Текст книги "Благословенные монстры"

6

Надежда Лаптева

«Марженя молчала. Я резала свои ладони. Проливала кровь на ее алтари. Рыдала. Но никакого ответа. Ей нет до нас дела. Она позволит этому миру сгореть дотла».

Отрывок из дневника Софьи Грешневой

Надя стояла на крыльце фермерского дома, поражаясь царящему вокруг холоду. С другой стороны, чего она ожидала от калязинской погоды? Ничего не изменилось. Что происходило после смерти – или, вернее сказать, убийства – бога? Марженя повелевала магией, зимой и смертью. Что будет с ними? Изменения затронут только Калязин или весь мир? Какой властью на самом деле обладали боги?

У Нади не было ответов, и она уже начала задумываться: может, ей просто перестать их искать? Вот из-за чего она оказалась в таком положении. Если бы она не отправилась в Гражик, а поехала в Комязалов вместе с Анной, все сложилось бы иначе? Может, тогда у нее не было бы такого страха перед столицей. Холодные мурашки не бежали бы по ее спине при одной мысли о Церкви и матриархе.

Надя никогда не встречалась с матриархом Магдаленой Федосеевой – главой Церкви и вестницей богов, через которую они обращались к людям теперь, когда в мире больше не осталось клириков. Хотя, может быть, Надя уже видела Магдалену. Еще маленькой девочкой, в Комязалове, но это было так давно, что все воспоминания поблекли. Если и так, это вряд ли можно было назвать настоящей встречей. Но Церковь столько лет утаивала от нее правду. Они боялись ее. Надя подозревала, что все ниточки тянулись к матриарху.

Знала ли она, что натворила последняя клиричка Калязина? Что Марженя мертва?

Наде не хотелось этого знать.

Девушка не пыталась убежать, хотя такая мысль все же пришла ей в голову, когда она покинула деревню и отправилась бродить по лесу. С одной стороны, она обещала себе, что ее нога больше не ступит ни в один лес, но с другой – это было единственное место, где ее никто не потревожит. Где никто не будет пялиться на ее руку и задавать глупые вопросы. Она хотела проверить одну теорию.

Надя не знала наверняка, сколько падших богов освободились из своих темниц. Катя, хорошо осведомленная о забытых богах и древней магии, предлагала слишком расплывчатые ответы, давая понять, что тоже ничего не знает. Надю это вполне устраивало, и она не спешила делиться своими догадками. Царевна и так имела слишком большую власть над бывшей клиричкой, так зачем давать ей в руки еще больше карт? Надя и сама прекрасно знала о своих ошибках. С тех пор как она сбежала из монастыря, список ее преступлений рос день ото дня.

Она не доверяла Кате. Может, это было жестоко с ее стороны, но царевна изучала оккультизм и охотилась на Стервятников, а Надя, благословленная богами, начала заигрывать с темной магией и в итоге привела худшего из Стервятников – своего возлюбленного – прямо к божественному престолу. Для Кати ее намерения не имели значения, и царевна винила Надю в смерти Маржени, ведь она позволила Малахии нанести удар.

Но только Катя могла рассказать ей о том, сколько еще богов существовало за пределами традиционного пантеона. Неприятная мысль. Ледяной порыв ветра пронесся мимо, закружив опавшие листья, и Надя провела рукой по четкам. Теперь они были бесполезны. Простое деревянное ожерелье. В нем не осталось ничего ценного, кроме воспоминаний. Поддавшись своим горьким мыслям, она всерьез задумалась о том, что ей не стоит возвращаться обратно.

Что, если она просто пойдет дальше? Мимо Комязалова, через дальнюю западную границу, в Ческе Зин или Руменвач. Туда, где никто не будет знать о ее прошлом. Туда, где у ее богов будут другие имена и лица и ей больше не придется вспоминать, что когда-то она могла говорить с ними, но все равно не исполнила своего предназначения.

– А, вот и ты.

