысленную фразу? С чего ему вздумалось интересоваться ее… гм… способностями? Должно быть, потерял контроль над собой от раздражения, слушая, как ловко она обходит вопрос о своем муже. Говорить полчаса и не сказать ровно ничего – это надо умудриться! В чем же тут штука?

Замужем она? Или в разводе? Нет, начнем с начала: а был ли муж? Положа руку на сердце, теперь Адам в этом сомневался Отсутствие кольца, уклончивые ответы – все заставляло усомниться в существовании бульдозериста Дейва.

Так замужем или нет?.. И почему, черт побери, его это так занимает?

Черный «Порше» катился по Оук-Брук, мягко рокоча мотором, должно быть, наслаждался свежестью и прохладой вечернего воздуха. А вот из пассажиров ни один не подавал голоса. И за ужином их беседа была более чем натянутой, что довольно странно, если вспомнить, какие словесные перестрелки вели Адам и Мак в клубе «Дрейк».

Может быть, дело в том, что там их разделяет стойка бара – не говоря уж об очевидной разнице в общественном положении? Как ни странно, благодаря этим внешним ограничениям оба чувствуют себя свободнее. И без стеснения разговаривают на самые разные темы. А теперь, когда все барьеры рухнули, живой свободный разговор уступил место (тут Адам скривился от отвращения) натянутой светской болтовне. Они проговорили целый час – и не сказали друг другу ничего конкретного!

Например, о муже Мак. Или его отсутствии.

Так все-таки – замужем или нет?

Сейчас, в конце вечера, Адам склонен был ответить: «Нет». Причина тому – не кольцо. И даже не словесные увертки.

Нет, дело в том, какими глазами смотрела на него Мак за ужином. Так, словно мечтает о десерте, не обозначенном в меню. Замужние женщины не пожирают посторонних мужчин откровенными взглядами – если, конечно, они счастливы в браке.

Но если Дорси замужем, вопрос закрыт. И неважно, счастлива она со своим бульдозеристом или мечтает погулять на стороне. Адам не из тех, кто станет разорять семейный очаг – чужой или свой собственный. Слишком хорошо известно ему, что такое измена: на собственной шкуре он узнал, как больно ранят обман и предательство.

Но если она не замужем…

Что ж, даже в этом случае – стоит ли рисковать? Что, если вместе со своими коктейлями Мак смешает, взболтает, перевернет вверх тормашками (а может быть, и разобьет) его жизнь? Они с ней друзья – зачем же все усложнять? К чему портить дружбу?

– Теперь направо, – вдруг прервала его размышления Мак. – Дом семьдесят три. Второй от угла.

Притормозив, Адам приблизился к миленькому (обычно он, как всякий нормальный мужчина, избегал этого слова, но сейчас оно пришлось как нельзя кстати) двухэтажному домику и при-парковался у подъезда. В этот поздний час на улице было пустынно. В блекло-голубом свете уличного фонаря Адам различил крыльцо с витыми перилами, разноцветные хризантемы в цветочных ящиках под окнами, кружевные занавески.

Дома в этом районе стоят недешево, невольно подумал Адам. А аренда, должно быть, еще дороже обходится. Откуда у молодой преподавательницы, подрабатывающей в баре, или у ее мужа-бульдозериста такие деньги? Если, конечно, есть муж.

Так замужем или нет?

Есть только один способ это выяснить.

– Я тебя провожу, – произнес Адам, очень надеясь, что в его предложении не звучат приказные нотки.

Однако, заглушив мотор и обернувшись, он обнаружил, что Мак, распахнув дверцу, уже выскакивает из машины. Спрыгнув на землю, она бросилась наутек.

– Эй! – завопил Адам, бросаясь в погоню. Он настиг ее уже на крыльце. Не в силах удержаться, схватил за локоть. Должна быть, этот жест застал ее врасплох – Мак пошатнулась, и Адам, как и полтора часа назад, инстинктивно обхватил ее за талию, чтобы спасти от падения. Но теперь был готов к ее реакции и не дал сделать бо-о-ольшой шаг назад.

– Куда ты так спешишь? – задыхаясь, спросил он.

Адам не понимал, почему задыхается после такой короткой пробежки. Но вот взглянул ей в лицо – и сразу понял почему. Один взгляд ей в глаза – и у него перехватило дыхание.

