Текст книги "Франкл и Бог. Откровения психотерапевта о религии и Боге"

Где чудо вьет себе гнездо

Вероятно, далеко не каждый на месте Франкла возвел бы маленький кусочек мрамора в ранг Божественного указания. Если человек в каждом случайном стечении обстоятельств будет стараться угадать высший замысел и руководство к действию, это может выродиться в серьезную психическую проблему. Слишком легковерные люди быстро запутаются в сплетении эзотерических гипотез, лишенных всякого основания и направляющих прямиком на ложный путь.

Франкл был в этом отношении крайне осторожен. Понятно, что осколок мрамора – это всего лишь кусок камня. Однако в высшей степени примечательно, что именно он бросился ему в глаза в минуту сомнений и нерешительности. Велика ли была вероятность, что Франкл именно в день получения желанной визы каким-то непонятным образом споткнется о пятую заповедь? Вероятность была практически нулевой, не так ли?

Случай – то место, где чудо вьет себе гнездо – или лучше сказать, может свить, так как всегда существует лишь возможность события.

Мы, люди, не можем уверенно диагностировать, случайность это или нечто большее. Когда мы надеемся на чудо, мы обычно думаем о сверхъестественном, но подлинные чудеса не отменяют законов природы. Они не нарушают причинной обусловленности бытия, скорее они используют ее, используют случай. И происходят они чаще всего втайне. Лишь изредка в наших душах проскальзывает смутное ощущение чуда…

В любом случае только естественное бытие может стать носителем сверхъестественного смысла.

Что могло бы произойти, если бы родители были Франклу не так дороги? Или если бы он был с ними в плохих отношениях? В этом случае бегство в Америку означало бы исполнение сразу двух его желаний: избежать нацистского террора и избавиться от семейных неурядиц. Что мог бы этому противопоставить маленький осколок? Мог ли он вообще учесть все обстоятельства?

Не вытекает ли отсюда, что для чуда должна существовать дополнительная предпосылка, а именно – любовь? Другими словами: не значит ли это, что у любящих ощущение чего-то чудесного появляется чаще, чем у не-любящих? Франкл писал:

Вероятно, по аналогии уместно будет вспомнить, что однажды сказал о человеке великий врач Парацельс: «Не познавший Бога слишком мало любит Его». Вероятно, здесь и нужна та внутренняя восприимчивость.

Да, нужна! «Восприимчивость» – ключевое слово, когда речь идет о нашей глубокой привязанности – к живому существу, к другому человеку, ко всему, что для нас свято. В результате бесчисленных бесед с пациентами я убедилась, как много зависит от того, восприимчив человек к жизненным ценностям или нет. Если не– или мало– восприимчив, то ценностей для него как бы вовсе не существует. И этот вакуум становится причиной перебоев в работе его жизненного двигателя. Влюбленность, возможно, и слепа, но

любовь не слепа, она зряча, мало того – ясновидяща.

Любовь способна познавать. Ведь она видит внутренние ценности своего объекта. А восприятие ценностей наполняет нас счастьем и делает способными предчувствовать чудесное и помогать ему осуществиться. Жизненный двигатель работает. И пусть для этого порой необходимы болезненные жертвы и ограничения – жизненный двигатель работает…

Можно ли не верить в «Ты» другого?

На свете много такого, чего мы не видим, но оно тем не менее существует. Взять хотя бы «Ты» другого человека. «Ты» – это духовная составляющая, помещенная в психофизическую телесность.

К примеру, когда мы рады встрече с другом, с которым привыкли делиться своими мыслями, мы, скорее всего, будем смотреть ему в глаза, но можем глядеть и на кончик носа, скользить взглядом по бороде или по прическе. Мы произносим: «Как я рад тебя видеть!» Но мы говорим это не глазам, не кончику носа или поросли на щеках. И наша радость относится не к глазам, кончику носа или бороде. Мы обращаемся к невидимому «Ты» дорогого нам человека. И радуемся встрече с этим «Ты».

