Текст книги "Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов"

Овца и меткий выстрел Коля были забыты, и даже сам Коль сидел в гриднице, нисколько не опасаясь за целость своих ушей. И Бьярта, и Эгдир, и Ульвмод смотрели в рот Хагиру и ловили каждое его слово, забыв обо всем прочем. Бьярта то плакала злыми слезами, то кричала и била кулаками по коленям; Тюра охала и закрывала рот кончиками пальцев, а Ульвмод при каждом новом повороте «песни о пленении Стормунда» заново подавался вперед и тянул короткую шею к рассказчику. Новости так потрясли его, что он даже забыл порадоваться опрометчивости соседа.

– Я же говорила ему, говорила! – причитала Бьярта. – Этот Вебранд… Да любой ребенок знает, что он оборотень! Этот ваш Тресковый фьорд! Я думала, хоть там вы набрались ума!

– Свой ум в чужую голову не вложишь! – посмеивался Ульвмод.

– Ты-то хоть мог бы его остановить! – нападала Бьярта на Хагира. – Ты-то что молчал?

– Остановишь его… – вздохнула Тюра.

– Остановишь его! – повторил Хагир. – Он меня не спрашивал. Да, честно сказать, там было некуда деваться. Вебранд сразу велел убирать парус – он сам собирался драться, и уходить от драки, я бы сказал, было никак нельзя. Он же нас ограбил – неужели ты забыла, что сама говорила в прошлом году? Шерсти на три марки серебром, железа на две, «тихого камня»…

– Железо, «тихий камень»! А теперь я осталась без мужа! О боги, за что нам такое несчастье? Что вы наделали!

– Перестань! – оборвал ее Хагир.

Его радость от возвращения домой сменилась досадой: упреки – не лучшая встреча после неприятного путешествия. Бьярта, конечно, умная женщина, но напрасно она считает, что другие ничего не соображают и нарочно стараются сделать как похуже!

Домочадцы сидели потрясенные и подавленные. Конечно, у Стормунда имелись недостатки, и порой они посмеивались над ним, но все же он был их защитой и опорой, стволом дома, к которому они лепились, как ветки. Как же теперь без него?

– Но он вернется? – тревожно спрашивал Коль. Он все никак не мог уложить в голове, что отец, самый умный и сильный на свете, почему-то не вернулся, и не понимал, что означает его задержка.

– Когда-нибудь, я надеюсь, да, – утешил его Хагир. – Но нам для этого придется потрудиться. Наберем мы десять марок серебра?

Он посмотрел на Бьярту, Бьярта ответила ему упрекающим, почти оскорбленным взглядом. Да это просто насмешка! Откуда дома возьмутся десять марок серебра, если серебро ждали из похода? На кусте вырастут?

– Может быть, продать что-нибудь? – неуверенно подала голос Тюра.

– Разве что землю, – предложил Эгдир. Он тоже знал, что хозяйке нечего продать.

– Те два поля, что у сосняка, я бы купил, – оживившись, вставил Ульвмод. – Они старые, от камней хорошо очищены… Но десяти марок, конечно, не стоят. Надо что-то прибавить. Например, то пастбище, где Овечий камень.

– И чем мы дальше будем жить? – Бьярта гневно глянула на соседа. – Где мы будем пасти – на крыше дома? Я знаю, тебе хочется прибрать к рукам хорошую землю, но не надейся. Ничего мы продавать не будем, ни поля, ни пастбища.

– Тогда нам остается только пойти в новый поход. – Хагир невесело усмехнулся. – И еще раз попытать удачи в бою. Может, тебе больше повезет, чем твоему мужу.

Он понимал гордую самолюбивую хозяйку и ее горячее нежелание мириться с поражением, но выходов оставалось мало, и неумно было бы отвергать самый действенный из них. Земли, в конце концов, на Квиттинге много. Эта война опустошила полуостров, и не так уж трудно найти новое место для полей и пастбищ, даже если и придется заново расчищать их от кустов. Даже если придется сняться с места и строить новый дом, это лучше, чем сохранить усадьбу, но лишиться хозяина. Как говорится, крыша дома – хозяин.

