Текст книги "Свидетель защиты. Шокирующие доказательства уязвимости наших воспоминаний"

Алиби у него было твердокаменное, за исключением пятидесяти минут с 18:10 вечера, когда Тайтус покинул дом родителей, и до 19:00, когда он сделал звонок, который подтверждался записями междугородной телефонной компании. И Тайтус, и Шефер настаивали на том, что Тайтус позвонил Шеферу около 18:30 и что Шефер пришел в квартиру Стива между 18:45 и 18:50. Но никаких убедительных доказательств этого не было, и присяжные вполне могли бы решить, что Шефер лжет, чтобы прикрыть своего лучшего друга. И еще: потерпевшая говорила полицейским, что насильник подсадил ее в свою машину в 18:45, а звонок в полицию порта Сиэтла был зарегистрирован в 19:22. Покинув дом родителей, Тайтус физически не мог успеть подсадить голосовавшую девушку, отвезти ее в заброшенный дом, изнасиловать ее, добраться до дома и в 19:00 позвонить из дома по междугородному телефону.

Как ни сопоставляй и ни «растягивай» факты, невозможно втиснуть в пятнадцатиминутный временной интервал изнасилование и 20 минут езды.

В пользу Тайтуса свидетельствовало и сделанное потерпевшей описание одежды насильника. Нэнси ван Роупер рассказала полицейским, что насильник был одет в костюм-тройку кремового цвета. Между тем, когда Тайтус выходил из родительского дома, на нем были темные брюки, темный свитер и зеленая рубашка. Это подтверждается фотографиями, сделанными во время празднования дня рождения. Зачем Тайтусу понадобилось менять одежду перед изнасилованием? Но даже если бы кому-либо в прокуратуре удалось придумать вескую причину, побудившую насильника надеть костюм-тройку (а Тайтус утверждал, что такого костюма у него никогда не было), никто из них не смог бы замедлить время настолько, чтобы за двадцать минут (к 19:00) Тайтус успел переодеться, совершить изнасилование, еще раз переодеться и вернуться в свою квартиру. Это просто невозможно.

Самым сильным пунктом алиби Тайтуса было подтверждение времени совершения междугородного телефонного звонка, но были и другие весомые аргументы в его пользу. У прокурора не было абсолютно никаких вещественных улик, подтверждающих обвинение Стива Тайтуса в изнасиловании. Криминалистическая лаборатория штата тщательно изучила служебный автомобиль Тайтуса и одежду потерпевшей и не обнаружила ничего, ноль, никаких совпадений: ни образцов волос, ни волокон одежды, ни отпечатков пальцев – ни-че-го. Полиция порта Сиэтла обнаружила в «шевроле» Тайтуса восемнадцать отпечатков пальцев, но ни один из них не принадлежал потерпевшей. Полицейские взяли образцы синего винила с сидений «шевроле» (винила, а не вельвета, о котором говорила жертва изнасилования!) и протестировали их на наличие пятен спермы; и снова все анализы дали отрицательный результат. Волосы с головы насильника, снятые со свитера потерпевшей, не соответствовали образцам волос с головы Тайтуса.

К тому же вскоре появилась еще одна хорошая новость (можно сказать, просто сказочная): Западная криминалистическая лаборатория штата Вашингтон установила, что следы шин «мишлен», сфотографированные на месте изнасилования и ставшие важной составляющей обвинения, не могли быть оставлены автомобилем Тайтуса. Металлокордные радиальные шины являются стандартной опцией на многих импортных автомобилях, внешне похожих на «шевроле» компании Тайтуса.

Самым весомым доказательством против Тайтуса было опознание его потерпевшей. Нэнси ван Роупер опознала Стива Тайтуса как насильника, и у Хиллера не было никаких оснований надеяться, что она передумает в последнюю минуту. В суде она, несомненно, укажет на Тайтуса и произнесет убийственные слова: «Это он. Это сделал он». Хиллер знал, что в любом случае опираться на показания очевидцев – дело весьма сомнительное, но в случае изнасилования, когда жертва находится с глазу на глаз с напавшим на нее человеком, опознанию придается большее значение, нежели в других случаях. Жюри присяжных также может обратить особое внимание на эмоциональную травму, связанную с изнасилованием. Жизнь семнадцатилетней девушки искорежена случайным актом насилия, и вряд ли суд проявит в отношении обвиняемого хотя бы минимальную долю сочувствия.

