Текст книги "Детские клятвы"

Значит ты знаешь Ренарда?

– Я слышал это имя, но до сих пор не знаю, кто носил его.

– Он был хорошим человеком, добрым, богатство совсем не испортило его, тем не менее путь его окончился печально. Тебе ведь и самому известно, Рен?

– Не хочу полагаться на единственный источник. Я слышал он был Хранителем?

– Верно.

– Все говорят о них, но я не понимаю, откуда они взялись.

– Вот оно что. – почему-то Трэвис усмехнулся – сейчас Арена процветает, но не так давно эти земли пили больше крови, чем дождя. Жертвы множились, а война лишь набирала обороты, требуя все больше и больше жизней. И тогда появились пять героев. Первым Хранителем дара Адор, бога металла, стал молодой король, а остальные присягнули ему.

– Откуда же они взяли свои силы?

– Говорят, это благословение. Так или иначе, когда Хранитель умирает, ему на смену приходит другой и по-прежнему служит королю.

– Значит, хоть Ренард имел положение и деньги, все с самого начало решалось за него. – заметил Рен без капли сочувствия. – не так уж и плохо знать наперед, хотя, судя по концовке этой истории, радости тоже немного. Что ж, у меня не столь беззаботная жизнь, чтобы скорбеть о незнакомцах, я ищу кое-кого. – Он протянул Трэвису сложенный вдвое листок с именем дочери лесника.

Однако Трэвис, взглянув на него, лишь покачал головой.

      -Я бы хотел помочь тебе найти ее, но дело в том, что сам я не могу уйти, обещал дождаться кое-кого.

– А долго ждать? Хочешь, составлю кампанию? А потом вместе поищем ее?

– Не стоит. Я и сам не знаю, когда они придут. Но знаешь, приходи ещё к фонтану, может, застанешь Гуаринота, он не откажет в помощи.

– Идёт.

      Через пару дней друг Трэвиса действительно показался. Прежде Рен внутренне смеялся над его высокопарным именем, но теперь, глядя на хорошо одетого юношу с уверенным, хотя несколько отрешенными взглядом черных глаз, невольно признал, что оно ему подходит.

      Гуаринот не был похож на человека, одержимого чудным стремлением помогать всем и каждому, но раз уж его попросил Трэвис, без лишних вопросов отправился на поиски неведомой женщины.

      Так как один имел в избытке гордость, а другой – безразличие, разговор все не мог завязаться и продолжал обрываться на ничего не значащих фразах, однако долгая дорога делала свое дело. После шести или семи опрошенных, немало опечаленный нисколько не впечатляющим результатом, они вернулись к Трэвису.

– Вы вернулись скорее, чем я ожидал. – улыбнулся он.

– Странное дело, судя по записке она живёт в этом районе, но ее никто знает ни на рынке, ни в лавках, ни в мастерских, будто она сквозь землю провалилась…– все больше раздражался Гуаринот.

– Или ее и вовсе не существует. – безрадостно поддержал его Рен.

– Значит, твое путешествие напрасно? Ты что и впрямь проделал такой путь лишь за этим? Везет как утопленнику! – усмехнулся Гуаринот и присел подле друга, Рен последовал его примеру.

– На самом деле я прибыл сюда с Арлен , однако…

– Арлен? – почти в один голос закричали мальчишки, не дав ему договорить – Арлен Дюран?

– Да, неловко говорить, но мне повезло испытать ее милость.

– Может, тогда ты знаешь Вивьена Грапнета? Или Эрисоэллу Легран? – Рен отрицательно покачал головой и тогда глаза Трэвиса вновь заблестели лукаво, а Гуаринот, обрадованный внезапной догадкой, с нетерпением воскликнул – тогда может ты знаком с Ренардом Лефевром?

– Я видел его во сне пару раз.

– Ты слышал?

– Гуаринот, прошу тебя. – улыбнулся своей болезненной улыбкой Трэвис. – у меня есть идея, кто ещё может помочь в поисках.

– Призрак Андре?

– Призрак? – Поднял брови Рен.

– Он настоящая легенда, многие говорят, что видели его на кладбище…

– Просто спросите его, может эта ваша дочка лесника давно покинула подлунный мир?

