Текст книги "Княгиня Ольга. Ведьмины камни"

Глава 8

За шумом от движения саней Эскиль не мог разобрать, что там шепчет девушка; «мой милый» могло относиться к нему самому, но какого-такого Хравна[19]19
  Слово «ворон» и имя Хравн звучат одинаково.


[Закрыть] она упоминает? Небесный чертог – не тронулась ли невеста умом от испуга?

Не зная, будет ли на призыв какой-то отклик – и какой? – Хельга не открывала глаз, прячась от тех неведомых сил, которые, возможно, ее услышали. И…

Порыв ледяного ветра навстречу – такой силы, что перехватило дух.

– Ётунова ма-ать! – Возницу опрокинуло, и он завалился прямо на Эскиля и Хельгу.

Сани толкнуло – лошадь попятилась, потом стала заворачиваться к ветру боком. Из тьмы по сторонам донеслись крики – всадники пытались управиться с испуганными лошадьми.

Ледяной встречный ветер не унимался, в нем появился снег.

– Давай! – Выпустив Хельгу, Эскиль сам поднял возницу. – Фроди, не спи!

– Да что ж это! – Тот с трудом встал и потянулся к вожжам. – Как будто сам Ётунхейм дыхнул…

– Бери вожжи, разиня! Тут немного осталось.

Но голос Эскиля почти потерялся в свисте ветра. Попытавшись открыть глаза, Хельга тут же закрыла их снова – ветер нес на них сплошную стену снега. Она попыталась закутаться в платок плотнее, Фроди и Эскиль вдвоем шарили, отыскивая вожжи, а лошадь пятилась, отступая под порывами метели.

– Вылезай! – Крича во все горло, Эскиль толкнул товарища. – Бери вожжи и веди ее. Она так не пойдет!

Фроди скатился прямо на снег, но они никуда не двинулись. Через какое-то время и Эскиль выбрался из саней и почти ощупью двинулся к лошади.

Ощутив, что осталась в санях одна, Хельга подумала, не сбежать ли. Но первая попытка взглянуть сквозь ресницы на метель отвратила ее от этой мысли: снегом залепляло лицо, ветер пронизывал насквозь. Она не сможет идти сквозь такую метель, она упадет через пару шагов и будет лежать, пока ее не занесет снегом. А найдут потом только весной… Она сжалась в комок, пораженная этим внезапным приступом гнева ётунов – тихий, слегка морозный вечер ничего такого не предвещал.

О своем призыве она уже забыла.

Сани качались – наверное, кто-то пытался вести лошадь вперед под уздцы, но та отказывалась идти. Потом сани дернулись, и Хельга вцепилась в борт – если она упадет, то не сможет опять сюда взобраться, а ее криков никто не услышит. Сани были в ее глазах легкой лодочкой в бурном море метели, единственной надеждой на спасение.

Сани продвинулись вперед на шаг. Еще на шаг…

А потом метель улеглась так же внезапно, как возникла.

– Да ёт-тунова кочерыжка… – донесся до Хельги изумленный хриплый голос, и, слыша его, она осознала тишину вокруг.

Она подняла голову: воздух был чист и тих. Светила луна, вокруг простиралось широкое, гладкое полотно свежего снега, усыпанное серебряными искрами.

– Троллева шишка! – Фроди, сам засыпанный снегом, стоял на коленях, обеими руками держась за сани, и темная борода его совсем побелела. – Что это было?

– Не знаю, ётуна мать! – Эскиль обнаружился впереди, возле лошади. – Вставай, Фроди, поехали. А то этот тролль сейчас опять как взмахнет своей шишкой…

– А где наши дренги?

– Тролль знает. Га-а-а-у-ут! – закричал Эскиль в пустоту. – Халли! Где вы там? Вас ветром сдуло?

Издали донесся слабый голос.

– Залезай в сани, Фроди, поехали понемногу! Я поведу. Хельга! – Эскиль, вспомнив о девушке, сделал шаг и вгляделся в глубину саней. – Ты не потерялась? Не бойся, сейчас поедем дальше.

– О… ётунова хрень… Ты погляди!

Эскиль обернулся вперед – туда, куда вытаращенными глазами смотрел Фроди. Хельга тоже посмотрела и сразу не поняла, что видит.

Впереди, шага в пятидесяти от саней, что-то мерцало. Тускло светящаяся черта огненного цвета пересекла Волхов от берега до берега, прямо через снега, и с каждым вдохом делалась ярче.

