Текст книги "Беззаботные годы"

– А-а, ладно! – Ее чемодан стоял в коридоре возле уборной. Она подняла его. – До чая есть еще время разложить вещи?

– Думаю, да. Но тебе совсем не обязательно спешить к чаю, если не хочется.

– Со мной все хорошо, тетя Рейчел, честное слово. Я совершенно здорова.

– Вот и хорошо. Я просто хотела убедиться. Иногда после укачивания чувствуешь себя ужасно.

Нерешительно шагнув к Рейчел, Клэри поставила на пол свой чемодан и порывисто обняла тетю.

– Я крепка, как старый сапог, – тень сомнения скользнула по ее лицу, – так папа говорит. – Она снова взяла чемодан. – Спасибо за заботу, – чинно закончила она.

Рейчел проводила грустным взглядом Клэри, топающую вверх по лестнице. У нее ныла спина, напоминая, что надо бы захватить подушку для Сибил.

Когда Рейчел вернулась к пьющим на лужайке чай, Зоуи рассказывала Вилли, как смотрела мужские одиночные матчи в Уимблдоне, а Сибил Дюши о няне, которую нашла, Хью и Эдвард обсуждали работу, а Руперт чуть поодаль сидел на лужайке, обхватив руками колени, и наблюдал за остальными. Курили все, кроме Сибил. Дюши прервала ее со словами:

– Дорогая, вылей свой чай, он наверняка остыл. Я налью тебе свежего.

Рейчел показала принесенную подушку, и Сибил с благодарностью выпрямилась, чтобы подушку подсунули ей под спину.

Зоуи, которая видела все это, украдкой окинула Сибил еще одним взглядом, удивляясь, как можно настолько запустить себя, выглядеть так чудовищно. Могла хотя бы надеть широкое платье или еще что-нибудь вместо этого жуткого зеленого, туго обтянувшего живот. Господи! Только бы ей самой никогда не забеременеть!

Рейчел вынула сигарету из коробочки на чайном столе и огляделась в поисках огня. Вилли помахала ей маленькой зажигалкой в шагреневой коже, и Рейчел потянулась за ней.

– Корт уже готов для тенниса, – сообщила она, но, прежде чем кто-либо успел отозваться, послышался шум подъехавшего автомобиля. Хлопнули дверцы, и через несколько секунд в белую калитку вбежали Лидия и Невилл.

– Мы ехали со скоростью больше шестидесяти миль в час!

– Ну надо же! – воскликнула Дюши, целуя Невилла. Перевозбудился, мысленно отметила она. Все это кончится слезами.

– Я поспорил, что Тонбридж быстрее не может, вот он и поехал быстрее!

– Как он должен был ехать, так и ехал, – строго возразила Лидия, наклоняясь к бабушке. – Невилл еще совсем маленький для своего возраста, – громким шепотом добавила она.

Невилл обернулся к ней.

– Уж как-нибудь побольше тебя! И вообще, как можно быть маленьким для своего возраста? Если ты слишком маленький, то, значит, до этого возраста еще не дорос!

– Довольно, Невилл, – негромко прервал его Руперт, прикрывая рот ладонью. – Поцелуй тетушек и приготовься к чаю.

– Я поцелую только ту, которая ближе всех, – он влепил звонкий поцелуй в щеку Сибил.

– И других тоже, – велел Руперт.

Невилл театрально вздохнул, но подчинился. Лидия, которая тоже обходила присутствующих с поцелуями, в завершение бросилась к Вилли.

– У Тонбриджа очень красная шея. Прямо на глазах краснеет, когда говорят о нем в машине, – объявила она.

– Тебе не следовало говорить о нем. Надо было или говорить с ним, или молчать.

– А я и не говорила. Это Невилл. Я просто заметила.

– Сейчас нам некогда слушать выдумки, – вмешалась Дюши. – Бегите к Эллен и няне. – Оба взглянули на нее, но сразу ушли.

– Господи, ну разве они не прелесть? Как они меня насмешили, – Рейчел затушила сигарету.

– Так что насчет тенниса?

Может, Вилли обиделась на свекровь за то, что та осадила Лидию? Впрочем, Рейчел знала, что Вилли обожает играть.

