Текст книги "Первая дочь"

4

БЛИЗИЛСЯ ДЕНЬ ПОХОРОН короля Ансела, и с окраин страны люди начали стекаться к ее центру. Паломничество в сердце Сейлока предпринималось для того, чтобы почтить память покойного государя. Вокруг королевской деревни образовалось радужное кольцо, в котором были представлены цвета всех кланов – золотой Адьяра, красный Берна, синий Долфиса, оранжевый Эббы, коричневый Йорана и зеленый Лиока. Прибывшие устраивали стоянки, надевали лучшие наряды и ждали начала королевской процессии. Скорбящие жители Сейлока в красочных нарядах и с обрезанными косами выстроились вдоль поднимавшейся к Храмовой горе длинной дороги. То был единственный путь к храму и королевскому дворцу, по которому бы не приходилось карабкаться на скалы и петлять по горным тропам.

Когда умирал король Сейлока, то по традиции мужчины всех кланов обрезали в знак скорби волосы. Длинные толстые косы, прежде лежавшие на спинах, исчезали. Косу разрешалось растить в течение правления одного короля, затем она срезалась в знак окончания одной эры и начала другой. В Сейлоке продолжительность правления короля можно было определить по длине волос его воинов. Воины кланов по очереди клали свои косы на гроб короля, когда траурная повозка проезжала мимо. Ансел из Адьяра был королем Сейлока двадцать лет, и у его воинов выросли длинные косы.

От женщин обрезание волос не требовалось, но многие в знак траура и уважения, а также личной утраты следовали примеру мужчин. В то утро благородную голову королевы покрывал ежик седеющих волос; в процессии она шла за влекомой лошадьми повозкой с телом супруга, которое покоилось в покрытом знаменами гробу. С краев повозки свешивались косы подданных самой разной расцветки и длины. Люди рыдали, некоторые женщины отворачивались – им было стыдно своей суетности, из-за которой они не остригли волосы.

Хранители Сейлока вовсе не носили волос. Они брили головы, демонстрируя полную обособленность от короля и его подданных. Мастер Айво, сияя лысой головой, возглавлял процессию; старшие хранители шли следом, остальные двигались за ними двумя шеренгами. Их лиловые одеяния служили напоминанием независимости от любого клана. Байра с ними не было. Хранителем он не являлся, даже не стал пока послушником, но по традиции его тонкую косичку срезали под корень. Когда Дагмар и остальные хранители ушли, мальчик забрался на башенку северной стены и пожирал глазами многоцветное море, раскинувшееся внизу, неторопливое шествие жителей Сейлока, могучих ярлов и хранителей. Процессия спускалась по длинной дороге, уводящей от храма и дворца.

Замыкавшие шествие ярлы расположились в соответствии с местом в очереди на престол. Первым ехал Банрууд из Берна, последним Айдар из Адьяра – как сын покойного короля, он оказался самым удаленным от власти.

– Сейлок, – прошептал Байр.

Он всегда произносил это слово с тем же благоговением, что и Дагмар. Мальчик взирал на пышное зрелище, и от изумления и гордости у него теснилось в груди. Но сильнее всего его взгляд притягивал крупный мужчина в красном с каштановыми волосами и красивым лицом, высоко державший свое знамя.

– Б-бан-рууд из Берна, – произнес Байр, пробуя выговорить имя, пока никто не слышит.

Новый король будет избран из Берна, и это заинтриговало Байра. Ярлы ехали на боевых конях, держа знамена своих кланов. Люди ахали и восхищались их мужеством и великолепием не меньше смотревшего со стены мальчишки. Но Байр находился далеко и не мог слышать их разговоров. А между тем среди зрителей ползли сплетни и кривотолки. Боги Сейлока послали королю Анселу внезапную безжалостную смерь, и люди гадали, будет ли новый король соответствовать требованиям богов – или времени.

Весь день ушел на то, чтобы неторопливо обогнуть по кругу королевскую деревню, а когда шествие закончилось, ярлы и королевская стража сопроводили гроб с телом и леди-королеву в Адьяр, откуда король Ансел на пылающей погребальной ладье отправится в море, омывающее его земли; там и закончится его путешествие.

