Текст книги "Таинственный спаситель"

– Да, хорошо, – отрывисто бросил он и с коротким поклоном вышел из комнаты.

– Ему еще учиться и учиться, – заметила Пинкни, видимо, себе самой. Поймав взгляд хозяйки, она выпрямилась. – Ой, прошу прощения, миледи.

– Нет, ничего, – рассеянно отозвалась Изабель. – Мистеру Мейкпису и в самом деле еще многое надо усвоить – возможно, больше, чем успеем до бала у герцогини Арлингтон.

Изабель отправила Пинкни с распоряжением подать карету и стала мерить шагами маленькую гостиную, размышляя над трудностями с мистером Мейкписом. Его резкость, которая временами граничит с грубостью, – это больше, чем просто пренебрежение светскими манерами. В конце концов, он же родился не в какой-нибудь пещере и не волки его воспитывали. Нет, он родом из уважаемой семьи. Его сестра Темперанс сумела освоить все премудрости света – настолько, что легко вошла в роль супруги барона, – даже если и не была полностью принята аристократическим обществом.

Пинкни вернулась и объявила, что карета подана. Изабель рассеянно кивнула и покинула приют. Она пробормотала слова благодарности Гарольду, когда тот помог ей забраться внутрь, затем откинулась на спинку сиденья.

– Вы уже решили, что наденете на бал у Арлингтонов? – нерешительно спросила камеристка, устроившаяся напротив.

Изабель заморгала и взглянула на нее. Пинкни выглядела приунывшей.

– Новое кремовое с вышивкой, я думаю. Или, может, в золотую полоску?

Разговоры о нарядах всегда оживляли горничную.

– О, вышитое кремовое, – решительно заявила Пинкни. – К нему прекрасно подойдут изумруды, и мы как раз получили полдюжины пар тех кружевных чулок, которые я заказала. Сделаны по французской моде.

– Мм, – пробормотала Изабель, мыслями далекая от обсуждаемой темы. – Полагаю, можно будет надеть и вышитые кремовые туфли.

С другого сиденья последовало неодобрительное молчание, заставившее Изабель поднять глаза.

Хорошенькие брови Пинкни были сдвинуты.

– У кремовых стерлись каблуки.

– В самом деле? – Изабель ничего такого не заметила – видно, стертость была незначительна. – Но наверняка не настолько…

– Было бы лучше купить новые – может, из золотой ткани, – с энтузиазмом предложила Пинкни. – Мы могли бы сегодня съездить к башмачнику.

– Ну хорошо. – Леди Бекинхолл вздохнула, смирившись с предстоящей поездкой по магазинам.

Обычно это занятие доставляло ей удовольствие, но в данную минуту все ее мысли были заняты загадочным мистером Мейкписом, ибо она только что поняла нечто важное относительно этого мужчины.

Если грубость мистера Мейкписа происходит не от издержек воспитания, стало быть, она врожденная – неотъемлемая часть его характера. А если это так – а Изабель сильно этого опасалась, – значит, обучение его изящным манерам – задача гораздо более трудная, чем она полагала. Ибо или мистер Мейкпис должен научиться постоянно притворяться любезным в обществе, или она вытащит его на свет и научит смотреть на мир веселее.

А это потребует воистину титанических усилий.

Глава 6

«Когда арлекин лежал в канаве посреди улицы, истекая кровью, к нему подошел какой-то странный незнакомец. На нем был плащ, который почти полностью скрывал фигуру, но из-под него выглядывали козлиные копыта. Человек присел рядом с умирающим арлекином и вытащил из кармана белую глиняную трубку. Раскурив ее, посмотрел на арлекина.

– Ну, арлекин, – сказал он, – хотел бы ты отомстить своим врагам?..»

Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса

Уинтер Мейкпис оттолкнулся от крыши дома и тихо приземлился на крышу соседнего. Он немного съехал по покатой поверхности, заскользив подошвами по кровельной дранке, но с легкостью, выработанной долгими тренировками, остановил движение.

Нынешним вечером он был Призраком Сент-Джайлса.

До него донесся испуганный возглас с улицы внизу, но он не задержался посмотреть. Уинтер рисковал, ибо солнце еще не село, а он предпочитал делать работу Призрака под покровом ночи, но не хотел потерять еще одного ребенка. Чуть раньше этим вечером, едва обитатели приюта сели ужинать, пришла весть, что очередной малыш нуждается в помощи. Какая-то уличная девка умерла от одного из множества недугов, напасти для особ, занимающихся этим ремеслом, оставив трехлетнего крошку.

