Текст книги "Возвращение лорда Рэмси"

ГЛАВА 5

Пруденс с величайшим тщанием готовилась к своей второй встрече с принцем-регентом и с еще большим тщанием – ко второй встрече с лордом Рэмси. При воспоминании об этом последнем каждая клеточка ее тела, к которому он таким непозволительным образом прикасался, вспыхивала от стыда. Ее неловкость, вызванная тем, что он ее так обманул, еще более усилилась, когда она узнала, что ее скромный массажист имеет говорящее само за себя прозвище Легкомысленный Рэмси. Об этом ей поведала хозяйка пансиона на Нью-Стайн, где Пруденс снимала комнаты. Дама эта сделала большие глаза с видом явного неодобрения, когда Пруденс сообщила ей, что через два дня за ней заедет карета лорда Рэмси.

– Неужели того самого Легкомысленного Рэмси, мисс? – воскликнула она. На лице ее было написано любопытство.

– По-моему, джентльмена зовут Чарльз, миссис Харрис, – поправила ее Пруденс.

– Именно. Его-то и называют Легкомысленным. Я слышала, он недавно вернулся из Индии и его часто можно увидеть одетым, как индус.

– Так оно и есть, – пробормотала миссис Мур.

Объясняя Пруденс, каким образом она приняла англичанина за индуса-массажиста, миссис Мур сказала, что во всем был виноват его костюм: чалма, полностью скрывавшая волосы, и халат, весьма похожий на те, что носят массажисты. Пруденс ни за что не поверила бы такому странному описанию, если бы сама краем глаза не видела чалмы. И почему только благородному лорду взбрело в голову напяливать на себя такой смехотворный костюм? Она снова стала переживать из-за того, что позволила так себя провести. Мужчина, которого прозвали Легкомысленным, способен на все. Он не пожалел усилий, чтобы обмануть ее. Ужасный человек!

Миссис Харрис недоверчиво смотрела на нее, будто в голове у нее не укладывалось, что на свете есть человек, не слышавший о Легкомысленном Рэмси.

– Все Рэмси пользуются дурной славой, мисс Стэнхоуп. Каждый из них получил какое-нибудь прозвище за свои выходки. – Она прикрыла глаза, вспоминая. – Мот, Грубиян, Распутник, Горемыка.

– Они, выходит, все отвратительные люди, раз их так прозвали? – Пруденс следовало бы заподозрить нечто подобное после того, как один из них сыграл с ней такую злую шутку. О Господи! Мерзавец всю ее ощупал. Ужасный, ужасный человек!

– Я бы сказала, да. – Миссис Харрис осмотрела Пруденс с головы до ног, словно оценивая по-новому. – У них еще есть сестра. Ее тоже как-то прозвали, но я сейчас не могу вспомнить как. Неужели вы действительно никогда о них не слышали, мисс?

– Нет, – задумчиво ответила Пруденс. – Лондонские сплетни до нас в Джиллингеме не доходят. – Осознав, что сама пытается вынести суждение о целой семье, основываясь только на слухах, и посчитав подобное поведение недостойным, Пруденс спросила: – И что же, этими нелестными прозвищами называют Рэмси только враги или и друзья тоже?

Миссис Харрис заморгала.

– Не знаю. Я никого из них не встречала. А каким образом вы познакомились с Рэмси, мисс Стэнхоуп? – спросила она, в свою очередь, и с преувеличенным интересом стала ждать ответа.

Миссис Мур, застывшая на середине узкой лестницы, ведущей в их с Пруденс комнаты, бросила обеспокоенный взгляд через плечо. На протяжении всего их обратного пути миссис Мур пилила Пруденс за то, что та приняла приглашение в Павильон. Не будь она так настойчива, Пруденс, возможно, согласилась бы с ней.

– Нам не следовало догонять этого человека, – стонала миссис Мур. – Но откуда я могла знать, что он – лорд и стоит там, болтая запанибратски не с кем иным, как с принцем-регентом? Я онемела от удивления. Но кто бы не поразился, если бы на его глазах болтали, не смущаясь, со знатными особами? Я, однако, с радостью убедилась, что вы в своем кругу можете вести себя вполне нормально. Только зачем вы согласились отобедать с принцем, моя дорогая мисс Стэнхоуп?