Шесть недель хранители Сейлока будут вопрошать богов и взывать к королям минувшего, прося мудрости и просветления. Ярлов пригласят на совещание в храм, и каждый из них выскажет свое мнение, а потом хранители снова уединятся. По прошествии шести недель мастер Айво и все хранители Сейлока в лиловой одежде опять пройдут вокруг деревни, а за ними на коне будет ехать новый король. Народ, разодевшись в цвета своих кланов, соберется снова, на этот раз – чтобы увидеть нового государя.

Байр спрашивал, как проходят выборы нового короля, и Дагмар отвечал степенно и коротко. Мальчику хотелось узнать все до мельчайших подробностей, включая все непредвиденные обстоятельства и способы справиться с ними. Особенно ему хотелось побольше услышать про Банрууда из Берна.

Притянув племянника поближе, Дагмар растолковал ему что мог, но Байр видел озабоченность в дядином взгляде, натянутость улыбки и скованность в движениях. Мальчик еще раньше подметил, что дядя стал молиться дольше, а на его ладонях появились свежие порезы. Дагмар часто оставлял Байра, уходил в лес, снова и снова чертил руны. Он объяснял, что деревья иногда шепотом учат его мудрости, но их не слышно, когда Байр рядом. Мальчик хмурился и недоумевал, ведь он передвигался очень тихо, когда пробовал ходить за Дагмаром, держась на расстоянии, но дядя всегда знал, что он рядом, и отправлял домой.

Глядя на широкую спину ярла Банрууда, Байр вдруг подумал: а каково это – быть королем, правителем Сейлока? Никто не смог бы оставить его дома или таить от него секреты. Дагмару пришлось бы согласиться на совместные прогулки по лесу, стоит только пожелать.

Каково это – быть королем? Он встряхнулся, отгоняя назойливую мысль. Ему бы не хотелось указывать другим, что делать, не хотелось, чтобы шесть кланов ждали от него повелений, не хотелось приказывать, произносить красивые речи и сидеть на троне. Ему бы не хотелось становиться королем. Нисколечко. Он рассмеялся и встал, балансируя на парапете, словно за ним и не было пропасти глубиной в сотню футов.

– Д-да з-здравствует Б-банрууд из Б-б-берна, след-д-дующий к-король Сейлока! – крикнул Байр ветру.

Он был благодарен богам за то, что все устроено именно так, что он всего лишь мальчишка, скачущий по парапету, пока его никто не видит.

* * *

Банрууд был уверен, что получит поддержку ярлов – хотя бы потому, что все они одобряли те случаи, когда ярл становился королем. Но каждый слышал шепотки и пересуды в толпе, и ярлы сочли уместным помучить Банрууда россказнями о мальчике из храма. Ярлов объединяли наследственные титулы и желание видеть Сейлок процветающим – ради собственного благополучия и могущества. На самом деле никому Банрууд особо не нравился, и никто не расстроился бы, откажи хранители ему в престоле. Собрались они в Берне, во владениях Банрууда, и дожидались вестей от хранителей, которые пригласят их в храм на голосование и коронуют нового государя. Тем временем Банрууд постепенно терял терпение. Они ели его мясо, пили его вино, спали на его кроватях и ухлестывали за его служанками. А за трапезой неизменно возвращались к одному и тому же разговору.

– Говорят, мальчик из храма повстречался с медведем и отбился от целой стаи волков, – буркнул Лотгар, ярл Лиока. В кулаке он держал бедро цыпленка, и рот ярла лоснился от жира.

– Он голыми руками убил дикого вепря. Мой брат это видел, – добавил Эрскин, ярл Эббы, с отвращением глядя на жирные губы Лотгара. – Ухватил зверя за клыки и раскрутил. А когда отпустил, вепрь ударился о дерево и больше не поднялся.

– Эрскин, он всего лишь мальчишка! – зарычал Банрууд на ярла Эббы.

– Да. Мальчишка. Семи лет. Но говорят, что для своего возраста очень большой и невероятно сильный, – вставил Лотгар, не поднимая глаз от еды.

Банрууд усмехнулся. Семилетний мальчонка не может быть королем. И у него нет клана.

– Его зовут Байр. Можно подумать, что он из Берна, – предположил Дирт из Долфиса, выгнув густую черную бровь и вызывающе глядя на Банрууда.

Если мальчишка из Берна, то Банрууд должен заявить на него свои права. И если он действительно из Берна, то может стать королем.

