Текст книги "И как ей это удается?"

8. Зубки режутся

04:48, вторник

Из комнаты Бена несется вопль. Убойный, смертоносный для перепонок визг. В третий раз за ночь? В четвертый? Опять зубки. А мы уже исчерпали законный лимит калпола. Меня запросто могут пропесочить в “Новостях мира” в статье под заголовком “За лишний час сна мамаша отравила своего малыша”. Верно говорят – разорванный сон. Разбитый. Непоправимо раздолбанный. Ты заползаешь обратно в постель и замираешь, силясь сложить головоломку сна из половины оставшихся кусочков. А может, сам заснет? Господи, пожалуйста, пусть он сам заснет. Время как раз подходящее: на стыке ночи и утра, когда первые проблески света серебрят темноту, чаще всего и заключаются самые отчаянные сделки со Всевышним. Боже, если ты сделаешь так, чтобы он сейчас заснул, я…

И что я тогда сделаю? Стану хорошей мамой, прекращу жаловаться, буду смаковать каждую крупицу сна, которая выпадет на мою долю отныне и до смертного часа.

Нет, сам он не заснет. Пробные крики Бенджамина (Где ты? Ты здесь?) уступили место полногласной арии в манере Паваротти. (“Nessun Dorma” означает “Никто не уснет”, разве нет?) В книжке советуют не обращать на ребенка внимания – пусть себе плачет. Но Бен книжек не читает. Ему невдомек, что минут через сорок непрерывного крика малыш должен успокоиться. Если верить книге, Бен капризничает, потому что у него нарушение привязанности; я же думаю, он себе уяснил, что мамочка, вечно отсутствующая днем, по ночам полностью в его распоряжении.

Мозг уже готов подняться, но тело приклеилось к кровати, как нерадивый школьник будним утром. Ричард вытянулся рядом на спине и умиротворенно вздыхает, скрестив на груди руки. Спит как младенец. (Что за идиот придумал это выражение?)

Спотыкаясь на каждой ступеньке, преодолеваю лестницу. С площадки виден ряд домов с жутковатыми незрячими бельмами окон. Ранняя пташка включает свет, и кухня вспыхивает шафраново-спичечным пламенем. Окна не скрывают достатка домовладельцев: район на северо-востоке от Сити наводнен моими расторопными коллегами, которые переехали поближе к работе и рьяно проматывают немалые заработки, расчищая викторианские руины. У нас не принято занавешивать окна, мы предпочитаем втридорога отреставрированные ставни, в то время как соседи победнее расслабляются себе за плотными шторами или прикрывают личную жизнь вуалями гардин. Наши предшественники в семидесятых годах извели во имя современности все финтифлюшки викторианской эпохи – камины, карнизы, ванны на львиных лапах. Мы же теперь, во имя современности новейшей, выкладываем состояния за то, чтобы вернуть все на место. (Забавно, не правда ли, что мы тратим значительно больше родителей на переделку и украшение своих домов, в которых бываем все реже, потому что пропадаем на работе, добывая средства на французские хромированные смесители и узорный дубовый паркет? Кажется, родной кров стал для нас сценой, где мы рассчитываем когда-нибудь блеснуть.)

Наверху Бен с азартом сотрясает прутья кроватки. При виде меня расползается в улыбке и пускает слюну, блестящей струйкой планирующую с подбородка на застежку спального комбинезончика. Я беру его на руки.

– Привет, парень. Ты в курсе, который час, а-а-а?

В полном восторге от встречи после долгой разлуки, Бен испытывает новехонький резец на моей шее. Ой-ей-ей!

О мальчике я и не мечтала. Решила после рождения Эмили, что способна производить только себе подобных, да и вообще мне хотелось еще одну девочку – такую же хорошенькую, своенравную, затейливую, как часовой механизм. “Мальчишки уже не в моде”, – заявила Кэнди ровно год назад в кафе, за ланчем для подруг по работе. Со своим грандиозным животом в кабинку я не влезла, так что официанту пришлось устраивать сильно беременную мадам в дверном проеме, в специально принесенном по такому случаю кресле. Все смеялись. Слегка нервно, правда, но с очевидно победоносным оттенком: так веселились кельты, зная, что власть римлян подходит к концу. А три дня спустя акушерка протянула мне его. Его! Такого крохотного, но уже столкнувшегося с глобальной задачей – стать мужчиной. И я его полюбила. С первого взгляда и навсегда. А он не мог на меня насмотреться, надышаться, насытиться. До сих пор не может. Мама годовалого малыша – это кинозвезда в мире, где критике нет места.

