Текст книги "Источники осознанной жизни. Преврати проблемы в ресурсы"

• • •

Устойчивость найденных смыслов у людей старшего поколения может быть нарушена не только давнишними травмами. Другая опасность подстерегает их со стороны фиксации на достигнутом. Так называется желание во что бы то ни стало оставить у себя, удержать что-то или кого-то, иначе жизнь теряет смысл. Удивительно, насколько часто главная проблема обращающихся за психологической помощью людей сводится к обладанию тем или иным объектом, которого они жадно домогаются или яростно держатся. Я помню одного разведенного мужа он никак не хотел оставить в покое свою бывшую жену, постоянно ловил малейшие знаки ее расположения, забрасывал ее письмами, донимал телефонными звонками и разными предложениями и, естественно, каждый раз получал все более решительный отпор. Его можно было пожалеть, но образумить было невозможно. Вспоминаю и другого мужчину, чья престарелая мать завещала половину своего дома человеку, долгое время заботившемуся о ней, взявшему на себя весь необходимый уход. Ее сын годами обивал пороги судов, чтобы вернуть себе незаконно, как он считал, отнятую у него половину дома, – все было напрасно. В конце концов он заработал хроническую болезнь желудка. Или вот еще один пример – начальница частного детского сада, которая ни за что не хотела уходить на пенсию. Ее взгляды на воспитание устарели, мебель и прочий инвентарь срочно нуждались в замене, сотрудницы стонали от ее авторитарного руководства, родители роптали, а сама начальница постоянно жаловалась, что работа отнимает у нее последние силы. Мой совет передать детсад в молодые руки она полностью проигнорировала. Некоторое время спустя, проезжая мимо этого садика, я увидела, что он закрыт.

С возрастом к нам должно прийти понимание, что все, чего мы добились и чем владеем, – это лишь «ссуда на срок», и она подлежит возврату. У того, кто легко отдает, руки всегда свободны, чтобы принять новые прекрасные дары.

Трудно объяснить, почему самые серьезные проблемы с «возвратом ссуды» возникают именно у состоятельных людей, – однако об этом говорят результаты научных опросов. Почему бедные отдают с гораздо большей готовностью, чем богатые? Возможно, богатые испытывают опасения, что не смогут жить, если их состояние уменьшится, – опасения, которых начисто лишены бедные.

Смысл обладания такими атрибутами власти, как деньги, влияние, авторитет, неимоверно возрастает, если эти земные займы используются для конструктивного участия в судьбе окружающего мира и людей. А это значит не просто наконец услышать чей-то остававшийся без ответа крик о помощи. Это значит поддерживать крупные проекты, заслуживающие поддержки. Никакой Вагнер не смог бы создать величественный и впечатляющий оперный спектакль, если бы не нашлось человека, предоставившего ему материальные средства, сцену и оркестр; никакой Колумб не смог бы открыть новый континент, если бы не было того, кто обеспечил его кораблями и припасами. Конечно, эти примеры взяты далеко не из повседневной жизни, но и в малом можно использовать свои возможности так, чтобы они приносили реальное благо, а не только проценты. Все, приносящее благо, уменьшает страхи и создает «воздух», которым глубоко дышит душа.

• • •

Мы видим, что источники осмысленной жизни, деятельности и мышления никогда не иссякают. Они берут свое начало не только в благополучии и богатстве, но и в конфликтах, стрессах и травмах. Они протекают и через юность, и через старость. И мы всегда имеем возможность укрепить свои силы их драгоценной влагой.

Каждое время несет свои испытания и свои дары, или, говоря словами Франкла: «У каждого времени свои неврозы и свои методы лечения». То, что мы, европейцы, так долго живем в мире и избавлены от ужасных эпидемий и голода, – колоссальный подарок. Разнообразные технические устройства, достижения медицины и повсеместно возросший уровень образования – все это превосходно. Однако мы постоянно сталкиваемся и с теневыми сторонами этого прогресса. Можно бесконечно возмущаться киберпреступностью, финансовыми скандалами, кражей секретных данных и т. п., но я предпочитаю встать на точку зрения Конфуция: чем жаловаться на темноту, лучше зажечь свечу. Зажечь свечу – это может каждый. Всегда и везде. Именно там, где он находится. И именно в своем теперешнем состоянии. И с тем крестом, который лежит у него на плечах.

Черпать силы в литературе
Почему читающие люди счастливее других?

