Текст книги "Наказание в награду"

В этой связи суперинтендант не имела права забывать о Клайве Дрюитте и о его угрозах привлечь всю команду своих адвокатов. И он, и они сейчас где-то ждут этого заключения, которое должны сделать полицейские из Лондона. И для того, чтобы избежать судебного разбирательства и не привлечь нездорового внимания публики к действиям полиции, ей придется убедиться в том, что каждая паутина в каждом углу была обнаружена, рассмотрена и отложена в сторону. А с самого начала самая густая паутина окутывала момент объявления Дрюитта педофилом.

Делать было нечего. Приходилось соглашаться. Им надо будет отсмотреть пленку, сделанную в ночь звонка. И придется переговорить с Финнеганом Фриманом. Но это было еще не самое худшее. Потому что Хейверс как раз извлекла на свет божий то, чего Изабелла сначала не заметила, – еженедельник Дрюитта.

– А еще у нас есть вот это, – весело объявила она.

Сент-Джулианз-Уэлл

Ладлоу, Шропшир

Когда раздался телефонный звонок, Рабия Ломакс только вышла из душа. Решив дождаться автоответчика, она завернулась в полотенце, бывшее именно таким, какие ей нравились больше всего, – большим, мягким, теплым после сушилки и белоснежным, как душа младенца. Рабия как раз погрузилась в блаженное наслаждение махровым ворсом, когда услышала бесплотный женский голос: «…из полиции Метрополии», который заставил ее по-новому посмотреть на решение не отвечать на звонок. Она прошла в спальню, где находился ближайший аппарат, и произнесла в трубку: «Неужели из полиции Метрополии?» Рабия решила, что ее пытается разыграть одна из ее коллег по утренним пробежкам. Ведь только сегодня она пускала слюни по поводу этого восхитительно милого темнокожего актера, имени которого никак не могла запомнить. Сейчас он играл в какой-то полной сурового реализма полицейской драме, а звонит ей, должно быть, кто-то из ее коллег, решивших подставить ее после утреннего разговора. Поэтому она ответила: «А вы что, работаете вместе с этим темнокожим парнем со странным именем? Можете прислать его ко мне, потому что я стала жертвой насилия и мне необходимо, чтобы он меня успокоил?»

– Простите? – переспросил голос. – С вами говорит старший детектив-суперинтендант Изабелла Ардери из полиции Метрополии. А с кем говорю я?

Рабия задумалась. Голос звучал вполне официально.

– Мы хотели бы поговорить с вами, если ваша фамилия Ломакс, – продолжила женщина.

Что ж, она понимает, когда пора завязывать с шутками, поэтому Рабия сказала:

– А в чем дело?

– Полагаю, что ваша фамилия Ломакс?

– Ну конечно. А ваша?..

Женщина повторила:

– Ардери. Старший детектив-суперинтендант Ардери из полиции Метрополии.

Если миссис Рабия будет дома, то полиция прибудет к ней незамедлительно. Минут через десять. Ей удобно?

Сложно назвать любой звонок из полиции «удобным», но выбора у Рабии не было, поэтому она сказала, что лучше подъехать через полчаса, потому что она только что вернулась с пробежки и ей надо принять душ. А еще ей надо будет одеться и всякое такое, так что через полчаса – нет, лучше через час – будет в самый раз. Офицер из Мет сказала: «Отлично» – и отключилась, как только записала адрес.

Естественно, Рабии не надо было так много времени, поскольку она уже успела принять душ, а на косметику тратит не больше двух минут, ну и еще тридцать секунд на то, чтобы причесать волосы, да и то бóльшая часть этих секунд уйдет на поиски расчески. Но ей нужно было время, чтобы позвонить адвокату. Она видела достаточно полицейских сериалов, чтобы понимать: только придурок может говорить с копами без всякого юридического совета.

Рабия открыла свою личную телефонную книжку и набрала номер Ахиллеса Конга. Много лет назад она выбрала его для написания завещания во многом именно из-за этого имени. Ну как можно не поддаться желанию встретиться с человеком с таким интересным имечком?

