Текст книги "Пески. Наследие джиннов"

Её пальцы разжались, но слишком поздно. Жёсткие лапы, обтянутые рукавами мундира, приподняли меня, заставив невольно вскрикнуть, и потащили на улицу.

Шум празднества сменился криками паники: солдаты оттесняли жителей к обочинам и всматривались в лица, высоко поднимая фонари.

– Обыскать все дома: он где-то здесь!

Я узнала надменный голос давешнего офицера, который вышагивал с таким видом, будто владел тут каждой песчинкой.

Странно, снарядили такое войско ради поимки одного-единственного преступника, пусть даже шпиона. Нет, либо они ищут не Жиня, либо он больше чем простой наёмник.

Молодой тысячник смерил меня холодным взглядом с головы до ног и обернулся к Фазиму, который выглядывал у него из-за плеча.

– Это она?

– Да, я видел её с чужеземцем в Шалмане. – В свете качающегося фонаря ухмылка Фазима выглядела особенно гнусной. От ужаса у меня перехватило дыхание. – Она работает на него, там её называли Синеглазым Бандитом.

Солдат с фонарём прыснул со смеху.

– Вот эта вот девчонка – Синеглазый Бандит со стрельбища?

У меня наконец прорезался голос.

– Не слушайте Фазима, он идиот! – поспешно вставила я, ни на что, впрочем, не надеясь. Что стоит слово девчонки против слова мужчины?

Нагиб схватил меня за подбородок и придвинул фонарь вплотную к лицу, обдав палящим жаром.

– Красивые глаза! – воскликнул он. Притворяться дальше было бессмысленно. – Ну и где же твой чужеземный дружок?

– Если бы я знала, то не отвечала бы сейчас на дурацкие вопросы! – выплюнула я.

Удар по щеке был настолько сильным, что едва не свернул мне шею. Вспышка страшной боли отдалась во всём теле.

– Где он? – пробился сквозь звон в ушах голос тысячника.

Я не упала только потому, что солдат продолжал меня держать и ноги мои болтались в воздухе, тщетно ища опору.

Нагиб снова сжал мой подбородок.

– Говори! – В висок упёрлось дуло револьвера. – Говори, или я вышибу тебе мозги!

– Это было бы неразумно, – ответила я, едва ворочая челюстью, которая горела огнём, – так вы ничего не узнаете.

Щелчок взведённого курка громом отдался в черепе. Я знала этот звук не хуже собственного голоса, но впервые слышала над самым ухом.

– Так её не напугаешь, – встрял Фазим, – лучше через калеку.

Прихлынувший гнев мгновенно вытеснил страх, и я рванулась что было сил. От неожиданности солдат выпустил меня, и мои пальцы сомкнулись на горле мерзавца. Ему повезло, что меня успели оттащить.

Последовала новая пощёчина. Когда муть перед глазами немного рассеялась, я увидела Тамида на коленях в песке. Его кривая нога беспомощно торчала в сторону, а к затылку был приставлен ствол револьвера.

Теперь я ненавидела себя ещё больше, чем Фазима. Предупреждал же Тамид, что всё кончится плохо, просто мне не приходило в голову, что плохо придётся не мне одной.

– Итак, – произнёс офицер со своим аристократическим выговором, – ты скажешь нам, была ли в Шалмане с нашим гостем с Востока?

Я проглотила готовый вырваться резкий ответ: он не стоил жизни Тамида.

– Не с ним, – выдавила я сквозь зубы. – Мы были там вместе.

– И где же он сейчас?

– Не знаю.

Я думала, он меня снова ударит, но тысячник лишь слегка надул губы, словно учитель, разочарованный ответом ученика. Затем он повернулся к Тамиду, и сердце у меня замерло от ужаса.

– Что у тебя с ногой? – спросил он.

– Оставь его в покое! – выкрикнула я, но никто не обратил на меня внимания.

– Врождённый вывих, – спокойно ответил Тамид.

