Текст книги "Пособие для начинающей ведьмы"

– До костей пробирает, – нервно передернула девушка плечами.

– Да уж, что есть, то есть.

– Неужели можно слышать такой призыв и не откликнуться на него?

– Нет, не думаю.

– Так почему же она не приходит?

– Откуда ж мне знать, деточка. Наверное, не может.

Утро началось с того, что Катерина, странно напряженная и собранная, сама вышла к столу.

– Я в порядке, – ответила она на вопросительные взгляды. – Плечо побаливает, и слабость, конечно, но в целом все в порядке.

Ива хмыкнула и переглянулась с Ямигой. Они быстренько взяли девушку в оборот, но, рассмотрев рану со всех сторон, пришли к такому же мнению.

– На тебе заживает как на собаке, – высказалась старшая знахарка.

– Всегда так было, – резковато ответила та, очевидно, ее самочувствие не было уж таким прекрасным, как она старалась всех уверить.

Под конец завтрака Катерина серьезно посмотрела на всех:

– Т’ьелх, Ива, у меня к вам просьба. Проводите меня к Городу Мертвых.

Знахарка и эльф переглянулись.

– Зачем тебе это? – задала вопрос девушка.

Ямига спокойно попивала травяной настой, словно ничто ее не удивляло.

– Не знаю. Надо. Поверьте, если бы это не было мне нужно, я не просила бы.

Т’ьелх задумался.

– Вообще-то мы не собирались туда, – промолвил он. Ему не нравилась новая знакомая. У него было прекрасное чутье на людей. И он знал, что Катерина опасна. Чем именно – он пока не мог понять, но что опасна – это уж точно.

Тут подала голос Ямига:

– Мне тоже кажется, что вам надо туда съездить.

– Зачем? – снова удивилась Ива.

– Уж не знаю. Так мне сердце подсказывает. Там же храм Аня и Вера стоит. А если дело связано с проклятием, любовью, запретной страстью, страданием и надеждой, то к кому как не к Аню и Веру идти на поклон. Что смотрите такими глазами, неужто не знаете этой истории?

– Знаем, – ответил эльф.

Девушки отрицательно покачали головами.

– Ну тогда слушайте. – Знахарка помолчала, не зная, как начать. – Было это… ну очень давно. Кошки поклоняются Аню и Веру как основателям их клана. Может, и так, может, и нет. Они были великими воинами, легендарными. Но вошли в историю совсем не поэтому. Говорят, раньше по-иному все было: и люди, и эльфы, и все прочие были мудрее. Все помнили, что с ними до смерти было: и ошибки свои да чужие, и любовь, и обиды, а жизни их девятью не ограничивались. Любовь тоже длилась не одну жизнь. Но годы и века шли. Люди менялись. Многие, рождаясь, уже не помнили, что с ними было в прежней жизни. Но как быть, если любовь проходит сквозь века, невзгоды, смерть, забвение? Все верно – ничто ей не помеха. Это великий Дар и великое Проклятие, а история Аня и Вера – тому подтверждение.

…Все вокруг полыхало в неугасимом пламени войны. Лязганье мечей, звон кольчуг, треньканье спускаемой тетивы, ржание коней и крики сплавились в одном бесконечном вареве битвы. Не разобрать уже, где кто и с кем сражается. У всех нормальных людей оставалась только одна мысль – выжить. И каждую секунду – тысячи маленьких мыслишек: как именно, если неистовствующий бог войны бушует в полную мощь.

И в этом кровопролитии были двое, которые в этой нескончаемой веренице взмахов мечей имели другую цель. Они оба жаждали одного – это желание как нельзя лучше подходило ко всей окружающей обстановке: они искали друг друга, чтобы убить. Их ненависть колыхалась над полем битвы. И каждый, встречавшийся на пути их мечей, ощущал это на себе. Два великолепных воина сражались в окружении врагов – Ань и Вер – два заклятых врага, ненависть которых превосходила злобу всего этого бушующего моря войны.

Они похожи. Они могли смотреться друг в друга как в зеркало. Они братья. Не просто по духу – они действительно братья-близнецы, рожденные, чтобы однажды уничтожить друг друга.