Пруденс надоели ее ни на минуту не прекращающиеся нытье, нравоучения и жалобы.

– А как я могла отказаться? – резко возразила она, чувствуя, что нервы у нее натянуты до предела. – Рэмси, этот ужасный грубиян, заслуживает хорошей взбучки, которую я и намерена ему дать. Кроме того, принц не принял бы отказа.

– Но, моя дорогая мисс Стэнхоуп, что вы наденете? В вашем гардеробе нет подходящего туалета для обеда в обществе принца и его свиты.

Пруденс и сама ломала голову над этим вопросом, пока они шли к пансиону. В самом деле, что же ей надеть? И что сказать, чтобы удовлетворить любопытство миссис Харрис по поводу ее, Пруденс, отношений с лордом Рэмси, прозванным Легкомысленным? Миссис Мур, казалось, затаила дыхание, с таким же, как и миссис Харрис, нетерпением ожидая ответа.

– Как мы познакомились? – повторила Пруденс, подыскивая в уме подходящий ответ. Щеки у нее вспыхнули, а живот свело от гнева, когда она подумала об истинной истории их знакомства. Пруденс не собиралась рассказывать, как все было на самом деле, но и не хотела унижаться, выдумывая небылицы.

– Меня только сегодня утром представили лорду Рэмси, – осторожно начала она. – А принц-регент предложил, чтобы я воспользовалась его каретой. Видите ли, лорда Рэмси тоже пригласили на обед в Павильон.

Глаза миссис Харрис буквально вылезли из орбит.

– Вы знакомы с принцем? Я и понятия не имела, мисс.

Пруденс кивнула и стала подниматься по лестнице.

– Не вижу никакой причины, почему вы должны были об этом знать, – заметила она.

Миссис Мур возвела глаза к потолку и подавила смешок.

– В самом деле, никакой причины, – прошипела она, когда они благополучно достигли лестничной площадки.

Проблема, что надеть на обед с принцем, оказалась почти такой же щекотливой, как и вопросы миссис Харрис. В гардеробе Пруденс было всего пять платьев. Это были лучшие из тех поношенных вещей, которыми Пруденс одарила ее кузина Эдит. Только одно платье из пяти можно было бы назвать вечерним, но и оно едва ли годилось для обеда у принца. Однако за неимением лучшего Пруденс вынула его из шкафа и подвергла тщательному осмотру.

Они с миссис Мур размышляли о его недостатках.

– О Боже! – вздохнула миссис Мур, огорченная до такой степени, что даже пропустила петлю в своем вязании. – Что же нам делать? Несчастное платье носили три года, и по его виду это сразу заметно.

Пруденс вскинула голову. У нее было мало денег. Будучи бедной родственницей, она зависела от щедрости своей кузины и в отличие от обычных наемных слуг ничего не получала за свой труд. С ней расплачивались, обеспечивая ее жильем, едой и одеждой. Конечно, ее снабдили деньгами для этой поездки, но их было недостаточно для того, чтобы позволять себе какие бы то ни было излишества. И уж, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы заказать подходящее к случаю платье. Исполненная решимости не впадать в уныние, она заметила:

– Материал хороший, и этот оттенок голубого тоже очень хорош, хотя и вышел из моды.

– Ваша кузина тоже так думала, – кивнула миссис Мур.

Пруденс совсем не понравилось это напоминание о том, что она донашивает чужие вещи. Она и так уже опасалась, что вместе с платьями переняла слишком много других внешних атрибутов жизни Эдит. Она приехала в Брайтон, чтобы изменить подобное положение вещей. Хорошо было бы сменить заодно и одежду.

– Вырез вышел из моды, рукава тоже, но, может быть, это удастся немного подправить. Эту шенилевую отделку легко заменить, ленты тоже. С новыми перчатками и одной из этих модных кисейных шалей я буду выглядеть вполне презентабельно.