– И то верно. – согласился Гуаринот и они с Реном вновь отправились мерить шагами Ареру.

      Идти оказалось далеко, миновав все великолепные соборы и площади, они вышли к безлюдным кривым улочкам и наконец спустились к городскому кладбищу.

Никто из них не боялся и парни смело вошли через ворота. Множество каменных ангелов украшали надгробия, их праведные лики светились благолепием и возвышенными думами, их губы застыли в холодных полуулыбках, как мириады взмывших в небо стрел сверкали изломами пышные крылья. Прекрасные мертвые создания, лучшие стражи для скорбного пристанища окончивших путь.

      Нужная могила оказалось очень ухоженной, с чистой оградой и нежными розовыми бутонами, заботливо избавленными от сорняков.

      « Должно быть, его очень любили» – мельком подумал Рен.

      За камнем смиренно застыла высокая тень и, чем ближе они подбирались, тем отчётливее вырисовывались в туманной мгле широкие плечи, сильные руки, скрещенные на груди, мундир, русые кудри, аккуратно подстриженные усики, украшавшие мертвенно бледной лицо, и глаза, в которых печаль выжгла зелёный блеск. Один взгляд на этого статного красавца, раздавленного неведомым горем рождал тревогу в сердце Рена, он сравнивал себя с ним и невольно удивлялся тому, что даже те, кто обладает красотой, юностью, богатством и властью, оказываются здесь и с мрачной надеждой ждут помощи, не зная, придет ли она.

– Андре! – позвал его Гуаринот, и мужчина рассеянно повернул голову.

– Ты зашёл навестить меня? Кто это с тобой? – дружелюбно спросил он, сощурив светлые глаза.

– Не узнаешь его? – усмехнулся Гуаринот.

      На мгновение Андре замер, внимательно изучая Рена, скука легла на его лицо, он очевидно не видел в мальчишке ничего примечательного, но вдруг он скользнул взглядом дальше, куда-то за спину Рена и его приветливые глаза налились алым.

– Ты?! Как ты посмел сюда явиться?

      Он ринулся к Рену и , вцепившись до боли в его острые плечи, оказался так близко, что тот не мог различить лица и оцепенело смотрел как красные полосы расчерчивают красивое лицо от глаз до подбородка.

– Если тебе не нужна была твоя жизнь, то и сдох бы один! Зачем ты стольких утащил за собой. Зачем ты забрал мою Алэйну?!

      Рен не нашелся, что ответить. Взгляд Гуаринота выражал понимание, направленное отнюдь не на него, вдруг парень оказался втянут в старую драму, о которой знал настолько в общих чертах, что не смел и рот открыть перед ее непосредственной жертвой.

– Это был не я. – наконец предпринял слабую попытку защитить себя, вызванную в большей степени тем, что больше не мог терпеть боль от пронзающий плоть пальцев.

– Тебе хватает наглости отрицать свою вину? Твой долг, как брата, – защищать ее и что же? Она погибла, пытаясь спасти твою жалкую шкуру. – закричал он и вдруг пораженно прошептал – погибла… Ты перечеркнул своей выходкой всю ее молодость, всю ее блистательную, счастливую, светлую жизнь!

– Это был не я! – настойчивее сказал он, но безрезультатно.

      Андре ринулся к нему и голову Рена пронзила боль. Очень быстро в черноте утонули безумные глаза Робера, безразличный Гуаринот, надгробные камни – все погрузилось во тьму.

                              ***

      Неожиданно мрак перед ним задрожал, в рыжих бликах проявились трещины и заблестела влажная поверхность камня – Рен сидел лицом к стене и только теперь, когда позади блеснул огонь, он обернулся. черные линии разрезали пространство на равные части, от остального грота пленника отделяла решетка. За ней суетились несколько людей с факелами.

      «Они пришли только сейчас?» – мысленно удивился парень, но понял, что в охране не было необходимости, ощупав руки и единственную ногу.

      На него не надели оков, но было что-то ещё, не позволяющее нормально думать, его голова раскалывалась , а перед глазами метались неясные пятна.