– Моя королева-мать рассказывала, что парень одной рукой убрал алтарь с тела отца. Его не смогли бы сдвинуть с места трое мужчин, – со спокойным достоинством сообщил Айдан, ярл Адьяра и сын покойного короля.

Четыре пары глаз уставились на молодого ярла. У Айдана не было шансов стать королем. Сто лет или больше может пройти, пока корона вернется к выходцу из Адьяра, и Айдан уже будет в земле. Это делало его слова более весомыми.

– Солдаты на Храмовой горе говорят, что он одолел горного льва. И взбирался к орлиному гнезду по самым высоким скалам. Ездил на дикой лошади и приручил ее. Вы понимаете, что это значит? – бесстрастно спросил Айдан.

Все ждали, что Айдан им объяснит. Самый младший из них, ярл Адьяра втайне наслаждался общим вниманием.

– Адьяр – орел. Эбба – вепрь. Лиок – лев. Берн – медведь. Йоран – конь. Долфис – волк. Он победил их всех. Верховный хранитель считает, что мальчику суждено стать королем и править всеми кланами, – разъяснил Айдан.

– Он ребенок. И без клана! Он не может быть королем, – прорычал Банрууд.

Явно наслаждаясь гневом Банрууда, Айдан медленно кивнул. Ему никогда не нравился ярл Берна. Он винил Банрууда в страданиях своей сестры. Даже сейчас она лежала в комнате над ними, собираясь родить еще одного мертвого младенца. За семь лет она произвела на свет четырех мальчиков, и все родились бездыханными. С каждыми родами в Банрууде крепло желание, чтобы вместо ребенка умерла жена. Она страшно его разочаровала. Быть может, на этот раз родится дочь? Банрууд ухмыльнулся собственным мыслям, и собравшиеся за столом восприняли снисходительный смешок как веский довод.

Айдан расхохотался.

– Не волнуйся, Банрууд, брат мой. Ты будешь королем, как и рассчитывал.

Глаза ярлов снова устремились на Айдана. Смилостивившись, он сообщил:

– Мальчик из храма – слабоумный.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Дирт из Долфиса.

Говорил он негромко, но взгляд был пристальным. Берн стоял первым в очереди на трон, но клан Долфиса следовал за ним, и мальчик интересовал Дирта не меньше, чем Банрууда.

– Я хочу сказать, что он наделен сверхчеловеческой силой, но едва способен выговорить целое предложение. Он заикается, если вообще разговаривает, – закончил Айдан, и губы его скривились в ухмылке.

Банрууд облегченно вздохнул, а Дирт от радости запустил кубком в стену. Однако начисто избавиться от пугающих раздумий Банрууд никак не мог. Адьяр – орел. Эбба – кабан. Лиок – лев. Берн – медведь. Йоран – конь. Долфис – волк. Мальчишка победил их всех. Верховный хранитель считает, что ему суждено стать королем и править всеми кланами. Если Айдан просто хотел привести его в бешенство, это одно. Но если верховный хранитель благоволит к мальчику и считает, что он призван богами, то все потеряно.

Снова заговорил Эрскин:

– Для спасения Сейлока не нужна сверхъестественная сила. Пусть даже этот ребенок могуч, как Тор.

– Нам нужны женщины. Семь лет прошло, а в кланах не родилось ни одной девчонки, – проворчал Лотгар, продолжая жевать. – Только женщины спасут Сейлок. Даже если придется их украсть.

И они крали. Эрскин из Эббы и Йаак из Йорана плавали в южные страны, нападали на деревни, хватали женщин, уводили на корабли и везли в кланы. Такие набеги были делом опасным, и мужчины с Побережий не считали похищение своих женщин пустяком. К тому же краденые невесты рожали только сыновей, как и женщины Сейлока.

Для ярла Йорана последний набег кончился плохо. Он пал в бою на далеком берегу, и сейчас его племя выбирало нового ярла. Дабы избежать той же участи, Банрууд и Дирт решили не красть женщин, а выкупать, рассчитывая избежать войны с истландцами. Они привезли домой пару дюжин дев, в основном рабынь, но уроженки Истландии быстро положили конец их надеждам. Женщины им достались болезненные, некрасивые и к тому же недешевые. Не самый лучший материал на племя. Трое из них умерли по пути в Сейлок.

