Текст книги "Лето придёт во сне. Часть 2. Оазис"

Ирэн замолчала, вопросительно приподняв брови, и, не дождавшись от нас ответа, заключила:

– В самом понятии проституции нет ничего предосудительного. Это суть природы женщины, самки. Самка всегда отдаётся тому самцу, который может лучше её защитить и прокормить. Выкиньте из головы всё, что думали раньше по этому поводу. Здесь нечего стыдиться. Пусть стыдятся те дуры, которые позволили церкви и патриархату запудрить себе головы и навязать выгодную им модель поведения. Ещё вопросы?

Мы переглянулись. Думаю, я смогла бы много чего сказать по поводу услышанного, но не сейчас. В голове царила сплошная путаница, а ещё я чувствовала сильную усталость, такую, словно не беседовала, сидя на мягком диване, а снова обошла вокруг острова.

– Но ведь это, наверное, – Яринка жалобно сморщила переносицу, – Наверное, противно. Я имею в виду, если с чужими разными мужчинами…

– А кто обещал, что будет легко? – жёстко ответила Ирэн. – Это работа, девоньки. Вы думаете, другие профессии не бывают тяжёлыми или неприятными? Думаете, хирургу нравится копаться в чужих внутренностях? Или сантехнику приятно чинить канализацию? Может, полицейскому или военному хочется рисковать жизнью? А если бы вы попали на производство? Считаете, там получали бы удовольствие от тяжёлой и монотонной физической работы?

Яринка поникла, шмыгнула носом, и Ирэн заговорила мягче:

– Не так уж это ужасно, как вы сейчас себе воображаете от отсутствия опыта. Ещё раз повторюсь – нас посещают только мужчины, не обременённые в средствах, которые могут себе позволить спорт, здоровое питание и профессиональный уход за собой. Здесь вам не придётся обслуживать больных развалин с гниющими зубами. Опять же, у вас, как у девственниц, велик шанс найти себе постоянника и иметь дело только с одним мужчиной. Так что выше нос! Вам есть к чему стремиться. Хотите сказать что-то ещё?

На этот раз пауза затянулась. Я мучительно придумывала слова, на которые у этой умной и красивой женщины, не нашлось бы ответа, но в голове вертелось только отчаянное: "Я не хочу!", – озвучивать которое было бы глупо и бессмысленно.

– Ну, так что? Подведём итоги? – Ирэн поднялась с кресла и вернулась за стол, словно отгородившись им от нас, сразу став официальной и строгой. – Вы согласны подписать контракт и остаться с нами?

Я посмотрела на Яринку. Яринка на меня. Вид у подруги был измученный, глаза потухшие, кажется, этот долгий и странный разговор вымотал и её. Я подумала о том, как хорошо было бы сейчас вернуться в номер, задёрнуть шторы, создав зелёный полумрак, и лечь на кровать с очередной увлекательной книжкой, спрятавшись за ней от реальности. Вот только и номер, и кровать, и книжка – часть Оазиса, и отказываться от всего этого придётся тоже.

Яринка бесшумно шевельнула губами – "да?"

Я вспомнила – год. Ещё как минимум год нам не придётся… работать. Год – это долго. За год может очень многое измениться.

Ирэн за столом шумно вздохнула:

– Девочки, позвольте дать вам один совет, прежде чем вы ответите? Про Русалкину яму знаете уже? Так вот, вообще-то, девушек, отказавшихся подписать контракт, положено отправлять в специальный закрытый номер, без права выходить из него, пока за ними не приедут новые хозяева. Но я обычно это правило нарушаю. Нарушу и сейчас. Если вы откажетесь от сотрудничества, я разрешу вам пожить на прежнем месте до завтрашнего утра. И надеюсь, что вы воспользуетесь этим временем с умом. Ночью навестите Русалкину яму и… останетесь там. Поверьте, это намного лучше того, что может ожидать вас в случае перепродажи. Я же обещала вам право выбора? И я сдержу своё слово даже в ущерб заведению.

