Текст книги "Похититель разбитых сердец"

– У тебя уже есть гостиница на примете? – спросил эльф, когда мы тронулись. – Или ты квартиру собиралась снимать?

«Вот! Вот он момент истины! – вновь завопило инертное мышление. – Сейчас он тебя заманит… куда-нибудь!»

– Нет, – я пожала плечами. – Не было времени выбрать.

– Тогда не меняем адрес, все так же на проспект Мира, – сказал фиолетовоглазый таксисту, потом снова посмотрел на меня. – Не против тогда позавтракать? Там в центре есть несколько кафе, которые открыты уже с семи.

– Не против. Только если не очень дорого, – я виновато улыбнулась. – С деньгами у меня сейчас… пока… не очень.

– То есть я похож на мужчину, который не готов угостить прекрасную даму круассаном и чашечкой кофе? – показательно оскорбился эльф. – Это ты меня считаешь таким жмотом или таким негодяем?

– Просто не привыкла навязываться… – Я посмотрела в окно, постучала по стеклу кончиками пальцев и добавила тоном, который, надеюсь, получился безразличным: – Раз уж мы собираемся завтракать вместе… как там тебя зовут? А то знакомство было слишком… ммм, ярким. Не до имен.

Пришло время признать, что галлюцинация либо слишком правдоподобна, либо реальна. И тот, и другой случай требовал называть вещи – и незнакомцев из зеркал – своими именами.

Сид ловко подцепил с круглой деревяшки кусок пиццы и отправил мне на тарелку. Я же медленно тянула через трубочку морковный фреш со сливками и делала вид, что это для меня обычное утро. С пиццей на завтрак. В компании с красавцем-незнакомцем. В незнакомом городе. В Сибири. В полностью разобранных чувствах.

Идеальное комбо.

Девочку Элли закрутил вихрь и приземлил в Волшебной стране. В качестве Тотошки – ноутбук в рюкзаке, великий и ужасный Гудвин восседает напротив за столом и жует кусок пиццы «четыре сыра», впереди, судя по всему, опасности и приключения… Лишь одного не хватает, как сказал бы Страшила.

Немножечко ума.

Потому что, будь у меня ум, я бы никогда…

– По поводу сегодняшнего вечера, – эльф отхлебнул капучино и улыбнулся мне из-за чашки. Улыбка у него, кстати, была на редкость самодовольная. – Тебе удобно будет встретиться возле филармонии в семь?

– Даже не знаю, – я отвела глаза и посмотрела в окно за спиной Сида. Там уже ездили машины, куда-то шли редкие прохожие, город просыпался и оживал. Красноярск казался живым и настоящим, а не просто декорацией к моему неудачливому бегству. Так… странно. Казалось, будто я несколько лет не дышала, а тут вдруг научилась. И следом за мной весь мир вокруг стал наполняться яркими красками. – Как-то так сложилось, что у меня с собой нет ни вечернего платья, ни выходного костюма. Думаешь, меня пустят в оперу?

– Если я захочу, пустят, – Сид приподнял бровь, и я почему-то сразу и безоговорочно поверила: а ведь действительно пустят. Так же, как с бизнес-классом. Даже если я приду в футболке и джинсах, то все равно с поклоном проводят в ложу, выдадут крошечный позолоченный бинокль и программку. И ни на секунду не задумаются о том, что кто-то недостойно выглядит. – Но если ты действительно хочешь послушать, что там поют на сцене, выбери другой вечер.

– В смысле?

– Я сказал, что нам нужно в филармонию, а не на спектакль, – он притворно вздохнул. – Вы, люди, так привыкли соединять в сознании содержание и форму, что приходится все свои намерения прояснять по десять раз.

– Так и запишем, – отозвалась я, рисуя зубчиком вилки на поверхности сыра трехногого осьминога. – Ненавистник метонимий.

– Любительница языковых средств выразительности.

– Перед ЕГЭ вызубрила, – я пожала плечами. – Никогда не думала, кстати, что это знание мне когда-нибудь в жизни еще раз понадобится. А вот поди ж ты.