После слов: «Ко мне едет полиция» – ее немедленно с ним соединили.

– Рабия, – раздался в трубке обнадеживающий тенор Ахиллеса, – как хорошо, что вы позвонили мне в этой сложной ситуации. Рад, что мудрость пребывает с вами в том, что касается беседы с полицией и присутствием на ней адвоката. – Он всегда говорил на смеси языков джентльмена из XVIII века, последователя Конфуция и гадалки. – Я буду у вас, как только смогу. А пока, если они приедут раньше меня, ни в коем случае не говорите с ними.

– Мне оставить их на пороге или пригласить в дом?

– Лучше на пороге, но учтивость требует пригласить их внутрь.

«Последователь Конфуция», – подумала женщина.

– Они могут войти, – продолжил адвокат, – если вы твердо заявите им, что не будете разговаривать с ними до моего приезда.

– А это не будет выглядеть подозрительно?

– Конечно. Но вы разве прячете что-то от полиции?

– Помимо тела под верандой?

– М-м-м… да. Итак, если они приедут с лопатами – не впускайте их в дом.

Он нравился Рабии еще и потому, что всегда был готов поддержать хорошую шутку.

Адвокат сказал, что скоро будет, и Рабия отправилась в ванную вытираться. Она причесала волосы, энергично втерла в лицо мазь от солнца, что делала всегда, подмазала щеки румянами и стала искать, что надеть. Обычно она ходила в тренировочных костюмах, если только не хотела приодеться, а перед приездом полиции у нее такого желания не возникало. Поэтому Рабия выбрала тренировочный костюм желто-зеленого цвета и протянула руку за сандалиями. Она как раз надевала их, когда заметила, что лак на пальцах ног кое-где сошел. Пробормотав «черт», женщина бросилась за жидкостью для снятия лака. Она просто ненавидит облупившийся лак. Ей срочно необходимо сделать педикюр, поэтому она позвонила своей девочке в Крейвен-армс и договорилась о встрече. Бекки считала, что женщины не должны красить ногти на ногах до июля – она хотела, чтобы ногти дышали с ноября по июль, хотя Рабия не считала, что ногтям на пальцах ног вообще надо дышать, – но времени спорить с ней не было, поэтому Рабия соврала и сказала, что ей нужен маникюр. А о ногтях на ногах они успеют поспорить, когда она явится на процедуру.

Рабия энергично стирала остатки лака, когда раздался звонок в дверь. Он успел прозвонить еще два раза, прежде чем она добралась до входа. Не могла же она открыть полиции с лаком для ногтей на ногах, снятым только наполовину! Когда же наконец Рабия распахнула входную дверь, то увидела высокую блондинку, подносившую руку к звонку, а рядом с ней – ее напарницу, ростом не более пяти футов трех дюймов[100]100
  Около 160 см.


[Закрыть], да и то с кепкой.

«Они могут быть кем угодно, – подумала Рабия, – ведь на них нет формы. Но полицейские детективы в телевизоре тоже никогда не носят форму – правда? – так что глупо ждать, что эти двое будут в форме».

– Миссис Ломакс? – произнесла высокая. – Я старший детектив-суперинтендант Изабелла Ардери. – С этими словами она протянула Рабии свое удостоверение и кивнула на свою спутницу, сказав, что это Барбара Хейверс. Звание Рабия пропустила мимо ушей, поскольку была занята изучением удостоверения Ардери и пыталась понять для себя, почему та на фото выглядит на десять лет старше, чем в жизни.

Женщина вернула удостоверение Ардери и задумалась, как она могла прийти к такому совершенно шовинистическому выводу. Да, ей позвонила женщина, но Рабия решила, что это звонит младший офицер, помощница офицера-мужчины, – и это несмотря на то, что дома у нее лежали на дисках все сезоны «Главного подозреваемого»[101]101
  Британский телевизионный сериал, главным действующим лицом в котором является женщина-детектив Джейн Теннисон в исполнении Хелен Миррен.


[Закрыть].

