Текст книги "Мертвецы рассказывают сказки"

***

Сегодняшний вечер предстоял стать особенным, поэтому сразу же после занятий Катя поспешила домой, нигде не задерживаясь. Бывало, иногда, если ей никто не мешал, она украдкой провожала Павла: когда до дома, когда до других мест, куда он направлялся после учёбы. Делать это было не столь уж и трудно: жили они в одном микрорайоне, и в целом, как правило, их маршруты совпадали. Несколько раз они даже действительно возвращались с пар вместе, да вот только в такие моменты стеснение, как назло, одолевало её со всей своей мощью, вгоняя девушку в краску и почти что полное онемение. Во время учёбы, по каким-либо их повседневным вопросам она могла общаться с ним почти что нормально. Если рядом просто присутствовали их знакомые или одногруппники, она была скромнее и тише остальных, стараясь не выделяться, но всё же в целом оставалась общительной и улыбчивой девушкой. Но стоило оказаться им вдвоём, как ни пойми откуда появлялся панический страх, что неверно обмолвленное слово может на раз испортить Пашино представление о ней и навсегда перечеркнуть их возможное счастливое будущее.

Оттого, как бы странно это ни могло показаться, сопровождать его тайком в какой-то степени было для неё даже предпочтительнее. Главное – соблюдать осторожность и не попасться на этом деле, иначе со стыда она, наверное, умерла бы на месте.

Но в этот вечер планы у Екатерины были совсем иные. Наступил первый день растущей луны, а значит, пришла пора совершить обряд, к которому она в последнее время готовилась. С Лизой в деревне они начали заниматься подобным скорее в шутку. Но вскоре это переросло в привычку, и, пускай никакого видимого эффекта за эти полтора года так и не последовало, Екатерина с определённой регулярностью продолжала пробовать различные варианты приворотов.

Дождавшись момента, когда все домочадцы отойдут ко сну, чтобы, не дай бог, они не смогли потревожить её своим внезапным появлением, Катя расстелила на полу посреди комнаты кусок чёрной ткани с вышитым на нём изображением пентаграммы. На каждом из его углов она поставила по красной восковой свече, а по центру, прямиком на изображение одного из древнейших магических символов, – небольшую металлическую чашу. Присев на колени, она аккуратно зажгла свечи и начала полушёпотом произносить заученные наизусть слова заговора:

«Под сенью луны, что лишь вновь зародилась,

И наша с тобой воспылает любовь.

В раба, Павла, Божьего дева влюбилась,

Их вместе навеки её свяжет кровь…»

Вместе с произносимыми словами Катя достала пластиковый контейнер на тридцать миллилитров и, открыв его, вылила содержимое в металлическую чашу. Красной субстанции было не очень много, возможно, не больше пяти чайных ложек, но суть заключалась не в её количестве, а природе: это была собственная менструальная кровь Екатерины.

«И красной той нити, что судьбы связала,

На свете не будь прочней ничего…»

После чего она развернула небольшой бумажный кулёк, внутри которого находились волосы каштанового оттенка. Их было не очень много, но Екатерине потребовалось приложить немало усилий и терпения, чтобы незаметно собрать это сокровище.

«Как всё в этом мире к тлену приходит,

Из пепла вновь так же рождается жизнь…»

С этими словами она выдернула небольшое количество собственных волос, скатала их в пальцах вместе с волосами Павла и с помощью зажигалки принялась подпаливать их над чашей с кровью. Но стоило только жёлтому язычку пламени слегка прикусить её за пальчики, как она тут же выронила остатки пучка прямиком в кровь. Это её, правда, нисколько не смутило, и при помощи заранее заготовленной палочки Катя начала помешивать содержимое чаши: три раза против часовой стрелки, два – по часовой, затем два – против и три – по. И так семь раз подряд, продолжая нашёптывать заговор.

«И все пять стихий за свидетелей будут,

В единстве двоих заключится союз…»

Закончив помешивания, Екатерина взяла чашу двумя руками и подняла её на уровень глаз, ни на секунду не переставая произносить выученные слова.

«И будет лишь так!

Аминь. Аминь. Аминь!»

Как только финальная часть заговора слетела с её уст, она, зажмурившись со всей силы, поднесла чашу к губам и, борясь с одолеваемым отвращением, сделала глоток, осушив её примерно наполовину. Оставшаяся часть крови предназначалась для Павла. И где, если не на вечеринке, у неё появится возможность подмешать её ему?