Пара дюжин солдат и сотня-другая обитателей Пыль-Тропы жадно ловили каждое слово. Ужас в их глазах смешивался с любопытством.

– Ну тогда… – Офицер зашёл ему за спину. – Думаю, такая нога особо и ни к чему.

Грохнул выстрел – пуля пробила Тамиду колено. Крик боли утонул в моём визге, и калека скорчился на песке. Возмущение толпы прорезал новый вопль – в руках бело-золотых билась мать Тамида.

– Ну что скажешь, Бандит? – злобно ощерился Нагиб, перекрикивая общий гвалт. – Где одна нога, там и другая… – Он прицелился Тамиду в здоровое колено.

– Нет! – завопила я.

– Тогда признавайся, и быстро! Где он?

– Не знаю! – всхлипнула я. – Правда, не знаю! Он был здесь, приходил, но ушёл.

– Когда? – Ко мне приблизилось надменное лицо с горящим от бешенства взглядом.

– На закате… пару часов назад.

– Куда ушёл?

– Я не знаю!

Рукоятка револьвера врезалась мне в лоб, кровь залила глаза. Свет качающихся фонарей расплывался алыми пятнами.

– Где он?

– Не знаю! – повторила я, не в силах ничего выдумать, кроме правды.

– Я выстрелю снова, – прошипел Нагиб, – и на сей раз уже не в ногу!

– Не сказал он куда! – выкрикнула я ему в лицо. – Зачем ему со мной делиться?

– В какую сторону побежал?

– Не знаю!

Горячий металл револьвера обжёг мне висок.

– Лгать грешно, и тебе это известно…

Мир вокруг с грохотом раскололся в огненной вспышке.

Звон в ушах… Ничего, кроме звона.

Тамид… Что с Тамидом?

Я лежала уткнувшись лицом в песок. Приподнялась на локтях, огляделась.

В той стороне, где на моей памяти всегда маячил силуэт закопчённых кирпичных стен, теперь вздымалось слепящее огненное зарево. Оружейная фабрика пылала, как один гигантский факел.

Слух отпустило, и голова взорвалась от воп-лей. Жители Пыль-Тропы припадали к земле в молитве, разбегались куда попало или просто тупо таращились на зарево. Тысячник Нагиб суетился, раздавая приказы, солдаты ловили перепуганных лошадей и скакали во весь опор к горящей фабрике. Про нас с Тамидом, казалось, все забыли.

– Тамид!

Он лежал неподвижно, скорчившись на песке посреди улицы, но на мой оклик приподнял голову и встретился со мной взглядом. В тот же миг я услышала его имя ещё раз. Плачущая мать, спотыкаясь, спешила к сыну.

Среди ржания коней вдруг послышался знакомый протяжный крик. Буракки! Волшебный конь нёсся по улице прямо к нам, а на спине его сидел Жинь! Солдаты растерянно пятились, перекрикиваясь и целясь во всадника. Он выстрелил на ходу, кто-то повалился на землю.

Я снова повернулась к Тамиду, разрываемая на части жалостью к другу и жаждой бегства. Остаться здесь означало верную смерть, но сердце обливалось кровью.

Копыта буракки взрыли песок совсем рядом, Жинь склонился ко мне, протягивая руку. Послышались выстрелы, рядом просвистела пуля.

Повинуясь больше инстинкту, чем рассудку, я вскочила и уцепилась за руку чужеземца. Ещё миг – и мои руки обхватили его сзади за пояс, а подо мной оказался широкий круп коня. В толпе мелькнуло пепельно-бледное лицо тётушки Фарры.

Нагиб с искажённым яростью лицом перезаряжал револьвер. Сейчас он был беззащитен: один выстрел – и тысячнику конец. Жинь глянул на него, но почему-то опустил руку с револьвером и пустил буракки вскачь. Волшебный конь взметнулся песчаным вихрем и понёсся вперёд, оставляя далеко позади улицу, солдат и толпу.

Глава 7

– Как насчёт выпить?

