Текст книги "Много шума из-за невесты"

Глава 16

Прикасаясь пальцами к перилам полированного красного дерева, Тесс спустилась вниз по лестнице. На ней было темно-красное платье Аннабел, которое она предпочла своему синему, имевшему более глубокое декольте. Пусть нынче вечером Аннабел щеголяет более обнаженной грудью. Судя по всему, Тесс не нуждалась ни в каких портновских ухищрениях, чтобы покорить Мейна, поскольку он сделал ей предложение, когда на ней был старенький костюм для верховой езды. Ясно, что лишний дюйм обнаженной груди для него не играл роли.

Войдя в гостиную, она обнаружила, что Аннабел еще не появлялась. В гостиной вообще никого не было, кроме мистера Фелтона, а именно его Тесс меньше всего хотелось видеть.

Он был во фраке такого темно-зеленого цвета, который казался почти черным.

– Насколько я понимаю, вас можно поздравить? – спросил он с глубоким поклоном.

Тесс не видела причин скрывать это.

– Вы это знали, – ответила она, глядя ему прямо в глаза. Он не мог притворяться, что не знал о намерениях своего друга, потому что сам, отойдя в сторону, уступил ему дорогу на скачках.

– Вы правы, конечно, – сказал мистер Фелтон. – И я счастлив за вас и Мейна.

– Наверное, чувство облегчения делает человека счастливым, – заметила Тесс, подходя к застекленному шкафчику орехового дерева, стоявшему возле стены. Шкафчик был старинной работы. В нем хранилась целая коллекция серебряных шкатулок.

Тесс заглянула внутрь сквозь стекло. Мистер Фелтон неожиданно оказался за ее спиной.

– Господи, как вы меня напугали! – раздраженно воскликнула она, взглянув на него.

– Уверяю вас, что никакого облегчения я не испытал, – сказал он. – Ведь вы отвергли мое предложение.

– Полно вам, – сказала Тесс. – Вам не следует притворяться, будто вы действительно хотели предложить мне выйти за вас замуж. Не делайте вид, будто вы страдаете из-за моего отказа.

– Вы правы, я не страдаю. Тесс открыла дверцу шкафчика.

– Очень мило, – сказала она, доставая одну их шкатулок.

– Вы имеете в виду мои эмоции или шкатулку?

– Шкатулку.

– Это брачная шкатулка, – сказал он ей. – Думаю, ей около сотни лет.

– Брачная шкатулка? – тупо перепросила она, глядя на изящную вещицу в своей руке. Она умещалась у нее на ладони. На крышке была изображена мужская рука, держащая женскую руку, по бокам выгравированы сценки.

– Это старинный обычай, – сказал мистер Фелтон, открывая крышку. Внутри шкатулка была выложена выцветшим красным бархатом. – Кажется, жених должен был наполнить шкатулку золотыми монетами и презентовать ее своей невесте. Видите, – он указал на крышку, – они держатся за руки. А здесь, – он указал на одну из сторон, – очевидно, он исполняет серенаду под ее окном. Судя по всему, это период ухаживания.

Тесс чувствовала тело мистера Фелтона в нескольких дюймах от себя. Его волосы, которые обычно были гладко зачесаны назад, упали на лоб. Рука его была гораздо темнее, чем ее рука, и втрое больше по размеру. У него были такие широкие плечи. А пахло от него… великолепно!

– А здесь, – продолжал мистер Фелтон, – пожалуй, изображено начало супружеской жизни. Видите, они сидят за завтраком. Наверняка это один из трудных моментов, – сказал он, и ей показалось, что разговор его забавляет.

– Почему вы так считаете?

– Первый завтрак вдвоем. – Их глаза встретились. – Человек привык есть в одиночестве, а тут вдруг за столом напротив него сидит его супруга.

– Я не привыкла есть в одиночестве, – сказала Тесс, не вполне понимая, куда ведет этот разговор. Она чувствовала в нем какую-то двусмысленность, но пока не могла определить, в чем она заключается. – Мои сестры всегда составляли весьма оживленную компанию за столом.

– Возможно, за первым завтраком вообще обходятся без слов, – улыбнулся он. – Ведь они так утомлены. – Он наклонился к шкатулке, делая вид, что пытается внимательнее ее рассмотреть. – Если я не ошибаюсь, она откинулась на спинку стула словно бы в полном изнеможении?