В итоге Пруденс пришлось очень много распарывать и сшивать заново. Платье получилось далеко не шикарным, но вполне приемлемым. Покупка новых перчаток и особенно красивой китайской шали истощила финансы Пруденс, но она осталась довольна результатами. Правда, ей нечего было надеть на голову: у нее не было ни жемчужной диадемы, ни крепового тюрбана, ни тока, ни плюмажа из перьев, ни французского атласного чепца.

Ее скудные ресурсы не позволяли заходить так далеко, но миссис Мур поработала как следует щипцами, добродушно заметив:

– Вам нечего стыдиться своих волос, мисс. Пока она расчесывала, завивала, закалывала ей волосы, рассуждая о том, куда воткнуть гребень, Пруденс репетировала речь, которой она намеревалась поставить на место лорда Рэмси, осмелившегося вести себя по отношению к ней, Пруденс, совершенно недопустимо. Продумав слова своей речи так же тщательно, как были уложены се волосы, Пруденс в назначенное время распахнула дверь, и все слова тут же вылетели у нее из головы.

Легкомысленный Рэмси предстал перед ней в парадном, судя по его виду, индийском одеянии. Милостивый Боже! На нем была ярко-голубая с золотом чалма и узорчатые туфли с загнутыми носами. И как мог англичанин, особенно такой ужасный англичанин, выглядеть таким удивительно красивым, да еще, судя по всему, и чувствовать себя удобно в таком невероятном костюме? Но вот Рэмси это удалось. Объясняя, почему она приняла английского лорда за банщика, миссис Мур описала Пруденс, как он выглядел в банях в развевающемся белом халате и чалме, но ее описание не имело ничего общего с тем великолепным видением, что стояло сейчас в молчании перед Пруденс. Прекрасно скроенный кафтан из молочно-белой парчи, застегнутый до подбородка, был завязан на талии широким голубым с золотом шелковым поясом. Белые штаны, настолько свободные, что хлопали на ветру, спадали на темно-голубые, украшенные кисточками туфли из камчатной ткани с загнутыми носами. Никто не принял бы это стоявшее в дверях видение за банщика. Этот джентльмен выглядел скорее как заморский монарх.

Пруденс почувствовала себя голубем, стоящим рядом с павлином. Она плотнее запахнула на себе шаль, прикрывая подновленное, но все равно убогое платье. Неужели это очередная шутка? Эта мысль рассердила ее. Неужели Легкомысленный Рэмси разоделся так цветисто для того лишь, чтобы затмить ее своим блеском?

Решив про себя, что, несмотря на испытываемое благоговение перед внешним видом Рэмси, она не позволит себя смутить и не откажется от намеченного плана потребовать у него объяснений, Пруденс расправила плечи и, пройдя мимо Рэмси, прежде чем он успел подать ей свою изящную руку, величественно проследовала к карете.

– Поскольку я, милорд, не хочу, чтобы между нами осталось какое-то недопонимание, – начала она, даже не потрудившись ответить на его радушное приветствие, – я считаю своим долгом воспользоваться этой возможностью и высказать вам свое негодование вашим недопустимым поведением при нашей первой встрече.

Она мысленно поздравляла себя с тем, что ей удалось произнести эту фразу с похвальным хладнокровием, когда из глубины кареты послышался женский голос:

– И в чем же заключалось это недостойное поведение?

Пруденс прикусила свой излишне торопливый язык. С тревожным чувством она приняла протянутую лордом Рэмси руку и, опираясь на нее, поднялась на высокую подножку кареты. Не могла же она, как бы ей этого не хотелось, стоять до бесконечности на улице с открытым ртом, делая вид, что не слышала никакого женского голоса. Слова тщательно отрепетированной речи, в которой она надеялась дать выход своему гневу, застряли у нее в горле. Лорд Рэмси, судя по его взгляду, находил ситуацию весьма забавной. Брови его поднялись и опустились, словно он без слов спрашивал ее, не нужна ли ей помощь, чтобы сгладить последствия допущенного ляпа.

Она бросила на него яростный взгляд, чувствуя себя полной идиоткой и будучи не в силах придумать подходящий ответ.

– Я вел себя недопустимо грубо, – ответил наконец Рэмси невидимой женщине в карете.

