Текст книги "Герцогиня-дурнушка"

Элоиза Джеймс
Герцогиня-дурнушка
Роман

Eloisa James

The ugly Duchess

© Eloisa James, 2014

© Перевод. А. И. Вальтер, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Часть первая
Прежде

Глава 1

18 марта 1809 года

Баркли-сквер, 45

Лондонская резиденция герцога Ашбрука

– Ты должен будешь на ней жениться. Меня не волнует, что ты смотришь на нее как на сестру. Впредь она для тебя – Золотое руно.

Джеймс Рейберн, граф Айлей и наследник герцогства Ашбрук, открыл рот, собираясь что-то сказать, но ярость, смешанная с недоверием, сдавила ему горло, не давая вырваться словам.

Его отец повернулся и спокойно прошел к дальней стене библиотеки, словно не сказал только что ничего в высшей степени необычного.

– Нам нужно ее состояние, чтобы привести в порядок Стаффордшир-мэнор и уплатить кое-какие долги, – продолжал отец. – Иначе мы потеряем все, включая и этот городской особняк.

– Что вы натворили?! – со злостью выпалил Джеймс. Жуткое чувство надвигающегося кошмара охватило его.

Ашбрук резко обернулся.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне!

Джеймс сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он решил, что должен научиться обуздывать свой вспыльчивый нрав до того, как ему исполнится двадцать, и от этой даты его отделяли теперь всего лишь три недели.

– Извините меня, отец, – выдавил он. – Каким образом получилось, что поместье оказалось в столь бедственном состоянии? Объясните, если можно.

– Нельзя! – Герцог с гневом посмотрел на своего единственного сына. Его орлиный нос, казалось, дрожал от ярости. Неудивительно, что и Джеймс отличался вспыльчивым нравом. Он унаследовал его от своего раздражительного и безответственного отца.

– В таком случае позвольте пожелать вам доброго дня, – сказал Джеймс нарочито ровным тоном.

– Нет! Не позволю! Пока ты не спустишься вниз полюбезничать с этой девушкой. Я отказал на этой неделе Брискотту, просившему ее руки. Он такой простофиля, что я даже не счел нужным сообщить об этом ее матери. Но тебе-то отлично известно, что ее отец предоставил матери решать, за кого выдать дочь…

– Я ничего не знаю о завещании мистера Саксби, – заявил Джеймс. – И я не могу понять, почему именно это условие вызывает у вас такую досаду.

– Потому что нам необходимо ее состояние! – в раздражении воскликнул Ашбрук. Он подошел к камину и пнул сапогом незажженные поленья. – Ты должен убедить Теодору, что влюблен в нее. Иначе ее мать никогда не согласится на ваш брак. Только на прошлой неделе миссис Саксби справлялась о некоторых моих инвестициях совершенно неприемлемым тоном. Женщине положено знать свое место.

– Я не стану делать ничего подобного.

– Ты сделаешь все в точности так, как я тебе указываю!

– Вы вынуждаете меня ухаживать за юной леди, в которой меня всю жизнь учили видеть только сестру.

– Вздор! Может, вы и играли вместе когда-то в детстве, но это не должно помешать тебе переспать с ней.

– Я не могу.

В первый раз лицо герцога обрело сочувственное выражение.

– Что ж, понимаю… Теодора далеко не красавица. Но все женщины одинаковы в…

– Не говорите так! – возмущенно воскликнул Джеймс. – Я и без того уже потрясен вашими словами.

Герцог, прищурившись, взглянул на сына, и на щеках его вспыхнул румянец – верный признак очередной вспышки гнева. И точно – голос Ашбрука превратился в яростный рев:

– Мне плевать, что девчонка страшна как смертный грех! Ты возьмешь ее в жены! Но прежде заставишь ее в тебя влюбиться! В противном случае ты потеряешь поместье! От твоего наследства не останется ничего!

– Что вы натворили? – повторил Джеймс сквозь стиснутые зубы.

– Понес убытки! – выпучив глаза, выкрикнул его отец. – Понес убытки, и это все, что тебе нужно знать!

– Я не стану этого делать. – Джеймс поднялся на ноги.