Я дремала, прижимаясь щекой к грубой ткани рубашки и вдыхая запах горелого пороха. Разбудивший меня голос Жиня отдавался в ушах, и я не сразу сложила звуки в слова.

– Ты же знаешь, где я росла… – В горле хрипело, и мне пришлось откашляться. Приоткрыв глаза, я увидела лишь рисунок всё той же рубашки, но сразу почувствовала, что от родных мест уехала далеко: утренний воздух другой – холоднее и не пропах ржавчиной. – Почему бы и нет?

Всё тело ныло, а в груди словно застрял кусок льда. На самом деле опрокинуть стопку-другую было бы кстати.

Освободив руки, обнимавшие Жиня за поясницу, я вытерла вспотевшие ладони о свою собственную рубашку. Жинь тем временем соскочил с седла. Кряхтя, я выпрямила ноющую спину и осмотрелась, прогоняя остатки сна.

На первый взгляд посёлок, в котором мы оказались, мало отличался от любого другого в песках Захолустья. Те же убогие лачуги и пыльная земля. Разве что камней больше, чем песка, а горизонт в предрассветной мгле казался ближе и выше. Похоже, мы забрались в горы.

Я прищурилась, разглядывая вывеску с грубо намалёванной синей фигурой. «Пьяный джинн» – гласила надпись. История знакомая, но уже не припомнить, кто напоил древнего и зачем.

Длинная улица была пустынна, вокруг царила сонная тишина.

– Где мы? – полюбопытствовала я, но спутника своего рядом не обнаружила.

Развернувшись в седле, я заметила, как он перепрыгивает через обветшалую белёную ограду. От покосившегося столба во дворе к дому тянулась верёвка с бельём, и Жинь проворно сорвал с неё что-то красное. Взгляд мой упал на склон горы по ту сторону домов, и я получила ответ на свой вопрос.

От Пыль-Тропы до Садзи целый день пути или пара часов, если скакать на буракки. Посёлок горняков я не видела ни разу, хотя слышала о нём много. Говорили, что взрыв в рудниках был страшный, но такого ужаса я даже представить себе не могла.

Ничего себе, ошибка с закладкой пороха! В детстве мы любили развлекаться с жестянками и бутылками: подожжём фитиль и с криками разбегаемся кто куда. В результате одному пришлось отрезать обгоревший палец, кто-то обжёг лицо, но картина обрушенных копей не шла ни в какое сравнение с теми жалкими кучками осколков стекла и оплавленного олова вперемешку с песком. Вспомнилось вдруг, как из охваченного огнём дома вытаскивали дымящееся тело отца. Склон горы был так изуродован, что, казалось, сама древняя земля восстала и в гневе поглотила железные копи целиком.

Неудивительно, что армия султана не стала задерживаться в Садзи. Что тут делать? На камнях и торчащих шестах поблизости от провала виднелись сотни молитвенных ленточек, но даже Всевышний, похоже, оказался не в силах никого спасти.

– Держи… – Жинь хлопнул меня по коленке и протянул лоскут алой ткани – чью-то куфию. – Тебе лучше прикрыть лицо: вдруг кто узнает.

– Рубаху тоже со двора у кого-то спёр? – хохотнула я.

– Ага, – кивнул он, – пока ты показывала чудеса дрессировки. Надо было срочно убираться из посёлка, пока солдаты развлекались представлением.

Ну-ну… Стало быть, я их развлекала.

Я порылась в сумке, чудом уцелевшей на плече, и вытащила рубашку, прихваченную в комнате у мальчишек, когда мне сдуру показалось, что чужак нуждается в моей помощи. Смяла и швырнула ему в лицо, но он успел поймать.

– Красть грешно вообще-то. – Я выхватила у него куфию и повязала на голову, морщась от боли в ссадине от рукоятки револьвера. – Переодень – эта тебе мала.

Поколебавшись немного, Жинь начал стаскивать рубаху. Я тем временем закутала лицо до самых глаз, хотя солнце ещё только показалось из-за гор.