Тесс заметила на его лице озорное выражение. Кто-то, возможно, счел бы его лицо непроницаемым, но только не она.

– Наверное, вы правы, – вздохнула она. – День бракосочетания – утомительный день.

– А здесь, – сказал он, поворачивая шкатулку другой стороной, – аллегорическое пожелание плодородия.

Тесс удивленно взглянула на изображение. Насколько она поняла, это было целое поле кроликов.

– Кролики – символ плодородия. Они очень плодовиты, – заметил мистер Фелтон, явно забавляясь.

– Бедная женщина! – воскликнула Тесс, закрывая крышку шкатулки. – Надо же такое придумать: кролики!

– Но ведь вы хотите иметь детей, мисс Эссекс? – то ли спросил, то ли констатировал он и, не глядя на нее, вернул шкатулку в шкафчик.

– Почему вы поцеловали меня в римской бане? – подчиняясь импульсу, спросила она.

Его рука на мгновение замерла в воздухе, потом он закрыл дверцу шкафчика и ответил вопросом на вопрос:

– Скажите, все шотландские женщины похожи на вас, мисс Эссекс?

– Естественно, – отозвалась Тесс, приподняв одну бровь, как это делала леди Гризелда.

– Мне захотелось поцеловать вас, – сказал он. – Просто захотелось. Я понимаю, что джентльмену не следует идти на поводу у импульсивных желаний, однако…

Тесс затаила дыхание и стояла не двигаясь.

Он обнял ее за плечи, наклонил голову и прижался губами к ее губам. Поцелуй говорил об обманутых надеждах. Она чувствовала настроение людей, как чувствовала лошадей. Обычно еще до того, как отец начинал говорить, она замечала, что он чем-то раздражен или очень устал. Это было написано на его лице. Но мистер Фелтон умел держать под контролем выражение своего лица. Это ее раздражало.

Однако его губы, прикасаясь к ее губам, выдавали его эмоции. Что крылось за этим поцелуем? Желание? Она мало знала об этом знаменитом чувстве. Его поцелуй обжигал. Он о чем-то говорил.

Тесс почувствовала легкое головокружение. Странно. Она открыла рот, чтобы задать ему множество вопросов. Например: почему вы поцеловали меня? Или другой хороший вопрос: почему вы целуете невесту своего друга? Или третий: почему вы меня отпустили?

Она открыла рот, чтобы задать один из этих вопросов, но он ее опередил. Целоваться с Фелтоном было все равно как разговаривать с кем-то, кто позволяет своим чувствам отразиться на лице, не очень отчетливо подумала Тесс. Она чувствовала все, что было в его мыслях: нетерпение и пламенное желание, которое заставило ее задрожать, ощутить слабость в коленях.

– Тесс, – произнес он голосом, глухим, как полночь. Она не ответила. – Тесс, – повторил он.

Она оторвалась от его губ и взглянула на него. Губы ее пылали, глаза затуманились, но страха, появления которого можно было бы ожидать у оробевшей девственницы, в них не было.

– Что? – еле слышно произнесла она.

Лусиус не мог вспомнить, о чем он хотел спросить у нее. Конечно, он должен бы был сказать, что им не следует целоваться. Что он человек чести, а она леди знатного происхождения и что он вел себя как последний негодяй, целуя невесту друга.

Но слова застряли у него в горле, когда он заметил страсть в ее взгляде.

– Того, что я могу предложить вам, недостаточно, – сказал ей Лусиус, заставляя себя стоять спокойно и не хватать ее снова в объятия. – Однажды я предложил одной леди выйти за меня замуж, но, к счастью, понял правду до того, как мы сочетались браком: у меня сердце не лежит к женитьбе.

– Сердце не лежит? Уж не влюблены ли вы? – спросила она. Любой намек на страстное желание исчез из ее глаз. Она просто задавала вежливые вопросы, как спрашивала бы о том, чему он отдает предпочтение: моркови или капусте?

– Я никогда не испытывал этого чувства. По-моему, мне не дано испытать такие глубокие чувства, какие испытывает большинство мужчин. А женщина вроде вас, Тесс, заслуживает мужчину, который будет любить ее со всей страстью, на которую способны его душа и тело.

