Текст книги "Правила игры"

– Они в Центре, наверное, – в результате выдавила она.

– Вы ушли потихоньку, – констатировал мужчина.

– Да. Я хотела немного…

– Побыть одна. И подвергаете риску не только свою жизнь, это ваше собственное право, вы ведь взрослая, но и их жизни и их профессиональные карьеры только ради своего минутного каприза. – Теперь он высказал упрек, который она чувствовала с самого начала. Эти карие глаза так безжалостны, но безжалостны справедливо.

– А как вы думаете, убийца тоже отдыхает? Брюн и не думала об этом.

– Понятия не имею, – пробормотала она.

– А представляете, что будет с вашими телохранителями, если вас убьют, когда вы вот так бродите одна, без них?

– Я сама ушла от них, – ответила Брюн. – Они ни в чем не виноваты.

– С моральной точки зрения – нет. С профессиональной – да. Их работа охранять вас, независимо от того, помогаете вы им в этом или нет. Если вы ускользнете от них и вас в это время убьют, виноваты будут они.

Он остановился. Брюн не знала, что ему ответить, и тоже молчала.

– Значит, вы разозлились и случайно попали к нам. Сделали заказ. Начали осматриваться. Заметили необычный декор…

– Ну да, останки погибших кораблей. Это же ужасно…

– А вот в этом, юная леди, вы не правы. Получив неожиданный отпор, Брюн сразу бросилась отстаивать свою точку зрения:

– Ужасно! Ужасно! Зачем хранить куски мертвых кораблей, да еще записывать на них имена погибших? Разве это не жуткая игра со смертью?

– Посмотрите на меня, – произнес мужчина. Брюн удивилась, но сделала, как сказал он.

– Смотрите, смотрите хорошенько. – Он отодвинул коляску от стола и показал на свои ноги – короткие обрубки. Брюн рассматривала со страхом и любопытством и замечала все новые и новые следы старых серьезных ранений.

– Телохранителю не полагается барокамера, – комментировал мужчина. – Она и так небольшая. Друг запихнул меня в спасательный челнок, и когда старина «Катласс» взорвался, я был в безопасности. А когда меня подобрали, ноги спасти было уже невозможно. И руку тоже, хотя удалось найти хороший протез. Ножные протезы мне тоже сделали, но у меня был настолько поврежден позвоночник, что пользоваться ими я уже не мог. Что касается головы… – Он наклонил голову, чтобы Брюн получше разглядела сложное переплетение шрамов. – Эти я получил в другой битве, еще на «Пелионе», тогда на меня обрушилась часть обшивки.

Он улыбнулся, и она заметила, что лицо с одной стороны тоже обезображено.

– И потому вам, юная леди, не понять, что для меня значит этот кусок внешней обшивки «Катласса», который здесь использован вместо стойки. И для всех тех, кто сюда приходит, тоже. Что для нас значат столовые приборы с «Парадокса», «Изумрудного города» и «Дикой кошки», посуда с «Дефенса», «Грэникуса» и «Ланкастера». Все в этом баре сделаны из останков кораблей, на которых мы служили, воевали, были ранены и выжили.

– Все равно мне кажется, что это ужасно, – сквозь зубы процедила Брюн.

– Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали? – спросил он.

– Да.

– Расскажите мне об этом.

Она не верила, что все это происходит с ней. Рассказать ему про остров, про Лепеску? Но его взгляд выражал ожидание, а еще эти шрамы и то, что он считает ее молодой и неопытной. В результате она заговорила, сама не зная почему:

– Мы, мои друзья и я, отправились как-то на один из островов Сириалиса на воздушном омнибусе. Сириалис – планета моего отца.

Она и не думала хвастать, но прозвучало именно так. С ума сойти. Мужчина не обратил внимания.

– Мы не знали, что встретим нарушителей… врагов. Мужчина… он был офицером Флота…

– Имя?

Она не хотела говорить, но не знала, как поступить.

– Адмирал Лепеску.

Ей показалось или действительно мужчина переменился в лице? Трудно сказать.