В произнесении слов участвуют наши губы, язык, голосовые связки. Однако опять же не рот, не язык и не голосовые связки здороваются с другом. Наше невидимое «Я» приветствует невидимое «Ты» другого. В обычной повседневности это кажется нам само собой разумеющимся. И все же стоит особо отметить, что мы верим в существование «Я» и «Ты» по ту сторону всякой материализации – и верим в это всю жизнь.

Можно сказать, что Бог – личный Бог религиозного человека, на которого направлено его сознание, – это, по сути, не что иное, как извечное «Ты».

Так отчего же мы удивляемся, что это извечное «Ты» остается для нас невидимым?

Многие тысячелетия люди стремились воплотить его в зримый образ. Но разве не приносит огромного утешения возможность в любой момент обратиться к этому невидимому извечному «Ты», поверить Ему все свои тревоги и наполниться радостью от свидания с Ним – свидания, для которого глаза и седая стариковская борода совсем не нужны.

С кем мы беседуем, когда остаемся одни?

А если свидание с «Ты» омрачается недоверием? Если контакт с изначальным «Ты» гибнет в скепсисе и сомнениях? Франкл сформулировал такое определение Бога (причем сделал это в юном возрасте – ему было всего 15 лет!), которое мог бы принять любой человек. Вот это определение:

Бог – наш собеседник в те сокровенные минуты, когда мы остаемся наедине с собой.

При таком определении уже не имеет значения, какую позицию – теистическую или атеистическую – занимает человек. Агностик убежден, что общается с самим собой. Его ничто не смущает, когда он сам себе излагает свои мысли и заботы и сам с собой ищет утешения и успокоения. Возможно, где-то на заднем плане диалога и проблескивает некое «Ты», возможно, человек даже чувствует это, но – оставляет без внимания. Верующий гораздо отчетливее ощущает, что в своем полном уединении он не один. И никогда не оставался один. И никогда не будет один. Но и верующий подчас теряет это ощущение, испытывает мучительные сомнения. Тогда ему приходится советоваться с самим собой, и это тоже может оказаться чрезвычайно полезным. Для Франкла было неважно, действительно ли абсолютное одиночество абсолютно или только кажется таковым. Зачем об этом спорить?

Он с улыбкой замечал, что Бог, конечно же, не обидится, если кто-нибудь перепутает его с собственным «Я».

Образ, который видит любящий

Гимн любви, который проходит через многие работы Франкла, производит сильное впечатление. Но не устарел ли он сегодня?

Может быть, кто-то скажет, что это только идеал, но однозначно это тот идеал, к которому стоит стремиться. Ведь реальная любовь к другому человеку направлена не на то, что этот человек имеет – веселый характер, тугой кошелек или престижную работу. Все это «имущество» недолговечно и легко может быть утрачено. Любовь всегда подразумевает самого человека – то, чем он является по своей сути и что отличает его от любого другого: его бытие и его неповторимую внутреннюю природу.

Когда человека любят вот так, безоговорочно, без расчета на возможную выгоду и без упора на его внешние привлекательные черты, это стимулирует раскрытие его талантов и внутренних ресурсов.

Потому что тот, кого любят, всегда стремится стать достойным того, кто его любит, стараясь все больше и больше соответствовать его представлениям о себе, и тем самым становится все более и более похожим на тот образ, каким его замышлял и хотел видеть Бог.

Можно сказать, что любящий извлекает на свет все лучшее из того, кого он любит, он видит это лучшее прежде, чем оно начинает проявляться в жизни. Изречение Песталоцци: «Вы должны любить человека, если хотите изменить его» – несомненно справедливо. Ведь и в области педагогики критика и обвинения – не самые хорошие средства. Разумеется, лишь сам человек способен изменить себя, но что побуждает его работать над лучшим в себе? Нередко лишь тот факт, что рядом есть, по крайней мере, один человек, который верит в существование этого лучшего.

Любовное созерцание – радость для ангелов

Одиссея Франкла – его скитания по фашистским концлагерям – продолжалась несколько лет. Все эти годы он был разлучен со своей женой Тилли и лишь после освобождения узнал о ее смерти. Но разлука не разрушила существовавшую между ними духовную связь. В книге о пережитых в те дни ужасах Франкл рассказывает, как по дороге «на работы», еле волоча ноги, подгоняемый пинками надзирателей, он думал о своей жене. Этот прекрасный эпизод свидетельствует о том, что и в самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций человек способен к созерцанию. Что даже посреди невыносимых страданий можно испытать сердечную радость, мысленно обращаясь к образу любимого человека.

Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.

В то время, когда Франкл терпел издевательства надсмотрщиков на строительстве дорог, он еще не знал, жива ли вообще его жена. Однако, по его словам, это нисколько не влияло на существовавший между ними духовный диалог. Он чувствовал, что и тысячи могил не могли бы стать помехой этой связи.

Привязанность к любимому человеку преодолевает любые расстояния и препятствия, и даже смерть не в силах уничтожить ее. Конечно, любовь стремится к телесному проявлению, но как же мало она зависит от телесности! Духовные нити, из которых она соткана, способны устоять перед материальным разрушением, и поэтому она сильнее смерти.

Способность к выходу за свои пределы

Франкл первым среди ученых-психологов заговорил о способности человека к ценденции, то есть к выходу за пределы самого себя – по направлению к другому человеку или к смыслу. Не секрет, что брутальное, низкое, прискорбное и гибельное в человеке привлекало не только репортеров, успешно продававших свои скандальные расследования средствам массовой информации и игнорировавших все, что заслуживало похвалы и благодарности общества. Ученые демонстрировали ту же склонность к негативным явлениям – просто потому, что они казались им более интересными по сравнению с нормальным поведением. Одна за другой возникали многочисленные теории мотивации, в которых человек представал исключительно эгоцентричным существом. Согласно этим теориям, какие бы цели ни преследовал человек, чего бы он ни хотел – удовольствий, власти, денег, признания или повышения качества жизни, – в конечном итоге все его планы и действия вращаются вокруг его собственного маленького «Я», вокруг его сохранности, безопасности и благополучия.

Франкл не мог примириться с подобными взглядами. Для него такие направленные на себя самого устремления были проявлениями животного начала. Он считал, что настоящее человеческое заявляет о себе на более высоком уровне, и говорил о человеческом измерении, открытом навстречу всему миру.

Быть человеком – значит… отдавать себя делу, которому ты посвятил жизнь, человеку, которого ты любишь, или Богу, которому ты служишь.

В полной мере человек становится собой лишь тогда, когда не замечает, забывает самого себя. Готовность конкретного человека заботиться о ком-то другом больше, чем о своих собственных нуждах, была для Франкла несомненным признаком его душевного здоровья.

Намерение – от нас, а результат?

Сегодня любой человек может, заплатив порядочную сумму, прослушать спецкурс для менеджеров или поучаствовать в коуч-семинаре, где ему подробно расскажут, как нужно осуществлять сделки и проводить сложные переговоры, чтобы в итоге прийти к успеху и получить максимальную выгоду. Но Франкл предостерегал от фиксирования на результатах. При этом преданность делу – важнейшее свойство человека – еще не гарантирует хеппи-энда. Воодушевление, самозабвенный труд и творческая инициатива хотя и содействуют процветанию предприятия, но не исключают вероятности, что какое-то непредвиденное обстоятельство вдруг разом перечеркнет все прекрасные замыслы. Ведь каждому знакомы возникающие порой в нашей жизни нагромождения из неожиданных препятствий, которые невозможно обойти или устранить. Если хочешь, чтобы в твоей душе царили любовь и оптимизм, будь готов принять и разочарование.

Останавливаясь на этой проблеме, Франкл советовал следить за чистотой и четкой определенностью своих стремлений, а не озираться по сторонам, стараясь уловить признаки личного успеха и восхищенные взгляды окружающих.

Намерение исходит от нас – результат от Бога. К какому окончательному результату Божественное провидение перенаправит наше стремление, предугадать едва ли возможно. Нужно просто делать свое дело самым добросовестным образом.