      Вдалеке кто-то закричал. Отчаянный вопль заглушила легкая мелодия, и мечи звякнули о камень. Стражники заметно испугались : они вставили факелы в пазы на стенах, свет наконец перестал дрожать и стало видно, как они отчаянно хватаются за оружие.

      Шаги приближались неумолимо, кто-то снова кричал, и лёгкая поступь никак не вязалась с ужасом, сопровождавшим его.

      Девушка в светлом лёгком платье наконец показалась. Рен не видел ее лица, но уже знал, что перед ним никто иной как Алэйна Лефевр.

      Хрупкая и юная она выглядела очень слабой, но стоило страже бросится в бой, как ее голос заставил их замереть и рухнуть без сознания.

Вот как она расправилась с охраной.

Этот метод показался ему очень в духе маленькой аристократки, которую он видел во сне, – гуманным и весьма эффективным, хотя и работал он лишь вкупе с элементом неожиданности.

      Алэйна подбежала к прутьям, потому что боялась не застать его живым и облегчённо вздохнула. На ее щеках блестели слезы , а огромные синие глаза лучились счастьем.

– Брат, ты в порядке? Нам нужно уходить! – шептала она, как безумная, своими бледными губами, но вдруг ее взгляд опустился, и ужас исказил побелевшее лицо – что они с тобой сделали? Твоя нога! Нет…!

Рен проследил за ее взглядом, и действительно – от ноги стался лишь окровавленный обрубок, который никто не потрудился перевязать. Возможно, все решили, что Хранитель не умрет раньше времени из-за подобных ран, или испугались приближаться к нему, или же так звучал приказ короля. Так или иначе сейчас судить об этом не представлялось возможным.

– Алэйна! – встревоженно закричал Андре, видя ущерб, учинённый возлюбленной.

      « А вот и наш герой» – мысленно хмыкнул Рен, недовольный тем, что его втянули в столь неприятное воспоминание.

Андре был в том же самом мундире, и красивое лицо украшали все те же лихо закрученные усы – мрачные подозрения возникали сами собой.

      Он бросился к Алэйне, однако девушка оттолкнула его.

– Прошу тебя, просто дай нам уйти, мы покинем столицу… Ты же командуешь королевской гвардией, неужели нет ничего , что ты мог бы сделать?

– Это невозможно, ты хоть понимаешь, за что судят твоего брата?! Почему все так ?! – обреченно воскликнул он, до последнего мига веривший в благоразумие девушки.

      Ей нечего было ответить.

– Спаси нас, Андре! – она резко распахнула синие глаза, и в болезненном выражении не осталось ничего кроме мольбы.– Моя первая и последняя просьба к тебе.

– Я не могу, Алэйна. Убийство представителя знати карается смертным приговором, Ренард же посягнул на Хранителей, а это – государственная измена. Я бессилен. Тебе нужно уйти, я сделаю все, чтобы с тебя сняли обвинения, женюсь на тебе, никому и никогда не позволю причинить тебе боль. Я сделаю все…кроме спасения Хранителя дара Тситокры.

Алэйна молчала, и эта тишина казалась Рену настолько жуткой, что он неосознанно отвернулся, чтобы не видеть исхода решения, принятого в безмолвии. Когда девушка вновь заговорила, голос ее изменился, в нем появилась болезненная мягкость. И решимость.

– Мой милый Андре, ужели я не хороша, и ты больше меня не любишь? – тихо сказала она, придвигаясь все ближе к нему. – Ужели я не хороша? Ужели в твоем сердце не осталось места для меня?

– Я люблю тебя больше жизни!

– Отчего все так. Эти клеветники разрушили мое счастье. Только представь, я бы стала твоей, подарила тебе дочь или сына, и по выходным мы бы звали в гости друзей, и мой брат навещал бы нас. Где в своей короткой жизни я согрешила, чтобы в конце концов стоять здесь и умолять тебя о жизни, которую заслужили все мы? – Ее рыдания становились все чаще, она с трудом могла говорить, но продолжала, задыхаясь и давясь словами – Он никогда никому не причинял боли, так почему эти страшные слова все приняли за правду? – Андре подошел к ней совсем близко, отчасти, чтобы успокоить, а отчасти, чтобы не дать ей запеть. Однако она не собиралась использовать так хорошо знакомый ему прием. Дрожащими губами она шептала – Человек говорит – судьба смеется, да только она не знает, что я ей тебя не отдам.