– Да ты, я погляжу, совсем отчаялась.

Внезапно раздавшийся смеющийся голос так перепугал Екатерину, что она, вскрикнув, вскочила на ноги, роняя из рук чашу, которая, падая, умудрилась сбить одну из свечей.

Катя осмотрелась по сторонам, но в комнате, кроме неё, никого больше не было. На цыпочках подойдя к двери, она тихонечко приоткрыла её. В квартире было темно и тихо, только лёгкое похрапывание отца доносилось из родительской спальни. Но она была готова поклясться чем угодно, что слышала голос! Даже её сердце всё ещё бешено колотилось из-за испуга от него! Или всё же почудилось?

И тут она заметила, что чаша с её «заговорённым эликсиром» валяется перевёрнутой на полу.

– Нет, нет, нет, нет! – сперва схватившись за голову, да так, словно она уже собирается вырвать не парочку волосинок, а устроить себе настоящие проплешины, а следом бросившись на пол в надежде, что со стенок ещё удастся собрать пару капель, которых, если повезёт, всё же будет достаточно, словно в едва слышном крике продолжала повторять Катя.

– Ой, да перестань ты, эта бурда всё равно не сработает.

Девушка замерла. Снова тот же голос. Неприятный холод пробежал по спине, а сердце застучало с удвоенной силой. Она же ведь точно была одна.

– Кто здесь? – решила спросить Катя чуть ли не заикающимся голосом.

Последовал смех. Приятный, мелодичный и, судя по всему, женский.

– Ну, как минимум – ты. Но теперь, возможно, что и я.

Катя захлопала глазами, не понимая полученного ответа. Её окно было зашторено плотной занавеской, а единственным источником освещения служили три оставшиеся свечи, создавая зловещий полумрак, но она продолжала водить взглядом из стороны в сторону в тщетной попытке найти источник этого голоса.

– Я не понимаю…

– А что тут понимать? Вроде и так всё ясно, – продолжал посмеиваться голос.

– Я умом тронулась, да? Совсем уже ненормальной стала?

– В какой-то степени можно и так сказать. Те, кого вы обычно называете «нормальными», с нами общаться не могут. Но норма – это ведь не «правильно» или «неправильно», а просто некое большинство. Ну и что, если ты от этого большинства вдруг отличаешься?

Сидя на своей пятой точке, Екатерина была готова вот-вот разрыдаться. Она разговаривала с каким-то голосом, судя по всему, в собственной голове и совершенно не понимала, что происходит.

– Но-но-но! Давай-ка без соплей, деточка!

– Тогда объясни, кто ты или что ты! И почему я тебя слышу!

Повисла тишина, в которой отбиваемые, словно отбойным молотком, удары сердца Кати, казалось, сотрясали всё её тело.

– Эй… – осторожно позвала она. – Ты ещё здесь?

И снова ничего. Неужто она и взаправду настолько заигралась с этими колдовскими обрядами, что её воображение взяло вверх над рассудком? Настороженно посидев ещё немного на полу, Катя решила, что странный голос всё-таки пропал. Она поднялась, включила свет и вновь осмотрелась. Естественно, в комнате она была совершенно точно одна.

– Да что ж со мной такое-то?

Этот риторический вопрос остался без ответа, а сама она принялась наводить порядок. Кате было крайне обидно, что то, к чему она так долго готовилась, пошло прахом из-за её собственного разыгравшегося воображения и неуклюжести. Поколебавшись немного, она всё же соскребла всю оставшуюся кровь со стенок чаши и, как смогла, поместила её в новый, чистый контейнер. Навряд ли там выходило хоть пару капель, но бросать всё сейчас и отступать она тоже смысла не видела. Лучше она будет пытаться и проигрывать, чем ничего не делать вовсе.

Когда же её голова, наконец, оказалась на мягкой подушке, а сознание уже переступало порог во владения Морфея, когда невозможно отличить явь от обволакивающего тебя морока, ей словно бы кто-то легонечко прошептал на самое ухо:

– Сладких снов, деточка.