– Спасибо, что согласились с нами встретиться, – сказала Ардери и стала ждать очевидного, а именно – приглашения войти в дом. У Рабии сразу же появилось желание оставить обеих детективов на пороге до прибытия Ахиллеса, но шесть десятилетий жизни в социуме сделали свое дело и заставили ее распахнуть дверь и позволить им войти.

Она провела их в гостиную, где сообщила, что сейчас должен подъехать ее адвокат. Обе женщины крайне удивились.

– Это все телик, – объяснила им хозяйка. – Не могу понять, почему они не требуют звонка адвокату, когда к ним приходит полиция.

– Так быстрее, если они этого не делают, – ответила та женщина, что была пониже, Хейверс.

– Это как? – поинтересовалась Рабия против своей воли.

– Действие развивается без задержек. Без адвоката можно быстрее получить признание, или ключ к разгадке, или что там еще…

– А у вас есть для нас ключ к разгадке? – спросила Ардери приятным голосом.

– Нет, поскольку я не знаю, для чего вы здесь. Я собираюсь на кухню. Кто что хочет? Кофе, чай, минеральная вода, сок? Сок грейпфрутовый. Я фанатка грейпфрутов в любом виде, хотя сейчас выпью кофе. Сегодня я не завтракала. Без завтрака я могу прожить, а вот без кофе – нет.

– Кофе – это слишком долго, – заметила суперинтендант. – Я остановлюсь на минеральной воде.

Вторая женщина согласилась, что минералка – это то, что нужно.

Рабия как раз расставляла напитки на подносе, когда в дверь позвонили еще раз. Она открыла ее, чтобы впустить Ахиллеса Конга. Адвокат поздоровался с ней в своей обычной официальной манере – наклонив в полупоклоне верхнюю часть тела и в то же время протянув руку для пожатия. При этом левую руку он прижал к правой стороне груди, как будто за ночь его сердце переместилось слева направо.

– Рабия, – произнес он. – Если б только все были столь же мудры, как и вы…

Хозяйка показала ему, где он найдет полицейских, и поинтересовалась, будет ли он кофе. Адвокат ответил, что «кофе – это великолепно. Черный, с одним кусочком сахара».

Рабия вернулась на кухню, а Конг присоединился к женщинам из полиции. Она слышала, как он представился им.

Та, что была старше по званию, Ардери, со своей стороны представила себя и свою напарницу. Теперь Рабия услышала, что вторая женщина была детективом-сержантом.

Когда хозяйка вернулась в гостиную с подносом, она увидела, что все продолжают стоять, ожидая ее появления. Ахиллес смотрел в сад на заднем дворе, женщина по имени Хейверс рассматривала альбом с фотографиями варьете, а Ардери изучала фото, которое она выбрала из тех, что стояли на каминной полке. Со своего места Рабия не могла рассмотреть, что это была за фотография, но вот что она заметила и отметила про себя – так это то, что старший суперинтендант показала фото второй полицейской, та посмотрела на него, потом на старшего суперинтенданта, а затем поставила его назад на каминную полку. Теперь Рабия поняла, что это фото «Volare, Cantare»[102]102
  Летать, петь (итал.).


[Закрыть], того консорциума пилотов, частью которого она являлась; люди на фотографии стояли, улыбаясь, перед купленным в складчину планером. Увидев заинтересованность детективов, хозяйка сразу же озадачилась, не является ли этот планер чьей-то похищенной собственностью.

Когда все получили свой кофе или минеральную воду, Ахиллес предложил присутствующим присесть.

– Как я понимаю, – обратился он к полицейским, – вы хотите поговорить с моей доверительницей. – При этом провел рукой по своей идеально уложенной прическе, как будто в этом была какая-то необходимость.

– Мы сильно удивлены, что она посчитала, что ей необходим адвокат, – заметила Ардери.

– Это было сделано по моему совету, который я даю всем своим клиентам, которые звонят мне и сообщают о том, что ожидают визита из полиции. Но из этого вы не должны делать вывод о том, что она в чем-то виновата.

– Мы его и не делаем, – ответила Ардери. – Мне просто показалось странным, что, еще не зная о причине нашего визита, она сразу позвонила адвокату.

Ахиллес задвигал руками и раскрыл их так, что этот жест можно было воспринять как приглашение.

