Текст книги "Бремя любви"

Трещина в их отношениях углубилась. Джеймс стал спать отдельно, в соседней комнате. Когда она собралась с духом и выдавила из себя вопрос, с чем связана такая перемена, он сказал, что не хочет беспокоить ее.

Однажды, когда Вин была одна, ее неожиданно навестила мама.

В это субботнее утро Джеймс заявил, что ему придется съездить на работу. После его ухода Вин вспомнила, что он не сказал ей, когда вернется домой, и позвонила в его офис. На звонок ответила Тара, и Вин бросила трубку с таким ужасом, как будто схватилась за горячую сковородку…

– Вин, дорогой, с тобой все в порядке? – с беспокойством спросила мама, когда Вин едва открыла ей дверь. Вин заметила странное выражение ее лица и неожиданно посмотрела на себя ее глазами, так, как мама видела ее сейчас: сальные непричесанные волосы, несвежая мятая блузка, опухшее от беременности лицо.

Мама нахмурилась еще сильнее, когда увидела неприбранную гостиную и кучу отложенного в стирку белья на кухне.

Вин понимала, как неуютно и непривлекательно выглядит все вокруг, включая ее самое, но постоянное чувство усталости все время укладывало ее на диван. Да и вообще, Джеймс редко бывал дома, а когда и бывал.., казалось, он не хочет находиться вместе с ней.

Она замечала, как он иногда смотрит на нее, нахмурившись и как будто изучая. “Все ясно! Он удивляется, какого черта женился на мне”, – печально думала Вин. Без сомнения, он бы предпочел взять в жены женщину, похожую на Тару, которая не была бы такой глупой, чтобы случайно забеременеть, которая бы, как и он, закончила университет и имела престижную работу. Но ведь и она училась бы в университете, не встреть его!

Однажды, выехав в город, она встретила там двух своих старых школьных подруг. Как они поразились, увидев ее беременной, – поразились и пожалели ее…

С помощью матери она прибралась в доме и помыла голову. Поглядев на себя в зеркало, она вдруг испытала соблазн сделать короткую стрижку. Но ведь Джеймс как-то сказал, что так любит ее волосы… Говоря это, он обвил их вокруг ее шеи и поцеловал сквозь густые пряди.

Слезы застлали ей глаза. Что случилось с ними, с их любовью?

Был уже вечер, когда Джеймс вернулся домой. Вин увидела в его глазах облегчение, почти удовольствие, когда он заметил чисто прибранный дом и ее вымытые волосы. Он подошел к ней и, обняв, потерся щекой об ее ухо. Вдруг она почувствовала исходивший от него сильный запах духов. Во время беременности она стала особенно остро воспринимать запахи, и у нее не было никаких сомнений в том, что она узнала этот запах. Это были духи Тары.

Покраснев от гнева, она немедленно оттолкнула его от себя, крича:

– Не трогай меня! Не смей дотрагиваться до меня!

Меньше чем через месяц после этого события у нее начались преждевременные роды, и на свет появился Чарли. В это время Джеймса не было с нею – он явно был у Тары.

Он даже не очень стремился увидеть Чарли. Вин хорошо помнила, как он нахмурился, впервые увидев сына. Он даже на руки его не взял! Лишь раздраженно отвернулся, когда Вин начала кормить младенца грудью.

Она страстно желала, чтобы Джеймс проявил к ней хоть капельку нежности, чтобы обнял ее и сказал, что все еще любит ее и что любит ребенка, но – увы – ничего этого не произошло.

Она хотела поставить колыбельку Чарли в их спальне, возле кровати, но Джеймс настоял на том, чтобы их сын спал в детской. Когда у Чарли развился гастроэнтерит. Вин в гневе обвинила в этом Джеймса. Она кричала, что если бы Чарли все время находился при ней, как она хотела, то ребенок бы не заболел.

Но, разгневанная, в глубине души Вин понимала, что несправедлива к Джеймсу. Она с радостью взяла "бы свои слова обратно, но было уже слишком поздно… Да и потом, какая разница? Джеймс больше не любил ее, сомнений в этом не было.