***

Всё последующее утро настроение у Екатерины было ни к чёрту. Просыпалась она тяжело, будто бы и вовсе не выспавшись, а голова больше напоминала скатанный ватный комок, по чьей-то причуде водружённый ей на плечи заместо собственной. Потом умудрилась опоздать на автобус, ушедший у неё прямо из-под носа, а в метро, для полноты картины, благополучно отдавили ноги. За последнее ей, разумеется, принесли извинения; утренние часы пик – место, где подобное происходит отнюдь не по злому умыслу, но легче Кате от этого не становилось. И лишь сумев добраться до университета и увидев сидящего в аудитории Павла, Катя ощутила на своём, затянутом серым, небе первые солнечные лучики.

– Так вот он какой, твой ненаглядный. Есть, конечно, красавцы и покрасивее, но и этот вроде ничего.

Сумка выскользнула из рук Кати, ударившись об пол, привлекая внимание одногруппников. Она вновь услышала появившийся вчера вечером из ниоткуда голос. Понимая, что сейчас она выглядит крайне странно, Екатерина подняла упавшую сумку и поспешила занять своё обычное место.

– Ты, конечно, забавно пугаешься, но советую привыкать, ты мне приглянулась.

– Ты ведь просто моё воображение? – стараясь не разжимать губ, прошептала Катя.

– Что ты там бубнишь под нос? И вообще, с добрым утром! – поприветствовала её уже находящаяся за партой Наташа.

– А, да, привет, – помахала ей рукой Катя, а также заодно и сидящим за ними Свете с Полиной.

– Что-то она сегодня страннее обычного.

– И не говори.

– В порядке я, не говорите глупостей, – попыталась улыбнуться своим подругам Катя, но настороженное выражение до конца не покинуло её лицо. Она внимательно прислушивалась ко всему происходящему вокруг, опасаясь вновь оказаться застигнутой врасплох этим странным голосом.

– Я не воображение, деточка, – хихикнула невидимая собеседница, – а та, кто может тебе помочь.

– С чем помочь?

– Кому помочь? – выгнула бровь Наташа.

Катя в испуге прижала ладонь ко рту. Одно дело – слышать чей-то голос, и совершенно другое – начать прилюдно с ним общаться.

– Никому. Прости, мысли вслух.

– Ла-а-а-дно… – с сомнением протянула Наташа, но приставать не стала, так как раздался звонок, объявляющий о начале занятий.

– Ну как с чем? С твоей любовью, конечно, – звучащий в голове Екатерины голос стал совсем приторно-сладким, словно принадлежал профессионалу высшего разряда, трудившемуся в сфере эротических фантазий, оказываемых по телефону.

Сердце в груди девушки охватил приступ тахикардии, а мысли в голове зароились, словно осы, в чей улей кто-то в шутку решил потыкать палкой.

«Я не сошла с ума? Этот голос появился из-за приворота? Но почему?».

Возможно, другой человек на её месте упорно бы пытался делать вид, что ничего необычного не происходит. Кто-то, возможно, стал бы кричать и паниковать, вынуждая окружающих принудительно отдать его в руки соответствующих специалистов, хотя бы как минимум чтобы они помогли человеку успокоиться. А кто-то бы обратился к врачам вполне самостоятельно, осознавая тот факт, что если у тебя появляется невидимый собеседник, голос, который явно существует только в твоей голове, то сильно навряд ли это хороший знак. Катя же, несмотря на то что и испытывала некую смесь из страха с волнением, но и ощущала вместе с ними и щепотку любопытства. Возможно, оттого, что она всегда была любознательной, а, возможно, и оттого, что слишком уж долго игралась с обрядами и приворотами и, незаметно даже для себя, перестала их воспринимать как игру.

Алексей Викторович, преподаватель культурологии, приступил к чтению своей лекции; студенты, являющиеся в большей массе своей прилежными учениками, поспешили пополнять свой конспект новым материалом; а Екатерина, выпав из окружающей её действительности, осторожно прикрывая рот ладонью, решилась вступить в диалог с самоназванной «помощницей».

– Я призвала тебя приворотом? – шептала она, стараясь скорее просто шевелить губами, нежели произносить слова вслух.

– Призвала! – рассмеялся голос. – Сама я пришла. Но да, привлекли меня эти твои попыточки в ворожбу, если можно это так назвать.

– И кто ты?