– Он и его друзья, по крайней мере нам сказали, что это были его друзья, перевозили преступников. Это тоже они нам так сказали…

Мужчина заерзал, она чувствовала, что ему не терпится узнать все до конца.

– И вот, он вместе с друзьями перевез этих людей на остров, чтобы охотиться там на них. Охотиться на этих так называемых преступников. Сам Лепеску и его друг жили в рыбацкой хижине на соседнем острове и каждый день прилетали на охоту. Те, на которых охотились, все вместе смастерили какое-то подобие оружия и сбили наш омнибус. Они думали, что это Лепеску. Они захватили нас. Когда они увидели, что ошиблись, мы поняли, что тоже превратились в жертву, охотиться будут и на нас. Лепеску должен был замести следы своих преступлений.

– И никто не знал, что он находится на планете? – В голосе мужчины звучали нотки недоверия.

– Отец потом обнаружил, что одного из комендантов орбитальных станций подкупили. В системе Сириалиса всегда много перевозок, а тут еще пик охотничьего сезона, в это время постоянно кто-то приезжает, кто-то уезжает, вот и не заметили на одной из станций незарегистрированный корабль.

– Понятно. – Все еще с недоверием, но кивком дал понять, чтобы она продолжала.

– И вот мы с Раффой отправились в укрытие, которое я знала еще с детства, – опять заговорила Брюн. Она чувствовала внутреннее напряжение, чувствовала, что начинает потеть. Она без особого удовольствия вспоминала ту ночь и последующие дни, поэтому постаралась как можно быстрее все рассказать: как они с Раффой убили по одному нарушителю и забрали у них оружие, как обнаружили, что нарушители отравили воду, как бежали в пещеру и про последнюю битву там, когда Херис Серрано убила самого Лепеску.

Выражение лица мужчины сразу изменилось при упоминании имени Серрано, но сказал он только одну фразу:

– Значит, вы сами убили того, кто хотел убить вас…

– Да…

– Вам понравилось убивать?

– Нет! – Она сама не ожидала от себя такого взрыва.

– Вы испугались?

– Конечно. Я испугалась. Я не… не…– Она чуть было не сказала «чудовище, как все военные», но вовремя сдержалась.

– Не убийца, как мы? – переспросил он. Брюн удивленно уставилась на него. Что он, читает ее мысли? Не может такого быть. А он со вздохом продолжал:

– Хотел бы я, чтобы когда-нибудь люди перестали недооценивать военных, считая, что те не могут испытывать нормальные человеческие эмоции.

– По-моему, у Лепеску они отсутствовали, – сказала Брюн.

– Лепеску – это отдельный вопрос, – ответил он. – Он чуть не покончил с семейством Серрано, чуть не убил Херис. И вообще, он убил больше наших людей, чем враги во всех сражениях, в которых ему доводилось участвовать. Но он исключение. Даже в его семье есть хорошие офицеры, правда, теперь конец их карьере.

Он сделал большой глоток пива, поставил кружку на стол и снова внимательно посмотрел на Брюн.

– А теперь снова вернемся к вам. Что же вас так разозлило?

– Спор.

– С кем?

– С Эсмей Суизой, – ответила Брюн и тут же снова разозлилась. – Она, совсем как вы, считает, что я просто избалованная дочь богатых родителей, шатаюсь по вселенной ради собственного развлечения. И у нее хватило смелости… наглости все это мне высказать. Еще она сказала, что мне не хватает нравственных качеств.

– А это не так?

– Конечно нет!

– Что же тогда вы считаете целью своей жизни? Что вы делаете, чтобы оправдать свое существование? Зачем вы появились на свет?

В его голосе не было ни похвальбы, ни критики. Но ответы, которые приходили ей на ум, казались глупыми, бессмысленными. Она дочь своего отца; она живет, чтобы… чтобы быть дочерью своего отца. Нет. Она совсем не хочет быть просто дочерью своего отца, но больше ничего придумать она не могла.

– Я помогала людям, – тихо выдавила Брюн.