А через шесть месяцев она получила очередное доказательство этому – однажды Джеймс совсем не пришел ночевать домой. Ближе к рассвету раздался телефонный звонок. Вин сняла трубку и сразу же услышала мягкий, бархатный голос Тары.

– Если вы волнуетесь о Джеймсе, то напрасно, – заявила она Вин. – Он провел эту ночь со мной. – Она немного помолчала и затем добавила:

– Вы понимаете, о чем я говорю. Вин?

Не отвечая. Винтер бросила трубку. По телу разлилась болезненная слабость, а сердце готово было разорваться от душевной муки, которую она никогда не испытывала ранее. Она положила Чарли в коляску и долго гуляла с ним, вытирая рукой катившиеся по лицу слезы. Когда Джеймс вернулся, она тихо сказала ему, что требует развода.

Он пытался оправдываться, но она не стала даже слушать его. Не стала она и обвинять его в связи с Тарой. Для этого она была слишком горда! Винтер невыносимо страдала. Она вдруг поняла, как сильно любит Джеймса. Даже слишком сильно, призналась она себе, стоя к нему спиною и сквозь слезы повторяя свое требование о разводе.

Как ни странно, семья не поддержала ее. Близкие заявили, что теперь она должна думать не только о себе, но и о своем сыне, однако она оставалась непреклонной, требуя, чтобы Джеймс немедленно покинул дом, и отказываясь от встреч с ним…

Шум пролетающего над головой самолета вернул ее к действительности. Нахмурив лоб, она беспокойно пошевелилась. Уже давно она не позволяла себе так надолго погружаться в прошлое, так глубоко копаться в нем. Обычно она стремительно подавляла внезапно появляющиеся в голове воспоминания о своем коротком замужестве, но сейчас, взирая на свое прошлое с высоты пришедшего с возрастом опыта, она с болезненной отчетливостью поняла, какой, в сущности, незрелой была в те годы, какой эгоистичной и избалованной.

Она нахмурилась еще больше, мысленно представив себе образ той молоденькой девушки, почти ребенка. Ну что хорошего было в ней?

Вин опять беспокойно заерзала на сиденье. До странности ясно видела она теперь, что ее собственные поступки только укрепляли те преграды, которые появились между ними.

Джеймс не был готов стать отцом. Он не хотел Чарли. Более того, теперь, будучи уже зрелой женщиной, она догадывалась, что он просто хотел физической близости с ней и только поэтому убедил себя, что любит ее.

Но каковы бы ни были действительные причины, приведшие к их браку, теперь все осталось в прошлом. Да и вообще, можно ли назвать их связь браком? Теперь-то она понимала, что у супругов должны быть совсем другие отношения, совершенно не похожие на те, которые существовали между ней и Джеймсом.

Она была слишком преданной, слишком послушной и, как результат, просто жалкой. Больше никогда она не будет такой! Материнство изменило ее, научив в первую очередь думать о нуждах других людей, а уж потом – о себе.

Она была самой младшей и в результате самой избалованной в семье. Винтер с отвращением вспоминала, что иногда братья обращались с ней не как с человеком, имеющим право на уважение, а как с любимой собачкой. И в этом была доля ее вины. Теперь-то они относятся к ней совсем иначе.

Вин улыбнулась, вспоминая, как удивлены они были, когда наконец поняли, что она стала совсем другой. Она приобрела чувство собственного достоинства и собственной значимости. Теперь она приобрела право не только на их любовь, но и на их уважение. Нет, в следующий раз она не повторит своих ошибок.

В следующий раз… Сердце Вин тяжело забилось.

Она все еще не нашла в себе мужество сказать Чарли о том, что Том сделал ей предложение. Вин еще не решила, примет ли его. Том ей нравился, она восхищалась его предприимчивостью и успехами, хотя иногда ее и коробили его излишняя агрессивность и бестактность. В своих отношениях с Томом она была уверена только в одном: он любит ее.

Но любит ли она его?

