Текст книги "Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа"

Китайские цветоводы, организовавшие «Peninsula Flower Growers Association», и японские цветоводы, которые сформировали «California Flower Growers Association», объединились с итальянцами в «California Flower Market» на Пятой авеню и Ховард-стрит в 1920 году. Общая площадь помещений рынка составляла две тысячи квадратных метров. Несмотря на то что все организации находились под одной крышей, каждая торговала сама по себе. Условия работы рынка многократно менялись: сначала была введена система открытых торгов, которая продержалась несколько лет. Затем ее отменили, чтобы дать цветоводам возможность устанавливать собственные цены на товар. В конце концов старое здание перестало вмещать всех участников и рынку пришлось переехать.

Цветоводы из Азии были вынуждены пускаться на всевозможные ухищрения, чтобы сохранить свой бизнес. Многие передавали землю в собственность детям, которые родились в Штатах и были гражданами по праву рождения, или создавали семейные корпорации, где акциями владели только родственники с гражданством. Закон о земле для иностранцев поставил под угрозу всю цветочную торговлю. По мере того как росла вероятность войны с Японией, японцы, не имеющие гражданства, начали передавать свои акции «поколению Нисей» (американцам японского происхождения). В итоге, когда агенты ФБР нагрянули с проверкой в «California Flower Market» и закрыли его, через несколько дней им пришлось отступить: изучение отчетности показало, что рынком владеют сугубо американские граждане.

Несмотря на это, после начала войны японские цветоводы никак не смогли защитить принадлежащие им земли, и в 1942 году они были вынуждены покинуть свои дома. Интернирование японцев во время Второй мировой войны нанесло сокрушительный удар не только по конкретным людям, но и по цветочной отрасли в целом. Некоторые сумели оставить поля и теплицы в руках заслуживающих доверия работников или коллег в надежде, что те продолжат вести дела и платить налог на землю, но остальные были вынуждены все бросить.

Билл Сакаи, чей дедушка начал выращивать розы недалеко от Ричмонда в 1927 году, вспоминает, как война отразилась на предприятии, принадлежавшем тогда уже его отцу с братьями. «Мы все оставили в руках наших работников, немецких эмигрантов, – говорит он безо всякой иронии. – Нам повезло, что было кому доверять, и в итоге мы смогли сохранить питомник».

Больше всего потеряли семьи, которые арендовали землю и потом не смогли к ней вернуться, а также цветоводы, вложившие значительные ресурсы в создание новых гибридов, которые пришлось оставить. Во время Второй мировой войны было трудно не заметить отсутствие «азиатских» цветов: некоторые сорта хризантем, которыми славились японские цветоводы, в 1942 году попросту исчезли с рынка. После возвращения семьи более, чем когда-либо, полагались на детей, рожденных в Америке, чтобы снова поставить на рельсы свое дело. Однако вскоре японские цветоводы опять начали выращивать эти символы любви и верности для страны, заключившей их в тюрьму.

Те дни остались туманным воспоминанием для большинства из третьего поколения калифорнийских цветоводов. Сложно не замечать последствия массового притока иностранного импорта, если, конечно, не выращивать продукт, который пока не догадались поставить на поток в другой стране. Дон Гарибальди не выдержал бы конкуренции, если бы продавал розы или гвоздики. Но пока люди покупают душистые фиалки и другие полевые цветы, для него есть надежда.

Мы с Доном объехали ферму на старом грузовике, не отъезжая далеко от дороги из опасений застрять в грязи. Опираясь на руль, Дон показывал на каждое поле через залитое дождем ветровое стекло. В это время года бо́льшая часть земли была засеяна покровными культурами[33]33
  Покровные культуры – растения, выращиваемые с целью их последующей заделки в почву для улучшения ее структуры, обогащения азотом и угнетения роста сорняков. – Прим. пер.