– Хорошо, – ответил он. Непонятно, с насмешкой или нет. – Так делает большинство людей, кто больше, кто меньше. На том острове вы спасли жизнь подруге. Очко в вашу пользу. Может, это и есть ваша миссия, спасать жизни людей, убивая тех, кто сам хочет убивать? Если так, должен признать, вы совершенно не подготовлены к этой миссии, хотя по другим вопросам знаете и умеете больше, чем нужно.

– Я… не знаю, – и Брюн снова глотнула пива.

– М-м-м. Вам сейчас двадцать пять, двадцать четыре, так? В вашем возрасте большинство молодых людей, выросших в другой среде, без преимуществ, которые имели вы, обычно уже более или менее знают, в каком направлении двигаться. Посмотрите на офицера, с которой вы спорили. В ваши годы она уже выбрала профессию, уехала из дома, хотя ей пришлось выдержать противостояние родственников, и добилась в выбранной сфере значительных результатов. Она не шаталась в поисках приключений.

– Только потому, что я богата…

– А вот этого не надо. – Теперь в его голосе звучало презрение. – Богатство тут совсем ни при чем. Например, ваш отец – достойнейший труженик, его миссия заключается в том, чтобы служить Династиям и своему собственному семейству в том числе. Ваша сестра Клемми еще до замужества выбрала себе профессию врача, и ее способности и знания служат людям. Вы же хотите помогать друзьям, а сами болтаетесь по жизни, словно заблудившийся котенок.

– Да, но…

– И я бы сказал, что лейтенант Суиза права. Вы отличная леди, Брюн Мигер, но и только. А в один прекрасный день, если не разовьете в себе душевных сил, вы окажетесь в ситуации, с которой справиться уже не сможете, и ничто вам тогда не поможет.

Брюн с негодованием смотрела на него, отвечать ей было нечего.

– Все мы бывали в подобных ситуациях, – немного помолчав, продолжал он. – И тогда становится ясно, что одного ума недостаточно. Физической силы тоже недостаточно. Жизнь готовит такие ловушки, с которыми ни ум, ни сила справиться не могут. И умные, и сильные люди, бывает, сходят с ума или, того хуже, переходят грань добра и зла, как Лепеску. Они убеждены, что должны получать все, чего ни захотели бы. Поэтому человеку нужны нравственные, духовные силы.

– И вы считаете, что их у меня нет? Он пожал плечами:

– Не мне о том судить. Я бы сказал, что вы их еще не продемонстрировали. Вы не показали, что можете видеть себя такой, какая вы есть на самом деле, а самокритика – это один из ключей, отмыкающих источник внутренних духовных сил. У вас есть задатки, как и у всех других людей, но вы их еще не развили.

– По-моему, вы сами не знаете, о чем говорите, – ответила ему Брюн. Она одним глотком осушила кружку с пивом. – Вы даже не представляете себе мою жизнь, не знаете, что я делала, и ваша лейтенант Суиза тоже ничего не знает. Думаете, богатство совсем ни при чем? Давайте я вам кое-что расскажу… Богатые очень рано хорошо запоминают первый урок жизни: никому нельзя верить, никому, только таким же богачам, как ты сам. И вы, флотские, ничем не отличаетесь от остальных. Вы не доверяете никому, кто не имеет отношения к Флоту. Что бы я ни делала, вам все будет мало. Вы все с самого первого дня решили, что я избалованная богачка, и вас уже никак не заставить переменить свое мнение. Если это вообще можно назвать мнением.

Брюн встала из-за стола и начала пробираться к выходу, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. С нее довольно. Не может же она одна добиться, чего хотела, если ей даже не дают такой возможности. Она уедет из Коппер-Маунтин, она сама будет решать, что ей нужно.

Когда девушка вернулась на базу, она уже немного остыла, и с телохранителями вела себя сдержанно и вежливо. Они так же вежливо отвечали ей. Было уже за полночь. Она слышала, как гудят машины. Наступило время отправки команд на занятия на местности. Если бы не последние события, Брюн тоже должна была бы ехать со всеми.

Она проверила, когда отходит первый шаттл и корабль. Конечно, без формальностей не обойтись, но она должна успеть со всем покончить до возвращения Эсмей. Она записалась на прием к коменданту базы на следующее утро и пошла к себе в комнату спать.

