Текст книги "Любовники поневоле"

ГЛАВА 7

– Чарли, какого черта ты здесь делаешь, когда день уже клонится к вечеру? – поинтересовался Коннор.

– Ну… э-э… я объяснял мисс Кэтлин новые повороты дела.

– Какие новые повороты? Флеминг тормозит дело.

– Закон о верхушке месторождения. Я говорил о…

– Ты это уже объяснял.

– Боже мой, Коннор, нельзя же быть таким негостеприимным. Как будто мы одни в доме на каком-нибудь… рандеву. – Кэт хихикнула при этой мысли. – В доме полно людей.

– Я никого не вижу.

– Ну, тогда проверьте комнаты. Мама и дети прилегли отдохнуть. Хортенс и Одноглазый обмениваются рецептами на кухне. Дженни дуется в своей комнате. Джимми… о Боже, Коннор, не понимаю, почему я должна оправдываться перед вами. Мистер Максвелл приходит по крайней мере раз в неделю, чтобы держать меня в курсе дела.

– Что он делает?

– Хорошо, думаю, мне пора идти, – заторопился Чарли Максвелл. – Мисс Кэтлин может сама рассказать тебе о…

– О законе насчет верхушки месторождения? – саркастически предположил Коннор, в то время как Чарли исчез за дверью, торопливо схватив свое пальто.

– Ну, знаете ли, из всех грубиянов…

– Послушайте меня, Кэт. Я не хочу, чтобы вы проводили послеобеденное время тет-а-тет с Чарли. Достаточно того, что он пренебрег своим вознаграждением, потому что влюбился в вас.

– Ничего подобного. С чего вы взяли?

– Любому идиоту ясно…

– Значит, любой идиот может ошибаться. А вас это вообще не касается.

– Шон предполагал, что в случае необходимости я буду защищать вашу репутацию.

– Какая чушь! Если бы вы заботились о моей репутации, то не пригласили бы меня жить в вашем доме.

– А я и не приглашал. Это решил Шон. Я просто согласился; ведь он мой друг, и я не мог отказать ему. – Кэт выглядела такой расстроенной, что Коннору стало неловко. – Послушайте, Кэт, я не имел в виду…

– Из-за чего, скажите на милость, вы ссоритесь, будто двое детей? – спросила Мейв, появившаяся на пороге.

– Не из-за чего, – резко ответил Коннор и быстро вышел из комнаты.

– Несносный тип, – пробормотала Кэт, не желая признаваться самой себе, как сильно он задел ее чувства.

– Но, Кэтлин, Коннор замечательный человек. Надеюсь, ты не станешь оттачивать на нем свой острый язычок.

– С каких это пор ты заботишься о Конноре Маклоде, мама? Я-то думала, ты считаешь его соблазнителем наивных дурочек.

– Мне кажется, я вынесла на этот счет преждевременное решение. При более близком знакомстве я поняла, что он солидный, умный мужчина, из тех, что стараются обеспечить семью.

– Он грубый и вспыльчивый.

– Он просто ревнует, Кэтлин.

– Из-за чего? Чарли Максвелл мой адвокат, а не поклонник, да и с чего бы Коннору ревновать? Между нами ничего нет… Перестань улыбаться, мама. Коннор Маклод не влюблен в меня. – «А если влюблен? Конечно, нет», – торопливо решила Кэт. – И если ты собираешься выдать меня замуж во второй раз, то зря теряешь время.

– Но, Кэтлин, каждой женщине нужен муж. Ты сделала ошибку, выйдя замуж по любви. Замужество предполагает не любовь, а уверенность в завтрашнем дне. Взять хотя бы твоего отца…

– Мой отец был пьяницей! – воскликнула Кэт.

– Это действительно так, Кэт, – сказала Мейв. – Но мы никогда не голодали, он нас хорошо обеспечивал. Разве могла бы я творить добрые дела, если бы не деньги твоего отца? Может быть, ты думаешь, что я была без ума от Лайама Фицпатрика, когда выходила за него замуж после смерти его первой жены? На своем смертном одре она сказала мне: «Выходи за мистера Фицпатрика, Мейв, и ты никогда не будешь голодать. И я не голодала, также как и ты. Я всегда говорю своим девочкам: «Ищите мужчину, который сможет позаботиться о хлебе насущном; любовь существует для дурочек и богатых людей».