Как ни печально, но в Сент-Джайлсе это обычная история – и причина существования приюта. Уинтер уже давно потерял счет, сколько раз он посылал слугу или отправлялся сам, чтобы найти осиротевшего или брошенного ребенка и привести в приют. Этот случай был особым, потому что последние два раза приютских посланников избили.

Уинтер сильно опасался, что некто – некая организация – крадет осиротевших детей с улиц Сент-Джайлса.

Он пробежал вдоль конька крыши и спрыгнул на соседний дом, пониже. Постройки в Сент-Джайлсе располагались беспорядочно. Многоквартирные дома, магазины, склады и мастерские были поналеплены как попало, впритык, порой буквально один на другом. Для постороннего это был настоящий лабиринт, но Уинтер мог перемещаться по Сент-Джайлсу с закрытыми глазами.

И по его крышам тоже.

Естественно, он отправил Томми за ребенком, но надеялся, что доберется до него раньше. Мейкпис извинился и вышел из-за стола, сказав, что его снова беспокоит нога, поспешно натянул костюм арлекина и покинул свою спальню через окно.

Сейчас он взглянул вниз и увидел, что находится над Чапел-Элли. Хозяин свечной лавки, известивший о ребенке, сказал, что до комнатушки, которую снимала его мать на Феникс-стрит, совсем недалеко, рукой подать. Уинтер спрыгнул вниз на балкон, пробежал по перилам и, цепляясь за щербины в стене дома, спустился в переулок.

В переулке на углу какая-то девчушка лет десяти наблюдала за его спуском округлившимися глазами, прижав к груди корзинку с несколькими поникшими букетиками – тем, что, по всей видимости, осталось от продажи.

– Где живет Нелли Брум? – спросил Уинтер у маленькой цветочницы, назвав имя умершей проститутки.

Девочка указала на покосившийся дом в конце переулка.

– Вон тамочки, на третьем этаже. Только она померла нынче утром.

– Знаю. – Уинтер с признательностью кивнул. – Я пришел за ребенком.

– Тогда поспешай, – сказала цветочница.

Уинтер приостановился и оглянулся:

– Почему?

Она пожала плечами.

– Похитители девчонок уже тамоть.

Уинтер повернулся и побежал. Похитители девчонок? Неужели это та самая банда, действующая в Сент-Джайлсе, и они так хорошо известны, что девочка узнала их?

Он распахнул входную дверь указанного дома. Сразу за дверью была узкая лестница. Уинтер на цыпочках побежал по ней, чтобы не спугнуть своего противника.

Лестница привела на крошечную площадку с единственной дверью. Уинтер распахнул ее, с удивлением обнаружив в комнате семью за ужином. Трое детишек сгрудились вокруг матери, зажав в руках хлебные корки. Отец, изможденный малый с копной рыжих волос, ткнул пальцем себе через плечо туда, где Уинтер увидел еще одну дверь. Мейкпис молча кивнул и прошел в указанном направлении. Дверь вела в комнатку поменьше. Две женщины в грязных лохмотьях съежились в углу. Напротив них было открытое настежь окно.

Не было нужды ни о чем спрашивать. Он прошагал к окну и выглянул наружу. До земли было не меньше двадцати футов, но прямо под окном тянулся узкий выступ в стене. Уинтер перекинул ногу и, ухватившись за подоконник, встал на выступ. Примерно в футе над ним, за краем крыши, промелькнули и исчезли мужские ноги. Уинтер ухватился за крошащийся парапет и подтянулся. На крыше стояли мужчина и парень, который держал на руках смертельно напуганного ребенка.

Мужчина пронзительно вскрикнул, увидев Уинтера, перелезавшего через парапет.

– Призрак! Призрак пришел, чтоб утащить нас в ад!

– Валим! – крикнул парень, и они попытались скрыться.

Но Уинтер уже настиг их. Кровь у него в жилах неистово бурлила, праведный гнев едва не ослепил его. Он схватил мужчину за куртку, потащил назад. Мужчина нанес отчаянный удар кулаком, угодив Уинтеру в плечо, прежде чем тот свалил противника мощным ударом в челюсть.