Результат опознания насильника потерпевшей опровергнуть нельзя, но, едва взглянув на коллаж Паркера, Хиллер понял, что он в высшей степени «наводящий». Фото Тайтуса, сделанные «поляроидом», были примерно вдвое меньше остальных пяти пар фотографий. Кроме того, они отличались от других фотографий тем, что между фотографиями Тайтуса в профиль и анфас не было темной линии разграничения. К тому же на этих фотографиях Тайтус улыбался. На предварительном слушании Хиллер утверждал, что коллаж наводящий и его нельзя показывать присяжным, однако судья отклонил его ходатайство, постановив, что присяжные сами должны решить, является коллаж наводящим или нет.

Мало того, кроме опровержения результатов опознания, Хиллеру предстояло еще разобраться с поразительным сходством номерных знаков, описанных потерпевшей, и номерных знаков на машине Тайтуса. Согласно отчету детектива Паркера, потерпевшая утверждала, что начальные цифры временного номерного знака на заднем стекле машины насильника были 667 или 776. «Шевроле», предоставленный компанией Тайтусу, имел шестизначный временный номер 661–677.

В общем, тут имело место невероятное совпадение: две одинаковые машины одинакового цвета, с почти одинаковыми временными номерными знаками, управляемые двумя мужчинами, приметы которых соответствовали одному и тому же описанию, почти одновременно оказались почти в одном и том же месте. И прокурор обязательно будет концентрировать на этом внимание присяжных, настаивая на том, что такое совпадение является статистически невозможным.

Хиллер обратился в транспортное управление штата и выяснил, что недавно купленные автомобили действительно могли иметь похожие номера. Например, все временные номера, выданные в городе Олимпия, штат Вашингтон, в сентябре-октябре 1980 года, начинались с цифр 66. И вполне возможно, что другой автомобиль, купленный примерно в то же время, что и «шевроле» Тайтуса, имел почти идентичный номер.

По мере приближения даты суда (намеченного на февраль) Том Хиллер все тверже убеждался в полной невиновности своего клиента. Лично у него не было никаких сомнений в том, что Стив Тайтус стал жертвой ошибочного опознания. Однако при этом он все-таки не мог избавиться от ощущения беспокойства, потому что дело это было все-таки «скользким», неуправляемым и его результат был непредсказуемым. Все-таки Нэнси ван Роупер придет в зал суда, покажет пальцем на Тайтуса и будет утверждать – под присягой! – что ее изнасиловал именно он. На тот момент это была самая большая проблема для Хиллера.

Или почти самая большая, потому что на деле самой большой проблемой был сам его клиент. Стив Тайтус был до смерти напуган, и его страх принимал какие-то безумные, истеричные формы. Раз за разом Хиллер (тщетно) пытался успокоить Тайтуса. Он пытался приучить его сначала думать, а потом уже говорить, и расслабляться, чтобы по мере сил контролировать свой гнев. Но все, что он говорил, у Тайтуса в одно ухо влетало, в другое вылетало. День суда приближался, и Том Хиллер все чаще задумывался о том, что злейшим врагом его клиента Стива Тайтуса может оказаться он сам, Стив Тайтус.

* * *

Суд начался 25 февраля 1981 года и проходил в небольшом зале на третьем этаже здания суда округа Кинг. Свидетельская трибуна находилась всего в нескольких метрах от жюри присяжных, так что, когда потерпевшая давала показания, присяжные могли видеть даже слезы, наворачивающиеся ей на глаза. Прокурор Крис Вашингтон подробно расспросил ее о событиях, имевших место вечером 12 октября. В частности, он попросил точно указать время, когда некий мужчина подсадил ее в свой небольшой голубой автомобиль.