Погрузившись в свои мысли. Вин вспомнила, как почти год назад, когда Чарли ушел в поход вместе с классом, они с Томом впервые занялись любовью. В другое время ее тринадцатилетний и очень верный сын просто не давал им возможности побыть наедине, а она была уже не так молода, чтобы прятаться в разных, возможно не очень приспособленных для этого местах.

Впервые после развода она встречалась с мужчиной. Может быть, из-за того, что она стала старше, мудрее и уже не смотрела на жизнь сквозь розовые очки, их встреча с Томом прошла как-то уж слишком буднично…

Том оказался достаточно нежным и заботливым любовником. Он не спешил, был ласков и внимателен и проявил себя далеко не новичком в любовных делах. Она и не думала, как это было с Джеймсом, что их встреча будет сплошным праздником, да еще и с фейерверком, но все же ожидала большего, чем это оказалось на самом деле. Гораздо большего, принимая во внимание ее воспоминания о том, как легко пробудил в ней чувственность Джеймс.

Конечно же, никто из них никогда не упоминал об этой встрече, но она чувствовала, что Том разочарован. Если говорить честно, Винтер была почти рада, что постоянное присутствие Чарли и его враждебность к Тому не давали им возможность повторить опыт.

Как она совсем недавно заметила в разговоре с Эстер, с Томом ее связывали гораздо более серьезные вещи, чем постель, – по крайней мере она так считала, – и, к счастью, Том не требовал от нее интимных встреч.

Может быть, постепенно, со временем у, них все наладится… Но с другой стороны, откуда возьмется эта привычка.? Вин уже давно вышла из того возраста, когда могла с восторгом приветствовать предложение заняться любовью в машине, по дороге со свидания домой.

Она усмехнулась, вспомнив, что у них с Джеймсом все было именно так. Тогда они обедали где-то в городе, и на обратной дороге она случайно коснулась его бедра. Почувствовав, как напряглись его мышцы, она ощутила то же возбуждение в себе и пристально посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Ее сердце учащенно забилось, когда Джеймс резко остановил машину и повернулся к ней…

Наверное, в ее возрасте человек уже не способен на такого рода всплески физического влечения, подумала Вин, заводя мотор. А если она согласится выйти замуж за Тома, то не сблизит ли этот шаг еще больше Чарли с отцом?

Если бы только Том более сердечно относился к Чарли! Если бы только Чарли не был так воинственно настроен по отношению к Тому! С каким завидным, упрямым постоянством он упоминает имя Джеймса всякий раз, когда у них бывает Том!

Вин вздохнула, вспомнив сердитые слова Тома о том, как он счастлив, что Джеймс живет в Австралии.

– Если он так уж хорош, как считает Чарли, я вообще удивляюсь, почему вы расстались! – раздраженно сказал он ей.

– Что же ты хочешь? Он же отец Чарли, – сочла себя обязанной заметить Вин в защиту сына. А когда она попыталась убедить Чарли в том, что, наверное, не стоит так уж часто поминать Джеймса в присутствии Тома, Чарли взвился:

– Почему это? Он мой папа!

Проблема состояла в том, что Чарли начинал взрослеть и, кажется, всерьез решил опекать ее, как некогда делали братья.

Но она уже вызубрила свой урок и теперь, вне зависимости от сильной любви к сыну, не могла позволить ему вмешиваться в свои дела; он должен понять, что у нее есть право, наличную жизнь и что она может заводить себе друзей, даже если Чарли они и не нравятся. Этот урок он должен получить для своей же пользы, ради себя, ради нее, а также ради той женщины, которая когда-нибудь разделит с ним его жизнь.

Конечно, можно было заставить Чарли признать ее право на встречи с Томом. Но, с другой стороны, заставить его признать Тома как мужа матери и своего отчима было совсем другим делом.

Проезжая по городку. Винтер услышала бой церковных часов и покачала головой. Она даже не предполагала, что уже так поздно. Весь день Чарли пробыл в гостях у своего школьного приятеля. Они хотели вместе посмотреть по телевизору футбольный матч. Затем, как она поняла, отец приятеля собирался завезти его домой.

Когда она захотела уточнить у Чарли, во сколько он вернется, тот засопел от злости и напомнил, сколько ему лет. Винтер замолчала.