– Я в игре, – сразу же отозвался Эдвард.

– И ты сыграй, Хью. А я приду на тебя посмотреть, – Сибил изнывала от желания немного отдохнуть в прохладе спальни, но не хотела, чтобы из-за нее Хью лишился тенниса.

– С удовольствием сыграю, если мое участие понадобится, – но играть ему не хотелось. Хотелось поваляться в садовом кресле и почитать, спокойно провести время.

Едва только оба затеяли нечестную игру, жертвуя собой ради воображаемых потребностей друг друга, как Зоуи, вскочив, выразила интерес к игре и заявила, что пойдет переодеваться. Руперт сразу подхватил, что и он сыграет, значит, можно сразиться парами. Дюши собиралась срезать розы и обрывать засохшие бутоны, и только Рейчел решила, что все довольны и заняты, значит, можно уйти к себе – ее ждут Сид и письмо, – но из дома вышел ее отец.

– Привет, привет всем! Китти, все в порядке: я только сейчас вспомнил, что Как-их-там не смогут поужинать с нами, поэтому заедут просто выпить.

– Кто, дорогой?

– Один малый, с которым я познакомился в поезде. Хоть убей, не могу вспомнить его имени, но малый очень славный, и само собой, я пригласил его вместе с женой. Жаль вот только, портвейн уже откупорил, но думаю, как-нибудь выпьем.

– К какому часу ты пригласил их, если ужин в восемь?

– Да я не разводил канитель со временем. Наверное, к шести приедут. Из Юхерста – этот малый сказал, что они там живут. Рейчел, можно тебя на минутку? Хочу почитать тебе конец главы про Британский Гондурас, а потом начну сравнивать их красное дерево с западноафриканским.

– Ты ведь уже читал ее мне, папа.

– Правда? А, ну, неважно, прочитаю еще раз, – он взял ее под руку и решительно повел в дом.

– Зачем ты разрешаешь ему ездить поездом? – спросил Хью мать, которая отправилась за своими секаторами и корзиной. – Если бы он ездил на машине с Тонбриджем, то реже заводил бы новых знакомых.

– Когда он ездит с Тонбриджем, то садится за руль. А поскольку ничто не может помешать ему ездить по правой стороне дороги, Тонбридж наотрез отказывается садиться с ним в машину. Когда же он ездит поездом, никому из них не приходится уступать.

– Неужели полиция не находит, что сказать ему по поводу езды по правой стороне?

– Находит, конечно. Но когда его остановили в последний раз, он очень медленно вышел из машины и объяснил, что всегда ездил по этой стороне дороги и не собирается изменять своим привычкам теперь только потому, что едет на автомобиле, и в итоге они извинились перед ним. А остановиться ему вскоре придется: зрение никуда не годится. Ты бы поговорил с ним, дорогой, надеюсь, к тебе он прислушается.

– Вряд ли.

Они разошлись, и Хью направился наверх, убедиться, что у Сибил все хорошо. Поднимался он по лестнице в старой части дома, чтобы не столкнуться с детьми, которые все еще пили чай в зале.

Чай уже почти заканчивался, старшие дети изнывали на своих местах, ожидая, когда их отпустят вниз. Все они получили обязательный кусок хлеба с маслом, а потом еще столько ломтей хлеба с джемом, сколько хотели (Дюши не одобряла хлеб с маслом и с джемом – «слишком сытно», высшая степень осуждения в ее устах), овсяные лепешки и кекс, а уж потом – малину со сливками, которую запили кружками жирного молока, доставленного мистером Йорком с фермы сегодня утром. Эллен и няня сидели с торцов стола, внимательные к статусу друг друга и более бдительные и строгие со своими подопечными, чем дома. Полли и Саймон, которых не сопровождал никто из взрослых, оказались «ничейными», и от этого, как ни странно, присмирели. Из-за хороших манер почти все люди становятся скучными, думала Луиза. Она толкнула Полли под столом ногой, та поняла намек и спросила:

– Простите, можно нам вниз?

– Когда все закончат еду, – отозвалась няня.

Закончили все, кроме Невилла. Все посмотрели на него. Заметив это, он принялся быстро-быстро забрасывать малину в рот, пока не набил ее за обе щеки.