На этот раз Яринка посмотрела на меня умоляюще, губы повторно сложили вопрос – "да?". А я… я снова думала про год впереди, целый год, долгий год. И про тёмные воды Русалкиной ямы. И про людей, которые могут скоро приехать сюда и забрать нас. Почему-то в моём воображении все эти люди выглядели, как толстый хозяин чуть не убивших меня собак. Внезапно оказаться в их руках… и, скорее всего, одной, без Яринки, ведь та же Ирэн говорила, что, скорее всего, у нас будут разные покупатели…

– Мы согласны! – в реальность меня вернул голос подруги, а подняв голову, я наткнулась глазами на её решительный взгляд.

– Мы согласны подписать контракт, – повторила она, глядя не на Ирэн, а на меня, глядя строго и непримиримо, совсем как прежняя Яринка, до Оазиса. И под этим взглядом я не сумела опровергнуть её слова.

А Ирэн не стала меня спрашивать.

Выйдя из прохладного холла Айсберга под палящее солнце, которое успело подняться почти в зенит, я на миг остановилась, прикрыв глаза ладонью. Утром, собираясь в спешке, я не взяла свою шляпку, которую носила почти непрерывно, пытаясь скрыть под ней забинтованное лицо и сбритые волосы, и теперь мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к ослепительному свету. Но Яринка, сама как кусочек солнца, даже не зажмурилась, и голова её была опущена по другой причине.

– Дайка, – осторожно сказала она, когда мы двинулись вниз по ступенькам, – ты извини меня за то, что я Ирэн всё рассказала про нас.

В первую секунду я даже не поняла о чём идёт речь. И только потом, прокрутив в памяти весь наш долгий разговор с управляющей, вспомнила.

– А зачем ты рассказала? Про Дэна, и про Иисуса… про книги, про церковь?

– Про церковь я не рассказывала, она уже знала, – принялась виновато объяснять Яринка. – Менты же нас по базе пробили, вот всё и выплыло – и кто мы такие, и почему нас ищут. А остальное… сама не знаю. Нас привезли, тебя сразу на носилки и к доктору, а меня Ирэн с собой повела – накормить, мы же тогда голоднющие были. Сама не знаю, как я ей всё разболтала. Вроде бы жевала без остановки, и в то же время разболтала.

– Да ладно, – я пожала плечами. – Теперь это уже не важно, да и тайны особой не было.

Но Яринка не унималась.

– Нет, правда, я не специально. Просто тогда же всё от неё зависело, от Ирэн. Я имею в виду, будут ли тебя лечить, вот и… она спрашивала, а я отвечала.

Я на ходу чуть пожала Яринкину ладонь.

– Да я на тебя не обиделась, просто удивилась – откуда она всё знает.

Потом мы почти всю дорогу шли молча, и лишь подходя к домику, подруга опять заговорила:

– Ты этот контракт читала хоть?

– Пыталась, – я невесело фыркнула. – Ничего не помню.

– И я. Сейчас спросим у Аси и Вики, они же наверняка такой же подписывали.

Но сразу спросить не удалось. Потому что, стоило нам переступить порог, как раздались дружные аплодисменты.

Я попятилась от неожиданности, но, увидев Асю, Вику, Аллу и остальных девушек нашего домика, выглядывавших из столовой, остановилась.

– А вот и наши младшенькие вернулись! – провозгласила Алла. – Ну, заходите, будем отмечать ваше присоединение к нашему дружному коллективу!

А поскольку мы с Яринкой продолжали нерешительно топтаться на месте, весёлая Ася подскочила к нам и, ухватив за руки, увлекла за собой.

В столовой был накрыт стол, пахло свежей выпечкой, в небольшом ведёрке со льдом остужалась бутылка шампанского. Нас почти насильно усадили на диван, сунули в руки высокие стаканы с торчащими из них соломинками.

– Выпейте сока, остудитесь, – со смехом сказала Вика, – а то на вас лица нет. А мы пока шампусика за ваше здоровье дерябнем, да, девочки? Вам не предлагаем, маленькие ещё.

И, пока мы с Яринкой тянули из соломинок холодный, изумительно вкусный сок, наши соседки с громким хлопком под общий визг открыли бутылку, разлили пенную жидкость по бокалам, сдвинули их.

– За Ярину и Дайнику! За наших новых сестёр! Чтобы тут у них всё заладилось!