Она все еще жила в том самом доме, который купил Джеймс сразу после свадьбы. Он стоял посередине полудюжины других таких же домов и имел при себе довольно большой сад, выходивший в открытое поле.

Прошлым летом они вдвоем с Чарли покрасили дом снаружи. Нельзя сказать, что эта работа доставила им много удовольствия – особенно Чарли, но Вин все-таки чувствовала, что она пошла им обоим на пользу.

Услышав об этом. Том пришел в ужас. Он мог бы прислать своих рабочих, и они бы в два счета все выкрасили, сказал он ей, но Вин отрицательно покачала головой. За свою жизнь она поняла, как важно для нее оставаться независимой. Вин действительно очень изменилась с того времени, когда она беспомощно цеплялась за других и послушно позволяла им все решать за себя.

Около дома стояла красивая дорогая машина – престижный “даймлер” с новыми номерными знаками. Она виновато припарковала свою машину сзади.

У Чарли был свой ключ от дома. Вероятно, отец его друга подвез его до дома, и Чарли, должно быть, пригласил его зайти. Придется ей извиняться за свой поздний приход. Она надеялась, что отец друга не сочтет ее плохой матерью лишь из-за того, что она позволила сыну вернуться в пустой дом.

Когда Винтер устроилась на работу в гостиницу, она вначале никак не могла избавиться от комплекса вины перед сыном, но Эстер выбранила ее за это.

– Чарли всегда сможет посидеть пару часов у нас, если это будет необходимо, – сказала она подруге. – И ты это знаешь. Тебе нужна эта работа, Вин, и не только из-за денег. Она нужна тебе ради тебя самой. Ты полностью отдавала себя Чарли, когда он больше всего нуждался в тебе. Но только подумай, ведь пройдет еще несколько лет – и птенец вылетит из гнезда.

Но хотя Винтер и понимала, что Эстер права, как понимала и то, что и Чарли, и она только выигрывают от независимости, которую им обоим давала ее работа, она все еще изредка продолжала испытывать подобные острые приступы вины.

Входя в холл, она услышала, что в доме включен телевизор. Дверь в гостиную была приоткрыта, и до Вин доносились возбужденные выкрики Чарли:

– Гол! Ты видел, пап? Ты видел, как он забил гол?

ПАПА!!!

Вин застыла на месте. Все ее существо восстало, не желая понимать, что или, вернее, кто стоит за этим простым словом.

– Да, молодец парень! Умеет забивать! Она не слышала его голоса уже более десяти лет, но узнала бы его из сотни, из тысячи разных голосов. Глубокий, чуть медлительный… Все слова взвешенны и тверды, никакого признака австралийского акцента. Тот же голос, который становился тягучим, как мед, когда он говорил ей, как сильно хочет ее, как сильно любит… Тот же голос, который становился хриплым от желания, когда он наклонялся над ней в темноте… И тот., же самый голос, которым он холодно и жестоко ругал ее за то, что она решила родить ребенка…

Подавляя охватывающее ее леденящее чувство гнева. Винтер глубоко вздохнула, расправила плечи, резко распахнула дверь в гостиную и вошла.

Глава 3

Вин была уже достаточно опытной в житейских делах и хорошо знала, как важно с самого начала взять ситуацию в свои руки.

Даже не взглянув на Чарли, она холодно спросила:

– Что ты здесь делаешь, Джеймс? Краем глаза она заметила, как вспыхнул Чарли, как беспокойно и растерянно начал переминаться с ноги на ногу, но заставила себя отвернуться и сконцентрировать внимание на мужчине, поднявшемся с дивана и теперь стоявшем перед ней.

"Лучше бы он сидел”, – подумала она. Ей непроизвольно захотелось сделать шаг назад, но она вовремя сумела удержать себя. Ведь это означало бы, что она не только уступает Джеймсу полметра пола… Именно поэтому, несмотря на сильное желание, она твердо стояла на месте, подняв голову и не сводя с него глаз. Лицо Вин пылало, глаза гневно сверкали. Она даже не пыталась скрыть свою враждебность. Неожиданно ей показалось, что Джеймс бросил быстрый взгляд на сына, и ее враждебность усилилась. Как смеет он использовать Чарли в своих интересах? Да и вообще, как смеет находиться в ее доме? Он не мог знать, что ее не будет дома!