Массивная фарфоровая статуэтка пролетела мимо его плеча и разбилась о стену, но Джеймс успел уклониться. Он давно уже привык к яростным вспышкам отцовского гнева. Он вырос, постоянно уворачиваясь от летящих в него всевозможных предметов – от книг до мраморных статуэток.

– Нет, сделаешь! Или я, черт побери, лишу тебя наследства и назначу своим наследником Пинклер-Рейберна!

Джеймс поморщился, чувствуя, что теряет самообладание. Хотя он никогда не испытывал потребности швырнуть что-нибудь в стену или в своего родителя, его способность отпускать язвительные реплики была столь же разрушительной. Он сделал еще один глубокий вдох и проговорил:

– Я сомневаюсь, что вам требуются разъяснения в области законодательства, отец, но все же могу вас заверить, что невозможно лишить наследства законного сына.

– Я заявлю в Палате лордов, что ты не мой ребенок! – проревел герцог. На лбу его вздулись вены, а щеки побагровели. – Я скажу, что твоя мать оказалась прыткой шлюхой и я обнаружил, что ты – всего лишь бастард!

При подобном оскорблении его матери хрупкая выдержка Джеймса мгновенно лопнула.

– Может, вы, отец, и трусливый игрок, но вы не станете бесчестить мою мать под жалким предлогом прикрыть собственный идиотизм!

– Как ты смеешь?! – выкрикнул герцог. Его лицо приобрело цвет петушиного гребешка.

– Я сказал только то, что известно каждому жителю этого королевства, – ответил Джеймс; слова яростно срывались с его губ: – Вы идиот! Я прекрасно знаю, что произошло с поместьем. Я просто хотел посмотреть, хватит ли у вас мужества признаться в этом. И у вас не хватило. Ничего удивительного. Вы заложили каждый клочок земли, не входивший в майорат. Остальные земли вы не могли открыто продать, поэтому и просадили все деньги на бирже. Вы вкладывали средства в один нелепый проект за другим. Канал, который вы строили, располагался менее чем в трех милях от другого канала. О чем вы только думали?!

– Я не подозревал об этом, пока не стало слишком поздно. Мои компаньоны обманули меня. Герцогу не пристало ходить и осматривать место, где предполагается строить канал. Он должен доверять компаньонам, и мне всегда чертовски везло, но на сей раз…

– Я бы по меньшей мере посетил место предполагаемого строительства, прежде чем вбухать тысячи фунтов в бесперспективный проект.

– Наглый мальчишка! Да как ты смеешь?! – Пальцы герцога сомкнулись вокруг серебряного подсвечника, стоявшего на каминной полке.

– Только попробуйте бросить, и я оставлю вас одного в этой комнате. Вы хотите женить меня на девушке, которая считает меня братом. Хотите женить для того лишь, чтобы завладеть ее состоянием, которое… Которое вы снова потеряете? Вам известно, как вас называют за вашей спиной, отец? Наверняка вы это слышали. Придурковатый герцог!

Они оба тяжело дышали, но отец пыхтел, как разъяренный бык; багровые пятна на его щеках ярко горели над белоснежным галстуком.

Пальцы герцога сжались еще крепче на серебряном стержне подсвечника.

– Только бросьте его – и я швырну вас через всю комнату, – произнес Джеймс, добавив после небольшой паузы: – Ваша светлость…

Герцог опустил руку и отвернулся, уставившись в стену.

– А что, если и потерял? – пробормотал он со вздохом. – Да, я действительно потерял все. Но канал – это одно, а виноградники… Я думал, что виноградники – верное дело. Как я мог предположить, что почва Англии – рассадник черной гнили, губительной для этих растений?

– Ну и глупец! – выпалил Джеймс и резко развернулся, собираясь уйти.

– Стаффордшир-мэнор принадлежит нашей семье уже шесть поколений, – проговорил герцог. – Ты обязан спасти его. Твоя мать пришла бы в отчаяние, увидев, как его продают. А что до ее могилы… Ты об этом подумал? Ведь кладбище примыкает к часовне, как ты знаешь…

Сердце Джеймса бешено колотилось в груди, и ему потребовалось время, чтобы ответить, не сомкнув при этом пальцы на шее отца.

