Текст книги "Обращенные к звездам. Прошлое, настоящее и будущее астрономии"

4
Потеряно часов: шесть. Причина: вулкан

Астрономы редко бывают жаворонками, но утром 15 октября 2006 года я ничего не могла с собой поделать – я была слишком взволнована, чтобы спать. Новоиспеченная аспирантка Гавайского университета, я готовилась отправиться в аэропорт и лететь на Большой остров, чтобы провести свое самое первое наблюдение в обсерватории Мауна-Кеа. Мне предстояло наблюдать за некоторыми звездами в нашей Галактике, Млечном Пути, под руководством моего консультанта Энн Босгард, известного астронома. Мы надеялись определить, сколько бериллия содержится во внешних слоях этих звезд. Бериллий, четвертый элемент периодической таблицы, до сих пор во многом остается загадкой для астрономов, изучающих химический состав Вселенной и историю Большого взрыва. Этот элемент с трудом образуется, но легко уничтожается внутри звезд и в результате относительно редок. Измеряя небольшие количества бериллия, оставшиеся во внешних слоях звезд, мы надеялись получить новые сведения о жизни этих звезд и химических реакциях, происходящих глубоко в их недрах.

Мы собирались применить спектроскопию с чрезвычайно высоким разрешением и распределить свет этих звезд по длинам волн с чрезвычайно малыми интервалами, чтобы можно было установить точное место в спектре, где атомы бериллия, как подсказывала нам физика, будут поглощать толику дополнительного света. Для этого требовалось использовать спектрограф на одном из телескопов-близнецов обсерватории Кека, вторых по величине телескопов в мире с десятиметровыми зеркалами. (Больше их – 10,4 метра – только испанский Большой Канарский телескоп в обсерватории Роке-де-лос-Мучачос на Канарских островах.) Телескопы «Кек» стали легендарными – благодаря размерам и расположению на вершине Мауна-Кеа это одни из самых примечательных и внушительных с научной точки зрения наземных телескопов. Они сделали первые снимки планеты, вращающейся вокруг другой звезды, несколько раз побили собственные рекорды по удаленности наблюдаемых Галактики и, отследив движение звезд, доказали, что в центре Млечного Пути находится огромная черная дыра. Сегодня вечером у меня будет возможность поработать на одном из этих телескопов вместе с Энн, известной и опытной наблюдательницей.

Солнце едва взошло, но впереди меня ждали бериллий, Большой остров и десятиметровые зеркала, и я была слишком взволнована, чтобы снова заснуть. Я решила хотя бы собрать вещи, разу уж не в состоянии отдыхать перед ночным наблюдением. В семь утра я уже радостно металась по своей крошечной квартире-студии в Гонолулу, укладывая одежду в маленький походный рюкзак, а на фоне бормотал телевизор.

Я уселась на футон, скрестив ноги, и задумалась, стоит ли брать с собой фотоаппарат, когда постель вдруг затряслась. Я выпрямилась и стала озираться вокруг, как удивленная луговая собачка. Несколько долгих секунд все в квартире содрогалось. Потом наступила тишина.

«Хм», – подумала я. За двадцать два года в Массачусетсе я ни разу не испытала на себе сейсмической активности, но за два месяца, что я прожила на Гавайях, несколько раз случались небольшие подземные толчки. Похоже, это в самом деле было землетрясение!

Но тут планета, будто в ответ на мои мысли, показала мне, как на самом деле выглядит землетрясение. Позже в тот же день, загуглив «землетрясение сегодня» (а что еще было делать ученому?), я выяснила, что мою постель трясли быстро движущиеся продольные сейсмические P-волны, которые предшествуют «настоящим», поперечным S-волнам.