– Сложно будет это просто объяснить, деточка. Но, скажем так, я дух из смежного с вами мира, которому интересно то, что вы называете желанием, страстью или любовью.

– И как ты мне поможешь?

И снова голос рассмеялся.

– Я могу заполучить абсолютно любого, деточка.

– Заполучить?

– Ну да. Соблазнить, заставить себя желать, сделать так, что он больше никогда не посмотрит на другую.

– Не понимаю. Мне это как поможет?

– Глупенькой не будь, деточка. Я могу сделать так, что твой возлюбленный больше ни на кого никогда и не посмотрит. Он будет желать лишь тебя.

Катя тяжело сглотнула. «Не будет смотреть ни на кого, кроме меня?» – громоподобным эхом повторялось у неё в голове.

– Тогда сделай это!

Голос рассмеялся пуще прежнего, и эти звонкие нотки казались ещё громче на фоне застывшей аудитории. Забывшись, последнюю фразу Екатерина произнесла во весь голос, чуть ли не подпрыгивая на стуле. Все смотрели на неё, а она вмиг залилась пунцом со стыда, понимая, что прилюдно выкинула нечто очень странное. И Павел тоже смотрел на неё. Страх сжал горло, не позволяя ей сделать и вздоха, и, схватив свои вещи в охапку, Катя стремительной молнией вылетела из кабинета, не обращая никакого внимания на окликаемые её вслед голоса.

Успев преодолеть три лестничных пролёта, Катя была вынуждена всё же остановиться: её лёгкие горели огнём от столь внезапного спринта.

– Ты чего такая трусиха-то, деточка?

– Подожди, не здесь! – чуть ли не огрызаясь, ответила старающаяся отдышаться Екатерина.

– Вот так-то лучше. Надо, деточка, характер уметь проявлять.

Эта попытка в нравоучение только больше разозлила Катю. Она и так по вине этой незримой собеседницы выставила себя на посмешище перед Пашей! И перед Алексеем Викторовичем теперь придётся извиняться, что она вот так сбежала. Но сейчас ей был необходим укромный уголок, и потому она отправилась в туалет на первом этаже, чтобы, заперевшись в кабинке, пообщаться с этой незваной гостьей в своей голове.

– А вот теперь давай объясняй всё нормально, пока окончательно не свела меня с ума!

– Смешная ты, деточка, смешная. Попроси меня, хорошо попроси, искренне. Ничего не жалея для этого. И ничьих, кроме твоих губ, возлюбленный знать больше не будет.

– Ну так желаю! – даже притопнула она ногой. – Желаю! Сделай это, давай!

– Подожди, деточка, не торопись, – всё так же сладко посмеиваясь, продолжал голос. – Имеется одно условьице для этого. Не бывает так, чтоб без них обходилось.

– И какое же? – еле сдерживала своё нетерпение Катерина. Мало кто способен сохранять холодный ум, когда его перед носом дразнят самым сокровенным желанием. Она и не могла.

– Ну, видишь ли, я не имею в вашем мире ни формы, ни плоти. Меня, считай, что и нет. А мужчины падки на плоть, а не на духов, деточка.

– Тогда как ты мне собралась помогать?!

– Как же, подумай, деточка. Будь у меня тело, я бы смогла соблазнить любого. И твой возлюбленный не был бы исключением. Сложи одно с другим, деточка.

– Ты хочешь заполучить моё тело?! – то ли в испуге, то ли в недоумении догадалась Катя.

– Не то чтобы заполучить. Скорее, стать твоей соседкой, – совсем уж задорно захихикал голос. – Проводник мне нужен в этом мире, а ты подходишь, чтоб им стать.

Катя задумалась, ускоренно стараясь проанализировать услышанное.

– Но ведь получается, он влюбится в тебя, когда ты будешь мной?

– Я очарую его, будучи тобой, деточка.

– Но я хочу, чтобы он полюбил меня!

– Так для него и будешь только ты, деточка.

– Нет! Это не по-настоящему, я так не хочу!

– Деточка, по-настоящему, не по-настоящему – это всё слова. Ты сама их придумываешь и сама в них веришь. А я могу сделать его твоим – так не плевать ли, за счёт чего?

До этого самого мгновения Екатерина и не подозревала, что в ней может жить ярость. Но услышанное от собеседницы высекло в ней эту ранее неведанную искру.