– Видно, так тому и быть. – Бьярта не заметила насмешки и подняла на Хагира решительный взгляд. – Если бы нам раздобыть еще один корабль…

– Ох! – Тюра всплеснула руками. – Если бы мы могли раздобыть корабль, о чем бы шел разговор? Уж корабль-то стоит десять марок! Мы бы отдали его, и все!

– Не так все просто! – поправил ее Хагир. – С кораблем можно добыть гораздо больше, чем десять марок, поэтому отдавать его просто так не стоит. Вот если бы… какой-нибудь добрый сосед одолжил нам корабль…

Он посмотрел на Ульвмода. Тот повел широкими плечами и усмехнулся:

– Что ты так на меня смотришь, клен копья? Да, у меня есть корабль. Хороший боевой корабль…

– Почти ровесник тебе самому, – почтительно и со скрытой насмешкой заметил Хагир. – Тебе ведь его еще отец подарил?

– Это заслуженный корабль, – с выразительным восхищением подхватила Тюра, поняв его мысль. – Столько лет он ходил по морям, не единожды измерил весь Морской Путь, побывал во всех племенах… Наверное, там и днище-то рассохлось, и мачта в гнезде не держится…

– И весла случайно все растерялись! – беглым взглядом поблагодарив ее, продолжал Хагир. – И тропа от сарая к морю поросла не то что травой, а кустами и деревьями! Твоему кораблю, Ульвмод, придется прорубать дорогу на волю! Ты ведь десять лет не выводил его из сарая!

– А я не так глуп, чтобы всем показывать свое сокровище! – посмеиваясь, отвечал Ульвмод. – Вы, конечно, большие хитрецы, но удача за меня: твой отважный хозяин часто выводил корабль на воду и вот подарил его какому-то оборотню, а мой «Волк» стоит себе в сарае и стоит! Пусть он немного рассохся, но починить его не так уж трудно.

– Ты мог бы одолжить его нам, пока он не развалился совсем, – предложила Тюра. – Никто не похвалит такого хозяина, у которого добро пропадает понапрасну, ведь верно?

– А не то корабль умрет от старости и попадет к Хель! – пригрозил Хагир.

– Мог бы и одолжить! – так же посмеиваясь, согласился Ульвмод. Как и Тюра, он еще не понял, насколько всерьез это все говорится. – Не задаром, конечно. Все то время… Молчи, Бьярта, я знаю, что тебе нечем за него заплатить. Слушай лучше, что я вам скажу. Все то время, пока корабль будет в плавании, то пастбище, с Овечьим камнем, будет считаться моим. А если корабль не вернется, то пастбище отойдет ко мне навсегда.

– Хоть на тинге речи держать! – с угрюмой завистью к его деловитому красноречию буркнул Эгдир.

– А если корабль вернется, то моя будет пятая доля в добыче, – не слушая, закончил Ульвмод.

– Десятая! – быстро поправил Хагир. – Сидя дома, ты не слишком перетрудишься за эту добычу.

Сошлись в конце концов на седьмой. Уговорившись, что Хагир завтра приедет осмотреть корабль, и с размаху пообещав даже послать за корабельным мастером, Ульвмод уехал. На прощание он не удержался от намека, что его корабль мог бы послужить выкупом за какую-нибудь хорошую невесту, и при этом глядел на Тюру. Но она даже не улыбнулась. Замысел нового похода слишком ее встревожил, да и намеки Ульвмода нельзя было и дальше считать шутками. Он не настолько весел, чтобы шутить в такой день! Пожалуй, Бьярта права: своими вечными улыбками она позволила Ульвмоду вообразить невесть что.

– Он что, все еще сватается? – спросил Хагир, попрощавшись с соседом и от ворот глядя, как тот с двумя провожатыми скачет вниз по тропе, увозя за седлом свою злополучную «дикую» овцу.

– Он только теперь всерьез и начал, – со вздохом ответила Тюра. – Или я, глупая, только сейчас сообразила. Я все думала, что он смеется. Ну, какой из него жених?

– Он-то думает, что совсем не плохой… И, если ему еще нужна невеста, значит, в какой-то мере он прав. Ну, не хмурься, я же тебя не сватаю.

– А я и не хмурюсь! – Тюра с усилием улыбнулась и заговорила с нарочитой веселостью: – Я очень горда и счастлива. Такой богатый и умный жених – большая редкость и не каждой вдове без приданого достается.