О целебной силе чтения написано уже немало. В чтении есть что-то от волшебства. Текст, пусть даже самый мудрый, нельзя прописать, как лекарство, и ждать, когда он окажет свое благотворное действие. Нужно, чтобы личность была готова принять его в себя и вступила с ним в контакт в подходящую минуту – только тогда проявится его исцеляющая сила. Эффект может быть молниеносным. Ниже я процитирую несколько ценных высказываний.

Людвиг Мут (Ludwig Muth): «Когда речь идет о целительной силе чтения и о воздействии на нас книг, на первый план выходят смех и слезы, сопереживание, фантазия и постижение мудрости… Человек вживается в чужую судьбу и возвращается к собственному прошлому, стряхивает рассеянность и приходит к самому себе. Глубокий смысл культуры чтения открывается там, где мы выходим за пределы банального получения информации. Едва ли найдется автобиография, в которой книги не играли бы решающей роли. И что же при этом кажется авторам достойным упоминания, особенно значимым и весомым? Отнюдь не приобретение полезных знаний, приумножение профессиональной компетенции или удовлетворение поверхностного любопытства. Они подчеркивают те моменты, когда во время чтения что-то в них шевельнулось, пришло в движение, когда был преодолен внутренний застой. У чтения есть нечто общее с процессом, который Ангелус Силезиус пытался пропагандировать такими словами: „Мой друг, раз ты живешь, все время будь в пути: Вперед, от света к свету следует идти“[3]3
  Цит. по: Европейская поэзия XVII века. М.: Худож. литература, 1977.


[Закрыть]. Если смотреть под этим углом, становится понятной четко зафиксированная исследователями поразительная тенденция: ревностные читатели – более счастливые люди. И наверняка не потому, что на них обрушивается меньше ударов судьбы. А скорее всего, потому, что благодаря постоянному чтению они научились осмысленно относиться к неприятным событиям и правильно определять их место в своей жизни, и еще потому, что благодаря постоянному погружению в мир мыслей и образов они достигли более высокой степени человеческой зрелости. Исходя из этого, привычку к чтению можно рассматривать как ежедневную терапию без психотерапевта»[4]4
  Peter Raab [Hg.], Heilkraft des Lesens, Herder, Freiburg, 1988, s. 33.


[Закрыть].

Виктор Э. Франкл: «Нужная книга в нужную минуту не раз спасала людей от самоубийства, об этом мы, психиатры, знаем не понаслышке. В этом смысле книга настоящее подспорье в жизни – и подспорье в смерти»[5]5
  Viktor E. Frankl, Das Leiden am sinnlosen Leben, Herder, Freiburg, 1991, s. 112.


[Закрыть].

Петер Рааб (Peter Raab) писал в статье, опубликованной в одном из академических журналов: «Каждый психотерапевт знает, как боятся люди самостоятельных решений и личной ответственности и как широко это распространено. Прочитанный текст нередко рассеивает страх перед независимым жизнестроительством, перед жизнью вообще и перед ее неизбежным концом, показывая чужой опыт, убеждает человека, что не все потеряно, что жизнь еще может наполниться смыслом, может состояться, несмотря на всю ее кажущуюся никчемность. Чтение текста, отвечающего внутреннему состоянию человека, побуждает его задуматься о своей жизни со всей серьезностью. Взаимодействие с текстом на экзистенциальном уровне создает условия для усиленной работы сознания и способно дать толчок глубокому экзистенциальному процессу личностного созревания, в результате которого к человеку приходит душевная ясность и успокоение. <…> Приобщение к чужому успешному опыту жизнетворчества заставляет нас отбросить старые костыли, перестать обманывать себя и возлагать надежды на негодные стратегии выживания – а это и есть главное, в этом, собственно, и проявляется целебная сила чтения. Мы получаем в свое распоряжение богатый положительный опыт, который воодушевляет и укрепляет нас и значение которого выходит далеко за рамки его собственной ограниченности»[6]6
  Peter Raab, Die Heilkraft des Lesens entdecken, 1990.


[Закрыть].