А потом мы ели торт, испечённый в нашу честь, закусывали его фруктами, выслушивали поздравления и советы девушек, и всё это было бы замечательно, не грызи меня мысль о необратимости происходящего. Ирэн снова оказалась права – сам факт подписи контракта был нужен только нам. Он послужил одновременно и жирной точкой, и решительной линией, перечеркнувшей всё, что было до Оазиса, тем, что полностью убедило нас в реальности происходящего и неизбежности дальнейшего. А этот маленький праздник, устроенный нашими соседками, закреплял его, делал принадлежащим уже не только нам и Ирэн, но всем вокруг, всему острову.

Поэтому, хоть я и заставляла себя улыбаться, что-то отвечать девушкам, есть и пить, но делала это через силу, через готовые рвануться слёзы, от которых меня удерживала только Яринка, выглядевшая такой привычной и прежней, что за эту привычность я ухватилась, как за соломинку.

К счастью, продлилось всё недолго. Девушки допили шампанское, побросали посуду в раковину и, ещё раз поздравив нас, убежали кто куда. Остались только Ася, Вика и Алла, которые сразу стали серьёзными.

– Ну что? – спросила Ася, рассеянно ероша свой светлый ёжик волос. – Долго вас Ирэн убалтывала?

– Конечно, долго, – отозвалась вместо нас Вика, – это у неё со старшими разговор короткий, а лоли она жалеет.

– Кого жалеет? – не поняла я.

– Лоли, – пояснила Алла. – Так называют девочек-подростков. Жаргон. От слова Лолита.

На этот раз я хотела поинтересоваться кто такая Лолита, но Яринку беспокоили более насущные вопросы.

– Скажите, всё, что говорила Ирэн – правда? – спросила она с жалкой надеждой в голосе.

Девушки переглянулись.

– Смотря что она вам говорила, – наконец отозвалась Вика. – Хотя не в привычках Ирэн врать, она любит сразу начистоту. И правильно.

– Она говорила, что Оазис – это самое лучшее, что могло с нами случиться.

– А вы этого ещё сами не поняли? – очень искренне удивилась Вика. – Вроде вам обеим есть с чем сравнивать?

– Ой, да с чем им сравнивать? – отмахнулась Алла. – С приютом, что ли? Там ещё не всё так плохо, как после него.

– А ты тоже приютская? – удивилась я.

– А то! – старшая усмехнулась. – Сюда в основном сироты и попадают, те, кого искать никто не будет. И для нас это действительно лучший вариант.

Мы с Яринкой уныло переглянулись. Приют, конечно, не был самым приятным местом на земле, там многого недоставало для счастья, многое было под запретом, многое раздражало и угнетало. Но я бы сейчас, не задумываясь, поменяла этот уютный домик под сенью пальм на казённый корпус приюта, просторную зелёную комнату – на тесный дортуар, пляж за окном – на мой сосновый лес.

Алла по очереди посмотрела на наши грустные лица и решительно сказала, плеская себе ещё шампанского.

– Слушайте меня, мелкие, уж не поленюсь, расскажу ради такого дела свою историю.

Мы вежливо изобразили внимание, а Вика и Ася, наоборот, возвели глаза к потолку, словно эту историю им доводилось слышать уже не раз.

– Как я уже сказала, приютские мы, – начала Алла, парой глотков осушив свой бокал. – Я своих родителей и не знала никогда, всё как обычно – внебрачный ребёнок, их – в колонию-поселение, меня – в дом малютки. До двенадцати лет жила спокойно, потом нас посвятили в невесты, и тут началось. Как видите, природа меня одарила.

Алла поставила бокал на стол и двумя руками приподняла внушительные груди. Покачала вверх-вниз.