– Хорошая механическая память… – протянул Сид и прищурился, глядя на меня. Потом резко тряхнул головой. – Нет.

– Не веришь?

– Верю.

– Тогда почему «нет»?

– Это я о своем. Тебя не касается.

– Да? А что тогда меня касается?

– Сегодня в семь встречаемся, я тебя провожу к директору, и она все расскажет.

– Глядя на тебя, – я выпила последнюю каплю фреша и с сожалением уставилась в стакан, – никогда бы не подумала, что тебе нужны авторитеты. Чтобы что-то доказать или объяснить.

– А кто сказал, что они нужны мне? – Сид потянулся и зевнул. – Это тебе они нужны.

Но мысль развивать не стал, а вместо этого достал из кармана пустую визитку – ни имени, ни контактов – и быстро написал на ней несколько телефонов. Потом протянул мне:

– Если хочешь снять квартиру, то вот несколько номеров. Точно не знаю, какие сейчас свободны, но ты позвони на всякий случай.

– Спасибо. – Я не выдержала и тоже зевнула в ответ. – А они… проверенные?

– Да. – Сид поднялся, достал из кармана несколько купюр и положил на стол. – Проверенные и вполне надежные. Там обычно живут наши преподаватели.

– Надо же, – удивилась я. – Ты работаешь в школе? Или в университете?

– Почти, – ответил он. – То зеркала в самолетах бью, то лекции читаю. Скучная в целом жизнь. Так что до встречи вечером!

Шутливо поклонился мне и ушел.

И, клянусь, я даже услышала, как звякнули все стекла в кафе, когда гигантское самомнение Сида встрепенулось и распустило невидимый хвост.

Пока я смотрела вслед этому самодовольному то ли эльфу, то ли демону, официант принес мой десерт – эклеры с лимонно-лавандовым кремом – и еще одну чашку кофе. Я отхлебнула горько-пряной черноты и почувствовала себя так, будто время остановилось. В этот час, эту минуту, эту секунду, за столиком, на котором застыло пятно утреннего солнца, я необычайно четко это осознала.

Кончилась.

Моя прошлая жизнь кончилась.

Вне зависимости от того, надолго ли я здесь.

Даже если встреча в филармонии окажется банальной и бессмысленной.

Так, как было раньше, не будет никогда.

И в это самое раньше заглядывать было… страшно.

Как будто сейчас я сидела на условно «светлой» стороне, там, где не могло случиться ничего плохого. А обернуться назад… Это значило бы посмотреть в глаза темноте и чудовищам, которые обитали не только вокруг меня, но и внутри собственной души.

Нет.

Не хочу.

Я медленно откусила кусочек пирожного, прожевала его, прикрыв глаза, наслаждаясь каждым мгновением, и сдула с кончиков пальцев сахарную пудру.

Не хочу.

И не буду.

Сейчас допью кофе, попрошу счет и, наверно, даже осмелюсь позвонить по тем самым контактам, которые оставил Сид.

Я подхватила со стола визитку, крутанула ее между пальцами… и громко расхохоталась как сумасшедшая.

Да уж. Как раньше, точно не будет. Потому что вот уже больше десяти часов я провела без смартфона, и ни разу, ни единого разочка не задумалась об этом и не ощутила ни малейшего неудобства. Вот это «вау». Вот это настоящий цифровой детокс. Живые эмоции: шок, горе, удивление оказались такими сильными, что вытеснили желание следить за чужой жизнью и чужими событиями. Вдребезги разбитый телефон так и остался лежать там, в мусорном ведре, в квартире у Саши. Хотя, наверно, уже перекочевал в мусорный бак или даже держал путь на свалку. В посмертие погибших и выброшенных вещей.

И с чего мне тогда звонить?

С ладошки?

Денег после покупки билета в Красноярск и в свете отвалившихся учеников было настолько в обрез, что мысль о необходимости купить даже простую кнопочную звонилку заставляла меня ежиться и панически считать рубли. В этот момент официант подошел к столику:

– Что-нибудь еще?

И вместо того, чтобы попросить счет, я сказала:

– Простите, а в вашем кафе есть телефон? Оказывается, я свой забыла дома.