У Банрууда не было дочерей. И сыновей тоже. Была жена, которая пробовала дать ему и тех и других, но ничего не получалось. Сына ему могла родить Дездемона, но Банрууд предпочел расположение короля, а не ее отца. Он вспомнил прекрасную Дездемону, ее черные волосы и лукавую улыбку. Ее отец приходил и, негодуя на расторгнутую помолвку, обвинял Банрууда в смерти дочери. Банрууд хотел убить Дреда из Долфиса, но ярл Долфиса потребовал бы виры за потерю одного из лучших своих воинов. Вместо этого Банрууд дал Дреду мешок золота и с тех пор об отце Дездемоны не слышал.

Оставив обеденный зал и столы, ломящиеся от яств и вина, Банрууд поднялся в комнату, где рожала жена. Помещение пропахло потом и нюхательными солями, и он поморщился, подойдя к кровати. Ярл не спал в ней целую вечность. Повитуха Агнес заставляла Аланну оставаться в постели большую часть срока беременности. Она считала, что только покоем Аланна сохранит ребенку жизнь. Пока что повитуха оказывалась права. Плод рос все девять месяцев. Но в последние два дня Аланна не чувствовала шевеления в утробе. Они боялись худшего.

– Как она? – спросил ярл у топтавшейся рядом Агнес.

Она присутствовала при родах всех его мертвых детей. Может, в ней причина? Не выбросить ли ее в окно, которое как раз открыли, чтобы проветрить комнату роженицы? Он мог зашвырнуть ее тяжелое тело в ров, окружавший крепость. Только мысль о том, что Агнес способствовала рождению дюжины здоровых младенцев клана, остановила руку Банрууда.

– Отдыхает, мой лорд. До болей еще далеко. Она не страдает. Возможно, на этот раз получится, ярл Банрууд, – сказала повитуха улыбаясь. Она была полна надежды.

– Может быть, – согласился он.

Всякий раз они говорили эти слова. И каждый раз обманывались.

* * *

Фермер с женой дождались, пока в зале никого не останется. Стоя у дальней стены, возле больших дверей, они наблюдали за ярлом Банруудом, который благословлял очередного новорожденного из Берна. На лбу каждого ребенка своей кровью он рисовал звезду – все они были мальчиками – и отпускал родителей, вручив им золотую монету. Такая традиция существовала во всех кланах – новорожденных представляли ярлу. Каждый ребенок был желанным и вносился в книгу Берна. Так же поступали в Эббе, Йоране, Лиоке, Адьяре и Долфисе. И все-таки в свое время людям потребовался целый год, чтобы заметить: в кланах рождаются только сыновья.

Поначалу они радовались. Сыновьям всегда отдавали предпочтение. Защитники. Воины. Фермеры. Носители жизненной силы. Какими же глупцами они все были.

– Принесите ребенка, – устало велел чете Банрууд.

Накануне вечером они с ярлами засиделись допоздна. Слишком долго скорбели, еще дольше пили его лучшее вино и ничего не решили. День получился длинный, скоро наступит ночь, и он чувствовал усталость. И тревогу. Уже не хватало терпения на эту деревенщину, тянущую время, хотя уже пора заканчивать дневные труды. Обычно жена ярла подгоняла к нему посетителей и уводила прочь, но в этот день благословения Аланна умирала в своей постели, умирала с ребенком, так и не вышедшим из ее утробы. И ярл был принужден исполнять ее обязанности наравне со своими.

Он смотрел, как подходят фермер и его конопатая жена, прижимающая ребенка к груди. Они то и дело поглядывали не на ярла, а на стражников, стоящих возле дверей и наблюдающих, как последний младенец получает благословение. Когда пара остановилась перед креслом ярла, женщина сделала неуклюжий книксен, а мужчина поклонился. Однако мать не протянула Банрууду дитя, чтобы он поставил свой знак.

– Мы хотели бы поговорить с тобой без свидетелей, лорд, – прошептал фермер, сильно волнуясь.

Банрууд нащупал на поясе рукоять кинжала.

– Почему? – рыкнул ярл.

Женщина вздрогнула, но мужчина только понизил голос и наклонился к ярлу, выказав больше смелости, чем ума.

– Это ребенок рабыни, нашей служанки, и… и дитя… дитя – девочка, лорд, – произнес мужчина очень тихо, и Банрууд решил, что ослышался.