Она чуть прищурила глаза, обдумывая его слова. У него было огромное искушение плюнуть на все и жениться на ней. Сказать ей, что он отберет ее у Мейна и возьмет себе – и пропади пропадом все, что она ожидала или заслуживала в плане эмоций.

– Не ломайте над этим голову, – сказала она, беззаботно махнув рукой. – Разве я говорила, что хочу выйти за вас замуж? Насколько я припоминаю, я уже отказала вам, когда вы сделали предложение. – Она говорила небрежно, даже чуть насмешливо.

Лусиус насторожился. Он тут разглагольствовал о том, что боится, будто ему дано испытывать лишь неглубокие эмоции, а она смеется над ним?

Она действительно смеялась. Он сам видел, как уголки ее невероятно соблазнительных губ приподнялись вверх.

– Вы всегда полагаете, что молодые леди стремятся выйти за вас замуж, сэр?

На ее правой щеке появилась ямочка. Лусиус почувствовал прилив ярости. Нет, он просто обязан согнать поцелуями с ее лица эту возмутительную улыбку.

– Возможно, я допустил ошибку, – сердито сказал он, – но это естественно, потому что я не привык к тому, что молодые леди целуются с таким энтузиазмом, как вы. Но у англичан, конечно, слишком отсталые понятия по сравнению с нашими северными соседями.

У Тесс сердце отбивало такой бешеный ритм, что она едва могла дышать. Ей пришлось собрать все силы, чтобы сохранить на своем лице такое же непроницаемое выражение, как у него.

– Боюсь, что в этом вы правы и шотландские леди едва щи будут умолять вас взять их замуж, сэр. – Она потрепала его по руке. – К счастью, из сказанного вами я поняла, кто всегда найдутся англичанки, которые возьмут на себя эту задачу.

– Понятно, – сказал Лусиус и поклонился. – Я был непростительно дерзок, извините.

– Я действительно думаю, что Мейну едва ли понравятся ваши нежности по отношению к его будущей жене, – заметила Тесс. Сердцебиение у нее постепенно возвратилось к нормальному ритму.

Лусиус снова поклонился:

– Я принесу ему свои извинения.

Тесс взглянула на него и вновь почувствовала приступ ярости. Как он осмелился целовать ее, а потом заявлять, что не создан для женитьбы? И все это время он только и занимался тем, что мешал ей подготовиться к вступлению в весьма приемлемый брак с графом! Да как он смеет?

– Не беспокойтесь об извинениях, – небрежно сказала она, отходя от него. – Я считаю все случившееся таким пустяком. Даже вспоминать об этом не стоит. – Когда она выходила из себя, у нее появлялся едва заметный шотландский акцент, несмотря на все усилия отца искоренить его.

– Сообщать ли моему другу о том, что его будущая жена весьма предприимчивая особа, – это вопрос морали, вам так не кажется? – поинтересовался он.

В его голосе появились какие-то угрожающие нотки.

Тесс круто повернулась к нему. Она заметила свое отражение в большом зеркале в золоченой раме. Лицо у нее разгорелось, глаза сверкали, а грудь выглядела великолепно.

– Делайте что хотите, доставьте себе удовольствие, – заявила она.

– Доставить себе удовольствие? – Он моментально оказался рядом с ней и смотрел на нее сверху вниз. – Делать что хочу, Тесс?

– Да, – подтвердила она, вдруг почувствовав двусмысленность своих слов.

Они оба понимали, что должно произойти дальше.

– В таком случае я доставлю себе удовольствие, – сказал Лусиус.

– Да, – прошептала она.

Он не спеша прижал ее к своей груди и прикоснулся губами к ее губам. Тесс была настолько удивлена реакцией собственного тела на его прикосновение, что не сразу заметила, что на этот раз в его поцелуе ощущались гнев и отчаяние. Наряду с желанием, конечно.

И еще обида. Она его обидела. И он теперь наказывал за это ее губы. Но за что?

– Я не хотела вас обидеть, – сказала она, не отрываясь от его губ. Ее руки сами собой легли на его грудь, и она почувствовала под ладонями биение его сердца.

Но лицо его было, как всегда, непроницаемым.