– Конечно, – кивнул официант. – Давайте я провожу вас за стойку.

По первому телефону мне никто не ответил.

Вторая квартира оказалась в центре города и слишком дорогая.

А вот с третьей, кажется, повезло.

И через час я уже ехала на электричке – всего за двадцать восемь рублей! – в еще один город с красивым названием Дивногорск. Всего час от Красноярска. На берегу Енисея. Дешево добираться. Что тут могло пойти не так?

– А вот тут у нас кухня! – радостно заявила хозяйка квартиры, распахивая дверь. – Слегка не убрано, но чем богаты…

В «слегка не убранной» кухне окно было плотно заклеено красным скотчем, и поэтому крошечный закуток в пять квадратных метров казался прибежищем Сатаны. Весь стол был завален исписанными листами бумаги, они же лежали на подоконнике и батарее, и на полу, и даже из полуоткрытого выключенного холодильника тоже выглядывал образец эпистолярного жанра.

– Что… это? – осторожно спросила я.

– Да здесь девочка, тоже из этого вашего института, жила… Съехала скоропостижно, часть вещей с собой не забрала, а я закрутилась, все думала завтра, завтра уберу… Тут ты звонишь – и уж некогда прибирать. Верно ведь?

Хозяйка квартиры мило улыбалась, и даже это «ты» не особо меня задевало, настолько оно казалось естественным и к месту… Но что-то все равно не давало покоя. Квартира была в хрущевке, в районе, как будто отставшем от времени на двадцать-тридцать лет. Когда я шла к нужному подъезду, то и дело сверяясь с записанным на салфетке адресом, даже увидела работающую таксофонную будку – там, внутри, кто-то стоял и реально говорил, прижимая к уху коричневую трубку. Как будто в декорациях к старому фильму. Мужики на скамейке играли в домино, дворовые кошки дремали под столом для настольного тенниса, лениво поводя ушами, тетенька в бигудях орала из окна на всю улицу: «Вадик! Ва-а-а-адик! Иди домой кушать!»

В подъезде пахло кошками, и лампочка на первом этаже не горела, зато квартирка за двумя крепкими дверями оказалась маленькой, но уютной. Вся нужная мебель, и неплохая стиралка, и милые занавески на окне, а главное – цена. Гораздо меньше, чем я ожидала. Ровно то, что я могла себе позволить. И я было твердо решила, что сниму ее – тем более совсем недалеко до электрички и, если что, до Красноярска добираться легко… Пока не увидела этот красный скотч.

– Если будешь въезжать, так я тебе убраться помогу, – продолжала улыбаться хозяйка. Маленькая, круглая, с румяными щеками, натуральный колобок. – Прям сегодня вечером и помогу.

– Не надо, – почему-то ответила я. Наверно, потому что хотелось побыть одной. К тому же на сегодняшний вечер у меня уже были планы.

– Так что, договорились? – не отставала она.

Я вздохнула. Шагнула к окну, потянула на себя одну из красных лент… Отходя от стекла, скотч невыразимо противно затрещал, так, что мне показалось, еще секунда – и сбегу отсюда прочь, прыгну в Енисей, напрошусь в тихий подводный мир на пээмжэ и буду потом рассказывать всем русалкам, что именно стало последней каплей в моей нелепой наземной жизни. Даже не хруст пенопласта. А треск скотча. Дешевка!

– Договорились, – твердо сказала я. – Если залог разобьете.

– Вот и отлично, вот и ладненько, – засуетилась хозяйка и побежала в прихожую. Крикнула оттуда: – У меня уже и договор приготовлен… зачем нам эти риелторы… кровопийцы-обманщики… верно? Давай в комнату!

«Абсолютно незачем», – подумала я, подписала договор на аренду, притулившись на скрипучем старом стуле, получила ключи, отдала деньги – в отсутствие телефона и доступа к интернет-банку наличные очень пригодились! – и через десять минут наконец осознала, что самый насущный вопрос – с жильем – закрыт.