Дальше вся квартира начала раскачиваться: задрожал пол, заметался взад и вперед вентилятор на потолке, задребезжали раздвижные дверцы шкафа. Для меня это все было в новинку, и я какое-то время просто наблюдала за происходящим, но тряска все не прекращалась – и тут у меня случился выброс адреналина, и я забегала по квартире, готовая… собственно, к чему? Я жила на пятом этаже и мало что могла сделать в такой ситуации, кроме как нарезать круги по квартире и надеяться, что конструкция здания надежна. Я ограничилась тем, что схватила плащ, ключи, сотовый телефон, походную аптечку, нож, налобный фонарь и шлепанцы (оглядываясь назад, я абсолютно не представляю, как умудрилась собрать все самое нужное, поскольку в голове у меня билось только «о боже, боже, боже»), распахнула входную дверь и встала там, мертвой хваткой вцепившись в дверной косяк, потому что вспомнила, что во время землетрясений вроде бы полагается встать в дверной проем. Причем здание все еще дрожало. Неужели землетрясения длятся так долго? А может, с планетой что-то случилось?

Толчки утихли вскоре после того, как я заняла пост в дверях. Я оглядела коридор, но из соседних квартир никто даже не выглянул. Хм. Должно быть, все не так уж страшно. Я вернулась в квартиру. Это было страшновато, но, наверное, я просто слишком остро реагирую. Я попыталась успокоиться и вернуться к важной задаче: выбрать счастливую пару носков для наблюдения. Кабельное телевидение не отключилось, значит, все в… надо же, а местный новостной канал почему-то не работает. Хотя, может, это нормально…

Я отключила зарядившийся ноутбук от сети и спокойно убрала его в сумку, когда лампы замигали, а потом отключилось электричество. Все абсолютно нормально. Судя по шуму за окном, люди начали выходить на улицу. И едва я положила с собой кошелек и папку с заметками для наблюдений, как пол снова начал подпрыгивать – это был толчок конечной фазы землетрясения. Ладно, ладно, понятно.

Я схватила сумку с ноутбуком и свой наспех собранный набор для выживания и поспешила вниз, экипированная для чего-то среднего между астрономическим наблюдением и съемкой учебного видео для бойскаутов. Жильцы дома собрались на первом этаже и пытались поймать новости по радио. В основном попадалась музыка на укулеле или помехи, и пока мы ждали, я наконец задумалась: А аэропорт хотя бы открыт? Смогу ли я попасть на Большой остров? Будем ли мы сегодня работать на телескопе?

Наконец попались новости. Оказалось, до нас докатились отголоски землетрясения магнитудой 6,7. На Большом острове.

Электричество и вышки сотовой связи в Гонолулу не работали, но в конце концов мне удалось связаться со знакомыми аспирантами, и они подтвердили, что наш с Энн сеанс наблюдения отменен, как и все остальные, запланированные на ту ночь на Мауна-Кеа. Поскольку это была наша единственная ночь на телескопе «Кек», назначенная на осень, мы ничего не могли поделать – спектрам, звездам и разгадке тайны бериллия оставалось только ждать следующего года. К вечеру мы с друзьями собрались в одном из наших обычных мест встречи – в доме рядом с астрономическим факультетом, куда мы втиснулись ввосьмером и объединили наши скоропортящиеся продукты и источники света на батарейках. Мы вслух рассуждали о землетрясении. Пострадал ли кто-нибудь на Большом острове? А что с дорогами, не затопило ли их? Могло ли землетрясение повредить телескопам?

На следующий день на астрономический факультет пришло электронное письмо. К счастью, обошлось без жертв и серьезных разрушений, но некоторые дороги на Мауна-Кеа стали непроходимы, а несколько телескопов получили повреждения, в том числе оба «Кека». К счастью, купола и конструкции телескопов были спроектированы с учетом сейсмической опасности, поэтому повреждения не стали критическими: и массивные стеклянные зеркала, и здания остались целы. Тем не менее, судя по предварительным оценкам ущерба, обсерваторию нужно было закрыть на ремонт на несколько дней, так что никаких наблюдений в ближайшее время не предвиделось.