Во время ужина Мак сняла очки (должно быть, это что-то значило, но в тот момент у него не было ни времени, ни настроения разгадывать психологические шарады). В тусклом блеске фонаря глаза ее казались еще больше, ярче, зеленее. Губы – пухлые, сочные, зовущие губы – чуть приоткрылись, от удивления или от чего-то еще – бог его знает! А волосы, буйные медные кудри, что весь вечер огненными языками плясали вокруг лица, словно моля о прикосновении мужской руки, – они и теперь разметались по плечам и словно притягивали его.

Как тут удержаться?

Протянув руку к ее плечу, медленно, словно во сне, он пропустил между пальцами рыжий локон. Рука его придвинулась к ее лицу: миг – и пальцы уже касаются нежной гладкой кожи. Мак прерывисто вздохнула: глаза ее расширились, губы приоткрылись сильнее. И тогда – не думая, ни о чем не спрашивая – Адам склонил голову и припал к ее губам. Пламя вспыхнуло в его чреслах, когда он в первый раз ощутил ее вкус – вкус вина и женщины. Страстно желая большего, он шагнул вперед и приблизился к ней вплотную. Рука его легла ей на затылок, откинула голову назад, чтобы без помех наслаждаться нежностью поцелуя. Другой рукой Адам обхватил ее за талию и прижал к себе.

На миг она замерла, упершись сжатыми кулаками ему в грудь, словно хотела оттолкнуть его – но так и не оттолкнула. Вместо этого – вдруг, без предупреждения – прильнула к нему, обняв рукой за плечи, а другую руку запустив ему в волосы. Адам крепче прижал ее к себе и уткнулся лицом в нежную кожу ее шеи. Сладкий, волнующий запах ее кожи сводил его с ума Тихо, почти беззвучно вздохнув, она откинула голову. Кончики ее волос щекотали ему руку – Адам никогда не подозревал, что это ощущение так возбуждает!

Боже, как чудно от нее пахнет! Что это за духи? Что-то густое, пряное, головокружительное, опьяняющее… Не ее запах – и все же удивительно ей подходит. Этот запах дразнил, искушал, звал. Оттянув в сторону ворот ее свитера, Адам прильнул губами к шее Мак он покрывал ее кожу поцелуями, скользя вверх-вниз полураскрытыми губами, касаясь языком.

Чувственно застонав, Мак прильнула к нему. Ощутив прикосновение ее мягкой груди, Адам потерял голову. Рука, что лежала у нее на талии, словно по собственной воле скользнула вниз, легла на упругие ягодицы, прижала Мак ближе – бедрами прямо к его мощной, яростно вздымающейся мужской плоти.

Едва бедра их соприкоснулись, бурное желание овладело Адамом. На краткий пугающий миг ему показалось, что он не сможет справиться с собой.

«Слишком быстро! – пронеслось в голове. – Остановись!»

Каким-то чудом ему все же удалось овладеть собой. С трудом оторвавшись от Мак, он поднял голову. Мак уткнулась лицом ему в плечо: она тяжело дышала, все тело ее трепетало. Адам почувствовал, что она не хочет смотреть ему в лицо, но не мог понять, радоваться этому или огорчаться.

На долгий-долгий миг застыл он в молчании, стремясь понять, что же, черт побери, только что произошло. Постепенно заставил сердце успокоиться, желание – утихнуть.

Наконец Мак подняла голову – и не отстранилась. Но и не подняла глаз. Вцепившись в отворот его пиджака, уставилась ему на грудь, словно увидела там что-то необыкновенно интересное.

Никто из них не произнес ни слова.

Наконец Адам заговорил:

– Может быть, я круглый идиот, но… ты ведь не замужем? Я прав?

Мак коротко фыркнула, на миг взглянула на него – и тут же отвела глаза. Но в этот краткий миг Адам успел заметить, что она потрясена и смущена, пожалуй, не меньше его самого.

– Поздравляю, Шерлок, – тихо ответила она. – Нет, не замужем. А кольцо надеваю только в «Дрейке», чтобы клиенты не считали меня легкой добычей.

– А была замужем когда-нибудь? – задал он новый вопрос.