– Это что… огонь? – пробормотал Фроди. – Кто может…

Кто мог бы развести огонь у них на пути, по всей ширине Волхова, прямо на снегу – там, где вот только что бушевала обезумевшая метель?

– Это какой-то ётунов морок… – пробормотал Эскиль. – Тут не может… Фроди, подержи лошадь, я пойду погляжу…

Он сделал несколько шагов вперед, и, словно откликаясь на его движение, огонь впереди вспыхнул сильнее. Теперь это была настоящая стена огня, может быть, в человеческий рост высотой, сплошная, без промежутков. Эскиль застыл, не сводя с нее изумленных глаз. Яркое пламя освещало снег на Волхове, и было отлично видно, что кроме этого пламени там нет ничего – ни топлива, ни тех, кто разжег и поддерживает этот огонь. Чтобы все это устроить, понадобились бы десятки возов с поленьями и хворостом, десятки людей! Но ничего этого не было, даже углей и золы, только пламя, стоящее ровной стеной над белым снегом.

– И не объехать… – Фроди огляделся, но отсюда казалось, что пламя упирается в крутые берега.

– Да турс твою мамашу! Это морок! Фроди, стой здесь! – велел Эскиль. – Следи за девушкой. Я пойду погляжу, может, там нет никакого огня.

И он пошел вперед. С каждым его шагом пламя росло в высоту. Хельга следила за всем этим, широко раскрыв глаза и вжавшись в холодную солому. «Лижет все небо жгучий огонь…» – что-то такое обещала старая вёльва Одину, предрекая конец мира. Это стена огня, за которой стоит Муспелльсхейм, мир огненных великанов. Но почему здесь? Они не могли заехать так далеко! Они же были совсем рядом с Хольмгардом, когда все это началось!

Может, ей все это снится? О, какое было бы счастье, если бы сном оказалось все, начиная с прихода Бирны! Чтобы она проснулась на помосте в избе Бериславы, и уже было бы светло, и след Ингваровой дружины заметала бы метель…

Но она не просыпалась. На глазах у Хельги Эскиль упрямо шел вперед, и стена огня продолжала тянуться ввысь. За полтора десятка шагов до Эскиля стал доноситься жар. Он уже взмок, пламя слепило глаза, но он шел и шел, надеясь переупрямить видение.

Вдруг стена огня, будто ее толкнуло что-то, пролилась ему навстречу, и Эскиль, отшатнувшись, упал в снег. Лошадь дернулась, чуть не опрокинула сани; Фроди прыгнул, повис на поводе и сдержал ее.

Пламя тут же выровнялось, но осталось высоким. Полежав несколько мгновений и остыв, Эскиль поднялся и пошел назад к саням.

– Ты как? – пробормотал Фроди. – Не обжегся?

– Попробуем обойти. – Эскиль снова взял лошадь под уздцы. – Я не отступлюсь, пусть бы все тролли и ётуны мира мне мешали!

– Это колдовство! Точно тебе говорю, Тень, это колдовство!

Это колдовство… До Хельги дошло, и она сжалась. Это ответ на ее призыв. Они уже давно не едут в тут избу, где должны были ждать утра, а стоят посреди русла Волхова. Эскиль мог слышать, что она шептала. Если он посчитает ее за ведьму…

Эскиль попытался повернуть лошадь к берегу, но она упиралась, мотала головой и пятилась.

Из-за стены огня донесся низкий гулкий рокот, и опять все обернулись в ту сторону. Звук повторился, в нем прорезалось что-то от голоса живого существа… Огромного живого существа! Будто некий исполинский зверь рычал позади стены, и Хельга сжалась от страха.

Стена огня пошла вниз – так же без причины, как выросла, а может, иссякло питавшее ее колдовство. Но не успели мужчины этому обрадоваться, как увидели над стеной реющие огни – зеленые искры звериных глаз. Они располагались попарно, вдоль всей стены. А посередине одна пара была выше остальных.

– Это еще что за…

Казалось, сама ночная темнота побелела – посередине русла над огненной стеной возвышался исполинский волк, белый как снег, величиной с самого рослого лося, какого только можно сыскать в северных лесах. Огненная стена таяла, вот она превратилась в низкую мерцающую полосу через русло, а позади нее на снегу стояла плотная цепочка волков – белых и черных, с ярко блестящими зелеными глазами.