Письмо заканчивалось словами: «Если это вас утешит, погода у нас сейчас просто ужасная».

Обсерватории представляют собой забавный парадокс: это сложные и высокотехнологичные центры научной деятельности, которые относятся к числу крупнейших и наиболее конструктивно совершенных инженерных объектов в мире. В то же время они лучше всего функционируют, когда расположены в глуши. Поэтому и телескопы, и люди, которые на них работают, просто обречены подвергаться иногда жестоким экстремальным воздействиям стихий. Сара Таттл, астроном, которая в том числе исследует создание приборов для телескопов, очень точно об этом сказала: «Мы берем эти высокоточные научные приборы и просто мучаем их»[4]4
  Sarah Tuttle, интервью автору, 18 августа 2018.


[Закрыть].

Горные вершины, на которых строятся обсерватории, как правило, находятся в отдаленных местах, открытых воздействиям стихий, и даже в благоприятных условиях туда нелегко добираться. Окружающая среда в сочетании с экстремальными погодными условиями в горах способны нанести ущерб телескопам. Так, зимой 2011 года на обсерваторию Мейера-Уомбла в штате Колорадо, расположенную недалеко от вершины горы Эванс в Скалистых горах на высоте 4348 метров, обрушились порывы ветра со скоростью до 42 метров в секунду. Поскольку горная дорога была закрыта с октября по май, астрономы из Денверского университета впервые заметили неладное, только когда ветер снес одну из веб-камер обсерватории. Дальнейшее расследование (а также фотографии, сделанные местным альпинистом, который совершал зимнее восхождение на гору Эванс в рамках подготовки к восхождению на Эверест) в конечном итоге показало, что ветер практически разрушил семиметровый купол, в котором находился телескоп. (История закончилась печально. Денверский университет много лет пытался восстановить купол и сражался с подрядчиками, но в итоге не нашел достаточной поддержки и недавно принял решение снести его и демонтировать телескоп.)

Даже не такой сильный ветер может вызвать проблемы. Обсерватория Апач-Пойнт расположена высоко над равнинами южной части Нью-Мексико в горах Сакраменто, но всего в 30 километрах от национальной достопримечательности Уайт-Сэндс – огромного массива белейших песчаных дюн. Когда поднимается ветер, этот красивый белый гипсовый песок может залететь в купола телескопов и устроить пескоструйную обработку тщательно отполированным зеркалам. Телескопы на Канарских островах, в 160 километрах от побережья Марокко, сталкиваются с аналогичной проблемой – во время природного явления под названием «калима» сильный восточный ветер несет на острова густое облако пыли и песка из Сахары.

Высоко в горах также представляют опасность суровая зимняя погода и сильные метели. Внезапно налетевшая буря может запереть астрономов в горной обсерватории, если они не успеют спуститься. Иногда на куполе намерзает твердая корка из снега и льда и мешает его открывать; при этом есть опасность, что если купол все-таки удастся открыть, то на зеркало телескопа посыплются ледяные осколки. Кэндис Грей, оператор телескопа в обсерватории Апач-Пойнт, вспоминала, как однажды в сильный ветер вращала купол 3,5-метрового телескопа, чтобы с него сдувало снег. Энн Босгард рассказывала мне, что они с коллегами нашли более простое и практичное решение: доехали до 88-дюймового телескопа на вершине Мауна-Кеа на вездеходе, а затем взобрались на купол с лопатами и ледорубами, чтобы очистить его.

Еще один существенный риск связан с тем, что купола являются самыми высокими объектами на горах – во время гроз они притягивают молнии. Неудивительно, что для удара молний высокие здания на вершинах гор представляют собой идеальную цель. Несколько моих коллег рассказывали истории о том, как молния поражала общежития или вспомогательные здания. Однажды пострадал даже знаменитый «монастырь» в Маунт-Уилсон. Элизабет Гриффин вспоминала, как ужинала там вечером в грозу, когда разряд молнии расколол ель неподалеку и отскочил прямо в помещение, причем с такой силой, что все оконные стекла осыпались внутрь.