Она покачала головой, глядя в темноту ночной улицы.

– Нет.

– И нет никакого Дейва-бульдозериста?

– Нет.

– Вообще никого?

На этот раз она поколебалась. И по-прежнему не поднимала глаз.

– Нет человека, о котором ты думаешь днем и который согревает твою постель по ночам? – уточнил формулировку Адам.

Она на миг зажмурилась, затем открыла глаза и медленно, очень медленно повернулась к нему лицом.

– По ночам я сплю одна.

«Значит, есть кто-то, о ком она думает!» – решил Адам. Однако не осмелился спросить, кто же это.

– Что ты делаешь завтра вечером? – вырвался у него неожиданный вопрос.

Она снова поколебалась, но не отвела взгляда.

– Работаю.

– Ах да, – кивнул он. – Я забыл. – И, надеясь, что волнение его не отразится в голосе, словно между прочим поинтересовался:

– А ты не можешь попросить кого-нибудь тебя подменить?

– Не могу, – сухо ответила она. – Я и так в последнее время много пропускаю. Линди уже сделала мне замечание.

Адам хотел спросить, почему в последнее время Мак начала пропускать работу, но снова, к собственному удивлению, спросил нечто совершенно иное:

– Когда у тебя выходной? Я хочу снова увидеть тебя.

Она долго молчала, озабоченно нахмурив темные брови. Адам не мог понять, что ее тревожит. Сам он уже давно не испытывал подобного волнения.

– Выходной у меня в четверг, – ответила она наконец. – Но я… нет, я буду занята. Не смогу. Извини.

– Тогда в субботу или в воскресенье? Она снова решительно покачала головой.

– Нет. Не получится. Я… мне нужно кое-что сделать.

От этих слов внутри у него словно туго стянулся узел. Когда она ответила на поцелуй, он вообразил, что они…

Они. В этом-то и дело. Можно ли говорить о них? Есть ли они – или только он и она? Этого Адам пока не знал.

– Это из-за твоей работы в «Дрейке»? – предположил он, – Боишься, Линди тебя уволит, если узнает, что мы встречаемся? Мак, если причина в этом, то не беспокойся, она ничего не узнает. Или, если хочешь, я могу с ней поговорить…

– Не в этом дело, – прервала его Мак.

– А в чем же?

Лицо ее омрачилось.

– Мне нужно заняться кое-чем другим.

«Кое-чем другим». Яснее некуда. Черт побери, его откровенно отшивают!

– Прекрасно, – пробормотал он. – Всего хорошего! – И, разжав объятия, он отпустил ее и сбежал по ступеням вниз.

– Адам!

В первый раз он услышал, как она позвала его по имени – и голос ее звучал жалобно, словно Мак разрывалась между долгом и затаенным желанием. Он понимал, что это безумие, но не мог уйти. Развернувшись, Адам бросился к ней, обнял, зарылся лицом в душистую копну ее волос, а затем прильнул к губам в новом поцелуе – страстном, властном, яростном.

Покорно и сладко вздохнув, она уже готова была прижаться к нему, как вдруг на крыльце вспыхнула лампа, залив их обоих резким желтым светом. Адам и Мак отпрянули друг от друга.

Дверь отворилась: на пороге стояла хрупкая изящная блондинка. При виде целующейся пары она с наигранным изумлением округлила голубые глаза и выгнула тонкие брови.

– Дорси, дорогая! – заговорила незнакомка, переводя взгляд с Мак на Адама и обратно. – Я и не подозревала, что ты здесь! Вот, решила сходить проверить, как там коты миссис Хуфдорп… – Она с улыбкой повернулась к Адаму. – Видите ли, миссис Хуфдорп, наша соседка, путешествует… Между нами, подозреваю, что она в клинике Бетти Форд – именно туда она «путешествовала» в последний раз, – но я у нее, разумеется, не спрашивала. Так вот, она оставила мне ключ и попросила кормить Мучи и Джестера, пока ее не будет…

– Мой гражданский долг – тебя предупредить, – вставила Мак, повернувшись к Адаму, – Карлотта способна говорить часами, причем собеседники ей не требуются.

Адам счел за лучшее промолчать.