В целом это соответствовало истине. У Пруденс, садившейся в карету, перехватило дыхание. Она с растущим страхом ожидала, что за этим последует. Неужели этот разбойник выложит всю историю? До сих пор Рэмси полностью игнорировал правила поведения джентльмена из общества. В его власти было погубить ее одним неосторожным словом. Почему ей отказал язык, почему она не бросилась прочь от этой кареты, превратившейся для нее в ловушку? Ей следовало бежать, спасаться от унижения, которому собирался подвергнуть ее этот человек. Но она была не в состоянии говорить, была не в состоянии бежать.

Усевшись в дальнем углу кареты, она взглянула на сидевшего напротив мужчину. Это был мужчина с деревянной ногой, которого она уже видела раньше. Рядом с ним по-хозяйски расположилась хорошенькая темноволосая женщина с нежным, как дорогой фарфор, цветом лица. Пруденс с облегчением увидела, что оба они одеты в самые обычные удобные костюмы, похожие на ее собственный. Пруденс со страхом ждала, когда Легкомысленный Рэмси закончит начатую фразу. Внутренне она содрогнулась так же, как содрогнулась карета, когда Рэмси влез следом за ней и без тени смущения уселся рядом, расправив свои шелка. Ей показалось, что он заполнил собой все пространство карсты. Этот человек не знал стыда. Он смотрел на нее немигающим взглядом.

– Я впервые встретил мисс Стэнхоуп на лестнице у выхода из бань Махомеда два дня назад.

Пруденс с трудом сглотнула и закрыла глаза, ожидая самого худшего.

– Мне показалось, что мы уже встречались раньше. – Его обворожительный голос многозначительно затих.

Пруденс открыла глаза. Они могли «встречаться раньше» только один-единственный раз – когда он выступил в роли ее массажиста. И после этой встречи он мог узнать только ее тело, но не ее лицо. Неужели он хотел высмеять ее в присутствии этой незнакомой женщины, взиравшей на Пруденс с нескрываемым любопытством? Пруденс приготовилась к завершающему удару.

Джентльмен, сидевший напротив, не хуже ее знал, как в действительности обстояло дело. Бросив на лорда Рэмси обеспокоенный взгляд и смущенно откашлявшись, он прижался лицом к окну, будто увидел там что-то интересное, явно отказываясь принимать дальнейшее участие в разговоре.

Рэмси продолжал свои объяснения:

– Должен признаться, Грейс, я был настолько неосторожен, что пристально смотрел на мисс Стэнхоуп, пытаясь вспомнить, откуда я ее знаю.

– Пристально смотрел? – повторила Грейс. Она, как можно было догадаться по ее тону, была убеждена, что дело было не только в этом.

– Да, я на нее уставился самым непозволительным образом. Не правда ли, мисс Стэнхоуп?

Пруденс сама не могла не уставиться на Рэмси в его невиданном одеянии. Она почувствовала себя мышкой, которую поймала кошка. Он что, собирался поиграть с ней, перед тем как задушить? Ей ужасно не хотелось соглашаться с ним хоть в чем-то, настолько она была разгневана и унижена, но она все же сумела кивнуть, пробормотав:

– Да, правда, – заставив себя произнести эти слова так, чтобы они не звучали, как плевок ему в лицо.

– А вы встречались раньше? – спросила Грейс, не подозревая, какую бурю вызвал в душе Пруденс ее вопрос.

– Я не имела удовольствия быть представленной лорду Рэмси. – Пруденс постаралась, чтобы ее речь лилась так же плавно, как и речь Рэмси, хотя у нее было ощущение, что ей приходится буквально выталкивать из себя слова. – Я также не имела еще удовольствия быть представленной вам. – Она с удивлением слушала свой спокойный голос. – Я Пруденс Стэнхоуп.

– Твои манеры, Чаз, всегда были ужасающи. – Джентльмен, сидевший напротив, наконец-то оторвался от созерцания вида за окном и печально покачал головой. – Но после твоего путешествия они стали еще хуже.

– Да, это путешествие меня изменило, – призвал Рэмси.

Руперт Рэмси представился сам и представил свою молодую жену Грейс. Он произнес имя жены так, словно, представляя ее, делал Пруденс подарок. Это произвело на Пруденс благоприятное впечатление, заставив на минуту забыть, что мужчина трусливо уклонился от участия в разговоре.