[Закрыть] – дешевый и проверенный временем способ остановить эрозию и обогатить почву азотом. «Мы сажаем горошек, овес и ячмень, они вымахивают выше полутора метров, – объяснил Дон. – Потом распахиваем поле, и все питательные вещества возвращаются обратно в землю. Надо видеть, сколько тут земляных червяков. Чудо, а не земля».

Остановившись на холме, Дон оглядел свои поля, которые тянулись до самого океана. В часе езды отсюда находится Кремниевая долина. Многие бы с удовольствием потратили это время, лишь бы добраться до такого вида. Должно быть, Дон понял, о чем я думаю. «Знаете, земля здесь дорогущая, каждый хотел бы на ней дом построить, – сказал он. – Но…» Он покачал головой, словно отбрасывая эту мысль.

«Вот здесь у меня дельфиниум, – продолжил он. – А здесь внизу – дурман и посевы на семена. С той стороны – наши луковичные: нарциссы, ирисы и ветреница. А тут мы растим гортензии. Стоит взглянуть на них летом. Они все разных цветов».

Я подумала о Майкле Флоу, очарованном своими камелиями, хотя он проводил среди них каждый день. Впечатление, произведенное цветущим полем, не так-то просто забыть.

«Знаете, – сказал Гарибальди, разворачивая грузовик обратно к офису, – когда люди приезжают сюда за букетами, я вижу, как бурно они реагируют. Цветы отличаются от любого подарка. Даришь виски – неплохо. Сладости тоже сойдут. Но цветы? Говорю вам, это совершенно другое».

Глава 4
Километры под стеклом

Первый раз я попала в «Цветочные фермы Солнечной долины» на день открытых дверей, который проводится каждый июль. Я вообще ничего не знала об этом крупном предприятии, которое начинается прямо за городом. Представляя себе цветочную ферму, я бы скорее вообразила что-то вроде хозяйства Дона Гарибальди. Поле желтых подсолнухов, повернувших головки к солнцу. Яркие ряды голубых дельфиниумов. Целый красный и розовый мир, тянущийся на километры. Может быть, в стороне будет какой-нибудь сарай, где хранятся ножницы и корзины. Сейчас понимаю, как это глупо звучит, но тогда я ожидала увидеть что-то подобное.

Тем не менее «Солнечная долина» даже близко не походила на эту выдуманную пастораль. Очутившись на парковке, трудно понять, куда ты приехал. Эта компания могла с одинаковым успехом производить телевизоры, выращивать цветы и шить обувь. Можно было начать о чем-то догадываться, лишь заметив за погрузочной площадкой и складами теплицы, а за ними – простирающиеся поля. Однако сначала на глаза попадалась пыльная парковка, охрана у ворот и стандартные производственные здания. Такое могло находиться где угодно. Понимание, что хозяйство отгружает около ста миллионов стеблей каждый год, приходит постепенно, когда минуешь одну за другой теплицы. За стеклом каждой – сотни тысяч лилий и тюльпанов, от только что проклюнувшихся ростков до растений в полном цвету.

Здесь я впервые взглянула на цветы, как на массовый товар, в который они давно уже превратились. Цветочный бизнес – большой бизнес. Можно сколько угодно говорить себе, что цветы, которые покупаешь, чтобы поднять себе настроение или поздравить подругу с рождением малыша, в своем роде уникальны, эфемерны, связаны с силами природы и напоминают о цветущих садах. Но здесь становилось очевидно, что каждый цветок – это единица товара, приносящего прибыль. Какой смысл я в него вложу потом – это мое дело. Но пока цветок растет в теплице, он является всего-навсего продуктом.