– Ни у меня, ни у Коннора нет намерения снова вступать в брак, мама, так что оставь свои попытки.

– Хорошо, – сказала Мейв, – пусть все идет своим чередом. Но, надеюсь, Коннор заботится о твоей репутации, даже если тебе это все равно. Ну, а теперь скажи, кого ты подыскала для Хортенс?

– Хортенс не хочет выходить замуж. Мейв вздохнула.

– Очевидно, мне самой придется заняться поисками мужа для этой упрямицы. Лучше всего устроить прием, Кэтлин. Было бы неплохо, если бы ты пригласила гостей под предлогом того, что хочешь познакомить свою мать с католиками этого городка.

Вспомнив возмущенный ропот отца Рабануса насчет сборища грубиянов и неряшливых женщин, Кэт с трудом подавила смешок. Мама была бы шокирована при знакомстве с разношерстным католическим населением округи. И все-таки Кэт решила пригласить несколько добропорядочных католических семейств, а также дюжину респектабельных холостяков.

* * *

– Фаша матушка, миссус, настоящий шорт, а не женщина, – заявил Отто Дидерик. – Она больше не позволяет мне есть фместе с семья. – Вид у него был такой, будто он вот-вот заплачет. – Унд вчера она сказала, лучше б я делать ту комнату, а не фто…

Кэт старалась не обращать внимания на жалобы Отто. Может быть, Мейв и была жестока к нему, но если бы она каждый день не напоминала ему о необходимости построить еще одну комнату, Дидерик до сих пор не взялся бы за дело.

– Не беспокойся об этом, Дидерик, – прервала Кэт его жалобы. – Я хочу, чтобы ты соорудил дымоход в проходной комнате.

– Так ведь та комнат еще не закончен. Мне нушно фремя сделать так, штоб холод не шел через стена.

– Хорошо… – Кэт задумалась. – Мы пригласим гостей, и каждый сможет заняться обкладыванием стен пустыми консервными банками и газетами и наклейкой обоев. А потом устроим танцы.

– Никогда не слышал о фечеринке с наклейкой обоеф.

– Если есть вечеринки, на которых шьют одеяла или вычищают амбар, то почему бы не организовать вечеринку с наклейкой обоев? – рассуждала Кэт. – Все равно моя мать не угомонится, Дидерик, но обещаю, она перестанет без конца проверять тебя и придираться, если ты сделаешь дымоход. – «Ну что за болван этот парень! – подумала Кэт. – Боится женщины, в два раза меньше его ростом».

– Ну, не знаю…

– Конечно, я могу пригласить другого плотника. Дидерик в конце концов согласился, приняв обиженный вид. Кэт с облегчением вздохнула. Вряд ли ей удалось бы найти другого плотника, готового работать в такую погоду.

* * *

– Этот глупый юнец так и не начал строить новую комнату, – негодовала Мейв.

– Я знаю, мама, но сейчас он делает дымоход в проходной комнате, чтобы мы могли устроить вечеринку. Нам с тобой придется позаботиться об обоях и новой печке.

– Что подумает Коннор, глядя на такое расточительство, Кэтлин? Ты никогда его не завоюешь, если…

– Я и не собираюсь его завоевывать, мама, а Шон может позволить себе приобрести новую печку. Я видела несколько красивых печей в лавке скобяных изделий. Черные, с чудесными медными дверцами и ручками, с ажурной решеткой. Пойдем, поможешь мне выбрать.

Ворча, Мейв надела пальто и шаль, но выходя из дома не преминула прикрикнуть:

– А ну, за работу! – так как Дидерик осмелился выглянуть из двери. – Немец так и норовит постоять разинув рот вместо того, чтобы делать дымоход, как ты велела, – пробормотала она.

– Он тебя боится, мама.

– Вот и хорошо. Этот парень медлительный, как сонная муха.

* * *

– Если ты хотел потерять ногу, сынок, то надо было взять заряд с фитилем и пороху побольше, – наставительно вещал Одноглазый. – Пальнет почище, чем ружье. – Они с Кэт пытались остановить кровь из раны на ноге Джимми, в то время как Дженни побежала за доктором.