Раздался болезненный хрип, в свете факелов Рен разглядел быстрый блеск тонкого лезвия, и Андре попятился назад.

Должно быть весь этот монолог дал ей время решиться, но в последний момент, рука ослабла и удар оказался не смертельным.

«Однако, подлая атака» – заметил Рен, глядя на содрогающуюся в безудержном плаче девушку, он не знал, что должен чувствовать.

–Прости меня, прости, Андре…я… – она не успела сказать, что хотела, а Андре не успел закричать.

      Красный круг в ее виске, закатившиеся синие глаза, струйка крови по бледному лицу и глухой звук упавшего тела – вот и конец безрассудства леди Лефевр.

      Молодой стражник, ведомый порывом справедливости и долга, сделал несколько неуверенных шагов назад и осел на пол. Быть может, он прежде не отнимал жизнь и действовал так, как учили, не рассчитав чувство вины и ужас, накрывший его, стоило спустить курок. Он поступил по уставу, но глядя на Андре, усомнился во всем, кроме того, что девушка, лежащая на полу , мертва, и кровь очертившая холодные плиты подземелья не простит лжи.

– Алэйна…

      Голос, с трудом выдавленный горлом, пережатом рыданиями, проскрежетал болью. Леди Лефевр не желала бы видеть Андре таким, но теперь не осталось смысла стесняться ее опустевшего взгляда. Дрожащей рукой командующий дворцовой стражей закрыл возлюбленной глаза , качнувшись встал на ноги, и достал свой револьвер.

Убийца сжался в углу, закрывая руками голову и неотрывно следя за движениями Андре.

      Тот не двигался, едва ли его рука имела твердость сделать верный выстрел – пелена слез лишила его всяких ориентиров и слабые колени не подгибались лишь оттого, что ни шагу ни делал несчастный. Впрочем, как не разрывала его сердце скорбь, ненависть гналась за нею попятам и вдруг оружие в руке обрело смысл.

      Месть. Та, что никому и никогда по-настоящему не приносила счастья, горячо любимая отчаянными, воспетая гордецами, бесполезная и сладкая. Спасла бы она его?

Если бы тогда Андре все же стёр слезы и вложил все свое горе в движение пальца, спустившегося курок, если бы он отнял жизнь укравшего его Алэйну, смог бы засыпать по ночам , не боясь кошмаров? Нет, виноват был не этот стражник, исполнивший свой долг, а тот, кто безучастно смотрел на все это из-за решетки.

      Андре хотел убить, его бледное лицо выражало решимость, зрачки нашли свою цель, замершую в ожидании приговора и он сделал свой выстрел.

      В собственный правый висок.

                                    ***

Рен очнулся на могиле. Солнце прогрело землю и несколько секунд, он лежал не вставая. Потом он неторопливо сел и безмолвно подивился, что день близился к закату. Сон оставил после себя странное ощущение, но не страх, на самом деле теперь он боялся Андре куда меньше, ведь понимал истоки его гнева.

Командующий стражей виновато присел рядом, и тихо произнес:

– Ты и правда совсем на него не похож, юный Хранитель. Только не повтори его судьбу…

Рен не ответил.

– Скажи мне, ты не уходишь потому, что хочешь отомстить Алэйне? – спросил он.

      Призрак долго молчал, а потом обронил тихое «нет».

– Тогда ты хочешь отомстить Ренарду?

– Нет… Я желал раньше, но он уже получил свое.

– Ты говорил, что я за это в ответе.

– И он не ошибся. – снова вмешался Гуаринот.

      Рен нисколько не удивился, потому что не поверил. Как мог нищий почти сирота, надеющийся на доброту окружающих, иметь что-то общее с выросшим в любви и достатке, смелым, блистательным Ренардом Лефевром? Как мог он сравнивать себя, лежащего в грязи и ждущего смерти, с тем золотоволосым ангелом, светло улыбавшимся любимой сестре?