– Что мы можем для вас сделать? – произнес он.

– Ваш клиент – единственная в телефонном справочнике под фамилией Ломакс. Она записана там как Р. Ломакс.

– «Р» как в Рабии, правильно, – согласился Ахиллес. – В любом справочнике женщинам предпочтительнее использовать только инициалы. Так же как на счетах. Это вопрос безопасности. Продолжайте, суперинтендант, прошу вас.

Рабия заметила, что вторая женщина – Хейверс – достала из своей сумки блокнот и механический карандаш. Ей стало интересно, для чего надо записывать слова Ахиллеса Конга или ее собственные, но спрашивать об этом она не стала. Если надо будет о чем-то спросить, ее адвокат сделает это за нее.

– Вы знакомы с Йеном Дрюиттом? – задала ей вопрос Ардери.

Рабия посмотрела на Ахиллеса, который склонил голову.

– Это тот парень, который умер в полицейском участке несколько месяцев назад, – ответила она.

– Вы это помните, правильно? – вопрос задала Хейверс, оторвавшись от своего блокнота.

– Об этом писали в газетах и показывали в новостях по телевизору, – ответила Рабия.

– Но вы были с ним знакомы? – повторила вопрос Ардери.

– Я не религиозна.

– Значит, вы знаете, что он был священником?

Рабия хотела было ответить, но Ахиллес коснулся ее руки.

– Тот факт, что он был священником, освещался в газетах, суперинтендант, – сказал он. – И в региональных новостях об этом тоже упоминалось. Я знаю, что он был священником, хотя также не религиозен и не принадлежу ни к одной из конфессий. Все это стало достоянием общественности после смерти данного человека.

– Конечно. – Казалось, что эти откровения не произвели на Ардери никакого впечатления. – Но вот что не стало достоянием общественности, так это его ежедневник. А в нем встречается имя Ломакс. Сержант?

– В период с двадцать восьмого января по пятнадцатое марта – в общей сложности семь раз, – сообщила Хейверс, сверившись со своими записями.

Ответила Рабия не сразу, пытаясь оценить все последствия своего ответа. А потом приняла решение.

– Мы встречались с ним по семейным делам. Я никогда не думала о нем как о священнике, потому что встречалась с ним не как со священником.

– А могу я спросить вас, зачем вы с ним встречались? – продолжила Ардери.

– Если вы объясните, почему это для вас важно, – вежливо произнес Ахиллес.

– Мы с сержантом проводим здесь оценку двух расследований, касающихся смерти мистера Дрюитта.

Это понравилось Рабии еще меньше, чем тот факт, что полиция видела ее фамилию, которая семь раз упоминалась в ежедневнике умершего.

– Если начистоту, – сказала она, – два моих взрослых сына употребляют наркотики. Один из них в ремиссии, второй – нет. Тому, кто сейчас в ремиссии, было действительно очень плохо. Его средняя дочь умерла восемнадцать месяцев назад после продолжительной болезни. Сын никак не мог с этим справиться, так что я хотела – мне это было необходимо – с кем-то поговорить об этом. И мне порекомендовали мистера Дрюитта.

– А кто порекомендовал? – поинтересовалась старший суперинтендант.

Рабия замолчала. С ней сейчас происходило именно то, что происходит со всяким, кто соглашается поговорить с полицией и говорит больше, чем просто «да» или «нет». Надо отвечать как можно проще.

На улице неожиданно мявкнул кот – это был призыв к битве. Еще один кот ответил. За этим последовал – к счастью, короткий – визг обоих животных, начавших драку. Рабия состроила гримасу. «Интересно, – подумала она, – будут ли они возражать, если я выйду и разгоню этих кошаков?» Но никто из сидящих в комнате, казалось, не заметил шума.

– Миссис Ломакс? – поторопила ее суперинтендант.

– Я пытаюсь вспомнить… Кажется, кто-то из танцоров в моей группе. Или один из тех, с кем я вместе тренируюсь.

– Тренируетесь?

– Да, я занимаюсь бегом.

– А почему вы не можете вспомнить?