Дитрих фон Энгельгардт (Dietrich von Engelhardt): «С античных времен врачи, философы и писатели делились результатами своих наблюдений, излагали свои мысли о литературных текстах как лекарстве и поддержке, как инструменте психотерапии и медицины, важном не только для профилактики, лечения и реабилитации, но и для диагностики. Они писали, что художественные тексты способствуют достижению взаимопонимания с врачом или с родными и друзьями, помогают в конечном итоге любому человеку лучше справляться с болезнями и кризисами, страданиями и страхом смерти. Книга может отвести от беды и указать нужное направление, послужить примером для подражания или устрашить, она может иметь непосредственную связь с собственной жизнью читающего и с его конкретной болезнью или не иметь с ними ничего общего, может оказаться полезной и при осуществлении практических целей, и при истолковании метафизических вопросов. <…> Говоря словами Кафки, в любом случае она должна быть „топором, разрубающим лед замерзшего моря внутри нас“»[7]7
  Dietrich von Engelhardt, Bibliotherapie, in: TW Neurologie Psychiatrie 6, Karlsruhe, 1992, s. 447.


[Закрыть].

Отто Бетц (Otto Betz) обратился к сказкам: «Большинство сказок – это путевые истории. Если хочешь узнать мир, нужно пуститься в путь, чтобы открыть неизвестное. Мир больше, чем изначально предполагают. Тот, кто любит удобства и боится расстаться с ними, кто довольствуется приобретениями, сделанными в прошлом, ничего не добавит к познанию Творения. Без внутренней заинтересованности, причем с известной долей воодушевления, без живейшего удовольствия от эксперимента познание невозможно. Но тот, кто решился отправиться навстречу неизвестному, должен иметь в виду, что избранный им путь может оказаться ложным, в лучшем случае обходным. Или же ему может повстречаться некто предостерегающий и вразумляющий и станет увещевать его возвратиться назад, потому что тропа, по которой он идет, приведет его к погибели. <…> Выразить в упрощенной форме, какую интенцию несет та или иная сказка, всегда затруднительно, но, наверное, было бы справедливо утверждать, что большинство сказок ориентированы на призыв расчистить свое внутреннее пространство для счастья, реализовать свой человеческий потенциал – все, что заложено в человеке, должно раскрыться как можно полнее. К тому же эти истории пронизаны верой в преодолимость любых препятствий и трудностей»[8]8
  Otto Betz, Die Schöpfung geht weiter, Sonderdruck, 1995.


[Закрыть].

• • •

Эти высказывания принадлежат людям, которые подробно изучали врачующую силу литературных текстов. Все исследователи сходятся на том, что принцип надежды, присущий мировой культурной традиции, с древнейших времен проникал в мифы, предания, сказки и легенды. Истории, естественно зародившиеся и созревшие в народной гуще, будь то сказания о караванах или религиозные притчи, имеют одни и те же характерные черты: они содержат в себе поучение и обещание. Поучение это, попросту говоря, урок умения жить. В качестве «темы урока» берется один из возможных взглядов на человеческую жизнь и деятельность, либо способствующий, либо препятствующий удовлетворенности жизнью. С обещанием дело обстоит несколько сложнее. С одной стороны, оно связано с сутью поучения: придерживайся полезных взглядов, и у тебя будет хорошая и правильная жизнь. С другой, волны тончайших намеков выносят его далеко за пределы житейской практики, обещание становится подлинным вестником надежды – надежды на то, что благоприятный выход в принципе возможен даже для самой запутанной и проблематичной жизни.

Сегодня и поучения, и обещания утратили значительную долю своей былой популярности. Люди с предубеждением относятся к всезнайству и добрым советам авторитетных личностей. По-настоящему ценным считается лишь собственный опыт, а это довольно редкая вещь. Обещания, которые кажутся оторванными от реальности, воспринимаются скептически. Вера в «здоровый мир» и в возможность его установления в будущем исчезла. При такой сверхчувствительности и таком недоверии люди лишили себя шанса находить помощь и совет в народных сказках и легендах, а ведь они могли бы дать импульс к поиску пути в кризисной ситуации. Как мы увидим дальше, при известных обстоятельствах сказки и легенды способны принести утешение даже в случае жизненного краха – в том измерении, которое перекрывает саму смерть.

Чтобы проиллюстрировать сказанное конкретными примерами, я хочу предложить читателю восемь коротких текстов. Я попытаюсь рассмотреть их на предмет поучительного потенциала и связать с методами оказания психотерапевтической помощи. Затем я постараюсь выделить скрытое в них обещание, причем оба его лика:

– должное, высвечивающееся в «напряженном поле между сущим и должным» (Франкл), в котором постоянно протекает наша жизнь, и – указание на «сверхсмысл» (Франкл), некий «последний предел», где наши надежды еще могут осуществиться, даже если мы уклонились от должного. Как прекрасно сказал художник Пауль Клее: «Искусство ведет игру с предельными сущностями, само того не сознавая, и все-таки достигает их».