Он бы посмеялся, да был не охоч до веселья и лишь безразлично пожал плечами.

– Я ждал более яркой реакции.

– Я молодо выгляжу, но не столь наивен, Гуаринот. Прошу, не смейся надо мной. – спокойно ответил он.

– Но я не смеюсь. Ты молод, это правда, но нет никаких сомнений в том, что дар Тситокры перешел к тебе.

– Нет у меня никакого дара. Сдается мне, ты обознался.

– Вот уж нет, скажи ему, Андре! – упорствовал Гуаринот.

Рен наконец встал с могилы и оттряхнул песок с брюк. Несколькими небрежными движениями он попытался привести в порядок растрепавшиеся волосы, глядя в чье-то серое полированное надгробие, и собрался уходить.

– Мне жаль, что я отнял ваше время, но в этой истории мне не найдется места. Желаю вам поскорее освободится, Андре. А тебе, Гуаринот, удачи.

– Куда ты?

– Как куда? Вернусь в гостиницу, а завтра снова примусь искать дочку лесника. – Пожал плечами Рен.

– А ведь мы так и не спросили о ней! Андре, ты не знаешь ее. – мальчишка протянул призраку бумажку с именем.

– Нет, но может стоит посмотреть надгробия? Во всяком случае я не припомню, чтобы кого-то из неупокоенных звали так же.

– Так и поступим. – с энтузиазмом отозвался Гуаринот.

Его, похоже, все эти поиски изрядно веселили. Все же он дружил с Трэвисом, который не мог покинуть место ожидания, и не имел возможности – вот так носиться меж могил и весело выкрикивать: «не она», «снова мимо» или «ну, нашли?». К несчастью, сколько бы все они не бегали в поисках загадочной дочки лесника, она точно сквозь землю провалилась и о ее местонахождении не знали ни живые, ни мертвые.

– Нет ли близ Ареры другого кладбища?

Андре покачал головой.

– Если она умерла тут, то я бы знал.

– Вот как…

– Андре, я только сейчас об этом подумал, но где тогда похоронена Алэйна? Здесь нет ее надгробия.

«А ты любопытен до бестактности» – про себя вздохнул Рен, но видя энтузиазм Гуаринота, смягчился. В какой-то мере он относился к нему снисходительно, но в то же время чувствовал, что ничего не знает, чтобы судить.

– Я слышал, она в фамильном склепе Лефевров. Не знаю, упокоилась ли она, ведь ее смерть оказалась столь печальной.

– Не думаю. Я видел ее на казни Ренарда, но теперь понимаю, что к тому моменту она не могла быть жива. – задумчиво ответил Рен, все еще надеясь, что не окажется втянут в эту историю, но Гуаринот решил все за него.

– Почему бы нам не навестить ее? Думаю, тебе есть, что сказать ей, Андре.

Очень скоро они с Реном раздобыли бумагу, перо и тушь, и разложили все это добро на все ом же могильном камня. Откровенно говоря, никто здесь не обладал должным уважением к усопшим.

– Вам помочь? – услужливо уточнил юноша, ведь большая часть призраков не в силах держать предметы.

– Я справлюсь. – Улыбнулся Андре. – Ведь все это время я хранил это. – он протянул маленькое колечко с аметистом. – Пожалуйста, передай его вместе с письмом, если Алэйна все еще ждет. – помолчав, он добавил – а если нет, поступай как знаешь, продай, оставь себе или подари своей любимой…

Он дописал свое недлинное послание и с печальной улыбкой простился с ними.

***

Усадьба Лефевров, хотя и немало пострадала от времени и гнева горожан, виднелась издалека и приковывала к себе взгляд. Похоже, когда-то зодчий хотел сделать родовое имение светлым местом, полным радости, – местами на фасадах осталась розовая и фисташковая краски и полусгнившие резные вставки. Вся эта парадная архитектура с портиками и скульптурами в прошлом говорила о положении хозяев, а теперь оставляла горькое чувство утраты. Перед домом располагалась аллея, сейчас она сильно разрослась, а пруд зарос, но путь все ещё был проходим и юноши методично продвигались вглубь, к главному входу. Всюду белели разбитые тела каменных богинь, их холодные лики бессмысленно смотрели на дом, одна стена которого полностью развалилась, а обрубленный руки стремились к небу.