– Почему вы не помните?

Эти фразы они, то есть детективы, произнесли в унисон.

– Память моего клиента, – встрял Ахиллес, – имеет мало значения, и, уж конечно, она никак не связана с целью вашего визита. Миссис Ломакс объяснила, почему ее имя появилось в ежедневнике мистера Дрюитта, а я готов подтвердить информацию о смерти ее внучки, хотя это также никак не связано с вопросом о том, кто предложил мистера Дрюитта в качестве благожелательного слушателя.

– Справедливо, – заметила Ардери и вновь обратилась к Рабии: – А где вы с ним встречались для ваших бесед?

Рабия заметила, что Ахиллес вновь хочет вмешаться, а еще поняла, что это может продолжаться до бесконечности, поэтому сказала:

– На этот вопрос ответить просто, Ахиллес. – Она повернулась к старшему суперинтенданту. – Все зависело от нашего расписания. Иногда здесь, но чаще в каких-нибудь кафе.

– Не уверена, что понимаю, о чем вы… Время дня везде одно и то же.

– Она хочет сказать, – вмешался Ахиллес, – что, хотя время дня было одним и тем же, место встречи варьировалось в зависимости от того, чем она и мистер Дрюитт занимались в тот момент.

– То есть вы женщина занятая? – задала вопрос Хейверс.

– Довольно занятая, – ответила Рабия.

– И чем же вы занимаетесь?

Ахиллес встал.

– Мне кажется, что мы слишком отошли от цели вашего визита, – провозгласил он. – Мой клиент объяснила, почему встречалась с мистером Дрюиттом, и больше ей добавить нечего. Поэтому хочу объявить эту встречу закрытой. Вы не возражаете, Рабия?

Рабия не возражала.

Ардери впилась глазами в Ахиллеса. Это был один из тех моментов, когда один из собеседников хочет показать второму, кто же на самом деле здесь главный.

– Полагаю, вы достаточно полно ответили на наши вопросы, – сказала она Рабии, а потом обратилась к своей спутнице: – Сержант Хейверс, у вас есть визитная карточка?

Прошло несколько минут напряженного молчания, пока сержант копалась в своем бесформенном мешке. Наконец она нашла футляр с карточками и протянула одну своей начальнице, которая церемонно передала ее Ахиллесу Конгу.

– Если ваш клиент вспомнит о чем-то относящемся к делу, что произошло во время их встреч с мистером Дрюиттом, соблаговолите связаться с моим сержантом.

– А что может относиться к делу? – спросила Рабия, не успев прикусить язык, хотя и взяла карточку из рук Ахиллеса.

– А это я предоставляю решать вам самой, – был ответ старшего суперинтенданта.

Сент-Джулианз-Уэлл

Ладлоу, Шропшир

Наличие фотографии требовало какого-то объяснения. Барбара полагала, что суперинтендант заговорит о ней через наномгновение после того, как за ними закроется входная дверь. Здесь скрывается гораздо больше, чем бросается в глаза, и Ардери должна это понимать.

Пока они шли к машине, сержант быстро взглянула на нее. Но Изабелла молчала, поэтому Барбара начала сама:

– И что за совпадение с этим планером?

– Вы о фотографии? – уточнила Ардери, отпирая машину и залезая внутрь. – Я бы не стала называть это совпадением.

Барбара какое-то время обдумывала это и не сказала ничего до того момента, пока они не выехали на дорогу, ведущую в центр города.

– Но это все-таки очень странно.

– Мы не в Лондоне, сержант. Населения мало. То, что Нэнси Сканнелл и Рабия Ломакс стоят рядом на фотографии с планером, ничего не значит. Или вы хотите, чтобы это что-то значило?

– Мне кажется, что мы должны запомнить это, так как они обе знали умершего. То есть я имею в виду Рабию Ломакс и Нэнси Сканнелл.

– Нэнси Сканнелл разрезáла этого умершего. Если здесь есть нечто важное, что я пропустила, то мне не терпится об этом услышать. Иначе, как мне кажется, вы предполагаете заговор с участием Нэнси Сканнелл, которая неверно описала то, что увидела во время вскрытия, и заговор с участием Рабии Ломакс, на основании ее встреч с Дрюиттом.