Здравый смысл утверждал, что теперь стоит прилечь и поспать хотя бы пару часов, чтобы вечером не быть вареным оладиком. Но любопытство победило, и я пошла разведывать дорогу к ближайшему магазину. А возвращаясь домой с хлебом, чаем, пряниками и замороженными куриными крыльями, наткнулась на соседку по лестничной площадке.

– Здрасте! – пискнула я, пытаясь быстро и независимо повернуть ключ в замке. Но тот, как водится, назло застрял и подыгрывать мне упорно не желал.

– Еще одна… – вздохнула соседка, похожая на высушенную рыбину, и смерила меня неприязненным взглядом. – Только в прошлую пятницу одну в морг увезли, теперь вторая заехала.

И вдоволь насладившись моим обалдевшим видом, уплыла к себе.

Я же осталась на пороге квартиры, сумев наконец справиться с замком…

Только вот внутрь уже не особо хотелось.

Заходить в квартиру было страшно, стоять в дверях – глупо, телефона, чтобы позвонить хозяйке и срочно все переиграть, у меня не было, поэтому пришлось призвать на помощь отчаяние и логику.

Отчаяние – потому что бежать куда-нибудь и там страдать сейчас было решительно невозможно. Бежать некуда, а страдалка слишком устала за последние несколько дней и отключилась в самый ответственный момент.

Логику – потому что я не в фильме ужасов, а в маленьком сибирском городке на меньше чем тридцать тысяч человек, с двумя автобусными маршрутами, первый из которых идет до городской свалки и стрельбища, и второй ровно туда же. Интуиция подсказывала, что развлечений тут не особенно много, а вот сделать соседке гадость – какое-никакое, а веселье. Может так быть, что кто-то просто завидует дополнительному доходу от сдачи квартиры и специально выживает жильцов? Может. Может так быть, что кто-то раздул из мухи слона? Может. Может быть что угодно. Главное, выяснить, что тут правда, а что…

К тому же видели мы уже одного «мертвого» в дружеских соцсетях. Буквально вот недавно.

При этом воспоминании я так разозлилась, что шагнула в прихожую, захлопнула за собой дверь, решительно прошла в комнату и уселась по-турецки на пол рядом с рюкзаком. Рядом, из-под старенького потертого кресла, торчал уголок бумажного листа. Я зачем-то подцепила его и потянула. Такой же, как и на кухне, плотно исписанный мелким угловатым почерком. Чтобы хотя бы несколько минут не думать: «Ну, и что мне теперь делать в потенциально нехорошей квартире?» – я углубилась в чтение. Тем более что все равно ни черного кота, ни примуса рядом не наблюдалось, масло на трамвайные пути по дороге сюда никто не разливал, Патриаршие пруды остались в далекой Москве, и этот сценарий про вмешательство дьявола в мою жизнь отметался.

Через пару минут я отложила листок в сторону и потерла виски.

Перед глазами плыло, как будто я решила почитать слишком мелкий шрифт без очков… Хотя стоп. Очки я никогда не носила. Откуда вообще эта мысль-то?

Треть слов из написанного я понимала, но они складывались в какие-то странные конструкции, которых ни в русском языке, ни в других знакомых я никогда раньше не встречала.

Еще треть была терминами. Похоже на латынь.

И еще треть – пяти– и шестизначными числами, обозначающими, судя по всему, какие-то действия, но для того, кто не знал ключа к их генерации, абсолютно бесполезные.

Больше всего прочитанное походило на… алхимию. Алхимию на современный лад. Как если бы создатель философского камня решил перевести архаичный трактат на язык сегодняшней науки. Причем не самый прилежный и аккуратный создатель, потому что на листке было полно помарок, зачеркнутых фраз, правок и примечаний на чистейшем, местами русском языке. Собственно, это была единственно понятная мне часть сочинения. Жаль только, что состояла она в основном из слов типа «блин», «опять фигня», «на хрен это нужно?», «wtf» и прочей экспрессии.

А еще… Я прикрыла глаза. Да, точно. Несмотря на то что я мало понимала – ну, кроме того, что какую-то субстанцию нужно было трансформировать в другую субстанцию по нескольким формулам, – общая композиция и ощущение от написанного здорово напоминали мне собственные рисунки. Те самые темные города с химерами. Многослойные, многоуровневые, замысловатые, которые начинаются с одного сложного завитка, а потом разрастаются на весь лист. Кто бы ни написал это, он явно мыслил… похоже.