– В тебя кто-то стрелял, Джимми? – спросила Кэт, целуя мальчика в потный лоб. – Если это тот пьяница, владелец салуна, я заставлю шерифа Айлифа арестовать его.

– Я сам в себя выстрелил, – краснея признался Джимми.

– Может быть, ты соизволишь объяснить, где взял ружье? – В дверном проеме появился Коннор, хмуро глядя на сына. Дженни торопливо подбежала к постели брата.

– Коннор, – запротестовала Кэт. – Бедный ребенок… – Сердитый взгляд Коннора заставил ее замолчать.

– Это было твое ружье, папа, – пробормотал Джимми.

– И что ты с ним делал?

– Играл в войну.

Коннор пристально смотрел на сына, пока тот не побагровел от смущения.

– Из всех дурацких затей эта самая глупая. Очевидно, мне нужно найти кого-то, кто придумал бы тебе полезное занятие, иначе ты не доживешь до конца года.

– А почему он не ходит в школу? – спросила Мейв, только что вошедшая с улицы. Щеки ее порозовели от мороза. – Почему эти дети не ходят в школу? Неужели вы с Кэт намерены растить неучей?

– Зимой занятий в школе нет, – резким тоном ответил Коннор. – Детям трудно туда добираться.

– Глупости, – заявила Мейв. – Сестры в обители Святой Гертруды организовали школу. Я только что оттуда.

– Вы хотите, чтобы мы ходили в школу к монашкам? – воскликнул Джимми.

– Хорошая мысль, – обрадовалась Кэт. Она была слишком занята, чтобы подумать об устройстве детей в школу сестер Святой Гертруды. – Они, наверное, и маленьких берут.

– Я не пойду в эту школу, – заявила Дженни, встревоженно поглядывая на Мейв, стала потихоньку продвигаться к двери. Но из крохотной комнатки, где в тот момент находилось шесть человек, стояло две кровати, поцарапанный стул с прямой спинкой из какого-то разрозненного столового гарнитура и полки с пожитками Джимми и Одноглазого, выскользнуть было не так-то просто.

Мейв завела разговор о вечеринке.

– Приглашенных наберется человек пятнадцать, Кэтлин, не считая сестер и отца Эузебиуса.

– А я нашла скрипача, – сообщила Кэт, решив не говорить матери, что прочие католики, проживающие в Брекенридже, скорее всего настолько не умеют себя вести, что даже не были приглашены. – Как жаль, Джимми, что ты прострелил себе ногу и теперь не сможешь танцевать. Малышка Макнафтов будет очень расстроена.

– Правда? – живо спросил Джимми, но затем постарался скрыть свой интерес, пренебрежительно заявив: – Хотя мне все равно.

– А вот и доктор. Что скажете, док? – обратился к нему Одноглазый. – Вам не кажется, что придется ампутировать?

Доктор протиснулся между Мейв и Коннором, подошел к Джимми и заявил:

– Может быть, очень может быть. Надо бы позвать того плотника. Он умеет ловко управляться с пилой.

Джимми побледнел, но Кэт поспешила его успокоить.

– Не волнуйся, дорогой, никто не собирается отрезать тебе ногу.

Мальчик с такой благодарностью взглянул на нее, что Кэт в свою очередь осуждающе посмотрела на доктора и Одноглазого. «Вот уж поистине «западный юмор», – подумала она и похлопала Джимми по плечу. – Но если я когда-нибудь поймаю тебя с ружьем, то стану самолично готовить тебе в ближайшие четыре года. Я не рассказывала, как однажды отравила пудингом всех сестер монастыря Святой Схоластики? Джимми улыбнулся.

– Кэт, а если я пообещаю больше не брать оружие, то ты пообещаешь не стряпать?

* * *

Наконец Дидерик соорудил дымоход, установил печку, и Кэт смогла втащить в проходную комнату свое кресло-качалку, чтобы провести несколько минут в тишине и покое за вязанием, восхищаясь окнами с цветными стеклами. Дети Шона увязались за ней и затеяли игру с камешкам и сосновыми шишками. Кэт вздохнула, покачиваясь в кресле и размышляя о трех дополнительных жильцах, поселившихся в их доме. Приехала долгожданная Колин О'Шонесси, выпускница монастыря Св. Схоластики. Она оказалась невзрачной девицей: бледное личико, светлые волосы; светлые, робкие глаза. Ее выгнали из служанок в Чикаго, потому что она слишком много времени проводила за молитвами. Вместе с Колин явилась Джилли Невин, молодая женщина, настолько яркая и живая, насколько Колин была бледной и робкой. Вслед за ними объявился отец Коннора.