– Шесть тридцать вечера, – ответила она сразу и уверенно.

Тайтус и Хиллер смотрели друг на друга, причем лицо Хиллера выражало раздражение, а лицо Тайтуса – панический страх. Потерпевшая просто постфактум отвела стрелки на пятнадцать минут назад: с 18:45 на 18:30! И эти лишние пятнадцать минут уже позволяли предположить, что Тайтусу могло хватить времени (хотя и в обрез), чтобы совершить изнасилование и к 19:00 вернуться в свою квартиру. В ходе перекрестного допроса Хиллер рассчитывал указать на это несоответствие и заявить, что это шаг отчаяния стороны обвинения. Но если теперь Нэнси ван Роупер вспомнила, что насильник подсадил ее именно в 18:30, она имеет полное право заявить об этом в суде.

Прокурор показал потерпевшей коллаж и спросил, узнает ли она кого-нибудь на этих фотографиях.

– Да, – ответила она, указывая на фотографии Тайтуса.

– Вы видите этого человека в зале суда?

– Да, – снова ответила она, указывая на Тайтуса.

Прокурор попросил ее спуститься, пройти к столу защиты и подойти как можно ближе к Тайтусу, примерно на то расстояние, которое было между ними в вечер изнасилования.

Нэнси ван Роупер сошла со свидетельской трибуны, сделала несколько шагов по направлению к столу защиты, но не сумела совладать с собой и безудержно зарыдала. Хиллер, ошарашенный возмутительной тактикой прокурора, вскочил на ноги, выкрикивая возражения. Судья поспешно извинился перед присяжными, но Хиллер продолжал кричать во всю мощь своих легких, надеясь, что присяжные почувствуют его возмущение этим грубым нарушением закона. Судья попытался успокоить его, приняв его возражения и сделав замечание прокурору. Но непоправимое уже свершилось: присяжные закрыли лица и опустили глаза, отказываясь смотреть на Хиллера и Тайтуса.

Теперь в маленьком и не имевшем окон зале суда один за другим выступали свидетели со стороны обвинения. Забавно, что почти все выступавшие эксперты представляли доказательства, подтверждавшие невиновность Тайтуса. Так, специалисты из криминалистической лаборатории штата заявили присяжным, что они не нашли никаких доказательств того, что потерпевшая была в машине Тайтуса. Еще один специалист заявил, что ни один из отпечатков пальцев, снятых в «шевроле» Тайтуса, не принадлежит жертве изнасилования. На кусках синей виниловой обивки, вырезанных из сидений «шевроле» Тайтуса, не оказалось никаких следов спермы. Микроскопический анализ головных волос, обнаруженных внутри машины, показал, что ни один из них не принадлежит потерпевшей. Волокна от одежды, взятые из машины Тайтуса, не соответствовали ни одному из предметов одежды, которые были на потерпевшей в ночь изнасилования. Ни один из множества головных волос, снятых с синего свитера, который был тогда на потерпевшей, не соответствовал образцам волос, взятых с головы Стива Тайтуса.

Ни отвертку, ни нож в «шевроле» обнаружить также не удалось, хотя прокурор утверждал, что оружием, которое насильник приставлял к горлу жертвы, мог быть черный фломастер, найденный между сиденьем переднего пассажира и дверью.

Подошла очередь детектива Рональда Паркера. Полноватый, с открытым лицом и руками, сложенными на коленях, Паркер выглядел хорошим, порядочным копом. Спокойно, четко, твердым голосом Паркер заявил, что следы шин, которые он сфотографировал в ночь изнасилования, не являются следами шин автомобиля насильника. Он пояснил, что недавно он еще раз вместе с потерпевшей побывал на месте преступления, и она вспомнила, что насильник заехал на него по прямой и уезжал тоже по прямой. Следы же, которые были сфотографированы (и которые не соответствовали следам от «шевроле» Тайтуса), поворачивали вправо.

Хиллер слушал его в полном изумлении. Полиция просто изменила свою версию, выбросив из нее прежние доказательства, потому что они не подтверждали виновность Тайтуса, и вставив в нее новые доказательства, которые никак не подтверждались фактами и которые нельзя было проверить, но которые почти наверняка еще больше укрепили бы имевшееся у присяжных предубеждение против Тайтуса.