– Видали? Пятый размер, всё натуральное. А расти начали ещё лет в одиннадцать. Так что была я самой востребованной юной невестой в нашей группе. Тогда меня, дуру, это безумно радовало. И согласилась выйти замуж очень быстро. Жених, конечно, в возрасте был, но я думала, что так даже лучше выйдет, буду ему и за жену, и за дочку, баловать станет. Идиотка. Хотя сначала баловал. В приют приезжал, подарки привозил, помолвку устроил. Сейчас-то понимаю, что делал он это, лишь бы рыбка с крючка не сорвалась. А тогда радовалась, считала – вот она, любовь. Ну, исполнилось мне четырнадцать лет, забрал меня женишок, поехали расписываться. Тут я впервые и поняла, что не всё хорошо. Свадьбы-то не было. Пожалел он денег на свадьбу, даже в ресторан меня не сводил и не подарил ничего. Вместо этого сразу из ЗАГСа домой привёз и в постель потащил, даже ночи не дождался, как положено. Я избавлю ваши юные неокрепшие умы от подробностей, скажу лишь, что того, чем меня муженёк заставлял заниматься, я здесь ни разу не делала. Сейчас-то понимаю, что все эти разведенцы-перестарки затем и женятся второй раз на сиротах, чтобы все свои больные фантазии осуществить, жаловаться-то девочкам из приюта некому и идти некуда.

Алла замолчала, глядя в одну точку, потом со вздохом взяла со стола бутылку, вылила в свой бокал остатки шампанского.

– Три года я так мучилась. Пока старый хрен на работе, я квартиру вылизываю, ужин готовлю, он ведь что попало не ел, ему такое подавай, чтобы как в ресторане, и сервировка соответствующая. Ко всему придирался, урод. Спасибо, хоть кулаками не бил, боялся, наверное, что с синяками жаловаться пойду. Хотя кому жаловаться? Полиция таких дел не принимает, там считают – раз мужик бьёт, значит, заслужила. А если и примут? Ну, заплатит он штраф, так потом мне ещё хуже будет. Он меня за волосы таскал обычно: схватит, уронит на пол и волочит по всей квартире. Боль адская, а следов никаких.

Алла потрогала свои тёмные с белыми "пёрышками" пряди, достающие до плеч.

– Это уже здесь я их в порядок привела, а то смотреть жалко было. Три волосинки, и те выпадают. Так вот – а через три года такой жизни старого хрена инсульт разбил, да так, что он слёг и больше уже не поднимался. Тут же его взрослые дети прибежали и, пока отец ещё мог руками двигать, заставили заявление на развод подписать, чтобы убрать меня, как наследницу. У нас ведь только желания мужчины достаточно, женщину не спрашивают. И отправилась я на производство. Ася, дорогуша, у нас есть ещё шампусик? Что-то мне от таких воспоминаний напиться захотелось.

– Тебе же на работу вечером? – не двинулась с места Ася.

– Милая, – голос Аллы неуловимо изменился, стал властным. – Поживи с моё, а потом учи, как надо работать. Я, если хочешь знать, с шампусика лишь веселее буду, хоть три бутылки опрокину. Гостям нравится.

Ася пожала плечами и направилась к кухонному шкафчику, а Алла продолжала.

– Сначала-то я радовалась до усрачки, что от муженька избавилась: всё, что угодно, мне лучше казалось, чем жить с ним, не могла уже терпеть. Да, в принципе, оно всё и было лучше. Самые чёрные мои годы – замужем. А на производстве… производство. Комната в общаге на восемь человек, кровати двухъярусные, работа по четырнадцать часов, один выходной, и то пойти некуда. Меня отправили в крошечный городок, захолустье, кроме пары магазинов да нашего завода, там ничего и не было. Так называемой зарплаты еле хватало на еду да кое-какую одежду. Но одежду мы почти не покупали, ходить всё равно некуда, а рабочую, для цеха, выдавали. Так вот и ещё два года моей жизни улетело. Пустая это была жизнь, тяжёлая, но я всё равно радовалась, что меня за волосы больше никто не таскает да по ночам не терзает. Просто заново родилась. Так бы, наверное, там и состарилась, как это обычно бывает. Но спасли меня они же, кормилицы.

Алла снова любовно потрепала свои груди, приняла у Аси наполненный бокал.

– Они же у меня просто рвались из-под спецовки, мужики шеи сворачивали. Да и на физиономию я удалась, тьфу-тьфу, и задница не подвела. Короче, увидел меня один человек, который на Ирэн выход имел. Девушек ведь в Оазис со всей страны привозят, желательно только, чтобы сирота да собой очень хороша. Видимо, подкупил он моего бригадира. Тот меня поздно вечером за собой позвал и на улицу вывел. Я, понятно, сразу насторожилась, да разве с бригадиром поспоришь? От него твоя жизнь там зависит, захочет – ад на работе устроит. Вышли мы за проходную, а там машина. Меня сразу хвать на заднее сидение, и тряпочку к лицу. А проснулась я уже здесь.