– Жалкое зрелище. – вздохнул Рен.

– Эта усадьба видела столько горя, что должна уже рассыпаться в пыль, но предстает перед нами в достойнейшем состоянии, на которое только способна. – помолчав, он добавил. – может осмотримся внутри?

– Ну, раз уж мы здесь…

      Они оказались перед огромной дубовой дверью, способной, наверное, сдерживать натиск тарана.

      Рена заинтересовали ручки – кольца, украшавшие ее. Обе они были отлиты из золота и выполнены в форме лиц: одна – смеющийся лик богини с острым полумесяцем в волосах, другая – суровый лик демона с широко распахнутым единственным глазом в центре лба.

– Первый раз видишь такое? – улыбнулся Гуаринот. – это богиня вод Тситокра и хозяин тумана Фатх.

– А почему у него нет рогов?

– Кто знает? Пожал плечами парень и без усилий открыл дверь.

      Внутри дела обстояли ещё хуже, чем снаружи: большую часть мебели растащили или продали с аукциона, на голых стенах отметками висели дорогие обои с вышивкой. Пол устилал ковер из битого стекла и каменной крошки, паркет вздулся и пошел волнами от влаги – дожди не пощадили это место.

      Вдруг Рен замер – все это казалось до страшного знакомым.

– Ты чего? – спросил Гуаринот.

– Я был здесь. – пораженно ответил Рен.

      Чем дальше они проходили, тем больше он чувствовал, что вернулся домой и это непривычное ощущение пугало его.

– Тут был диван, а тут – семейный портрет. А это кресло отца! – Почти с восторгом указал он на полусгнивший каркас, но улыбка застыла на его лице и выражение снова стало безразличным.

– Ты помнишь? – прозвучал в голове мягкий голос.

Рен резко обернулся и тут же попятился назад, не поверив глазам. Вещи, которые смутно вспоминались ему, явились взгляду. Изорванные обои снова закрыли стены, засияв в свете хрустальных люстр всем великолепием вышивок. На полу не осталось ни единого осколка, все они вернулись в рамы, еще мгновение назад зиявшие мрачными проемами. Нить за нитью заново сплетались истлевшие портьеры, их овивали золотые канаты и, как цветы, распускались кисти, истрепанные ковры обретали былое великолепие. Должны быть те, кто соткал их, обрадовались бы, увидев, как жизнь возвращается в их детище. С хрустом срастались куски мрамора, складываясь в колонны и ступени. Сейчас поместье нисколько не отличалось от того, каким оно встречало гостей пятнадцать лет назад.

– Что здесь происходит? – спросил Гуаринот, не зная он больше удивлен или восхищен.

– Ты привел гостей? – Вновь послышался нежный голос.

Бесшумно ступая по широким ступеням со второго этажа к ним спустилась девушка и, прежде чем нежная улыбка озарила молодое лицо, Рен узнал этот тяжёлый страшный взгляд глаз синих, точно само небо, полных слез, замёрзших в лёд и невысказанного горя. Ее фигурка в лёгком голубом платье выглядела ужасно хрупкой, собранные на затылке золотые кудри обнажали длинную тонкую шею, и вся девушка являла собой образ благородства и изящества. Без сомнений, им явилась та самая девочка из сна, плакавшая из-за сломанной куклы, та же девушка, что скорбела по Ренарду.

– Алэйна? – все же решил уточнить он, опасаясь, что запомнил имя неверно.

      Выражение ее стало странным, уголки губ дрогнули , а брови двинулись к переносице, как бывает, когда стараешься сдержать слезы. Мгновения спустя улыбка ее наполнилась нежностью и, положив ладонь на плечо Рена, она тепло ответила ему

– Здравствуй. Я так скучала.

      Он очень смутился этой перемены и одновременно виновато признал, что завидует Ренарду, ведь в мире по-прежнему есть тот, кто поминает его с любовью и так ласков к нему даже после смерти , а сам он, хоть и жив, никому не нужен.