На лице фермера боролись неудержимая радость и страх.

– Оставьте нас, – подняв руку, велел Банрууд, обращаясь к своим людям.

Они сразу повиновались и поспешно вышли, закрыв за собой тяжелые двери. Им тоже выпал трудный день.

– Дайте мне ребенка, – потребовал Банрууд.

Он постарался смягчить выражение лица, изобразить заинтересованность, но сердце ярла стучало в груди, как барабан. Жена фермера подчинилась. Она с трепетным волнением протянула спящего младенца своему ярлу.

– Мы назвали ее Альба, – прошептала женщина.

Откинув одеяла, Банрууд размотал тряпицу, обернутую вокруг нижней части тела ребенка. Не сдержавшись, ярл охнул, но тут же прикрыл младенца и обвел взглядом пустой зал, словно у ворот стояла армия, готовая отобрать только что обретенное сокровище.

– Рабыня… ее мать… расскажите о ней, – велел Банрууд, баюкая на руках ребенка.

– Она из Истландии. Балфор привез ее в Сейлок из последней поездки. Она у нас всего четыре месяца. Ребенок был у нее в животе еще до прибытия сюда, хотя она умело прятала это. Мы не знали, что рабыня в тягости. Спала она с овцами. Ухаживала за ними. Ни один мужчина ее не захотел, поэтому она досталась нам, – объяснял фермер.

– Ясно, что какой-то захотел, – бросил Банрууд.

– Она никому не нравилась, потому что очень некрасивая, – влезла в разговор женщина.

Банрууд рассмеялся. Стоявшая перед ним жена фермера была невзрачная, толстая, с обветренными пунцовыми щеками и седеющими волосами, свисающими на широкий лоб. Не ей бы такое говорить. Услышав издевательский смех, женщина вспыхнула, но продолжила рассказ.

– У нее бесцветная кожа и волосы. Она белая, как снег… как привидение. Даже глаза бледные.

– Глаза у нее как лед, ярл Банрууд. Я не могу долго выдержать ее взгляда. Она ужасно уродлива. Истландцы, должно быть, радовались, когда сбыли ее с рук, – высказался фермер.

Ярла кольнуло воспоминание. Ни одна из женщин, купленных ими в Истландии, не противилась сделке. В рабстве они находились с самого рождения и покорно, даже с готовностью, меняли одного хозяина на другого, тем более если это означало превращение из рабыни в жену. Со всеми купленными женщинами они обращались без грубостей, но каждую подвергли осмотру. Удостоверившись, что это действительно женщина в детородном возрасте, ее забирали с собой. Банрууду вспомнилась хрупкая женщина ростом чуть выше ребенка, с головы до ног закутанная в плащ и державшаяся в хвосте вереницы рабынь, пригнанных истландцами к пристани. Балфор, надсмотрщик Банрууда, стащил капюшон с ее головы – нужно было определить возраст девушки и состояние здоровья. Ее белые волосы вызвали всеобщее оживление.

– Она старуха. Мы просили молодых! – начал протестовать Балфор.

– Не старуха. Она просто уродлива, – усталым голосом возразила другая женщина. – Мы зовем ее Тень. Взгляни на ее кожу. Ни единой морщинки или изъяна. Посмотри на тело. Стройное и тонкое. Если нужно, взгляни на грудь. Ей не больше семнадцати. Я ее знаю с того дня, когда она появилась на свет.

Девушке, защищавшей рабыню, самой было около семнадцати лет, но ее усталые глаза ввалились, а каштановые волосы свисали на лицо, словно ей не хватало времени подвязать их. Тогда Банрууд понял, что им пригнали женщин, которые никому больше не нужны. Это не сулило ничего хорошего делу воспроизводства его клана.

Балфор проворно сдернул плащ с девушки-привидения, оголив ее от шеи до пупка. Выставленное на холодный ветер, тело рабыни казалось бледным как смерть, но груди были молодыми и высокими, а соски окрашены в такой яркий розовый цвет, что все мужчины на причале обернулись поглазеть. Она не противилась, только смотрела странными глазами цвета камня на горизонт и молча ждала своей участи.

Надсмотрщик пробурчал, что девушка годится, и отвернулся. Рабыня снова закуталась в плащ, накинула грязный капюшон на облако волос, и на этом все закончилось. Больше Банрууд ее не видел и понятия не имел, что с ней стало после возвращения в Берн.