«Солнечная долина» – крупнейшее в стране хозяйство, занимающееся поставкой срезанных цветов. Его производственные площади охватывают 37 гектаров (цветоводы меряются площадями, предпочитая скрывать более важную информацию вроде объема или показателей продаж). Следующая по размерам крупнейшая компания владеет всего 14 гектарами. Даже если включить в список компании с тепличными хозяйствами, которые выращивают питомниковые культуры и другие продукты цветоводства вроде грунтовых культур, саженцев и комнатных растений, «Солнечная долина» все равно останется в первом десятке. Примерно 12 % всех срезанных цветов, выращенных в Соединенных Штатах, поступают из четырех хозяйств «Солнечной долины», расположенных в Северной и Южной Калифорнии. Но даже ведя такую крупномасштабную деятельность, компания каким-то образом умудряется оставаться в тени. Я готова биться об заклад, что, если попросить десяток людей, живущих в этом небольшом городке, назвать самого крупного поставщика срезанных цветов в Соединенных Штатах, никто и не подумает упомянуть «Солнечную долину». Даром что она расположена буквально за городом и раз в год устраивает у себя экскурсии, конкурсы флористики, катание на возах с сеном и веселые прыжки для детей на батуте.

Цветоводы, выращивающие в Соединенных Штатах цветы на продажу, – исчезающий вид. За последнее десятилетие число крупных хозяйств (тех, ежегодные продажи которых составляют больше ста тысяч долларов) сократилось почти вдвое. Общее количество цветов, выращиваемых в Штатах, при этом увеличилось. Однако оно все равно безнадежно отстает от постоянно растущего импорта, который к настоящему времени составляет 80 % всех продаж на территории страны. Некоторые цветы в США вообще перестали выращивать: из сотни поставщиков гвоздик, существовавших в 1995 году, к 2005-му осталось всего двадцать четыре. Они поставляют на рынок ничтожные девять миллионов стеблей, в то время как из-за рубежа ввозят почти шестьсот миллионов. За последние десять лет число выращиваемых в США роз снизилось на целых 72 %. Оставшиеся пятьдесят девять производителей выращивают менее 10 % всех роз, которые продаются в стране. На рынке внутренних американских поставщиков лидирует Калифорния, поставляя 68 % выращиваемых цветов. После нее идет штат Вашингтон со своими полями луковичных (менее 5 %). «Солнечная долина» – одна из немногих компаний, которые смогли в подобной ситуации не только уцелеть, но и расшириться. Это довольно примечательно, учитывая ее непростую историю.

Когда Лейну Де Ври, нынешнему президенту и генеральному директору «Солнечной долины», было двадцать три года, он увидел в голландской цветоводческой газете объявление о вакансии специалиста по лилиям. В то время Лейн жил в Нидерландах и работал вместе с отцом, потомственным фермером-цветоводом в третьем поколении. Им как раз пришлось покинуть ферму, и они искали какой-нибудь клочок земли, когда Лейну на глаза попалось это объявление. «Я никогда особо не занимался лилиями, – рассказывал Лейн. – В основном мы выращивали тюльпаны. Но это был шанс поехать в Америку, попробовать что-то новое, подтянуть английский, и я подумал: а почему бы и нет?»

Джордж Хайблайн, орегонский бизнесмен, разместивший объявление, приехал в Голландию на собеседование. Судя по всему, он выглядел настоящим франтом: в стильном костюме, безукоризненно выбритый, с великолепной прической. Дамский угодник. Игрок. «Это был первый американец, с которым я столкнулся, – рассказывал Лейн. – Мое знакомство с Соединенными Штатами началось с Джорджа Хайблайна. Откуда я знал, что он может быть нечист на руку? Он был само очарование. Обаятельный парень. Поставьте рядом с ним меня, парнишку с фермы. Что я тогда знал о жизни?»

Лейн принял предложение и отправился в Орегон, где компания Хайблайна «Melridge, Inc.» выкупила очередное хозяйство под названием «Ферма орегонских луковичных». Новоиспеченному сотруднику дали задание начать программу по разведению лилий. «Я пробыл там всего лишь месяц, – рассказывал Лейн, – когда услышал разговоры о “Солнечной долине”, местечке в Калифорнии, где выращивали нарциссы, ирисы и немного лилий».