– Не в этом дело, – сказал он.

И тут Тесс обнаружила нечто важное относительно поцелуев – во всяком случае, относительно поцелуев с Лусиусом Фелтоном. Поцелуи были похожи на лошадиные морды: они не лгали. Инстинкт подсказывал ей, что дрожь в коленях и нехватка воздуха в груди предупреждают ее об опасности.

– Извините, что я пренебрежительно отнеслась к изложенным вами причинам остаться холостяком, – сказала она, отходя от него.

Он поклонился, не сказав ни слова. По его вежливо-блуждающей улыбке ничего нельзя было прочитать.

Дверь отворилась, и в комнату вошла леди Гризелда.

– Тесс, дорогая! – воскликнула она. – Знаю, что тебя расстроят мои новости, но мой братец умчался в Лондон по каким-то делам. Он постарается возвратиться к началу танцев.

– Танцев? – переспросила Тесс, отнюдь не расстроенная известием об отъезде своего жениха.

– Просто небольшая вечеринка для своих, – сказала леди Гризелда, добавив: – И для Мейтлендов, разумеется. Я попросила Бринкли найти для нас какое-нибудь трио, и этот вышколенный дворецкий сделал все, что требовалось.

Следом за ней пришли слуги и принялись расчищать место под танцевальную площадку в конце гостиной.

Тесс неожиданно вспомнила о том, что Гризелда планировала организовать вальс и тем самым вдохновить мистера Фелтона на предложение руки и сердца. Тесс почувствовала огромное облегчение, вспомнив также о решении Аннабел не любезничать с мистером Фелтоном.

Он отошел от них и стоял теперь у окна, глядя на потемневший двор. Она видела отражение его лица в оконном стекле: это было лицо мужчины, которой ценил в человеке сдержанность и благовоспитанность.

Она ошиблась, когда, увидев его впервые, решила, что он похож на падшего ангела.

Глава 17

Мгновение спустя комната наполнилась людьми. Вошли леди Клэрис с мисс Питен-Адамс; за ними следовала Имоджин под руку с Рейфом. Судя по всему, она смотрела на него с обожанием в попытке вызвать у лорда Мейтленда ревность, Как это предложила Аннабел. Ему, наверное, очень хотелось выпить. Тесс знала, какой настойчивой могла быть Имоджин.

– Я устроила очаровательный сюрприз! – с энтузиазмом сообщила леди Гризелда, обращаясь к леди Клэрис. – Маленький оркестр! В конце концов, танцы – это пища богов, как сказал Шекспир. – Она на мгновение задумалась. – Или это музыка – пища богов? Я всегда забываю.

Леди Клэрис положила руку на предплечье мисс Питен-Адамс.

– Дорогая, не будете ли вы так любезны помочь?

– «Любовь питают музыкой»[6]6
  Шекспир, «Двенадцатая ночь», перевод М.Л. Лозинского.


[Закрыть], – послушно произнесла мисс Питен-Адамс. – «Двенадцатая ночь».

– Какая же вы образованная молодая женщина, дорогая моя! – воскликнула леди Клэрис, сияя улыбкой, словно гордая мамаша.

Мисс Питен-Адамс, самодовольно улыбнувшись, продолжила:

– «Играйте щедрей, сверх меры, чтобы, в пресыщенье, Желание, устав, изнемогло»*. По-прежнему «Двенадцатая ночь».

В полную противоположность своему поведению последних нескольких дней она буквально не отходила от жениха.

– Из вас, сэр, получится великолепный герцог Орсино, – говорила она Мейтленду. – Когда мы поженимся, я прежде всего поставлю всю пьесу с вами в заглавной роли!

– Я не силен в заучивания текстов, – заявил Мейтленд. Тесс не сомневалась, что он абсолютно правдив.

– Уверяю вас, что заучивать текст наизусть – это сущие пустяки! – воскликнула мисс Питен-Адамс. – Я, например, знаю все реплики герцога Орсино. – Она отпустила его руку и, встав в позу, стала декламировать:

Еще раз тот напев!

Тот, замирающий.

Ах, он ласкал мне слух, как сладкий звук,

Который, вея над грядой фиалок,

Крадет и дарит волны аромата.