Голос раздался совсем близко, и Надя вздрогнула от неожиданности. На гнилом пне сидела фигура, закутанная в черное: с волосами, похожими на болотную тину, болезненно-желтой кожей, тонкими губами и большими, темными и невероятно печальными глазами.

– Любица, – сказала Надя.

– Привет, маленькая клиричка, – падшая богиня ухмыльнулась, обнажая острые зубы, совсем как у ядовитой рыбы.

– Я больше не клирик.

– Не клирик, не ведьма, не богиня и не смертная, – Любица закатила глаза. – Что же ты такое?

– Я не буду играть в эти игры.

– Зануда!

Надя сжала губы. Она пришла сюда, чтобы попробовать связаться с одним из падших богов, но теперь ей стало ясно: это еще одна импульсивная ошибка, которую можно добавить к ее коллекции провалов. Которая еще глубже затянет ее в этот кошмар. Больше всего на свете Надя хотела сбежать. Проснуться. Она хотела, чтобы Малахия и Марженя были живы, но ее желания не имели значения.

Она прошла мимо пня Любицы. Богиня раздраженно фыркнула и двинулась следом, хрустя сухими листьями.

«Кто бы мог подумать, что у бога такие тяжелые шаги», – отстраненно подумала Надя. Она понятия не имела, чему покровительствует Любица, не знала, почему вообще может ее видеть. Все это было неправильно.

– Ты приняла форму смертного, – наконец произнесла Надя.

– Тебе нравится? Я так привыкла к этому обличию. Но могу измениться, если это заставит тебя со мной разговаривать. – Краем глаза Надя заметила, как фигура меняет свои черты: светлые волосы, веснушки и красные губы. – Не пойдет? – Любица закружилась по дороге, вынуждая девушку остановиться.

Надя громко ахнула, и ее сердце чуть не замерло, потому что теперь фигура стала выше, тоньше и бледнее. Длинные темные волосы обрамляли острые черты.

– Не смей, – прошептала Надя.

– Он истек кровью на той горе. Мы все знаем, чем он был.

Слезы обожгли Надины глаза. Она не хотела плакать. Только не здесь. Не по нему.

Не меняя лица, Любица довольно ухмыльнулась, и Надя не смогла сдержать всхлип. Оттолкнув богиню, она бросилась дальше по дороге.

– Твои слезы – это то, что мне нужно, – сказала Любица с блаженным вздохом. – Давай заключим договор. Ведь у тебя так много слез, а я так долго изнывала от жажды.

Больше никаких сделок. Никаких богов, которые лишь хотели использовать ее как пешку в своей жалкой игре. Никаких транавийских юношей с красивыми, но хитрыми улыбками.

– Нет.

– Ты не справишься в одиночку, – сказала богиня.

Надя рискнула обернуться. Богиня больше не походила на него, вернувшись в свою обычную форму. Девушке не понравилось, как сжалось ее сердце. Несмотря ни на что, она хотела увидеть его еще раз.

– Нет. Я устала от того, что мной постоянно манипулируют. Вы все можете найти какого-нибудь другого смертного для ваших пыток.

На лес опустилась тишина. Неполная, так как слишком громко пели птицы на верхушках деревьев. Что-то зашуршало в чаще, и Надя невольно вспомнила все слухи о драконах, которые Катя ежедневно рассказывала за ужином. Какая удивительная судьба: пережить столько злоключений только для того, чтобы быть убитой в лесу каким-то мифическим созданием. Отличный конец для ее истории.

– Но ты ведь не совсем смертная, правда?

Надя закрыла глаза. Звезды, забвение и темный океан.

– Мне не нужны ответы.

А ведь когда-то ей так хотелось знать, кем она была на самом деле и почему те, кому она доверяла, лгали ей на протяжении восемнадцати лет.

– Не думаю, что это правда.

Может быть, и нет. Но она и так сильно ослабла, а ответы могли сломать ее окончательно.

– Я хочу быть простой смертной, – тихо сказала Надя.

Любица кивнула:

– Нас освободил тот транавийский король. Нас освободила ты. Нас освободил Велес.