Он вдруг кажется таким тяжелым, мой сын; теплое тельце наливается мальчишеской силой. Ножки пухлы и упруги, как боксерские перчатки. Я устраиваюсь в синем кресле, прячу его ладошку в своей и начинаю мурлыкать наше любимое:

 
Рассыпает синий лен, дилли-дилли,
По лугам свои цветы, дилли-дилли.
Если буду королем, дилли-дилли,
Королевой будешь ты, дилли-дилли.
 

Век за веком мамы напевают эту песенку своим малышам, не имея ни малейшего представления, о чем речь. Колыбельные сродни материнским заботам: ты что-то делаешь, часто в темноте, ведомая лишь инстинктом, хотя цель твоих действий поразительно ясна.

Чувствую, как Бен тяжелеет, растекается по мне восковым человечком. Самое главное – точно определить момент, когда дрема переходит в сон. Поднимаюсь. Крадучись семеню к кроватке и опускаю убаюканного малыша, до последней секунды не вынимая из-под него ладони. Есть! Аллилуйя! Надежда, что дело сделано, уже греет душу, когда голубые глаза распахиваются. Нижняя губа дрожит, как у Рика в “Касабланке”, когда он увидел свою потерянную Ильзу, ротик возмущенно круглится, грудь вздымается для очередного вопля.

Не ждите от младенцев продления кредита. Справедливостью маленькие тираны пренебрегают. Вы не получите от них лишний выходной за прошлые объятия, за проведенные с ними в темноте долгие часы. Можете сто раз прибежать на их зов, а на сто первый вас все равно ждет их немилосердный суд за дезертирство.

– Ладно, ладно. Мама здесь. Все в порядке, я рядом.

Мы возвращаемся в синее кресло, и я снова держу ладошку Бена в своей, и ритуал убаюкивания повторяется.

05:16

Бен угомонился.

05:36

Эмили просит почитать “Маленькую хозяюшку”. Нет!

07:45

Вернулась Пола, ей гораздо лучше, благодарение Всевышнему. Прошу ее заказать торт “Телепузики” к пятнице, ко дню рождения Бена. Ах да, и свечи, конечно. Предупреждаю, чтобы не усердствовала с печеньем – вдруг среди мамаш затешется воинствующая поборница антисахарного образа жизни. (В прошлом году, помнится, Анжела Брант предала анафеме – вы не поверите – изюм). В ответ Пола требует наличность, которой хватит для организации пикника в Букингемском дворце. Не смею возражать.

08:27

В Броудгейт добираюсь до того измочаленная, что первым делом заказываю в “Старбакс” два двойных эспрессо и глотаю залпом, как водку. Я где-то читала, что страдающие от постоянного недосыпа люди похожи на клиентов гипнотизера: они болтаются где-то между сном и бодрствованием, будто грешники в чистилище, а в их мозгу то и дело проплывают смутные, сюрреалистичные видения. Все равно что застрять навечно в фильме Дэвида Линча. Эта версия, должно быть, объясняет тот факт, что сегодня Род Таск из привычной австралийской занозы превращается в полного недоумка с немигающим взглядом и оскалом буйнопомешанного. Рухнув за свой стол, цепляю очки, которые держу в ящике специально для случаев, когда надо изобразить активную мозговую деятельность, и приступаю к самому бездумному из насущных дел. И наименее опасному на предмет ошибок. Пока ни продавать, ни покупать не требуется, я в порядке. В электронном ящике – двадцать девять сообщений. Читаю первое и глазам своим не верю.

От кого: Джек Абельхаммер, “Сэлинджер Фаундейшн”

Кому: Кейт Редди, “ЭМФ”

Кэтрин,

Не могу выразить, как я рад, что решил проблему, с которой мы столкнулись во время праздников. Уверен, вам тоже пришлось нелегко.