Несколько минут спустя Паркер нанес второй сокрушительный удар. Он заявил, что видел на заднем сиденье «шевроле» Тайтуса коричневую виниловую папку, именно такую, о которой говорила жертва изнасилования. Хиллер и Тайтус ошарашенно посмотрели друг на друга: в рапорте, представленном офицером полиции, осматривавшим автомобиль Тайтуса в ночь изнасилования, ни о какой папке и речи не было.

Но и это было еще не все. Паркер также представил отпечатанное на машинке заявление, которое, как он утверждал, было заявлением, добровольно сделанным Тайтусом после его ареста 14 октября, в котором он рассказал о том, где он находился в вечер изнасилования. Итак, Паркер выждал, пока до начала судебного процесса останется всего неделя, чтобы распечатать свои воспоминания о том разговоре, те самые воспоминания, которые Тайтус, увидев эту распечатку только в ночь перед тем, как Паркер огласил свои показания, назвал просто враньем. В этом заявлении Паркер утверждал, что Тайтус сказал ему, что в вечер изнасилования он приехал домой в 18:55 (а не в 18:30, как утверждал Тайтус с того момента, когда он впервые был допрошен Паркером рано утром 13 октября).

– Он лжец, – буркнул Тайтус себе под нос.

Хиллер коснулся рукой руки Стива.

– Стив, будьте осторожны! – шепнул он. – Вы не можете просто выйти туда и назвать его лжецом, иначе вы настроите присяжных против вас. Успокойтесь. У нас будет возможность сказать свое слово.

В ходе перекрестного допроса Хиллер раз за разом указывал на нестыковки в версии обвинения, утверждая, что внесенные в последнюю минуту изменения и манипуляции фактически являются жестами отчаяния, которые позволяют слабым аргументам выглядеть сильнее. Но впрямую подвергать сомнению показания потерпевшей и представителей полиции порта Сиэтла он не решался, опасаясь, что это сочтут жестом отчаяния уже с его стороны. В ходе перекрестного допроса потерпевшей Хиллер был мягок и деликатен и избегал неосторожных выражений и тем более нападок на нее, чтобы еще больше не оттолкнуть присяжных. Свой последний вопрос к ней он сформулировал весьма тщательно:

– Если бы я смог доказать вам, что в то время, когда произошло изнасилование, Стив Тайтус находился в другом месте, вы бы по-прежнему утверждали, что это сделал именно он?

– Да, – не задумываясь ответила Нэнси ван Роупер.

Хиллер посмотрел на присяжных, надеясь, что они отметят для себя этот момент. Он хотел показать им, что потерпевшая до такой степени «зациклена» на Стиве Тайтусе, что отвергнет любую, даже неоспоримую, железобетонную информацию, показывающую, что он не мог этого сделать. Хиллер надеялся, что из ее ответа на его последний вопрос присяжные поймут, что она опознала Стива Тайтуса безотчетно и необоснованно, в состоянии обсессии.

В своем заключительном выступлении перед присяжными Хиллер продолжал изображать хорошего парня с прямолинейным мышлением. Он пытался убедить присяжных в том, что совершается трагическая ошибка. Понятно, что никто не хочет сознательно навредить Стиву Тайтусу. Полиция просто пытается делать свою работу, но этот человек невиновен, он не совершал всех этих преступлений. Обратите внимание на все эти нестыковки. Нет абсолютно никаких доказательств его причастности к этому преступлению. Сверьтесь с фактами. Оцените их спокойно и рассудительно.

Но, когда он вновь занял свое место рядом с клиентом и поднял глаза на скептически настроенных присяжных, прищуривших глаза, он почувствовал, что и у него внутри нарастает страх. «Наверное, мне нужно было играть грубее, – подумал он. – Прокуратура играла нечисто. Они лгали, фабриковали и искажали доказательства, а мы вот приехали и сидим тут с улыбками на лицах и протянутыми руками. Проклятье!»