Хагир помолчал, тихо посвистывая. Ничего нет хорошего в том, если негодная вещь в нужде кажется сокровищем. И если молодая, красивая, добрая нравом женщина вынуждена радоваться сватовству старого, но богатого жениха – как раз тот невеселый случай. На Квиттинге слишком много вдов. Возможно, даже больше, чем неженатых мужчин. И придет ли этому конец?

– И теперь я не знаю, что делать! – прибавила Тюра. – Если он прямо спросит, пойду ли я за него, а я откажу, он может обидеться. Мы и сейчас-то ссоримся, а тогда…

– А ты припугни его! – посоветовал Хагир и сам улыбнулся пришедшей мысли. – Потребуй, чтобы он отомстил за Асбьёрна. Ты замечательная женщина, но что-то мне не думается, что даже твоя красота вдохнет в Ульвмода отвагу выйти на бой с Эльгом Длинноногим!

Тюра вздохнула и махнула рукой:

– Ах, не напоминай мне…

– Прости!

– Ничего. Ой, но неужели так бывает? Такие условия, чтобы со второго мужа брать клятву отомстить за первого! Это же нелепо: как может мужчина мстить человеку, который освободил его будущую жену от предыдущего брака!

– Ну, это смотря какая женщина окажется… Ты понимаешь, это к тебе не относится! – Спохватившись, Хагир тронул Тюру за плечо. – Что-то я этим летом совсем отупел, сам не понимаю, что несу!

Но Тюра улыбнулась ему без следа обиды, в ее глазах светилась радость. Теперь, когда первые треволнения от встречи и новостей поулеглись, на душе у нее стало легко: она больше радовалась возвращению Хагира, чем горевала о Стормунде. Конечно, из-за Стормунда им всем еще предстоит немало тревог, но Хагир дома, а значит, они, женщины и дети, теперь под защитой. До его возвращения Бьярта и Тюра вдвоем держали на плечах дом и усадьбу, а теперь Хагир взял значительную часть груза на себя. Какой он стал – лицо исхудалое, щеки впалые, и от этого подбородок кажется еще жестче и решительнее. Брови заломлены, а синие глаза пристально смотрят как бы внутрь души, на ту заботу, о которой он только и думает все эти два месяца с того злосчастного дня… Но даже такой он казался Тюре красивее всех, и чем дольше она смотрела на него, тем ярче в ее груди разгоралось теплое счастливое чувство.

– Как я рада, что ты жив и вернулся! – тихо сказала Тюра.

– Спасибо! – Хагир знал, что она говорит чистую правду.

– За что ты благодаришь, глупый? – Тюра улыбнулась. – Ведь это я счастлива, а значит, я и первая в выигрыше. А ты-то хоть рад, что вернулся домой?

– Не знаю. Я еще не понял.

Хагир смотрел на луговину под пригорком, на береговой обрыв и дальний лес, словно хотел привычным зрелищем убедить себя, что и правда вернулся в то место, где прожил последние восемь лет и за неимением другого привык считать своим домом. Странно даже: пять месяцев похода показались ему очень долгими и насыщенными, а здесь ничего не изменилось, только трава поблекла. Долгое путешествие все еще не отпускало его, лежало на плечах: мерещились, точно бежали вслед, бесконечные переходы, размеренный шаг по каменистой земле под неумолчный шум близкого моря, ночевки в чужих домах или прямо под открытым небом, вкус рыбы и дичи, жаренных на углях. За время пути хирдманы поснимали с себя почти все перстни и обручья, у кого что было, чтобы раздобыть еду и ночлег: пускали их неохотно, опасаясь неприятностей, и брали дорого. Иной бонд, завидев возле своей луговины толпу вооруженных чужаков, спешил спрятать с любовью и надеждой растимого поросенка в детскую колыбель и молил богов сохранить его добро. Но до грабежа мирных бедняков Хагир никогда не позволил бы себе унизиться, даже под угрозой голодной смерти, как он надеялся. Невелика честь бить тех, кто не может защититься. Дядя, Ингвид Синеглазый, с которым Хагир провел свое отрочество, даже в самые тяжелые времена не позволял дружине обирать тех, ради кого они воевали. И хотя времена схваток квиттинских ярлов с фьяллями давно прошли, память родича была слишком дорога Хагиру, чтобы он изменил чести, понятие о которой внушил ему Ингвид Синеглазый. Вся его жизнь – война за Квиттинг, за его честь, благополучие и счастливое будущее…

Да, кстати, о войне.