Было время, когда и они бок о бок скакали по отцовским лугам и лесам, палили из рогаток по птицам, охотились и плавали в речушках. Ань и Вер любили друг друга до безумия. И мир смотрел на них с умилением. Они не могли расстаться ни на день, ни на час. Похожие как отражения светлокудрые мальчишки, они вместе осваивали жизнь вокруг: учились бою на мечах, верховой езде, даже музыке. Вер был силен и быстр. Ань – ловок и хитер. Вместе они могли выстоять против трехкратно превосходящего противника. Зная сильные и слабые стороны друг друга, они каждый день устраивали бои, затягивающиеся порой на часы.

Ни один из них не превосходил другого практически ни в чем, и каждый любил себя в брате и брата в себе.

И вот сейчас, среди рычащего умирающего и торжествующего моря войны, они искали друг друга, чтобы убить. Их ненависть лилась из глаз и рук, превращая прекрасные лица в чудовищные маски, заставлявшие врагов пасовать еще до начала поединка.

И когда трубы одного из войск вдруг сообщили об отступлении, они наконец-то увидели друг друга. Рванулись вперед, до боли вглядываясь в – словно собственные глаза, волосы, лица и не замечая ничего вокруг. Если б они владели магией, воздух взорвался бы от такого накала. Да и без этого первый удар братских мечей сотряс его, отдавшись чуть ли не ультразвуком, повторившись рычанием, вырвавшимся из глоток воинов, – искры полетели во все стороны. И вновь широкий замах. И снова удар одинаковой силы с обеих сторон. Казалось, что братья забыли все свое искусство, полагаясь исключительно на звериную силу.

На них то и дело налетали случайные воины с той и другой стороны. Но они не щадили никого, кто хоть на миг отрывал их от смертельный битвы с собственным отражением.

Клинки сверкали оранжевым пламенем и багровой кровью. Пыль вздымалась из-под мелькающих в ярости боя ног. Щиты были отброшены в стороны. Шлемы сорваны. Лица искажены. Они оба уже покрылись кровью от мелких порезов. Но глаза противника не оставляли возможности обращать на такие мелочи внимания. Кругом лежали трупы друзей и врагов. Под ногами ломались щиты и копья.

Ань сделал шаг назад и наткнулся спиной на стену деревянного амбара. Вер торжествующе взревел и скользящим ударом не позволил брату выбраться из западни. Это, казалось, был конец для первого. Его сила была не столь велика, как у Вера. Он наверстывал ее ловкостью и гибкостью. Ань начал биться еще яростнее, чтобы стереть гнусную ухмылку с лица противника. Один за другим Аню удавалось отводить удары брата по скользящей, но, наконец, последовал последний, которого Ань так боялся… Он начал заваливаться назад. Оба брата закричали. И в это мгновение стена за спиной Аня проломилась, и противники рухнули в образовавшуюся дыру. У самой двери разрушенного амбара, освещаемый золотыми лучами заходящего солнца, сидел, зажимая руками чудовищную рану на животе, командир Вера. Братьям было все равно. Они вновь оказались на равных. Здесь было полно места для маневра. Ань и Вер вновь сошлись в поединке, который им сегодня не суждено было закончить. Выскочив на свободное пространство, они были уже разделены толпой солдат… Спустя какое-то время Ань распознал в звуке труб сигнал к отступлению.

Он выполнил приказ. Но его сердце, ум и тело всё еще жаждали продолжения поединка. В то же время Ань знал, что ему в нем не победить. И не потому, что Вер был сильнее или искуснее, – нет. Ань хотел либо убить брата, либо сам погибнуть от его руки. Вер же хотел только первого.

Их вражда началась давно. Только-только были одержаны первые боевые победы и сбылись мечты о славе. А когда та стала достоянием обоих, ценой за нее оказалась ненависть, рожденная из любви.