Парень не остановился. Он был уже возле края крыши, намереваясь совершить шестифутовый прыжок на соседнюю крышу. Отступил назад для разгона все еще с ребенком на руках.

Тут-то Уинтер и успел схватить его.

Парень развернулся, юркий и быстрый, как змея, и укусил его за руку.

Мейкпис стиснул зубы и схватил беглеца за волосы, встряхнув его, как крысу. Тот разжал зубы и выпустил из рук свою добычу. Малыш покатился вниз, съехав почти до самого края крыши, и уставился на Уинтера круглыми немигающими глазенками.

Свободной рукой он схватил ребенка за ногу и оттащил от края крыши. Малыш был завернут в одеяло, которое зацепилось за кровельную дранку и развернулось, оставив его в чем мать родила.

Уинтер наклонился и прикрыл ребенка краем одеяла.

– Оставайся здесь, – прошептал он.

Мальчик кивнул.

Затем повернулся к юнцу, которого все еще держал за волосы, и еще раз встряхнул.

– Ты мог уронить ребенка с крыши.

Юнец пожал плечами.

– Невелика беда. Тут таких как грязи. Да к тому же это мальчишка.

Мейкпис прищурился.

– Сутенеры, на которых ты работаешь, мальчиков не берут?

– У них же не такие ловкие пальчики, как у девчонок. – Юнец оскалился по-собачьи. – Да и не работаю я ни на каких вонючих сутенеров. А тебе не советую вставать на пути у человека, который мне платит. Он большая шишка.

– Кто он?

Взгляд юнца метнулся куда-то за плечо Уинтера. Тот нырнул вбок, едва избежав удара, нацеленного ему в голову. Мужчина отскочил назад, а юнец вырвался, и они оба прыгнули на соседний дом и дали деру по крышам.

Уинтер безотчетно ринулся было за ними, но резко остановился, вспомнив про маленького мальчика. Он повернулся к ребенку.

Малыш лежал там, где его оставили, и не шевелился. Глазенки у него округлились, когда Уинтер подошел и взял на руки, завернув в драное одеяло. Мальчик был слишком легким. Без сомнения, недоедал, как и многие дети в Сент-Джайлсе. Если на ребенке и была какая-то одежонка до смерти матери, то другие обитатели дома, где он жил, явно стащили ее.

Тяжкое, непосильное бремя, казалось, легло на плечи Уинтера. Может, этого мальчонку он и спас, но нет сомнений, что похитители девчонок отправятся куда-нибудь в другое место и продолжат свою охоту за живым товаром.

– Как тебя зовут? – шепотом спросил Уинтер мальчика, убирая золотистые завитки с маленького лобика.

Тот протянул тоненькую ручку и с любопытством потрогал кривой нос маски Уинтера. При этом из его кулачка выпал какой-то клочок бумаги.

Уинтер наклонился и подобрал бумажку. Ребенок был голеньким, поэтому, должно быть, бумажка принадлежала парню, который похитил его. Уинтер не мог разобрать, что написано на этом клочке и написано ли вообще, но нащупал кусок восковой печати. Он аккуратно убрал находку в карман и обхватил мальчика обеими руками.

– Что ж, идем, отнесу тебя в приют, Джозеф Шанс.

– Итак, – сказала Изабель на следующий день. – Самое важное, что вы должны помнить, когда танцуете с дамой, – это не наступать ей на ноги.

Уинтер Мейкпис, одетый, как обычно, во все черное, походил на слегка озадаченное огородное пугало. Он серьезно кивнул.

– Я приложу все усилия, чтобы сохранить ваши ноги в целости, миледи.

– Хорошо. – Изабель сделала вдох и повернулась, встав в исходную позицию. Они были в ее бальном зале – прелестной комнате с черно-зеленым мраморным полом и драгоценным клавесином красного дерева с позолотой. – Мистер Баттерман прекрасно играет на клавесине и согласился нам аккомпанировать.

Дворецкий сдержанно поклонился со своего места у инструмента.

– Как любезно, – пробормотал мистер Мейкпис.

Изабель бросила на него строгий взгляд, но была слегка удивлена, не увидев в его лице сарказма. Он с искренней благодарностью кивнул дворецкому, который, и сам несколько удивленный, кивнул в ответ. Быть может, он приберегает свой сарказм исключительно для нее.