Тесс не сразу поняла, что происходит. Очевидно, мисс Питен-Адамс решила пустить в ход тяжелую артиллерию, чтобы заставить жениха отказаться от своих планов с помощью поэзии.

– Я буду читать вам реплики каждый день… нет, и по вечерам тоже. Не пройдет и месяца, как вы проникнетесь духом Шекспира! – пообещала она.

На взгляд Тесс, Мейтленд посматривал на свою будущую супругу с явной неприязнью, но в этот момент в дальнем конце комнаты послышались звуки настраиваемых инструментов.

– Мы могли бы, пожалуй, потанцевать перед ужином, – заявила леди Клэрис, обмахиваясь веером.

– Разумеется! – воскликнула леди Гризелда. – Не следует раньше времени чувствовать себя старухой, леди Клэрис. Не успеешь оглянуться, как станешь старой!

Леди Клэрис обнажила зубы. В стае шакалов, возможно, это и могло бы сойти за улыбку.

Рейф со стаканом бренди в руке подошел к Тесс.

– Почему ваша сестра Имоджин так ведет себя? – громким шепотом спросил он.

– Не понимаю, о чем вы? – спросила Тесс, широко раскрыв глаза.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, – сказал он. В это время Имоджин принялась махать рукой с другого конца комнаты, подзывая его.

– Я не вижу ничего предосудительного в поведении своей сестры, – сказала Тесс, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

– Заставьте ее угомониться, Тесс.

– Не могу, – сказала Тесс. Как-никак он был их опекуном. И он должен был тоже способствовать защите Имоджин от Мейтленда.

– Почему не можешь? – резко спросил Рейф, осушив стакан.

– Я хочу, чтобы она избегала Мейтленда, – тихо сказала Тесс.

– А это означает, что она должна преследовать меня? я чувствую себя фаршированной уткой, в которую она вот-вот воткнет вилку.

– Рассматривайте это как часть ваших опекунских обязанностей, – посоветовала Тесс. И, когда Рейф открыл рот, чтобы возразить, добавила: – Она должна сохранить свое лицо перед Мейтлендом, Рейф!

Он застыл с открытым ртом.

– Леди Клэрис не нравится, что моя сестра испытывает нежные чувства к ее сыну, – сказала Тесс так тихо, что даже сама едва слышала свой голос.

– Вот оно что!

Рейф не был самым медленно соображающим джентльменом из всех, кого знала Тесс, однако он явно относился к категории тугодумов. Издав какой-то фыркающий звук, он куда-то направился. Тесс надеялась, что в сторону Имоджин.

Кавалеров для всех желающих танцевать не хватило, так что Тесс пришлось постоять в сторонке, наблюдая, как танцуют сначала рафти-тафти, потом вальс. Бюст Аннабел чуть не вываливался из платья Тесс. И хотя Аннабел заявила о своем нежелании выходить замуж за Фелтона, она улыбалась ему такой улыбкой, которая давала основания предполагать, что она могла передумать.

– Мы потанцуем еще после ужина, – крикнула Тесс леди Гризелда, – и тогда ты присоединишься к нам, дорогая. К тому времени мой братец, возможно, вернется из Лондона! – Она улыбнулась Тесс такой многозначительной улыбкой, что та вдруг поняла, почему отсутствует Мейн.

Он отправился в Лондон за кольцом. Возможно, за фамильным кольцом. Символом их будущего брака, означающим, что она принадлежит ему, символом их любви друг к другу.

Музыка продолжала играть, но Тесс незаметно выскользнула из комнаты.

Она шла но коридору, мечтая о том, чтобы вернуться к их простой жизни в Шотландии, где не было никаких шелков, способных превратить ее любимую сестру в ослепительную сирену, которая могла завладеть вниманием любого мужчины в радиусе нескольких миль, не говоря уже о мистере Фелтоне из Лондона. Ей хотелось снова оказаться в отцовском доме, где не было полированного мрамора, полированного розового дерева и утонченных улыбок. У нее защипало глаза от слез. Неожиданно дверь в гостиную за ее спиной распахнулась, и до нее донеслись звуки музыки.