Хотя…

Вин напряглась и с трудом подавила в себе желание повернуться и посмотреть Чарли в глаза. То, что она расценила как смущение, вполне могло быть и чувством вины.

"Лгал ли ей Чарли о своих сегодняшних планах? Неужели они заранее договорились об этом?” – думала Винтер, не веря себе.

Не дав Джеймсу ответить, Чарли быстро встал на его защиту:

– Это я сказал, что он может зайти. Между прочим, это и мой дом тоже, а он – мой отец.

Говоря это, он упрямо вздернул подбородок. Беспомощно взглянув на него, Вин увидела, что, несмотря на браваду, он был близок к слезам. Как обычно, она постаралась сдержать эмоции и подавить возмущение. Позже она побранит его за то, что он сделал. Но сейчас – нет, она не станет унижать сына в присутствии Джеймса. Поэтому она просто тихо сказала:

– Да, это и твой дом, Чарли.

Оторвав взгляд от него, она неожиданно увидела, что Джеймс, нахмурившись, рассматривает ее. “Наверняка удивляется, что он тогда во мне нашел”, – промелькнуло у нее в голове. Конечно, она не принадлежала к типу уверенных в себе женщин вроде Тары, которые так нравятся Джеймсу. “Интересно, где сейчас Тара”, – подумала она. Джеймс не женился вторично, и если в его жизни и была женщина, то он не стал знакомить с ней Чарли во время пребывания сына в Австралии.

– Прости меня, – коротко извинился Джеймс. – Я и не подозревал, что ты не знаешь о моем приезде сюда.

– Я знала, что ты возвращаешься в наш городок, – холодно возразила она, – но я не ожидала, придя домой, обнаружить тебя в своей гостиной.

Она сделала ударение на слове “своей” и с удовлетворением отметила, что его скулы напряглись. Так, значит, он не совсем непроницаем! Он все-таки чувствует свою вину за то, что воспользовался предложением Чарли, заранее зная, что она никогда бы его не одобрила! Очень хорошо.

– Итак, мы тебя не задерживаем, – спокойно продолжала она. – Я уверена, что у тебя есть дела.

Она опять напряглась, увидев, как они быстро обменялись взглядами, и почувствовала, что по ее спине пробежал холодок.

– А папа будет жить с нами, – сообщил ей Чарли и затем вызывающе добавил:

– Я сказал ему, чтобы он жил с нами!

На мгновение Вин показалось, что сейчас она потеряет сознание. На этот раз Чарли действительно зашел слишком далеко! Сквозь болезненный шум в голове и ушах до нее донеслись слова Джеймса:

– Извини, я думал, ты знаешь. Вообще-то… – Он внезапно остановился.

Вин в недоумении смотрела на сына, надеясь, что ослышалась. Чарли прекрасно понимал, что его мать отрицательно отнесется даже к мысли о том, чтобы Джеймс жил с ними под одной крышей. Если же он убедил отца в обратном, то с его стороны это был преднамеренный обман.

Но если на Чарли она только сердилась, то в отношении Джеймса ее чувства были гораздо более сильными. Она вся кипела от гнева. Уж он-то должен был знать, что Чарли врет, убеждая его в том, что мама не будет возражать, если он не только появится в их доме, но и будет жить вместе с ними!

Безусловно он знал. Джеймс был достаточно умен и не мог не догадываться об этом.

– Если это что-то вроде шутки, Джеймс… – жестко начала она, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться.

– Только не с моей стороны, – произнес Джеймс.

– Да, но ты ведь должен понимать, что не можешь оставаться здесь!

– Почему это он не может здесь оставаться? – опять взвился Чарли.

Вин повернулась и строго посмотрела на сына.

– Чарли, ты знаешь почему. Мы давно разведены… Он.., и я…

– Знаешь что? Если ты собираешься опять выходить замуж, то это совсем не значит, что этот твой будет мне отцом!