Счастлив был узнать великолепные новости о “Токи Раббер” и патенте на нервущиеся презервативы. Ошеломляющий рост акций! Восхищен вашей выдержкой. Жду встречи в четверг. Не согласитесь отметить успех лобстерами? По соседству открылся роскошный ресторан.

Успехов,

Джек

От кого: Кэнди Страттон

Кому: Кейт Редди

Как насчет слинять в “Корни и Бэрроу” на пару бутылочек, загреметь в участок за наруш-е общ-го порядка и т. о. прогулять совещ-е, чтоб ему?

Выглядишь хреново.

ХХ

К

От кого: Кейт Редди

Кому: Джек Абельхаммер

Я и без бутылки куда хошь загремлю. Хочу в постель на неделю.

Люблю, целую,

Кейт

От кого: Кейт Редди

Кому: Кэнди Страттон

СРОЧНО!!! Ты получила?

От кого: Кэнди Страттон

Кому: Кейт Редди

Что получила?

От кого: Кейт Редди

Кому: Кэнди Страттон

Сообщение. Про бутылку и постель. Получила? СКОРЕЕ ЖЕ!

От кого: Кэнди Страттон

Кому: Кейт Редди

Извини, котик. Кому-то другому повезло.

От кого: Кейт Редди

Кому: Кэнди Страттон

Точнее – нью-йоркскому клиенту. Я покойница. Цветы просьба не присылать.

От кого: Кэнди Страттон

Кому: Кейт Редди

Ну ни хрена себе. Сию секунду шли другое:

Глубокоуважаемый сэр, мой злобный, развратный двойник, нагло именующий себя Кейт Редди, только что отправил Вам оскорбительное сообщение. Очень прошу уничтожить.

И выбрось из головы, куколка. Абельхаммер – американец, так? А для янки, если помнишь, у нас нет чувства юмора.

15:23

Руководители групп стекаются в кабинет Рода Таска на совещание. Мои веки то и дело никнут, как у куклы. Единственное, что удерживает от сна, – мысль о предстоящем иске от Джека Абельхаммера: он наверняка подаст на меня в суд за сексуальные домогательства. “Непристойное предложение” – пунктик всех янки. Ответа от Абельхаммера до сих пор нет. Надежда на то, что американец отнесет мое сообщение на счет прелестной британской экстравагантности, тает со скоростью зимнего дня. Я настолько погружена в свой кошмар, что приближение Селии Хармсворт застает меня врасплох. Выстрелив костлявым пальцем, глава отдела трудресурсов попадает точнехонько в то место, где Бен испробовал мою шею на новый зуб. Когда это было? Сегодня утром? Быть того не может! Клянусь, тыщу лет назад.

– Кэтрин, у вас тут что-то?..

– Где? Ах, это. Малыш укусил.

Парочка готовых к совещанию юнцов захлебываются своим “перье”. Селия жалует меня стылой ухмылкой из арсенала злой колдуньи, что отравила яблоком Белоснежку. Пардон, дамы и господа, я на минутку. Мчусь в туалет; Кэнди за мной. Свет в дамской комнате паршивый, но зловещий след вампира в зеркале виден отчетливо. Хватаюсь за тональный крем. Без толку. Пускаю в ход пудру. Черт! На бледной шее укус пламенеет, как кратер Этны на снимке с высоты птичьего полета.

Победоносно взмахнув маскирующим карандашом “Туше Экле”, Кэнди щедро мазюкает пунцовое пятно.

– Классный засос. Тормоз Ричард постарался?! Не хило, куколка!

– Сынуля постарался. А мой дорогой супруг дрых без просыпу. Чуть не лягнула его, чтоб очухался, ей-богу.

* * *

Коллеги мужеского полу в кабинете Таска занимаются любимейшим из занятий: проводят совещание. Если это совещание пойдет гладко и продлится достаточно долго, то в качестве награды можно будет посовещаться и завтра. А если очень повезет, то совещание под номером один не даст результатов и этот прискорбный факт можно будет обсудить на совещаниях под номерами два, три и четыре. В начале своего стажерства я искренне верила, что совещания проводятся ради принятия мудрых и важных решений. Через несколько недель стало ясно – это всего лишь подиум для демонстрации себя любимых. Эдакий цивилизованный эквивалент обезьяньих посиделок из телепрограмм о дикой природе. Наблюдая за маневрами мужиков на совещаниях, я иной раз готова поклясться, что слышу вкрадчивый шепоток Дэвида Аттенборо[21]21
  Британский биолог и натуралист, режиссер и продюсер фильмов о природе, автор многих телепрограмм.