Когда утром она вошла в кабинет коменданта, по его лицу было ясно, что он уже все знает. Не успела она сесть, как он начал извиняться:

– Сера Мигер, насколько я понимаю, один из младших офицеров вела себя крайне недостойно…

– Вы следили за лейтенантом Суизой? Он откашлялся.

– За… вами, сера Мигер. Извините, но мы делали это, только чтобы обезопасить вас…

Нет, это невыносимо. Нельзя даже ни с кем поругаться!

– Ну что ж, значит, вы все слышали.

– Поведение лейтенанта Суизы недостойно офицера. Примите извинения от моего лица и от лица всего Флота…

– Не важно. Да, она говорила грубости, но дала мне ясно понять, что мои личные качества никого не интересуют. Из-за меня у вас у всех только лишние хлопоты, вам ведь приходится думать о моей безопасности. Я решила уехать.

– Ваш отец в курсе?

Она готова была ударить этого человека, но его вопрос еще раз подтверждал ее правоту.

– Как только откроется рубка, я поставлю его в известность. А потом на корабле Флота доберусь до ближайшего гражданского порта… – Она никак не могла вспомнить его название. – И там, возможно, найму корабль.

– Вам незачем так торопиться…

– Мне бы хотелось уехать до окончания занятий на местности, – сказала Брюн. Она твердо решила больше с Эсмей Суизой не встречаться. И с Барином Серрано тоже. Нетрудно представить, что скажет его бабушка.

– Понятно, – он сжал губы. – Наверное, в данных обстоятельствах вы приняли правильное решение, но смею вас уверить, что поведение лейтенанта Суизы не останется безнаказанным.

Усталость окутала ее внезапно, словно тяжелое одеяло. Ей не было никакого дела до лейтенанта Суизы, ей хотелось только быстрее уехать, уехать подальше от этих людей со всеми их педантичными правилами и непреклонной справедливостью.

– Я сделаю все, что необходимо, – сказала она и встала. Ей очень хотелось спать, она проспала бы неделю, не меньше. Но надо только немного потерпеть, она выспится, когда уедет отсюда, из этого несчастного места. Чтобы спокойнее пережить оставшееся здесь время, она надела привычную маску, улыбалась, когда это было нужно, пожимала руки, кому нужно, говорила комплименты, уверяла всех, что ни на кого не обижается, просто решила, что все это не для нее.

К вечеру пришел ответ от отца. Он сообщал, что вышлет в гражданский порт офицеров своей собственной милиции на замену телохранителям Королевской Космической службы. Он согласился с ее планом, что она проведет несколько месяцев в гостях у родственников и деловых партнеров семьи, а потом, к открытию охотничьего сезона, вернется на Сириалис. О том, доволен он или нет, Брюн судить не могла. В полночь по местному времени она села в шаттл, направлявшийся к ближайшей орбитальной станции…

Она тешила себя надеждой, что Эсмей Суиза в данный момент отнюдь не наслаждается жизнью.

Прошло тридцать часов с начала занятий на местности, и Эсмей уже сильно сомневалась в том, насколько правильно выбрала дополнительный предмет. Девушка успешно провела команду через первую треть маршрута, они безошибочно определили и прошли все препятствия. Но все сильно хотели есть, пить, страшно устали, а сама Эсмей чувствовала себя выжатой как лимон. Впереди лежало огромное пастбище, а за ним виднелся большой забор. Только бы добраться до этого забора, там они будут в безопасности. Пока им удавалось двигаться по маршруту, оставаясь незамеченными, но смогут ли они это сделать на открытом пространстве? Перебежать поле одним рывком было невозможно. Оставаясь на месте, они рисковали быть обнаруженными и потерять очки.

– Нам пригодился бы тоннель, – заметила Тарас. Конечно, она права, но не будут же они рыть тоннель.

– Может, удастся найти большую звериную нору?

– Сомневаюсь.