– Испугалась? – кажется, Яринку рассказ очень увлёк, она даже смешно приоткрыла рот, слушая старшую.

– Сначала – конечно, – Алла отпила из бокала. – А потом, как поняла, что к чему, была счастливее всех. Первое время, пока не работала, всё на пляже лежала, в море плюхалась да фрукты килограммами лопала. Отходила от прежней жизни. А потом, как работать начала, только тогда и узнала, какие они – мужики. Это я-то, замужем бывшая!

– Ты нашла постоянника? – спросила Яринка, и я в очередной раз поразилась тому, как подруга на лету схватывает и усваивает особенности жизни и выражения здешних мест.

– Нет, – Алла качнула головой, впрочем, без всякого сожаления. – Постоянники обычно девственниц разбирают. Но тех, кто приезжал сюда, только чтобы со мной увидеться, всегда хватало. Не поверите, здесь мне и подарки дарили, и на руках носили, и в любви признавались, и звёзды с неба обещали. И ни разу на меня тут мужчина даже голос не повысил, не то что бы за волосы таскать. Только тут я женщиной-то стала, желанной себя почувствовала.

– И ты с самого начала не хотела убежать? – спросила на этот раз я.

Алла хохотнула так, что с её полных губ слетели брызги шампанского.

– Куда убежать, глупая? Обратно на производство? Снова замуж за старого козла? Где ещё я такую жизнь увижу?

– Но ведь, – я снова, как при разговоре с Ирэн, отчаянно искала убедительные аргументы. – Но за деньги… с разными мужчинами… это же, наверное, противно и стыдно?

На этот раз расхохотались все три девушки.

– Малышка, – успокоившись, ответила Алла. – Да что мне могло быть стыдно и противно после моего муженька? Наоборот. Здесь я узнала, что мужчины умеют ласкать, а не только хватать и щипать, здесь я целоваться научилась… Да что вам сейчас говорить, сами узнаете.

– Эх! – внезапно тряхнула тёмно-русой гривой Вика и потянулась к шампанскому. – Раз пошла такая пьянка, послушайте и меня. Я в приюте не была. И на производстве тоже. Я из образцово-показательной многодетной семьи. Нас пятеро было – и все дочери, я третья, средненькая, считайте, ни то, ни сё. Но не в этом суть. А в том, что природа меня наградила бешеным темпераментом. Мне секса хотелось уже лет с двенадцати, и выглядела я старше. У нас же как? Никто не считается с тем, что сексуальность у всех разная, что есть женщины, которым секс нужен даже больше, чем мужикам. И если ты родилась такой женщиной, то тебе очень не повезло.

Вика замерла с бокалом в руке, задумалась. А потом махнула рукой.

– Хотя зачем я вру? Повезло! Ещё как повезло. Уж мне точно. В общем, в тринадцать лет я подружилась с мальчиком из соседнего дома, он был на три года меня старше. И уже на следующий день мы, как чокнутые, любились у него дома. Обоим напрочь крышу снесло. Таскались мы с ним по всяким кустам, чердакам, подвалам, каждую свободную минуту обжимались да тискались. Будь у моих родителей детей поменьше, они бы что-то заподозрили, наверное, а так нам удалось почти всё лето зажигать. А осенью, когда снова школа началась и я форму надела, увидела, что в талии она мне узковата. Думала сначала, что подросла просто, но потом и другие признаки подоспели. Сказала своему мальчику, он аж посерел. Оно и понятно, это же колония для обоих. И уговорил меня родителям пока не говорить, обещал что-то придумать. Я не очень-то верила в это: что тут придумать можно? Оказалось, можно. Он к своему отцу пошёл, а тот был какой-то важной шишкой и, понятно, не мог допустить, чтобы единственный сын так глупо жизнь профукал. И повезли меня в подпольный абортарий.

– Куда? – хором спросили мы с Яринкой.

Вика закатила глаза, но Ася спокойно пояснила:

– На аборт. Это когда у беременной женщины плод вынимают, знаете, да? Официально на Руси аборты запрещены, но есть врачи, которые делают их тайно, за большие деньги. Вот это и есть – подпольный абортарий.