– Прекратите! – резким тоном воскликнула Эллен, и он поперхнулся, разинул рот, и малиновое месиво шлепнулось на стол.

– Остальные могут идти вниз.

И они с готовностью подчинились, как только запахло скандалом.

– Вы куда? – спросила Клэри у Полли и Луизы, зная, что от нее попытаются улизнуть.

– Проведать Джоуи, – отозвались они на бегу, направляясь к северной двери. С собой ее не возьмут, поняла она. И решила пойти на разведку одна. Поначалу она не замечала, куда идет, занятая мыслями о том, как она всех ненавидит; Луиза и Полли вечно сговариваются между собой, как девчонки в школе. И если бы даже она и пошла вместе с ними проведать Джоуи, прокатиться на нем ей бы не дали, или дали бы, но только маленький кружок после всех. С другой стороны, шорты на ней короткие, а ремни стремян жутко натирают колени. Из открытого окна наверху доносились вопли Невилла: так ему и надо, болвану. Она пнула камушек, ушибла палец ноги и…

– Поберегись!

Это пронеслись противные Тедди и Саймон на своих велосипедах. А противными они стали потому, что просто вообще не желали разговаривать с ней. Только друг с другом и взрослыми, правда, к середине каникул обычно немного добрели. Она дошла до угла дома, откуда, если повернуться налево, был виден теннисный корт и слышны возгласы: «ноль-один!» и «держи, партнер!». Клэри могла бы вызваться бегать за мячами, но ей даже видеть Зоуи не хотелось – нет уж, большое спасибо. Послышался ухающий папин смешок – он пропустил мяч. К играм он относился несерьезно, не то что другие. Справа от нее была видна большая часть сада, а вдалеке за ним начинался огород. Вот туда она и пойдет. Она зашагала по гаревой дорожке вдоль теплиц со стеклами, замазанными белым. Завидев впереди Дюши в ее большой шляпе, лязгающую ножницами и наклоняющуюся над розами, Клэри решила пройти через теплицы, чтобы ее не заметили. В первой из них пахло нектаринами, ветки которых формировали веером вдоль стен. Над головой вилась огромная лоза, виноградинки на которой были похожи на маленькие, мутно-зеленые стеклянные бусинки. Они, конечно, еще не созрели, но показались ей очень миленькими. Она пощупала нектарин-другой, и один из них упал ей в руку. Но она не срывала его, он просто сам отвалился. Клэри сунула его в карман шортов, чтобы съесть где-нибудь украдкой. Пышные герани и хризантемы в вазонах только начинали распускаться; садовник показывал их на цветочной выставке. В последней теплице было полным-полно помидоров, и желтых, и красных, и от мощной волны аппетитного запаха у нее защекотало в носу. Она сорвала один крошечный, чтобы съесть; он оказался сладким, как конфетка. Тогда она сорвала еще три и запихнула в другой карман. Закрыв дверь последней теплицы, она вышла в прохладный, но все еще золотой от солнца сад. Небо было бледно-голубым, в перышках легких облаков. У калитки огорода рос огромный куст, весь в лиловых цветах, похожих на сирень, только заостренных; вокруг них порхали бабочки – белые, оранжевые с черным и белым, маленькие голубые и даже одна лимонная с тоненькими черными прожилками на крыльях – «самая красивая из всех», подумала Клэри. Некоторое время она наблюдала за бабочками, жалея, что не знает, как они называются. Иногда они вдруг начинали суетиться и перепархивали с цветка на цветок почти безостановочно. Наверное, мед надо выпить из каждого цветочка, решила она. Вот они и продолжают искать, пока не найдут полный.

Она решила почаще навещать их, и тогда со временем они к ней привыкнут, хотя для людей они, пожалуй, немного не от мира сего, как призраки или феи, счастливые, им люди не нужны.

В огороде, обнесенном стеной, было очень душно, не чувствовалось ни ветерка. На одной длинной клумбе росли цветы для дома, чтобы срезать их и ставить в вазы, на всех остальных грядках – овощи. Вдоль стен – сливы, лиловые и желтые, а еще – огромный инжир с жесткими на ощупь листьями, от которых пахло нагретым макинтошем. Плодов на нем было множество, некоторые попадали на землю, хоть еще оставались зелеными, жесткими и блестящими.