Дейв Сильва однажды вечером вел наблюдение в 2,4-метровый телескоп на Китт-Пик, и в разгар грозы молния попала прямо в купол. Удар и сам по себе мог напугать (на самом деле молния не так уж редко попадает в купол, но все астрономы, которые с этим сталкивались, говорят, что это самый громкий звук, какой они только слышали), и тут же отключилось электричество. Дэйв бросился к распределительному шкафу, распахнул дверцу – и ему навстречу вырвалось огромное облако дыма. Решив, что купол загорелся, он побежал за помощью и в конце концов нашел нескольких сотрудников ночной смены, которые потягивали кофе в здании недалеко от вершины и были рады расшевелиться в такую скучную ночь. К счастью, купол не сгорел, но дым из распределительного шкафа был единственным, что осталось от полуметрового силового кабеля, который испарился в результате удара молнии.

А Руди Шильд однажды днем в 1976 году работал в обсерватории Маунт-Хопкинс в Аризоне. Помимо него на всей горе был только один человек (остальные уехали с приближением бури), и он позвонил Руди и попросил отключить одно из зданий от основной электросети, чтобы избежать перегрузки всей системы в случае удара молнии. Руди согласился помочь и направился к маленькому открытому боксу с выключателем, полагая, что буря еще километрах в пяти от обсерватории, но что стоит подготовиться к ней заранее. Однако молния, ударившая в Маунт-Хопкинс в тот вечер, поразила не здание или другой объект в главной электросети, а самого Руди.

Тревогу подняли, когда коллега Руди позвонил другому сотруднику, обеспокоенный тем, что Руди ему так и не перезвонил. В ходе поиска были обнаружены очки и фонарик, лежащие в боксе для выключателей, и сам Руди, распластавшийся метрах в трех от бокса.

По счастливой случайности на гору как раз незадолго до этого прибыл сотрудник, который служил в воздушной полиции в ВВС США и умел оказывать первую медицинскую помощь. Он нащупал у Руди слабый пульс и поспешил дать ему кислород из баллонов, хранящихся в обсерватории. Вызвали вертолет лесохозяйственной службы, и пилоту с большим трудом удалось, чудом ничего не задев лопастями, приземлиться на единственном открытом участке земли на горе, среди ревущего ветра и тумана, который несла приближающаяся буря. Руди доставили в ближайшую больницу, обработали ему ожоги на ногах, но уже через несколько дней он вернулся к работе. Описывая это происшествие на своем сайте, Руди написал о своих коллегах: «Следующие несколько дней они очень внимательно за мной наблюдали, но нашли, что я поглупел, несмотря на все мои усилия»[5]5
  Rudy Schild. Struck by Lightning. 2019, http://www.rudyschild.com/lightning.html


[Закрыть].

Ветер, снег, молнии – все это может нанести ущерб телескопам, но настоящий кошмар многих обсерваторий – лесные пожары. Засушливые предгорья, где расположены многие телескопы, являются потенциальными очагами лесных пожаров, и хотя обсерватории обычно находятся на самой высокой точке горы или вблизи нее, но, как правило, вокруг все равно достаточно много деревьев и кустарников, которые могут стать добычей огня. Когда в южной Калифорнии и Аризоне бушевали пожары, в опасности оказались несколько обсерваторий, в том числе Паломарская (астрономы однажды забились в купол 200-дюймового телескопа и были готовы эвакуироваться на вертолете, если огонь подойдет ближе), и Ватиканский телескоп передовых технологий.