– Это низко. Даже для вас, – произнес он наконец.

Герцог не обратил внимания на слова сына.

– Ты готов допустить, чтобы тело твоей матери было продано?

Джеймс вздохнул и задумался. Потом проговорил:

– Я готов рассмотреть возможность поухаживать за какой-нибудь другой наследницей. Но я ни за что не женюсь на Дейзи. – Теодора Саксби, известная Джеймсу исключительно как Дейзи, была его близкой подругой с самого детства. – Она заслуживает лучшей участи.

В комнате воцарилась тишина. Настолько ужасная и настораживающая, что Джеймс… Он пристально посмотрел на отца.

– Нет, вы не могли этого сделать. Неужели вы…

– Я думал, что сумею все возместить за несколько недель, – сказал отец. Внезапно краски покинули его щеки, и он побледнел как полотно.

Мгновенно ощутив слабость в ногах, Джеймс оперся о косяк двери.

– Как много вы потратили из ее состояния?

– Достаточно. – Ашбрук потупил глаза, выказав наконец некоторые признаки стыда. – И если она выйдет замуж за кого-то еще, то я… я предстану перед судом. Правда, не знаю, смогут ли они привлечь к суду герцога. Палата лордов я имею в виду. Но добром это не кончится.

– О, они прекрасно могут отдавать герцогов под суд! – с гневом произнес Джеймс. – Вы промотали приданое девушки, вверенной вашему попечению с младенчества. Ее мать была женой вашего близкого друга. Саксби на смертном одре попросил вас позаботиться о его дочери.

– И я о ней заботился, – пробормотал отец. – Растил ее как родную.

– Да, верно. Вы растили ее как мою сестру. – Джеймс пересек комнату и снова сел. – И все это время вы обворовывали ее.

– Не все время, – возразил его отец. – Только последний год. Или около того. Бóльшая часть ее состояния вложена в государственные ценные бумаги, и я не мог их тронуть. Я только… только одолжил, то есть немного позаимствовал. Мне чертовски не везло последнее время – это факт. Но я был абсолютно уверен, что до этого не дойдет.

– Не везло? – переспросил Джеймс голосом, полным отвращения.

– Теперь девушка уже получила предложение или два. У меня нет времени возместить все. Ты должен на ней жениться. И не только для того, чтобы сохранить поместье и этот дом. Если разразится скандал, наше имя будет опозорено. Даже если я верну то, что позаимствовал у нее, продав поместье, – это все равно не покроет моих долгов.

Джеймс ничего не ответил. Единственные слова, которые приходили ему на ум, были откровенно кощунственными.

– Было проще, когда твоя мать была жива, – продолжал герцог, немного помолчав. – Она помогала, ты ведь знаешь… У нее была светлая голова. Она была на редкость рассудительной женщиной.

Джеймс не смог заставить себя ответить и на этот раз. Его мать умерла девять лет назад. И меньше чем за десяток лет его отец умудрился разорить обширные владения, простиравшиеся от Шотландии до Стаффордшира и Лондона. И присвоил состояние Дейзи.

– Ты заставишь ее влюбиться в тебя, – сказал отец, опускаясь в кресло напротив Джеймса. – Она уже обожает тебя. Всегда обожала. Нам повезло, что бедняжка Теодора страшна как смертный грех. Все, кто просил ее руки, были настолько очевидными охотниками за приданым, что ее мать даже не рассматривала их предложения. Но с продолжением сезона все изменится. Она весьма милая и обаятельная малышка, если узнать ее поближе.

Джеймс заскрежетал зубами.

– Она никогда в меня не влюбится. Она видит во мне своего брата, друга. И она отнюдь не тупица.

– Не будь дураком, Джеймс. Ты похож на меня. А твоя мать всегда говорила, что я – самый красивый мужчина своего поколения.

Джеймс прикусил язык, чтобы сдержать язвительное замечание, и со вздохом проговорил:

– Мы можем рассказать Дейзи о том, что случилось и что вы натворили. Она поймет.

Отец насмешливо фыркнул:

– Ты думаешь, ее мать это поймет? Мой старый друг Саксби не знал, во что впутался, когда женился на этой женщине. Она ужасно сварливая, эта мегера. Настоящая фурия.