– На самом деле Мучи и Джестеру не мешало бы сесть на диету, – продолжала блондинка, оправдывая предупреждение Дорси. – Джестер жирный, как… Ну, как зовут того здоровенного парня из рекламы гамбургеров?

– Э-э… Верзила? – помог ей Адам.

– Совершенно верно, как Верзила, – благодарно улыбнулась женщина. – А Мучи мне напоминает одного злодея из старого телесериала про Бэтмена. Не из тех, что одеваются в линукс… ах нет, в латекс. Все время путаю названия. «Линукс» – это что-то компьютерное, а я в компьютерах не сильна. Так вот, я не о таких говорю, а о том бандите, который одевался как египтянин. Я едва его увидела – сразу сказала: «О, египетские мотивы!» Уж в этом-то я разбираюсь – в колледже «Браун» я ходила на лекции по египтологии. Или не в «Брауне»? Подождите-ка… Не помню. Видите ли, я во многих колледжах училась, но, к сожалению, ни в одном не продержалась дольше первого семестра. Хотя не могу сказать, что меня это расстраивает. Я ведь туда поступала только для того, чтобы знакомиться с симпатичными студентами. И, вы знаете, всегда получалось! Я хочу сказать, удивительно, какие чудные мальчики попадаются в колледжах…

– Карлотта, – прервала ее Мак мягко и терпеливо, как заметил Адам.

– Что, дорогая?

– Мы, кажется, говорили о чем-то другом.

– Да, в самом деле. – Она снова одарила Адама обворожительной улыбкой. – Дорси, представь мне своего приятеля!

«Кажется, мы говорили о котах», – подумал Адам, но промолчал – ему не хотелось возвращаться к Мучи и Джестеру.

Мак испустила тяжкий вздох, и Адам почувствовал, что подобные сцены разыгрываются между двумя женщинами достаточно часто. Даже слишком часто, судя по тому, какая тоска написана у Мак на лице.

– Карлотта, это Адам Дариен, – неохотно сообщила она. – Адам, это моя мать, Карлотта Макгиннес.

Значит, Мак живет с матерью? И мать имеет дурную привычку включать свет на крыльце, когда замечает там целующуюся парочку? Должно быть, это очень раздражало ее предыдущих ухажеров… Эта мысль принесла Адаму облегчение – до следующей секунды, когда он сообразил, что будущего ухажера это будет раздражать ничуть не меньше.

– Добрый вечер, Адам, – любезно произнесла Карлотта.

– Миссис Макгиннес, – ответствовал Адам, – рад с вами познакомиться.

– Мисс Макгиннес, дорогой мой, – поправила она. – Я никогда не была замужем.

Так-так. Интересно, какие еще сюрпризы готовит ему Мак?

– Мисс Макгиннес, я очень рад с вами познакомиться.

– И Дорси тоже мисс Макгиннес, – вздохнула Карлотта. – Надо ли объяснять, как это тяжело для материнского сердца?

– Карлотта! – простонала Мак. Мать изящно махнула на нее рукой.

– Так что же, дорогая, ты войдешь?

Мак кивнула, но не трогалась с места.

– Я жду! – настаивала мать.

Мак снова тяжело вздохнула и повернулась к Адаму. В зеленых глазах ее он прочел огорчение… и тревогу.

– Спасибо за ужин.

– Тебе спасибо, – ответил он.

– За что же? – удивленно улыбнулась она. Забыв о приличиях, Адам наклонился и прошептал ей на ухо:

– За все остальное.

А затем, не в силах удержаться, запечатлел на ее щеке быстрый целомудренный поцелуй.

Хорошо, будем честны: не слишком целомудренный. По крайней мере, верный друг в штанах отреагировал на этот поцелуй мгновенно.

Но несомненно быстрый. Однако не настолько быстрый, чтобы Карлотта Макгиннес его не заметила. Ладно, какая разница? Одним поцелуем больше, одним меньше… Не для того же она, в самом деле, вышла на крыльцо в двенадцатом часу ночи, чтобы спасти от голодной смерти соседских котов!

Однако Карлотта промолчала. Не подняла крик, не попыталась защитить честь дочери. Просто окинула Адама задумчивым взглядом и проговорила:

– Дариен… Вы случайно не сын Ната и Аманды?