– Нет! Нет! НЕТ! Не плевать! Убирайся прочь! Оставь меня в покое! – закричала она в полный голос, наплевав на всякую осторожность.

– Хорошо, деточка, это мне тоже в тебе нравится. Поговорим потом, когда одумаешься…

***

Остаток недели до выходных прошёл для Екатерины вполне себе обыденно. Естественно, она принесла свои извинения за поведение на культурологии и сослалась на то, что в то утро неважно себя чувствовала. Никто особо с расспросами приставать и не стал. Ну, было человеку плохо и было, с кем, собственно, не бывает. Разве что её подруги чуть больше остальных справлялись о том, в действительности ли с ней теперь всё в порядке. А остальные, казалось, и вовсе думать забыли о произошедшем инциденте.

Голос с того дня больше не показывался. Катя, правда, пару раз думала о том, чтобы самой позвать его. Там, в туалете, она вспылила и, возможно, впервые вообще на кого-то в своей жизни накричала. И если бы просто на кого-то – она направила свою злость прямиком на потустороннюю сущность, и кто знает, чем это может ей аукнуться. Оттого идея хотя бы просто по-человечески извиниться не казалась такой уж и глупой. С другой стороны, нельзя было сказать, что она и совсем не испытывала страха перед обладателем этого голоса, и оттого пока пребывала в нерешительности.

В субботу, после двух имеющихся пар у их группы, все, давшие согласие на участие в увеселительных мероприятиях, организованной толпой направились по месту жительства своей сокурсницы Оли Еселевич. Родители девушки отбыли на небольшой отдых, посчитав своё чадо достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы остаться одной присматривать за их четырёхкомнатной квартирой. Чем она, в свою очередь, незамедлительно и воспользовалась. Но не для этого ли, собственно, юность нам и дана?

Часть гостей прибыла уже настроенная предаваться веселью вплоть до утра понедельника; часть собиралась покинуть этот гостеприимный приют к вечеру воскресенья; ну а кто-то, не сумевший прийти к соглашению с ответственными за их жизнь взрослыми, мог себе позволить лишь этот вечер. Конечно, часть из последних, ввиду непреодолимых обстоятельств, будет вынуждена в итоге заночевать у своей одногруппницы: но если ноги не способны вас уверенно нести в родные пенаты, то лучше заночевать среди тех, кто вам хотя бы знаком, а не играть с фортуной, разгуливая на ночь глядя в полусознательном состоянии.

Екатерина планировала покинуть данное мероприятие не позже девяти, в крайнем случае, половины десятого вечера. Собственно, она и не горела желанием здесь находиться, и единственной причиной, которая её на это сподвигла, была возможность уличить подходящий момент и подмешать Паше в какой-нибудь напиток свою заговорённую кровь. Девушка помнила, как голос говорил, что это не сработает, ещё в своё первое появление, но поводов доверять ему у неё не было. А вот то, что этот голос тогда появился вообще, скорее наводило её на мысли, что как раз этот приворот и может иметь настоящую силу.

Правда, как ей провернуть подобную манипуляцию, Екатерина не представляла. В каких-нибудь фильмах, когда кому-то требовалось подмешать что-то для кого-то в напиток, это всегда выглядело довольно легко. Ловкость рук – и ничего более. Представшая же перед Катей реальность была куда менее дружелюбной. Крепкий алкоголь употребляли порционно, из стопок, не позволяя им задерживаться полными хоть на сколько-нибудь. А то же пиво пили из бутылок, не сильно утруждая себя дополнительной посудой. Катерине же требовалось сперва налить часть Пашиного напитка в свой контейнер, чтобы хоть как-то смешать с теми каплями, которые у неё там имелись, а уже из него подлить обратно ему.

Время шло, а подходящей возможности так и не предвиделось. Все шумели, веселились, танцевали под музыку и, в общем, хорошо проводили время. А парочка ребят уже даже успела словить первое алкогольное отравление, благополучно опустошая свои желудки в ванной комнате. И чем дальше убегали стрелки часов, тем грустнее становилось Кате от осознания того, что ничего у неё в итоге не получится. Конечно, она провела достаточно неплохой вечер вместе с друзьями и, разумеется, своим Пашей. Но когда ещё ей удастся повторить такое вновь? А вот если бы ей удалось подмешать кровь, и всё сработало, то…!