Собрав данные, Лейн сравнил долину Уилламетт в Орегоне с местоположением «Солнечной долины» в Аркате. Он провел анализ температуры, количества осадков, продолжительности дня и интенсивности солнечного света в том и другом месте и в конце концов сказал Хайблайну: «По всем показателям выходит, что растить лилии в Аркате гораздо выгоднее, чем в Орегоне. Строить теплицы имеет смысл в Калифорнии». Хайблайну идея понравилась, и через несколько месяцев Лейн оказался на борту самолета, летящего в Аркату.

«Нас полетело трое, – вспоминал Лейн. – Мы думали, что всего лишь посмотрим на это местечко. Напишем полевой отчет и отвезем боссу. Мы понятия не имели, что Хайблайн уже заключил сделку с Тедом Киршем, владельцем “Солнечной долины”. На самом деле, мы отправились только потому, что Тед не мог решить, кому из нас он способен доверить свою покупку».

К этому времени, а дело было в 1983 году, Кирш с Вудрифом уже давно разошлись и Кирш собирался отойти от дел. Предложение Хайблайна его заинтересовало, но он колебался. Они несколько раз созванивались, и наконец Кирш согласился, чтобы Хайблайн выслал своих людей взглянуть на ферму.

Лейн и двое его коллег пробыли в городе три дня. Каждый вечер один из них обедал с семьей Кирша. «Мы не могли понять, зачем мы ходим к нему поодиночке, – вспоминал Лейн. – Почему бы нам не поужинать всем вместе разом?» Тогда он не догадывался, что приглашение на ужин на самом деле было собеседованием при приеме на работу, которая в итоге досталась ему.

Кирш продал Хайблайну «Солнечную долину», и Лейн от имени «Melridge» управлял ей в течение нескольких лет. В итоге корпорация продала акций и облигаций на сорок миллионов долларов – такую оценку аудиторы дали цветочным фермам, приобретенным Хайблайном. Местные цветоводы до сих пор вспоминают, как финансисты «Melridge» приезжали в город для оценки «Солнечной долины». «Они стояли на краю поля и пытались определить стоимость каждой посеянной луковицы, – рассказывал один из фермеров. – К концу сезона луковицы идут на компост. Деньги приносят только цветы. Эти люди вообще ничего не понимали в цветоводстве». В конце концов пирамида развалилась. Компания подала на банкротство, акционеры обратились в суд и выиграли процесс. Хайблайна обвинили в мошенничестве, он скрывался, был арестован и в итоге в 1997 году на пять лет сел в тюрьму.

Последствия падения «Melridge» на «Солнечной долине» сказались не так сильно. Когда в конце 1980-х годов корпорация обанкротилась, ее вместе с некоторыми другими активами Хайблайна выкупила инвестиционная компания. Вроде бы не самые плохие новости, но Лейн запомнил эти годы как худшие, что переживала компания. «Почти два года были настоящим адом, – вспоминал он. – Мы были одним из подразделений, которое приносило деньги, но все они шли на оплату огромного количества долгов, взятых еще Хайблайном. В конце концов новые владельцы тоже обанкротились». Десятилетиями просуществовав как скромное, но приносящее прибыль семейное предприятие, «Солнечная долина» банкротилась второй раз за три года.

Лейн помнит, как он пытался договориться с банковскими юристами, занимавшимися банкротством, чтобы те оставляли достаточно денег на зарплату его сотрудникам. В то время ему было всего лишь тридцать, но от него зависели десятки людей. «Они заморозили все наши счета, – вспоминал он, – в начале февраля, как раз перед Днем святого Валентина. Я пытался убедить их, что так делать нельзя. Мы должны хорошо относиться к работникам. Если мы не сможем платить людям, у нас не будет цветов к празднику, тогда-то и начнутся настоящие проблемы. Наконец я не выдержал: “Вы, ребята, на двадцатом этаже уютного офиса в центре Портленда считаете, что можете лишить людей денег. Но они тут совершенно ни при чем. К четырем дня соберется сотня людей, недоумевающих, где их зарплата. Если они не получат свое, я не смогу поручиться, что с вашими активами ничего не станет. Все, что у вас есть, – это четыреста тысяч квадратных метров стекла. Понимаете? Оранжереи – это стеклянные дома. Я не могу обещать, что к концу дня в них останется целым хотя бы одно стекло”».