Угнетающая мысль.

– Начнем? – бодро спросила Изабель, протягивая ему руку.

Уинтер взял ее ладонь в свои теплые пальцы и серьезно посмотрел на нее.

– Как пожелаете.

– На счет «три». Раз, два, три. – Она устремилась вперед тем шагом, который перед этим продемонстрировала мистеру Мейкпису, и была поражена, что он не только усвоил все с первого раза, но и двигался с изяществом.

Она метнула на него косой взгляд и обнаружила, что он тоже смотрит на нее с легкой насмешкой, словно знает ее мысли.

– Когда вы научились танцевать, миледи?

Они на мгновение повернулись лицом друг к другу, затем разделились и слегка отступили назад.

– О, еще девочкой, – ответила Изабель, запыхавшись, хотя танец был медленным. – Когда мне было двенадцать, для меня приглашали учителя танцев, и я брала уроки вместе со своей кузиной, с которой, к сожалению, не слишком ладила.

Они повернулись и прошлись параллельно друг другу.

– У вас не было ни братьев, ни сестер? – поинтересовался Уинтер.

– Нет, насколько мне известно, – ответила она. – У меня был старший брат, который умер в младенчестве еще до моего рождения. Теперь возьмите мою руку.

Он так и сделал, и ее рука утонула в тепле его большой ладони, когда она обходила его по кругу.

– Судя по всему, у вас было одинокое детство, – пробормотал он тихо, чтобы Баттерман не услышал.

– Разве? – Она повернулась к нему лицом. – Да нет же. У меня было много друзей, и та самая кузина, с которой мы в детстве ссорились, сейчас закадычная подруга. Мы устраивали вечеринки, чаи и пикники в деревне. У меня было очень счастливое детство.

Она присела в книксене, а он поклонился.

– А когда пришло время выезжать в свет, я имела огромный успех.

Его темные глаза вспыхнули.

– Охотно верю. Молодые аристократы, должно быть, дюжинами падали к вашим ногам.

– Возможно.

Мейкпис покачал головой.

– Вы задумывались о том, чего ищете в муже? С каким мужчиной хотели провести свою жизнь?

К чему это он клонит?

– Полагаю, как большинство девушек, меня привлекали в основном элегантность и внешняя красота, – осторожно ответила Изабель.

Глаза его сузились.

– И все же вы вышли за Бекинхолла?

Она рассмеялась против воли.

– Это звучит так, словно брак с беднягой Эдмундом – страшная участь. Все было не так, уверяю вас. Я весьма привязалась к нему, а он – ко мне.

Лицо Уинтера оставалось бесстрастным.

– И он был к тому же много старше вас.

– Нет, здесь влево. – Изабель пожала плечами, когда он стал обходить вокруг нее в указанном направлении. – Что ж с того? Во многих браках между супругами большая разница в возрасте. – Она лукаво взглянула на своего ученика, поддавшись внезапному желанию поддразнить. – Заверяю, что была вполне… удовлетворена… в своем браке.

Они соединили руки, готовясь отпрыгнуть в сторону, но он с силой потянул ее, повалив на себя.

– Ох! – Она изумленно вскинула глаза.

Клавесин нестройно бренькнул, прежде чем мистер Баттерман взял себя в руки.

– О Боже, – пробормотал мистер Мейкпис нарочито медлительно. – Я прошу прощения.

Изабель подозрительно сощурилась. С каждым вздохом ее грудь прижималась к его торсу.

– Будьте осторожны, сударь. Сложные маневры вроде того, что вы только что попытались проделать, лучше оставить более опытным.

– Ах, но, леди Бекинхолл, – сказал он, и уголки его рта дернулись. – Под вашим руководством я надеюсь очень скоро приобрести необходимый опыт.

– Э… ну хорошо. – Она отступила назад, стараясь перевести дух. – Попробуем еще раз?

Они вновь встали лицом по ходу движения и повторили па, хотя она не вполне понимала зачем, поскольку он, похоже, уже выучил их. Подняв глаза, Изабель обнаружила, что он внимательно смотрит на нее.

– О чем задумались? – спросила она.

– Просто размышлял, – отозвался Уинтер, делая шаги ей навстречу, – как глуп, видимо, был ваш муж, если изменял вам.