– А хорошо все же, что от твоих глаз Ульвмод тает. Если бы ты его не усмирила, он уехал бы злой, как тролль, и у кого мы бы теперь просили корабль? Наша Бьярта, конечно, умная женщина, но вот ссорится она всегда не вовремя, – сказал Хагир и обернулся к Тюре.

Пойманная его взглядом врасплох, она улыбнулась, но он заметил тревогу в ее глазах.

– Корабль! – воскликнула она. – Мне еще хотелось бы знать: а кто будет грести на этом корабле? Или ты знаешь такие заклинания, чтобы корабль плыл сам, без весел?

– Тебя это так тревожит? – уточнил Хагир.

– Н-нет. Я думала… о Стормунде.

Тюра отвела глаза. Она не хотела признаваться, о чем думает. Ее муж, Асбьёрн Берестянка… Теперь вот муж ее сестры Стормунд Ершистый… У них остался только Хагир, а он опять собирается в поход. А им опять ждать, тревожиться, раскидывать руны… Неужели для всех мужчин на земле только одна дорога? И придет ли этому конец?

– Людей можно набрать, – утешал ее Хагир. – Тут ведь есть кое-какой народ. Конечно, мы теперь не славимся удачей, но все же…

– Все же, если ты позовешь, кто-нибудь непременно откликнется. – Тюра подошла ближе и утешающе погладила его по локтю. Ей было стыдно за собственное уныние, когда Хагир, несмотря на его невозмутимый и решительный вид, все же нуждается в ободрении. – Все-таки твой род – самый знатный на Квиттинге.

– Почти, – честно поправил Хагир.

– Ну, все равно! – Тюре не было дела до других. – Знаешь, люди верят, что знатные роды в любой беде сберегают удачи больше всех. Знаешь, бедным людям хочется верить, что на свете есть хоть кто-то посильнее и посчастливее их. А теперь ведь ты будешь вожаком, к тебе пойдут даже охотнее, чем к Стормунду.

– Да? – Хагир слегка обнял ее той же рукой за талию и с легким, не лишенным удовольствия сомнением сверху заглянул ей в лицо, такое светлое, милое, как мягкий солнечный блик на листве. Говорят, дурак падок на лесть, но и умному человеку приятно, если ему скажет доброе слово красивая женщина. – Какая ты умная, Тюра… Я бы сам на тебе женился, будь мы хоть немного побогаче. Я всегда думал, что жениться надо на умных женщинах.

Тюра подавила вздох и отошла. Между «женился» и «женился бы» существует огромная разница. А она достаточно долго пробыла вдовой, чтобы всесторонне ее обдумать. Не так чтобы она страстно желала выйти за Хагира, но вдовство печалило ее больше, чем думали люди, а за Хагира она пошла бы охотнее, чем за любого из известных ей мужчин. Ему можно доверить и себя, и детей, а это ведь самое главное для женщины. Но Тюра никогда и никому не говорила об этом. Она не верила, что недостаток средств может повлиять на такого решительного и самостоятельно мыслящего человека, как Хагир из рода Лейрингов. Если он видит в бедности препятствие к свадьбе, значит, жениться ему не очень-то и хочется. А навязываться кому-либо Тюра не стала бы за все сокровища Фафнира. При всей мягкости своего нрава она была не менее горда, чем ее старшая сестра.

– Если все будут так рассуждать, то племя квиттов вымрет, – все же сказала она, обернувшись на самом пороге дома. – Если только богатые будут позволять себе жениться…

Хагир быстро шагнул следом за ней, но она еще быстрее метнулась в дом и пропала за дверью.

Перед гридницей Хагир столкнулся с Бьяртой.

– Вот он ты! – нетерпеливо воскликнула она. – Я тебя ищу! Слушай! Я прикинула: тринадцать человек ты привел, еще десять мы можем выделить для похода. Женщинам придется самим смотреть за овцами, ну да ничего, справятся. Еще можно попросить людей у Торвида Лопаты, он даст, у него в челяди полно бездельников. Исфрида вечно жалуется, что не может всех прокормить. И оба его сынка с большой радостью пойдут. И я сама пойду с вами!