– Я принес послание. – Помрачнев, сухо заметил Рен, разочарованный своими чувствами.

– Послание? От кого же?

– От Андре.

С застывшей улыбкой она приняла письмо и, лишь увидев буквы выведенные Его почерком , болезненно прикусила губу.

– Что за дерзость, послать с этим сюда тебя. – беззлобно обратила она и отложила письмо.

– Ты не станешь читать?

– Если бы я могла. Увы, ожидание сделало меня рабой этих строк. Если бы Он избрал другого гонца, сомнениям не нашлось бы места, но разве я могу исчезнуть, когда ты наконец-то вернулся домой. – уголки ее губ остались поднятыми, но глаза потемнели, отразив годы бесплодных сражений с воспоминаниями.

Рен ее не осуждал и не оправдывал, не жалел и не понимал. Он никогда не был ни с кем столь близок, чтобы переживать чужую утрату горше собственной, он не мог представить себя, выбирающего между равно любимыми людьми, и оценить тяжесть выбора. Спокойный от природы характер и непростая судьба сделали его достаточно холодным человеком и, хотя Арлен благосклонно считала его другом, ее смерть расстроила бы его не больше, чем закрытие любимой лавки, а высочайшая благодарность проявилась бы в легком касании век, чтобы закрыть глаза. Так что драма Алэйны не слишком его занимала, в его глазах трагедии были лишь закономерным результатом импульсивности.

– Ты злишься на меня? За то, что я опоздала и за то, что случилось с твоей ногой. – Печально заговорила она и, не дав времени на ответ, воскликнула. – Ты только посмотри, я столько воспоминаний сумела сохранить! Тебе нравится?

И действительно, пока Рен и Гуаринот отвлеклись на нынешнюю хозяйку поместья, дом наполнился людьми. В роскошном кресле вальяжно расселся мужчина с суровым лицом и сигарой в зубах, а подле него на краешке дивана примостилась красивая женщина в бархатном платье и бриллиантовом ожерелье. Она тихо что-то рассказывала ему, а он время от времени ласково гладил ее руки.

– Ты помнишь тот вечер? Родители выглядели такими счастливыми.

– Так это граф Лефевр с супругой. – заметил Гуаринот. – Ренард и правда рос в прекрасной атмосфере…

– Алэйна.

– Что такое?

– Я не помню ничего из этого, потому что я не твой брат.

Иллюзия остановилась, поместье вернулось к своему печальному нынешнему состоянию, и ни единой золотой искры не осталось от былой роскоши. Лишь Алэйна, неподвластная ни старению, ни самой смерти, осталась такой же прекрасной в своем неназванном трауре.

– Знаю…-тихо ответила она. – Но ты забрал его силу и даже имя… Мне так хотелось верить, что я все-таки смогла тебя спасти, что Андре умер не напрасно.

– Если мне нужно то, что другому больше не пригодится, и я беру это, делает ли такой поступок меня отвратительным? Ведь Ренарду его имя теперь без надобности, нельзя украсть то, что никому не принадлежит. Я знаю о его прошлом ровно столько, сколько мне позволено, а вернее – сколько он мне показал. Он был хорошим человеком, все любили его, конечно, странно мне метить на эту высоту, но, говорят, я новый Хранитель, вполне логично сравнивать меня с Ренардом, даже если это и глупое сравнение золота с грязью. Теперь, когда ты получила прощение Андре, будет лучше прочитать письмо и наконец вместе отойти в мир иной.

– Рано. Я не могу забрать эту историю с собой, иначе не останется того, кто помнит, что Ренард Лефевр служил своей стране всю жизнь и расплатился всем за ложное обвинение.

– Расскажи ее мне. Так или иначе, я связан с ним. – ответил Рен.

– Спасибо…

Она отвернулась и иллюзии снова пришли в движение.

                              6. Алэйна Лефевр.

      Зима в тот год выдалась особенно холодная, снега выпало совсем мало, мужчины кутались в плащи, а женщины – в шали, и все торопились оставить неприветливые улицы Ареры и согреть окоченевшие руки в салоне или дома.