– Иди сюда, смотри, что у меня есть!

Клэри не сразу заметила Лидию, которая сидела на корточках между двух рядов капусты.

– Что там у тебя? – спросила она, подражая голосам взрослых, поскольку ей было совсем не интересно.

– Гусеницы. Я собираю их, чтобы держать как питомцев. Вот в эту коробку. Потом сделаю дырочки в крышке самой тонкой из няниных спиц, потому что им же нужен воздух, но они все равно не уползут. Если хочешь, возьми себе несколько.

Добрая она, Лидия. Гусеницы были Клэри ни к чему, она уже выросла из таких забав, но предложение ее все равно порадовало.

– Если хочешь, я тебе помогу, – сказала она.

– Их легко искать, потому что они прогрызают дырки в листьях. Только бери их осторожно, пожалуйста. Костей у них нет, так что даже если у них что-нибудь сломано, не разберешь.

– Ладно… А совсем маленькие тебе нужны? – спросила Клэри, обнаружив на одном листе целый выводок.

– Только несколько, потому что они живут дольше. А большие становятся коконами, и тогда они уже никакие не питомцы.

Правда, они совсем одинаковые, только размерами другие, – подумав, продолжала она. – А черные мордочки у них у всех похожие, так что давать им имена бесполезно. Буду просто звать их «они».

– Как овец. Только на овец они совсем не похожи.

Лидия рассмеялась и заявила:

– Гусеничных пастухов не бывает. Пастухи хорошо знают своих овец. Мне мистер Йорк рассказывал. Он знает своих свиней, и у всех у них есть имена.

Когда Клэри решила, что гусениц они набрали слишком много, а Лидия – что достаточно, они сходили посмотреть, не осталось ли на грядках клубники, потому что Лидии захотелось пить, но она сказала, что если зайдет за водой в дом, няня заметит ее и потащит мыться. Но несколько поздних ягодок, которые они нашли, были кем-то объедены со всех сторон. Клэри рассказала Лидии, что хочет кошку и что папа обещал подумать об этом.

– А твоя мама что говорит?

– Она мне не мама.

– А-а! Вообще-то, я знаю, что нет. Извини.

– Да ничего, – ответила Клэри, хотя на самом деле для нее это было важно.

– Она тебе нравится? Тетя Зоуи?

– Я к ней вообще никак не отношусь.

– Но даже если бы нравилась, это все равно не то, правда? Настоящую маму никто не заменит. Ох, Клэри, как я тебе сочувствую! У тебя такая трагедия, да? По-моему, ты ужасно смелая!

Клэри ощутила свою исключительность. Ей еще никто и никогда не говорил ничего подобного. Странная штука: ей вдруг стало легче, как будто от того, что кто-то знал ее тайну, она перестала быть настолько тягостной, а вот Эллен всегда переводила разговор так резко и ужасно, и папа никогда не упоминал о ней, ни разу даже не сказал «твоя мама» и уж тем более не рассказывал то, что ей хотелось узнать. Но он ничего не мог поделать, ему было слишком тяжело об этом говорить, а она так любила его, что не хотела лишний раз мучить, а больше было некому… Лидия расплакалась, не издавая ни звука, только губа дрожала и слезы градом катились на солому вокруг кустов клубники.

– Я бы не выдержала, если бы моя мама умерла, – повторяла она. – Я бы ни за что не выдержала… это уж слишком!

– Она не умрет, – заверила Клэри. – Она самолучший человек, какого я видела в жизни!

– Правда? В самом деле она самолучшая?

– Самая-самая. Поверь мне, Лид, я же гораздо старше тебя, я-то знаю, – она поискала, нет ли в кармане платка для Лидии, и вспомнила про помидоры. – Смотри, что у меня есть!

Лидия съела три помидора и повеселела. Клэри почувствовала себя очень взрослой и доброй. Она предложила Лидии и нектарин, но Лидия отказалась: «Нет, съешь сама», а Клэри возразила: «Нет, лучше ты. Обязательно съешь». Ей хотелось, чтобы вся добыча досталась Лидии. Потом они взяли гусениц и отправились в садовый сарай, чтобы узнать, держит ли мистер Макалпайн до сих пор хорьков.