Так.

Ладно.

Я сложила лист и положила в рюкзак, отнесла пакет с куриными крыльями на кухню и сунула их в морозилку, стараясь не глядеть по сторонам, прошла в ванную и внимательно посмотрела на себя в зеркало.

– Ну что? – спросила я и постучала кончиком пальца по раме. – Давай-ка спросим Сида про это место… и зачем он мне его порекомендовал.

А потом, подхватив рюкзак, отправилась в Красноярск.

Придется пошататься несколько часов по улицам, но все лучше, чем оставаться здесь. Тем более что сна у меня уже не было ни в одном глазу.

Обойдя вокруг филармонии раз пять, я так до конца и не определилась, что именно она мне напоминает. Нет, замысел архитектора читался очень явно: открытый рояль, и по размеру, и по форме, кстати, напоминающий своего южного «брата» – Ростовский музыкальный театр. Но если смотреть со стороны главного входа, то очертания крыши смазывались, и здание больше походило на сложенную из прозрачных и непрозрачных кубиков великанскую игрушку. По мне, слишком громоздкая и жесткая геометрия, чтобы внутри могла водиться нежная музыка. Единственный жанр, который идеально просился в эти стены, – марши.

Которые мне, кстати, не доведется послушать, ведь Сид не обещал мне билета на концерт.

Ну, не страшно.

Лишь бы сам пришел.

Я закусила губу. Все эти архитектурные размышления и круги, которые я наворачивала вокруг филармонии, имели лишь один мотив: занять мозг, чтобы тот не производил тревогу.

Но получалось не слишком хорошо.

Чем ближе к семи, тем сильнее я волновалась.

Боялась, что эльф не придет.

Ведь я же даже не смогу позвонить или написать ему, верно?

Я не спросила его номера, не найду его в соцсетях – да его, скорее всего, и нет там. Я ничего о нем не знаю…

«В таком случае почему ты так переживаешь? – ехидно поинтересовался внутренний голос. – Даже если он не придет сегодня и останется тем же почти-незнакомцем, как и был до этого… Тебя это настолько волнует? Довез до города, накормил завтраком, нашел квартиру… уже неплохо, верно?»

Нет.

Я пыталась убедить себя, что у меня есть как минимум одна веская причина настойчиво желать этой встречи. Надо же расспросить про ту самую квартиру! Просто жизненно необходимо. Из соображений безопасности. Ведь так, да?

Однако еще стоило признаться себе, что Сид меня зацепил. Несмотря на всю свою нереальность, на самомнение, на бредовость того, о чем он говорил…

– Яна! – не выдержала я. Люблю поговорить сама с собой в драматические моменты. – Неужто тебя мужчина заинтересовал? Давненько такого в нашей деревне не было!

– Чего именно не было? – поинтересовался голос за спиной, я натурально подпрыгнула, повернулась и обнаружила фиолетовоглазого. Легок на помине.

– Культурной программы, – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Такой богатой.

И для убедительности плавно развела ладони в стороны, демонстрируя богатство этой самой программы. Помимо громады из стекла и бетона в нее входил еще красный скотч и слухи о моргах, но Сид пока еще об этом не знал.

– Пошли? – кивнул он в сторону от главного входа. – Нам туда.

– Пошли, – согласилась я и решила пока не спрашивать ни о чем. Сначала выясню, зачем мы здесь, а потом уже разберусь с вопросами.

Решение это прожило примерно полминуты, до того момента, как мы завернули за угол и там обнаружилась лестница из черного полированного мрамора… Длинная лестница на несколько пролетов, которой точно не было здесь еще десять минут назад. И двадцать минут назад тоже не было.

Сначала я подумала, что это какая-то иллюзия, странный оптический эффект, но Сид уверенно прошел вперед и поставил ногу на первую ступеньку. Потом обернулся ко мне:

– Ты не против взять меня под руку?