После долгой паузы юристы согласились выплатить деньги, и в тот вечер Лейн смог раздать рабочим чеки с зарплатой. «Тогда банки еще работали в субботу по утрам, – вспоминал Лейн. – Так что мы отпустили всех сотрудников, чтобы они смогли сбегать и обналичить свои чеки[34]34
  В США, как правило, зарплата выдается не на руки в бухгалтерии предприятия или переводом на карточку, а в виде банковского чека, который сотрудник может обналичить в банке или положить на свой счет. – Прим. пер.


[Закрыть]. Потом я созвал их и сообщил, что компания переживает тяжелые времена. Я сказал, что сам не знаю, буду ли стоять тут перед ними через неделю. Это покажет только время».

Лейн заключил сделку о партнерстве с двумя крупными голландскими поставщиками луковиц, и они выкупили компанию из банкротства. Постепенно Лейну с сотрудниками удалось вытащить компанию из финансовых проблем. На сегодняшний день «Солнечная долина» – обширный агрокомплекс, включающий четыре хозяйства в Калифорнии, где работают сотни работников, ежемесячно отгружающих миллионы стеблей. Компания продолжает держаться на все тех же четырех столпах: цветах, людях, земле и теплицах. И, как всегда, Лейн предан им всей душой.

Пока «Солнечная долина» меняла владельцев, банкротилась и снова богатела, техническая революция сильно изменила цветочную индустрию. Когда Лейн упоминал о сборе климатических данных, чтобы подобрать подходящее место для выращивания лилий, для него это была обыденная процедура, важность которой понятна любому здравомыслящему человеку. Однако сам факт, что на комбинацию нужных факторов – температуры, осадков, продолжительности светового дня – начали обращать внимание, стал огромным шагом в развитии цветочной индустрии (и добиться этого было гораздо сложнее, чем сказать). В XX веке, пока Дон Гарибальди выращивал свои фиалки, а Лесли Вудриф распылял над лилиями пыльцу, наука о растениях настолько шагнула вперед, что позволила молодому голландцу, приехавшему в Орегон, собрать погодные данные и выбрать подходящее место для разведения луковичных, даже не ступив ногой на землю Калифорнии. Люди вроде Лейна и его начальства получили возможность, пользуясь накопленными знаниями, искать надежные и дешевые места для выращивания цветов по всему миру. А развитие грузовых воздушных перевозок позволило не беспокоиться, если поблизости не окажется рынка продаж.

Даже удивительно, сколько знаний, которыми сейчас пользуются цветоводы, было собрано в прошлом веке. Еще в начале 1900-х годов не было четкого представления о генах, понимания, что такое доминантные и рецессивные признаки[35]35
  У растений, как и у человека, обычно парный набор хромосом, то есть одновременно существуют два аллеля (варианта) одного и того же гена. Доминантный аллель маскирует присутствие рецессивного так, что тот не проявляется в фенотипе (внешне). Однако рецессивные признаки все равно могут передаваться по наследству и проявляться в следующем поколении. – Прим. пер.


[Закрыть]. Селекционеры постепенно решали проблемы производителей, выводя сорта, устойчивые к болезням и вредителям, менее требовательные к условиям и, как в случае Star Gazer, с качествами, облегчающими сбор, упаковку и транспортировку. Однако люди, занимающиеся коммерческим цветоводством, тоже были новаторами: они внедряли технологии, позволяющие растить цветы выше и стройнее, регулировать цветение вне зависимости от сезона и доставлять флористам растения без поврежденных лепестков и пятен на листьях.

Два популярных цветка – гвоздики и хризантемы – получили такое широкое распространение не столько из-за любви покупателей, сколько из-за возможности выращивать их круглый год. Как только поставки стали стабильными, флористы тем или иным способом начали включать гвоздики и хризантемы в любые цветочные композиции, начиная с букетов ко Дню святого Валентина и заканчивая украшениями на осенние праздники. Виной всему стало открытие в 1920-х годах фотопериода.