– А напиваться тоже грех? – спросил он, переодеваясь.

– Ну, тут вряд ли чем-то можно помочь.

Вторая стопка пошла легче первой, но и её не хватило, чтобы заполнить ноющую пустоту в груди.

– Тамид… – произнесла я имя, не выходившее из головы всю дорогу. – Мой друг, ему прострелили ногу… Что с ним станет, как думаешь?

– Без понятия, – пожал плечами мой спутник.

В «Пьяном джинне» стоял полумрак, но заведение отнюдь не пустовало. Потерявшим работу горнякам оставалось только пить и болтать языком с размалёванными девицами. Утро едва наступило, а никто уже лыка не вязал или был близок к тому. В том числе и я.

– Может, и оставят в живых, – продолжал чужеземец. Надвинутая на глаза шляпа почти скрывала его лицо. – А может, пристрелят – кто их знает, ваших султанских головорезов… Да что уж теперь, бросила так бросила. – Я дёрнулась было возразить, что он сам увёз меня, но передумала: мы оба знали, что это не так. – Чтобы узнать точно, пришлось бы вернуться… и получить по пуле в лоб. Говорят, в столице теперь так принято.

– Не думаю, что нас кто-нибудь ждёт! – усмехнулась я. Возвращаться не было и в мыслях. Почти семнадцать лет я мечтала сбежать – сначала вместе с матерью, потом одна, откладывала каждый лаузи, и вот наконец… Так что сейчас меня грела не только выпивка. – Куда теперь? – Я нетерпеливо притопнула ногой под столом – задержка в пути бесила.

Жинь остановил подавальщицу, забрал у неё бутылку и протянул монету.

Приглядевшись в слабом свете из окошка, девица бросила её на стол.

– Это ещё что такое? Парень, настоящие деньги давай!

Я с любопытством подобрала металлический кружочек размером с лаузи, но тоньше и с отчеканенным солнечным диском вместо профиля султана.

– Прошу прощения… – Жинь склонил голову, чтобы прикрыть шляпой чужеземные черты, и заменил монету.

Девица попробовала её на зуб, кивнула и вернулась к барной стойке.

Доливая мою стопку доверху, он поудобнее примостил локоть на столе, чтобы не напрягать раненое плечо. Из-под рубашки показались лучи солнца, наколотого на груди. Я глянула на монетку – тот же самый рисунок.

– Солнце – какой в нём смысл? – не удержалась я от вопроса.

– Философский вопрос… – Жинь с усмешкой поставил бутылку, и солнце вновь зашло за воротник. – В самый раз после четырёх стопок.

– Пока трёх… В смысле вот это солнце. – Я оттянула край рубашки, чтобы лучше разглядеть татуировку, но тут же отдёрнула руку, ощутив биение его сердца. Ещё не хватало самой его раздевать!

– Знак удачи! – пошутил он, поправляя воротник, но один чернильный лучик всё равно остался на виду.

Я недоверчиво покачала головой:

– На твоей монетке такое же…

Жинь поднял брови, вроде как удивлённый моим подозрительным тоном, однако наверняка понял. Монетка, скорее всего, сичаньская, а значит, солнце у них не просто какой-то там знак. Пускай Жинь и родился у нас, но вырос там, а накалывать на груди государственный символ кто попало не станет.

– Зачем ты вернулся за мной в Пыль-Тропу? – Я подалась вперёд, сверля его взглядом. – Мог же спокойно улизнуть.

Он наклонился ко мне с кривой усмешкой:

– Мне нужен был хороший скакун. – Лицо его придвинулось так близко, что на меня повеяло спиртным. Словно для поцелуя… Он поспешно отстранился, как будто тоже об этом подумал, и продолжал уже серьёзнее: – Ну и потом, я перед тобой в долгу. Пока ты ловила буракки, на ту проклятую фабрику никто не смотрел, вот и представился удобный случай. Я чуть не месяц болтался вокруг, никак не мог подобраться… Даже деньги уже кончались.