Ань ничего не хотел так сильно, как покончить с ней. Но он понимал, что цена этому – жизнь. Каждая секунда могла оказаться последней… Однако они умирали и возрождались вновь в каждое мгновение. Войска, в которых находился Вер, долго преследовали отступающую армию, а когда спустилась ночь, решили остановиться, чтобы не попасть в западню в незнакомой местности. Вер бросил на землю оружие и начал ругаться. На чем свет стоит он поносил и трусость командиров, и слабость воинов, и богов тьмы, и весь мир от самого его сотворения. Его никто не слушал и не отвечал на оскорбления. Вер был лучшим воином и легендарным героем. И все знали настоящую причину его ярости. Все были прекрасно наслышаны о его ненависти к брату.

Так и не успокоившись, Вер отправился к реке, чувствуя на себе осуждающие взгляды и в душе признавая их справедливость. В бою нельзя преследовать личные цели. Может, если б он не был так занят поединком с братом, командир избежал бы смерти.

Вер расстелил одеяло на берегу, решив спать вдали от всех. Этому была и другая причина. Много лет, но в последнее время все чаще, воину снился один и тот же сон. В нем было лето, такое же, как и сейчас, с залитыми солнцем лугами, дурманящими ароматами трав, прохладой воды и беззаботной радостью. В этом сне они с Анем были по-прежнему друзьями.

Волосы брата кудрявились, высыхая на солнце после купания. И в этом сне лицо Аня было все таким же: с чуть меньшими глазами по сравнению с классическими канонами красоты, чуть большим носом, чуть более чувственными губами, – и это лицо казалось прекрасным.

– Что это ты на меня так уставился, а?

– Думаю о том, что ты становишься красавчиком.

Ань смеялся. Они были похожи. Но было что-то их разделявшее: Вер выглядел сильным и благородным, Ань – грациозным и обаятельным.

Даже сквозь сон Вер чувствовал зной летнего дня, слышал звон цикад, ощущал пряную сладость ветра с реки. И ему было хорошо. Он очнулся в холоде на жесткой земле и в одиночестве. Скулы сводило от боли. Душу рвало отчаяние. Сердце вопило в бессилии, почти разрывая грудную клетку. Все существо Вера содрогалось только от одного чувства. Чувства, равным которому по силе была только ненависть.

Ань, лежа на спине, смотрел на темное звездное небо. В нем клокотала ярость. Но слезы в карих глазах стояли не от этого.

А на следующий день снова был бой. И они вновь искали друг друга. И обоих обуревала ярость. Снова клинки высекали искры. И все вокруг горело от их ненависти. Годы мучений и отчаяния сливались в бесконечный бой со своим отражением.

А войска вновь отступали, и братьям не удалось довести свое дело до конца.

Великая река встала на пути бегущей армии. Здесь должна была состояться переправа, но это было и самое опасное место. Переправляться решили под покровом темноты. Ань с небольшим отрядом прикрывал от возможного нападения уплывающие отряды… Угроза вдруг перестала казаться гипотетической, когда в один миг вспыхнули огни, мгновенно высветившие половину реки, а вслед плотам понеслись смертоносные стрелы лучших лучников западного побережья. Отряд Аня прикрылся щитами, и скоро на них обрушились мечи авангарда противника. Их вел Вер. Они вновь встретились, но здесь Вер не мог упустить своего шанса: если Ань переправится на другой берег, им не скоро удастся свидеться.

Полыхнули улетающие во мрак реки стрелы. Взвились клинки. И пламя борьбы охватило берега. Два равных по красоте и искусству воина отдавали дань богу войны. Светлые волосы по плечи и горящие даже во тьме карие глаза сияли в темноте ночи.

Они могли драться вечно. Но у окружающего мира не было столько времени.

– Быстрее, Ань! – прозвучало с последнего плота. Авангард, пришедший с Вером, уже большей частью лежал на песке. Ань мог или продолжить битву – и тогда уж точно пасть если не от руки брата, так от остальных, – или прыгнуть на плот, так и не исполнив самого сильного желания последних лет.