– Ты с ума сошла, – для порядка сказал Хагир и прислонился плечом к бревенчатой стене.

На самом деле он не так уж и удивился. Бьярта дочь Сигмунда всегда отличалась твердостью духа и смелостью, а сейчас, измученная бедностью и тревогой за мужа, стала готова на любые подвиги. Случалось ей и поругивать Стормунда за расточительность и опрометчивость, случалось им ссориться, но все отступило перед угрозой навсегда его лишиться, все его недостатки стали несущественными теперь, когда дом остался без защиты. Стормунд, сильный телом и духом воин, отец ее детей и добродушный, любящий и уважающий муж, за двенадцать лет совместной жизни стал частью самой Бьярты, и теперь она буквально не могла сидеть на месте, зная, что он попал в беду и ждет от нее помощи. Пойти в поход ей легче, чем оставаться дома и мучиться дурными предчувствиями в ожидании вестей.

– Тебе там нечего делать, – заметил Хагир. Чувства – одно, а здравый смысл – совсем другое. – Конечно, решимостью ты поспоришь с любой валькирией, но в море надо еще уметь держать меч. А он, знаешь ли, потяжелее веретена.

– Я пойду с вами, – упрямо повторила Бьярта. – Я не умею держать меч, но теперь я хотя бы буду знать, что вы не ввяжетесь в глупую драку, где у вас нет надежды на победу. Как было в тот раз. Я сама за вами присмотрю.

– А кто присмотрит за домом?

– Тюра. И Эгдир с ней останется. Он не мудрец, но человек надежный, а в море от него все равно мало толку. В случае чего Ульвмод ей поможет. Охотно поможет, не волнуйся. Ты знаешь, что он уже чуть ли не свадебные дары предлагает? Ах, если бы он ей нравился, то можно было бы… – Бьярта сжала руки, отчаянно жалея, что такой прекрасной возможности не суждено осуществиться.

– Если бы он ей нравился, в любом случае это были бы ее деньги, – охладил ее мечты Хагир. – И я первый не позволил бы ей тратить цену своей свободы на твоего муженька. Ты знаешь, как я к вам… привык, но сейчас…

– Теперь все будет иначе! – решительно перебила его Бьярта. – Завтра ты поедешь к тому тюленю, а я – к Торвиду. Вот увидишь, он даст нам человек пятнадцать! Он сам ходил бы в походы, если бы поменьше кашлял, а его люди только и мечтают… И наберется почти сколько нужно! Даже больше! Когда по берегу поползут слухи, то и народ сбежится! Ведь не нам одним скоро платить дань!

– А можно мне тоже в поход? – раздался голос Коля, полный горячей надежды.

Глава 2

Под вечер, дней через пять после отплытия из дома, «Волк» медленно шел на веслах вдоль бурых береговых скал. Солнце садилось за море, темнеющий лес над берегом молчал, и слышался лишь плеск воды под веслами. Было тихо, хорошо.

Сидя на месте кормчего, Хагир правил рулем и высматривал, где бы пристать. Пришло время устраиваться на ночлег, но ни крыши, ни дыма, ни корабельного сарая, что указал бы на близость большой усадьбы, нигде не виднелось.

– Э, да скоро Каменистый фьорд! – крикнул сидевший на одном из средних весел Гьяллар сын Торвида, рослый, мощный, круглолицый парень с красивыми светлыми кудрями. – А там есть усадьба! Мы с отцом туда как-то ездили, когда продавали шерсть! Там можно и заночевать.

– Я знаю, что тут есть усадьба, – отозвался Хагир. – Я этого фьорда не знаю, а его, должно быть, не зря назвали Каменистым. Посадить на камни чужой корабль мне совсем не хочется. Так что лучше нам опять переночевать на берегу. И дешевле, и воздух чище.

– И нечего нам делать в усадьбе! – поддержала Хагира Бьярта. – Нечего лезть людям на глаза.

Хагир усмехнулся:

– Ну, допустим, пока мы еще не совершили ничего такого, что мешало бы нам показываться людям на глаза.

– Зато собираемся. – Бьярта была уверена, что недобрые намерения прямо-таки написаны на лицах всех без исключения всадников Ульвмодова «Волка».