Двое ученых из Министерства сельского хозяйства США, Уайтмен Уэллс Гарнер и Генри Аллард, занимались скрещиванием зимних и летних сортов табака. Но им никак не удавалось добиться, чтобы для чистоты эксперимента оба сорта расцветали одновременно. Ученые перенесли их в теплицу и пытались выращивать при разной температуре, имитируя зимние и летние условия. Однако растения упорно отказывались зацветать в одно время. Наконец ученым пришло в голову, что завязь бутонов может быть связана не только с температурой, но и с количеством света, которое получает растение. Казалось не очень логичным, что растение способно зацвести с уменьшением, а не с увеличением светового дня, но зимой дни становятся короче, и Гарнер с Аллардом решили рискнуть. Разумеется, как только они натянули над зимним сортом табака тент, чтобы уменьшить световой день до восьми часов, растение зацвело. Свое открытие ученые назвали фотопериодом, или световым днем. Понятие светового дня легло в основу широко распространенной в настоящее время классификации, согласно которой растения делятся на короткодневные, длиннодневные (светолюбивые) и нейтральные (безразличные к длине светового дня). Короткодневные растения вроде хризантем зацветают только при уменьшении светового дня как минимум до 13 часов. Светолюбивые растения вроде гипсофилы будут цвести только с увеличением светового дня до 14 часов. А на нейтральные растения вроде астр и подсолнухов длина светового дня никак не влияет.

Впоследствии, продолжив дело Гарнера и Алларда, ученые сделали еще одно поразительное открытие: на цветение влияет не столько продолжительность дня, сколько продолжительность ночи. Другими словами, зацветет ли цветок, зависит от того, сколько времени он проводит в темноте. Это было доказано благодаря эксперименту, где искусственно создавали «день» длиной в 20 или 30 часов – в противоположность обычному 24-часовому дню. Если растению необходим не только 16-часовой световой день, но и 8-часовая «ночь», то оно не зацветет, получив 16 часов «дня», но проведя в темноте только 4 часа. Так и получилось: независимо от количества часов, проведенных на свету, растения не цвели, если темного периода оказывалось недостаточно.

Несмотря на это, до сих пор принято говорить о световом дне, просто потому, что так привычнее людям. Однако представление о темном периоде подарило важный инструмент цветоводам. Как только стало ясно, что для формирования цветка нужна темнота, теплицы с хризантемами, предназначенными, например, для осенних праздников, начали затемнять в летний период, чтобы те не зацвели раньше срока. Оказалось, что если всего лишь на несколько часов в день лишать растения света, то они не расцветут. Зимой, чтобы убедить светолюбивые растения, что ночи по-летнему коротки, достаточно установить в теплицах лампы, которые включаются на пять минут в течение каждого часа. Такого вмешательства хватает, чтобы обмануть цветы, дав им понять, что ночь стала короче и пора цвести.

Понимание фотопериода проложило дорогу огромному количеству других открытий, помогающих ответить на вопрос, почему растения цветут так, а не иначе. Уже было известно, что некоторым цветам типа тюльпанов, чтобы зацвести, нужно пережить зимний холод. Однако механизмы, лежащие в основе этого явления (называемого яровизацией), были плохо изучены, пока ученые не начали проводить в теплицах тщательно контролируемые эксперименты. К середине 1950-х годов стали появляться списки сортов с конкретными температурными требованиями для каждого. Голландцы сделали это точной наукой, заставляя цветы расцветать в нужное время с помощью автоматической регуляции холода.