В течение всех семнадцати лет, что миссис Саксби и ее дочь провели в семье герцога, им с Ашбруком удавалось поддерживать сердечные отношения главным образом потому, что его светлость никогда не позволял себе каких-либо выпадов в сторону вдовы. Но Джеймс сразу же понял, что отец прав. Если мать Дейзи заподозрит, что опекун дочери растратил ее наследство, целая армия стряпчих будет колотить в дверь их лондонского особняка еще до наступления вечера. При этой мысли у Джеймса желчь поднялась к самому горлу.

Его отец, напротив, приободрился. Он относился к тому типу людей, мысли которых с легкостью порхают с одного предмета на другой. Его ярость бывала сокрушительна, но недолговечна.

– Несколько стишков, может, поэма – и Теодора свалится в твои объятия, как спелая слива. В конце концов, эта девушка слышала не так уж много льстивых заверений. Скажи ей, что она прекрасна, и она будет у твоих ног.

– Я не могу этого сделать, – заявил Джеймс, не потрудившись даже вообразить себя говорящим что-либо в этом роде. И дело не в том, что ему не хотелось произносить перед Дейзи подобные глупости. Просто он не терпел ситуаций, в которых мог бы оказаться в неловком положении – как, например, в бальном зале. С начала сезона прошло уже три недели, а он еще ни разу не побывал ни на одном балу.

Но отец, неправильно истолковавший его отказ, проговорил:

– Конечно, тебе придется лгать насчет этого, но такого рода лжи джентльмен не может избежать. Возможно, она не самая красивая девушка на ярмарке невест и определенно не так восхитительна, как та балерина, с которой я видел тебя как-то вечером, но это не должно тебя смущать. – При этих словах из горла отца вырвался легкий смешок.

Но Джеймс почти не слышал его; стараясь сдерживать тошноту, он думал о своем.

А герцог между тем продолжал:

– В качестве компенсации ты можешь содержать любовницу, разумеется, более красивую, чем твоя жена. Это создаст весьма любопытный контраст.

У Джеймса промелькнула ужасная мысль, причем уже не в первый раз… То была мысль о том, что в мире не отыщется человека, которого он ненавидел бы сильнее, чем своего отца.

– Если я женюсь на Дейзи, то не стану заводить любовницу, – заявил он решительно. – Я никогда не поступлю так с ней.

– Ну… что ж, полагаю, ты изменишь свое мнение на сей счет после нескольких лет брака. Впрочем, каждому свое. Так как же, Джеймс? И вообще, разве тут есть над чем раздумывать? Вряд ли у нас есть выбор. Хорошо, что мужчина всегда может исполнить свою роль в спальне, – даже если он этого не хочет.

Единственное, чего хотел Джеймс в данный момент, – так это немедленно выскочить из комнаты, чтобы избежать отвратительных объяснений с отцом. Но он проиграл эту битву и вынужден был выдвинуть условия капитуляции.

– Хорошо, я пойду на это, но только при одном условии, – проговорил Джеймс, не узнавая собственный голос.

– Что угодно, мой мальчик! Что пожелаешь! Я ведь понимаю, что требую от тебя жертвы. Как я уже сказал, мы можем признать между нами, что малышка Теодора – далеко не красавица.

– В тот день, когда я женюсь на ней, вы перепишете на меня все имущество – дом в Стаффордшире с его землями, этот городской особняк и остров в Шотландии.

У герцога отвисла челюсть.

– Что?!

– Все имущество, – повторил Джеймс. – Я буду выплачивать вам содержание, и об этом никто не будет знать, кроме поверенного. Но я не хочу нести ответственность за вас и ваши безрассудные идеи. Я никогда больше не стану покрывать ни долги, в которые вы можете влезть, ни любую растрату. В следующий раз вы отправитесь в тюрьму.

– Это абсурд… – пробормотал отец. – Я не могу… ты не можешь… Нет!

– Тогда попрощайтесь со Стаффордширом, – заявил Джеймс. – Можете специально съездить на могилу моей матери, раз вы так уверены, что она расстроилась бы из-за продажи дома, не говоря уже о кладбище.