Хиллер вдруг почувствовал, что проигрывает дело. Все произошло так быстро, что не было времени все это осмыслить, но обвинение просто пригвоздило их к стене. Он читал это в глазах присяжных, это сквозило в позах, в которых они сидели, – повернув головы немного в сторону, как если бы боялись смотреть на него прямо. Он был уверен в том, что уже потерял некоторых из них. Сидя за столом защиты, он прочел про себя короткую молитву: «[Господи, ] не дай мне потерять их всех! Пусть устоит хоть один, только один – и тогда у Стива останется шанс!»

Присяжные совещались двенадцать часов. В первых двух турах они проголосовали за оправдание – восемь против четырех. В третьем туре мнения разделились уже иначе: семь против пяти, но и здесь большинство проголосовало за оправдание. Но спустя два часа, на четвертом и окончательном голосовании, присяжные все-таки согласовали свое решение: Стив Тайтус был признан виновным в изнасиловании первой степени.

В зале суда реакция на приговор была истерической. Родные Тайтуса орали на присяжных, а его невеста, рыдая, упала на пол. Судья поспешно приказал охранникам сопроводить присяжных из зала суда. Стив Тайтус сидел за столом защиты, уже осужденный и отстраненный от суеты.

* * *

В начале апреля 1981 года репортеру The Seattle Times Полу Хендерсону позвонил человек, представившийся Стивом Тайтусом. Тайтус говорил быстро, как будто боялся, что Хендерсон повесит трубку на полуслове. Его осудили за изнасилование, сказал он, но он не виноват, он стал жертвой ошибочного опознания. До вынесения окончательного приговора остается всего несколько недель. Не возьмется ли Хендерсон расследовать эту историю? Хендерсон закурил сигарету (может быть, уже сороковую за день) и стал слушать рассказ Тайтуса.

Тайтус рассказал ему обо всем, что было 12 и 13 октября: празднование дня рождения, возвращение на машине в свою квартиру, в 19:00 звонок возлюбленной. Он рассказал Полу о процессе, о том, как потерпевшая расплакалась в зале суда, как у нее в памяти время, когда ее подсадил в свою машину человек в костюме-тройке, изменилось с 18:45 на 18:30, и о том, как детектив Паркер лгал про следы шин и виниловую папку.

Хендерсон зажег новую сигарету. Что ж, из этого могла бы получиться история, и может быть, даже очень крутая. Голос собеседника чем-то зацепил его. Тайтус был на пределе.

Во второй половине того же дня Хендерсон ехал на юг по шоссе I-5 в городок Кент, примерно в 25 км к югу от Сиэтла. Он остановился, чтобы купить упаковку пива – 6 банок, и между тем прикидывал, как можно было бы оживить разговор. Он нашел нужное здание и постучался в дверь квартиры Тайтуса. Дверь ему открыл симпатичный мужчина с волнистыми каштановыми волосами и бородой, лет, наверное, тридцати. Хендерсон протянул ему руку, крепко пожал. Снял куртку, сел на диван, закурил и открыл пиво.

Следующие четыре часа он провел в гостиной квартиры Стива Тайтуса, слушая рассказ человека, находящегося в полном отчаянии. Причем примерно через час Хендерсон поймал себя на мысли: «Эге, да этот парень и правда, наверное, невиновен». Если бы Тайтус был виновен, он говорил бы медленнее, двигался медленнее и был бы более расчетлив в своих высказываниях. Он бы обстоятельно спланировал весь разговор, шаг за шагом. А ему этот разговор как будто пережимал глотку, казалось, что он на пределе: он то и дело подпрыгивал, судорожно перекладывал бумаги из одной стопки в другую и говорил, говорил без умолку.

Тайтус объяснил, что единственный способ, позволяющий надеяться на отмену приговора и выиграть следующий суд, – это представить «новые доказательства вещественного характера». Он показал на свой кухонный стол, заставленный высокими стопками полицейских отчетов, юридических документов и протоколов судебных заседаний. Каждую ночь он сидел до часу, а то и до двух, сравнивая рапорты и отчеты, перечитывая их снова и снова и пытаясь найти в них ошибки, противоречия и нестыковки. На момент беседы с Хендерсоном в его списке было уже семьдесят таких расхождений. Семьдесят!