Молодую миссис Рэмси было не так-то легко отвлечь от той темы, что они только что обсуждали.

– Мой муж с большим одобрением отзывается о паровых ваннах и массажах Махомеда, мисс Стэнхоуп. А на вас они тоже подействовали благотворно?

Чарльз Рэмси повернул голову в красивой чалме, чтобы услышать ее ответ. Пруденс не могла смотреть на него. Она не сомневалась, что он снова посмеется над ней, если она скажет правду. Правда же заключалась в том, что она наслаждалась его массажем, что после него она расслабилась и почувствовала себя лучше.

– Не думаю, что могу делать какие-то заключения после всего лишь трех сеансов, – осторожно сказала она. – Я чувствую себя польщенной тем, что в последние дни меня обслуживал сам Дин Махомед. Поживем – увидим, улучшится или ухудшится мое состояние после его лечения.

Руперт Рэмси кивнул, дав тем самым понять, что ему понравился ее ответ. Пруденс не повернула головы и не стала смотреть, какова была реакция его брата. Взглянув на него раз, она бы не сумела отвести глаз.

– Надеюсь, у вас ничего серьезного. – Похоже, беспокойство Грейс было искренним. Пруденс с горечью усмехнулась. Можно ли излечиться от недоверия к мужчинам, захотелось спросить ей. Можно ли это недоверие и чувство, что тебя предали, считать серьезным заболеванием?

– Мой врач считает, что у меня расстройство нервной системы, – прямо сказала она, устав от полуправды и иносказаний. – В результате меня мучают головные боли, временами немеют руки, а боль в спине и шее бывает просто невыносимой, хотя, конечно, все это не смертельно. Я надеюсь, что ванны и массаж помогут мне. Из весьма авторитетных источников я узнала, что боль легче переносить, если умеешь расслабляться. – Пруденс хотелось выплюнуть эти слова в лицо Рэмси, но она удержалась от неподобаюшего поведения. Легкомысленный Рэмси не сводил с нее глаз. Повисшая между ними напряженность была такой сильной, что Пруденс ощущала ее едва ли не физически. Грейс тоже ее заметила, и взгляд ее заметался между Пруденс и Рэмси.

– Желаю вам скорейшего выздоровления, – поспешила сказать она, стараясь разрядить обстановку. – А что еще вы собираетесь делать во время своего пребывания в Брайтоне?

– Я хотела бы осмотреть лагуны. Я слышала, как о них говорили, и подумала, что, может, найду там раковины. Хочу сделать прощальный подарок своим ученицам.

– Ученицам?

– Да. Я живу с семьей кузины и выполняю обязанности гувернантки при ее дочерях. Но… – она замолчала.

Как сказать совершенно незнакомым людям, что она стала чувствовать себя разрушительницей семейного счастья? Подобное признание не поможет ей получить новое подходящее место. Пруденс потерла виски. Сегодня вечером она совсем не могла ворочать шеей. Она отбросила мешавшую ей сосредоточиться мысль о том облегчении, которое дали ей всего два дня назад руки сидевшего рядом мужчины.

– Боюсь, я уже злоупотребила их гостеприимством, – проговорила она. Видит Бог, это было не так уж далеко от истины. – Я надеюсь найти новое место гувернантки или компаньонки. У вас нет знакомых, которые нуждались бы в услугах подобного рода?

ГЛАВА 6

Если Грейс и испытала удивление, обнаружив, что деверь не счел для себя зазорным сопровождать гувернантку на обед к принцу-регенту, то она искусно это скрыла, так же, как Чарльз скрыл свое огорчение. Мисс Стэнхоуп – гувернантка? Он бы ни за что не подумал! Она совсем не походила на гувернанток, с которыми он сталкивался в детстве.

– Так сразу ничего в голову не приходит, но я дам вам знать, если услышу о чем-нибудь подходящем, – любезно ответила Грейс.