Безумный на первый взгляд замысел в конце концов оказался не таким уж несбыточным. «Волк» нуждался в серьезной починке, но корабельный мастер нашелся неподалеку, и дней за десять с делом покончили; Торвид Лопата с радостью дал одиннадцать человек и в придачу послал старшего сына. Сам Ульвмод выделил девятерых, «присмотреть за моим кораблем», как он говорил. Округа зашевелилась, и каждый день в Березняк являлись гости осведомиться, правда ли, что Хагир сын Халькеля набирает людей для похода, или это только вздорные слухи. В итоге у Хагира набралось сорок с лишним человек, то есть даже больше, чем требовалось для того, чтобы четырнадцативесельный «Волк» мог плыть. Правда, людей не хватало на то, чтобы менять гребцов дважды в день, но «Волку» везло с ветром, и начало похода складывалось благополучно.

Место кормчего Хагир занял сам и был бы вполне доволен своей дружиной, если бы мог не заглядывать вперед. Грести-то тут все умели, но вот боевой выучкой хвастаться не приходилось. До отплытия Хагир с утра до ночи занимался со своей дружиной, обучая работников и сыновей местных бондов владеть мечом и щитом. Случалось, доходило до того, что под вечер измотанный наставник спотыкался на ровном месте и падал еще до того, как юный воин, привычный иметь дело больше с пастушеским посохом, успевал нанести удар. Но тогда во двор выбегала Тюра, которая сидела в кухне, поддерживая маленький огонек в очаге, где в углях стоял на своих трех копытцах бронзовый горшочек с кашей. Она отгоняла смущенно хихикающего «победителя», поднимала «побежденного» с земли и вела умываться и ужинать.

– Что ты себя мучаешь? – приговаривала она, стянув с Хагира мокрую от пота и черную от пыли рубаху и поливая водой ему руки и спину. – Хочешь из пастуха сделать Сигурда Убийцу Дракона?

– Сигурдов учат с семи лет! – отвечал Хагир, фыркая сквозь воду, текущую по лицу. – Но и пастух должен держать оружие в руках! Если их поубивают в первом же бою, их призраки мне будут являться каждую ночь и выть: «Это ты нас убил!» И что я им отвечу?

– Но что-то же они умеют? Ты не видел, как этот Халль своей дубиной волков бьет?

– Да уж, умеют! Они умеют ловко рубить дрова, потрошить рыбу, а иные даже резать овец! Но в походе нам придется иметь дело с врагами пострашнее трески и овцы! И даже волка, если на то пошло! У тех ведь мечей и щитов не бывает!

– За месяц, боюсь, ты их многому не научишь.

– Но чему-то научу! Хоть что-то надо делать! Мне надо, чтобы они выдержали первый бой, а там придет и опыт, и уверенность.

– Но зачем так торопиться? До Середины Зимы еще много времени.

– Мы не можем ждать. Пока лето, ходит много торговых кораблей. Чем ближе к зиме, тем меньше их будет. Да, они все неплохие ребята. Если бы и правда было время до Середины Зимы, из них вышла бы неплохая дружина!

Перед самым отплытием судьба преподнесла Березняку подарок: однажды под вечер в усадьбу явились Лейг и Бранд Овсяный. Как оказалось, Вебранд отпускал пленных по одному каждый день, высаживая на берег там, где в этот вечер оказался. Беда в том, что происходило это на восточном берегу Туманного пролива, и всем остальным, даже если Вебранд всех до единого отпустит, по пути домой придется перебираться через море. Но зато родные всех оставшихся в плену воспрянули духом, и Хагиру было легче оставить усадьбу с надеждой, что вскоре еще кто-нибудь появится.

И вот, не прошло и месяца с тех пор, как Хагир вернулся с печальными вестями, а «Волк», оснащенный линялым парусом из запасов Торвида Лопаты и канатами, купленными на деньги Ульвмода Тростинки, уже шел вдоль южной половины Квиттинга, выискивая добычу. Был он, конечно, староват, тяжеловат и руля слушался посредственно, а без хорошего корабельного мастера не удавалось понять, в чем тут дело. Зато в пасть деревянной волчьей головы на штевне Хагир набил железных гвоздей вместо зубов, и, украшенный разноцветными щитами на бортах, «Волк» выглядел не так уж плохо.