– Почему вам разрешили купить ее? Женщины, привезенные из Истландии, должны были стать чьими-то женами, – строго вопросил ярл.

– Лорд, ее отдал нам Балфор, – спешил объяснить фермер. – Он задолжал мне деньги. И, как я уже говорил, никто не захотел брать девушку-привидение. Мужчины пугались ее. Она такая странная. Они думали, если с ней переспать, то мужское достоинство превратится в лед.

– Она очень трудолюбивая. Хорошо управляется с овцами. Мы ни одной не потеряли, – вставила фермерша в защиту девушки.

Банрууда не волновали трудолюбие, овцы и мужские достоинства. Мысли путались, и какое-то время ярл молчал. В этот вечер боги улыбнулись ему.

– Кто еще знает о ребенке? – осторожно спросил Банрууд.

– Знаем только мы, лорд. Мы испугались. Думали, что ребенок может быть проклятым, как мать.

– Почему?

– Потому что мать выглядит так странно. И… младенец – девочка, ярл Банрууд. И она не из Сейлока. Мы подумали, вдруг она подменыш, дитя фей. Или морок. Что, если она только кажется девочкой, а на самом деле чудовище? – объяснил фермер.

Девочка была светленькая, волосики на голове почти белые, как у девушки-привидения. Но кожа оказалась теплой и золотистой, словно ее осыпало поцелуями солнце, щечки – румяными, губки – розовыми. Она была прекрасно сложена. Здорова. Красива. И никаких странностей.

– И где сейчас ее мать? – спросил Банрууд.

– С овцами, лорд. Ей нужно работать. Мы объяснили матери, что закон требует принести ребенка к тебе. Но ребенок скоро проголодается, – ответила жена фермера.

– Я отнесу ее к хранителям Сейлока, – твердо сказал ярл. – Они скажут, что делать. Они определят, является ли ребенок тем, чем кажется. Пока хранители ее не благословят, вы никому не должны рассказывать.

– Но лорд! – засомневалась женщина. – Матери нужно кормить ребенка. И дитя нуждается в матери.

Банрууд думал про Аланну. Ее груди уже полны молока, и сейчас она тужится, чтобы вытолкнуть из себя еще одного мертвого младенца. Девочке не понадобится мать-привидение, но рабыню придется заставить молчать.

– Отправляйтесь домой и ждите моих указаний.

Фермерша снова начала протестовать, но у ее мужа хватило ума дернуть жену за руку, чтобы успокоить. Ему доводилось видеть Банрууда в гневе. А Банрууд исполнился светом. Светло стало в груди. В голове. Светлым стало будущее. Все купалось в светлом сиянии, и он терпеливо улыбнулся чете, сделавшей ему такой подарок. Они отдали ему то, что принесет столь желанную власть.

Одной рукой держа ребенка, Банрууд снял с пояса кошелек с монетами и вручил фермеру.

– Это возместит вашу потерю. Никому не говорить про ребенка, пока я не сообщу решение хранителей.

Фермер смотрел на него округлившимися от восхищения глазами, но женщина недовольно поджала губы.

– Идем, Линора, – подтолкнул ее супруг и, поклонившись Банрууду, спрятал золото в котомку. – Все к лучшему.

Прижав ребенка к груди, Банрууд отвернулся, показывая, что с ними он закончил. Ярл подождал, пока чета удалится, а услышав, как захлопнулись двери его большого зала, снова посмотрел в лицо младенца.

– Ты станешь моим спасением, Альба, – прошептал он.

Имя показалось ему идеальным; будто норны нашептали его девушке-рабыне. Альба на языке Берна означало «белая». Белая по цвету волос и по цвету девушки-привидения, которая, сама того не ведая, спасла его. Альба – это имя, начинающееся с того же звука, что и название клана Аланны. Потому что всему Сейлоку предстоит поверить, что Аланна из Адьяра является матерью этого ребенка. Он объявит об этом, а когда разберется с не решенными пока вопросами, никто не заметит разницы. Он объявит себя ее отцом. Его будут называть разрушителем проклятий. Сейлок увидит в этом знак. У Банрууда из Берна родилась дочь, и хранители Сейлока сделают его королем.