От отчаяния и неожиданности сердце Вин гулко застучало. Она еще не затрагивала этой темы в присутствии Чарли и простодушно считала, что он и не догадывается, что Том хочет на ней жениться. Но тем не менее сейчас он фактически обвинял ее в том, что она хочет навязать ему отчима, которого он и знать не желает. И именно теперь, когда рядом стоит Джеймс!

– Я хочу, чтобы папа жил здесь, со мной, – продолжал настаивать Чарли. – В конце концов, это и мой дом, – упрямо повторил он.

– И мой…

Эти мягкие слова, сказанные так тихо, что только она могла их услышать, оглушили Вин. Она медленно повернула голову, переводя взгляд с сына на своего бывшего мужа. От потрясения сердце бешено заколотилось в груди. Что он хочет этим сказать? Какого рода угрозу он имеет в виду? Нет-нет, не может быть, чтобы он действительно хотел жить с ней под одной крышей. Или это так? Неужели он надеется коварством выжить ее из дома? И остаться здесь вместе с Чарли?!

Если раньше ее сердце бешено колотилось, то сейчас оно было готово вырваться из груди. Неужели это его настоящая цель? Неужели это не просто ловкий маневр, направленный на подтверждение права Джеймса на половину дома? Неужели это обдуманный и искусно составленный план, цель которого – вбить клин между ней и Чарли, насильно поставить ее в такое положение, в котором бы она, побуждаемая неприязнью к Джеймсу, нечаянно дала бы ему возможность вытолкнуть ее из жизни сына? Потому что именно это и случится, если она позволит себе покинуть сейчас свой дом, не желая находиться в нем вместе с Джеймсом, и поселиться в гостинице, что было совсем не трудно.

В этом году в их отношениях с Чарли наступил кризис, и сейчас единственным человеком, общества которого он жаждал, был его отец. Но, может быть, Чарли хотел наказать свою мать за ее связь с Томом, так раздражавшую его? А может, все было гораздо проще: Чарли всего-навсего достиг возраста, когда ему необходимо более тесное общение с отцом. Она не знала… Причина его поведения не имела значения сейчас, в этот момент. Она обязана сдержать свои эмоции, не позволить им завести себя в ловушку и принудить сделать что-нибудь такое, о чем впоследствии она будет горько жалеть. Это было для нее самым важным.

– Просто не верится, что ты хочешь остановиться здесь, – сказала она, собрав все свои силы, чтобы выглядеть спокойной.

– Почему? Ведь мой сын живет здесь, – заметил Джеймс. – А я решил вернуться из Австралии специально для того, чтобы проводить с ним больше времени.

Чтобы не упасть. Вин вцепилась в спинку стула. К своему ужасу, она почувствовала, что находится в опасной близости от того, чего уже не делала почти десять лет, – она была готова заплакать.

Нет, только не здесь. Только не перед этим человеком. Глубоко вздохнув и поджав губы, она осуждающе посмотрела на него.

– Не думай, что я не догадываюсь о твоих планах, – тихо сказала она ему. – Но у тебя ничего не получится, так и знай.

Она быстро взглянула на Чарли и, натянуто улыбаясь, сказала ему:

– Ну хорошо. По-видимому, в нашем доме будет жить гость. Проведи своего отца наверх и покажи ему свободную комнату.

– Я знаю, о какой комнате ты говоришь. Помнишь, она когда-то была нашей спальной. И я когда-то там жил…

Джеймс явно насмехался над ней.

– К тому же… – Он взглянул на Чарли. – Мы с Чарли уже перетащили туда вещи, не так ли, сынок?

Вин поспешно отвернулась. Она боялась, что ее лицо выдаст обуревавшие ее чувства.

– Мам, а я хочу есть! – вдруг жалобно воскликнул Чарли.

"Чего они хотят от меня? Чтобы я пошла на кухню и как ни в чем не бывало занялась стряпней? Джеймс собирается не только поселиться в моем доме, но и сделать его своим, мой сын поддерживает его, а я должна готовить им еду? У них совсем нет сердца!” – в отчаянии думала Вин.