Австралийские обсерватории особенно сильно страдают от пожаров. Маунт-Стромло, некогда процветающая обсерватория, где наряду с ультрасовременным оборудованием работали исторические телескопы XIX века, в 2003 году была разрушена лесными пожарами в окрестностях Канберры. Обсерватория потеряла пять телескопов вместе с мастерскими, административными зданиями и жилыми домами. (Позже австралийскому художнику Тиму Ветереллу заказали скульптуру «Астроном», в которой он использовал части разрушенных телескопов; скульптура установлена возле Квестакона, Национального научно-технического центра в Канберре.) В 2013 году из-за огромного лесного пожара в национальном парке Уоррамбангл пришлось эвакуировать обсерваторию Сайдинг-Спринг, где находится более десятка телескопов. Пожар уничтожил здания на горе, но телескопы, к счастью, уцелели и смогли возобновить работу.

Как будто им мало бурь и пожаров в горной глуши, телескопы еще и облюбовали области вблизи тектонических разломов – в Калифорнии, на Гавайях, в Чили, – где становятся добычей землетрясений.

Любой наблюдатель, побывавший в Чили, обязательно пережил хотя бы одно небольшое землетрясение. Вообще говоря, у телескопов есть интересная особенность, когда дело доходит до подземных толчков: они юстированы настолько тщательно и настолько хорошо сохраняют стойку «смирно», что даже малейшая, еще отдаленная вибрация перед землетрясением бывает заметна в поле зрения телескопа. Однажды я сидела за телескопом, когда оператор вдруг воскликнул: «О! Сейчас будет землетрясение» – за секунду или две до того, как все здание коротко, но ощутимо тряхнуло. Он увидел, как яркая звезда, по которой он наводил телескоп, вдруг скакнула на экране его компьютера – невероятно чувствительный прибор засек первые признаки подземного толчка. Поскольку в конструкции телескопов предусмотрена устойчивость к такого рода событиям, звезда вернулась в центр кадра, как только прекратилась вибрация, и наблюдение возобновилось. Однако некоторые калифорнийские астрономы вспоминают, как во времена наблюдений в главном фокусе им случалось застрять в клетке на несколько часов, когда землетрясение заставало их за наблюдением. Джордж Валлерстайн объяснил мне, что в тамошних обсерваториях обычной практикой было сперва отправлять пожарных (которым в Калифорнии, по крайней мере, было недалеко добираться до обсерватории) на самый большой телескоп – в интересах науки.

Наконец, в некоторых обсерваториях виновниками чрезвычайных происшествий становятся вулканы. Телескопы на Мауна-Кеа знакомы с явлением, известным как вог – смесь вулканических выбросов и смога. Извержения в Национальном парке Гавайских вулканов иногда выбрасывают в атмосферу значительное количество диоксида серы, при смешивании с конденсатом образующего кислотный туман, из-за которого телескопы становятся чувствительнее к влажности. В мае 2018 года веб-камеры в обсерватории Мауна-Кеа засняли мощное извержение Килауэа, самого активного вулкана Гавайев. К счастью, пепел от извержения сдуло в другую сторону, так что, несмотря на опасения по поводу вога и чувствительности телескопов, наблюдения в основном продолжились в соответствии с графиком.

Поскольку Мауна-Кеа находится менее чем в 50 километрах от Национального парка Гавайских вулканов, можно было бы ожидать, что именно с этой обсерваторией будет связана самая интересная байка про наблюдения рядом с вулканами. Однако здесь пальма первенства, безусловно, принадлежит истории Дуга Гейслера.

Дуг, аспирант Вашингтонского университета, 17 мая 1980 года провел замечательную ночь за наблюдениями в обсерватории Манасташ-Ридж в центре штата Вашингтон. Он работал один; в первую ночь он собирал данные для своей докторской диссертации, наблюдая за звездами Млечного Пути возрастом в миллиард лет. На рассвете он закончил наблюдение, закрыл телескоп, как обычно, и направился в общежитие в соседнем здании, настроившись как следует отдохнуть, чтобы в следующую ночь не менее плодотворно потрудиться. Через несколько часов, около половины девятого утра, Дуг проснулся, потому что ему почудился какой-то шум издалека – не то низкий гул, не то грохот. Не обнаружив ничего подозрительного, он снова заснул. Ему снился конец света.