Кэт в изумлении покачала головой, не в силах поверить, что эти двое – отец и сын. Джеймс Коннор Маклод-старший был перекати-поле, странствующий фотограф, чуть меньше ростом и не такого крепкого телосложения, как Коннор, но с такими же густыми волнистыми волосами. Дети, все как один, обожали его, потому что он рассказывал им сказки и пел веселые песенки. Шон-Майкл и Фиба не отходили от него ни на шаг с того момента, как он появился в доме. Даже мать Кэт, казалось, полюбила Джеймса, который ворвался в их жизнь подобно фургону бродячего театра, воскликнув через несколько минут после того, как переступил порог:

– Скажи, мой мальчик, кто эта красивая молодая леди?

– Это Мейв Фицпатрик, мать Кэт, – сухо ответил Коннор. – Мейв, это мой отец, Джеймс.

– Мать взрослой дочери? Не может быть! – Джеймс поцеловал руку Мейв, заставив ее щеки зардеться румянцем, чего Кэт за матерью никогда не замечала. Затем они вдвоем отправились обменивать те спокойной расцветки обои, что Кэт с матерью выбрали раньше, на другие, повеселее. Бог знает, что подумают гости, когда увидят обои, которые отыщет Джеймс. Кэт ожидала, что это будут фигурки менестрелей или арабов на верблюдах; они примутся бродить по стенам ее новой гостиной, совершенно не сочетаясь с цветными стеклами в окнах.

Дженни дулась, потому что не могла пригласить своих друзей-протестантов.

– У нас еще будет много вечеринок, на которые ты сможешь пригласить своих друзей, – пообещала Кэт, – и ты снова наденешь свое самое красивое платье. – Сама Кэт тоже собиралась обновить платье, сшитое специально для этого случая. – Но, Дженни, мама никогда не простит меня, если кто-нибудь из девушек влюбится в протестанта. – Кэт содрогнулась при этой мысли. Каждый вечер перед сном Мейв читала ей лекцию насчет упущения, которое позволило мистеру Бостиху сорвать такой цветок, как Бриджит, с матримониальной лозы Мейв Фицпатрик.

– О, мисс Кэт. – В комнату вбежала Джилли и торопливо спряталась за спинкой кресла Кэт, в то время как долговязый парень с коробкой продуктов из бакалейной лавки робко остановился на пороге. – Это Джимми Дон. Он доставил ваш заказ, мисс Кэт, – хихикнула Джилли и исчезла в гостиной Коннора вместе с последовавшим за ней Джимми Доном, успев на ходу сообщить Кэт: – Я пригласила его на вечеринку, мисс Кэт.

– Джилли! – воскликнула Кэт, испугав детей, игравших у ее ног.

Девушка с виноватым видом подошла к ней.

– Да, мэм.

Кэт подозвала ее поближе и прошептала:

– Он католик?

– О, да, мэм. Я ведь не сошла с ума, чтобы обижать миссис Фицпатрик.

– Думаю, что не сошла, – пробормотала Кэт. Минуту спустя из кухни донесся смех Джилли и ее приятеля, которые проверяли заказанные продукты. В такой ситуации Мейв сказала бы, что Кэт следует подняться с кресла и пойти проследить за ними, но, к счастью, в кухне Коннора находилась Хортенс, а уж она-то не станет благосклонно относится к любовным заигрываниям молодежи. Кухня Кэт – она больше не думала о ней как о кухне Ингрид – была теперь переоборудована в комнату для Джилли и Колин: здесь поставили две кровати и небольшую жестяную ванну. Так появилось место, где все могли мыться. Мужчины и мальчики получали ванну в свое распоряжение на час в день, а женщины – на все остальное время, если, конечно, обитательницы комнаты не спали. Дидерик все-таки ухитрился избежать необходимости строить дополнительную спальню. Он настаивал на том, что им нужна пристройка к дому, с чем согласились все, кроме Мейв.