– Н… не против. – Проклятая лестница одним фактом своего существования проявляла пассивную агрессию и вела себя по всем правилам газлайтинга. То есть упорно убеждала в том, что с головой у меня явный непорядок. Потому что сложно пять раз пройти мимо и не заметить такой выдающийся архитектурный элемент. – А зачем? Ты решил, что раз мы не в вечерних нарядах, то будем хотя бы вести себя как дама и кавалер на званом вечере?

– Нет, – ответил Сид и ослепительно улыбнулся. – Просто некоторые с нее падают. Были прецеденты.

– Как это… падают? – глупый вопрос, но почему-то он показался мне важным.

– Качественно убеждают себя в том, что это иллюзия. Так что держись и лучше не смотри под ноги.

– А это не иллюзия?

– Нет, – Сид потянул меня вверх по ступенькам. – И это – тоже нет.

Я подняла глаза и увидела, как по стене филармонии идет зеркальная волна, и оконные стекла выворачиваются, ощетиниваются осколками, как чешуя боевого ящера, а потом снова становятся гладкими. Черно-фиолетовыми, словно ночное облачное небо, с то и дело пробегающими по всему фасаду молниями. Воздух потрескивал, будто от статического электричества, но грозой и не пахло.

Пахло фиалками.

И волшебством.

Глава 4. Кабинеты и каланхоэ

По дороге в кабинет директора я молчала. Сид тоже не спешил комментировать внутренние интерьеры этой самой «филармонии». Только изредка поглядывал на меня и улыбался краешком рта. Наверно, оценивал, насколько мои глаза округлились от удивления.

Внутри здание оказалось еще более странным, чем снаружи.

Была в здешнем холле и коридорах какая-то неправильность, тот самый поворот реальности на одно деление, который разумом еще не улавливается, а лишь чувствуется интуицией и постепенно накручивает нервы на невидимый стержень с шипами.

Однако через несколько минут я все же сумела вычислить самое пугающее из интерьерных решений. Симметричную асимметрию. Почти ни одна люстра, ни одна дверная ручка, ни одна картина на стене, ни один барельеф не были правильной формы. Все они казались перекошенными, оборванными, недоделанными, недосказанными. На первый взгляд. Однако почти все поверхности здесь: и пол, и потолок, и стены – были сделаны из гладких, полупрозрачных материалов. Камень, стекло, пластик. И если не фиксировать взгляд только на самом предмете, но оценивать его вместе с отражением, то недосказанность уходила и становился понятным замысел дизайнера. У реальности будто появилось еще одно измерение, с завораживающей магией калейдоскопа, знакомой каждому с детства. Когда из горсти цветных стекляшек и бусинок рождается удивительный мир, который можно разглядывать часами.

В тот момент, когда я это поняла, как будто какая-то деталь в голове встала на место. Я даже услышала – или представила себе, что услышала – тихий звон-щелчок. Оп – глаза перестали слезиться, и нервное напряжение ушло. Я наконец нашла в себе силы улыбнуться Сиду в ответ и спросить:

– А почему тут никого нет?

– Во-первых, вечер рабочего дня. Во-вторых, большинство на выездной практике.

– О, студенческая практика, – я прищурилась, вспоминая, как несколько лет назад нашу группу на целый месяц отправили сметать пыль с черепков в древний Танаис. Палатки, вечерние посиделки у костра, тысячелетние камни под ногами, тропинки, по которым ходил сам Тур Хейердал, когда приезжал сюда на раскопки, ночные птицы и свобода. В степи пахло полынью, а небо было оглушающе бездонным. Наверно, именно тогда мне в последний раз было настолько хорошо и спокойно, насколько это вообще возможно. – Романтика! А почему осенью?

– Потому что она входит в программу первого семестра, – задумчиво проговорил Сид. – Как и этот филиал.

– Ого, – я закинула голову и посмотрела на очередной странный плафон над головой, похожий на дохлого хрустального осьминога. – А их типа много? Филиалов?

– Много, – коротко ответил эльф и махнул рукой на дверь впереди. – Кстати, мы почти пришли.

– А эта директор… она…

– Не волнуйся, она точно не откусывает людям головы, – Сид покровительственно похлопал меня по плечу. – И я ее предупредил о твоем приходе.