* * *

Тедди и Саймон объехали на велосипедах вокруг дома, потом вокруг конюшен и наконец прокатились по дороге до Уотлингтона и свернули к Милл-Фарм, который купил их дед и теперь перестраивал, чтобы было где жить на каникулах кому-нибудь из семейства. Они почти не разговаривали, довольные тем, что Тедди можно наконец-то перестать быть лучшим, а Саймону – младшим в их школе и превратиться просто в кузенов на каникулах и поиграть вместе. На обратном пути Тедди спросил Саймона:

– Позовем их играть с нами в монополию?

И Саймон, втайне польщенный тем, что его мнением интересуются, ответил так небрежно, как только мог:

– Придется позвать, а то визгу не оберешься.

* * *

Сибил чудесно отдыхала: грызла печенье (в перерывах между приемами пищи она по-прежнему ощущала голод) и читала «Цитадель» А. Дж. Кронина, который был врачом, как и Сомерсет Моэм.

Обычно она предпочитала более серьезные книги, читала скорее с целью просвещения и образования, чем ради удовольствия, но сейчас на умственные усилия она была не способна. С собой она привезла «Убийство в соборе» Т.С. Элиота, который они с Вилли смотрели в театре «Меркурий», а также «Восхождение на Ф-6» Одена и Ишервуда, но читать все это ей нисколько не хотелось. Как приятно очутиться за городом. Жаль только, что Хью не может пробыть с ней всю неделю, но ведь им с Эдвардом надо по очереди бывать в конторе, а Хью хотел освободиться к тому времени, когда родится ребенок. Или дети: судя по возне, которая творилась у нее внутри, она была почти уверена, что их двое. Впредь им придется принимать меры, чтобы ничего подобного не повторилось. Беда в том, что Хью не признает никаких видов контрацепции; после семнадцати лет брака она не возражала бы, даже если бы с этой стороной их жизни было навсегда покончено, но Хью явно так не считал. Она предалась праздным размышлениям о том, к каким средствам прибегает Вилли, ведь Эдвард не из тех, кому можно отказать (во всяком случае, не тот, с кем это проходит). Когда родилась Полли, они как будто бы уже решили, что двоих детей им достаточно; в то время они были гораздо беднее, и Хью опасался, что им не хватит денег, чтобы оплатить обучение, если будут сыновья, поэтому началась возня с ее колпачком, спринцеваниями, вольпаргелем, или же Хью не кончал в нее, и в конце концов она от беспокойства перестала получать всякое удовольствие от процесса, хотя, конечно, ему о таком не говорила даже намеками. Но в прошлом году, в начале декабря, они устроили себе божественные каникулы с катанием на лыжах в Санкт-Морице, и в первый вечер, когда у обоих тело ныло от непривычной нагрузки, Хью заказал бутылку шампанского, и они выпили ее, по очереди отмокая в горячей ванне. Она пропустила его вперед, потому что он подвернул щиколотку, а потом он сидел и смотрел на нее. Когда она уже была готова выйти, он развернул огромное белое банное полотенце и закутал ее, обнял, вынул шпильки из волос и бережно уложил ее на коврик в ванной. Она попыталась заговорить, но он закрыл ей рот ладонью, поцеловал, покачал головой, и все было точно так, как сразу после их свадьбы. После этого они занимались любовью каждую ночь, а иногда и днем, и Хью ни разу ни о чем таком даже не задумался. Поэтому ее нынешнее состояние неудивительно, но она только радовалась ему, ведь он был так доволен и всегда так нежен с ней. «Мне невероятно повезло, – думала Сибил. – Руперт – самый веселый из братьев, Эдвард – самый красивый, но Хью я ни на кого из них не променяю».

– А я думал, ты сразу уснешь, – он вошел в комнату с бокалом хереса. – И принес тебе вот это, чтобы ты немножко взбодрилась.

– О, спасибо тебе, дорогой! Только пить слишком много мне не следует, иначе я усну за ужином.

– Выпей, сколько захочешь, а я допью.

– Но ты ведь не любишь херес!

– Иногда люблю. И знаешь, вот что я подумал: если ты выпьешь сейчас, то тебе будет необязательно выходить, когда приедут те незнакомые гости.