Кэт услышала, как открылась и закрылась дверь, и подняла глаза от вязания; до нее долетел голос матери:

– Прекратите, Джеймс Маклод. Какой вы насмешник! Вы до сих пор так и не сказали мне, какой вы веры.

– Дорогая Мейв, моя вера – это вера в красоту Божьего мира, прекраснейшей частью которого является такая прелестная женщина, как вы.

Кэт изумленно округлила глаза и встала навстречу матери, а Фиб и Шон-Майкл немедленно пристали к своему «дедушке», требуя рассказать им сказку. Кэт отложила вязание. Ей не терпелось посмотреть, что за обои выбрал отец Коннора. Самого Коннора в городе не было. Он отправился в поездку по рудникам два дня спустя после появления Джеймса, поселившегося в его комнате. Кэт уже подумывала, вернется ли Коннор к началу вечеринки. Почему-то ей казалось, что праздник не будет радостным, если Коннор не приедет, хотя он и заявлял не раз, что не любит танцевать. Почему ее это так заботит? Кэт разозлилась на себя за свои глупые мысли.

– Посмотри, какие обои мы выбрали, Кэтлин, – позвала ее Мейв. «Никаких верблюдов», – с облегчением подумала Кэт. Обои оказались довольно симпатичными, темно-зелеными с белыми точками и рисунком из виноградных лоз.

– Признайся, девочка, ты считала, что я принесу домой что-то ужасное? – спросил Джеймс, и лукавые искорки поблескивали в его глазах.

Кэт настороженно взглянула на него. Как он догадался? Девушка улыбнулась. Отец Коннора действительно очень мил, хотя и не кажется мужчиной, которого могла бы рекомендовать Мейв. Кэт знала, что на протяжении всех детских лет Коннора его отец постоянно находился в той или иной экспедиции, а Коннор оставался в Нью-Йорке с матерью. Когда мать умерла, воспитание Коннора закончилось, потому что Джеймс вернулся и увез его в Колорадо. Удивительно, что, проведя такое беспокойное детство, Коннор стал поразительно уравновешенным человеком.

– По-моему, обои красивые, – с удовлетворением проговорила Мейв.

– Разве могло быть иначе, если выбирали их мы, люди с исключительным художественным вкусом, – отозвался Джеймс.

– О, Господь с вами. У меня? Художественный вкус?

Кэт в изумлении смотрела на мать. Казалось, в этом хрупком теле поселилась совсем другая душа; но едва у Кэт появилась подобная мысль, как Мейв заметила парня из бакалейной лавки и с подозрением спросила:

– Кто это? Он католик?

– Джилли утверждает, что да, – ответила Кэт.

– А кто за ними присматривает? Джеймс разразился смехом.

– А кто за нами присматривал, Мейв?

Мейв взглянула на него с величайшим удивлением.

– За мной не нужно присматривать, – последовал ответ, полный достоинства. – Я сама присматриваю за другими. У меня в Чикаго под присмотром находится двадцать три девушки, которые могут подтвердить это.

* * *

Вечеринка Кэт прошла с большим успехом. Пришли не только приглашенные, но и дюжина тех, кого не пригласили. Некоторые из них заявили, что являются правоверными католиками, другие предполагали, что их с удовольствием примут в доме Коннора. Мейв быстро оправилась от шока, вызванного необходимостью развлекать и угощать протестантов. Она была так занята, ублажая отца Эузебиуса и сестер-бенедиктинок напитками во время их непродолжительного пребывания в доме, а также отдавая приказы насчет утепления проходной комнаты, представляя троих своих подопечных каждому подходящему католику, усаживая Ингрид за пианино, а позднее, танцуя с Джеймсом и прочими обожателями, что у нее просто не было времени пожаловаться на присутствие некатоликов.

Отделка проходной комнаты превратилась в соревнование. Все гости принесли с собой жестяные консервные банки для утепления стен и газеты. Парни забавлялись, расплющивая каблуками жестянки; мужчины соревновались, кто прибьет больше банок и заложит больше газет. Утепляющий слой оказался таким толстым, что в комнате можно было находиться без верхней одежды. Кэт уже предвкушала совместное времяпрепровождение двух семей именно здесь, потому что это, несомненно, стало теперь самым теплым помещением Брекенриджа. Затем, пока женщины судачили в гостиной Коннора, мужчины наклеили обои и вкатили в проходную комнату пианино Ингрид, после чего дамы вернулись, чтобы восхититься работой и прекрасным вкусом Джеймса. Они спросили Кэт, что за плотник у них работал, и восторженно отозвались о резных карнизах у входа.