Вер тоже это понял. Взревев медведем, он навалился на брата всей своей тушей, вместе со щитом опрокинув его в воду. Единственное, что успел сделать Ань, – это выбить меч из рук противника. Клинок отлетел далеко. Вер тут же перехватил запястье брата с зажатым оружием и освободившейся рукой нанес удар в челюсть. Потом еще один. И еще. И еще. Ань уже плохо понимал происходящее, когда удары прекратились. Всего на мгновение. Сквозь заливающую глаза кровь Ань увидел стрелу, вонзившуюся в плечо брата. Ее явно пустил один из тех, кто ждал его на плоту. Аню хватило секундного замешательства – он вывернулся из-под брата. Позиция поменялась. Только в руке Аня был по-прежнему зажат меч. В следующий миг Вер почувствовал, как к его горлу прижимается стальной клинок, а подняв глаза, увидел искаженное ненавистью лицо брата.

Ань был готов нанести решающий удар. Ему хотелось рычать и вопить от упоения: одно легкое движение – и не будет этой бесконечной боли.

Под его клинком тяжело ходил кадык брата. Его дыхание, как собственное, отдавалось в ушах. Билась в висках их общая кровь. Волнистые золотые волосы лежали на мокром песке. Раздувались ноздри чуть большего, чем следовало, носа. А лицо казалось почти нереальным из-за какой-то печати благородства, за что его так любили дамы.

Ань вскочил, почти взлетев, длинным прыжком оказался на плоту, прикрыл щитом спасшего ему жизнь лучника и даже не обернулся.

Он знал, что ему в спину глядят чуть меньшие, чем следовало, карие глаза.

Вер, развернувшись и не вставая, действительно смотрел на круглый щит, укрывший брата, и знал, что даже лучшие лучники на западном побережье до него не доберутся.

Впереди у братьев были еще долгие дни и годы ненависти и вражды.

Вер в ярости ударил кулаком твердый мокрый песок.

Только смерть могла положить предел их противостоянию.

…Они ехали в город, где не имели права даже обнажать клинки. Ехали оба и только с одной целью – убить другого. Это был Город Семи Владык – Великий Город Мира – в составе посольств в него направлялись двое готовых попрать его многовековое спокойствие.

Праздник начался церемонией поклонения Семи Владыкам. Во время нее представители разных государств собрались в огромной зале храма. Жрецы, послы в белых одеждах, женщины и воины со снятыми шлемами в левых руках стояли в строго определенном порядке. Благоухали цветы и масла. Хор возносил молитвы.

А два брата смотрели друг другу в глаза. И этот взгляд заключал в себе обещание битвы и смерти.

Церемония закончилась так же красиво, как и началась, и праздник перенесся на улицы города. Везде взлетали яркие ленты. Сыпались лепестки цветов. Песни и смех переплетались друг с другом. Солнце благословляло ликующий мир.

Вер целеустремленно двинулся вперед. Но тут его за локоть схватил глава посольства:

– Вер! Проклятье, я с тобой разговариваю! Я надеюсь, ты не сделаешь ничего, чтобы сорвать наши планы? Я видел, как ты смотрел на брата.

О да, его не зря выбрали главой посольства. Он умел убеждать, всё припомнил: и погибшего командира, и полегший авангард. Напомнил и про долг перед страной, и про святость Города Семи Владык.

Вер готов был пообещать что угодно, лишь бы тот замолчал. Но выполнять обещание не собирался. Значение имел только быстрый взгляд из-за плеча, резкий поворот головы и взметнувшиеся светлые волосы.

Отделавшись от посла, Вер смешался с толпой. Какая-то девушка надела ему на шею венок и чмокнула в щечку. Он ласково улыбнулся и за поворотом сорвал венок, зашвырнув его в канаву. Он кожей ощущал палящий зной дальних пустынных улиц, а в висках как биение крови отдавались легкие почти не слышные шаги.

«Куда он меня ведет?» – мелькнула неясная мысль.

Постоялый двор был совершенно пуст, все ушли на праздник, зная, что самый последний вор не осмелится осквернить такой день. Посреди чисто выметенного двора стоял Ань. Лучи солнца плескались за его спиной, очерчивая точеный силуэт, подчеркивая его невыносимое совершенство и грацию, сквозившую даже в неподвижности.

На один миг они застыли в молчании.

Потом Ань повел обнаженным мечом чуть вправо, и клинок звонко отозвался на зов хозяина.