Она собралась с духом, но все равно его слова ранили.

– Я никогда этого не говорила.

Он просто смотрел на нее.

Она вздохнула.

– Уверяю, меня это ничуть не волновало. Браки среди представителей моего класса чаще бывают дружескими, чем страстными.

– И однако же вы страстная женщина, – прошептал он, беря руку и поднимая ее. Они стали обходить друг друга. – Кто-нибудь любил вас ради вас самой?

Она вскинула глаза и засмеялась.

– И это спрашивает человек, который заботится обо всех, но о котором не заботится никто?

Он слегка нахмурился.

– Я не…

– Нет-нет, – мягко сказала она, положив ладони ему на бедра и поворачивая его. – Вот так. И вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

Они остановились, будто не слыша музыки.

– Правда?

– Может, происхождения мы и совершенно разного, мистер Мейкпис, – пробормотала Изабель, – но вижу, что вы так же одиноки, как и я.

Он замер.

– Вы не перестаете меня удивлять, миледи.

– Что вы делаете по ночам, – порывисто прошептала она, – после того как все дети засыпают? Тоже ложитесь в свою одинокую постель или гуляете по улицам Сент-Джайлса?

Лицо его застыло, словно перед нею захлопнули дверь.

– А еще вы постоянно завлекаете меня, – пробормотал он, отступая от нее, – хотя я знаю, что вы представляете опасность для моей миссии в Сент-Джайлсе.

Она сдвинула брови. Миссии? Это прозвучало как-то очень возвышенно. Не может же быть, чтобы он…

– Думаю, наш урок на сегодня закончен, – проговорил мистер Мейкпис.

Он поклонился и так быстро покинул бальный зал, что Изабель даже не успела ничего сказать.

– Я могу удалиться? – донесся от клавесина неуверенный голос Баттермана.

– Да. Да, это все. Благодарю вас, – рассеянно отозвалась Изабель. Вдруг передумала: – Впрочем, постойте…

– Да, миледи?

Она взглянула на дворецкого, человека, находящегося у нее в услужении со времени ее замужества. Изабель никогда раньше как-то не задумывалась над этим, но всецело ему доверяла. Это и решило дело.

– Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что необычное, Баттерман.

Он поклонился.

– Всегда к вашим услугам, миледи.

– И я благодарна вам за это, – тепло проговорила она. – Я бы хотела, чтоб вы узнали все, что сможете, о Призраке Сент-Джайлса.

Баттерман и глазом не моргнул.

– Конечно, миледи.

Еще долго после ухода дворецкого она стояла, устремив взгляд на дверь, в которую вышел мистер Мейкпис.

В разговоре она, видимо, задела уязвимое место, и его реакция оказалась не такой, как она ожидала. Придется хорошенько подумать, как поступить дальше.

Ужин в приюте для сирот и подкидышей всегда проходил немного сумбурно.

– Аминь. – Уинтер поднял голову, когда нестройный хор детских голосов завершил вечернюю молитву.

Приятно было вернуться в приют после того памятного разговора с леди Бекинхолл. Его наставница слишком близко подобралась и к Призраку Сент-Джайлса, и к живущему в нем зверю. Прошлой ночью она снилась ему, причем сон был крайне откровенным. Он проснулся возбужденный и изнывающий от желания, и потребовался целый час подготовки к урокам и написания писем, прежде чем плоть его угомонилась. Даже сейчас воспоминания о том, как она манила его во сне своими белыми мягкими грудями, было достаточно, чтобы…

– Передайте, пожалуйста, соль, – сказал Джозеф Тинбокс, прерывая его неприличные мысли.

– Да, конечно, – ответил Уинтер, выполняя просьбу.

Он в предвкушении воззрился на свою тарелку. Сегодня на ужин было чудесное баранье рагу с хрустящим хлебом и кремовым сыром в придачу. Госпожа Медина в качестве кухарки превзошла его ожидания.

– Ух ты! Обожаю коровье рагу, – воскликнул Джозеф Тинбокс, выражая вслух мысли Уинтера.

– Говяжье рагу, Джозеф Тинбокс, – мягко поправил Уинтер.

– Я тоже, – пропищал Генри Путмен, ничего не заметив. – А ты любишь коровье рагу, Джозеф Шанс?

– Ага! – энергично закивал новый мальчик, запихивая в рот полную ложку.