Адам не смог скрыть изумления:

– Вы знаете моих родителей?

– Ну, отца вашего, пожалуй, немного ближе, чем мать… – загадочно обронила она.

– Мама! – На этот раз в голосе Мак не слышалось ни мягкости, ни долготерпения.

– Дорси, дорогая, я совсем не это имела в виду! – с негодованием отозвалась мать.

– О чем это вы? – переспросил Адам.

– Ни о чем, – коротко и холодно ответила Мак – Мне пора идти. – И торопливо добавила:

– Еще раз спасибо за ужин. Увидимся в «Дрейке».

Не оборачиваясь, она проскользнула в дом, и Адам остался наедине с мисс Карлоттой Макгиннес, совершенно не понимая, что говорить и что делать дальше.

По счастью, Карлотта подобными вопросами не мучилась.

– Очень приятно было с вами познакомиться, дорогой мой, – пропела она. – Спасибо, что подвезли Дорси домой. Я всегда волнуюсь, когда она ходит одна по вечерам, но с вами она в безопасности. Мать всегда это чувствует.

С этими словами она скрылась. Щелкнул замок в двери, а секунду спустя погасла лампа – вежливый, но Недвусмысленный намек..

«С вами она в безопасности», – крутились у него в голове слова Карлотты. С этим можно поспорить. Он привез ее домой, это верно, но вот насчет безопасности…

Оба они чертовски опасны друг для друга.

7

Из книжного магазина Лукас направился прямиком в «Дрейк». Настроение у него было – хуже некуда.

Лукас Конвей, надо сказать, вообще к оптимистам не относился. Но обычно умел себя контролировать. Сегодня же ему рвать и метать хотелось – так разозлили его неприкрыто-зазывные манеры Лорен Грабл-Монро. От одного вида этой наглой бабы в нем восстала такая злоба… Не она одна, кстати – встало и кое-что другое. А хуже всего, что Лукас не видел способа разрядить свое… э-э… напряжение.

Было от чего свихнуться!

А если вспомнить, что он так и не подыскал себе миллионершу – неудивительно, что сейчас ему хочется на клочки разорвать любого, кто подойдет чересчур близко.

Что, черт возьми, приключилось с богатыми женщинами? Скромность в сторону (впрочем, скромности за ним отродясь не водилось): нельзя не признать, что Лукас молод, хорош собой и обаятелен. Интеллект выше среднего. Дурных болезней нет. Умеет вести себя за столом, способен поддержать разговор. На минном поле так называемой светской беседы чувствует себя свободнее, чем большинство знакомых ему мужчин. Почему же миллионерши на него и смотреть не хотят?

Он в точности следовал всем советам Лорен Грабл-Монро. Ну, кроме «прозрачных ночных рубашек», «откровенных топиков» и тому подобного. Однако женщины не спешили подпадать под его чары. Как он ни строил глазки, как ни играл мускулами, в глазах «подопытных крольчих» отражалось лишь легкое удивление. Странно, как это еще ни одна не погладила его по головке и не посоветовала идти домой, в постельку!

Может быть, сменить возрастную категорию и поискать свою судьбу среди первоклассниц?

Занятый невеселыми мыслями, Лукас не посмотрел, кто сегодня стоит за стойкой. И совершенно не заботясь о том, на кого выплескивает свое дурное настроение, рявкнул:

– «Танкерей» с тоником! Да пошевеливайся, черт побери!

Зловещая тишина была ему ответом.

Подняв глаза, Лукас с ужасом обнаружил, что только что наорал на властительницу «Дрейка» – Ее Величество Линди Обри. И значит, жизнь его – и, что гораздо важнее, мужская честь – оказалась на краю гибели.

Лукас глубоко уважал Линди Обри… и смертельно ее боялся. Не он один: те же чувства разделяли все члены клуба. Удивительно, в каких ягнят превращались самые надменные и чванливые богачи, стоило Линди окинуть их суровым взглядом!

В Чикаго Линди была своего рода знаменитостью. О ее клубе много писали в прессе – и не только в местной; а Адам не раз поговаривал, что надо бы опубликовать материал о ней в «Жизни мужчины».