Герцог открыл было рот, но Джеймс остановил его, подняв руку:

– Если бы я позволил вам оставить себе поместье, вы бы растратили наследство Дейзи вдобавок ко всему, что уже потеряли. Вы бы спустили все за два года, а я бы предал моего близкого друга без всякого толку.

– Твоего близкого друга, э-э?… Видишь ли, Джеймс, у меня никогда не было друзей женщин, но Теодора… Хм… конечно, она выглядит как мужчина и…

– Отец!

Герцог насмешливо хмыкнул.

– Не могу сказать, Джеймс, что мне нравится твоя манера перебивать меня. И если я соглашусь на твое смехотворное предложение, то мне, наверное, следует ожидать каждодневных унижений. – Это была скрытая капитуляция, и отец, широко улыбаясь, добавил: – Вот и хорошо, что разговор окончен. Твоя мать всегда говорила так: «Все хорошо, что хорошо кончается».

И тут Джеймс, не удержавшись, задал еще один вопрос:

– Неужели вас ничуть не заботит, что вы делаете со мной… и с Дейзи?

Легкий румянец снова выступил на щеках отца.

– Девочка не могла бы поступить лучше, чем выйти за тебя!

– Дейзи выйдет за меня замуж, полагая, что я влюблен в нее. Но это не так. Она заслуживает того, чтобы за ней ухаживали и чтобы муж любил ее искренне.

– Любовь и брак – не одно и то же, – заявил отец и тут же отвел глаза.

– Да, верно, любовь и брак не всегда сочетаются, но вы-то совсем не оставили мне выбора. Более того, я вынужден начать свой брак со лжи, что непременно разрушит его, если Дейзи когда-нибудь об этом узнает. Вы осознаете это? И если она узнает, что я предал ее таким бессердечным образом… Тогда не только наш брак, но и наша дружба закончится.

– Уж если ты действительно думаешь, что она рассердится, то лучше сделай себе наследника в первые же несколько месяцев, – сказал герцог с видом человека, дающего дельный совет. – Женщина может отнестись к тебе с презрением – и все такое… И если она и впрямь сильно разозлится, то может даже сбежать с другим мужчиной. Но когда у человека уже есть наследник… Ха, тогда пусть уходит!

– Моя жена никогда не сбежит с другим мужчиной! – невольно выпалил Джеймс. – Жены сбегают только от таких болванов, как вы!

Герцог, снова побагровев, вскочил на ноги.

– Ты посмел назвать меня болваном?! Что ж, я скажу тебе то же самое. Ни один мужчина в здравом уме не думает, что брак – это повод нежничать и целоваться. Мы с твоей матерью поженились по разумным причинам, связанным с семейными обязательствами и финансовыми соглашениями. Мы сделали все, что было необходимо, чтобы получить тебя, и на этом остановились. Твоя мать не смогла выдержать усилий, требуемых для появления запасного наследника, но мы не стали лить слезы по этому поводу. Ты всегда был здоровым мальчишкой. Исключая то время, конечно, когда ты едва не ослеп. Но мы бы сделали вторую попытку, если бы дошло до худшего.

Джеймс промолчал, а отец, уже покидая комнату, презрительно бросил через плечо:

– И никто из нас не воспитывал в тебе таких вздорных романтических взглядов.

Джеймс невольно вздохнул. Достигнув возраста девятнадцати лет, он думал, что осознает свое место в жизни – ведь он научился и ездить верхом, и выпивать, и защищаться на дуэли… Но никто никогда не учил его – он даже не предполагал, что такому нужно учиться, – как предать человека, о котором ты по-настоящему заботишься. И не просто предать, а разбить его сердце, пусть даже это случится не сразу, а лет через пять или десять.

Потому что Дейзи когда-нибудь обязательно узнает правду – Джеймс знал это наверняка. Каким-нибудь образом она непременно обнаружит, что он притворялся, будто влюблен в нее. И этого она ему никогда не простит.

Глава 2

Теодора Саксби, известная Джеймсу как Дейзи, но сама называвшая себя Тео, изо всех сил пыталась выбросить из головы состоявшийся накануне бал у леди Корнинг. Однако как часто случается, когда очень стараешься не думать о чем-то, единственное, что занимало ее мысли, – это сцена из упомянутого бала.