– В отчете КРЖП ни слова не говорится о Ломакс, – сказала Барбара. – Они не заметили этой связи. Как и детектив Пажье. В ее отчете об этом тоже ничего нет.

– А почему в этих отчетах должно упоминаться о Ломакс? У них же не было еженедельника. Но даже если б он попал к ним в руки – связи все равно никакой нет. – По голосу было понятно, что Ардери уже на пределе. Она как бы предупреждала своим тоном, что дальше давить не стоит. – Все расследовали самоубийство в полицейском участке, сержант. Точка. А вы что, пытаетесь придумать дело, в котором Ломакс – по неизвестным причинам – забралась в полицейский участок с, предположим, Нэнси Сканнелл? После чего вдвоем придушили Дрюитта – по никому не известной причине, – повесили его на дверной ручке и оставили умирать? Помимо того, что отсутствуют мотив и какие-либо доказательства этого, как они могли это сделать? Может быть, именно они спланировали все эти ограбления, которыми занимались патрульные офицеры? Или одна из них изменила голос и позвонила, сообщив о педофилии, а потом связалась со своей подельницей, когда Дрюитта доставили в участок, каким-то образом скормила ПОПу снотворное снадобье, добытое у местного аптекаря, практикующего магию, а все остальное произошло после того, как ПОП заснул и позволил им довершить свое злое дело?

– Он-то как раз хотел, чтобы все осталось в тайне, вот в чем дело, – настаивала Барбара. – Поэтому и не мог никого впустить в участок в ту ночь. Поэтому никто ничего не мог сделать с Дрюиттом, пока Раддок делал свои звонки в пабы из соседней комнаты.

– Значит, теперь мы говорим о заговоре с участием Рабии Ломакс, Нэнси Сканнелл и городского полицейского общественной поддержки. И все это подтверждается лишь случайной фотографией улыбающихся людей перед планером?

Барбара ощущала разочарование старшего суперинтенданта и хотела объясниться. Она хотела сказать ей, что они с Линли всегда исходили из того, что возможно ВСЁ. И не бывает таких вопиющих вещей, на которые не стоит обращать внимания, поскольку все, что касается убийства, достаточно вопиюще само по себе. То же самое касается и вещей невозможных. Или немыслимых. Или якобы необъяснимых. Линли был таким хорошим копом потому, что никогда ничего не пропускал мимо себя. Он никогда не был работником, для которого главным было совершить арест, чтобы можно было вернуться домой к ужину. А вот Изабелла Ардери, кажется, все больше и больше становится именно такой. Правда, думает она не об ужине, а кое о чем другом; Барбара уже успела это заметить. Более того, она могла – даже сейчас – ощутить это в воздухе.

– Да, кстати, – продолжила суперинтендант, – а вы что, уже отказались от предыдущей версии о ПОПе, его пассии и таинственном незнакомце, который проник в участок, пока они кувыркались на парковке?

– Командир, – ответила Хейверс, – просто…

– Послушайте, сержант, так больше продолжаться не может. Я готова переговорить с этим Финнеганом Фриманом – кем бы он там ни был, – но не более. Я соглашалась со всем, о чем вы говорили, но лишь до известного предела.

– Просто, когда вы показали мне фото, я подумала… – начала Барбара.

– А вы позволите мне напомнить вам, что именно эти ваши «думы» привели вас туда, где вы находитесь в настоящий момент? – рявкнула Ардери.

Барбара знала, к чему это приведет. Ей также хотелось верить, что она знает, когда надо вовремя притормозить или полностью поменять направление беседы. Поэтому Хейверс сказала: «Может быть, я неверно смотрю на вещи», хотя в данный момент не верила в это.

– Рада это слышать, – заметила Ардери.

– Но анонимный звонок все-таки был…

– И что из этого? – Суперинтендант уставилась на нее.