Но для прокуратуры этого было недостаточно: их удовлетворили бы только «новые доказательства вещественного характера». На протяжении трех недель Тайтус стоял на обочинах Тихоокеанского Южного шоссе, выискивая глазами автомобили, которые подходили под описание, данное потерпевшей, или, что то же самое, очень похожие на «шевроле», за рулем которого в тот вечер был он сам. Однажды он заметил голубой «шевроле-цитейшен», спешивший на юг. Водитель был с бородой, да еще в желтовато-коричневом костюме и жилете. Тайтус «проводил» эту машину до Такомы, припарковался вне поля зрения водителя, записал адрес и номер машины и поехал домой. Но, когда он сверился с данными департамента автотранспорта, выяснилось, что этот автомобиль был приобретен уже после того, как произошло изнасилование.

Тайтус рассказал Хендерсону, что провел массу времени в департаменте автотранспорта, просматривая годовые отчеты продаж автомобилей и выискивая те, которые были приобретены в течение двух недель до 12 октября 1980 года. При этом просмотр бумаг у одного дилера занимал шесть-восемь часов; а всего местных дилеров было двадцать пять. Он платил сотруднице офиса, чтобы она продолжала поиски, но и той удача не улыбнулась.

– Я разорен, – сказал Тайтус. – У меня ничего не осталось.

Услуги адвоката в суде стоили ему 5000 долларов, услуги адвоката по кассационной жалобе – 10 000, освобождение под залог – 2500 долларов наличными. Частный детектив выставил ему счет на 1200 долларов. Работодатель Тайтуса сказал ему, что верит в его невиновность, но не может держать на работе человека, осужденного за изнасилование; уволить Тайтуса должны были в мае, и официальная причина увольнения состояла в том, что он «не справлялся с работой».

Тайтус допил пиво, положил банку на пол в кухне и раздавил ее каблуком.

– Знаете, я привык быть этаким беззаботным парнем, не особо задумывающимся о том, что и как, – сказал он. – Но это были старые добрые времена.

Чтобы изучить историю Стива Тайтуса, проверить и перепроверить все факты и подготовить материал для публикации, Полу Хендерсону потребовалось шесть недель. В пятницу 15 мая The Seattle Times опубликовала историю Тайтуса в изложении Хендерсона под названием «Битва одиночки за сохранение своего доброго имени» (One Man’s Battle to Clear His Name). Прочитав его статью (занимавшую в общей сложности более двух метров набора газетной полосы), судья решил отложить вынесение приговора на несколько недель.

В пятницу 29 мая The Seattle Times опубликовала вторую статью о деле Стива Тайтуса, и снова судья отложил вынесение приговора на неделю. Но для всех, кто верил в невиновность Тайтуса, это было что-то вроде наличия запасного комплекта тормозных колодок на лесовозе, везущем несколько тонн бревен и летящем вниз по 30-градусному склону со скоростью 130 км/ч: они чувствовали, как новая дата вынесения приговора стремительно надвигается на них, слышали визг тормозов, отчаянные гудки, чувствовали в воздухе густой запах паленой резины.

Как-то раз, посреди дождливого лета в Сиэтле, когда до даты вынесения приговора Тайтусу оставалось всего несколько дней, Хендерсон играл в крокет и пил пиво с приятелями. И вдруг откуда ни возьмись на него снизошло откровение, да такое, что у него перехватило дыхание. Какое удачное место преступник выбрал для изнасилования, подумал он, не выпуская из рук крокетный молоток и рассеянно наблюдая за дождевыми каплями, падающими с краев бейсболки. Все эти заброшенные, обреченные дома, заросшие дороги, кучи грязи и досок, тупиковые дороги, ведущие в никуда, – это же настоящий рай для насильника! А вдруг тот парень не ограничился одним разом? Что, если он возвращался туда и, может быть, даже не один раз? А вдруг какая-то другая потерпевшая обращалась в полицию и в полиции имеются соответствующие документы?