– Чем ты был занят?

– Немного почитал, потом Старик позвал меня поболтать. Он хочет оборудовать площадку для сквоша за конюшнями. По-видимому, идею ему подал Эдвард, теперь дело за выбором места.

– Саймон обрадуется.

– И Полли тоже. Да и все мы.

– Не верится, что я еще хоть когда-нибудь смогу во что-нибудь играть.

– Сможешь, дорогая. До рождественских каникул площадку все равно не достроят. А к тому времени ты уже будешь тонкой, как тростинка. Не желаешь принять ванну? Если да, лучше поспешить, пока не начали купаться теннисисты и дети.

Она покачала головой.

– Утром приму.

– Все вы примете, да? – Он погладил ее живот и поднялся с постели. – Надо бы мне переобуться.

Все мужчины семейства Казалет постоянно меняли обувь на своих длинных костистых ступнях.

Сибил протянула ему бокал.

– Мне уже хватит.

Он осушил его залпом – как лекарство, подумалось ей.

– Кстати, как мы их назовем?

– Возможно, его и ее.

– Ну так как же?

– По-моему, Себастьян – красивое имя. А ты как думаешь?

– Не слишком ли вычурно для мальчика? Может, стоило бы назвать его Уильямом, в честь Старика?

– А если будут близнецы, назовем обоими именами.

– А если девочки? Или девочка?

– Пожалуй, Джессика.

– Мне не нравится. Я люблю простые имена – Джейн, Энн… Или Сюзан.

– Конечно, можно выбрать какое-нибудь из них. Так будет лучше.

Им и прежде случалось вести такие разговоры, но еще до того, как они узнали, что могут родиться близнецы. Насчет имен мнения у них расходились, хотя ведь выбрали же они в конце концов имя для Саймона, а Хью сам придумал имя для Полли, хотя ей хотелось назвать дочку Антонией. Подумав, она сказала:

– Энн – красивое имя.

– А я вот о чем думаю: по-моему, и Джесс неплохое. Куда ты положила мои носки?

– В верхний левый ящик.

К дому подъехала машина.

– А это, наверное, загадочные гости.

– Признаюсь честно: я так рада, что ты не приглашаешь к нам на ужины и коктейли всех, с кем знакомишься!

– Для этого я слишком редко езжу на поезде. Хочешь, я уложу Полли и Саймона в постель?

– Это их первая ночь на новом месте, пусть наиграются. Они сами лягут, когда Луиза и Тедди пойдут спать.

– Оки-доки, – он провел гребнем по волосам, послал ей воздушный поцелуй и вышел.

Сибил поднялась с постели и подошла к распахнутому окну; воздух тепло благоухал жимолостью и розами, слышались металлические крики дроздов, устраивающихся на ночь, небо становилось абрикосовым с прожилками тающих перистых облаков. «И смотри в последний раз на все, что мило, каждый час…» – вспомнилось ей. Она высунулась из окна и притянула к себе розу, чтобы понюхать. «Полвека вёсен мало длится, чтобы цветеньем насладиться», – маловероятно, чтобы Хаусман отпустил каждому хотя бы пятьдесят весен, не говоря уже о семидесяти. Ей уже тридцать восемь, в голове вновь всплыла мысль о том, что роды могут оказаться трудными и она умрет. Лепестки розы поникли, и когда она отпустила ее, осыпались, остались лишь тычинки. Нет, ей нельзя умирать, она нужна. Доктор Ледингем замечательный, сестра Лэм умница. Всего лишь один из моментов, когда боль и то, ради чего ее терпишь, уравновешивают друг друга. Она ни разу не призналась Хью, как страшно ей было в первый раз, с Полли, как она боялась рожать Саймона, потому что все эти разговоры о том, что собственных родов не помнишь – сентиментальные дамские выдумки.

* * *

Полли и Луиза так и не прокатились на Джоуи. Мистер Рен сказал, что он все еще гуляет. Ему самому недосуг ловить его, но если они хотят, пусть попробуют, недоуздок он им даст. Поймают его, приведут в конюшню на ночь, а утром покатаются. Вид у мистера Рена был сердитый, так что спорить с ним они не рискнули. Луиза зачерпнула пригоршню овса и высыпала в карман, где уже лежали комочки сахара, припрятанные Полли за чаем. Няня заметила это, но обе прекрасно знали, что она ничего не скажет, ведь Полли не ее подопечная. По сырой тенистой тропинке они дошли до луга, где Полли влезла в крапиву, обожглась, и им пришлось тратить время на поиски щавеля.