На инструктаже говорили, что все местные животные по весу не превышают пяти килограммов. Конечно, им многого вообще не сказали. Эсмей решила, что следует остаться на месте до наступления темноты, а потом осторожно, ползком двигаться в сторону забора.

Вдруг наступила полная темнота. Кто-то накинул ей на шею мешок. Она пробовала сопротивляться, хотя понимала, что все бесполезно. Девушка молотила кулаками воздух, зато ее били, не промахиваясь. От ударов Эсмей бросало из стороны в сторону, наконец она упала, ударившись головой обо что-то твердое. Во рту появился привкус крови, видимо, падая, она прикусила язык. Она не успела ничего сделать, как нападавшие уже схватили ее за руки и за ноги.

Наверное, Барин чувствовал тогда то же самое. Нет, ему было хуже, с ним ведь все происходило по-настоящему, но резкий голос, который угрожал ей, что будет больно, если она попробует сопротивляться, тоже был вполне реальным. Кто-то просунул руку в мешок, схватил ее за волосы и дернул голову назад.

Надо думать о чем-нибудь другом, так говорил ей Барин. Помогает, хотя очень не просто. В учебнике написано то же самое, значит, и другим помогало. Она почувствовала, что кто-то расстегивает ее рубашку, потом тела коснулось холодное лезвие ножа. Мысли сами по себе унеслись к событиям, происходившим с ней в далеком детстве.

Нет, об этом думать она не будет. Лучше думать о том, что может придать ей сил.

Она вспомнила о недавней ссоре с Брюн. Сейчас, в этой темноте, прорезаемой острой болью, ей на ум приходили все новые и новые слова, которые она хотела бы сказать девушке. Проходили часы, она потеряла им счет, но все отстаивала свою позицию, доказывала что-то Брюн, вспоминала все подробности, начиная с их первой встречи, представляла себя вместе с Брюн и Барином. Что каждый из них думает, что говорит, что они думают друг о друге. Словесные оскорбления схвативших ее людей превращались в ответы самой Брюн. Их удары она воспринимала, как удары Брюн.

Но в сцене, которую она мысленно разыгрывала, она тоже отвечала на атаки Брюн. Она знала, как ответить высокомерной девушке так, чтобы та, встав на колени, признала ее правоту, превосходство ее опыта, знаний и положения… Хотя бы в мыслях она добилась триумфа.

Она отдаленно понимала, что ее враги чем-то недовольны, но сейчас ее гораздо больше волновало то, что Брюн пыталась завладеть Барином, а она была намерена защищать не собственность, нет, а свое право на…

Все кончилось так же неожиданно, как началось. Вернувшись в мир реальных событий, Эсмей с трудом оторвалась от того, что происходило в ее вымышленном мире. Она почувствовала, как на руку ей брызнула холодная струя гипоспрея, и понемногу к ней стала возвращаться ясность восприятия.

Она открыла глаза и увидела улыбающееся лицо врача. Он произнес фразу-пароль, означавшую, что испытания окончены. Капитан-лейтенант Улис, такой же суровый, как всегда, помог ей подняться на ноги.

– Суиза, вы оказались крепче, чем я предполагал. Не знаю, о чем вы там думали, но это помогло вам выдержать испытание. Запомните на будущее, может пригодиться.

Она чувствовала сильную слабость, но не сразу заметила, что руки у нее забинтованы. Улис показал на руки и сказал:

– Вам придется около часа провести в барокамере. Раны не особенно серьезные. Все будет в норме.

Теперь она ощущала и боль. Улис протянул ей руку:

– Лучше держитесь за меня. Сейчас будет машина. Вы последняя…

– А моя команда? – спросила Эсмей.

– Все прошли, – ответил он. – Даже Тарас. Понятия не имею, как вам это удалось с ней, однако это так.

– Это ее заслуга, – ответила Эсмей. У нее было очень странное ощущение, видимо, действовало стимулирующее лекарство. Последним усилием воли она удержалась на ногах. Уже сидя в машине, Эсмей попыталась расслабиться, но это у нее плохо получилось. Может, еще не все кончилось, может, это просто одна из их хитрых уловок…

Она снова пришла в себя уже на базе, когда врачи укладывали ее в барокамеру, но одного взгляда на руки было достаточно, чтобы снова впасть в беспамятство. К тому же ей ввели успокаивающее.