Тесс резко повернулась, открыла дверь, расположенную справа от нее, и юркнула внутрь. Это было маленькое помещение, которое, очевидно, когда-то использовали в качестве музыкальной комнаты. В углу стояла арфа, рядом – стул, к которому была прислонена виолончель. Возле стены – небольшой клавесин. В нише, расположенной в дальнем конце комнаты, находилось окно, обрамленное шторами из алого бархата.

Тесс подошла к стоявшей возле окна скамеечке и посмотрела вниз. Мокрые от дождя булыжники, которыми был вымощен двор, казались в сумерках гладкими, словно были отполированы. Она проглотила комок, образовавшийся в горле. Казалось бы, ей не о чем плакать. Она выходит замуж за человека, который был очарован ее внешностью и восхищен ее характером. А это, напомнила она себе, было более чем достаточной основой для удачного брака. Ничего, что иногда, произнося все эти цветистые комплименты, Мейн выглядел таким безмозглым болваном…

Она тут же одернула себя: разве можно даже мысленно награждать такими эпитетами своего будущего мужа?

Тесс покачала головой. Следовало бы помнить, что ей очень повезло. Вполне возможно, что сестры сделают блестящие партии. Если Аннабел выйдет замуж за самого богатого человека во всей Англии, Тесс будет счастлива, как никто другой. Ведь правда?

Возле двери раздался какой-то шорох, и она, к своему ужасу, почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Она сдвинула бархатные шторы, отгородив оконную нишу от комнаты, в надежде, что незваный гость, заглянув в комнату, уйдет.

Дверь открылась и закрылась. Судя по звуку шагов, кто-то пересекал комнату. В воздухе дрожал звук, который издала задетая струна арфы. Тесс лихорадочно глотнула воздуха и торопливо утерла еще одну слезу. Комната была оклеена обоями с изображением яблонь в цвету. Стараясь дышать как можно тише, Тесс прислонилась головой к яблоневому саду и сказала себе, что была бы счастлива оставаться здесь весь вечер. Когда она наблюдала, как Аннабел соблазняет мистера Фелтона, это ее раздражало. Раздражало – и все тут!

Шторы вдруг раздвинулись, и она вскочила на ноги.

Разумеется, с того самого момента, как он вошел в комнату, Тесс знала, кто это, хотя, обманывая себя, делала вид, что не знает.

Он взглянул на нее потемневшими глазами.

– Привет.

Тесс промолчала.

– Я, кажется, следую за вами повсюду, куда бы вы ни пошли.

Тесс вдруг почувствовала, что ее тело словно ожило, что кровь быстрее побежала по жилам и закружилась голова. Она продолжала молчать.

– Наверное, вы думаете, что я вас снова стану целовать, – сказал он.

Тесс заставила себя заговорить.

– Вы проявили весьма заметное пристрастие к этому роду занятий, мистер Фелтон, – ответила она.

– Это правда, – пробормотал он.

Он подошел к ней ближе. Тесс прижалась спиной к стене, сосредоточив внимание на дыхании. Его губы, его тело находились совсем близко от нее. Но она заставила себя не отводить взгляд.

– Я не буду больше целовать вас, Тесс, – сказал он. – Вы принадлежите другому. Не хотелось бы, чтобы это вошло в привычку.

Она почувствовала глубокое разочарование.

– Привычки могут быть неприятными, – согласилась она, опустив глаза.

– В конце концов, ведь это вы согласились выйти замуж за другого, – сказал он, любуясь тенью, которую отбрасывали на щеку ее густые ресницы.

Возле двери снова послышался шум. Он придвинулся к ней еще ближе, и они оба оказались спрятанными в оконной нише за бархатными шторами. Очевидно, защита репутации Тесс требовала, чтобы никто не узнал, что они находятся тут вдвоем без сопровождающей дамы.

По другую сторону шторы послышался женский голос, что-то говоривший на повышенных тонах.

В комнате становилось шумно и оживленно, как на Королевской бирже, однако Лусиуса это не волновало. Небо за окном совсем потемнело, но в сумрачном свете он все-таки мог видеть нежную щеку Тесс, плавно переходящую в маленький подбородок. И тень от ресниц на щеках. Она замерла, прислушиваясь к тому, что происходит.

Он наклонился и умышленно прикоснулся губами к ее уху.

– Конечно, чтобы не создавать привычку, – сказал он под шум голосов за шторой, – вы могли бы и сами поцеловать меня.