Ямка в песке

В изложении легенды из жизни великого учителя Церкви – Блаженного Августина (354–430) говорится:

Когда Августин был еще молод, он проходил однажды по пустынному морскому берегу. Перед лицом могучей стихии бушующего моря он стал размышлять о таинственных силах, не позволяющих Вселенной пребывать в состоянии покоя. Он ломал себе голову и строил разные предположения, как вдруг заметил ребенка, который весьма старательно переливал с помощью раковины морскую воду в небольшую ямку, вырытую в песке. Августин остановился и некоторое время наблюдал за его действиями, а потом спросил, чем тот, собственно, занимается. Ответ был до смешного неразумным: «Я хочу перенести море в эту ямку!» Но когда Августин с улыбкой заметил, что это абсолютно невозможно, мальчик ответил: «Скорее можно влить в эту ямку воду всех морей, которые есть на земле, чем постичь человеческим разумом тайну Творения».

Поучение, содержащееся в тексте, неоспоримо. «Склонись перед тайной» – так сформулировал бы его Франкл. Не желай невозможного, не пытайся познать пути Господни!

Вспоминаю одну свою пациентку. Это была 63-летняя женщина, которую мучили сильные страхи. Когда ей предстояла поездка, она еще за несколько недель начинала думать, что будет делать, если заболеет за границей. Вспоминала газетные статьи о загрязненных и ядовитых пищевых продуктах и во всех деталях воображала себе, как будет беспомощно лежать в душном гостиничном номере, страдая от колик и не имея сил перенести обратную дорогу домой. Так же панически реагировала она и на другие внештатные ситуации и события своей жизни и чувствовала себя более-менее уверенно, лишь будучи затянутой в твердый корсет однообразного домашнего распорядка. Это вызывало большую досаду ее супруга, непоседливого и предприимчивого пенсионера. Почему она всегда и везде видела только негатив? Может быть, горький опыт прошлого раздувал в ней эти страхи? Возможно, но лишь отчасти. Ее отец погиб на войне, со своим отчимом она не поладила, из интерната сбежала к своей старшей сестре. Все это, конечно, было не самым лучшим вступлением к собственной симфонии личностного становления. Но затем наступил длительный спокойный период – 18 продуктивных лет работы в качестве лаборантки. Несмотря на изменчивые и несколько неуравновешенные отношения с окружающими, это было время постепенного человеческого созревания. Наконец она вступила в брак, в котором и пребывала до сих пор. В общем и целом, слишком мало оснований для хронического пессимизма.

Однако существовал еще один пункт. Пациентка была воспитана в строгом религиозном духе.

В 1970–1980-х годах, когда в обществе возобладала скорее антирелигиозная тенденция, нашу героиню вместе с другими подхватила модная волна «самореализации». Позднее она отошла и от этого, но почвы для новой веры так и не обрела. По ходу разговора у нее вырвались такие слова: «Я не могу примириться с тем, что в мире так много зла. Меня это бесконечно угнетает.

Тысячи невинных людей страдают, гибнут в военных столкновениях или от голода, вынужденно покидают родные дома – лучше бы им вовсе не родиться. Повсюду кризисы и опасности, все больше конфликтов и насилия, все страшнее стихийные бедствия, и несчастьям не видно конца. Не может быть, чтобы „милостивый“ бог спокойно терпел все это. Или бога нет вообще, или это злой бог, который махнул рукой на созданный им мир и предоставил ему идти к своей погибели».

Что я должна была на это ответить? Я чувствовала, что между невозможностью вписать теневые стороны жизни в свои представления о мире и боге и паническим ожиданием проявления этих теневых сторон в собственной жизни пациентки существует связь. Лично мне в этом отношении всегда помогало и помогает доверие к миру. Можно ли его «передать» пациентке? Я достала текст с легендой об Августине и положила его на стол перед ней. Она прочла.

– Может море вместиться в ямку? – тихо спросила я.

Пациентка молчала. В ней происходила внутренняя работа. Наконец она подняла глаза и улыбнулась.