Мисс Стэнхоуп ни разу на него не посмотрела, даже головы не повернула в его сторону, отметил про себя Чарльз. Она неизменно обращалась к Ру или к Грейс, как будто его и вовсе не было. Чарльз ничего не имел против. Он чувствовал себя неловко, зная, что обращает на себя внимание своим свадебным индийским нарядом, который надел по просьбе принца. Благоговейное изумление, проявленное мисс Стэнхоуп, когда она встретила его у дверей своего пансиона, не способствовало уменьшению его неловкости, но он не возражал претерпеть кое-какие неудобства, если это пойдет на пользу его деловым интересам. Кроме того, поскольку она на него не смотрела, он мог изучать ее сколько душе угодно. Руки и ноги, плечи и шею молодой женщины он уже знал до мелочей, но еще не привык к чертам ее лица, густым каштановым кудрям, изгибу губ и любопытной манере поднимать и опускать подбородок, который как стрелка компаса указывал на изменение ее настроения.

Она знала о проявляемом им интересе, и он чувствовал, что она знает. Он также чувствовал с трудом подавляемый ею гнев. Надо не забыть, решил Чарльз, предоставить мисс Стэнхоуп в самое ближайшее время возможность дать выход своему гневу. Ему хотелось увидеть в ее глазах какое-нибудь иное выражение, помимо отвращения.

– Я подумала, не согласились бы вы позировать мне, – предложила Грейс, объяснив, что она художница.

Это предложение привлекло внимание Чарльза. Внимание мисс Стэнхоуп тоже.

– Позировать? – недоуменно переспросила она.

– Да. Мне бы хотелось написать ваш портрет.

– Почему мой?

Чарльз чуть не рассмеялся. Почему ее? Это же было очевидно. Однако, изучая ее привлекательный профиль, копну темных волос, глубоко посаженные голубые глаза, твердый маленький подбородок, он пришел к выводу, что мисс Стэнхоуп действительно не догадывается, почему кому-то может прийти в голову мысль написать ее портрет. В выражении ее лица не было и тени притворства.

Грейс выразила словами то, что он чувствовал.

– Почему? У вас лицо просто просится на холст, мисс Стэнхоуп. Что-то в его выражении напоминает мне Мону Лизу. Глядя на вас, я не могу с уверенностью сказать, грустно вам или весело, если только вы не смотрите на Чарльза, тогда ваше лицо принимает однозначно сердитое выражение. Вы все еще дуетесь на него за допущенную грубость?

– Не подтрунивай над нашей гостьей, Грейс, – счел нужным вмешаться Чарльз, и мисс Стэнхоуп наконец-то повернулась и посмотрела на него. – Она имеет все основания сердиться на меня, – закончил он спокойно, все так же не отрывая глаз от ее лица.

Ее брови поднялись, глаза настороженно сузились. Он удивил ее, признав, что у нее есть причины для недовольства, но в ее взгляде читался скептицизм, убедивший Чарльза, что ему нелегко будет заслужить ее прощение.

А ему было нужно ее прощение. Более того, ему хотелось завоевать ее дружбу, хотелось, чтобы она снова открыла ему и душу, и сердце, как сделала это во время массажа, из-за которого так сердилась на него сейчас.

Карета подпрыгнула на ухабе, и их прижало друг к другу. Чарльз полуобнял Пруденс, чтобы она не упала на пол. Ее руки вцепились в его кафтан. Глаза удивленно расширились. Она тоже почувствовала, подумал Чарльз, что стоило их телам соприкоснуться, как между ними, словно живое, запульсировало силовое поле. Они быстро отодвинулись друг от друга. Пруденс отвернулась и потянулась к ремню, прикрепленному к дверце кареты, не желая, видимо, упасть на него при очередном толчке. Чарльз же, напротив, не так уж стремился избежать повторения чего-либо подобного.

– Что, опять чалма жмет? – с улыбкой заметил Руперт, увидев, что Чарльз поднял руку и стал поправлять свой необычный головной убор.

Грейс попыталась сдержать смех, но не смогла.

– Ты мужественный человек, Чарльз, раз надел на себя этот немыслимый костюм. – Ру пришел ему на помощь.

– Чарльз обещал принцу нарядиться в индийский свадебный костюм, а он не из тех, кто нарушает свои обещания.