Женщины принесли столько еды, что заставили тарелками весь большой стол в гостиной Коннора. Кэт была тронута их участием и благодарна за помощь. Может быть, ее гостьи знали, сколько человек явилось без приглашения, и большинство из них – мужчины. Сама Кэт так много танцевала, что у нее совсем не оставалось времени позаботиться об угощении и приглядеть за Ингрид. Подопечные Мейв тоже пользовались успехом, хотя Колин в ответ на внимание со стороны мужчин спасалась бегством, словно у них были рога, хвосты и раздвоенные копыта. Хортенс оттаяла настолько, что принимала приглашения на танец, но слышать не хотела о предложениях руки и сердца. Темноволосая Джилли танцевала по крайней мере дважды с каждым мужчиной моложе тридцати лет, непрерывно хохоча и расточая улыбки. Кэт застала ее у мойки целующейся и обнимающейся с каким-то парнем.

– Думаю, Джилли, мама ничего не упустит из виду.

Та испугалась до смерти.

Молодой человек, усыпанный веснушками, промямлил:

– У меня самые честные намерения, мэм.

– Охотно верю, – сурово ответила Кэт, сама получившая немало предложений в этот вечер. – Но вы и Джилли должны поговорить с моей матерью. – Но я не сказала «да», – запротестовала Джилли. – Тогда не целуйся с ним, – упрекнула ее Кэт. Боже, как она ненавидела эти свои обязанности дуэньи.

Каким замечательным был бы этот вечер, если бы приехал Коннор. Честно говоря, Кэт и надела свое новое серо-голубое платье с агатовыми пуговицами и изящно ниспадающими складками, только чтобы понравиться ему. Кроме того, она надеялась, что приглушенный цвет умиротворит Мейв, считавшую, будто Кэт до сих пор должна носить траур по Мики, который умер четыре года назад. Кэт терпеть не могла черный цвет. Ей нравились яркие, веселые тона; хотелось бы показаться Коннору в ярко-зеленом или… Но почему она думает о нем? Ведь Коннор даже не соизволил прийти на ее праздник, поэтому он не заслуживает внимания.

К концу вечеру Кэт перестала танцевать, так как обнаружила, что все ее партнеры по танцам не идут ни в какое сравнение с Коннором; они не так умны, с ними не так интересно говорить, они не так привлекательны… Кэт не могла отрицать, что считает Коннора красивым, хотя ее мать придерживалась другого мнения. Мейв заявила, что Джеймс куда красивее, однако Кэт так не казалось. У Коннора такие замечательные волосы… Боже, почему она весь вечер думает о Конноре, который проигнорировал ее вечеринку? Кэт опустила в горячую воду еще одну стопку тарелок, когда на кухне появилась Мейв.

– Где Ингрид? – спросила она.

– Не знаю, мама. Разве она не играет на пианино?

– Она исчезла, пока я прощалась с Макнафтами.

– Джимми расстроится из-за того, что их малышка ушла домой.

– Не расстроюсь. – Джимми проскользнул в кухню, чтобы стащить кусок торта, который еще не подали к столу. – Хотя я и танцевал с нею, это не значит, что она мне нравится.

– Конечно, Джимми, – согласилась Кэт. Он танцевал с этой девочкой весь вечер. – Твоя сестра хорошо провела время?

– Само собой. Трое парней из Брэддока не отходили от нее ни на шаг.

– Из Брэддока? – Кэт и не знала, что среди ее гостей был кто-то из Брэддока. Днем раньше она купила много выдержанного пива у Дейва Брэддока и теперь ощущала некоторое беспокойство по этому поводу. В самом начале вечера мужчины жаловались на отсутствие крепких напитков, но за последние несколько часов их возмущенные возгласы поутихли. Кэт с облегчением подумала, что мужчинам вовсе не обязательно употреблять алкоголь в огромных количествах, чтобы как следует повеселиться. Ей ужасно хотелось указать им на это, но она решила воздержаться от подобных замечаний. Кроме того, Мейв была недовольна запретом на крепкие напитки; ей казалось, что приверженность Кэт к распространению идей трезвого образа жизни – предательство памяти Лайама Фицпатрика, который любил выпить.