Линди Обри родилась и выросла в видном районе; с четырнадцати лет ей пришлось самой пробивать себе дорогу в жизни. Одному богу ведомо, где и как она раздобыла деньги на устройство клуба; но, едва открывшись, «Дрейк» превратился в культовое место, известное едва ли не всей стране. Прежде всего потому, что в клуб – это в нашу-то эпоху воинствующего феминизма! – допускались только мужчины. Обиженные женщины осыпали Линди судебными исками; но она нанимала лучших адвокатов и из всех юридических баталий выходила победительницей.

Во многих отношениях она была круче любого мужика – и все же оставалась женщиной. Даже сейчас, в сорок с лишним, выглядела она потрясающе. Густые черные волосы ровной волной падали на плечи; ясные серые глаза светились острым насмешливым умом. Короткая юбка огненно-красного костюма открывала великолепные ноги. В ушах, на шее, на пальцах, на запястьях – везде сверкали драгоценные камни. В «Дрейке» поговаривали, что Линди не выходит на улицу без револьвера и будто бы уже несколько раз пускала его в ход.

Глядя на нее, Лукас охотно этому верил.

Линди подняла голову и улыбнулась широкой, обманчиво благожелательной улыбкой. Кто-нибудь, незнакомый с Линди Обри и ее манерами, мог бы счесть такую улыбку притягательной – но только не Лукас.

– Какой милый мальчик! – проворковала она. – И где же твои родители?

– А… э-э… Линди… то есть мисс Обри… то есть мэм… – начал запинаться Лукас, – я… я вас не заметил.

Линди молча смотрела на него, и во взгляде ее ясно читалось: «Я таких, как ты, с кашей ем!»

– Я так и поняла, – ответила она, сполна насладившись его испугом. Лукас заерзал на табурете.

– Я… м-м… я, пожалуй… я сейчас…

«Сейчас обделаюсь!» – подумал он с ужасом.

– Я… э-э… подожду, пока подойдет кто-нибудь из девушек.

Линди улыбнулась еще шире:

– Разумеется.

Черт, а она ведь красивая женщина… У него вдруг зародилась мысль… если разобраться, совершенно безумная мыслишка, но что-то в ней было. Что, если заарканить Линди? Чем она не миллионерша? Хороша собой, несомненно богата, умна, ценит хорошую шутку, даже сексуальна – на любителя, конечно…

Одна ма-аленькая загвоздка: он готов штаны намочить всякий раз, как она приближается к нему ближе чем на сто ярдов.

Это может все дело испортить. Нет, лучше поискать кого-нибудь еще.

Окинув Лукаса последним презрительным взглядом, Линди обернулась через плечо, позвала: «Эди!» – и вернулась к своим бумагам; точь-в-точь гиена, что, насытившись, бросает недоеденными ошметки падали.

Она оставила Лукаса в покое – это хорошо. Но передала его в ведение Эди Малхолланд – это плохо.

Эди-Солнышко. Сладенькая Эди. Вот что нужно, чтобы окончательно испортить вечер.

Хрупкая золотоволосая фея, словно сошедшая с какой-нибудь слащавой рождественской открытки. Мордочка удивленного котенка, повадки дружелюбного щенка. Широко распахнутые голубые глаза – сама невинность! И намертво приклеенная идиотски-блаженная улыбка.

Боже, как он ненавидит оптимистов!

– Добрый вечер, мистер Конвей! – бодро поздоровалась Эди, радостно улыбаясь новому клиенту.

Конечно, бодро. И, разумеется, радостно. Иначе не умеет. А от этого ее «мистера Конвея» просто выть хочется!

Конечно, официальное обращение – дань традициям клуба. Когда другие девушки называют Лукаса «мистер Конвей», ему это даже нравится. Как-то поднимает в собственных глазах. Но только не Эди! Господи помилуй, они же с ней ровесники! Хоть и выглядит она невинной девочкой.

Сегодня Эди подобрала свои золотистые волосы и заколола их на макушке. Несколько прядей, выбившись из прически, обрамляли нежное личико лучистым нимбом. Этот нимб напомнил Лукасу о прерафаэлитовских мадоннах – такие же хрупкие фигурки, огромные голубые глаза, высокие аристократические скулы… И нежные губы ее, казалось, принадлежали не обычной женщине, а какому-то небесному существу, словно при рождении Эди коснулся ангел и отметил ее своим благословением.