Девушки, болтовню которых она подслушала, когда те обсуждали, как сильно она, Тео, походит на мальчика, даже не были особо жестокими – они ведь не сказали об этом ей в лицо. И она бы не переживала по этому поводу так, если бы у нее не создалось отчетливое впечатление, что и все джентльмены на балу придерживались того же мнения.

Но что она могла с этим поделать?

Тео в отчаянии уставилась в зеркало. Ее мать из страха именно такой оценки – хотя мама отказывалась признаться в этом – распорядилась превратить волосы дочери в мелкие локоны с помощью щипцов для завивки. Платье же, в которое ее нарядили, как и все остальные в гардеробе Тео, было белым с оборками и безусловно женским, расшитым жемчужинами и отделано розовым – сочетание, которое (по мнению Тео) только подчеркивало явно неженственные очертания ее фигуры в профиль.

Тео ненавидела свою фигуру почти так же сильно, как это платье. Ах, если бы ей не приходилось беспокоиться о том, что люди ошибочно принимали ее за мальчика… Не то чтобы такое и впрямь случалось, но все равно многие говорили о подобном сходстве. И если бы ей не приходилось беспокоиться на этот счет, она никогда бы не надела розовое. А также жемчуг. В мерцании жемчужин было что-то ужасно банальное.

На какое-то время она отвлеклась, мысленно разрывая свое платье и отдирая от него все эти оборки и жемчужины, а заодно и короткие рукава. Будь у нее выбор, оделась бы в темно-фиолетовый рубчатый шелк и гладко зачесала бы волосы назад – и чтобы без единого выбившегося локона! А единственным украшением ее прически стало бы огромное птичье перо – черное перо, – чуть загибающееся и касающееся ее плеча. И если бы рукава ее платья были до локтя, то она могла бы отделать их края узкой полоской черного меха. Или, может, лебяжьим пухом с той же отделкой по вороту. Или могла бы пустить отделку из перьев вокруг шеи. Белое смотрелось бы потрясающе на фиолетовом бархате.

Затем у Тео возникла идея, что воротник можно сделать гофрированным и отделать его узкой полоской лебяжьего пуха. Будет еще лучше, если рукава сделать не из того же темного материала, а почти прозрачными – как тот новый индийский шелк, что был на ее подруге Лусинде прошлым вечером. И она сделала бы их достаточно широкими, чтобы ниспадали волной от плеча, а затем плотно прилегали у локтей. Или, может, у запястий – так было бы более впечатляюще…

Тео вообразила, как входит в бальный зал в таком костюме. Никто не стал бы хихикать и злословить о том, походит ли она на девочку или на мальчика. Она бы остановилась на минуту наверху лестницы, привлекая к себе все взгляды, а потом бы раскрыла свой веер… Нет, веера ужасно обременительны. Она должна появиться с чем-то иным.

А первого мужчину, который пригласил бы ее танцевать, обратившись к ней «мисс Саксби», она бы встретила слегка утомленной, но благосклонной улыбкой. «Называйте меня Тео», – сказала бы она. И все эти матроны были бы так шокированы, что весь вечер не могли бы судачить ни о чем другом.

«Тео» – это ключ. Обращение по имени играет огромную роль в формировании тех глубоких привязанностей, которые мужчины испытывают друг к другу, так что самые близкие отношения у них складываются скорее с друзьями, чем с женами. Она видела это на примере Джеймса. Когда ему было тринадцать, он буквально преклонялся перед капитаном крикетной команды в Итоне. Так что если гладко зачесать волосы назад и надеть платье, слегка напоминающее униформу крикетной команды, все эти мужчины, когда-то боготворившие своих капитанов, окажутся у ее ног.

Она так размечталась, представляя себя в жакете строгого покроя наподобие итонского парадного сюртука, что даже не сразу услышала, что стучат в дверь.

– Дейзи! – Настойчивый возглас пробился наконец сквозь туман ее мечтаний, и она, поднявшись с кушетки, отворила дверь своей спальни.

– Ох, привет, Джеймс, – пробормотала Тео без особого энтузиазма.