– Знаешь, – задумчиво сказала я. – Я тут осмотрелась и поняла, что хватило бы просто привести меня сюда. Ну чтобы убедить в том, что ты не галлюцинация и не иллюзия.

– Поздно! – развел руками эльф. – Аудиенция уже назначена, и не нам ее отменять. Но ты не бойся, я тебя защищу… если что.

– Если что… – пробормотала я. – А ты умеешь успокоить!

И шагнула к двери.

За дверью обнаружился кабинет с огромным столом из черного дерева. По бокам от него до самого потолка воздвигались массивные шкафы с документами. За стеклянными дверцами теснились кожаные папки, книги и хрустальные бутыльки разных форм и размеров. И в каждом из них таилась… чернота.

Она клубилась и перетекала там, внутри, кружилась и меняла форму, оставаясь при этом абсолютно неподвижной. Чернота завораживала и приковывала взгляд, а если сосредоточиться, то становился слышен ее шепот. Шелест. Шорох. Ш-ш-шшшш…

– Добрый день, Яна, – сказали мне, и я с трудом отвела взгляд от шкафа.

Директриса – или правильнее было назвать ее директор, повторяя формулировку Сида? – стояла у окна, сложив на груди руки, и смотрела на меня с явным интересом. Худая, с длинным носом и тонкими губами, с собранными на затылке волосами, в юбке-карандаше и строгом пиджаке, она выглядела как икона образа «строгая училка – мечта поэта». Только очков для полноты картины не хватало.

– Добрый день… или вечер, – ответила я, переступив с ноги на ногу.

Ни одного стула для посетителей в кабинете не было.

Зато под подошвами ботинок пружинил мягкий ковер с толстым ворсом.

Вот как, значит, выглядит в материальном воплощении «приглашение на ковер».

– Рада тебя видеть. – Вместо того чтобы сесть в свое кожаное кресло, директриса быстрым, плавным змеиным движением «обтекла» стол и протянула руку. – Меня зовут Элина Викторовна.

– Я… Яна. Вы и так знаете.

– Сиэннейд немного рассказал о тебе.

– Да? – я оглянулась на эльфа. Он стоял, прислонившись спиной к уже закрытой двери – и когда успел? Ни звука шагов, ни скрипа у себя за спиной я не слышала. Весь скучающий вид фиолетовоглазого говорил: «Я свое дело сделал, теперь вы уж как-нибудь сами».

– И, признаться, заинтересовал меня, – Элина Викторовна растянула губы в улыбке. От теплого выражения на ее змеином лице меня почему-то прошиб холодный пот. Задрожали колени и срочно захотелось убраться отсюда как можно дальше. Пусть даже в красную кухню со скотчем на окнах, лишь бы директриса не смотрела на меня так… так…

– И? – она наконец отвела взгляд и посмотрела на Сида поверх моего плеча.

– Что «и»? – безразлично отозвался он.

– Ничего не хочешь объяснить?

– Нет.

– Может быть… – тихо проговорила я, надеясь, что голос не слишком заметно дрожит. – Может, все-таки кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит?

– В данный момент – ничего, – усмехнулась директриса. Все-таки это слово с шипящим «ссс» на конце гораздо больше ей подходило. – Но…

– Забери у нее тьму. – Сид подошел ко мне и положил ладонь на плечо. Как будто защищал. – И не накручивай девушку лишний раз.

– Что же ты сам этого не сделал? – Элина Викторовна приподняла брови.

– Не хотел рисковать.

– Боялся доломать? – она быстро склонила голову набок, снова обшарила мое лицо цепким взглядом и подняла руки к груди резким движением, словно гигантский богомол. – Может, тогда к нам ее?..

– Семестр уже начался, – перебил ее эльф.

– Когда это ты стал поборником учебного плана?

– Недавно, но тебя это не касается.