– Будь моя воля, – заявил Генри Путмен, – у нас было б коровье рагу каждый вечер.

– Тогда б не было пирога с рыбой, – возразил Джозеф Смит, сидящий рядом с Уинтером.

– А пирог с рыбой у нас все одно редко бывает, – изрек Джозеф Тинбокс. – Да никто и не любит его, кроме тебя, Джозеф Смит.

Почувствовав, что кулинарные вкусы могут стать потенциальным источником конфликта, Уинтер прокашлялся.

– Как далеко ты продвинулся в изучении Библии, Джозеф Тинбокс?

– Откровения, – ответил мальчик. – Вот уж где лютость так лютость, доложу я вам, сэр. Всякие там драконы, и реки крови, и…

– Да-да, – поспешно прервал его Уинтер. – А ты, Генри Путмен? Какой псалом твой класс разучивает на этой неделе?

– Сто тридцать девятый, – с тяжким вздохом ответил мальчик. – Он такой длинный.

– Зато очень красивый, разве нет? – возразил Уинтер. – «Скажу ли: «Может быть, тьма сокроет меня и свет вокруг меня сделается ночью». Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла как день: как тьма, так и свет».

Парнишка страдальчески сморщил нос.

– Если вы так говорите, сэр. Токмо поди знай, что это значит.

– Это значит, что Всевышний видит и в темноте, – объяснил Джозеф Тинбокс с авторитетностью одиннадцатилетнего всезнайки.

– А также то, что от Бога не спрячешься ни днем ни ночью, – добавил Уинтер.

На минуту мордашки у сидящих за столом сделались испуганными.

Уинтер тихо вздохнул.

– Ну, что еще произошло сегодня, пока меня не было?

– Додо подрался с Чернышом, – сообщил Джозеф Смит.

– Ага! – Генри Путмен взмахнул ложкой, чуть не измазав рагу волосы Джозефа Шанса. – Додо прибежал в кухню и подошел слишком близко к Чернышу – тот спал у очага. И Черныш вскочил и оцарапал Додо нос. Но Додо отбивался и лаял, пока Черныш не убежал во двор.

Уинтер вскинул брови.

– В самом деле? А Додо, оказывается, храбрый пес. Не знал, что он такой борец.

– Она, – поправил Джозеф Тинбокс. – Додо – девочка.

– Вот как? – Уинтер разломил свой ломоть хлеба.

– Ага, – подтвердил Джозеф Тинбокс. – И она страсть как любит сыр.

– Гм. – Уинтер бросил на мальчика строгий взгляд. – Собаки часто любят сыр, но он не всегда любит их. Кроме того, мы же не хотим переводить хороший сыр на собаку, а?

– Не-а, – протянул Джозеф, явно не уверенный, что согласен.

Уинтер решил не обращать на это внимания.

– А как там поживает Пич?

– Она уже сидит, – повеселел мальчик. – И даже обнимает Додо.

– Хорошо. Она говорила что-нибудь?

Морщинка беспокойства залегла между бровями Джозефа.

– Пока нет. Может, ей надо побольше окрепнуть? Как вы думаете, сэр?

Уинтер рассеянно кивнул, и мальчишки принялись бурно обсуждать, какие сладости самые вкусные. Лично у него, впрочем, были сомнения. Малышка не кажется умственно отсталой и, судя по отчетам Нелл и Мэри Уитсон, становится физически крепче. Однако по-прежнему не разговаривает ни с кем, кроме Джозефа Тинбокса.

По окончании трапезы Уинтер убедился, что мальчишки благополучно отправились к вечерней молитве, и проскользнул в кухню.

Госпожа Медина присматривала за чисткой кастрюль и сковородок, но подняла глаза, когда Уинтер вошел.

– Пришли поглядеть, как я тут управляюсь, мистер Мейкпис?

– Нет, что вы, – отозвался тот. – Вообще-то я хотел попросить вас об одолжении, госпожа Медина.

– О каком же?

– У вас есть еще тот превосходный сыр, что подавали на ужин?

– Ну да, есть. – Кухарка поспешила к шкафчику и отперла верхнюю дверцу одним из ключей, висевших у нее на поясе. – Стало быть, за ужином вам не хватило, или просто хотите еще кусочек?

– Нет-нет, всем всего хватило, и я съел вполне достаточно, – пробормотал Уинтер. – Это для… э… Пич.