Ей сейчас не очень-то хотелось видеться с другом, наотрез отказавшимся посещать балы. Он, конечно же, знал, какими ужасными оказались для нее все три недели ее первого светского сезона, но одно дело знать, совсем другое – испытывать. Да и как бы он мог испытывать нечто подобное? Сам-то Джеймс был потрясающе красивым и весьма обаятельным, когда не упрямился. К тому же он будущий герцог. Несправедливо, что ему так много всего досталось.

– Я не поняла, что это ты, Джеймс, – добавила Тео.

– Не поняла? – удивился он. – Но ведь я единственный человек в мире, который называет тебя Дейзи. Позволишь мне войти?

Девушка тяжело вздохнула и отошла от двери.

– Тебе не кажется, что ты бы мог все-таки называть меня Тео? Я просила тебя об этом уже, наверное, раз сто. Я не хочу быть ни Теодорой, ни Дорой, ни Дейзи.

Джеймс плюхнулся в кресло и запустил пятерню в волосы. Было ясно, что он все утро пребывал в скверном расположении духа – волосы стояли торчком. У него были красивые густые волосы; иногда они казались черными, но в лучах солнца отдельные пряди отливали бронзой.

«Вот и еще одна причина чувствовать себя обделенной», – подумала Тео. Ее собственные волосы не отличались красотой; они тоже были густыми, но какого-то невыразительного песочного цвета.

– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Для меня ты Дейзи[1]1
   Daisy – маргаритка (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], и это имя тебе очень подходит.

– Ошибаешься, оно мне не подходит, – резко ответила Тео. – Дейзи бывают яркими и привлекательными, а я не отличаюсь ни тем ни другим.

– Ты очень привлекательная, – пробормотал Джеймс, не потрудившись даже взглянуть на девушку.

Она закатила глаза, но, по правде говоря, у нее не было причин сердиться на молодого человека – тот никогда не рассматривал ее внимательно, поэтому и не мог определить, привлекательна она или нет. Да и зачем ему это? Джеймс был всего на два года старше, и они делили детскую практически с пеленок, а следовательно, он прекрасно помнил, как Уигган шлепала ее за непослушание.

– Как прошел вчерашний вечер? – неожиданно спросил он.

– Ужасно.

– Тревельян не появлялся?

– Джеффри, конечно же, был там, – пробурчала Тео. – Только он ни разу не взглянул на меня. И дважды танцевал с этой волоокой Кларибел. Не выношу ее. Уверена, Джеффри тоже ее не выносит, и это означает, что он просто охотится за ее состоянием. Но если и вправду так… Почему бы ему тогда не потанцевать со мной? Мое приданое, должно быть, вдвое больше, чем у нее. Думаешь, он об этом не знает? А если не знает, – продолжала она, не переводя дыхания, – то, может, ты мог бы придумать способ как-то сообщить ему об этом? Но только так, чтобы это не выглядело слишком уж нарочито…

– Да, конечно, – ответил Джеймс. – Я мог бы, например, заявить: «Итак, Тревельян, тупоумный ты увалень, известно ли тебе, что наследство Теодоры достигает многих тысяч? Кстати, как твоя пара серых, которых ты недавно купил?»

– Ты мог бы придумать более искусный способ поставить его в известность, – сказала Тео, хотя понятия не имела, как это сделать. – И Джеффри вовсе не увалень. Он привлекательный и грациозный. Видел бы ты, как он танцевал с этой глупой Кларибел.

Джеймс нахмурился.

– Уж не та ли это, что воспитывалась в Индии?

– Да, она. Не могу понять, почему какой-нибудь проголодавшийся тигр не сожрал ее там. С ее пышными формами… она бы могла стать отличным воскресным угощением.

– Ай-ай-ай, – произнес Джеймс; впервые в его глазах замерцали смешливые искорки. – Юные леди в поисках мужей должны быть покладистыми и добрыми. А ты все продолжаешь отпускать эти чудовищно недоброжелательные замечания. Если не будешь вести себя должным образом, все светские матроны объявят тебя несостоявшейся невестой, и ты окажешься в весьма плачевном положении.

– Думаю, это только часть моей проблемы.

– Какова же другая часть?