– Именно, – кивнула Вика. – Вот мне и сделали. А когда я от наркоза отошла, подошёл ко мне врач и объяснил, что нормальной жизни у меня уже не будет. Не целка, замуж никто не возьмёт, и светит мне теперь только работа да общага. И не лучше ли будет, если я тогда соглашусь поехать в одно место… короче, я одна из немногих девушек, которая в Оазисе оказалась по своей воле и своими ногами пришла.

– А родители? – тихонько спросила я, потому что сразу вспомнила своих и не могла поверить, что кто-то может добровольно согласиться на разлуку с семьёй.

– А что родители? – отмахнулась Вика. – Я попросила отца моего мальчика записку им в ящик подбросить. Мол, не ищите, убегаю с мужчиной, люблю, целую. Они, наверное, перекрестились – одной девкой меньше. Кому нужны дочери, какой с них толк?

– Думаешь, он записку передал? – усомнилась Яринка.

– Думаю, да. Подозреваю, что он в убытке не остался, что-то ему перепало с моей продажи. Если вообще он этого с самого начала в уме не держал.

– А твой мальчик?

– Понятия не имею, – Вика пожала плечами. – Я не любила его, только хотела. Нашел, поди, другую дуру. А мне здесь хорошо. Тепло, сытно и море секса. Я же умудрилась себе постоянника отхватить, несмотря на то, что не целкой была. А всё мой темперамент, мужики это обожают. Так и этот, пару раз от меня на четвереньках уполз и как миленький выложил денежку за то, чтобы я только с ним трахалась. Три года платил, потом, правда, свалил куда-то, думаю, его в стране больше нет, иначе заехал бы хоть разок, по старой памяти. Да и чёрт с ним. Зато я теперь могу разных мужиков иметь.

Вика томно потянулась, подмигнула нам.

– Запомните накрепко, девоньки. Это не мужики имеют нас, это мы имеем их. Но самая хитрость в том, чтобы заставить их думать, что всё наоборот. Тогда, кроме того, что они позволят нам их иметь, нам будут за это ещё и деньги платить.

Вика рассмеялась, её лицо порозовело, и теперь стало видно, что она нетрезва. Заметила это и Алла, которая, несмотря на количество выпитого шампанского, выглядела как обычно.

– Викусь, что-то тебя развезло.

– Ага, – легко согласилась та. – Я же с утра ничего не ела. Пойду, вздремну перед работой.

– Ася? – позвала Яринка. – А ты нам не расскажешь свою историю?

От меня не укрылся быстрый вопросительный взгляд, который Ася метнула на Аллу, и то, как она, едва заметно, отрицательно качнула головой.

– Не сегодня, – сразу ответила Ася. – Я недостаточно выпила для таких откровений.

– Ну вот, теперь я себя последней алкашкой чувствую, – буркнула Вика, поднимаясь с дивана. – И, раз терять мне нечего, скажу последнее. Девочки! Мужиков надо иметь сексуально и финансово, на то они и нужны. Так что выбросьте из головы все эти ваши "стыдно", "противно" и прочую хрень. Потому что её как раз мужики и придумали, чтобы не дать нам себя поиметь. Не поддадимся вражинам! Ура!

Алла покачала головой, глядя, как Вика, пританцовывая, удаляется из столовой.

– Пора ей завязывать с диетами, а то скоро с рюмки будет под стол валиться.

– Пойду на пляж, проветрю голову, пока тоже не затанцевала, – Ася поднялась. – Яриночка, Даечка, ещё раз поздравляю вас с тем, что сделали правильный выбор. Вам будет у нас хорошо.

Мы кивнули, поблагодарили Аллу за застолье и поднялись наверх, в свой номер. Там я совершенно без сил вытянулась на кровати, и уставилась в потолок, слишком уставшая для того, чтобы о чём-то связно думать. Яринка последовала моему примеру и замерла. Теперь тишину нарушали лишь ровный шум прибоя за окном да шорох покачивающихся от сквозняка штор.

Не знаю, сколько мы так пролежали, я почти уснула, когда подруга подала голос:

– Не могу поверить, что мы это сделали.