К полуночи вечеринка закончилась и не потому, что гости захотели уйти, а потому, что Мейв выпроводила их. Кэт отправила домочадцев спать и принялась за уборку. Она не чувствовала усталости, но была не в настроении. Пока не ушел последний гость, Кэт еще надеялась, что Коннор успеет захватить хоть часть вечера, но надежды оказались тщетными. Кэт замела мусор в угол – пусть кто-нибудь другой уберет его, вытерла тарелки и направилась в проходную комнату, чтобы погасить все лампы, кроме одной. Потом она втащила туда свое кресло-качалку и устроилась рядом с печкой, решив немного повязать перед сном.

Кэт любила некоторое время побыть одна, прежде чем идти спать: подумать о прошедшем дне, наметить планы на следующий день. И ей нравилось вязать. Сейчас она заканчивала теплые перчатки для Коннора, который, конечно, не заслуживал их. Может быть, вместо того, чтобы дарить перчатки Кон-нору, она пошлет их Шону.

Кэт задумалась, как изменилась бы ее жизнь, если бы у них с Мики были дети. Ну, прежде всего, она не оказалась бы в Колорадо, а ведь ей всегда хотелось увидеть Дикий Запад… «Впрочем, – решила Кэт, – глупо жалеть о том, чего никогда уже не будет». Кроме того, у нее есть дети Шона. Ингрид совсем не обращает на них внимания. И кстати, куда делась Ингрид? Удалось ли Мейв найти ее?

Кэт поднялась, собираясь заглянуть в комнату невестки, когда входная дверь открылась. Кэт перепугалась до смерти. Вся дрожа, она прижала руки к груди и вдруг увидела входящего Коннора.

– Завтра я поставлю запоры на дверь, – заявила Кэт.

* * *

Коннор, который весь день безуспешно пытался добраться до дому, удивленно поднял на нее глаза.

– Ну что ж, благодарю, – сказал он. – Любезное приветствие. Запоры для того, чтобы не впускать меня в дом?

– Вы не соизволили приехать на праздник, который я устроила…

– Но, Кэт, – умоляюще произнес Коннор, сделав шаг навстречу Кэт. Подойдя ближе, он заметил слезы в глазах девушки и с тревогой спросил: – Вечер прошел плохо? Мужчины не допускали грубостей?

– Нет.

Коннор бросил взгляд на стены комнаты.

– Ваша новая гостиная и в самом деле выглядит чудесно. И здесь тепло. – Кэт молчала, и Коннор осторожно приблизился к ней. – Кэт, я очень хотел прийти…

– Сомневаюсь.

– Уверен, у вас было достаточно кавалеров для танцев помимо меня, – улыбаясь сказал он, но Кэт и не подумала улыбнуться в ответ. – Я попал под сход снежной лавины в каньоне.

Глаза Кэт испуганно расширились.

– Лавина? Вы не пострадали?

– Нет.

– Тогда почему вы не приехали на вечеринку?

– Я не успел. – Коннор расстроенно развел руками.

– Скажите лучше, что вы не хотели участвовать в танцах.

– Нет, это не так. – Коннор взял ее за руку, хотя ему очень хотелось обнять Кэт, прижать к себе. Боже, как она хороша! – Я надеялся протанцевать с вами пару танцев, – признался он.

– Правда?

– Правда.

На лице Кэт расцвела улыбка.

– На следующей неделе устраивают танцы в Брэддоке. Пиво и оркестр из трех музыкантов. Мы все идем, – протараторила Кэт. Видя, как она радуется, Коннор понимал, что не сможет отказаться, но все же у него возникла мысль, не обманывается ли он. Кэт встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, а затем побежала укладываться спать. Коннор так и остался стоять на месте, прижав пальцы к щеке, куда поцеловала Кэт, и вспоминая поцелуй в сугробе. Прикрутив фитиль лампы, он наконец направился на свою половину дома. Ну не глупо ли вспоминать о случайном поцелуе, словно это Бог весть какое событие?