– Ётунова коче…

Эскиль попятился. У Хельги словно душа растаяла от ужаса – и где-то в самой глубине затаилось восхищение той силой, которую она сумела привлечь. Вызванные силы грозили гибелью, подавляли и устрашали, Хельга не знала, чем кончится дело, не обрушится ли на них нечто более страшное, чем то, от чего она хотела избавиться…

И как теперь эти силы усмирить? Мать научила ее, как вызвать помощь, но не сказала ни слова о том, как отослать ее прочь…

Лошадь решила все сама. Эскиль перед этим успел развернуть ее боком к огненной стене, но, должно быть, она заметила звериные глаза и метнулась в другую сторону. Вскрикнув, Эскиль едва успел упасть в сани, прямо на Хельгу; Фроди отшвырнуло в сторону, и его крик стих позади. Вожжи волочились по снегу, Эскиль своим телом прижимая Хельгу, чтобы не вывалилась на ходу, обеими руками цеплялся за борта. Хельга зажмурилась, пряча голову; она больше ни о чем не думала, только ждала чего-то ужасного – лошадь упадет, сани опрокинутся, они вылетят и переломают себе все кости…

Слышались еще какие-то крики, сани дергались, раскачивались, их мотало из стороны в сторону…

– Глядь…

Хельга ощутила, как Эскиль быстро понимается, освобождая ее, и соскакивает с саней.

Сани не двигаются. Вокруг гул возбужденных голосов.

Медленно Хельга подняла голову. Она жива. Сани стоят на снегу посреди Волхова. Возле лошади кто-то с кем-то яростно спорит. Вокруг блестят и движутся огни.

Хельга встала на колени, шатаясь и придерживаясь за борт. Несколько человек висели на узде, сдерживая лошадь. Впереди тоже были люди и лошади – много, целая толпа. Колебалось на ветру пламя факелов – почти как огненная стена.

Прямо возле саней боролись на снегу какие-то двое, а еще несколько человек пытались их растащить. Вот их ухватили, подняли, развели в стороны; слышались бессвязные яростные крики и ожесточенная брань.

С неба медленно сыпались мелкие снежинки, лезли в глаза, мешали смотреть. Стоял гул множества одновременно спорящих и кричащих голосов. Оглядевшись еще раз, Хельга поняла, что вокруг саней, где она сидит, собрались две толпы: с одной стороны хирдманы Ингвара, с другой – люди Сванхейд. Хельга узнала Регинмода Залива в первых рядах. Обе дружины явно были настроены на схватку между собой; казалось, вот-вот ярость прорвется и закипит всеобщее побоище.

– Хельга!

Кто-то подбежал, и при свете факела Хельга узнала своего брата. Хедин бросился к ней и вытащил из саней. Выглядел он непривычно взволнованным, шапки нет, волосы взъерошены, на кожухе снег.

– Ты цела? – Он схватил ее за плечи. – Что с тобой было? Что он тебе сделал? Говори, ну!

– Я цела… – прохрипел Хельга; как она ни старалась, голос куда-то делся, спрятался от испуга подальше.

– Он ничего тебе не сделал? – Хедин убрал растрепанные волосы от ее лица.

Брат старался разговариваться с ней спокойно, но голос его подрагивал от сдерживаемого бешенства. При свете огня его глаза казались черными, как сама ненависть, и Хельге опять стало страшно.

– Нет, ничего… Клянусь, ничего! Мы ехали в санях, но потом началась метель, и мы не могли больше ехать…

– Какая метель?

Не успела она ответить, как к ним подошел еще один человек, и Хельга узнала Логи.

– Хельга! Это правда, что он говорит? – с возмущением начал он. – Ты сама захотела с ним уехать?

Хельга снова увидела перед санями Эскиля, тоже без шапки и в перекошенном кожухе, рядом с ним того второго вождя наемников, немолодого, а еще телохранителей Ингвара – Хрольва и Гримкеля Секиру. Все имели весьма боевой вид, явно готовые вступить в схватку.

– Нет! Я не хотела! Я хотела только… отдать одну вещь… – Последние слова Хельга почти прошептала, и их никто не услышал.

– Я же знал, что он лжет! – Логи в гневе повернулся к Эскилю. – Эта девушка не такая! Она не могла убежать с тобой по доброй воле!