Я повернула голову, чтобы видеть её. Яринка лежала на спине, раскинув руки и ноги, и мне вдруг отчётливо вспомнилось, что в такой же позе она упала на траву в августовскую ночь, когда мы впервые вдвоём сбежали из приюта в лес. Но тогда её лицо вдохновенно светилось, а сейчас было усталым и опустошённым.

– Мне казалось, ты с самого начала была не против, – осторожно заметила я. – И сегодня ответила за нас обеих, я даже слова сказать не успела.

Яринка чуть заметно усмехнулась.

– Не против? Знаешь, слышала как-то такое выражение: "Если не можешь изменить ситуацию – измени своё отношение к ней". Очень умное выражение. Вот я и изменила. А сегодня… какая разница, кто это сказал, если выбора у нас не было? Не идти же, правда, к Русалкиной яме.

И она замолчала, закрыв глаза. Не то задремала, не то не хотела больше говорить.

И я была рада этому, потому что щёки пылали от нахлынувших стыда и благодарности. Я догадалась, почему подруга поспешила ответить Ирэн и за меня тоже. Яринка с самого начала куда лучше видела и понимала всю безысходность нашего положения, смирилась с этим, но мне дала возможность сохранить остатки гордости. Возможность думать, что я сама так и не дала согласия остаться.

Глава 8

Яростная Ярина.

На следующее утро нас снова разбудила Алла. Постучалась в дверь и, выждав несколько секунд, заглянула в номер.

– Девочки, просыпаемся и спускаемся в гостиную. Лафа закончилась, пришло время работать.

С перепугу я так резко села на кровати, что многочисленные рубцы на теле отозвались болью, заставив меня сморщиться и ойкнуть.

– Да не в том смысле! – закатила глаза Алла. – Расслабьтесь, никому вы пока не нужны. Жду внизу.

И снова мы торопливо одевались и причёсывались, взволнованно переглядываясь. Единственное, чем это пробуждение отличалось от вчерашнего – я не забыла свою шляпку и, спускаясь по лестнице, напялила её до ушей, косясь в окно на встающее солнце.

Алла сегодня пребывала в хорошем настроении и даже приготовила нам кофе. Мы уселись с кружками за стол и выжидательно уставились на старшую.

– Нечего на меня так смотреть, – добродушно усмехнулась она. – Вы же не думали, что так и будете бездельничать на пляже да в приставку по ночам рубиться? Долг-то ваш растёт. Поэтому, чтобы хоть свою еду отработать, пойдёте пока убирать номера за гостями. Горничными поработаете. Займёт это всего несколько часов в день, до обеда. А в остальное время, девоньки, учиться. Ударными темпами.

Я вспомнила наш разговор с Ирэн. Ах да… уровень японских гейшев… гейшей… гейш?

Пока я на все лады склоняла в уме несчастное слово, Яринка, как обычно, проявила практичность и деловито спросила:

– Я работать готова. Но как Дайка? Она же ещё больная и слабая.

– Ничего, парочку номеров вдвоём как-нибудь осилите, – отмахнулась Алла. – Тут ведь не результат важен, а чтобы вы начинали в жизнь острова втягиваться, видеть её изнутри. Сначала горничными поработаете, потом в ресторан на кухню вас отправим, поварам помогать. Там и до официанток дорастёте, начнёте потихоньку с гостями общаться. Занятие вам всегда найдём, без дела тут только новенькие сидят, до того, как контракт подпишут.

Мне вспомнилось утро в больничной палате, когда я видела в окно девушку, убирающую с песка мусор.

– А те, кто уже работает… я имею в виду, с гостями по ночам, они тоже могут и официантками, и горничными?

– Обязательно, – кивнула Алла. – Долг всем охота побыстрее выплатить. А те, кто уже выплатил, на карман деньги кладут. Вот вы продукты из холодильника берёте, а знаете, откуда они там?

Мы с Яринкой смущённо переглянулись, подумать об этом нам до сих пор не пришло в голову.

– А это мы покупаем, – охотно пояснила Алла. – На свои честно заработанные. Вскладчину. До сих пор с вас никто не спрашивал, но теперь будем.

– Я думала, здесь так кормят, – принялась оправдываться Яринка. – Бесплатно.