– А-а. – Кухарка понимающе кивнула, отрезала ломоть сыра, завернула в чистую тряпицу и вручила Уинтеру. – Этой крошке лишний кусочек не помешает, как я слыхала.

– Да, правда, – согласился Уинтер.

Госпожа Медина указала на поднос.

– Я приготовила для нее ужин, но у служанок не было ни минутки, чтоб отнести ей в комнату, бедняжке. Не возражаете, если я возьму это и поднимусь с вами?

– Нисколько, – ответил Уинтер. Быть может, присутствие такой по-матерински заботливой женщины, как госпожа Медина, поможет Пич заговорить. – Это так любезно с вашей стороны.

– Да ничего особенного, – проворчала кухарка, подхватив поднос, и они вместе поднялись в лазарет.

Когда Уинтер вошел, то подумал, что и девочка, и собака спят. Затем Додо подняла голову и издала ставшее привычным вялое рычание. Когда же он посмотрел на Пич, то увидел, что глаза девочки широко открыты.

Госпожа Медина хмыкнула, поставив поднос на стол.

– Ох уж эта псина. Подралась сегодня в кухне с котом.

– Да, я слышал, – сухо заметил Уинтер, пододвигая стул к кровати. – Добрый вечер, Пич.

Девочка ничем не дала понять, что слышала, однако ее большие карие глаза были устремлены на него.

Уинтер кивнул, как будто Пич дала полный ответ.

– Не знаю, помнишь ли ты меня, но это я нашел тебя на улице.

Никакого ответа, кроме того, что тоненькие пальчики еще крепче вцепились в собачью шерсть.

– А, чуть не забыл.

Уинтер вытащил из кармана кусок сыра. Додо вытянула вперед шею, нетерпеливо принюхиваясь, пока он разворачивал сверток. Джозеф Тинбокс был совершенно прав: собака любит сыр.

– Госпожа Медина, наша кухарка, приготовила для тебя ужин. Могу подтвердить, что он очень вкусный. – Он оглянулся на старую женщину, которая молча стояла у двери.

Госпожа Медина поймала его взгляд и сдержанно кивнула.

Уинтер снова посмотрел на девочку.

– Я принес угощение и для твоей собаки Додо. Хочешь дать ей?

На минуту он испугался, что уловка не сработает, но Пич протянула руку.

Уинтер отломил кусочек сыра и вложил в крошечную ладошку.

– В ту ночь ты, должно быть, ужасно испугалась и замерзла, – сказал он, глядя, как она кормит собаку. Уинтер отломил еще кусочек и снова протянул девочке. После некоторых колебаний и тот был скормлен собаке. – Я все думаю, откуда ты можешь быть. – Уинтер продолжал давать ей кусочки сыра. – Ночь была довольно холодной, и не думаю, что ты долго пробыла на улице. Ты живешь где-то поблизости? Или вы с Додо пришли туда?

Тишина, нарушаемая лишь чавканьем довольной собаки.

Сыр закончился, и у Уинтера возникло чувство, что девочка не станет есть свой ужин, пока он в комнате.

Он поднялся.

– Что ж, когда сможешь говорить, я буду очень рад услышать твой голос, Пич.

Он уже отворачивался, поэтому едва не пропустил шепот, донесшийся с кровати.

Уинтер оглянулся.

– Что, прости?

– Пила, – прошептала девочка. – Меня зовут Пила.

Уинтер заморгал.

– Пила?

– Пилар, – вдруг проговорила госпожа Медина. Уинтер заметил какое-то странное выражение у нее на лице. Она шагнула к кровати. – Пилар, так ведь?

Малышка коротко кивнула и тут же спряталась под одеяло.

Кухарка взглянула на Уинтера и вышла из комнаты. Он последовал за ней, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Как вы догадались? – полюбопытствовал Уинтер. – Пилар ведь испанское имя, верно?

Женщина прижала ладонь ко рту, и на миг ему показалось, что он заметил блеснувшие у нее в глазах слезы. Потом она отняла руку, и Уинтер увидел, что рот ее перекосился от гнева.

– А также португальское. – Она произнесла «португальское» не с английским акцентом. – Я знаю, потому что она такая, как я. Она дочь Авраама.