Она жаждала одного – убежать куда-нибудь в безопасное место, свернуться в маленький комочек, как ребенок сворачивается в утробе матери, и подождать, пока не уляжется ее волнение. “Но и в этом мне отказано”, – с горечью подумала Вин. Она даже не могла закрыться на полчаса в своей комнате – Чарли начал бы теребить ее, спрашивать, что она там делает, а Джеймс лишь усмехнулся бы, увидев ее в расстроенных чувствах.

Да, безусловно, он вышел победителем из этой схватки. Как долго он замышлял свой коварный план, подбивая Чарли действовать за ее спиной, обманывать и лгать ей?

Вот что самое оскорбительное во всем этом, призналась она себе. Обожание, которым Чарли окружил своего отца, полностью разрушило те доверительные отношения, которые, как она надеялась, существовали между ней и сыном. Чарли знал, что она никогда не согласится с тем, чтобы Джеймс жил вместе с ними.

Однако ее гнев сосредоточился не на Чарли, ее сыне, а на его отце. Чарли все-таки еще совсем ребенок, хотя и достаточно большой для того, чтобы понимать, что он поступил непорядочно. Но Джеймс – взрослый человек, и, сговариваясь с ребенком, толкая его на путь предательства, побуждая ко лжи, он совершенно забывает об ответственности за сына, ведет себя не как взрослый мужчина.

Как будет Чарли отныне верить ее словам о том, что в жизни надо быть честным человеком, если собственный отец учит его лжи?

Она почувствовала, что тяжелая пелена отчаяния и боли окутывает ее. Она так старалась научить Чарли уважать общечеловеческие ценности, которые казались ей важными! Не всегда это было просто. Чарли обладал обостренным чувством мужской гордости, он был упрям и часто протестовал против строгих этических принципов матери, особенно теперь, когда он вступил в опасный подростковый возраст. В последнее время Вин часто расстраивалась, видя, что он гораздо охотнее прислушивается к словам сверстников, чем к ее.

Когда она обсудила эту проблему с Эстер, та посоветовала ей не принимать все так близко к сердцу.

– Денни такой же, – утешила она Вин. – “Ну мам, все так делают, у всех это есть!” – передразнила она сына. – Прямо какое-то мальчишеское тайное общество, иначе не скажешь.

– Так ты думаешь, это не из-за того, что он растет без отца? – нерешительно спросила Вин и, поколебавшись, добавила:

– Сейчас, что бы я ни сделала, все не так, Эстер. Он больше слушает школьных учителей-мужчин, чем меня. Терпеть не могу, когда он начинает вдруг фыркать с презрением при одном слове “женщина”. Все время спрашиваю себя: не я ли виновата в этом, не я ли каким-то образом внушила ему мысль о том, что женщина является существом второго сорта?

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Эстер. – С Денни сейчас творится то же самое. На прошлой неделе я услышала, как он говорил Дженни, что не будет больше помогать ей с мытьем посуды, потому что это женская работа. —И откуда они набираются этого? Какой-то мужской инстинкт, право слово. Надеюсь, они перерастут это. А если нет, – мрачно добавила она, – то Дженни, а то и я сама выбьем из него эту дурь.

Вин с готовностью рассмеялась, пытаясь согласиться с уверениями подруги в том, что Чарли просто растет и начинает осознавать свою принадлежность к мужскому полу.

– Я знаю, что это трудно принять, – сказала Эстер, провожая ее. – То все они сплошные кудряшки и поцелуйчики – а ведь маленькие мальчики гораздо более нежны и зависимы, чем девочки, – и вдруг раз! – и они начинают грубить и препираться с тобой. Поверь мне, Вин, теперешнее поведение Чарли совсем не зависит от того, что ты сделала или не сделала. Таков возраст – и делу конец! Представляешь, мне даже пришлось сказать Рику, чтобы он побольше помогал мне по хозяйству, – пусть Денни видит.