Где провела она свое детство и юность? Этого Лукас не знал, но не сомневался, что родом она из Волшебной страны, где эльфы бренчат на лютнях, а единороги повинуются девственницам, где человек человеку брат, где неведомо значение слов «подлость», «жестокость» и «предательство». Из страны, куда под страхом смерти воспрещен вход злобным циничным троллям вроде него самого.

– Привет, Эди, – ответил он, споткнувшись на ее имени. Черт побери, даже имя ее лучится светом! – Ты что здесь делаешь? Я думал, ты работаешь только днем.

– Подменяю Дорси, – улыбнулась она. – У нее сегодня какие-то дела.

– А-а, понятно!

Дела Дорси Лукаса совершенно не интересовали, а потому он сказал просто:

– Мне «Танкерей» с тоником, пожалуйста!

– Будет сделано! – отрапортовала она – как всегда, бодро и радостно.

Лукас с трудом сдержал стон.

А затем, не удержавшись, впился взглядом в ее изящные ручки, сноровисто порхающие над стойкой. Конечно, от Сладенькой Эди его тошнит, но, надо признать, дело свое она знает.

– Спасибо, – поблагодарил он, потянувшись за бокалом.

– Не за что, – лучезарно улыбаясь, ответила она.

Сделав добрый глоток, Лукас поднял взгляд – и, к величайшему своему неудовольствию, обнаружил, что Сладенькая Эди по-прежнему торчит перед глазами. Ах да, она ведь из тех девиц, что любят – господи, помоги! – поболтать с клиентами. Лукас не собирался потворствовать этой мерзкой привычке, но вдруг, к большому своему удивлению, услышал собственный голос:

– Как прошел день, Эди?

Она, разумеется, просияла. Каким-то чудом Лукасу удалось не скорчить гримасу.

– Просто чудесно! – с воодушевлением ответила она. – Только вот после обеда…

– И что же после обеда? – покорно спросил Лукас.

Хорошенькое личико ее омрачилось, и Лукас мысленно возликовал.

– Я нарушила верность, – тихо и горестно призналась она.

Ух ты! Вот это новость! Лукас уже готов был вскочить на стойку и исполнить победный танец, как вдруг вспомнил, что Эди некому изменять.

– Погоди-ка. Как ты могла нарушить супружескую верность, если ты не замужем?

Эди удивленно заморгала, а в следующий миг залилась краской, словно майская роза.

– Да нет, не супружескую! Что вы! Такого я бы никогда не сделала! Я изменила своему парикмахеру.

– Парикмахеру? – изумленно переспросил он. Она кивнула.

– Мне очень нужно было подровнять волосы, а мой обычный парикмахер куда-то уехал. И я… – Она оглянулась направо, потом налево, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, и понизила голос. – Я пошла к другому!

– Э-э… понимаю, – соврал Лукас.

– И знаете, что хуже всего? – добавила она, хотя он мысленно молил ее не продолжать. – Оказалось, что этот парикмахер стрижет лучше, и теперь я хочу и в следующий раз пойти к нему. Наверное, это просто нечестно. Прямо не знаю, что мне делать.

– М-да, – вздохнул Лукас. – Представляю, как это отравляет твое безмятежное существование. Действительно, серьезная проблема!

– Но в остальном день был просто чудный! – радостно сообщила Эди.

– Эди, – спросил вдруг Лукас, – ты когда-нибудь просыпаешься в дурном настроении?

– Никогда! – лучезарно улыбнулась она.

– Почему?

Она беззаботно пожала плечами.

– Потому что это пустая трата времени.

– Пустая трата времени? – недоверчиво переспросил Лукас.

Она кивнула.

Лукас отпил из бокала и задал следующий вопрос:

– Слушай, а ты часом не инопланетянка?

Она весело рассмеялась.

– Да ладно, я никому не скажу! – уговаривал Лукас.

– Нет, не инопланетянка, – добродушно ответила она.

– Тогда, значит, ты из параллельного мира, – предположил он. – Ты вселилась в тело Эди Малхолланд, а настоящую Эди твои сообщники держат где-нибудь в космической тюрьме. И, держу пари, она просыпается в очень дурном настроении. Если просыпается вообще.