Просто делать – а там будь что будет. Стремление во что бы то ни стало чего-то добиться или что-то сохранить вообще опасно, даже если речь идет о духовных благах. Чем судорожнее человек штурмует свои цели, чем больше рассчитывает на силовые и принудительные меры, тем быстрее скатывается к фанатизму, к готовности идти по трупам – включая свой собственный. Напротив, тот, кто предоставляет высшей воле решать, какими будут итоги его усилий, не только хорошо справляется с разочарованиями, но и в ситуации счастливого результата уберегает себя от высокомерия и самонадеянности.

Сотворение кумиров и отчаяние

Высокомерие – такая черта, о которой психотерапия может сказать многое. Если коротко, оно нам не пристало. Нельзя возносить до небес то, что к небесам не относится. Ни себя самого, ни других или другое.

Что касается «себя самого». Франкл рассматривал самопоклонение, свойственное современному человеку, как источник нигилизма новейшего времени.

Почувствовав себя выброшенным из центра Вселенной, человек с тем большей готовностью поставил себя, по крайней мере в духовном отношении, в центр бытия, на место Бога.

В качестве трагического примера поклонения ложным идолам Франкл называл политику «крови и земли», которую когда-то проводила Германия. Сколько «крови» и «земли» потеряла в результате немецкая нация! Нарциссизм всегда приводит к отчаянию. То же самое происходит и когда место кумира занимает кто-либо другой или что-либо другое. Например, когда женщина говорит мужчине: «Без тебя я не могу жить», – то это отнюдь не любовный лепет. Такие слова возлагают на мужчину слишком тяжелую ношу и оказывают на него нешуточное давление. А если однажды он все-таки уйдет, то женщине гарантировано тяжелейшее отчаяние. Аналогичные последствия ожидают и людей, творящих себе идолов из своих детей, своей работы, своего дома или своей молодости. Нужно уметь отпускать от себя все, что дарит нам жизнь, и сохранять при этом душевное равновесие. Все земное имеет смысл лишь на своем месте и в свое время, но не сверх того, и в своем объеме, но не сверх того. Люди, которые жадно стремятся ухватить побольше, неизбежно остаются с пустыми руками.

Достаточно просто знать, что отчаяние, в сущности, всегда имеет лишь одну причину: абсолютизацию одной-единственной ценности.

Ценности и Божий суд

Выстраивание разнообразной системы жизненных ценностей дает много преимуществ: во-первых, удовлетворяет потребность в общении, поскольку в социальном окружении всегда найдутся люди, которые разделяют те или иные из ваших ценностей; во-вторых, повышает вашу приспособленность к жизни – ведь при вынужденном отказе от одной ценности[2]2
  Слово «ценность», как в научном языке, так и в разговорной речи, может иметь разные значения. Здесь оно употребляется в широком смысле, как краткое обозначение того, что человек считает важным и правильным.


[Закрыть] вы можете легко переключиться на другие; в-третьих, предохраняет от однобокости, от сотворения кумира с вытекающими из этого опасными последствиями.

Но откуда берутся наши ценности? Из чего? Из ума? Чем измеряется ценность вещей?

Лишь от одной абсолютной ценности – от Бога – получают свою ценность вещи. Только когда мы приносим их на Божий суд – только тогда мы можем распознать подобающую им ценность.

В сущности, все наши ценности «держат место для Бога» (выражение писателя Рихарда Бер-Гофмана).

Франклу, как психиатру и психотерапевту, пережившему Холокост, были хорошо знакомы все закоулки глубочайшего человеческого отчаяния. Поэтому стоит прислушаться к его утверждению о том, что в основе любого отчаяния лежит страсть к обладанию, заставляющая человека «удерживать на привычном месте» вещи, которыми он хочет обладать и за которые цепляется изо всех сил, вместо того чтобы добровольно отпустить их и освободить место – для Бога.

Карающий Бог фрау Котек

Высказывая подобные мысли, не вторгался ли психиатр Франкл в область теологии, где он был всего лишь дилетантом? Иногда его в этом упрекали. Но он умел защищаться и доказывать несправедливость упреков. Для него было очевидно, что психотерапия и религиозное душепопечительство имеют разные цели, и эти цели должны быть четкими и неразмытыми. Цель психотерапии – душевное исцеление, а цель религии – спасение души.