На противоположной стороне двора, будто отражением, другие ладони легли на рукоять и потянули ее вверх.

С хищной неторопливостью противники двинулись друг другу навстречу, чтобы в следующее мгновение взорвать жаркий зной двора бешеным танцем тел и клинков, а еще – солнца. Его прямые лучи ныряли под взметнувшиеся руки, выпрыгивали из-за мгновенно передвигающихся ног, вспыхивали на лезвиях, отражались бликами в волосах.

Не было ни усталости, ни боли. Только одно сплошное чувство, обжигавшее губы и заставлявшее пальцы еще крепче стискивать эфесы.

Начало конца было положено Вером. Извернувшись, он одним скользящим ударом рассек кожаные доспехи, и алая кровь Аня тяжелыми каплями полетела по широкой дуге. Он успел отскочить, чтобы удар не стал смертельным, но потерял координацию и в результате получил еще один – на этот раз по ноге. Упав на одно колено, он с обманчивой беспорядочностью взмахнул изящным клинком. На бедре Вера появилась тонкая полоска. Загорелая кожа показалась бронзовой под алыми струйками. Но то была только царапина, и Ань знал это. Перекатившись по сухой пыли, он вскочил и приготовился вновь отражать удары.

Из-за ранения в ногу Ань утратил часть так много раз спасавшей его быстроты, и Вер выбрал правильную тактику, обрушив на брата множество мощнейших мгновенных ударов. Скоро все тело младшего покрыли пока еще мелкие порезы: на лбу, груди, руках. Веру досталась лишь легкая рана на бедре, чуть замедлившая его движения.

Ему удалось загнать брата на узкую, почти вертикальную и не оставлявшую никакого места для маневра лестницу. Ань, рыча сквозь зубы, вынужден был, отбиваясь, подниматься по ней вслепую. За это время Вер достал его еще несколько раз.

Ввалившись на неширокую галерею второго этажа, Ань почувствовал себя свободнее. Но это ощущение долго не продлилось. Нога болела все сильнее, движения еще более замедлялись. У него уже несколько раз начинало темнеть в глазах. Брата же как будто только подзадоривали его раны.

Оказавшись около какой-то двери, Ань хотел обмануть противника, уйдя в сторону, но тот предугадал его маневр. И вместо того чтобы оказаться в выигрышном положении, Ань получил сильнейший удар локтем в зубы и, зацепившись за порог, упал на спину. Хуже всего было то, что от неожиданности меч вылетел из его руки.

Ань поднял глаза, и торжество в глазах брата почти ослепило его. Вер возвышался над ним, как скала над морем. Паника охватила Аня, когда эта скала начала падать на него с выставленным перед собой стальным клинком.

Ань катнулся в сторону, и тяжелый меч вонзился не в его грудь, а в доски пола. Перед глазами юноши оказались деревянные колья, где-то гладкие словно для охоты на вампиров, где-то больше похожие на грубые щепы для камина, частично они даже потемнели от огня. Он схватил один из них и резко повернулся к брату.

И как раз вовремя, потому что на него уже вновь летел смертоносный клинок. Ань невероятным усилием смог, приподнявшись боком, уклониться от него. Брата инерция несла дальше, и его грудь оказалась очень близко. Ань рванулся ему навстречу, и деревянный неровный кол разорвал кожу, с омерзительным звуком входя в мясо.

Вер захрипел и отпрянул. Ань последовал за ним. Когда Вер стал заваливаться на спину, он вытащил кол и снова вонзил его в грудь. Из руки противника выпал меч. Вер из последних сил схватил брата, стараясь отшвырнуть его от себя. Ань же не мог остановиться. Он вновь и вновь вбивал кол в тело Вера, вскрикивая с каждым ударом и вздрагивая губами. Горло жгла пустота.

Занося руку вновь, Ань почувствовал, что исступление отступило.

Перед ним лежал его брат. Мертвый. Но мертвым он не выглядел. Глаза были полуприкрыты. Голова чуть наклонена в сторону.

Ань перевел взгляд на грудь. Она была практически разворочена. Одежда и части кожаного с металлическими бляхами нагрудника залиты ярко-красной кровью.