– Я не могу это надеть, – с выводящим из себя спокойствием заявил мистер Мейкпис пять дней спустя.

Лишь огромным усилием воли Изабель удержалась и не закатила глаза.

– Цвета черный и коричневый. Вполне умеренные.

Мистер Мейкпис посмотрел на нее с сомнением, вероятно потому, что хотя бриджи и фрак его нового костюма и в самом деле были черными, а жилет коричневым, жилет можно было назвать умеренным лишь с очень большой натяжкой.

Фрак и бриджи были великолепно сшиты из мерцающего иссиня-черного шелка. Рельефные пуговицы украшали карманы, рукава, фалды и борта. И жилет. Жилет оказался настоящим шедевром. Изабель вздохнула, поглядев на внушительный торс мистера Мейкписа. И в самом деле было преступлением назвать цвет жилета коричневым. Он был прелестнейшего табачного оттенка, элегантно вышитый по краям и на клапанах карманов светло-зеленым, серебристым, нежно-голубым и розовым.

– Это, – сказала Изабель, откинувшись на спинку одного из диванчиков в своей гостиной, – самый изысканный жилет, какой я когда-либо видела. Даже герцог не постыдился бы его надеть.

Она не могла скрыть удовлетворения как от отлично сшитого платья, так и от того, что он наконец приехал к ней домой. После того урока танцев мистер Мейкпис слал извинения, избегая следующего занятия, даже просто встречи, вплоть до сегодняшнего вечера. Она уже начала опасаться, что отпугнула его окончательно.

Уинтер стоял перед зеркалом, смущенно теребя шейный платок. Потом бросил на нее ироничный взгляд.

– Я не герцог.

– Нет, но будете вращаться среди герцогов. – Изабель встала и схватила мистера Мейкписа за руку. – Прекратите. Вы сведете на нет все усилия специально нанятого для вас камердинера.

Мистер Мейкпис вдруг повернул свою руку так, что теперь держал ее пальцы. Он слегка склонил голову набок, глядя на нее своими загадочными карими глазами, а потом медленно – так невыносимо медленно – опустил голову и поцеловал кончики ее пальцев.

Она резко вздохнула и встретилась с ним глазами. Черт бы его побрал! Почему, бога ради, прикосновение губ этого мужчины к ее пальцам рождает в груди жар? И почему он с ней так играет?

– Как вам будет угодно, – пробормотал он, выпрямляясь.

– Мне угодно, – отозвалась она немного невпопад. Выхватила руку и разгладила юбки. – Карета ждет, если ваш приступ девичьей робости закончился.

– Вполне закончился.

– Вот и прекрасно, – фыркнула она, просто чтобы что-нибудь сказать, и положила кончики пальцев ему на руку, когда он повел ее к двери.

Вечер приятной прохладой овевал плечи, пока Уинтер помогал Изабель забраться в карету. Сегодня на ней было расшитое кремовое платье с тяжелыми пышными юбками, и Изабель пришло в голову, когда она усаживалась на сиденье, что цвета костюма мистера Мейкписа замечательно оттеняют ее наряд.

Она посмотрела на него, устраивающегося напротив. Что-то зашуршало, и она заметила, что карман его фрака оттопырился.

– У вас что-то в кармане? – спросила она. – Не могу поверить, что мистер Херт сделал карманы настоящими.

– Я попросил его. – Мистер Мейкпис взглянул на нее и вытащил какой-то мятый клочок бумажки. – Жаль было бы попусту тратить ткань на карманы-обманки.

– Но вы испортите силуэт, если будете что-то класть в карманы. – Изабель наклонилась вперед и вгляделась в клочок бумажки. – А это что такое?

Он пожал плечами.

– Это я нашел в руке маленького мальчика.

– Что это за мальчик, у которого она была? – спросила она, наконец поняв, что смотрит на красную восковую печать.

– Вы узнаете ее? – Его большой палец погладил выпуклость затвердевшего воска.

– Кажется, да. – Она забрала у него бумажку и подняла повыше в раскачивающемся свете кареты. – Да, тут изображение совы. Оно, безусловно, присутствует на гербе д’Арков. Это эмблема д’Арков.

Клочок с куском печати, судя по всему, был оторван от письма. На нем почти неразборчиво было нацарапано: «апл… али». Она посмотрела на другую сторону. Тут рукой явно образованного человека было написано: «12 октяб».