Понятно теперь, каким ветром его занесло на стрельбище.

– Столько риска ради того, чтобы подорвать какую-то фабрику незнамо в какой глуши?

– Не какую-то, а самую крупную в стране – и во всём мире!

– Да ну?! – Я вытаращила глаза. Вот уж не подумала бы!

– А чего ты хочешь, если древние нигде ничего не позволят построить и вполовину столь мощного?

Голова уже слегка кружилась от выпитого, и я с трудом вдумывалась в его слова.

– Как это – не позволят?

Жинь вдруг задумался, не донеся стопку до рта. Потом заговорил:

– Вот ты выросла в пустыне… Вспомни, когда вам в последний раз попадался древний… до вот этого буракки? Магия не дружит с металлом, ты же знаешь. Люди убивают её, но она мстит. – Я медленно кивнула, вспомнив отчаянное ржание волшебного коня. – Оружие производят многие страны, но совсем понемногу, фабрики долго не стоят. Их пытались строить ещё столетия назад, и каждый раз земля их отвергала. В Сичани есть долина под названием «Могила дурака», там когда-то был город, где начали лить металл. Не прошло и месяца, как древние, живущие в земле, обрушили всё и затопили руины водой. Так происходило везде… кроме Мираджа. Ваши древние, похоже, терпеливее других.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Наверное, потому, что магия песков больше связана с дымом и огнём, чем с живой землёй. А может, земля здесь и без того мёртвая. Так или иначе, ваша страна на перепутье между Востоком, где огнестрельное оружие изобрели, и Западом, который стремится захватить мир, единственная способна производить то, что нужно для большой войны. Эта пустыня бесценна… Иначе зачем бы галанам так настойчиво сюда лезть?

– Значит, мы для всех остальных – как одна огромная оружейная фабрика? – Я невольно поёжилась.

Чужак выпил и налил себе ещё.

– Так что, сама понимаешь, далеко не все страны мира довольны вашей дружбой с галанами. Султан снабжает их оружием, которое может быть направлено против кого угодно.

– Для кого же из этих недовольных ты взрываешь фабрики? – Я ткнула его пальцем в грудь с сичаньской татуировкой.

– А может, я просто пацифист? – Он шутливо отсалютовал стопкой.

Я с улыбкой чокнулась с ним.

– Не слишком ли хорошо ты стреляешь для пацифиста?

– А ты слишком проницательна для девушки, так мало знающей о собственной стране! – усмехнулся он в ответ.

Едва успев выпить, я подскочила на месте: в углу зала раздался грохот. Опрокинув стул, мужчина в грязной зелёной куфии вскочил, свирепо глядя на другого, который лениво развалился напротив. На столе между ними валялись игральные карты. Смазливая девица прижималась к стоявшему, нашёптывая ему что-то на ухо, пока он снова не уселся. Музыкант принялся тренькать на ситаре, девицы – хихикать, и суматоха понемногу улеглась.

– А это не ты, часом, взорвал здешние копи? – озарило вдруг меня.

В самом деле, если сичаньцы так решительно настроены лишить оружия Мирадж с Галанией, источник металла имеет смысл уничтожить в первую очередь. Фабрику можно отстроить, в конце концов.

Жинь посмотрел на меня с удивлением:

– Да нет, что ты… Здесь просто авария случилась, говорят.

– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? Имя-то хоть настоящее?

– Ну, в здешних краях я больше известен как Змей Востока… – Он хитро прищурился из-под надвинутой шляпы. – Впрочем, для Синеглазого Бандита это не новость.

Я невольно отшатнулась, и он расплылся в довольной улыбке.

– Ты знал, кто я? И тогда, в Пыль-Тропе?

– Твои глаза трудно не узнать.

– Если так, то почему не взял меня с собой, когда я просила? – Меня снова охватило чувство унижения, как тогда, в опустевшей лавке. – Почему?