Ань снова посмотрел в лицо брата. Ему показалось, что тот пошевелил губами. Мягкими, чувственными, у самой середины более толстыми, чем следовало бы, губами.

Внезапно Ань почувствовал, что грудная клетка взрывается болью: стон и крик – все едино – клокотали в обожженном горле.

Он погладил волнистые светлые волосы брата. Провел рукой по высокому лбу, бровям, носу. Захлебываясь плачем, приник к его губам.

Обнимая тело брата, уткнулся лицом в его плечо. Жизнь уходила из Аня. Просачивалась вместе с плачем, кровью и стоном.

Не было никаких мыслей: ни о наказании, что последует за осквернение праздника, ни о славе, что придет к убийце героя, ни о жизни, что будет потом. Была одна тупая боль – агония души, сравнимая только со смертью.

Аню было так плохо, что он далеко не сразу заметил, что руки брата уже не просто лежат на его теле, в обреченной попытке его оттолкнуть, а ласково прошлись по гладкой коже под доспехом. Осознав же это, он поднял голову и, не веря себе, посмотрел в карие глаза недавнего врага. Глаза смеялись.

Вер был жив. Более того – на его лице не было ни одной царапины. Ань метнулся взглядом вниз. Кожа брата вновь стала гладкой и загорелой, и не было ни ран, ни крови.

Руки Вера вновь заскользили по его коже, и когда они поднялись еще выше, Ань ощутил и свое тело совсем по-другому.

– Но как? – Голос его звучал иначе.

– Заклятие пало. – О боги, как же он был нежен!

В следующее мгновение он стянул через голову Аня ставшую вдруг большой рубаху вместе с остатками доспехов. Его ладони легли на две девичьи груди. Вер резко сел, и она – уже она – оказалась на нем.

– Ты снова женщина, и мы все помним.

Память очнулась мгновенно. Они вспомнили века, проведенные вместе, себя настоящих и любовь, которая перенесла все препятствия и прошла вместе с ними через столетия.

– Ты жив. – Не веря себе, она водила ладонями по его груди (что так часто снилась ей по ночам), рукам, лицу. Коснулась пальцами губ, о которых так мечтала. И, всхлипнув, резко прижалась к ним ртом, впервые за десятилетия не боясь этого. Он с нажимом проник языком внутрь и сжал ее ягодицы. Она застонала, почти падая в обморок от возбуждения. В следующее мгновение он уже нес ее к кровати.

– У нас с тобой много дел, – прошептал он, накрывая своим телом женщину, которую любил тысячелетия…

…Молчание царило на поляне перед избушкой. Ива смотрела распахнутыми глазами на старую знахарку.

– Так что же это… – прошептала юная травница. – Это было проклятие? Они многие века любили друг друга и были заколдованы в людей одного пола?

– Да. Знамо так.

– Но кто мог пойти на такую жестокость?

– Я подробностей не знаю, но вроде бы они кому-то насолили…

– В предыдущей жизни, – прервал ее эльф, – они воевали против одного из самых сильных магов своего времени. Это была его месть. К тому же это давало ему большую безопасность. Вместе они были практически непобедимы, черпая свою силу в любви. А так он убивал двух гоблинов одной стрелой: они не могли быть вместе, а их умы были поглощены вечным противостоянием друг другу. Кстати, насколько мне известно, никто так и не разгадал секрет этого мага – как ему удалось изменить судьбу так сильно, поймать их души между воплощениями, создать братьев вместо двух совершенно разных людей.

– Да, – протянула будущая волшебница, – и правда. Родился как бы лишний человек, или вместо одного ребенка у одной матери родились двое у другой. Так все странно и запутанно. Но… – она мечтательно помолчала, – без сомнения, это был великий замысел.

Ямига и Т’ьелх уставились на девушку с немым ужасом.

Но тут другая красавица преподнесла не худший сюрприз:

– Я только что-то не пойму, в чем проклятие?

Теперь все вытаращились уже на нее.

– Нет, правда, в чем?

– Это же просто: они родились людьми одного пола, да еще и братьями.

– Ну и что?