– Ты молод и не знаешь женщин, – снисходительно ответил Эскиль. – Как говорил Хникар:

 
Воля девицы
Как волны превратна,
Думам недолго
Другими смениться.
 

Логи даже онемел, услышав столь возвышенный ответ, хоть и произнесенный несколько запыхавшимся голосом.

– Это наша добыча! – с напором ответил Логи немолодой вождь, Хамаль Берег. – А кому не нравится – может отбить ее у нас.

Наемники вокруг него дружно закричали, выражая согласие.

– Ингвар! – Логи взглянул на кого-то в толпе. – И ты позволишь твоим людям ограбить дом твоей матери? Я этого не позволю, и тебе придется биться со мной, если ты не опомнишься!

Снова раздался гул голосов, отчасти одобрительный, отчасти изумленный. Хельга едва верила ушам: Логи, сдержанный, благоразумный и вежливый, готов был вызвать на бой собственного брата-конунга, хотя не мог не понимать дикости такого вызова, не говоря уж о том, что намного уступал Ингвару и силой, и опытом.

– Сыновья Олава, опомнитесь! – Между ними встал Хакон сын Эйлава, ладожский ярл. – Не годится драться между собой сыновьям одного отца и одной матери, да еще и на пороге материнского дома! Не лучше ли нам сейчас вернуться в Хольмгард и обратиться к мудрости госпожи Сванхейд за советом?

– Да и девушку надо поскорее в тепло вернуть, а то она у вас замерзнет насмерть и никому не достанется! – сказал Финни Крылатый.

Еще какой-то человек, подойдя, закутал Хельгу в огромную и пушистую шкуру, и ей сразу стало тепло.

– Да, стоит отвезти девушку к госпоже Сванхейд, – поддержал Воислав псковский. – Пусть женщины ее успокоят.

– Конунг, неужели ты позволишь этим людям отнять у меня… – начал Эскиль и осекся: назвав Хельгу добычей, он признался бы в похищении. – Мою невесту!

– Она не твоя невеста! – в негодовании крикнул Логи. – Никто ее с тобой не обручал!

– Если надо, меня обручит с ней мой острый меч!

– У волков не бывает невест, и я уж лучше увижу мою сестру мертвой, чем твоей женой! – яростно возразил ему Хедин. – Ты ответишь передо мной за похищение, саатана[20]20
  «Саатана!» – угро-финское ругательство.


[Закрыть]! С мужчиной ты не боишься иметь дело, паскепяя[21]21
  Угро-финское оскорбление.


[Закрыть]?

– Попробуй, отними! – Эскиль улыбнулся, как будто ему предстояло нечто радостное.

– Пока я жив, никто к ней не подойдет! – Логи встал перед санями, загораживая Хельгу.

– Ингвар конунг, подумай, что ты скажешь твоей матери, если у ее порога твой человек убьет ее младшего сына! – крикнул кто-то и толпы.

– Ингвар, ну что ты смотришь! – Тородд тоже обнаружился здесь. – Мать приказала, чтобы никакого кровопролития. Послала меня вас удержать. И уж точно я не дам моим двум родным братьям подраться между собой! Сначала вам придется объединиться, чтобы убить меня! Мы уже не на войне! Уйми твоих людей, и пусть мать вас всех рассудит.

– Прекратите! – Ингвар вышел вперед и встал между Логи и Эскилем. Он был явно недоволен и действовал как будто через силу, но не мог противостоять обоим своим братьям сразу. – Полаялись, хватит. Возвращаемся в Хольмгард. Завтра решим, кто с кем будет биться.

– Он мне ответит за оскорбление рода, ваи саатана!

– Я моей добычи никому не уступлю!

– Что с бою взято, то свято!

– Ингвар, твои люди думают, они до сих пор среди греков и могут брать все, что понравится! Если ты привел в дом твоей матери стаю волков, держи их в повиновении!

– Поехали назад, я сказал!

– Хедин, вот твоя шапка, возьми!

– До поединка девушка останется у нас!

– Ваи саатана, хрен тебе моржовый, а не девушка! Попробуй тронь, пургален[22]22
  «Пургален!» – угро-финское ругательство, примерно как «к черту!»


[Закрыть]!

– До поединка девушка останется у матери! – рявкнул Ингвар. – У нашей. Завтра боги нас рассудят.

– Я полагаюсь на твое слово, конунг.