– Потому что тебе нечего делать в столице. – Он со вздохом откинулся на спинку стула. – Как бы ловко ты ни обращалась с револьвером, в большом городе это не поможет: погибнешь ни за грош.

– В Измане живёт сестра моей матери, я буду не одна.

– Ты хоть знаешь, как добраться?

– А ты?

– А мне туда не надо! – осклабился он.

Я озадаченно нахмурилась. В самом деле, он вроде и не говорил, что собирается в Изман, просто я сама почему-то так решила.

В углу снова раздался шум, и моя рука невольно потянулась к отсутствующему револьверу. Мой спутник обернулся и напрягся, готовый к драке. Карточный стол был опрокинут, а мужчина в зелёной куфии лежал на полу, зажимая окровавленный нос.

Надо было срочно что-то решать.

Если остаться с Жинем, то в Изман не попасть. Бросил один раз – бросит и другой. И потом, буракки у нас только один.

Я нашарила склянку, которую дал Тамид, раскрошила сонные пилюли между пальцами и высыпала порошок чужаку в выпивку. Едва успела отдёрнуть руку, как Жинь уже вновь обернулся ко мне.

Я молча смотрела, как он опрокидывает стопку в рот.

Глава 8

В жизни не видывала столько людей разом, как на железнодорожной станции в Арче. Седобородый старик в клубах ароматного дыма громко расхваливал свои шашлыки, подвешивая над углями всё новые шампуры с мясом; в другой стороне звенела мелодия бубенцов, украшавших золотое одеяние танцовщицы, а над гомоном огромной толпы возносились слова проповеди.

Святой отец стоял на небольшом помосте. На его воздетых ладонях темнели ритуальные круги татуировок, а интонации проникновенного голоса сразу напомнили мне о Тамиде. В душе вновь шевельнулось чувство вины перед другом, которого я бросила истекать кровью на песке, спасаясь сама.

Упоминая священные слова, проповедник каждый раз опускал руки, благословляя толпу – отпуская наши грехи. Поток человеческих тел увлёк меня мимо него к закопчённой сводчатой арке у выхода с пёстрого базара. Слева и справа плелись женщины с тюками на голове, сзади напирал громадный сундук, который волокли сразу несколько носильщиков.

Оказавшись наконец под навесом железнодорожной станции, я едва не споткнулась, поражённая зрелищем впереди. О поездах я слышала не раз, но такого и представить себе не могла. Огромное чёрное с золотом чудовище протянулось вдоль перрона, подобно гигантскому сказочному змею, выдыхая в высоту, к мутному стеклянному куполу, клубы тёмного дыма. Толпа пассажиров, толкаясь, растекалась вдоль поезда, спеша пройти в вагоны.

– Ваш билет? – со скучающим видом протянул руку мужчина в бледно-жёлтой форменной куртке и фуражке.

Я подала кондуктору картонный квадратик, с трудом заставляя себя разжать пальцы. От Садзи до Арчи, хоть и на буракки, пришлось добираться два долгих дня. Компас, взятый у Жиня вместе с половиной припасов, оказался сломанным и к вечеру завёл меня далеко в сторону, так что пришлось ждать рассвета и пускаться в путь заново.

В городе я едва успела продать коня, получив за него у жуликоватого перекупщика лишь малую часть настоящей цены. Всё же лучше, чем ничего. Хватило на билет до самого Измана и ещё осталось. Место назначения, напечатанное чёрным на плотной жёлтой бумаге, казалось заголовком очередной волшебной истории, сочинённой в мечтах. Билет я спрятала под матрасом в снятой комнатушке и потом то и дело проверяла, на месте ли он, так что в конце концов предпочла сунуть за пояс, поближе к телу.

Кондуктор нахмурился, и я нервно провела рукой по своей новой одежде. При ярком дневном свете сойти за парня не так просто, но деваться некуда. Порядком уже пожелтевший синяк под глазом едва виднелся над алой куфией, а рубаха надёжно скрывала грудь, перемотанную шарфом, в котором хранился остаток вырученных денег, несколько сичаньских монет, завалявшихся у Жиня в седельной сумке, и его старый компас. Конечно, случись кому-нибудь глянуть на меня пристальней – и всё пропало, но даже такая подделка лучше, чем девушка, путешествующая в одиночку.