Сейчас Вин вспоминала, что эта беседа только усилила ее самые большие страхи. Виновата ли она в том, что лишила Чарли такого необходимого в жизни каждого мальчика мужского влияния? Должна ли она только себя винить в том, что теперь он отворачивается от нее?

Винтер так старалась воспитать Чарли нормальным человеком! Эстер помогала ей, неизменно приглашая Чарли во все семейные походы и просто на прогулки, для того чтобы он не страдал от одиночества, которое часто испытывает единственный ребенок в семье.

Как бы хорошо было, если бы ее братья со своими семьями жили по соседству! Но они были разбросаны по всему миру, а финансовое положение Вин было таковым, что поездки к ним полностью исключались.

Однажды, год назад, когда она отчаянно нуждалась в новом зимнем пальто, Эстер заметила ей, что если бы она не покупала Чарли излишне дорогие вещи, то могла бы позволить себе купить что-нибудь приличное для себя. Вин тихо ответила подруге, что вещи для Чарли она приобретает на деньги, присланные его отцом, и что для нее вопрос чести никогда не тратить ни одного цента из этих денег на себя. То, что остается от покупки необходимых Чарли вещей, она кладет в банк на его имя.

– Ты поешь с нами? – неохотно спросила она Джеймса и тут же мысленно отругала себя. Ей следует просто не обращать внимания на него и показным равнодушием постараться закрыть для него доступ в их с Чарли жизнь. А вместо этого она сама облегчает ему задачу.

Она ни на секунду не дала обмануть себя. Человек с положением и средствами Джеймса вряд ли всерьез захотел бы жить в таком простеньком домике. Он, должно быть, привык к роскошным номерам в первоклассных отелях, с вышколенной прислугой, готовой исполнить любое его желание. Ну, здесь-то все будет по-другому.

Но все-таки зачем же она спросила его, хочет ли он разделить с ними ужин? Стараясь исправиться, она быстро добавила:

– Мне кажется, тебе лучше поесть в другом месте. Мы с Чарли едим очень просто, а сегодня у нас будут только холодные закуски, так как вечером я ухожу.

– Действительно? Тогда, может быть, я возьму Чарли и мы с ним поужинаем в другом месте?

– Нет!!!

Вин поняла, что ее отказ был слишком резок, и сильно покраснела.

Он смотрел ей прямо в глаза, а гордость не давала ей отвести взгляд. Она инстинктивно почувствовала, что он ищет ее ранимые места, ее слабости. Да, он подкрадывается к ней, обкладывает ее со всех сторон, надеясь, что она запаникует и сдастся. Винтер твердо встретила его испытующий взгляд. Настороженно и бдительно следя за ним, она не могла не признать, что, заставив ее обороняться, он опять вынудил ее отступить и отвоевал еще одну пядь земли.

Ну хорошо, он напал внезапно и поэтому застал ее врасплох, говорила она себе, входя в кухню. Но война только начинается, и очень скоро он поймет, что никакими силами он не сможет отнять у нее Чарли. Но что, если он попытается отнять у нее любовь сына?

Ее рука задрожала, на глаза навернулись слезы, сильно разболелась голова. Вин быстро заморгала. Как хотелось ей сесть в уголок и расплакаться! Она не плакала с тех пор, как Чарли упал с велосипеда и получил сотрясение мозга. В то время ему было пять лет. Какой одинокой, несчастной, испуганной была она тогда! Ее родители вышли на пенсию и уехали в Эдинбург, город, где выросла ее мать; братья с семьями жили далеко, а все семейство Эстер укатило в отпуск. Рядом не было никого, с кем бы она могла поделиться своими страхами, кому можно было бы рассказать о преследующем ее чувстве вины… Чарли, конечно, выздоровел – сотрясение не было тяжелым. С тех пор он умудрился еще сломать руку, растянуть запястье – словом, прошел через все синяки и ссадины, которые обычно сыплются на головы всех здоровых мальчишек его возраста. Однако она больше не впадала в такую панику, как в тот раз. Как жаждала она тогда, чтобы рядом был кто-то, кому можно было бы пожаловаться и с кем разделить свои заботы. Как она мечтала, чтобы рядом был любящий ее человек…