– Да, так оно и есть, – сказала она, – конечно же, мой рассудок – это всего лишь маленькая ямка. Есть вещи, которые в нее не помещаются. Наверное, мне нужно просто перестать задавать вопросы о том, чего я не понимаю.

– И перестать делать выводы, – добавила я.

Пациентка засмеялась:

– Пожалуй, вы правы.

Она снова посерьезнела.

– Но во что же мне тогда верить?

– А что говорит ваше сердце?

– Оно все еще мечтает о милосердном боге моего детства…

– Прекрасная мечта, – ответила я не задумываясь, – сохраните ее. Вспоминайте о ней перед каждым отпуском, перед каждой предстоящей в жизни переменой и при всех обстоятельствах, которые внушают вам страх. Вы говорите, это мечта вашего детства? Но ведь и Августину весть была сказана устами ребенка. Детское – но не ребяческое! – часто считается символом всего истинного, неподдельного, еще не искривленного нашим мизерным разумом размером с ямку в песке… Пациентке удалось возродить в себе детскую мечту о милосердном боге, и с ее помощью она постепенно преодолела свои страхи.

Таковы «поучительные возможности» этого текста. Теперь давайте выясним, в чем заключается его скрытое обещание. Приблизительно его можно сформулировать так: «В мире есть вещи и события, смысл которых не открывается тебе, так как ты все равно не смог бы его понять. Но рано или поздно тебе откроется, почему ты не можешь его понять, – тебе будет даровано знание о границе твоего понимания».

Пусть тот, кто недовольно поморщится, прочитав эти строчки, подумает вот о чем: свои границы понимания имеют и люди, и животные, но только человек знает эту границу – и тем лучше, чем больше он знает! Величайшие ученые всех времен всегда видели границы достигнутых познаний отчетливее, чем все остальные. Следовательно, знание границы понимания – это чисто человеческая особенность. Вместе с тем знание о границе уже содержит в себе пронизанную предчувствием догадку о том, что лежит по ту сторону этой границы. И если содержанием посюстороннего является доступный человеческому пониманию и, к сожалению, чрезвычайно хаотично устроенный мир, то наличие границы предвещает потустороннее со сверхчеловеческими порядками и сверхчеловеческими истинами, которое не поддается нашему пониманию, но которое можно доверчиво «вообразить» себе как «бесконечно другое».

Каждый раз, когда мы в отчаянии наталкиваемся на свою границу, в нас каким-то необъяснимым образом прорастает предчувствие того, что лежит «по ту сторону границы», – это и есть обещание, заключенное в легенде.

Гусеница

У немецкого поэта Рудольфа Отто Вимера есть такие стихи:

 
Шансов нет. Шесть метров асфальта.
Двадцать машин проезжает в минуту.
Пять грузовых. Тягач. И конная фура.
 
 
Гусеница ничего о машинах не знает,
О велосипедах, мопедах и пешеходах,
Не знает даже, какой ширины асфальт.
 
 
Но знает она, что на той стороне
Сочная зелень растет, пригодная в пищу.
Ей хочется есть. Ей надо добраться.
 
 
Шансов нет. Шесть метров асфальта.
Она ползет. Ползет на коротеньких ножках.
Двадцать машин проезжает в минуту.
 
 
Ползет наугад. Без спешки. Без страха.
Пять грузовых. Тягач. И конная фура.
Ползет, и ползет, и ползет,
И вот доползает.
 

Поучение, содержащееся в этом стихотворении, лежит на поверхности, хотя может быть двояко истолковано и неправильно понято. Оно сводится примерно к следующему: «Твердо иди своим путем, несмотря на трудности! Шагай свободно и без страха!»

Можно ли это понимать как призыв к легкомыслию? Или к бездумному следованию минутным прихотям? Конечно же, нет. И разумеется, речь здесь совсем не о том, каковы реальные шансы на выживание у насекомых, которые в поисках пищи очутились на автобане. В этом символическом стихотворении гусеница стремится к сочной съедобной зелени, как человек стремится к максимально привлекательной для него цели, черпая силы в своем воображаемом представлении о ней. Влечение гусеницы к зелени – это аллегорический образ человеческого влечения к осуществлению смысла. Интуиция побуждает «ее» («его», кого-либо вообще) во что бы то ни стало перебраться «на ту сторону», пройти через опасную зону возможных отклонений и провалов.