Понятно, что все это пока лишь «а вдруг?..» и «может быть». Хендерсон знал, что в полицию обращаются всего около 10 % жертв изнасилования. Может быть, повезет, думал он, а может быть, и нет. Он поехал домой, поспал несколько часов, а рано утром сел на телефон и начал звонить в отделения полиции в Кенте и Норманди-Парке с просьбой поднять протоколы: не зафиксировано ли, случайно, еще одно изнасилование на 22-й Южной авеню в сентябре-ноябре 1980 года?

Через два дня ему перезвонили. Детектив из отдела сексуальных преступлений департамента общественной безопасности округа Кинг сообщил ему, что да, было изнасилование в том же месте; соответствующую запись он обнаружил в конце одного дела «с низким приоритетом». Потерпевшая, пятнадцатилетняя девица, убежавшая из дома, сообщила об изнасиловании по телефону, но потом так и не пришла на запланированный допрос.

Это происшествие было зарегистрировано под номером 80–187676 в 2:40 ночи 6 октября 1980 года – тоже жертва автостопа на Тихоокеанском Южном шоссе. Хорошо одетый мужчина в голубом спортивном автомобиле остановился и предложил подвезти ее до Такомы. Свернул с шоссе, сказав жертве, что ему нужно навестить брата. Завез ее на пустынную грунтовую дорогу вблизи 22-й Южной авеню, приставил нож к горлу и сказал: «Делай, что я говорю, и я тебя не трону». Эта потерпевшая описала насильника как мужчину 29–30 лет с бородой и каштановыми волосами, одетого в желтовато-коричневую спортивную куртку, синие брюки-слаксы, в коричневом галстуке.

Ну, что и требовалось! Всё как заказывали: дата, цвет машины, борода, извинение за то, что придется свернуть с шоссе, грязная грунтовая дорога, оружие к горлу, угрозы. Полное совпадение по всем пунктам! Но самое приятное – что 6 октября был понедельник, и, значит, Тайтус должен был быть на работе.

Хендерсон позвонил в отдел кадров Yegen Seafood и попросил бывшего начальника Тайтуса, Боба Денниса, посмотреть личные дела сотрудников: нет ли там записей о том, где был и что делал Стив Тайтус в понедельник 6 октября 1980 года? Деннис нашел расходный счет, из которого следовало, что в понедельник 6 октября Тайтус получил возмещение за проезд 147 км: от своей квартиры в Кенте в деловую часть Сиэтла, потом обратно, в бар Ivar’s Seafood в графстве Кент, а потом в магазин компании в Федерал-Уэй.

– На какой машине он ездил? – спросил Хендерсон.

– «Понтиак-леман» 1979 года с кузовом универсал, – ответили ему.

Итак, 6 октября Тайтус ездил на грузопассажирском автомобиле, а тот, кто изнасиловал пятнадцатилетнюю беглянку, сидел за рулем спортивного автомобиля.

Хендерсон передал найденную им информацию в полицию, которая 6 октября установила местонахождение жертвы изнасилования (семейный приют в Такоме). Сержант Харлан Боллинджер подготовил коллаж с изображениями восьми бородатых субъектов, включая Стива Тайтуса, и показал его пятнадцатилетней потерпевшей. Если бы она указала на фото Тайтуса, его дела были бы плохи, даже несмотря на алиби, подтвержденное в сообщении из отдела кадров его компании. Но эта жертва изнасилования даже не взглянула на фото Тайтуса второй раз.

В понедельник 8 июня 1981 года, вооружившись результатами журналистского расследования Пола Хендерсона, адвокат Стива Тайтуса доказывал в Верховном суде, что в неоднозначном деле об изнасиловании появились «новые доказательства вещественного характера», которые дают Тайтусу право на новое судебное разбирательство. Прокуратура решительно выступила против направления дела на новое рассмотрение. Судья Чарлз Джонсон рассмотрел новые доказательства, отменил обвинение Тайтуса в изнасиловании, имевшем место 12 октября, и согласился с передачей дела на новое рассмотрение.