[Закрыть], комментирующего сцены воинственного битья в грудь и вычесывания блох:

“А здесь, дорогие телезрители, в самом сердце городских джунглей, мы наблюдаем, как Чарли Бейнз, юный самец из отдела по работе со Штатами, приближается к Роду Таску, уже немолодому, закаленному в боях лидеру группы. Обратите внимание на подобострастную позу Чарли, свидетельствующую о том, что он одновременно побаивается вожака и ищет его одобрения…”

Большинству работающих со мной женщин эти политические игры не по нутру. По вполне понятным причинам из совместной встряски членов над писсуарами мы исключены, а ублажение обтерханного трутня за стойкой бара как-то не прельщает. Да и сил нет, если честно. Мы как были в школе послушными, прилежными девочками, так и остались; и мы по-прежнему верим, что если не будем пропускать уроки и каждый день делать домашние задания, то:

а) добродетель будет вознаграждена и б) к семи вернемся домой.

Ни то ни другое не выходит.

Мобильник в кармане моего пиджака легкой дрожью сообщает, что пришло сообщение. Жму “прочитать”. Эсэмэска от Кэнди.

В: Сколько надо мужчин чтб вкрутить лампочку?

О: Один. Приставит лмпчку к патрону и будет ждать, пока мир начнет крутиться вокруг.

Я хрюкаю, захлебываясь смешком, чем вызываю враждебные взгляды всех присутствующих, кроме Кэнди – та якобы строчит предложения Чарли Бейнза по “организационному усовершенствованию”, что бы это ни означало.

Месячным отчетам конца не видно. Я опять слабею в неравной борьбе со сном, как вдруг замечаю, что Род еще не сменил рождественскую заставку на мониторе своего компьютера – медленно уплывающего в белую муть снеговика. Представляю, как здорово было бы утонуть в сугробе, раствориться в ледяном небытии. На память приходит капитан Оутс: “Я выйду прогуляться. Возможно, задержусь”.

– Ты только что вернулась, Кейт! – рявкает Род, метя в меня, будто в мишень для дартса, роскошной авторучкой.

Соображаю, что к чему: должно быть, ляпнула вслух то, о чем думала, как городская полоумная, что бродит по улицам в мешке из-под картошки, извергая потоки образов своего безумного внутреннего мира.

– Прошу прощения, Род, это слова капитана Оутса.

Весь народ как по команде таращит на меня глаза. На дальнем конце стола, в тесном соседстве с Родом – чтобы лизнуть сподручнее – мой помощник Гай втягивает в себя душок публичного унижения, как породистая борзая запах дичи.

– Помнишь капитана Оутса, Род? Член экспедиции Скотта, – подсказываю я шефу. – Тот самый, что покинул палатку и ушел на верную смерть.

– Чертов англичашка! – фыркает австралиец Род. – Бессмысленное самопожертвование – это в их духе. И как это у вас называется, Кейт? Честь?

Теперь уже все затаили дыхание. Выкручусь или нет? Ну же! Кейт вызывает мозг. Кейт вызывает мозг. Прием!

– Если рассуждать здраво, Род, эта экспедиция – очень неплохой образец менеджмента. Что, если применить его к худшему из наших фондов – тому, что истощает ресурсы фирмы, а? Почему бы аутсайдеру не прогуляться по вечной мерзлоте?

Возможность сокращения расходов зажигает огонек алчности в глазах Рода.

– Хм-м. Недурственно, Кейт, очень недурственно. Пораскинь мозгами, Гай.

Концерт окончен. С крючка соскочила.