Я опасливо одёрнула полу рубахи, прикрывавшую купленный вчера револьвер. Прорываться в вагон силой я не собиралась, но оружие хотя бы поможет в случае погони оторваться от людей в жёлтых фуражках. Неужели придётся?

– Билет первого класса, – изрёк наконец кондуктор, покачав билетом так, будто грозил пальцем.

– Вот как? – Я опешила, не имея понятия, о чём он говорит. – И что?

Не решил бы он, что билет краденый… Чем бы ни был этот первый класс, я на него точно не тяну, особенно с синяком под глазом и рассечённой бровью.

– Вам следует пройти в начало состава. – Человек в фуражке кивнул вдоль стального чудовища туда, где толпа становилась реже, и сунул мне билет обратно.

– Ах да… – Зажав его в руке, я поспешила вперёд, едва не наткнувшись на клетку на колёсах, из которой доносилось громкое кудахтанье, перекрывавшее людской гомон.

Кассир, продавая билет, спросил, хочу ли я отдельное купе, и я согласилась. Так показалось безопаснее, а о разнице в цене я в тот момент не подумала. Вот и осталась на мели с жалкими двумя десятками фауза.

Перрон у начала состава был огорожен шнуром на стойках, за которым стояли пассажиры в дорожных халатах изысканного шитья и ярких шёлковых куфиях, держа в руках такие же жёлтые квадратики, как у меня. Несмотря на новизну, моя одежда выдавала обитателя песков, а все жалкие пожитки – запас патронов да смена одежды – умещались в сумке через плечо. Лишь самое необходимое для жизни, да и то плохонькой и неказистой, в то время как тяжёлые сундуки остальных могли бы вместить таких «жизней» с дюжину.

Осанистый мужчина с заплетённой в косички бородой искоса окинул меня взглядом с головы до ног, а две девицы за спиной явно подавили смешки. Человек в жёлтой фуражке то ли поднял брови, то ли мне это только показалось, однако взял билет, аккуратно надорвал и отдал обратно. Болезненно ощущая затылком чужие взгляды, я поспешно, будто спасалась бегством, заскочила в открытую дверь вагона.

Внутри поезд впечатлял не меньше, чем снаружи. Длинный прямой коридор, устеленный ковром цвета пролитой крови, тянулся вдоль всего вагона, сверкая металлическими дверями купе. В каждой из дверей было застеклённое окошко с красной шторкой. В доме родителей Тамида я не видела ничего похожего, а ещё считала их богачами!

Мимо меня протиснулись давешние хихикающие девицы в муслиновых чадрах, следом прошёл мужчина. Толкнув меня, он буркнул «извините» таким тоном, будто вовсе не чувствовал себя виноватым. Я робко потупилась, глядя на ковёр и дорогую отделку их халатов и держась на почтительном расстоянии.

Отыскав дверь с номером, указанным на билете, я коснулась ручки с такой осторожностью, будто трогала змею. Как-то раз на школьном дворе я дотронулась до такой гадины – хотела проверить, мёртвая она или спит. К счастью, мать знала средства от змеиного яда. Здесь её знания были бы бесполезны.

Заперев дверь, я с облегчением плюхнулась на откидную койку и сорвала с головы куфию. Потянулась потрогать невероятно чистую подушку, но отдёрнула руку. Я мылась только вчера, причём в настоящей бане, расчесала волосы, высушила на пару и даже смазала маслом, но всё ещё чувствовала себя грязной, как будто песок за семнадцать без малого лет въелся в самую кожу.

До слуха донёсся резкий свисток, и я вскочила, выхватывая револьвер в ожидании, что дверь вот-вот выломают. Тревога? Погоня?