Еще одно важное открытие было сделано в середине 1980-х годов ученым Джоном Эрвином. Он выращивал лилии, изменяя и дневную, и ночную температуры, чтобы узнать, какая комбинация температур заставит их расцветать быстрее. Когда все лилии расцвели, Эрвин их сфотографировал, после чего понял, что цветы, выросшие при одной и той же разнице температур, расцвели на одной высоте. Другими словами, было не важно, при какой именно температуре росли лилии, но разница между дневной и ночной температурами влияла на длину стебля и ряд других параметров. Этот феномен, получивший название DIF (сокращение от «difference» – разница), выражается формулой: дневная температура минус ночная. Условия выращивания называются DIF-положительными, если величина DIF больше нуля – это означает, что температура днем больше, чем ночью, – и DIF-отрицательными, если величина DIF меньше нуля, что означает, что ночью температура выше, чем днем. При DIF-отрицательных условиях цветы расцветают на коротких стебельках, что удобно для горшечных растений (тут можно вспомнить крохотные комнатные гортензии с тремя огромными цветками – именно эти растения заставили расцвести на коротком стебле) и при составлении компактных букетов. Величина DIF влияет даже на листья. Листья лилии длинноцветковой, выращенной в DIF-положительных условиях, направлены вверх, тогда как при нулевой DIF они торчат в стороны. После того как лист вырос, он больше не меняет свой угол наклона, так что параметры DIF, необходимые для цветения, больше не влияют на его ориентацию. Этот механизм дает возможность круглый год выращивать одинаковые цветы. Как сказал один из цветоводов, «клиентам не важно, рано или поздно в этом году будет Пасха[36]36
  В США лилию длинноцветковую называют пасхальной лилией. – Прим. пер.


[Закрыть]. Они хотят, чтобы цветы, которые они покупают, выглядели всегда одинаково».

Проблема в том, что, несмотря на полученные знания, цветоводам не всегда выгодно поддерживать свет и температуру, чтобы получать цветы, нравящиеся покупателям. Искусственное освещение, обогрев и охлаждение могут увеличивать стоимость продукта совершенно непредсказуемо. Если покупатель ждет одинаковых цветов к каждой Пасхе, ему вряд ли удастся объяснить, что стебли теперь короче, потому что выросли тарифы за отопление. Так что с развитием транспортного сообщения цветоводы принялись искать места, где для получения урожая свет и температуру не нужно создавать искусственно. Именно так в начале прошлого века в Денвере появились гвоздики, к его концу розы переместились к экватору, а лилии оказались в округе Гумбольдт (местоположение Аркаты в Северной Калифорнии).

Проанализировав климатические данные, Лейн понял, что в локациях вроде Аркаты, с прохладным и туманным летом, но теплой зимой, лилии можно выращивать круглый год. В разведении луковичных цветов этот регион может соперничать с самой Голландией. Так что в здешний благословенный климат начали прибывать луковицы со всего мира. Лилии поставляли голландские партнеры Лейна. Тюльпаны везли из Европы, Южной Америки, Тихоокеанского северо-запада США и Новой Зеландии. Даже герберы, дельфиниум и астры не выращивали из семян, а завозили рассаду: тысячи ростков прибывали точно по расписанию, чтобы быть высаженными в срок. Растения вроде гербер обычно сохраняют как можно дольше (в Окснарде, на другом предприятии «Солнечной долины», я видела герберы, которые давали цветы больше пяти лет). Однако, увы, у луковиц есть только единственный шанс. Нянчиться с ними «Солнечной долине» невыгодно, потому что урожайность снижается со временем. Так что после первого же цветения луковицы отправляют в компостную кучу и заменяют свежими.

Тюльпаны и лилии приезжают в Аркату в пластиковых ящиках с вентиляционными отверстиями по бокам. Эти луковицы были выращены специально для цветочной индустрии: их подкармливали, охлаждали, промывали, сушили, хранили и отбирали люди, знающие, что те предназначены не для сада, а для теплицы. В цветочной индустрии выращивание луковиц – отдельное занятие. Большинство цветоводов, поставляющих срезанные цветы, не занимаются выращиванием луковиц. Это узкое направление, которое лучше оставлять специалистам.