19:23

Дома застаю Полу в черной меланхолии. Дурное настроение у нянек сгущается с быстротой тумана в открытом море, но туман не столь опасен. Понимаю, что дело совсем дрянь, поскольку застаю Полу за уборкой кухни. Сейчас мне больше всего на свете хочется завалиться на диван с бокалом вина и попытаться узнать кого-нибудь из “Жителей Ист-Энда”, которых я не смотрела с июня: за это время на Альберт-сквер могли прийти в упадок целые династии, а Фил Митчелл успел бы прижить минимум двух внебрачных детей с бывшими женами покойного брата… Отдых побоку. Вместо желанной встречи с диваном приходится осторожненько кружить по лабиринтам дневных событий. Возношу хвалу Поле за приготовленный для Эмили ланч в детский сад, обещаю завтра же заняться именными бирками, одновременно успокаивая, что и без них сойдет (как бы не так); после чего уже внаглую подлизываюсь вопросом о звезде из мыльной оперы, которая недавно родила и чей облик растиражирован на семи страницах обожаемого Полой “Хелло!”.

Две беременности подпортили мою память, но только не на имена наследников знаменитостей – этих я помню наизусть. Способность назвать без запинки имена отпрысков Деми Мур и Брюса Уиллиса (Румер, Скаут, Таллула) или Пирса Броснана (Дилан – тезка первенца Кэтрин Зета-Джонс и Майкла Дугласа, а также второго сына Памелы Андерсон) с профессиональной точки зрения почти бесполезна, зато для наведения мостов с нянькой ей цены нет.

– Похоже, имя Дилан входит в моду, – замечает Пола.

– Да, но не забывай о малышке Вуди Аллена и Миа Фэрроу. Ее назвали Дилан, а закончилось тем, что она сменила имя.

Пола кивает:

– Другого они, кажется, тоже назвали как-то по-дурацки.

– Сэтчел[22]22
  Сэтчел (англ. satchel) – сумка, ранец.


[Закрыть]!

– Ага, точно.

Я вторю смеху Полы: мало что так сближает нас, простых смертных, как причуды звезд. Тучи, похоже, рассеиваются… но тут я по глупости искушаю судьбу вопросом о торте на день рождения Бена.

– Я. Не. Могу. Помнить. Обо ВСЕМ. – И Пола удаляется, шурша невидимой шелковой мантией.

Входная дверь еще прощально сотрясается, когда я обнаруживаю причину ненастья. “Ивнинг Стэндард” напечатала статью о баснословных заработках лондонских нянек и их умопомрачительных привилегиях – суперсовременных авто, частном медобслуживании, членстве в фитнес-клубах, хозяйских вертолетах и хозяйских лошадях по первому требованию.

Лошади? Мы позволили Поле пользоваться моей машиной, я сама пересела на автобус – и этого, выходит, недостаточно? Даже если и так, я отказываюсь поддаваться шантажу. Прибавки не будет. Наш лимит на няньку исчерпан.

20:17

Сообщаю Ричарду, что Поле придется повысить жалованье. И по возможности оплатить уроки верховой езды. Ричард затевает жуткий скандал – дескать, с учетом оплаченных нами налогов и страховки Пола получает больше него.

– И кто в этом виноват? – интересуюсь.

– И что означает этот вопрос?

– Ничего.

– Знаю я твои “ничего”, Кейт.

За ужином втихаря дуемся, старательно отодвинувшись друг от друга. Ричард сварил спагетти и смешал два салата – из авокадо и помидоров. С опаской заводим беседу о детях: у Бена великолепный аппетит, Эмили в последнее время не оторвать от “Мэри Поппинс”. В тот самый момент, когда я, кажется, опять начинаю его любить, Ричард вскользь замечает, накручивая спагетти на вилку, что соус песто приготовил собственноручно. Это уж слишком. Я восхищена и пристыжена одновременно.

– Откуда у тебя время на песто?! Неужто и посуду вымыл? А дальше что? Начнешь лепить из глины? Свободное время нашлось – занялся бы чем-нибудь действительно нужным, черт возьми. Хотя бы разрешением на парковку для начала!

– Разрешение на парковку уже в машине. Мадам сможет лично в этом убедиться, если выкроит минутку в своем чрезвычайно напряженном графике.

– Ах-ах-ах! Какой из нас идеальный супруг!

Металлические ножки стула скрежещут по кафельному полу, Рич вскакивает.

– Все, Кейт, я умываю руки. Ты сама просишь помочь – и сама же потом унижаешь меня за помощь.

Мне нечем крыть. Реплика жестока, но возразить нечего. В любимой шутке женщин – “нам самим нужна жена, чтобы было кому о нас заботиться” – нет и тени шутки, одна голая правда. Нам и впрямь нужна жена. Но не рассчитывайте на нашу благодарность мужчине, взявшему на себя роль домохозяйки.