– Сколько вас?

– Пятеро из нас сумели сохранить разум после стольких лет взаперти.

От этих слов по спине Нади пробежали холодные мурашки. Значит, есть и те, кто окончательно обезумел.

– Кто они?

– Я, Цветко, Златана, Звездан и Велес, конечно.

– Конечно, – пробормотала Надя. – И что будет теперь?

Любица одарила ее спокойной улыбкой.

– Хаос.

Надя осталась на поляне в полном одиночестве, прижав к груди почерневшую руку. Девушка закрыла глаза. Было так тихо. Она привыкла к тишине с той ночи в соборе в Гражике, но тогда у нее оставалась надежда, что эта тишина однажды прекратится. Теперь она ни на что не надеялась.

С землей под ее ногами что-то было не так. Невидимые узы, связывающие весь мир, ослабли. Ведьма говорила Наде, что возмездие богов не обрушивается единым потоком, это происходит постепенно, шаг за шагом. Для воплощения своих планов им нужны были люди, а возможности людей сильно ограничены.

Но ощутимое присутствие Любицы означало, что пятеро падших обладали большей свободой. Может, произошедшее на горе развязало руки и другим богам?

Скорее всего, теория Нади подтверждалась, хотя она пока не решила, что делать с этой информацией. Ей почти хотелось поговорить с Велесом, ведь именно он заварил всю эту кашу. Вот только она не знала, как добраться до этих пятерых. У нее не было символов, которыми можно было их обозначить, не было нити, за которую она могла бы ухватиться.

Позади нее хрустнула ветка дерева, и Надя развернулась, потянувшись к… Чему? Что у нее было? Ее пальцы сомкнулись на рукояти одного из ворьенов, но это движение тут же отозвалось ослепляющей болью в изуродованной руке.

Она обрадовалась, что зверь, появившийся из-за кустов, не был драконом. Но радость длилась недолго. На нее смотрели золотые глаза огромного изголодавшегося волка.

В детстве Надя часто видела волков возле монастыря, но они не были такими большими. Неестественно большими. Неужели их безрассудство породило таких первобытных чудовищ?

Ее безрассудство.

Она еще крепче сжала ворьен и поморщилась, когда по ладони начала стекать теплая жидкость. Раны, оставленные когтями Малахии, заживали медленно. Девушка протянула руку, вспоминая, как русалки реагировали на ее присутствие, как гудела ее кровь, когда они сражались с Личнийводой. Может ли это сработать и сейчас?

Над поляной прокатилось рычание. Мех волка свалялся от грязи и потемнел от засохшей крови. Надя выставила ладонь перед собой, раздвинув пальцы, и хищник оскалился. Она тут же отдернула руку, чувствуя, как ее кровь леденеет от страха. От волков невозможно убежать: они слишком быстры. Ветви деревьев росли слишком высоко, чтобы она могла забраться наверх. Оставалось только вступить в бой с одним-единственным ворьеном.

– Неправда, – голос принадлежал ей, но при этом звучал так отдаленно, будто говорил кто-то другой.

Это настолько привело Надю в чувство, что она смогла отскочить, когда волк бросился вперед. Его челюсти щелкнули в паре дюймов от ее руки, но она не хотела погружаться в темные воды. Использовать эти силы означало признать, что она всегда была не просто клириком.

Ладонь ее оскверненной руки, израненная и ноющая, все больше наливалась теплом, пока волк ходил кругами, истекая слюной в предвкушении пиршества. Она почувствовала, как напряглись его мышцы, как зашевелился мех. Зверь готовился к новой атаке.

Надя стояла на коленях на краю бурлящего океана. В отчаянии она опустила руку под ледяную воду.

Перед девушкой возникла мерцающая стена энергии, и, врезавшись в невидимую преграду, волк взвизгнул и попятился назад. Чистая магия, полное погружение. Вкус железа и пепла. Время вокруг Нади замедлилось, и она сжала кулак. Волк издал еще один отчаянный вопль, когда его тело парализовало.