Губы Тесс против воли изогнулись в улыбке. Она только что начала прислушиваться к тому, о чем говорили за шторой.

Теперь говорил мужчина – не просто какой-то мужчина, а Дрейвен Мейтленд.

– Не могли бы вы мне объяснить, зачем вы затащили меня в эту комнату, мисс Питен-Адамс? Моя матушка этого не одобрила бы.

– Я должна поговорить с вами. Должна кое-что объяснить вам, лорд Мейтленд.

Послышался тяжелый вздох.

– Я предлагаю, – внушала ему мисс Питен-Адамс, – чтобы вы сообщили своей матушке, что мы с вами не подходим друг другу.

– Но я так не думаю, – абсолютно без всякого интереса сказал Мейтленд. – Я уверен, что мы в конце концов притремся друг к другу – У вас останется ваш Шекспир и все такое прочее, у меня будут свои дела. Я, несомненно, предпочел бы, чтобы было поменьше поэзии, особенно во время приема пищи. Это лишает меня аппетита.

– Мы не будем счастливы вместе. Я не буду счастлива. Последовала пауза, во время которой Мейтленд, очевидно, обдумывал сказанное.

– Если вы так думаете, то вам лучше расторгнуть помолвку, – сказал он без тени сожаления в голосе.

– Не могу, – сердито оборвала его она. – Вы не хуже меня знаете, что в руках вашей матушки находятся закладные на поместье моего отца.

– Что касается этого, то моя матушка совершенно ясно заявила, что перестанет субсидировать мои конюшни, если я откажусь от вас. Так что, увы, моя дорогая, мы, кажется обречены предстать перед алтарем.

– Но, лорд Мейтленд…

– Бесполезно обсуждать это дальше, – сказал он, бесцеремонно прерывая ее. – Когда мама выбрала вас, я так и сказал ей, что у меня нет никаких особых возражений против женитьбы на вас. Вы, кажется, тоже согласились. Так что нам, пожалуй, лучше сделать все, что требуется, потому что, если мы этого не сделаем, могут возникнуть неприятные проблемы.

– Неужели у вас нет ни капли здравого смысла?

– Чего нет, того нет, – не задумываясь, ответил Мейтленд.

– Вы были бы гораздо счастливее с Имоджин Эссекс. Она разделяет ваш интерес к лошадям. И что еще важнее – она вас любит!

– Я это заметил, – сказал он, кажется, даже с некоторой гордостью. – Но ей придется найти кого-нибудь другого.

– И вас это не заденет? Снова последовала пауза.

– Не особенно, – сказал наконец он. Тесс очень сожалела, что здесь нет Имоджин. Ответ Мейтленда звучал очень убедительно. Он и впрямь едва ли расстроился бы, если бы Имоджин вышла замуж за другого мужчину.

– В приданое за мисс Имоджин дают лошадь, – сказала мисс Питен-Адамс, пытаясь зайти с другой стороны. – Насколько я понимаю, это превосходный конь. Уверена, что он был бы отличным дополнением к вашим конюшням.

– Довольно! – сказал лорд Мейтленд. – Моя мама твердо решила, что я должен жениться на вас. Имоджин, хотя она достаточно красива, была бы для меня неудобной женой. Такого рода эмоции я могу принимать только в очень ограниченных дозах. Я полагаю, что мы с вами вполне подойдем друг другу. Имоджин же потребует от меня преданности совсем иного уровня.

Возмущенная Тесс чуть было не выскочила из-за шторы, но Лусиус приложил палец к ее губам.

Однако мисс Питен-Адамс не сдавалась.

– Я удивлена, что вы всецело подчиняетесь матери, – не скрывая презрительных ноток в голосе, заявила она. – Скажите, какое удовольствие получу я от замужней жизни? Неужели мне судьбой предназначено выйти замуж за маменькиного сынка, которым управляет, как хочет, его мамаша, потому что она распоряжается деньгами. Уверяю вас, о такой судьбе я никогда не мечтала! Но уж если так случится, то придется подчиниться моим условиям. Как только я возьму хозяйство в свои руки, вам придется обуздать свой азарт и перестать играть на скачках. Я уверена, что ваша матушка передаст мне контроль над домашними фондами. Ведь она так меня любит.