Три недели спустя, 30 июня 1981 года, прокуратура сняла обвинение со Стива Тайтуса и объявила имя нового подозреваемого в изнасиловании 12 октября: Дэнни Стоун, безработный торговец из Кента, штат Вашингтон. Стоуна и Тайтуса можно было принять за двойников: оба носили бороды и были примерно одинакового возраста, роста и веса. Дэнни Стоун был обвинен в изнасилованиях 6 октября и 12 октября, а также в изнасиловании, которое произошло в январе 1981 года, и в изнасиловании, совершенном всего за две недели до его ареста в июне, когда он уже был признан подозреваемым в трех случаях изнасилования.

Нэнси ван Роупер доставили в отделение полиции для опознания нападавшего вживую. Она посмотрела на Дэнни Стоуна через прозрачное зеркало и заплакала.

– Боже мой, – говорила она всхлипывая. – Что же я устроила мистеру Тайтусу?!

Дэнни Стоун сознался в этих изнасилованиях и был помещен в Западную государственную больницу в городе Стейлакум, штат Вашингтон, для прохождения программы лечения сексуальной психопатии.

* * *

На этом историю Стива Тайтуса можно было бы и закончить. Прокуратура и полиция порта Сиэтла должны были принести ему публичные извинения. Он должен был вновь соединить разрозненные куски своей жизни, вернуться на работу в Yegen Seafood, жениться на Гретхен и поднимать семью. Ему следовало бы просто вспоминать эти девять месяцев жизни как кошмар, который наконец закончился.

Система правосудия на некоторое время дала сбой, но в конце концов исправила свою ошибку. Стив Тайтус был оправдан, и ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что он с самого начала был невиновен. В общем, все хорошо, что хорошо кончается.

Но, по мнению Стива Тайтуса, дела обстояли совсем иначе. Он-то как раз считал, что все закончилось очень плохо. Yegen Seafood так и не предложила ему вернуться на работу. Прокуратура так и не принесла ему публичных извинений. Гретхен решила, что она не может жить с этим одержимым злобой человеком, который забыл, как это – улыбаться, и расторгла их помолвку.

Стив Тайтус не мог просто простить и забыть все это. Система, в которую он верил и думал, что она гарантирует ему справедливость, вдруг обернулась монстром и ни за что ни про что объявила его виновным в тяжком преступлении. Она лишила его работы, невесты, сбережений, наконец репутации. Она разрушила его жизнь, и он хотел заставить кого-то заплатить за то, что с ним сделали.

В жаркий солнечный день в середине августа 1981 года я поехала на Пайонир-сквер, чтобы встретиться с Ричардом Хансеном и Дэвидом Алленом, адвокатами по уголовным делам, с которыми я работала по другим случаям предположительно ошибочного опознания. Пайонир-сквер находится в старой, исторической части Сиэтла, с брусчаткой, вековыми кирпичными зданиями, четырехзвездочными ресторанами и небольшими барами. И еще это место сбора людей городского «дна»: пьяниц, попрошаек, бездомных нищенок, обитающих на тротуарах и только что окрашенных парковых скамейках. Я припарковала машину на улице в нескольких кварталах от адвокатской конторы, прошла по тротуарам через странную толпу, состоявшую из попрошаек с протянутыми руками и прекрасно одетых джентльменов, спешащих на важные деловые встречи, и вошла в Пайонир-билдинг, самое старое офисное здание в Сиэтле, если верить Национальному реестру исторических зданий.

Мы встретились в библиотеке трехэтажного здания, где находилась контора Дэвида и Ричарда, в комнате, отделанной темным деревом и обставленной целыми шкафами тяжелых юридических томов в красных кожаных переплетах и с крупным золотым тиснением. Ричард познакомил меня с Полом Хендерсоном, который оказался мужчиной лет, может быть, сорока, худощавым, с редеющими волосами, застенчивой улыбкой и как бы приплюснутым носом. Он походил на боксера полусреднего веса, который в этот день пропустил слишком много ударов.