«Было бы так легко убить это чудовище», – бесстрастно подумала она. Наде казалось, что она наблюдает за собой со стороны. Еще один дюйм, одно движение пальцев – и она могла бы переломать кости зверя так же легко, как засохшие ветки. Белое пламя лизнуло ее искаженную руку, охватывая рукав платья.

В этот момент Надино зрение изменилось, и она смогла увидеть гораздо больше доступного ранее. Чудовище. Нет, не чудовище, всего лишь волк, древнее существо, которое бродило по лесам сотни лет. Надя не находила в себе силы навсегда прервать его скитания, поэтому, вздохнув, она ослабила свою магическую хватку и нанесла удар такой силы, что волк потерял сознание.

А затем она побежала.

Тяжело дыша, она потушила пламя на рукаве. Было глупо оставить волка в живых. Какая же она дура. Зверь подошел слишком близко к деревне. Но древние существа уже пробудились, и Надя не знала, правильно ли было их уничтожать. К тому же ее пугала собственная сила. Она словно становилась кем-то другим, чем-то другим, и жестокость превращалась в детскую забаву. Надя и без того совершила достаточно жестоких поступков. В ее голове все еще звучал голос Малахии, уверявший, что жестокость была ей к лицу, но она не хотела идти по этому пути.

Надя поморщилась, глядя на свою кровоточащую ладонь.

Использование магии уничтожило бинты на ее руках. Шрам в виде спирали, оставленный Малахией на левой ладони, полностью зажил.

Что-то здесь было не так. Она осторожно двинулась к роще деревьев, которые казались темнее остальных. Как будто тени пожирали их стволы, медленно прогрызая себе путь наверх.

Надя провела рукой по одному из деревьев. Кора осыпалась от ее прикосновения, обнажая белую древесину, и по пальцам потекла кроваво-красная смола.

Дело плохо. Ее первой мыслью было схватиться за четки. Вацлав должен знать, что происходит. Но с замиранием сердца она осознала, что никто не откликнется на ее зов. Она осталась совершенно одна.

Ей не помогут ни боги, ни богини, ни высокомерный транавийский юноша, который знал слишком много.

Осталась только Надя.

Простая девушка, внутри которой открылся таинственный источник темной магии, – против надвигающегося конца света.

Сцена I
Париджахан Сирооси

Париджахан не могла припомнить ни одного случая, когда Рашид так злился на нее.

– Дело не в том, что ты рассказала Малахии, – раздраженно выпалил он. – Я могу это понять. Дело в том, что ты не рассказала мне.

Она скрыла от него абсолютно все. Послания, письма, отчеты, которые попадали к ней в руки. Девушку умоляли вернуться в Аколу и обещали, что любые проступки будут прощены, а ее статус – восстановлен. Что все вернется на круги своя, как было до ее побега.

Надя покинула фермерский дом, не сказав ни слова. Вскоре после этого ушла и Остия, а Катя последовала за ней. Париджахан села напротив Рашида. Она избегала его – избегала этого разговора – с того момента, как они сбежали из леса.

Письма от ее Траваша были разложены на столе, а она не могла оторвать глаз от Рашида, который потирал свои предплечья, испещренные странными отметинами и ужасными порезами. Они розовели на его бронзовой коже, совершенно отказываясь заживать.

– Ты все ему рассказала? – спросил Рашид.

Париджахан покачала головой:

– Я боялась, что он невольно меня выдаст, если будет знать слишком много.

Рашид склонил голову, молча соглашаясь с ней. От него исходила ледяная ярость, но Париджахан не хотела вступать в перепалку. Она понимала, что ссора ничего не решит.

– Что вы с ним задумали? – спросил он. – Только не говори, что ничего не планировали.

Париджахан настороженно посмотрела на Рашида. Он выглядел измученным. Длинные черные волосы, завязанные в хвост, делали тени под его глазами еще более заметными. Она знала Рашида большую часть своей жизни. Он был рядом с ней все это время. Ей не стоило держать его в неведении.