– Щас! – фыркнула Алла. – Тут вам не приют, в столовую никто не позовёт, сколько поработаешь, столько и поешь. Но вы не беспокойтесь, голодными не останетесь, даже если ничего не заработаете, у нас же общак и взаимовыручка. Сегодня ты без денег, завтра я, это жизнь. Так что правило железное – на кухне можно брать что угодно всегда и всем. Ну, и класть, естественно, если есть возможность.

На мой взгляд, Алла явно прибеднялась. В нашем общем двухкамерном холодильнике чего только не было. Сыры-колбасы, кефиры-йогурты, соленья-варенья, не говоря уж о фруктах и овощах, которые тут, казалось, появлялись из ниоткуда в огромных количествах. Но я решила, что со временем разберусь во всём сама, и вопросов задавать не стала. Вместо меня спросила опять Яринка, правда, совсем не о еде.

– Алла, ты ведь уже выплатила долг Оазису?

– Кончено, – согласилась та. – Давно.

– Почему ты ещё здесь?

Алла покачала головой.

– У вас что, в одно ухо влетает, в другое вылетает? Вчера помните, о чём говорили? Куда мне идти? Кому я нужна?

– А если бы была нужна? – настаивала Яринка. – Ты бы ушла? Отсюда действительно отпустят, если захочешь уйти и ничего не будешь должна?

Алла пожала плечами.

– Ты знаешь, понятия не имею. На моей памяти никто не рвался уходить, хотя почти все старшие девушки долг уже выплатили, и деньги у них имеются. Только зачем нужны деньги там? – она кивнула головой за окно, за море, за горизонт.

– Но уйти всё-таки можно? – спросила теперь и я. – Если долг уплачен, никто больше не будет тут держать?

– Да кому вы нужны? Другой вопрос, что надо быть дурой, чтобы отсюда добровольно уйти.

– За сколько времени реально выплатить долг? – оживилась Яринка.

– Года за два-три. Но это если полноценно работать будете, так что накидывайте ещё год сверху. В общем, на четыре сразу рассчитывайте.

И, видя, как мы поникли, она снисходительно добавила:

– Да не кисните, это не так долго, как сейчас кажется. На самом деле время здесь идёт очень быстро.

И неожиданно Алла оказывается права. Время идёт.

Время идёт, и этот бесконечный насыщенный май наконец-то остаётся позади, наступает лето. Такое жаркое и солнечное, что и я, и Яринка бросаемся к морю каждую свободную минуту. А свободных минут у нас теперь немного. Каждое утро мы встаём ещё до того, как наши соседки возвращаются со своей ночной работы, и идём в одну из нескольких гостиниц Оазиса. Мы убираем номера за уехавшими гостями, выносим целые пакеты мусора – пустые бутылки, окурки, остатки еды, грязную и порванную одежду, использованные презервативы, одноразовые шприцы. Люди приезжают сюда, чтобы выпустить наружу свои пороки, и для этого в ход идёт всё, что недоступно и незаконно в их повседневной жизни. Алкоголь, никотин, наркотики, секс – здесь всё это есть, для тех, у кого, в свою очередь, есть деньги. Мы вытираем с пола мочу, кровь и рвоту, заметаем осколки посуды, разбитой в приступах не то ярости, не то безудержного веселья, снимаем шторы, в которые сморкались, относим в прачечную пледы, об которые вытирали жирные руки, моем окна с отпечатками ладоней и непристойными рисунками помадой. И почти всё время смеёмся. Нам очень смешно видеть этих людей на улицах Оазиса – богатых, спесивых, наряженных, сорящих деньгами, а потом прийти в номера и обнаружить их истинную суть, всё грязное бельё, в прямом и переносном смысле слова. Нам даже почти не противно убирать за ними, как не бывает противно чистить коровье стойло или выносить кошачий лоток.

Я уже не чувствую себя больной, но Яринка так не считает и берёт на себя почти всю физическую работу. Неизменно улыбаясь, она таскает вёдра с водой, орудует шваброй, даже пытается жонглировать бутылями чистящих средств. Чтобы хоть как-то отблагодарить её, я выполняю самую грязную, но не самую трудную часть наших обязанностей: чищу унитазы и раковины, собираю в мусорный пакет разбросанные по номерам объедки, снимаю с постелей заляпанное бельё.