– Если мы хотим быть уверенными, что этот мужик – Клайв Дрюитт – полностью удовлетворен тем, как мы изучили дело со всех возможных точек зрения, то, наверное, настало время посмотреть запись, сделанную в ночь звонка. – И, прежде чем Ардери смогла возразить, Барбара добавила: – Я могу сделать это, пока вы беседуете с Финнеганом Фриманом, командир. Ну сколько времени это может занять? Меньше часа, если хотите знать мое мнение. А после этого можно будет считать, что мы изучили все возможные вопросы, из-за которых Клайв Дрюитт мог бы обратиться к своим адвокатам.

Ардери сжала пальцами виски. У нее был вид женщины, внутренние ресурсы которой быстро подходят к концу.

– Поняла. Запись с камеры в ночь звонка. И точка. И я надеюсь, что вы меня поняли, сержант.

Барбара заверила ее, что все понятно.

Ладлоу, Шропшир

Позвонив на мобильник ПОПа по поводу записи с камеры наблюдения, Барбара выяснила, что Гэри Раддок еще не начал свой рабочий день. «Старый Роб упал, – рассказал он, – и сейчас я как раз возвращаюсь из приемного отделения больницы». Раддок сказал, что будет в участке где-то минут через сорок пять. Для Барбары это было идеально. Она хотела проверить одну маленькую деталь, о которой ничего не сказала Ардери.

По ее мнению, согласно которому позицию суперинтенданта не стоило принимать во внимание, если кто-то и отправил Дрюитта прямым ходом в вечность, то это был или ПОП, который совершил убийство по неизвестной им причине, или кто-то еще – пока неизвестный, – кто смог получить доступ в участок, пока ПОП занимался своими делами. И Барбара верила, что в данном сценарии эти «свои дела» включали в себя машину и женщину. А еще верила, что должен быть способ доказать это. Поэтому она отправилась в участок.

Барбара шла туда с мыслью о том, что кто-то – будь это пассия Раддока с желанием покувыркаться на заднем сиденье машины или убийца с мыслью об удушении – пришел в участок по тому пути, который она уже показала Ардери. Добравшись до участка, сержант прошла мимо него и через несколько шагов добралась до Випинг-Кросс-лейн. Здесь она медленно пошла вдоль нее, пытаясь обнаружить камеры наружного наблюдения, которые были обычным делом в Лондоне. Хейверс сейчас находилась в коммерческой части города, где удовлетворялись самые различные интересы его жителей, начиная с аренды фургонов и кончая вопросами коневодства. Сержант насчитала как минимум восемь камер, что ее порадовало, но, подойдя ближе, поняла, что ни одна из них не смотрит на улицу. А это значило, что радоваться нечему. Но значило также и то, что человек, решивший подняться от реки к участку, мог сделать это без риска быть сфотографированным.

Так Хейверс дошла до конца Випинг-Кросс-лейн и оказалась в Тимсайде. А так как Финнеган, с которым должна была побеседовать суперинтендант, жил неподалеку, то она решила, что неплохо будет выяснить, в каком именно доме. Барбара нашла в своих записках его адрес и направилась в сторону Ладфорд-бридж. На ходу она увидела машину Ардери, которая парковалась на тротуаре в конце ряда домов, носивших название Клифтон Виллаз.

Сержант заколебалась. Она знала, что суперинтендант не ожидает увидеть ее в Тимсайде, поэтому подумала о том, что ей надо быстро развернуться и вернуться на Випинг-Кросс-лейн, где она сможет найти мусорный бак, за которым можно будет, в случае необходимости, отсидеться. Но беспокоиться ей было не о чем. Ардери вышла из машины не сразу. Хотя она припарковалась носом в сторону как раз того места, где стояла Барбара, Изабелла какое-то время сидела в машине, положив голову на руль, прежде чем распахнуть дверь. Она провела рукой по волосам, взглянула на часы и подошла к входу в дом. В этот момент Ардери скрылась из глаз Барбары, так как у дома было низкое крыльцо. Со своей стороны, Хейверс вернулась к участку, где уселась на ступеньках и стала размышлять о том, что она замечает в поведении старшего суперинтенданта много из того, что ей совсем не хочется замечать.