      Граф Лефевр, впрочем, страстно любил подобные тихие дни, когда столица вдруг замолкала, ее окутывало сонное наваждение, никому не хотелось рядиться на бал или в театр, и появлялась возможность устроить небольшую дружескую встречу у себя в особняке. Не теряя ни секунды, он сутра первым делом отправил письмо Герцогу Моро, своему другу и бывшему однокласснику по лицею, ответ пришел ещё до обеда и вот наконец большая компания собралась в просторной гостиной.

      Светло.

      От свечей, отраженных в бесчисленных зеркалах гостиной, белых цветов на обоях, блеска золота, теплых разговоров и счастливого смеха.

      Отец оживлённо рассказывал что-то другу, пил виски и выпускал изо рта голубоватый дым сигары, а герцог Моро восхищённо следил за манерой этого светского льва вести беседу. Женщины перешептывались о своем, их тихие голоса терялись в зычных восклицаниях графа, зато было в их шепоте что-то загадочное, к чему хочется прислушаться. Алэйна робела перед герцогиней, хотя эта смешливая женщина, не жалевшая ни румян, ни пудры, всегда оставалось веселой и никогда не повышала голоса, как и мать девушки. Она всегда отзывалась об Алэйне и Ренарде очень тепло, спрашивала об их успехах, хвалила и журила, как родная тетушка, и всякий раз не скупилась на подарки добрые слова. Даже сегодня, застигнутая приглашением врасплох, она озаботилась гостиницами, девушке досталась жемчужная брошь в форме веточки винограда, а ее брату – золоченый кинжал.

      Украшение герцогиня даже сама закрепила на ворот голубого платья Алэйны, завязав при том вполне дружескую беседу.

– Ах, Алэйна! Какая ты стала красавица! – восторженно улыбаясь, принялась нахваливать девушку Герцогиня Моро.

      В простых словах не было лукавства, Алэйна и впрямь очень похорошела в последнее время, ей минул пятнадцатый год, неловкость и угловатость стали отступать , а на смену им пришли достоинство и грация, серьезный взгляд синих глаз смотрел почтительно и серьезно, правильное, хотя несколько непримечательное лицо, светилось мягкой улыбкой. Едва ли кто-нибудь сумел бы найти, к чему в ней придраться.

– Спасибо. – коротко ответила она, но эта добрая, щедро напудренная женщина все не унималась.

– Намедни твоя матушка – мы случайно встретились в храме – рассказывала, что ты прекрасно играешь на фортепиано. Я счастлива была бы послушать!

– Конечно. – и, аккуратно поправив подол голубого платья, она села за инструмент.

      Узкая ладонь погладила лаковую поверхность, темное дерево отразило изящную шею и собранные кудри Алэйны, и вот – крышка открыта и тонкие пальцы опустились на прохладные клавиши. Незатейливая веселая мелодия наполнила гостиную, Алэйна играла и думала, что в другой день отец отругал бы ее за банальность выбранной композиции, но сегодня он был слишком занят.

      Звякнул колокольчик над дверью.

      В светлую комнату зашёл Ренард. Его золотые волосы совсем растрепались, а нос и щеки раскраснелся от мороза, увидев всех, он спешно поправил выбившиеся пряди и тепло поприветствовал каждого.

– Брат! – счастливо воскликнула Алэйна и возмущённо добавила – и надо Хранителям заседать в такой холодный день! Его величеству стоило бы трепетное относится к главным своим благодетелям.

      Ренард рассмеялся и погладил сестрёнку по голове.

– Не бранись, у всех есть обязательства.

      В этот момент из рук нянечки вывернулось маленькое рыжее чудо и с восторгом запрыгало рядом с Ренардом, который ещё не успел переобуться и снять заснеженное пальто. Тем не менее он подхватил девочку и поднял ее над головой, улыбаясь столь же лучезарно, как она.

– А кто это у нас такой хорошенький? – улыбнувшись ещё шире воскликнул он и легко поднял девочка на руки – Да это же малышка Лакрес!

Девочка смущённо хихикнула и обняла Ренарда обеими ручками.

– Сколько тебе уже годиков, маленькая фея?

– Четыре. – неуверенно ответила Лакрес, одновременно пытаясь показать на пальцах.