Но это теперь было лишь сослагательным наклонением. И чтобы не вгонять себя в тоску, Катя напомнила сама себе, что в принципе может провести этот обряд и повторно, на следующем новолунии. Надо будет только вновь раздобыть немного его волос… А пока можно будет попробовать и какие-нибудь другие привороты. Теперь она была почти что наверняка уверена, что среди их изобилия есть и те, что должны быть настоящими. И не нужна ей никакая помощь ни от каких странных голосов.

В итоге выпив за вечером не больше двух бутылок пива (не являлась Екатерина большой любительницей алкоголя), она попрощалась с теми, кто ещё мог заметить её отбытие, и собралась уходить домой. И неожиданно обнаружила в коридоре одевающегося Павла.

– Ой, а ты чего тут втихаря?

– Да потому что иначе могут и не дать уйти. А мне надо, – улыбнулся он ей в ответ. – Ты тоже уже всё? Пойдём вместе тогда?

– Да, хорошо, подожди минутку, – она поспешила облачиться в свои сапоги и пальто, чтобы не заставлять долго ждать уже готового к выходу Пашу. Такого подарка судьбы она не ожидала, но была ему весьма признательна.

Павлу казалось, что он знает Катю почти всю свою жизнь. Ну или хотя бы её большую сознательную часть. Всегда прилежная ученица, немного скромная, но в целом отзывчивая, добрая девушка. Последние годы в школе – так и вообще староста класса. К ней всегда можно было обратиться за помощью и быть уверенным, что она не откажет. Приятно иметь в окружении человека, на которого можно положиться. Поэтому, когда он узнал, что они оба поступают в один и тот же вуз, был рад тому, что они смогут продолжить и дальше учиться вместе. Так, по крайней мере, если что, он точно будет знать, у кого можно одолжить конспект. Да и то, что педагогика была интересна кому-то, кроме него, не могло не импонировать.

Он отдавал себе отчёт, что немногие мечтают стать учителями. Престижными и модными считались другие виды деятельности, очень далёкие от этой профессии. Но ему с самого детства в кругу семьи привили уважительное отношение к учителям и понимание значимости и важности этой специальности, невзирая на её текущую непопулярность. Потому он и сделал для себя этот выбор, осознавая, какие возможные трудности он за собой повлечёт, и нисколько о нём не сожалея. И тех, кто выбрал этот же путь, не без оснований считал своими товарищами, соратниками.

Иногда, правда, ему казалось, что он не очень-то нравится Кате. Нет, на учёбе или среди друзей они всегда отлично общались, и он слова плохого от неё никогда не слышал. Но стоило им только оказаться наедине, как она моментально становилась неразговорчивой, грустно-отстранённой, как будто бы вообще случайно или по принуждению рядом с ним оказавшейся. Он, бывало, в такие моменты пытался как-то пошутить, чтобы разрядить обстановку, но натыкался на ледяную стену и уже сам начинал испытывать некое стеснение, предпочитая тогда уж и не тревожить человека, если его компания ему и не очень приятна.

Вот и сейчас, хотя они весь вечер провели в одной компании, мило общаясь внутри неё, но стоило им только выйти на улицу, несмотря на то, что шли они бок о бок, могло показаться, что они вовсе не знакомы.

– Квартирка-то, конечно, у Оли ого-го какая, да? – решил прервать их затянувшееся молчание Павел.

– Угу.

– Да не молчи ты, деточка!

Катя аж подпрыгнула от внезапно вновь проявившегося голоса.

– Эй, ты чего? – не смог не заметить её реакции Павел. Но он беспокоился, вдруг ей не очень хорошо после спиртного – пьяной она, конечно, не выглядела, да и не видел он, чтоб она много пила, но мало ли.

– Прости, – постаралась улыбнуться Катя, – бывает у меня такое: задумаюсь, и всё…

– Да у всех, наверное, бывает. Ты, кстати, на ночь-то сама не захотела остаться или не разрешили?

– Сама… Да и не разрешили бы, наверное, тоже. Нам и учить много надо. А так с утра голова болеть не будет.

– Ну ты прям примерная! – весело рассмеялся Павел.

– А ты чего? – осмелилась-таки поддержать дальнейший диалог Екатерина.