Со стороны казалось, что Хедин успокоился. Но Хельга понимала: такого Хедина, застывшего в непримиримости и жажде возмездия, она видит впервые за все шестнадцать лет своей жизни.

* * *

– Как ты узнал? Тебе служанки сказали?

У Хельги так стучали зубы, что было трудно говорить. Ей предлагали ехать обратно в тех же санях, но она отказалась: она так окоченела, что надеялась размяться и согреться на ходу, а к тому же не хотела отходить от Хедина ни на шаг. И теперь они шли в толпе, Хельга куталась в мягкую, теплую, пушистую шкуру, но дрожь не отпускала. Больше всего Хельга боялась, что брат поверит, будто она добровольно решилась на это бегство. Если он спросит, она, конечно, скажет нет. Доказывать, что она не совершала предательства, а лишь поддалась на уловку – а такой податливой ее сделала слабость и смятение потревоженного сердца, – будет унизительно.

– Служанки? – Хедин удивился. – Нет. Какой-то малый прибежал в гридницу…

– Какой еще малый?

– Могильная Матерь его знает! Я его впервые видел. Прибежал, прямо ко мне, кричит: Хедин, что ты сидишь, твою сестру похитили и увозят! Везут в сторону Альдейгьи! Такой с виду молодой, волосы светлые… Кричит: твою сестру увозят люди Ингвара! Все вскочили. Логи кричит: я ее верну! Госпожа Сванхейд говорит: Ингвар, что это значит? Он говорит: я не знаю… Но я-то сразу понял, что к чему. Он точно ничего тебе не сделал? – Хедин приостановился и заглянул сестре в лицо.

– Клянусь, ничего! Да когда бы он успел? В санях… там же холодно…

– Эх! Если бы он… Я бы ему вырвал горло. Может, еще и вырву. Я этого так не оставлю.

– И что дальше было?

– Я послал наших парней за лошадьми. Логи своих людей собирает. Сванхейд сказала, чтобы Воислав и Хакон ярл тоже поехали, иначе, говорит, произойдет убийство. Это она верно сказала. Мудрая женщина. Был бы я один – я б его убил.

«Или он тебя». От этой ясной мысли у Хельги ослабли ноги, и она пожалела, что не села в сани. Сванхейд не могла знать, кто кого убьет, но вероятность убийства была ясна ей, как вот эта луна в небе. А это превратило бы возможную войну между ее братом Эйриком и ее сыном Ингваром в неизбежную, особенно если погибшим оказался бы Хедин. Убийство гостя! От такого позора весь род конунгов не отмылся бы до самого Затмения Богов.

– Мы всей толпой и поехали наперегонки, кто быстрее вас нагонит – мы или Ингварова стая. И прямо наткнулись на вас. Вы что, правда ехали нам навстречу, или мне померещилось?

– Похоже, что правда. Сначала нам навстречу мела метель, потом на льду загорелась стена из огня, а потом появились волки.

– Волки? За стеной из огня?

– Да, много, десятки, белые и черные. А один был величиной с быка или еще больше…

– Ажаня[23]23
  Ажаня (мерянск.) – дитятко.


[Закрыть], тебе померещилось! Не было ни метели, ни огня. В темноте мы бы увидели. И тем более волков.

– Но те трое тоже все это видели! И лошадь испугалась!

– Наши лошади ничего такого не заметили, а ветер был на нас. Видно, какие-то духи вмешались и не дали вам уехать. Не знаю какие, но я им благодарен.

На это Хельга ничего не ответила. Она не знала, что это за духи, но знала, что их вызвало. Точнее, кто. Она сама ощущала холод ветра, удары снежного потока, жар огня – неужели все это был колдовской морок? Похоже, с этим коротким заклинанием мать вручила ей целый мешок чудес, но не научила ими пользоваться. Надеялась, что не пригодится.

Приближаясь к Хольмгарду, Хельга с ужасом ожидала, что ей прямо сейчас придется все рассказывать госпоже Сванхейд, но, после короткого спора во дворе, ее повели к Бериславе – Сванхейд так велела. Там с нее сняли промерзшую обувь, закутали в теплое одеяло, Естанай заварила травы – душицу, пустырник и тимьян из собственного запаса. Горячее питье согрело Хельгу и успокоило. Но мысли оно привести в порядок не могло: Хельга не понимала, что случилось на самом деле, а что померещилось. Ей приснилось это похищение? Стена из огня, огромный белый волк? Или сейчас снится, будто она опять у Бериславы?