– Кейт, нам нужно поговорить.

– Потом. Я хочу в ванную.

* * *

Запас ароматических масел так и не пополнен. На дне сушилки откапываю старый пакет соли для ванн с ароматом лаванды и обещанием на этикетке “успокоить и зарядить энергией”. Сыплю в ванну весь пакет и добавляю детскую пену “Пират Пит”, мгновенно окрасившую воду в школьно-форменную синеву.

Забираюсь в кипяток синей лагуны, ложусь на спину со своим любимейшим, а если начистоту, то и единственным в последние годы чтивом. “Недвижимость Британии” Джеймсона – красочная глянцевая брошюра со снимками выставленных на продажу домов и поместий увлекает почище любого романа. При желании можно обменять наш Хэкни-Хип на… скажем, реконструированную мельницу в Котсуолдсе или игрушечный замок в Пиблсшире. (Пиблсшир – это где? Судя по названию, от столицы далековато.) Фотографии великолепны, но меня лично завораживают детальные описания под ними. Восемнадцатая страница предлагает домик в Беркшире с библиотекой во флигеле со сводчатым, похожим на бочонок потолком плюс сад из взрослых фруктовых деревьев. Потолок бочонком я себе представляю с трудом, но хочу его, хочу, хочу. А взрослые фруктовые деревья? Мечта! Представляю себя фланирующей из библиотеки, которая благоухает свежесрезанными цветами в высоких напольных вазах, на кухню, где на стенах деревенские шкафчики, а в них – ультрасовременная техника. Стоя у старенькой газовой “Аги” (я на ней не готовлю, боже упаси, для этого есть плита фирмы “Нефф”), я аккуратно надписываю этикетки на банках с домашним джемом из яблок, собранных со взрослых фруктовых деревьев в наших обширных садах; дети мои играют себе идиллически в обтянутом изысканной тканью уголке.

“Порнушка для Кейт” – так Ричард обзывает опус Джеймсона, обнаруживая книжицу под кроватью с моей стороны, куда я ее стыдливо прячу. В чем-то он, пожалуй, прав. Аппетитные картинки, услада для моих глаз, позволяют побыть хозяином чужой жизни, отодвинув в сторону хлопоты и проблемы этой самой жизни. Чем сильнее достает меня быт в моем собственном доме, тем сильнее снедает тоска по чужой недвижимости.

Кстати о Риче. И о стычке на тему песто. Некрасиво повела себя, Кейт. Доброта Ричарда, его здравомыслие неизменно превращают меня в сумасбродную дуру. Почему? По мнению Рича, я вконец избаловала Полу. По его мнению, я позволяю ей такое, что ни один аккуратный и щедрый работодатель не должен позволять своей прислуге. Для Ричарда наша Пола – в меру разумная провинциальная барышня двадцати пяти лет, которая прекрасно относится к детям, но из нас при этом выжимает все денежные соки. Он убежден, что она специально уродует его носки, поскольку их стирка не входит в ее обязанности. В нашем доме Пола захватила слишком много власти, считает Рич. И он прав. Но вот в чем беда: отношение к нашим ребятам не волнует его так, как меня: мужская забота о детях ограничивается бумажником, для женщин же это вопрос естества. Телефоны могут стать беспроводными, матери – никогда.

Глядя на Полу, я вижу человека, который проводит с моими малышами все те часы, что меня нет рядом. Я должна знать наверняка, что этот человек любит моих детей, лелеет их и ни в коем случае не пропустит первые симптомы менингита. После нее в доме бардак? Она не прикоснется к посудомоечной машине, потому что там осталась посуда от завтрака взрослых? После похода в супермаркет отдает лишь треть сдачи и “теряет” чеки? Ну что ж… Я не стану поднимать шум.

Говорят, поведение с прислугой – слабое место всех бизнес-леди моего поколения. Не согласна. Проблема в другом: бизнес-леди моего поколения и есть прислуга. Униженно благодарные за любую помощь по дому, за которую платим из собственного кармана, мы сами же норовим переделать и всю основную работу.