Уже с утра с Ардери что-то было не так. И не потому, что Барбара перехватила ее до того, как та смогла позавтракать. Судя по бледному лицу командира, сержант заподозрила, что ей не до еды. И с тем, что суперинтенданту не удалось выпить кофе до начала их разговора, это тоже никак не было связано. Все дело было в ее правой руке, которой она взяла карту города, протянутую ей Барбарой. И в том, как она опустила ее вниз, когда не смогла остановить ее дрожь. Барбара решила, что старший суперинтендант находится в том состоянии, когда может пропустить какую-нибудь важную деталь, которую пропускать нельзя ни в коем случае. Но сама она – Барбара Хейверс – была не в том положении, чтобы указывать кому-либо на это.

Где-то через десять минут после того, как Барбара подошла к участку, на парковке появилась машина Раддока. Тот, дружелюбно махнув ей рукой, подошел к задней двери, намереваясь отпереть ее. Хейверс присоединилась к нему и, пока они входили в здание, рассказала ему о том, что камера на фронтоне здания может двигаться.

– Так что, надеюсь, в ночь звонка на «три девятки» она была в другом положении, нежели сейчас, – закончила сержант. Это было правдой лишь отчасти. Ее заботил не только звонок на «три девятки». И начала она с вопроса: «Как себя чувствует старый Роб?»

– Когда я уезжал, он говорил о жаркóм. Его старому Робу разрешают всего раз в неделю, а из-за этого утреннего падения он пролетел мимо. Наверное, думал, что я приготовлю ему жаркое, но здесь он, бедняга, ошибся.

По коридору Раддок провел Барбару в переднюю часть здания. Пока они шли, потолочные светильники неприятным светом освещали линолеум – и ее немытую голову, подумала Барбара.

– Мне кажется, вы его очень любите, – сказала она.

– Нельзя не любить человека его возраста с таким жизнелюбием, – ответил Раддок.

– Но, с другой стороны, иногда эти пенсионеры могут мешать, – заметила сержант.

– Это как?

Он распахнул дверь в помещение дежурного, где раньше сидел человек, первым приветствовавший посетителей и тех, кому была необходима помощь полиции. Помещение было совсем крошечным, и они вдвоем с трудом в нем поместились. На столе стоял старый компьютерный терминал. Раддок включил его и стал ждать, пока тот загрузится.

– Любовные отношения и все такое, – продолжила разговор Барбара.

– Да? – Полицейский повернулся к ней спиной.

– Просто подумала, что жизнь с пожилым человеком может серьезно осложнить вашу личную жизнь.

– Если б она у меня была, – рассмеялся Раддок. – С моей зарплатой лучше ее не иметь. Наверное, я смогу угостить свою девушку кофе и пиццей в день получки, но это, пожалуй, и все. Поэтому я стараюсь держать их на расстоянии вытянутой руки. Я имею в виду женщин.

Барбара отметила это про себя как «факт, заслуживающий внимания». Пока она не знала, к чему его можно применить.

За спиной у ПОПа ожил монитор, и после нескольких нажатий на клавиши на нем появился разделенный пополам экран. Одна половина его была темная.

– Как я и думал, похоже на то, что задняя камера не работает, – заметил Раддок.

На второй половине экрана было изображение части улицы перед участком, ступеней, ведущих от проезжей части, и части дорожки, идущей к двери. Раддок нажал на клавиши, и изображения на экране замелькали. То, что снимала камера, не сильно менялось, так как не менялось ее положение, хотя на экране и можно было рассмотреть кое-что из происходившего на улице: проезжающие машины, проходящих мамаш с колясками, пробегающих мимо бегунов и двух человек, которые поднялись по ступенькам, чтобы – можно было предположить – выяснить, что в участке никого нет. Потом Раддок остановил перемотку, и перед ними развернулись ночные съемки, поскольку выяснилось, что звонок был сделан ночью – и это не удивительно, принимая во внимание, что он был анонимным, – но они не увидели ничего, кроме самой ночи и указанного в углу времени, которое говорило о том, что дело было уже после полуночи. Изображение являлось тем же, что и с самого начала: кусок улицы, проезжая часть и часть дорожки, ведущей к двери.