– Давай живее! – торопила Луиза. – Если мы сразу его поймаем, еще останется время покататься.

Но поймать Джоуи им вообще не удалось. Он стоял в дальнем конце луга, толстенький и лоснящийся, и щипал сочную зеленую травку. Услышав, как его зовут, он поднял голову и смотрел, как они приближаются. Вокруг его головы вилось облачко мошкары, он мерно помахивал хвостом. Уистлер тоже пасся, стоя головой к хвосту Джоуи. Завидев девочек, он шагом двинулся навстречу им в надежде на угощение.

– Придется дать Уистлеру немного овса, чтобы все было по справедливости.

– Ладно, ты держи недоуздок, а я буду их кормить.

Нет, надо сделать наоборот, мелькнуло у Луизы. Она была уверена, что Полли не справится с недоуздком, и не ошиблась. Уистлер сунул мягкий нос в ладонь, полную овса, просыпав его почти весь, и Джоуи тоже подошел за своей долей. Зажав овес в кулак, Луиза протянула его Джоуи, тот приготовился ловко выхватить лакомство, но едва Полли попыталась обнять его за шею, он мотнул головой и рысью ускакал прочь, до обидного недалеко, и остановился, словно подзадоривая их повторить попытку. Уистлер ткнулся носом в ладонь Луизы, выпрашивая добавку, и чуть не сшиб ее с ног.

– Вот черт! Держи сахар, а мне давай недоуздок.

– Извини… – робко промямлила Полли. Она знала, что в таких делах от нее толку мало. И побаивалась Джоуи, правда, совсем чуть-чуть.

Они предприняли еще одну попытку, с сахаром, и она закончилась так же, как первая, только на этот раз Джоуи заложил уши назад и вид у него стал проказливый. А когда сахар кончился, Джоуи вообще перестал подходить, и даже Уистлер в конце концов утратил к ним интерес.

– Ручаюсь, мистер Рен с самого начала знал, что его не поймать, – недовольно заявила Луиза. – Наверное, с ним такое тоже случалось, и не раз.

– Так давай вернемся и скажем ему.

Они молча перелезли через ворота, Полли казалось, что Луиза сейчас вскипит. А она вдруг сказала:

– С недоуздком ты не виновата. Знаешь, давай не пойдем к мистеру Рену. Когда у него лицо такое красное, он всегда злится на нас.

– Как свекла.

– Ужасно выглядит, правда, с его-то холодными голубыми глазами?

– Никому и в голову не придет сочетать свекольный цвет с голубым, – согласилась Полли. – Что будем делать? Может, сходим к нашему дереву?

К ее радости, на этот раз Луиза согласилась. Кусок веревки, по которой они забирались на первый, самый трудный участок ствола, висел там же, где они оставили его на Рождество. Они нарвали ромашек, Луиза положила их в карман, чтобы обе руки были свободны, и когда они с удобством разместились на самой лучшей ветке, загибающейся на конце кверху, так что можно было сидеть лицом друг к другу, прислонившись спинами одна к стволу, другая к загнутой ветке, Луиза поделила ромашки, и обе принялись плести венки, чтобы украсить ими ветки дерева.

Луизе, которая обгрызала ногти, пришлось делать отверстия в стебельках зубами, чтобы нанизывать цветы, а Полли проделывала их самым длинным из своих ногтей. Говорили о каникулах, о своих самых заветных мечтах и планах на это время. Луизе хотелось к морю и особенно – поплавать в бассейне Сент-Ленардса, а Полли – на пикник в Бодиам. Дни рождения у них с Саймоном у обоих были в августе, поэтому им разрешали выбрать, как провести один день.

– Но он-то выберет железную дорогу через Ромни, Хит и Димчерч, – грустно сказала Полли. И добавила: – И у Клэри тоже день рождения, помнишь?

– О боже! А она что выберет?