– Ну как ты не понимаешь?! – горячилась Ива, которая приняла историю близко к сердцу. – Они же любили друг друга! Отнюдь не братскою любовью!

– Так в чем трагедия? Ну и любили бы! Не совсем удобно конечно же, но тысячи пар живут так и не жалуются!

Знахарка задохнулась от возмущения. Эльф положил ладонь на ее плечо.

– Ты просто переносишь нравы одного времени на другое. Тогда к этому относились строже. К тому же они родились братьями, а это уже полный разврат. Если помнишь из истории, Вер был вот прям мужчина-мужчина. Для него любовь и сексуальная связь с другим мужчиной была неприемлема. Никто не знает, что было толчком для той бешеной ненависти, что сделала их легендой, но подозреваю, именно проявление чувства, которое жило в братьях, но до поры принималось за дружбу и братскую привязанность. Может, это вышло случайно. А может, Ань был человеком более свободных нравов, ведь на самом деле он являлся женщиной, – так что мысль о связи с мужчиной не могла быть ей противна.

– Ладно, с этим понятно. Но что тогда сняло проклятие? – Катерина строго посмотрела на эльфа.

– Поцелуй, – как само собой разумеющееся произнесла знахарка. Надо сказать, ее уверенность не была необоснованной: половина всех заклятий снимались поцелуями, разумеется, с различными условиями.

– Ни за что не поверю, что они ни разу не поцеловали друг друга до этого. Хотя бы по-братски. Да и не мог такой умный маг не подстраховаться. Ведь насколько я понимаю, вместе с падением заклятия им возвратилась память, в том числе – и наверняка – о том, чем им так не угодил этот маг.

– Скорее всего, подстраховался… – Эльф замолчал, словно задумавшись над ответом.

– Ты права, Катерина, – вновь вступила Ива. – Знаешь, ведь недаром к Аню и Веру идут, когда дело касается любви, боли, смерти. Наверное, заклятие действительно снималось поцелуем, но только при определенных условиях. Например, если один из них стоял на пороге смерти.

– Я думаю, – Т’ьелх даже передернул плечами, – не только смерть здесь главное условие. Ведь одного из них могли убить, а второй в приступе горя мог поцеловать брата. Наверняка проклятие снималось, только если один убьет другого.

– То есть сначала кто-то из них убивает другого, а потом целует? Не слишком ли сложно?

– Зато почти невыполнимо.

– Что и надо было магу, – закончила Ива.

– Фуфлософы, – выругалась старая знахарка. – Какая теперь разница? Суть в том, что надо бы вам наведаться в храм Аня и Вера. Глядишь, и подскажут чего. Любовь, проклятие, смерть, страдание от невозможности быть вместе – все как по заказу. Не думаю, что страдавшие так при жизни, они, обретя силу богов, откажут вам. Заодно и девушку проводите, коль ей так приспичило в Город Мертвых. Никогда нельзя противиться голосу сердца. Может, оно и не всегда правильные вещи говорит, зато и сожалеть о бездействии не будете.

– Значит, решено. Когда отправляемся?

Чуть позже, уже наедине Ива спросила:

– Скажи, а что все-таки ты вычитал в уведенных у Анкела документах?

Т’ьелх дернул плечом:

– Много интересного. Но боюсь, что в наших поисках это мало может помочь.

– А все же, что там?

– Договоры, переписка, обрывки хроник, есть даже пара заклинаний, кое-что из заметок приближенных и даже самого мага. Да и касаются они в основном времени последней войны с кошками. Может, им и продать?

– А купят?

– Уверен. Вот прочитаю все до конца, если ничего интересного не найду, так и поступлю.

– Расскажи мне про эту войну. Я совсем ничего про нее не знаю.

– Да что там рассказывать? Война как война. Вообще кошки не часто вступают в открытое противостояние. Их оружие – дипломатия, игра на балансе сил, шпионаж, предательство. Они игроки по своей сути. И как истинные игроки признают лишь смертельные партии. Риск и победа – вот их девиз. А почему они столкнулись с магом, я не знаю. Вполне возможно, что видели в нем сильного противника. А может, выигрыш был слишком заманчив. Или он им мешал. Не знаю. Как-то не интересовался. Надо сказать, в войнах кошки не проигрывают. Но в этот раз все закончилось печально, ну ты в курсе.