– Я здесь останусь, – объявил Хедин и сел на пол возле лежанки. – Больше никто к тебе не подойдет.

– Весняна, дай тюфяк, – со вздохом велела Берислава. – На полати ложись, место есть.

От усталости у Хельги кружилась голова. Стоило опустить тяжелые веки, как возникало ощущение, что она летит – так сильно гудела в ней кровь от всех потрясений этого вечера.

– Ложись! – Естанай коснулась ее плеча и забрала из рук опустевшую глиняную чашку. – Иначе заснешь сидя и упадешь!

Но Хельга не сразу нашла в себе силы двинуться – руки и ноги налились тяжестью. Вот она встала, взялась за ожерелье из «ведьминых камней», чтобы снять… Что-то вдруг хрустнуло у нее в пальцах, упало и со стуком покатилось по доскам пола.

– Ах!

Песчано-желтый камешек треснул пополам и развалился на две части. Хельга смотрела на обломки в ужасе: впервые она видела, как ломается «ведьмин камень». Ее снова пробрала дрожь. Никого пока не убили, но погибший уже есть – «ведьмин камень» умер, отдав ради ее спасения всю заложенную в нем удачу.

А ведь это вовсе еще не конец…

* * *

Когда погоня вернулась, Сванхейд ждала, расхаживая по гриднице. Оставшиеся дома переглядывались: давненько им не случалось видеть свою госпожу в таком волнении! Можно подумать, что похищена ее родная дочь!

Услышав шум у входа, она в нетерпении обернулась и едва не побежала навстречу.

– Вернули, – объявил матери Ингвар, встретив ее нетерпеливый взгляд. – Они недалеко и уехали-то…

Вид у него был мрачный. Он не знал точного замысла Эскиля – тот все продумал и устроил сам с товарищами, – но хорошо знал цель: ведь это была его собственная цель, Эскиль тут послужил лишь удобным орудием. И это орудие подвело. Цель ускользнула, и теперь Ингвару предстояло объясняться с матерью за проступок своего человека, за которого он отвечал, как отец за сына.

– Что с девушкой?

– Цела она.

– А ее брат?

– Тоже цел. Злой как тролль… Наш рыжий грозил со мной драться! – Это до сих пор приводило Ингвара в недоумение. – Он что, бешеный?

– Ты не забыл, что он считает эту девушку своей невестой?

Ингвар удивился, но потом вспомнил, как три жениха в этой самой гриднице спорили за Хельгу: его брат Логи, его племянник Видимир и его хирдман Эскиль. Не привыкнув принимать в расчет младшего брата, Ингвар не подумал, что Логи себя сочтет оскорбленным и ограбленным.

И это тоже осложняло дело.

– Зайди, мне нужно с тобой поговорить. – Сванхейд кивнула на шомнушу.

– Может, завтра?

Ингвар был храбр в бою и в любом противостоянии с мужчинами, но терпеть не мог объясняться с женщинами, от которых не мог просто отмахнуться.

– Сейчас.

Служанка отнесла в шомнушу горящий светильник. Сванхейд вошла первой и села на лежанку, кивнула Ингвару на ларь. Некоторое время Сванхейд внимательно рассматривала его лицо, и Ингвара наполнила тоска.

– Свенельд ничего тебе не рассказал?

Сванхейд произнесла это скорее как утверждение.

– Свенельд? – Ингвар вытаращил глаза. – Ему какое дело? Он в Киеве… у древлян зимой, как всегда.

– Он так и не рассказал тебе, кто такая Снефрид Серебряный Взор?

– Это кто?

– Это мать той девушки и ее брата.

– А! Ты ее знаешь, да? Тут болтали, она когда-то гостила у тебя… Помню, девушка недавно говорила, что ее материнский род от каких-то альвов идет… И что?

– А то, что она – твоя вирд-кона. Ты хоть знаешь, что это значит?

– Моя – что?

Весь вид Ингвара свидетельствовал о глубоком недоумении.

Сванхейд встала и прошлась по шомнуше – здесь можно было сделать лишь несколько шагов туда и обратно.