– А мы там были, в той усадьбе! – сказал Лейг. Раненый бок у него еще побаливал, поэтому он сидел на весле мало и сейчас отдыхал, пристроившись возле ног Хагира. – Мы там ночевали, нас там даже покормили и перевязали. Хозяйке понравился Бранд…

– А? – Услышав свое имя, Бранд обернулся от середины корабля. – Чего?

– Хорошая, говорят, усадьба?

– Ничего себе, – согласился Бранд. – Только не спрашивай меня, как туда плыть. Мы шли по берегу.

– И мы пойдем по берегу, – утешил его Хагир. – Вон там отмель. А если ты, Бранд, хочешь навестить гостеприимную хозяйку, то до утра свободен.

Бранд хмыкнул и дернул плечом. Зато Бьярта поднялась с оружейного сундука, на котором сидела, и через весь корабль прошла на корму к Хагиру.

– Слушай, что я придумала, – начала она, придерживаясь за борт. На лице ее было беспокойное оживление, и Хагиру вспомнился Стормунд перед той злосчастной битвой. – Нам не надо всем показываться в усадьбе. Лучше я одна пойду.

– Хочешь понравиться хозяину? – Хагир усмехнулся. – Имей в виду, я Стормунду все расскажу.

– Я хочу узнать, есть ли у него гости и что это за люди! – пояснила Бьярта, не обратив внимания на насмешку. – Кто куда плывет, что за товар везет, много ли дружины. Может, найдется что-нибудь подходящее. Ты же сам говорил, что надо действовать с умом и не кидаться на первых встречных. Говорил, что можно получить по шее ни за пеннинг добычи! Так надо выяснить, что за добыча ходит рядом!

– Погоди! – Хагир понял ее мысль задолго до конца речи. – Придумано неплохо, но почему это должна быть ты? Всю дружину брать с собой не стоит, это верно, но женщине идти в чужое место одной – безумие.

– А кому еще? Не тебе же! Ты, ясень копья, слишком приметный человек, тебя все знают. А меня никто не знает.

– Тут есть и другие люди, которых никто не знает. Мужчины. Пусть, в самом деле, Бранд идет. Скажет, что соскучился по хозяйке, а она ему все выложит: кто плывет, с кем и куда. Если там вообще есть гости.

– Ах, ну как же ты не понимаешь! – Бьярта с горестной досадой тряхнула сжатыми кулаками. – Не Бранд, а я! Я сама должна что-то сделать! Бранд не поймет, не сообразит… Мужчины! Что вы понимаете? Вам бы только подраться! Будет надежнее, если я… Я должна идти!

Хагир вздохнул. Он видел, что за последний месяц Бьярта похудела от пожиравшей ее тревоги. Муж не шел у нее из мыслей. Не слишком ли тяжела его рана, не умрет ли он раньше, чем они поспеют с выкупом? И раздобудут ли они выкуп? И не передумает ли Вебранд – от этого гадкого оборотня всего можно ожидать! Бьярта пошла в поход, не в силах сидеть дома, но сейчас, в походе, ее сжигали та же тревога, нетерпение и жажда деятельности. Нужно раздобыть десять марок серебра, но день проходил за днем, а десять марок все так же оставались воображаемыми, наяву ими даже и не пахло. Только в опьянении первых мгновений возвращенной жизни десять марок серебра казались ничтожной, жалкой ценой. Теперь, когда надо было добывать выкуп, его тяжесть оказалась весьма ощутимой. Глядя на каменистые берега, моховые полянки и песчаные отмели с пучками почерневших водорослей, Бьярта вообще не верила, что на свете существует десять марок серебра. Камни есть, песок есть, разбухшие от воды деревянные обломки тоже бывают. А серебро – разве что где-нибудь у свартальвов! В приступах отчаяния ей хотелось биться головой о землю, чтобы достучаться до подземного народца с его бесполезно пропадающими сокровищами. Каждый новый день казался ей нестерпимо долгим и ужасающе бесполезным. Напрасно Хагир утешал ее и твердил, что дерево не падает от первого удара и что ради добычи в военном походе приходится трудиться и ждать не меньше, чем земледельцу, который обрабатывает поле и ждет урожая. Бьярта слушала и не слышала. Ее душа жаждала, чтобы необходимые десять марок уже сейчас лежали перед ней, и рвалась хоть что-то сделать, как-то приблизить долгожданный час.