И религия, и психотерапия имеют свои заданные направления, и та, и другая должны вырабатывать собственные ориентиры и методы. Однако используемые методы могут давать побочные эффекты. Не только медикаменты оказывают побочное действие, о чем написано в любой аннотации к лекарственным средствам, но и серьезные, волнующие беседы человека с человеком. Если при приеме лекарств побочное действие, как правило, нежелательно и малоприятно, то при умело проведенном профессиональном диалоге с пациентом оно нередко бывает удивительно отрадным.

Крайне полезные «побочные эффекты» могут возникать в точках пересечения психотерапии и религии.

К примеру, умное духовное наставничество при известных обстоятельствах способно (причем не преднамеренно) скорректировать невротический зажим, постепенно смягчая переполняющий душу человека первичный страх. И наоборот, тесное и длительное общение с психотерапевтом нередко способствует укреплению первичного доверия пациента к миру и его возвращению к корням своей религиозности. Приведение в действие целительных сил – и целительных побочных эффектов – это задача и религии, и психотерапии.

В качестве типичного примера эффективного перекрещивания врачебной и религиозной заботы о человеческой душе можно привести диалог Франкла с одной престарелой дамой, жизнь которой подходила к концу. В своей книге он дал ей вымышленную фамилию Котек. Поначалу она уверяла, что довольна прожитой долгой жизнью. Рассказывала о прекрасных событиях. Потом заговорила об ударах судьбы, которые ей пришлось вынести. В ходе беседы прозвучала такая фраза: «Понимаете, господин профессор, я думаю, что страдание – это кара. Ведь я верю в Бога».

На это Франкл задал ей такой вопрос: «Но скажите, фрау Котек, разве страдание не может быть испытанием? Разве не могло быть так, что Бог захотел посмотреть, как фрау Котек переносит страдание?»

Так постепенно в процессе диалога она задним числом осознала, что мужественно переносила неотвратимые невзгоды и что это – большое достижение. Это заставило пациентку пересмотреть свои представления о Боге. Затем Франкл вернулся к ее воспоминаниям о счастливых событиях. Все они остались в прошлом, и ни одно из них не могло из этого прошлого исчезнуть. Разве мыслимо отнять у нее то, что по праву и навеки стало частью ее единственной и неповторимой жизни: честный труд, искреннюю радость, моменты счастья, захватывающие происшествия и с достоинством осиленные трудности? Фрау Котек была простая женщина, но она сразу поняла смысл послания Франкла. Она умерла со словами: «Моя жизнь – это памятник, так сказал профессор… Моя жизнь была не напрасной».

Религия и сознание

Франкл очень серьезно занимался изучением основ антропологии. С самого начала своей врачебной карьеры он старался рассматривать человеческое бытие не только в его единстве и целостности, но и в его разнообразии и многомерности. В результате ему удалось провести грань между психофизической связью человека со своим телесно-душевным организмом, его зависимостью от исправного функционирования тела, с одной стороны, и духовной свободой и индивидуальной автономией личности – с другой. Это разделение стало основой для разработки соответствующих лечебных стратегий. Франкл выступал за то, чтобы лечение предпринималось «всегда в правильном измерении бытия», и в этом состоит его неоспоримая заслуга. Умирающему от голода не поможешь мудрыми словами, а разочарованному жизнью – куском хлеба. При серьезных психиатрических проблемах необходимы медикаменты, тем, кто страдает тревожными расстройствами, требуется мужество и хорошая порция юмора, а ищущим и амбициозным людям нужна осмысленная цель. Чтобы найти правильную точку приложения врачебных усилий, необходимо знать особенности, отличающие данного человека от остальных, и причины их возникновения. И не впадать в ошибку однозначного истолкования – то есть не приписывать появление этих особенностей только действию подсознательных влечений, или только усвоенным когда-то сведениям, или только процессам в мозге.

Одним из феноменов сознания человека Франкл считал религию.

Феномен религии имеет сугубо человеческую природу и представляет собой духовное измерение, присущее только человеку —

в отличие от когнитивно-эмоционального компонента телесно-душевного организма, который есть и у животных. Духовность открывает человеку уникальную возможность проникнуть в мир смысла и ценностей, в мир этоса, пафоса и логоса.