– Ты помнишь свой дом? – спросила она.

Рашид нахмурился, недовольный тем, что она ответила вопросом на вопрос, а затем нерешительно кивнул головой. Это был не тот ответ, которого хотела Париджахан. Она напряженно ждала, не решился ли он сказать что-нибудь еще. Раньше он делился с ней смутными воспоминаниями о своей семье, но ей нужно было что-то более определенное. Когда напряжение в Аколе достигнет апогея, к кому он присоединится? Будет ли Рашид хранить свою верность дому Сирооси или переметнется на сторону Янзин Задара?

– Обрывками. Я почти ничего не помню, – ответил он. – Почему ты не доверилась мне, Пардж? Что я сделал не так?

Но он здесь был ни при чем. В том, что произошло, была виновата только сама Париджахан и ее страна.

Рашид вгляделся в ее лицо, и его теплые глаза потускнели от обиды.

– Понятно, – только и сказал он с отвращением в голосе.

– Малахия не имел никакого отношения к делам Аколы, – тихо сказала она. – Я не хотела ставить тебя перед таким тяжелым выбором.

– У меня никогда не было выбора, – заметил он.

Она поморщилась.

– Но теперь мне приходится делать выбор каждый день. И я выбираю остаться с тобой вместо того, чтобы отправиться домой. Или я неверно оцениваю ситуацию? Полагаю, как прасит, ты могла бы осудить меня за побег и назначить награду за мою голову.

– Рашид.

– Это ты решила, что мне нельзя доверять, – огрызнулся он. – Что вы задумали?

– Спасти Аколу от надвигающейся гражданской войны, – ответила Париджахан, поднимая подбородок. И пусть он только попробует сказать, что ее цель не была благородной.

Между ними разверзлась пропасть, а виной тому были трещины, которые угрожали вновь расколоть Аколу на пять разных стран. Хлипкий мост – спины несчастных жителей Янзин Задара – давным-давно сломался под давлением власти Паалмидеша.

Рашид посмотрел на Париджахан, и в его взгляде промелькнула нерешительность.

– Да, объединение терпит неудачу, и мой отец умирает, – пробормотала она, понимая, что условный мир между народами Аколы всегда висел на волоске. – Я думала, что нашу страну еще можно спасти. Что Малахия мог бы помочь. И да, я боялась, что, будь у тебя выбор, ты бы вернулся в Янзин Задар. Я не хотела тебя потерять. Это было эгоистично.

Рашид закрыл лицо руками и замолчал. Париджахан отвернулась, обводя взглядом фермерский дом. Золотистый свет заходящего солнца пробивался сквозь окно, отбрасывая сказочные тени. Она смотрела куда угодно, только не на него.

– Пардж… не думаю, что Аколу можно спасти.

– Малахия сказал то же самое. Но это означает, что нам не избежать гражданской войны.

– Только если ты не вернешься домой, чтобы ее остановить.

Париджахан уже слышала это от Малахии. Она лишь покачала головой. Дороги назад уже не было. Паалмидеш долгие годы высасывал все соки из других государств. На ее Траваше лежал тяжкий груз вины. Если она вернется домой, ее убьют задолго до того, как она сможет исправить ошибки своей семьи.

– У Малахии было много изощренных идей, которые включали в себя постепенное отравление некоторых дворян, чьи смерти вызвали бы длительный эффект домино. Это очень длинный план. Но в итоге дом Сирооси должен был остаться в выигрыше.

Рашид фыркнул.

– И тогда я бы возглавила Траваш, – тихо закончила она. – А я этого не хочу.

– Как насчет…

Скрип входной двери не дал ему договорить. Париджахан подняла глаза, надеясь увидеть Надю, но перед ней стояла царевна. Катя подошла к столу и окинула печати на письмах внимательным взглядом, прежде чем опуститься на стул и откинуться назад.

– Ты далеко от дома, – заметила она. – И ты не та, за кого себя выдаешь.

– Я не собираюсь оправдываться, – ответила Париджахан, жалея, что не успела спрятать бумаги.