Однажды ко мне обратилась 16-летняя девушка с нарушением пищевого поведения, которая восемь месяцев провела в психиатрической клинике и была выписана оттуда без заметных улучшений. После клиники она вернулась к старым привычкам, в результате учебу в гимназии пришлось прервать, подруги от нее отвернулись, отношения с матерью стали хуже, чем когда-либо прежде, все хобби были заброшены, и самооценка юной особы снизилась до нулевой отметки. «Из меня уже ничего не выйдет» – эта фраза была одной из первых, услышанных мною от нее.

16 лет – и никаких видов на будущее. Я не стала терять время на предысторию. В медицинском заключении из клиники все было подробно изложено, восемь месяцев – достаточно долгий срок, чтобы реконструировать произошедшую трагедию. Сначала ужас от создавшегося у взрослых любовного треугольника и последующего развода родителей, затем постоянно перегруженная работой мать и частое пребывание дочери-подростка в одиночестве. Быстро нашлось «замещающее удовольствие» – еда; это привело к чрезмерному лишнему весу и насмешкам со стороны одноклассников. Чтобы отделаться от обидного прозвища «жирная свинья», девочка после каждой еды засовывала в рот палец и вызывала у себя рвоту. Булимия развивалась своим чередом. Строжайшее голодание сменялось неконтролируемыми приступами обжорства, начались проблемы с кровообращением, мать ругалась, ушедший из семьи отец от всего дистанцировался, учеба не давалась, нервное истощение было не за горами. Озабоченные учителя советовали обратиться к врачам, психолог рекомендовал лечь в больницу, врачи в клинике прописывали седативные средства и требовали дисциплины. Настроение девочки колебалось между депрессией и бунтом. После пары брошенных вскользь обещаний покончить жизнь самоубийством ее в конце концов надолго заперли в закрытом спецотделении, где ею овладела полная апатия. Все средства были исчерпаны, и перегруженной работой матери возвратили ее ребенка в плачевном состоянии и без перспективы выздоровления. И вот эта 16-летняя пациентка сидела у меня и читала стихотворение Отто Вимера, которое я пододвинула к ней. «Шесть метров асфальта… Двадцать машин проезжает в минуту… Ты на коротеньких ножках…» Прочитав его, она начала плакать. Она плакала и плакала. «Это все про меня», – с трудом разобрала я сквозь всхлипывания. Я ждала. Поток слез не иссякал, но я понимала, что ей нужно время, и не торопила ее. Постепенно она вернулась к реальности.

– Послушай, – сказала я, – я хочу увидеть зелень. Опиши мне зелень по ту сторону асфальта! – Там нет зелени. Там все серо!

Пришлось переждать новый приступ рыданий, прежде чем мы вместе смогли сосредоточиться на желанной зелени. И наконец сформировался отчетливый образ: окончание школы, друзья, которые принимают тебя всерьез, танцы в шикарном платье, летнее путешествие с отцом.

– Превосходно, – подытожила я, – а теперь вперед на коротеньких ножках! Шаг за шагом. Промедление и паузы не допускаются. Смотреть по сторонам тоже запрещено. Я буду идти рядом с тобой, пока не кончится асфальт. Это была тяжелая, кропотливая работа: перевод из гимназии в основную среднюю школу с перспективой продолжить образование по ее окончании, посещение «группы коррекции веса», где она получала знания о диетах и разумном питании, примирение с матерью и регулярные контакты с отцом, занятия спортом, вокалом и танцами.

Первые хорошие отметки и сброшенный в результате здорового образа жизни вес повысили самооценку девочки. Личные деньги, заработанные во время летних каникул, и явный интерес, проявленный к ней со стороны сразу двух парней, также способствовали этому. Был лишь один рецидив, когда ситуация стала критической, однако грузовик не раздавил юную «гусеницу», проехав всего в нескольких сантиметрах от нее.

В данном случае текст сдержал свое скрытое обещание. Обещание достижения цели, даже если на первый взгляд кажется, что шансы напрочь отсутствуют. Обещание достижения цели при условии, что у тебя хватит терпения и мужества. Я не отваживаюсь судить о том, насколько велико это обещание в его полном объеме. В творческой игре «с предельными сущностями» оно приобретает гораздо бо́льшие масштабы, чем мы предполагаем. Ведь если под «гусеницей» подразумевается человек со всем присущим ему достоинством, то можно считать, что она достигла бы цели даже в случае своей гибели под колесами грузовика.