В чем отличие луковиц, выведенных для цветочной индустрии, от всех остальных? Высаживая луковицы у себя в саду, я надеюсь, что они будут цветоносить из года в год. При этом мне не важно, когда конкретно они расцветут, сколько дадут цветков, какого окажутся размера и какого цвета у них будут лепестки. Для коммерческого цветовода, наоборот, важно, чтобы луковица была готова к единственному грандиозному представлению. Она должна быть полна сил, чтобы немедленно пойти в рост. По словам одного из поставщиков, «луковица – это сгусток энергии, выстреливающий ростком, чтобы неудержимо расти и цвести». Лилия должна цвести по расписанию, выпускать требуемое заказчиком количество бутонов (в одной сети супермаркетов запрашивают четыре цветка на стебле, в другой – шесть) и быть стандартного размера, чтобы поместиться в отведенное для нее место в теплице. Другими словами, подойдет далеко не каждая луковица.

Луковицы прибывают в ящиках. В один вмещается несколько десятков крупных луковиц лилий или несколько сотен более мелких тюльпанных. В подобных условиях они проведут всю свою жизнь. Однажды утром мы с Лейном шли по технической зоне аркатского хозяйства. Туда на погрузочные площадки прибывают поддоны с этими ящиками и штабелями отправляются, в сущности, на конвейер. С одного конца транспортера выдвигаются пустые ящики – такие же, в которых только что приехали луковицы, однако уже очищенные и превращенные в посадочные контейнеры. Автомат наполняет их заранее простерилизованной почвенной смесью. Это сочетание песка, компоста, древесной щепы и прочих ингредиентов, которое производится здесь же, в «Солнечной долине». Ящики со смесью движутся на другой конец конвейера, где их ожидают работники, чтобы высадить луковицы, лежащие на полке над лентой транспортера. В каждый ящик сажают определенное количество луковиц, например сто. Это дает возможность легко сосчитать общее количество цветов, растущих в теплице. Сто тюльпанов в контейнере. Сто контейнеров в ряд. Пятьдесят рядов с каждой стороны теплицы. Всего это миллион тюльпанов, растущих за стеклом.

Но перед тем, как луковицы расцветут, они должны пережить холодную зиму. Понимание того, как холодная температура влияет на луковицы, продолжает улучшаться: например, сейчас известно, что тюльпаны нельзя сразу же охлаждать. Зародыш цветка формируется в луковице так же, как эмбрион в утробе матери. До начала зимы (не важно, настоящей или искусственной, вызванной понижением температуры в холодильнике) в зародыше должны сформироваться зачатки лепестков, первые листья и даже женская репродуктивная система – гинецей. Если луковицу поместить на холод до того, как это произойдет, то цветок не раскроется нужным способом. Чтобы убедиться, что все идет по плану, цветоводы случайным образом выбирают несколько луковиц, разрезают их и смотрят, на какой стадии развития находится зародыш.

«Раньше было так: осенью луковицы высаживали на поле, а потом в какой-то момент выкапывали и приносили в теплицы, – рассказывает Лейн. – В детстве я делал то же самое. Но в 60-е и 70-е годы XX века голландские цветоводы занялись исследованием стадий развития зародыша. Они узнали, что нельзя охлаждать луковицы, пока зародыш цветка не сформируется внутри целиком. Сейчас известно, что в зависимости от сорта существует определенный срок – несколько недель, – называемый промежуточным периодом, когда луковицу нужно хранить при температуре не ниже 18 градусов Цельсия и только после этого охлаждать. Если понизить температуру раньше, то можно понести большие потери. Именно это открытие позволило собирать урожай тюльпанов не только весной, но и круглый год. В настоящее время для каждого сорта тюльпанов, которые мы закупаем, есть целые списки требований к промежуточному периоду и к периоду охлаждения». Одни сорта поступают уже охлажденными, другие – после промежуточного периода, а некоторые – только что из земли. Последние нуждаются в особом обращении до высадки в теплице. Большинство луковиц, прежде чем зацвести, проводят какое-то время в холодильных установках «Солнечной долины».