– Аколийский прасит в королевстве хаоса. К тому же, ты можешь говорить с клиричкой, даже когда она никого к себе не подпускает.

– Наде нужно время, – сказала Париджахан. – Позволь ей прийти в себя.

На той горе Париджахан потеряла близкого друга, но Надя потеряла гораздо больше. Она еще не скоро сможет смириться со своим горем. Возможно, никогда.

– У нас нет времени, – вздохнула Катя, завязывая свои темные кудри. – Я должна знать, зачем ты здесь. Когда мы доберемся до Серебряного двора, мне придется объяснить своему отцу, зачем я притащила прасита в самое сердце нашей страны. Не хотелось бы, чтобы твой Траваш обвинил меня в похищении и объявил Калязину войну.

– Они не объявят войну, – уверенно сказала Париджахан. – Только не из-за меня.

– Я бы не была так уверена.

– Они не станут рисковать. Военные ресурсы понадобятся им в случае внутреннего конфликта, – объяснила аколийка.

Брови Кати поползли вверх. Париджахан никогда не лгала о том, почему находилась в Калязине, но все же не раскрывала всей правды. Здесь было легко говорить о возмездии. Это слово имело значение для таких, как Малахия или Надя – людей, чьи миры погрязли в насилии. Оно служило убедительным объяснением тому, что аколийка предпочла их жестокие страны своей родине. Но у нее имелось слишком много причин для побега, и она продолжала бежать, потому что просто не могла остановиться. Настоящим правителем Аколы был вовсе не отец Париджахан, а ее бабушка, и она понимала, что Зохре пойдет на все, лишь бы удержать власть над ее семьей и всей страной.

Когда-то она думала, что махинации бабушки никак ее не коснутся. Париджахан не должна была унаследовать Траваш. У нее были старшие брат и сестра: Таране и Арман. Но Таране выдали замуж за транавийца, вычеркнув ее из очереди наследников, а Арман отправился к пустынным магам и не вернулся назад. Париджахан даже не надеялась, что он все еще жив.

В итоге на плечи младшей дочери дома Сирооси возложили груз ответственности за страну, которая разваливалась на части. Она не хотела такой ответственности. Никто не хотел.

Девушке казалось, что ее побег только облегчит всем жизнь. Никто не хотел видеть ее на троне. Зохре считала внучку слишком упрямой для будущей правительницы, так что же изменилось?

Рашид окинул царевну многозначительным взглядом. Париджахан никогда не видела его таким мрачным, и ей было больно наблюдать за тем, как тускнеют его насмешливые глаза. Она боялась спросить, через что ему пришлось пройти в том проклятом лесу. Это была их первая разлука за долгие годы, и между ними вдруг образовалась пропасть, которую они никак не могли преодолеть. С другой стороны, Париджахан сама посеяла семена раздора, скрыв от Рашида правду о состоянии своего отца и будущем Аколы.

Он хотел вернуться домой, а она не могла последовать за ним. Если бы Рашид ушел прямо сейчас, сердце Париджахан разбилось бы, но она не стала бы его останавливать.

– Скажи хоть что-нибудь, – сказала Катя. – Я тебе не враг и лишь хочу избежать международного скандала.

– В Аколе знают, что я натворила и почему сбежала. Чего они не знают, так это почему я решила остаться здесь. Поверь, Акола не нападет на Калязин или Транавию. У нас полно своих проблем. Но если тебе нужно объясниться перед своим двором, скажи им часть правды. Я здесь для того, чтобы помочь вашим королевствам.

– Не хочешь рассказать мне все остальное?

Париджахан ощутила на себе тяжелый взгляд Рашида.

– Этого достаточно.

Воспоминания о том проклятом лесе останутся с ней навсегда. Она была отмечена, как и ее друзья, и эту метку будет не так-то просто стереть. Париджахан знала, что видела и что от нее требовалось, но вряд ли хоть что-то могло получиться без… Она судорожно сглотнула. Это больше не имело значения.