Когда она снова вернулась к себе в комнату, единственное, чего ей хотелось, это выспаться и побыть одной. Боли больше не чувствовалось, шрамов на руках не осталось, но тело подсказывало ей, что произошло что-то страшное. Врачи сказали, что к утру она оправится, что часто после барокамеры люди чувствуют себя слегка странно и неуверенно.

Она решила даже не раздеваться. В этот момент сработало устройство внутренней связи.

– Комендант хочет увидеться с вами, как только вы сможете к нему прийти, – сказал голос в трубке. – Минут через десять.

Она постаралась отогнать сонливость, с трудом вымылась в душе и надела чистую форму. Что от нее нужно коменданту? Какие-нибудь административные формальности, но к чему такая спешка?

Глава 5

По виду коменданта сразу можно было сказать, что речь пойдет не об административных формальностях. Эсмей вся внутренне собралась. Наконец он заговорил:

– Насколько я понимаю, вы… э-э… не сошлись во мнениях с дочерью Спикера, Брюн Мигер.

Словно ему неизвестно, с кем она поругалась. Неужели ее вызвали из-за этого? Из-за простой ссоры?

– Да, сэр.

– Э-э-э… записи сканирующих приборов показывают, что вы критиковали серу Мигер, критиковали ее нравственные качества…

– Да, сэр.

Она как будто только сейчас вспомнила, что конкретно говорила.

– И вы считаете это достойным поведением, лейтенант?

– Если у вас есть записи, вы должны знать, почему я сказала то, что сказала, – ответила Эсмей. Да, она не сдержалась, но со стороны Брюн очень подло доносить на нее.

– Давайте посмотрим на происшедшее с другой стороны, лейтенант.

Эсмей кожей чувствовала его ледяной голос.

– Как бы вас ни провоцировали, неужели вы считаете, что офицер Флота может читать нотации гражданскому лицу, высокопоставленной особе, словно торговка?

И, не дожидаясь ответа, он продолжил:

– Должен сразу сказать вам, лейтенант, что лично я считаю такое поведение недостойным офицера. Я думаю, что вы серьезно нарушили кодекс чести, и крайне разочарован в вас. Вам и так многое сходило с рук из-за вашего происхождения.

Эсмей пошевелилась, но он остановил ее, приподняв вверх руку, и продолжал говорить:

– Как я уже сказал, ваше происхождение частично оправдывало бы ваше поведение, если бы вы не были родом из выдающейся семьи и не говорили бы ранее о том, что на вашей планете большое значение придается вежливости и умению себя держать. Сомневаюсь, что с каким-нибудь из гражданских гостей вашего отца вы позволили бы себе тон, подобный тому, которым говорили с серой Мигер.

– Нет, сэр.

Не позволила бы, потому что никто из их гостей не вел бы себя, как Брюн Мигер. Она попробовала себе это представить, но ничего не получилось. Но что толку объяснять, все равно не поможет.

– И еще комментировать случившееся, чтобы это потом попало в программы скандальных новостей!

– Сэр? – Она совершенно не понимала, о чем это он.

– Только не говорите, что вы ничего не понимаете! – И он гневно посмотрел на нее.

– Сэр, после спора с Брюн я упаковала необходимые мне вещи и отправилась на занятия на местности. Я ни с кем не обсуждала происшедшее, во время занятий я вообще о Брюн не говорила, а сейчас я только что вернулась из лазарета… Извините, сэр, но я действительно ничего не понимаю.

Комендант обомлел, он обрушил на нее поток справедливого гнева и вдруг споткнулся о неожиданное препятствие: оказывается, его гнев необоснован. – Вы никому ничего не рассказывали?

– Нет, сэр.

– Значит, вы так громко беседовали, что вас было слышно из коридора, потому что о вашей ссоре стало известно почти сразу же.

На военной базе на Альтиплано ни в коем случае не могли оказаться представители прессы. Нечестно обвинять ее, когда они сами позволили журналистам приехать сюда вслед за Брюн.