Некоторое время спустя он снова проснулся и начал готовиться к стандартному «утру» астронома: полуденному завтраку и спокойному отдыху под ясным небом на залитой солнцем горе. Дуг сразу заподозрил неладное: по краям светонепроницаемых штор не пробивалось ни лучика. Несколько удивившись и гадая, то ли он капитально проспал, то ли погода резко испортилась, он посмотрел на часы, которые показывали полдень, и решил выглянуть на улицу.

За дверью общежития вместо солнечного полдня царила непроглядная тьма, и в воздухе стоял отчетливый кислый запах серы. Даже при свете фонарика видимость была всего метра три. День был теплый и очень тихий… только без дневного света. Дугу сразу пришло в голову, что произошел ядерный взрыв или другая грандиозная катастрофа. И он ошибся лишь наполовину.

В то утро началось извержение вулкана Сент-Хеленс, расположенного в 144 километрах к западу от хребта Манасташ. Он выбросил столб пепла высотой более 24 километров; это было самое разрушительное извержение вулкана в истории США. Отдаленный звук, который Дуг слышал утром, вероятно, был либо первоначальным взрывом мощностью 26 мегатонн, либо оглушительным вторичным взрывом, когда перегретые выбросы из вулкана мгновенно превратили близлежащие водоемы в пар. После извержения основную часть вулканического шлейфа за несколько часов отнесло ветром на восток, и она зависла прямо над обсерваторией, где находился Дуг.

Как любой хорошо подготовленный наблюдатель, Дуг вел подробный ночной журнал своих наблюдений, где отмечал, как прошла каждая ночь у телескопа, сколько часов было потеряно из-за погоды или технических проблем, а также фиксировал температуру, облачность, состояние неба и другие детали. Обычно астрономы пользовались этими журналами для того, чтобы не забыть подробности сеанса наблюдений, а сотрудники обсерватории – для учета потенциальных проблем. Запись того дня в журнале Дуга стала легендой:

Потеряно часов: 6. Причина: вулкан (ничего себе оправдание, а?). Состояние неба: черное, вонючее.

Я последний, кто выжил в этой войне (теперь вспомнил тот грохот ночью). Бросаюсь к радио, почти по всем станциям ча-ча-ча. Конец света, а у них ча-ча-ча! Наконец поймал местную станцию города Якимы: передали, что это гора Сент-Хеленс дыхнула огнем. Я немного успокоился. Примерно до 14:00 была полная темнота. К заходу солнца немного прояснилось, видимость около 800 м. Накрыл телескопы и инструменты. Мелкий пепел пробивается через щель, но я полагаю, большого ущерба он не нанесет. Я слышал, что обещали безлунные ночи и темное небо, но это просто смешно[6]6
  Geisler Doug. 76 cm Telescope Observers Log – Manastash Ridge Observatory. Night log entry, May 18, 1980.


[Закрыть].

Вулканы и удары молний – яркое напоминание нам, астрономам, о том, что мы работаем на беспокойной и не всегда стабильной планете. Уйдя с головой в научные наблюдения, легко забыть, что вместе со всем остальным, что мы видим в телескоп, в космическом пространстве движется и наша Земля и что периодические извержения и грозы – это всего лишь особенности геологии и климата нашего общего дома. И мы порой забываем, что делим этот дом с множеством других существ.

Многие из наших соседей в горах, где расположены обсерватории, практически безвредны: обычные белки, лисы, еноты и маленькие птицы, которые научились жить рядом с людьми. Встречаются и очень забавные животные, которых большинство астрономов видит там впервые в жизни. В Южной Аризоне в обсерватории время от времени заглядывает кольцехвостый коати – дальний родственник енота размером с домашнюю кошку, с озорным вздернутым носом; некоторые даже забредают в купол и оставляют пыльные следы на зеркале. Чилийские обсерватории регулярно посещают гуанако (близкие родственники лам) и совы. Отдельные особи последних давно сообразили, что камеры кругового обзора обсерваторий – небольшие башни с камерой с объективом «рыбий глаз», направленной прямо вверх для наблюдения за состоянием неба, – прекрасно подходят для того, чтобы с них высматривать добычу. Астрономы, периодически проверяющие эти камеры, иногда видят вместо облаков пушистый совиный зад или с любопытством глядящие на них в ответ гигантские глаза.