– Мы могли бы заставить ее сделать так, как хотим мы.

– Только если объясним ей, как нам не хочется того, чего нам на самом деле хочется.

– Это не значит, что мы ее заставили. Это… – она помедлила, подыскивая слово, – это сговор.

– Зачем ее вообще поселили с нами? На самом деле мне она не очень-то нравится. Но мама говорит, что надо относиться к ней по-доброму, потому что у нее нет матери. С этим все ясно. Плохо ей живется, наверное.

– У нее есть тетя Зоуи, – напомнила Полли.

– По-моему, мать из нее так себе. Шику в ней, конечно, хоть отбавляй, но она не мать. Есть люди, которые для этого просто не созданы, понимаешь? Возьмем хотя бы леди Макбет.

– А мне кажется, тетя Зоуи нисколько не похожа на леди Макбет. Я знаю, ты обожаешь Шекспира, но если честно, люди сейчас совсем не такие, как у него.

– Да точно такие же!

Они еще немного поспорили об этом, и Луиза выиграла, заявив, что природа подражает искусству – это не она так считает, а тот, кто на самом деле кое-что смыслит в таких вещах. Солнце село, плодовый сад из золотисто-зеленого стал туманным и серым с лиловыми тенями, и в нем уже не было жарко. Девочки задумались о молоке с печеньем и о мамах, пришедших пожелать им доброй ночи.

* * *

– Может, вы с Рупертом выкупаетесь первыми? Я совсем не прочь подождать – мне все равно еще надо выяснить, как устроилась на новом месте няня. Ты идешь, дорогой?

Эдвард, который сворачивал сетку, догнал ее. Зоуи посмотрела, как они поднимаются по ступенькам на террасу. Эдвард обнимал Вилли за плечи и говорил ей что-то, отчего она смеялась. Выиграли они довольно легко, и выиграли бы все три сета, если бы Эдвард, который играл лучше их всех, не сделал двойную ошибку и не потерял подачу. Пришлось признать, что и Вилли играет неплохо – без показного блеска, но ровно, с надежным бекхендом; она не пропустила почти ни единого мяча. Зоуи, которая терпеть не могла проигрывать, считала, что всему виной недостаточно серьезное отношение Руперта к игре; с лета он бил хорошо, но порой у сетки просто оставлял ей мячи, которые, по ее убеждению, обязан был брать сам, и конечно, она их тоже часто пропускала. Хорошо еще, им не пришлось играть против Сибил: она подавала снизу, только смеялась, пропуская мячи, и просила противников не бить слишком резко и сильно. Играть с ней было особенно плохо тем, что все притворялись, будто она играет не хуже остальных. И все были так милы друг с другом. И с самой Зоуи тоже, но она-то знала: дело просто в том, что она замужем за Рупертом и считается частью семьи. А на самом деле ее недолюбливают.

– Пойду мыться, – крикнула она Руперту, который собирал теннисные мячи. – Оставлю для тебя воду, – и она легко взбежала по ступеням, не дожидаясь ответа.

Хорошо еще, вода была горячая. А она-то уже прикидывала, под каким бы благовидным предлогом отпроситься в ванну первой, но тут вмешалась Вилли и просто предоставила ей такую возможность. Только ванная комната отвратительна: промозгло-холодная и такая уродливая с ее обшитыми сосновой доской стенами и подоконниками в дохлых синих мухах. Зоуи налила такую горячую воду, чтобы едва было можно терпеть, и долго отмокала в ней. Ох уж эти семейные каникулы! Казалось бы, если Казалеты-старшие так жаждут общения с внуками, что готовы присматривать за Клариссой и Невиллом, они с Рупертом могли бы уехать и отдохнуть как следует где-нибудь в другом месте, только вдвоем. Но каждый год, кроме самого первого, когда они только поженились и Руперт возил ее в Кассис, им приходилось приезжать сюда на бесконечные недели, и все это время Руперт безраздельно принадлежал ей только в постели. А все остальное время они чем-нибудь занимались с детьми, и все беспокоились о том, чтобы дети хорошо проводили время, которое они в любом случае проводили хорошо, ведь им было с кем играть. Ко всей этой клановости Зоуи не привыкла; в ее представлении проводить каникулы следовало совсем не так.