– Это ты про пропажу Главы клана?

– Да.

– Но как это могло произойти? Ведь…

– Милая, вот только не надо про законы природы и магии. В этом вопросе я полностью разделяю мнение одного твоего знакомого дракона.

– Все равно непонятно – как можно запереть человека между жизнью и смертью?

– Да чего только не бывает! Вон история Аня и Вера чего стоит. А ведь было же!

– И правда: если возможно женщину превратить в мужчину, а любовников сделать братьями, то, наверное, не дать перевоплотиться кошке легче легкого.

– Хотя, насколько мне известно, Ань и Вер отомстили своему врагу за то, что он с ними сотворил, и уж постарались, чтобы секрет этого коварного волшебства был уничтожен. Но по собственному опыту знаю – ничто не пропадает, ничто нельзя уничтожить до конца. Особенно знания. Наглядный пример – Алисия. Как ни старались мои светлые родичи замять историю, а все равно она вылезла. Даже через века.

– Да… Т’ьелх, а расскажи про главную кошку. Почему она так важна для клана?

Эльф поерзал, устраиваясь поудобнее:

– Во-первых, она очень сильный маг. Один из сильнейших, что есть в мире. У кошек какая-то особенная магия, своя. Как, впрочем, у большинства оборотней. Тебе ли не знать – ты у нас общалась со стальными драконами, такой чести мало кто удостоился. А во-вторых, как многие монархи этого грешного мира она обладает способностью во много крат усиливать мощь своего народа, в чем бы она не заключалась – в оружии ли, в магии, в силе рук. Истинный монарх – вот как это называется. Из-за этой способности многие монархии еще держатся.

– А сама она какая?

– Я с ней не встречался. Говорят, все Главы кланов очень красивые, властные, жестокие. Вот представь себе кошку в человеческом теле: самовлюбленную, презрительную, когда надо, льстивую, блудливую, – они такие.

– Тогда, может, и лучше, что ее больше нет?

– Может. Но с кошками мир был интереснее. Жизнь – это полнота ощущений, а представители этого народа умеют жить на острие клинка. Умеют превращать каждый миг в игру со смертью.

– И тебе бы тоже так хотелось?

– Это… привлекательно. А ты же знаешь – я люблю жизнь. Просто влюблен в нее: в море, в приключения, в женщин, в друзей, в пьянки, в леса, в бой, в игру – во все…

– Я так не умею… – прошептала травница, чувствуя, как тяжелеет у нее на сердце. – Я слишком люблю покой…

– Эй, милая, ты что?

«Я просто подумала, какие мы разные… Ты почти бессмертный эльф, бесшабашный морской капитан, азартный и легкомысленный. А я человеческая знахарка, у которой расписана жизнь на ближайшие несколько десятков лет вперед. Что нам делать?»

– Все в порядке.

– Господа, а вам не кажется, что все слишком легко?

Эльф и знахарка с удивлением посмотрели на Катерину. Она ехала на выпряженной из телеги лошадке. Кобылка, признаться честно, была так себе, но заменить ее было нечем. По правде говоря, создавалось впечатление, что у девушки и вовсе нет денег, да и представления о мире у нее были весьма странные. На первый взгляд она вроде бы очень здравомыслящая и рассудительная, но порой выдавала такие перлы, что оставалось только пожимать плечами и в недоумении переглядываться.

– Что ты имеешь в виду? – спокойно спросил Т’ьелх.

– Да всё! На эльфов Элевиэля напал кроуль. По вашим словам – существо очень опасное. Пару взмахов мечом – и его нет. От толпы разбойников эльфы отбились как раз плюнуть. Что делать с раненой мной? Тут и вы подвернулись. И знахарка обнаружилась. Да и по нраву вы ей пришлись. Даже лошадка вот есть. Мы едем по лесу второй день, и ничего не происходит. Ни маг не мстит, ни упыри там всякие не нападают. Вот я и спрашиваю: не слишком ли все спокойно?