– Я совсем не женственная и не грациозная. И, увы, похоже, никто меня даже не замечает.

– И тебе это не нравится? – Джеймс усмехнулся.

– Да, ужасно. И я охотно признаю это. Мне кажется, я смогла бы привлечь многих мужчин, если бы мне позволили просто быть самой собой. Но с розовыми оборками и жемчужными украшениями я похожу на мужчину еще больше, чем обычно. И хуже всего то, что я чувствую себя уродливой.

– Не думаю, что ты походишь на мужчину, – сказал Джеймс, наконец-то внимательно осматривая ее с головы до пят.

– Но та балерина, за которой ты ухаживаешь…

– Тебе не полагается ничего знать о Белле! – перебил Джеймс.

– Почему же? Мы с мамой были на Оксфорд-стрит, когда ты проезжал с ней в открытом экипаже. И мама объяснила мне все. Она даже знает, что твоя любовница – балерина. Странно, однако же, что ты взял себе любовницу, которую все знают – даже такие люди, как моя мать.

– Не могу поверить, что миссис Саксби сказала тебе такую чушь.

– Какую? Она что, не балерина?

Джеймс нахмурился и проговорил:

– Ты должна делать вид, что таких женщин, как она, вообще не существует.

– Не глупи, Джеймс. Леди всё знают насчет любовниц. И ты к тому же пока не женат. Вот если будешь продолжать это, когда женишься, – тогда я ужасно на тебя разозлюсь. И обязательно расскажу твоей жене. Так что берегись. Я этого не одобряю.

– Беллу? Или супружество?

– Женатых мужчин, разъезжающих по Лондону в компании роскошных блондинок, мораль которых крайне низка, – заявила Тео.

Джеймс уставился на нее с удивлением, а она добавила:

– Сейчас все это вполне приемлемо, но тебе придется бросить Беллу, когда женишься. Или ту, которая ее заменит к тому времени.

– Я не хочу жениться, – сказал Джеймс.

Тео послышалось в его голосе какое-то мучительное напряжение, и это заставило ее внимательно посмотреть на него.

– Ты поссорился с отцом, не правда ли?

Он молча кивнул.

– В библиотеке?

Джеймс снова кивнул.

– Он не пытался размозжить тебе голову тем серебряным подсвечником? – продолжала Тео. – Крамбл сказал мне, что уберет его оттуда, но я заметила, что вчера он был еще там.

– Отец разбил фарфоровую пастушку.

– О, это хорошо. Крамбл накупил их целую кучу на Хеймаркет и расставил на видных местах по всему дому в надежде, что твой отец будет швыряться ими, а не чем-нибудь ценным. Он будет очень доволен, что его план удался. Так о чем же вы там скандалили?

– Он хочет, чтобы я женился.

– Правда? – Тео была неприятно удивлена. Конечно, Джеймс должен жениться… когда-нибудь, но сейчас она предпочитала, чтобы все оставалось как есть и чтобы он принадлежал только ей. Ну ладно, ей и Белле. – Ты ведь еще слишком молод… – добавила она сочувственно.

– Тебе самой всего семнадцать, а ты уже ищешь мужа.

– Но я-то как раз в таком возрасте, когда девушки выходят замуж. Мама не позволяла мне дебютировать до нынешнего года именно из этих соображений. А мужчинам должно быть гораздо больше девятнадцати. Я думаю, что тридцать или тридцать один будет в самый раз. К тому же ты ведешь себя как юнец, то есть несообразно своему возрасту.

Джеймс снова нахмурился:

– Ничего подобного.

– Но это правда, – заявила Тео. – Я видела, как ты разъезжал вместе с Беллой, выставляя ее напоказ, словно новый сюртук. Наверное, ты поселил ее в каком-нибудь потрясающем маленьком домике, стены которого обиты атласом цвета стыдливого румянца.

Лицо Джеймса приобрело свирепое выражение, и это подтверждало догадку Тео.

– Она могла бы выбрать какой-нибудь оттенок синего, – продолжала девушка. – Женщины со светлыми волосами почему-то считают, что розовые тона выгодно оттеняют их кожу, в то время как синие, скажем лазурный или даже фиолетовый, были бы намного приятнее.