– Что. Здесь. Происходит? – прошептала я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Изнутри снова поднималась боль, в груди плескалось отчаяние, и жгучая обида, и сожаление, и…

– У тебя разбито сердце, – развела руками директриса, и я поняла, что еще немного, и я просто закричу. Как чайка-паникер. Ааааа! Жаль, что по кругу летать не получится. Далось им всем мое сердце, а? – И осколки плавают во тьме. Эту тьму можно забрать…

Она повела рукой в сторону ближайшего шкафа. Бутыльки. Пузырьки. Маленькие колбы с чернотой. Может, я не случайно услышала их? Может, у меня внутри действительно что-то… похожее?

– А что я должна сделать взамен? – пробормотала я. – Отдать душу? Выполнить любое желание? Пообещать то, что дома не знаю?

– Ничего, – отрезал Сид. – Как я и говорил, мы заберем твою тьму. И тебе станет легче. Намного. Как раз настолько, чтобы начать новую жизнь на новом месте.

– И всё?

– И всё, – кивнул он.

– Не могу не предупредить тебя, Яна, что Сиэннейд немного недоговаривает. – Элина Викторовна вернулась к своему креслу и медленно опустилась за стол. Сложила ладони домиком и… подмигнула.

– Недоговариваю в твоих интересах, между прочим, – тут же уточнил эльф. – Некоторых слонов лучше есть по кусочкам, а информацию получать дозированно. Иначе можно получить заворот мозгов.

– Некоторые вещи я все же предпочла бы знать заранее, – зло ответила я. – Например, зачем ты дал мне рекомендацию квартирной хозяйки, у которой умирают жильцы?

Бэмс. Вот уж отбила мяч так отбила.

И даже не «в молоко».

Теперь Сид и Элина выглядели одинаково удивленными. Не то чтобы в этом разговоре у меня была возможность получить хоть какое-то значимое преимущество, но хотя бы насладиться видом высоко поднятых эльфийских бровей – уже приятно.

– Ты что, отправил Яну к Ивашовой? Она что, начала селить у себя студентов?

– Магистров.

– Не важно.

– Да.

– Почему я об этом не знаю?

– Потому что невозможно знать все обо всем, хоть тебе и хочется?

– То есть она действительно умерла? – вклинилась я в этот милый обмен вопросами. А что, имею право. Как минимум в течение ближайшего месяца, который оплачен вперед.

– Действительно, – как ни в чем не бывало ответила Элина Владимировна. Почему-то я думала, что они начнут отнекиваться и уходить от темы, но голос директрисы звучал так банально, как будто ее спрашивали про погоду на прошлой неделе. – Но если тебя это волнует, ни квартирная хозяйка, ни квартира не имеют к смерти девушки никакого отношения. Так что можешь спокойно там жить.

– А… что имеет отношение? – Я почему-то не могла не спросить, хотя чувство самосохранения утверждало, что диалог лучше на этом свернуть, тьму из души отдать и отправляться подобру-поздорову в новую жизнь.

– Извини, подробностей я тебе не скажу, – так же спокойно отозвалась Элина. – Вот если бы ты хотела поступить к нам…

– Она не хочет, – снова вмешался Сид.

– Не решай за нее, – зашипела директриса, и я явственно расслышала за ее словами змеиный голос, пусть даже в этой фразе не было ни одного звука «с».

Вместо того чтобы продолжать расспросы, я молча посмотрела на Сида. Сейчас он выглядел таким же спокойным, самодовольным и значимым, как и утром в кафе, но за спиной у него как будто появилась вторая тень. Страх из ночных кошмаров, осколки из разбитого зеркала, прошлое, которое режет сильнее ножа. Призрак моих придуманных городов. Такой же, как и в записях, которые я нашла в квартире. Где-то с минуту он так же молча разглядывал меня, потом прищурился и улыбнулся, медленно растягивая губы.

– Ладно, – сказал Сид. – Я не только преподаю в нашей академии, но и работаю скаутом. Ищу талантливых абитуриентов и предлагаю им сюда поступить. По тебе сразу видно, что ты вполне могла бы учиться у нас… Поэтому Элина негодует, что я не прорекламировал тебе наше чудесное, волшебное, невообразимое заведение.

– Ну… – я не знала, что сказать. Пожалуй, в мои планы пока не входило бросаться в очередные объятия высшей школы. Тут работу бы найти.