– Вам лучше кого бы то ни было должно быть известно, в каком непростом положении сейчас оказался весь Флот. Все эти мятежи, потом скандал с Лепеску, а теперь еще офицер теряет голову и обвиняет дочь Спикера в полном отсутствии нравственных качеств. Большому Совету такое не понравится, да и простым людям тоже. Вы меня понимаете?

– Да, сэр.

– Странно. Вы умный офицер, проявили особые способности по тактике, но за все годы службы я не встречал такого вопиющего примера несправедливой критики. Вы скомпрометировали меня и всю Регулярную Космическую службу. Если бы за вами не было стольких заслуг, я бы рекомендовал исключить вас из Флота за недостойное офицерского звания поведение.

И это за то, что она высказала правду богатой, избалованной девчонке… Понятно, что никто не любит, когда говорят правду в глаза. Не права была Брюн, а расхлебывать все ей, Эсмей. Голова шла кругом.

– А теперь слушайте внимательно, лейтенант. Вам следует избегать каких бы то ни было интервью, пусть даже на отвлеченные темы. Вы никогда никому ничего не будете рассказывать о сере Мигер. Если вас спросят напрямую, скажете, что вышли из себя, на самом деле именно так и было, и больше вам нечего сказать. Я бы заставил вас принести сере Мигер свои извинения, но она уехла с базы, что вполне естественно. Сомневаюсь, что она вообще пожелает вас выслушать. Вы все поняли?

– Да, сэр.

– Можете идти.

Эсмей отдала честь и вышла. Она злилась и на Брюн, и на себя. Ей следовало держать язык за зубами, конечно, она так рассердилась, что уже не очень следила за тем, что говорит. Но Брюн столько раз пользовалась ее гостеприимством и вежливостью, а то, что она после всего этого нажаловалась начальству, только подтверждает, что она просто-напросто ребенок.

Нужно было встретиться с Барином, который оставил сообщение по внутренней связи, а ей так хотелось залезть в постель и не вылезать оттуда как можно дольше! Может, он хотя бы сообразит не говорить о Брюн.

Но первая, о ком он заговорил, была именно Брюн. Он рассказал ей, что вместе со всем остальным классом видел выпуск новостей, и заметил:

– По-моему, ты была с ней слишком сурова. Она совсем не такая уж плохая…

– Нет, плохая.

Это уже слишком, теперь из-за этой Брюн они и с Барином поссорятся. Она заметила, как он переменился в лице, но опять так рассердилась, что остановиться уже не могла.

– Если бы у нее было хоть малейшее представление о нравственности, она не посмела бы ухлестывать за тобой.

– Ты несправедлива. У нее достаточно нравственных качеств. Просто такая девушка, как она…

– Самая богатая девушка во всей галактике Правящих Династий. Богатые живут по другим законам, ты это хочешь сказать?

– Нет… вернее, да, но не совсем то, что ты думаешь.

Эсмей заметила, что он сделал ударение на слове «ты», и ее это задело. Ей показалось, что он сделал это специально.

– Я имею в виду, что если кто-то получает столько преимуществ от рождения, сколько получила она, то можно использовать их не только на удовлетворение собственных потребностей.

– А ты говорила ей, что между нами… не просто дружба?

– Нет, не говорила. – Лицо Эсмей словно окаменело. – Ее это совершенно не касается. При чем здесь мы с тобой? Просто она уверена, что ей стоит лишь пальцем поманить, и кто угодно тут же прыгнет к ней в постель…

– Кто угодно! – На лице Барина удивление сменилось замешательством, потом тревогой. – Ты хочешь сказать, что она пыталась тебя…

– Нет! – Она отрицательно замотала головой. – Нет, конечно же, нет. Просто она бегала за тобой, а ты офицер Флота, да еще моложе ее…

Эсмей слишком поздно сообразила, что сама старше Брюн, а значит, Барина и тем более. Она осеклась, потом резко вдохнула и продолжала:

– Это неприлично – бегать за юными офицерами.