Голубые глаза Эди весело блеснули.

– Нет, я не из параллельного мира. Просто не вижу смысла поддаваться отрицательным эмоциям.

Лукас изумленно уставился на нее.

– Отрицательные эмоции, – провозгласил он, – это двигатель прогресса! Что бы мы без них делали? Всеми великими достижениями цивилизации человечество обязано отрицательным эмоциям!

– Например? – с сомнением, но все равно чертовски бодро и радостно поинтересовалась Эди.

Он на секунду задумался.

– Ну, например, Римская империя. Римлян просто снедала жажда крови – вспомни все эти гладиаторские бои, игры со львами и прочее. И что же? Эти ребята создали великую цивилизацию.

– Всему, что знали римляне, – возразила Эди, – они научились у этрусков. А этруски были очень приличные люди. Правда, они приносили человеческие жертвы – это, конечно, нехорошо, – уточнила она. – Но что ж делать, тогда это было в порядке вещей. А в остальном этруски жили мирной и спокойной жизнью.

– Ну хорошо, положим, – прищурился Лукас. – Но этруски были покорены, а римлян никто не мог покорить. Это они всех поработили.

– А кельты? – мягко возразила Эди. – Кельты в Британии их разбили в пух и прах

– Ах да, об этом я как-то забыл, – нахмурился Лукас.

– Эти кельты, – уверенно продолжала Эди, – хоть и были очень дикие, умели ценить безмятежную красоту окружающей их нетронутой природы.

– Ладно, – предпринял новую попытку Лукас. – Оставим в покое римлян. Возьмем другой пример. Когда русские запустили своего парня в космос, мы разозлились, решили во что бы то ни стало их перегнать – и отправили своих на Луну! Вот тебе и сила отрицательных эмоций!

Но улыбка Эди стала только шире.

– Наши космонавты высадились на Луне, – возразила она, – не потому, что мы разозлились на русских, а потому, что верили: у нас все получится. Вера в лучшее – положительная эмоция.

Что толку с ней спорить? – сказал себе Лукас. Они никогда не сойдутся. Эди – неисправимая оптимистка: для нее стакан всегда наполовину полон, а для него… чаще всего – почти пуст. По счастью, в этот миг с другого конца стойки Эди окликнул новый посетитель. Обернувшись, Лукас узнал в нем этого… как его… Дейвенпорта. Странно, обычно этот парень бывает в «Дрейке» днем… когда работает Эди. Похоже, этот Дейвенпорт из тех, кто не прочь приударить за хорошенькой барменшей. Сам Лукас, впрочем, такой же – флиртует напропалую со всеми девушками в «Дрейке». Кроме Сладенькой Эди, разумеется.

Может быть, кто-то и видит в ней сексуальный объект, но у Лукаса это маленькое-миленькое-сладенькое-беленькое-мягонъкое существо ничего, кроме тошноты, не вызывает. Нет, она совершенно не в его вкусе. Он предпочитает смуглых брюнеток. Нетребовательных, покладистых и не обремененных предрассудками. А Эди наверняка мечтает о белом подвенечном платье, свадебном марше и собственном домике в пригороде!

Оборвав эти размышления – они могли слишком далеко завести, – Лукас вернулся к своему бокалу. Но наслаждаться «Танкереем» ему пришлось недолго: скоро ушей его достиг звонкий и невыносимо счастливый смех Эди.

Невольно повернув голову, Лукас обнаружил, что Дейвенпорт тоже хохочет вовсю. Должно быть, только что отпустил какую-то шутку. Скорее всего, в миллионный раз произнес свою коронную фразу: «Эди, тебе нужен мужчина, который сможет о тебе позаботиться!»

А вот дальше произошло нечто неожиданное. Протянув руку, Дейвенпорт осторожно и ласково погладил Эди большим пальцем по щеке.

К немалому своему удивлению, Лукас увидел, как она отшатнулась и прижала руку к лицу, словно обжегшись.

Заметив на физиономии Дейвенпорта нескрываемое изумление, быстро опомнилась, выпрямилась и пробормотала что-то, отчего ее ухажер расцвел в улыбке. Но Лукаса было не обмануть: наметанный глаз журналиста ясно видел, что Эди потрясена почти до обморока.