Вернувшись в “ЭМФ” после рождения дочери, я устроила Эмили в ясли “Детский уголок” в десяти минутах ходьбы от нашего дома – понравилась заведующая, бодрая, жизнерадостная шотландка. Со временем, однако, я стала подмечать изъяны. В крохотной спальне для самых маленьких развернуться было негде среди двенадцати кроваток: при знакомстве с яслями я себя убедила, что так даже уютнее, но с каждым следующим утром комнатенка все больше и больше смахивала в моих глазах на слегка модернизированный румынский сиротский приют. Не удержавшись, я спросила у Мойры, как могут малыши спать, если за стенкой стоит гвалт старших детей. Та, пожав плечами, бросила: “Рано или поздно все привыкают”. Ну и, наконец, штрафы. Забираешь ребенка из “Детского уголка” позже половины седьмого – будь любезна доплачивать: десять фунтов за первые десять минут опоздания, пятьдесят фунтов за все остальные. Я опаздывала ежедневно и ежедневно давала кросс от метро до яслей. Пока домчишь до финиша, стыдом, как желчью, изойдешь.

В окружении тридцати детей Эмили, понятно, хватала любую заразу. Наш первый насморк длился с октября по март, бедный носик не просыхал. А ясли, обеспечив ребенка инфекцией, строго следили за тем, чтобы больной оставался дома. За те же немалые деньги в месяц. Помню, как часами висела на рабочем телефоне, обзванивая агентства, но делая вид, будто веду переговоры с клиентом. И о том, как слезно умоляла друзей о помощи, я тоже не забыла. Терпеть не могу одалживаться. Однажды пришлось оставить влажную от жара Эмили у приятельницы моей шапочной знакомой по группе “Мать и дитя”. Вечером тетенька доложила, что Эмили плакала без остановки, весь день напролет, за исключением одного часа, когда смотрела “Спящую красавицу”. В тот день моя дочь составила свое первое предложение: “Хочу домой”. Но меня не было рядом, чтобы разделить с ней успех, и меня не было рядом, чтобы исполнить ее просьбу.

Да, Пола, возможно, и не идеал. А в чем он, этот идеал? В том, чтобы мамочка сидела дома и стелила свою жизнь под растущие ножки? Можете вы на это пойти? Могу я на это пойти? Плохо вы меня знаете, если думаете, что могу.

Я вылезаю из ванны, смазываю увлажняющим кремом ярко-розовые пятна на ладонях, под коленями и за ушами, заворачиваюсь в махровый халат и иду в кабинет – проверить электронную почту.

От кого: Джек Абельхаммер

Кому: Кейт Редди

Кэтрин, не помню, чтобы упоминал спиртное, но насчет загреметь вы здорово придумали. С постелью на неделю могут возникнуть проблемы: без пересмотра рабочего графика не выйдет. Меняю на рыбный ресторан.

С любовью,

Джек

С любовью? Джек? Один из крупнейших клиентов фирмы? Силы небесные, Кейт! Видишь, что ты натворила?

✓ Не забыть!!!

Постричь Бену ногти, ответные рождественские письма? Плюс письменная взбучка местным властям за разгильдяйство – от елки избавиться невозможно. Прилюдно, на глазах у Рода, растоптать Гая – пусть знает свое место, змееныш. Научиться отправлять электронку по-человечески. День рождения Бена: разыскать торт “Телепузики”. Балетное трико (розовое, а не голубое!). Подарок: танцующий Тинки-Винки или развивающая игра? Эмили: обувь, школа, научить читать. Позвонить маме, позвонить Джилл Купер-Кларк, сдохнуть, но позвонить сестре – с чего это Джули на меня взъелась? Весь Лондон уже посмотрел новый фильм! “Волшебный Тигр”? “Пыхтящий Дракон”? Когда каникулы и куда девать детей? Пригласить друзей на обед в воскресенье. Купить кедровые орешки и базилик, самой приготовить песто, экспресс-курс по кулинарии (в “Литс”[23]23
  “Литс” (англ. Leiths) – кулинарная школа в Лондоне.


[Закрыть]или где-нибудь в этом роде). Рекламные проспекты на лето. Гимнастический мяч для Иисуса. Сколько стоит ковер на лестницу? Лампочки, клубни тюльпанов, гигиеническая помада, ботокс?