– А меня в другом месте ждут. Знаешь Машу Смирнову со школы, в «Б» классе с нами училась?

Теперь уже Катя знала её очень хорошо. И в каком классе та училась, и где жила, и какая кличка у её собаки. Это была та самая девица, с которой она застукала Пашу в тот злополучный вечер в сквере.

– Ну так. Лично не знакома.

– Мы с ней встречаемся, давно уже, – с какой-то застенчивостью признался он, – не афишируем просто особо.

Естественно, это всё Екатерина давно знала, но слышать вот так от самого Паши было не очень приятно.

– Твоя первая любовь? – сама не поняла, как осмелилась спросить девушка.

– Ну-у-у-у, не первая, ладно, признаюсь! – засмеялся он. – Но, наверное, настоящая.

Слово «настоящая» вошло в сознание Кати, словно нож. Тупой и ржавый, но при этом засаженный по самую рукоять. Она не представляла, что на это сказать. Все слова застряли поперёк горла.

– Через парк, может, срежем? – предложил Павел. Сейчас они шли вдоль квартала, и до нужного им перекрёстка было что-то около километра. Но через парк можно было неплохо сократить дистанцию, выйдя фактически уже к их району.

Будь Катя одна, в это время суток на подобный манёвр она ни за что бы не решилась, но за Пашей она была готова хоть в геенну огненную войти. Да и отдавало это какой-никакой, да романтикой. Жаль только, что под руку он её не берёт.

– Хорошо, – кивнула она.

Какое-то время они опять шли молча, но, собрав невиданно откуда взявшуюся смелость, Катя всё же спросила:

– Так у вас, ну с… Машей, всё серьёзно?

Она увидела появившуюся улыбку на его лице – чистую, светлую, такую, которая бывает у тех, кто знает и ценит своё счастье.

– Да. И знаешь, наверное, могу тебе по секрету рассказать, как старой подруге, так сказать. Мы, в общем, думаем пожениться. Родители наши вроде не против. Да и…

Всё последующее, произносимое Павлом, растворялось где-то в пустоте и не достигало сознания Екатерины. «Пожениться» – лишь это слово ударом тяжёлого церковного колокола раз за разом отдавалось в её голове. Ноги, казалось, стали подкашиваться, а к горлу начала подступать тошнота.

– Эй-эй-эй! Ты как, тебе нехорошо? – заметив, что его одногруппница остановилась и, побледнев, стала оседать, Павел подскочил к ней и успел прихватить за плечи.

Мир перед глазами Кати рушился. Она почти что воочию видела, как расходятся во все стороны трещины, словно по стене, по которой ударили увесистой кувалдой, и в бездну начинают проваливаться целые куски реальности. Вот так всё закончилось, и сейчас её саму поглотит бесконечная пустота, которая разверзлась под её ногами…

– Ну а что теперь скажешь, деточка?

– Я согласна…

– Умница, деточка, умница! – залился голос звонким смехом, а через мгновение…

– Ох, прости, дорогой, что-то голова вдруг закружилась, – улыбнулась Катя Паше, невинно хлопая своими ресницами.

– Точно всё в порядке?

– Конечно, милый, ты такой джентльмен, – он всё ещё придерживал её за плечи, а она, подняв свою правую руку, нежно погладила его по щеке. – Мягкий, тёплый, живой, а я, оказывается, соскучилась по этому.

– Что… Ты о чём? Почему… – хотел было начать удивляться столь резким метаморфозам в поведении Павел, но его мысли словно начал окутывать туман. Он смотрел в глаза Кати, а всё остальное растворялось, уходило на задний план и переставало иметь всякое значение.

– Тсс… – положила свой указательный палец на его губы Екатерина. – К чему нам лишние слова. Ведь ты же хочешь меня?

Он не понимал, что с ним происходит, но жар начинал подниматься в нём изнутри, ломая все ограничения на своём пути.

Он хотел.

Хотел, и с каждой секундой это чувство только нарастало. И, не в силах больше сопротивляться, прижав Катю к себе, Паша начал страстно её целовать.

Но чем больше он её целовал, тем больше понимал, что это она целует его. Чем крепче её обнимал, тем явственней чувствовал, как её тонкие пальцы сжимаются на его шее. И чем глубже он проваливался в охватившую его страсть, тем быстрее жизнь покидала его тело…