– Когда родится человек знатного рода, – медленно начала она, зная, что ее сын не сведущ в таких делах, и стремясь объяснить короче и проще, – где-то наверху, близ Источника Урд, у него появляется своя норна. Она зовется спе-диса. Она покровительствует человеку в жизни, оберегает от опасностей, может дать совет. Но чтобы человеку было легче с ней говорить, ему нужна вирд-кона – земная женщина из тех, что зовутся «всеискусными женами». Она – земное отражение его спе-дисы, она слышит ее речи и передает человеку. Они есть не у всех… далеко не у всех. Здесь, в Гардах, мало таких женщин, кто владел бы «жезлом вёльвы» и умел прясть нити судьбы. Снефрид – одна из них. Она – твоя вирд-кона с самого рождения. Твоя судьба и удача – в ее руках. Если ты причинишь ей зло, нанесешь обиду, она может мгновенно оборвать твою нить. Понимаешь?

Сванхейд остановилась и взглянула в растерянное лицо сына.

– Стоит тебе разозлить Снефрид, и в ее силах мгновенно убить тебя, где бы ни был ты и где бы ни была она. А ты ничего не можешь с этим сделать, ты ведь даже не знаешь, где она находится.

– И где она? – едва вымолвил Ингвар.

Он был потрясен, и сдерживало его потрясение лишь неверие: трудно сразу принять такую новость, что твою судьбу держит в руках некая женщина, о которой ты двадцать три года жизни и понятия не имел!

– В Мерямаа. В Силверволле, там она живет с Арнором Камнем и прочей семьей. Но ты не знаешь этого места, ты никогда там не был. А тебе бы стоило поехать и познакомиться с женщиной, настолько важной для тебя! Я – твоя мать, а она – кормилица твоей судьбы и удачи! А теперь подумай, что вы наделали. Твой человек пытался похитить ее дочь! Если она сочтет, что ей нанесена смертельная обида, то будет права.

– Г-глядь… – Ингвар успел прикрыть рот рукой, но не сумел сдержать своих чувств перед матерью. По мере того как в мыслях связывались концы, его наполняла ярость, тем более горячая, что он чувствовал свое бессилие. – Почему я ничего не знал?

– Спроси у Свенельда, почему он тебе не рассказал. Он-то знает об этом все. Ее искусство спасло жизнь и ему самому, когда его преследовали духи мертвых после одного похода на Хазарскую реку. Видно, он не счел нужным рассказывать об этом тебе – такие дела лучше хранить в тайне. Кто мог предположить, что жизнь сведет тебя с ее дочерью?

– Но ты-то знала! – В негодовании на судьбу Ингвар готов был обвинить и мать. – Ты могла меня предупредить!

– Могла ли я думать, – Сванхейд устремила на него гневный взгляд, – что ты решишь похитить девушку знатного рода из числа моих гостей? Так оскорбить дом твоей матери! Отнять невесту у собственного брата!

– Она была не в твоем доме… – начал Ингвар и осекся.

– Я пригласила ее сюда, мать отпустила ее ко мне, веря, что у меня ее дочь и сын будут в безопасности. Но твои люди… Правду говорят: кто выкармливает волка, тот готовит разорение своему очагу.

– Нам нужны заложники от Эйрика! Это ведь ты понимаешь? Иначе как мне знать, что он не придет сюда следующей зимой с войском, пока я буду в Киеве!

– Ты не знаешь Эйрика! Он упрям, как старый медведь, его нельзя подчинить силой и хитростью. Чем больше на него давят, тем сильнее он упирается. Ты мог три года назад побывать в Бьюрланде и повидаться с ними со всеми. Может быть, Снефрид сама рассказала бы тебе, какая между вами связь. Тогда ты знал бы, с кем имеешь дело. Но ты не нашел на это времени!

– Ты не знаешь, что там было в Киеве. Я не мог его оставить.

– Уж не ошиблась ли я, когда подумала, что ты сможешь держать в руках и Киев, и Хольмгард разом? Мне следовало признать Тородда конунгом Гардов и его возвести на престол Олава!

Они помолчали, в досаде не глядя друг на друга и вспоминая то лето, когда все это свершилось. И того человека, который устроил то соглашение между ними.

– Сделанного не воротишь… – пробормотал Ингвар, имея в виду собственные упущения.

Сванхейд кивнула: менять одного брата на другого было поздно.