– Вы женитесь? – спросила мисс Стэнхоуп в недоумении, словно подобная идея была абсолютно непредставимой.

– Да… – он собирался добавить: «Когда-нибудь», но она перебила его:

– Я бы хотела познакомиться с вашей невестой. Уверена, она должна быть женщиной величайшего оптимизма, мужества и стойкости.

Чарльз улыбнулся. Ее оскорбление было хорошо замаскированным, даже забавным, но все же это было оскорбление.

– Думаю, вы согласитесь подождать, – вежливо ответил он. – Я еще не встретил женщины, обладающей всеми этими достоинствами.

Дальнейшей пикировке помешало то, что они въехали во двор Королевского Морского павильона и слуга в ливрее открыл дверцу кареты.

Чарльз помог мисс Стэнхоуп выйти из кареты.

– Все еще испытываете желание задушить меня? – тихо спросил он.

– Боюсь, подобное действие испортило бы мои новые перчатки, чопорно ответила она. – Нам следует придумать более цивилизованный способ уладить наши разногласия.

Он согласно кивнул и протянул ей руку.

Они оказались в восьмиугольном зале, и Пруденс получила первое представление об интерьере Морского павильона. Зал со сводчатым потолком был выдержан в розовых, лиловых и красных тонах. Но они не могли задерживаться в этой необычной прихожей, за ними шли много других гостей. Их быстро провели в холл, в котором преобладали уже серый и зеленый тона, и там приняли у них шляпы и перчатки. Рэмси взял ее руку и положил себе на локоть так, словно Пруденс ему принадлежала. Пруденс успела заметить только, что основным мотивом в рисунке обоев были драконы, но больше ничего не запомнила, кроме тепла руки Легкомысленного Рэмси, ощущаемого ею сквозь шелковую ткань рукава.

Из холла через широкие двери они попали в необычайно длинную галерею, ведущую в сердце здания. Это было удивительное место. Стены были выкрашены в розовый, как персик, цвет и расписаны нежно-голубыми птицами и бамбуковыми деревьями. По сравнению с холодной зеленью холла галерея, казалось, излучала свет и тепло своей цветовой гаммой и необычной росписью. Она напоминала шкатулку для драгоценностей с диковинным узором. Пруденс не могла оторвать глаз от стен, вдоль которых в аркообразных нишах были помешены фигуры мандаринов в натуральную величину, одетых в настоящие восточные одежды. Они производили впечатление зарубежных гостей, из которых сделали чучела и выставили их на всеобщее обозрение. Она бросила взгляд на Рэмси. Может, из него тоже сделают чучело. Эта мысль ее позабавила. Он заслужил, чтобы его превратили в чучело.

Потом ее внимание привлек потолок, украшенный замысловатыми резными украшениями из бамбука, с которых свисали деревянные колокольчики. В сводчатых высотах располагались стрельчатые световые люки с цветным стеклом, которые сейчас, на фоне вечернего неба, трудно было разглядеть. Галерея освещалась китайскими фонариками, свисавшими с высоких резных столбов и отбрасывавшими на стены причудливые тени. Многочисленные зеркала в бамбуковых же, судя по их виду, рамах ловили и множили свет фонарей.

Пруденс была поражена. Она даже не заметила, что больше не опирается на руку Рэмси. Это было необыкновенное место. Такое с трудом поддается воображению.

– Ну, что вы обо всем этом думаете? – спросила Грейс.

Пруденс понравилась Грейс Рэмси. Она вела себя настолько естественно, что в ее обществе Пру не испытывала ни малейшей неловкости.

– У меня такое чувство, будто меня увезли за океан, причем мне даже не пришлось страдать от морской болезни.

Грейс засмеялась.

– Хорошо сказано, мисс Стэнхоуп. Пойдемте, я покажу вам свою любимую фигуру в этой галерее.

Грейс взяла Пру за руку и подвела к ближайшей из одиннадцати фигур, расставленных вдоль стен. Стоявшая на пьедестале в два с половиной фута высотой фигура изображала старика в замысловатом придворном восточном костюме, с мудрым раскрашенным лицом и волосами, которые казались настоящими. Старик кивал ей головой.