Сердце колотилось как сумасшедшее, однако, если не считать гомона голосов на перроне, ничего не происходило. Затем вдруг пол под ногами тряхнуло, и я повалилась обратно на койку, едва не нажав на спуск револьвера. Ухватилась за блестящий поручень, снова прислушалась. Вагон снова дёрнулся, потом ещё раз и мерно задрожал, двигаясь уже ровнее.

Прежде я особо не задумывалась, как это – ехать на поезде. Думала, как на лошади, но, как видно, сильно ошибалась. Сидя на койке, я ощущала всем телом, как он набирает скорость, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Встала, подошла к окну, но чёрный дым заполнял станцию, не давая ничего разглядеть.

Внезапно дым поднялся вверх, исчезая в бледном жарком небе, и поезд вырвался на свободу. Окно расчистилось, и я прильнула к нему, ощущая лбом холодок стекла. Впервые в жизни пустыня не казалась бесконечной. Песчаные дюны мерно двигались, оставаясь позади, и радостная улыбка отозвалась болью в отбитой скуле. Впереди Изман!

Мягкий матрас уютно покачивался подо мной в такт движению. Солнце перешло на другую сторону вагона, и в купе воцарился приятный сумрак. Однако голодный желудок напоминал о себе недовольным урчанием. Я старалась, как могла, не обращать внимания, но ехать предстояло целую неделю. Рано или поздно покинуть купе всё равно придётся.

В проходе было оживлённо. Шикарно разодетые женщины сновали туда-сюда, а мужчины стояли у окон и перешучивались, хлопая друг друга по спине руками, унизанными перстнями. И как им не тяжело носить на себе столько золота? Стараясь не привлекать внимания, я скользнула мимо. Потрогала стену с красными тиснёными обоями и, спохватившись, сунула руку в карман. Пассажиру первого класса такое любопытство не пристало.

За спальным вагоном оказался бар, но совсем не такой, как убогая грязная забегаловка в Садзи, а залитый ярким светом. Тёмным был лишь потолок, затянутый клубами табачного дыма. Мужчины хохотали, рассевшись за карточным столом. Сжавшись, я проскочила мимо и толкнула дверь вагона-ресторана. Нерешительно замялась на пороге, но служащий в железнодорожной форме тут же подскочил и провёл меня к столику у окна.

Спинка кресла, обтянутого коричневой кожей, мягко обняла спину. С непривычки я принялась ёрзать, устраиваясь поудобнее, но кресло скрипело при каждом движении, привлекая удивлённые взгляды посетителей ресторана. Нет, лучше уж потерпеть. Бедно одетый паренёк в куфии среди разряженной публики и так привлекает слишком много внимания.

На столе передо мной появились расписные тарелки, доверху наполненные едой. Пугливо оглядевшись, не смотрит ли кто, я отодвинула куфию ото рта, поддела вилкой лапшу, сунула в рот… и едва не подавилась. Такие специи стоили у нас, в Пыль-Тропе, месячного заработка на фабрике. С трудом прожевав и проглотив, я стала набирать на вилку поменьше и скоро уже наворачивала пряное блюдо как ни в чём не бывало, прихлёбывая из бокала крепкую араку. Закончив, принялась с восторгом разглядывать узоры на тарелке, но её проворно убрали и заменили полной.

Одно блюдо следовало за другим. Проглотив последний кусочек медовой пахлавы и облизывая пальцы, я чувствовала, что вот-вот лопну. По телу разлилась усталость, глаза слипались.

Позволить себе роскошь переждать полуденную жару в постели за прохладными глиняными стенами в нашем нищем посёлке не мог никто, но богатые пассажиры явно чтили старинную традицию. Один за другим они затворялись в своих купе или блаженно откидывались в мягких креслах ресторана и прикрывали глаза.

Я тоже ушла к себе, заперла дверь и, скинув сапоги, повалилась на чистые простыни. До Измана неделя пути. Там придётся думать, как налаживать свою жизнь в большом городе, а пока можно отдохнуть и расслабиться.