– Твои дела и так были непросты, – заговорила она снова, – а с этим похищением твоя удача, честь и жизнь повисли на тоненькой ниточке. Ты должен уладить это дело, не оставив Снефрид причин держать на тебя обиду. Иначе ни здесь, ни в Киеве тебя не ждет ничего хорошего. Погнавшись за двумя зайцами, ты не поймаешь ни одного, а ища чужого, потеряешь свое. Будь готов на жертвы.

Ингвар не ответил, застывшим взглядом глядя перед собой. Он чувствовал себя человеком, который вышел в лодочке в море, а весла оставил на берегу. Он хорошо понимал, как много зависит от него и его решений; он готов был на любые труды и подвиги ради того, чтобы исполнить свой долг конунга, заслужить уважение богов и людей. Он мог бы драться с целой толпой, пока не упадет, обессилев. Он не боялся принимать решения, но был достаточно умен, чтобы понимать, где обстоятельства сложнее, чем он может осмыслить. А тех двоих, которые помогали ему принимать верные решения, при нем сейчас не было. Огняна-Мария, любящая, нежная и преданная, не могла умом тягаться с Эльгой, а Эскиль, сильный и отважный, много уступал Мистине в изобретательности и широте взгляда. Огняна-Мария и Эскиль, каждый по-своему, пытались помочь ему выполнить задуманное и тем едва его не погубили. Мистина и Эльга, возможно, удержали бы его от этих попыток, не подпустили бы к краю пропасти, не дали стать врагом родного брата и собственной судьбы.

Но Ингвар, при своей суровости, был достаточно силен духом, чтобы не винить других. Он – конунг и Гардов, и земли Русской, что на Днепре. Это он едва не порвал с собственной удачей, ему и связать истонченную нить.

* * *

Наполовину проснувшись, Хельга ощутила под рукой что-то мягкое, теплое, пушистое, что ласкало одним прикосновением. Открыв глаза, увидела длинный ворс белой звериной шкуры. Погладила ее, вспоминая, откуда такая роскошь. В эту шкуру ее вчера вечером закутал какой-то человек – она его не разглядела, – и ей сразу стало тепло там, на ледяном Волхове, среди ожесточенных криков… В этой шкуре она приехала в Хольмгард, и кто-то подстелил ее в постель. Где же хозяин, как ему вернуть? Может, он сам придет за своей вещью?

Тепло шкуры напомнило ей увиденный этой ночью сон: будто какая-то рука держит ее руку – крепкая, теплая, дружественная. Хедин? Эскиль? Может, Логи? Во сне Хельга не могла разглядеть этого друга, но прикосновение руки успокаивало ее.

Все вчерашнее вспоминать не хотелось. Посреди заснеженной реки спорили Эскиль, Хедин, Логи, готовы были драться за нее. Сегодня дело о похищении будет разбираться… вчера упоминали о поединке… При этой мысли у Хельги оборвалось сердце и стало холодно в груди.

А еще у нее раскололся один из «ведьминых камней» в ожерелье. Она сунула руку под подушку и нашарила два обломка. Знак был несомненный, и явно плохой. Но о каком зле он говорит – о прошлом или о будущем?

Поднялись все довольно рано. Ни Хельга, ни Хедин не пошли в гридницу, Берислава велела покормить их дома. Вскоре вернулся Тородд и привел Хакона ярла, чтобы обсудить дело с Хедином. А потом, к изумлению Хельги, явилась сама госпожа Сванхейд.

– Будьте готовы, скоро сюда придет Ингвар и его люди, – сказала она. – Лучше нам разобрать это дело здесь, где нет лишних глаз и ушей, только среди родичей. В таком деле свидетели, которым самим терять нечего, могут толкнуть людей на лишнее ожесточение, и те не захотят пойти на мировую из опасения показаться робкими.

Потом Сванхейд подошла к Хельге, вставшей при ее появлении, и знаком предложила снова сесть рядом с ней.

– Какая хорошая шкура! – Сванхейд провела ладонью по белому меху, на котором они сидели. – Это ты с собой привезла? У вас в Бьюрланде такими торгуют?

– Нет, госпожа, это мне вчера дал какой-то человек… Я его не знаю, даже не разглядела. Чтобы я не замерзла в санях…

– Кстати, о санях. – Сванхейд запустила пальцы в маленький шелковый мешочек, подвешенный к позолоченной нагрудной застежке, и вынула уже знакомый Хельге перстень с сине-зеленым камнем и жемчужинами. – Чье это сокровище? Конюхи нашли в соломе тех саней.