– Ничего не случится, – уговаривала она Хагира. – Я возьму с собой одного-двух, чтобы тебе было спокойнее…

– И правдоподобнее… – вставил Хагир.

– Да. Я скажу, что еду к мужу или к родне… Что тот корабль повернул к Квартингу, а меня высадили, потому что мне нужно на восточный берег, и я теперь ищу другой. И я все узнаю… Ничего со мной не будет. Нельзя же думать, что из-за этой войны все вокруг стали преступниками и женщине нельзя из дому выйти, чтобы на нее не набросились какие-нибудь звери!

– Ладно. – Хагир видел, что она не уймется. А расспросы женщины и в самом деле вызовут меньше подозрений. – Только не называй своего имени. Про наши дела могли пойти слухи.

– Хорошо! – довольная Бьярта рассмеялась от радости, как девочка, которую отпустили погулять. – Я скажу, что я – Тюра! Я у нее взяла покрывало на всякий случай. Бедную вдову всякий пожалеет! Вот увидишь, как хорошо все получится!

Она убежала к сундуку под мачтой и принялась в нем копаться. Хагир проводил ее глазами: она оживилась, повеселела, в каждом ее движении прорывалась лихорадочная, нетерпеливая дрожь. Хорошая все-таки жена досталась Стормунду: смелая, умная, решительная и притом еще красивая и преданная. Наверное, и правда все получится. Если боги не помогают таким людям, то кто же тогда достоин их помощи?

«Волк» пристал к берегу возле устья узкого каменистого фьорда. Вместе с Бьяртой в усадьбу отправился Гьяллар сын Торвида и Хринг, кузнец из Березняка, грубоватый, но сильный и надежный человек. Когда Хагир увидел Бьярту с серым вдовьим покрывалом на голове, у него тревожно стукнуло сердце: это показалось дурным пророчеством. Но Бьярта ни о чем таком не думала и только ликовала, что наконец-то делает дело. От радости и волнения она разрумянилась, и вид у нее, под вдовьим покрывалом и со счастливыми глазами, был очень странный. Глядя, как она торопливо идет вдоль темнеющей опушки в глубину фьорда, опережая обоих спутников, Хагир надеялся, что по пути она остынет и даже устанет. Так будет правдоподобнее.

В гриднице усадьбы, названия которой Бранд не помнил, оказалось довольно много народа, так что Бьярта остановилась на пороге, не зная, где тут найти хозяев и к кому обратиться.

– Стейн! Ты где! Погляди, кто пришел! – крикнул где-то впереди мужской голос. – Иди встречай!

Бьярта оглянулась на голос: в середине палаты возле стола стоял мужчина лет сорока, высокий, со светлыми волосами и бородкой, и его веселые глаза смотрели на Бьярту с такой приветливой радостью, точно они в родстве. Бьярта даже испугалась: что если он ее знает? Тогда все пропало, обман раскроется… Богиня Фригг, да откуда ему ее знать, если они в жизни не встречались? И выговор у него какой-то чужой, не квиттинский…

– Привет тебе, липа запястий! – К ней подошел другой человек, грузный и широколицый, невозмутимый и привычно вежливый. – Откуда ты тут взялась, если это, конечно, не тайна? Но если тебе нужен приют, ты можешь у нас переночевать.

– Кто ты? Что это за усадьба? – спросила Бьярта.

– Я – Стейн сын Атли, а усадьба моя зовется Каменистый Пригорок. Что же ты, сама не знаешь, куда пришла? – Хозяин поднял брови.

– Да… – Бьярта немного смутилась, не зная, правильно ли ведет себя. Раньше она почти никогда не выезжала из дому, и в чужом месте, полном незнакомых людей, чувствовала себя неуверенно. – Я плыла на корабле… но они держат путь на Квартинг, а мне надо на восточный берег, и они меня высадили…

– Потом поговорите! – К ним подошла молодая женщина, ровесница Бьярты, и плечом оттеснила Стейна. – Что ты прямо на пороге кинулся расспрашивать? Дай я ее усажу.