– Эсмей, пожалуйста, – Барин протянул к ней руку, но не дотронулся. – Все было вполне естественно. Она просто спросила меня, а когда я сказал «нет», она больше об этом даже не говорила. Тактично, вежливо, с соблюдением всех приличий.

– Ты сказал «нет»? – В горле застрял комок, и она еле выдавила вопрос.

– Конечно. А ты что думала?

Он нахмурил брови, густые брови, как у всех Серрано.

– Ты думала, я сплю с ней? Как ты могла?

Теперь разозлился он, глаза сверкали, щеки горели.

Эсмей почувствовала, что начинает впадать в панику. У Барина ничего не было с Брюн? Значит, Ливадхи говорил неправду? Или она что-то не поняла? Ей нечего было ответить. Барин с гневом смотрел на нее, словно своим молчанием она подтвердила его самые ужасные опасения.

– Так именно ты и думала. Только из-за того, что мы с ней общались и несколько раз вместе пообедали, когда ты была занята. Ты решила, что я, словно ручной щенок, прыгну к ней в постель, потому что она богата. Ну что ж, Эсмей, запомни, я не игрушка. Ни ее, ни твоя. И если бы я тебе действительно был небезразличен, ты бы это знала. Жаль, что ты не понимаешь таких простых вещей. Запомни, если ты хочешь чего-то добиться во Флоте, слезай с пьедестала своего нравственного превосходства и смотри на вещи реально.

Он повернулся и ушел, она даже не успела ничего сказать. В конце концов она добралась до своей комнаты, но опять всю ночь пролежала без сна, уставившись в потолок.

На следующий день в классе Эсмей с жалким видом смотрела на спину Барина и ничего не могла с собой поделать. Он даже не поворачивался в ее сторону. Когда его спрашивали, он отвечал своим обычным, ровным голосом. Она удивилась, что тоже может отвечать на вопросы, хотя не понимала, как ум может работать, когда сердце все сжалось и упало куда-то далеко-далеко вниз.

Она никогда раньше не любила. Слышала, как другие рассказывали о своих чувствах, но думала, что они преувеличивают. Теперь она поняла, что никто ничего не преувеличивал, скорее, наоборот. Никто, правда, от любви не умирал, наверное, она тоже останется в живых, но только зачем?

К своему удивлению, за занятия на местности она получила очень высокую оценку, но лучше ей от этого не стало. Капитан-лейтенант Улис, напротив, остался доволен тем, как спокойно она отреагировала на успех. Она чувствовала, как все товарищи отвернулись от нее, даже Верикур.

Безвестность лучше, чем немилость.

В тот день, когда Барин должен был уезжать, она пошла в зал отправления. Ей казалось, что если она не поговорит с ним, то умрет. Руки были ледяными. Вот она заметила его, и сердце бешено забилось в груди.

– Барин…

– Лейтенант. – С подчеркнутой вежливостью. Ей совсем не хотелось, чтобы он с ней так разговаривал.

– Барин, извини меня, я не хотела тебя обидеть, – выпалила она.

– Не нужно извиняться,—так же сдержанно, как и вначале, ответил он. Ей показалось, глаза его оттаяли, но больше ничего. Конечно, он не подойдет, не обнимет ее здесь, при всех.

– Мне… мне не хотелось расставаться с тобой вот так, врагами, – сказала Эсмей.

– Никогда! – Он вздохнул. – Мы никогда не станем врагами, лейтенант, даже если будем расходиться во мнениях.

Последовала длинная пауза, а Эсмей показалось, что она слышит все, что он не сказал вслух, или ей показалось, что он может это сказать.

– До свидания, лейтенант, и удачи на командирском поприще. Все будет хорошо.

– Спасибо, – ответила Эсмей. – Удачи тебе тоже.

Горло сдавил комок. Так много хотелось сказать ему. Они могли бы поддерживать связь друг с другом. Могли бы строить планы… Нет, она сама все разрушила.

Они пожали руки, официально отдали друг другу честь, и Барин пошел к своему шаттлу. Эсмей не стала ждать, обернется он или нет. Она была уверена: не обернется.