Хотя мисс Питен-Адамс сделала паузу, Мейтленд не сказал ни слова.

– Бедная дорогая матушка, – продолжала она. – Ведь она, овдовев, получила полный контроль над имуществом. Нельзя не согласиться, что ваш папаша был человеком предусмотрительным. И она тоже была согласна с ним, потому что, судя по всему, не сомневалась в вашей неспособности хранить две гинеи в одном кармане, не поставив тотчас одну из них на кон.

– Так вот каков ваш подлинный характер, который вы скрывали под всей этой образованностью! Вы обманули мою матушку! – воскликнул явно ошеломленный Мейтленд.

Глаза мистера Фелтона искрились.

– Вы обманули… вы обманули меня!

– Поскольку я могу на выбор быть либо расчетливой мегерой, либо образованной женщиной, сможете ли вы поспорить на то, какая из этих моих характеристик возобладает, когда мы поженимся? – После этих слов послышался звук открывшейся и закрывшейся двери.

Лусиус приложил губы к уху Тесс.

– Как вы думаете, они оба ушли? – еле слышно шепнул он. Его рука лежала на ее спине. Спина была теплая, даже горячая. Он испытывал с трудом преодолимое желание прижать ее к себе еще крепче.

– Тсс!

И вот мгновение спустя они услышали, как скрипнули сапоги, протестующе тренькнула задетая струна арфы. Дверь снова открылась и захлопнулась.

Лусиус снял руку с ее спины.

– Прогнозы для этого брака отнюдь не благоприятные, – сказал он, не делая попытки отодвинуться от нее или раздвинуть шторы. – Мисс Питен-Адамс, по-видимому, считает, что умственное развитие лорда Мейтленда остановилось на уровне одиннадцати лет.

– Было бы глупо не согласиться с ней в этом, – сказала Тесс. – Если бы только я была уверена в том, что Мейтленд в отчаянии не направит свое внимание на мою младшую сестру, я бы отнеслась с большим одобрением к ее попытке освободиться от него.

– Боже мой, – сказал Лусиус, – какие неожиданные кровожадные наклонности открываются у безмятежной мисс Эссекс.

– Я не безмятежная, – возразила Тесс.

– Ошибаетесь, вы безмятежная, – сказал он, явно довольный собой. – Вы всегда наблюдаете, думаете о других, не так ли? Вы многое замечаете.

– Не слишком лестное описание моего поведения, – сказала Тесс.

– Нет, нет. – Он медленно провел пальцем по ее щеке. – Я просто заметил, что вы по своему характеру наблюдатель. Вы скорее наблюдаете за происходящим, чем бросаетесь очертя голову в драку сами.

Тесс нахмурила брови.

– Похоже, вы наносите мне завуалированное оскорбление, – сказала она и протянула руку к шторам. Но он остановил ее, прежде чем она их раздвинула. Неожиданно он завладел обеими ее руками и поднес ладони к своим губам. Сердце у нее снова бешено заколотилось.

– Так, значит, я не прав? – спросил он, пристально глядя на нее.

– Конечно, не правы, – сказала Тесс.

– И вы не просто принимаете то, что происходит с вами: мои поцелуи, предложение Мейна выйти за него замуж…

– А что я должна делать? – спросила Тесс, глядя на него. Она даже не попыталась освободить свои руки. – Вы целуете меня ради развлечения, которое я не вполне понимаю. Но вы не проявляете желания жениться на мне, тогда как граф Мейн желает на мне жениться…

– И тоже делает это ради удовлетворения какого-то желания, которое не вполне вам понятно? – тихо произнес Лусиус, целуя ее ладони – каждую по очереди.

– Возможно, – сказала она. – Мой долг старшей сестры – выйти замуж, с тем чтобы каждая из сестер могла провести сезон в Лондоне. И все мои действия продиктованы не апатией, а простым здравым смыслом. Вы же, судя по всему, предполагаете действия, которые продиктованы излишним романтизмом. А это, сэр, не в моем характере. – На этот раз, когда она захотела освободить свои руки, он их выпустил. Они горели от поцелуев Лусиуса. Тесс вышла из ниши и обогнула арфу, лопнувшая струна которой свисала до пола.