– Ну разве он не прелесть? – сказала Грейс. – Мне кажется, он так хорош потому, что мастер учел мельчайшие детали.

К ним подошли братья Рэмси.

– У особ женского пола, бывающих здесь, любимым развлечением стало пробежать как можно быстрее по всей галерее и добиться того, чтобы все фигуры качали головами одновременно, – сообщил Ру.

Лорд Рэмси оценивающе посмотрел на Пруденс.

– Ваши формы, мисс Стэнхоуп, позволят вам совершить подобный подвиг?

Неужели он намекал на то, что знает ее формы не только по виду? Щеки Пруденс покраснели от охватившего ее гнева.

– По-моему, вы должны быть весьма подвижны, чтобы справляться с обязанностями гувернантки, – вежливо добавил Рэмси.

Пруденс сдержалась и не сказала в ответ просившуюся на язык грубость. Она будет держаться с холодным достоинством.

– Неужели дамы и в самом деле, уподобляясь неразумным девчонкам, бегают по комнате с одной-единственной целью – заставить фигурки качать головами? – Она посмотрела на Грейс, ожидая ее реакции.

Грейс засмеялась. У нее был приятный смех, но ни по выражению ее лица, ни по ее следующей реплике нельзя было определить, как она относится к подобной забаве.

– Вы и правда выглядите проворной. Может, поднимем юбки и побежим?

Их разговор прервало хихиканье двух дам из числа приглашенных и стук их каблуков, когда они, приподняв юбки, бросились бежать по галерее. Как можно было судить по реакции находившихся в галерее мужчин, эта забава полностью завладела их вниманием. Они завертели головами не хуже китайских фигур, однако было ясно, что гораздо больше, чем кивающие головами китайские мандарины, их привлекает мелькание нижних юбок и стройных лодыжек.

Единственным мужчиной, оставшимся равнодушным к этому зрелищу, был лорд Рэмси, который предпочел наблюдать за Пруденс.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

– Поскольку делать из себя дуру мне нравится еще меньше, чем когда меня дурачат, я должна отказаться от участия в подобном виде спорта.

Ответный блеск в глубине серо-зеленых глаз сказал ей, что этот раунд она выиграла.

Однако Грейс Рэмси испортила удовлетворение, испытываемое ею от этой маленькой победы.

– Но, если иногда не валять дурака, жизнь становится чересчур скучной, правда, Чарльз?

И словно для того, чтобы придать большую весомость ее замечанию, принц-регент выбрал этот самый момент для появления перед гостями. Доверив свою величественную фигуру красивой бамбуковой лестнице в конце галереи, он начал спуск. Зная, как непрочен бамбук, и заметив, с каким трудом принц, страдавший от подагры и ходивший с обмотанной белой повязкой ногой, спускается по лестнице, Пруденс с беспокойством воззрилась на него широко раскрытыми глазами. Лорд Рэмси, который, казалось, читал ее мысли, успокоил ее, прошептав:

– Кованое железо.

Пруденс настороженно посмотрела на него. Она не доверяла своему кавалеру. Да и как можно доверять человеку, явившемуся на обед к принцу в чалме?

– Это только выглядит, как бамбук. – Он кивнул головой в странно-элегантном головном уборе в сторону лестницы, по которой принц без каких бы то ни было происшествий и даже без малейшего шума спустился вниз. – Я и сам забеспокоился, когда впервые увидел его спускающимся по этой лестнице.

Пруденс почувствовала себя глупо и смутилась. Она ожидала от Рэмси какой-то подковырки, а не этого признания основательности ее опасений. Еще больше ее озадачило то, что он счел нужным развеять их. Какая еще каверза скрывалась за этим? Она была слишком сердита на Рэмси, слишком настроена на то, чтобы выложить ему свои претензии, и не могла изменить мнение о нем из-за одного его доброго слова. Но все же она не могла просто взять и отмахнуться от его слов. Услышав их, она сразу вспомнила голос, который говорил с ней в банях Махомеда, мягкий голос, который ей понравился и которому она доверилась. Нельзя было отрицать, что сейчас она оказалась в мире, который был ей так же чуд, как и бани Махомеда, и что Легкомысленный Рэмси должен был стать ее проводником по этому миру.