Ветераны радостно и с подробностями сообщают впервые приезжающим в Чили о пауках-птицеедах, обитающих в высокогорной андской пустыне, которые способны пробраться куда угодно, невзирая на внушительные размеры. Взрослый птицеед величиной с ладонь, у него массивное серо-черное тело и длинные мохнатые лапы, наводящие дрожь на любого арахнофоба и не только. Птицеедам весьма по душе темные прохладные уголки чилийских обсерваторий, а еще, что особенно неприятно, по ночам они более активны, чем днем. Многим астрономам случалось встретить этих вездесущих пауков в самый неожиданный момент: невольно ухватиться в темноте рукой за паука, сидящего на перилах лестницы, застать паука на своем рабочем кресле, вернувшись в диспетчерскую после похода в туалет, или тщетно пытаться заснуть, когда паук сидит на стене над кроватью.

Я так много слышала о пауках-птицеедах перед моим первым наблюдением в Чили, что была уверена, что это преувеличения, чтобы напугать впечатлительных новичков. А потом встретила своего первого паука – он сидел прямо на дверной ручке моей комнаты в общежитии. Мы ненадолго замерли (я, конечно, не собиралась протягивать к нему руку), а потом паук соскочил с ручки (я при этом отскочила назад на пару-тройку метров) и убежал в пустыню.

По правде говоря, птицееды на самом деле довольно застенчивые, пугливые и хрупкие существа, которых человек легко может поранить по неосторожности. Большинство постоянных гостей чилийских обсерваторий пришли если не к мирному сосуществованию, то, по крайней мере, к шаткому перемирию с восьминогими местными жителями, которые обычно тихо сидят по углам диспетчерской или испуганно удирают, если их потревожить. Однако новичкам от этого не легче.

По сравнению с гигантскими пауками мотыльки могут показаться очаровательными существами, но на деле это непреходящее (и самое надоедливое) бедствие для обсерваторий на западе США. Они залетают в буквальном смысле в каждую щелку. Один нахальный мотылек как-то раз напрочь запутал группу астрономов, которые не могли понять, почему в поле зрения телескопа ничего не видно, хотя он направлен прямо на яркую звезду; в конце концов они обнаружили, что на детекторе прямо в фокусе телескопа сидит мотылек. Стаи мотыльков могут заполонить любое тесное и темное пространство в обсерватории, перегреть электронику и забить двигатели и приводы до такой степени, что операторам иногда приходится заползать глубоко в телескоп, чтобы очистить их. Отчаявшиеся астрономы и сотрудники обсерваторий на протяжении многих лет перепробовали различные средства отпугивания: громкие звуки, пневматические пистолеты, фонарики, флуоресцентные лампы, лавандовое масло и обильные ругательства, – но многие обсерватории остановились на устройстве, которое прозвали «молинатор», – простой, но действенной комбинации лампы, вентилятора и большого строительного ведра, которое в разгар сезона мотыльков заполняется их тушками до краев за считаные дни. Аналогичную проблему могут представлять божьи коровки; в начале лета огромные стаи божьих коровок, пересекающие юго-запад Америки во время массовых миграций, садятся на высокие горы, причем в таком количестве, что стены зданий превращаются в ярко-красную шевелящуюся массу.

Однако все эти напасти бледнеют рядом со скорпионами. В обсерваториях на юго-западе Америки и в Австралии скорпионы представляют реальную опасность для астрономов. Наблюдателей-новичков заботливо предупреждают, чтобы они остерегались «мелких коричневых», и велят вытряхивать полотенца, проверять ботинки, а также подушки и простыни перед сном. Однажды вечером на Китт-Пик Сара Таттл во время работы вдруг почувствовала щекотку на ноге и сразу поняла, что кто-то заполз ей в штанину джинсов. Она быстро сориентировалась, обхватила руками колено и топнула, но скорпион все же успел ужалить ее, прежде чем вывалиться на ковер. Укус был настолько болезненный, что она вызвала работавшего на горе фельдшера; но, к счастью, у Сары не случилось аллергической реакции, поэтому лечение свелось к обезболивающим, льду и отдыху. Тем не менее она и ее коллеги во время сеанса наблюдения заметили еще несколько скорпионов, поэтому все оставшееся время сидели поджав ноги либо заправляли брюки в носки. Эта неприятная история стала легендой среди астрономов в горных обсерваториях. Несколько лет спустя Саре, когда она снова приехала на Китт-Пик вести наблюдения, за ужином взахлеб рассказывали о том, как одной несчастной женщине скорпион заполз в брюки и добрался, о ужас, до самого колена. (Очевидно, эта история затем эволюционировала в байку об «эвакуации в Тусон на вертолете», которую я слышала в свой первый визит на Китт-Пик.)

Скорпионы и стаи насекомых обладают фантастической способностью проникать практически куда угодно, но более крупные существа обычно держатся подальше от шума, запаха и движения в обсерваториях… если только их невольно не пригласят войти. В один прекрасный летний вечер на Китт-Пик кто-то решил оставить дверь открытой, чтобы впустить легкий горный ветерок и свежий воздух, который довольно скоро обернулся неприятными последствиями, когда внутрь забрел скунс. К тому времени, когда его обнаружили, он успел забраться настолько далеко, что его по ряду причин не решались выгнать. Умные ученые, обнаружившие скунса, нашли решение: проложили для него дорожку из хлебных крошек по всему коридору и наружу, далеко за двери обсерватории. Скунсы, похоже, особенно любят хлеб. План сработал отлично: скунс проследовал по дорожке через все здание и подбирался все ближе и ближе к открытой двери, пока не столкнулся с другим скунсом, который наткнулся на дорожку из крошек с наружного конца и пошел по ней внутрь.

Но никому урок «закрывайте двери» не был преподан в такой драматичной форме, как наблюдателям из обсерватории Апач-Пойнт. Телескопы там управляются из центрального здания, где есть отдельные помещения для разных телескопов, а также гостиная и кухня. Все помещения выходят в один длинный коридор, который заканчивается дверью наружу. В одно прекрасное утро, когда все разошлись, наружную дверь подперли, чтобы она не закрывалась и внутрь дул ветерок. Последний усталый, но довольный оператор телескопа наслаждался свежим воздухом в помещении управления 3,5-метровым телескопом – оно находилось в самом конце коридора, и двери у него не было. Закончив работу, оператор встал, вышел в коридор… и оказался лицом к лицу с черным медведем.

Крупные животные, как правило, держатся подальше от обсерваторий, хотя иногда их можно заметить неподалеку. Черные медведи распространены в горах материковой части Соединенных Штатов, но они обычно мирно сосуществуют с обсерваториями; астрономам просто дают фонарики и предупреждают, чтобы к медведям не подходили слишком близко. Кстати, в некоторых австралийских обсерваториях, если посветить фонариком за дверь посреди ночи, можно увидеть глаза кенгуру, сверкающие в ответ. В Чили несколько наблюдателей чуть не столкнулись с дикими осликами, гуляя по территории обсерватории в темноте, но эти истории обычно заканчиваются тем, что визжащий астроном и перепуганный ослик убегают в ночь в противоположных направлениях.

К счастью, именно так закончилась и встреча с медведем в Апач-Пойнт: оператор и медведь одновременно запаниковали, и зверь выскочил обратно в дикую природу, в то время как человек нырнул в ближайшую диспетчерскую с дверью.