Текст книги "Эта жестокая грация"

Двенадцать

Anche in paradiso non è bello essere soli.

Нет худшей пытки, чем одиночество в раю.

Алесса лежала в гробу.

Не мертвая. Пока нет.

Воздух, проникающий в ее легкие, был спертым, а адреналин – резкий и кислый – заструился по венам.

Она дернулась и резко проснулась, яростно мечась по кровати. Сжав руки в кулаки, отчего ногти впились в мягкую кожу ладоней, она ударилась о что-то теплое и твердое.

Раздался звук резкого вдоха. В слабом предрассветном свете Данте схватился за свою руку.

– Что ты делаешь?! – Алесса натянула одеяло до самого подбородка. – Я же предупреждала тебя! Не приближаться!

Он скорчил гримасу, размахивая рукой, словно ошпарил ее.

– Тебе снился кошмар. Я думал, ты навредишь себе.

– Так позволил бы навредить! – Ее слова, так похожие на те, что говорил Лоренцо, поразили ее в самое сердце. – Больше никогда так не делай!

Он глянул на нее потемневшими глазами.

– Поверь мне, не стану.

Услышав короткий стук в дверь, он жестом велел ей оставаться на месте и обогнул ширму. Несмотря на изначальное сопротивление, он отнесся к своей новой работе серьезно. Слишком серьезно.

Алесса натянула халат и последовала за ним.

Данте пялился на дверь, а в его руках лежала стопка одежды.

– Она сбежала. Горничная, или как ее там.

– Разве можно ее винить? – невинно задала риторический вопрос Алесса. – Ты устрашающий. Улыбайся почаще.

Он наградил ее многозначительным взглядом.

– Если тебе станет легче, от меня они тоже сбегают. – Она махнула в сторону ванной комнаты. – Можешь помыться там.

Данте поморщился, но направился в указанном направлении.

Она вовсе не имела в виду, что он грязный в прямом смысле этого слова, но любая попытка прояснить ситуацию добавила бы неловкости между ними, а потому Алесса прикусила язык. Если он намеревался обижаться на каждую мелочь, то это его проблемы. Она накрыла лицо подушкой и, только задействовав всю свою силу воли, не закричала в нее.

Рассвет на цыпочках крался по полу, и она отыскивала в себе энергию для наступающего дня. Совет уже наверняка собирался внизу, желая выслушать ее решение о назначении нового Фонте, вот только она не имела ни малейшего понятия о том, кого выбрать. Алесса с радостью бы вручила им список исключенных и предложила принять решение самим. Да, тем самым она выставила бы себя трусихой, но, по крайней мере, звалась бы трусихой, не несущей ответственности за очередной неверный выбор.

Данте вышел из ванной через несколько минут в накрахмаленной белой рубашке и брюках военного образца. Ему в них было тесновато, но капитан отлично подгадал размер, и Алесса не смела жаловаться на то, как новые одежды облегали его тело. Однако, окажется ли капитан Папатонис доволен внешним видом Данте, сказать было довольно сложно. Он закатал рукава до локтя, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, а кожаные перчатки засунул в карманы – в целом его внешний вид был пугающе привлекателен, но едва ли соответствовал стандартам Цитадели.

Алесса одарила его ласковой улыбкой.

– Намного лучше.

Данте нахмурился, как будто его оскорбили.

Она вошла во влажную и душную ванную комнату, тут же заметив висящие на веревках и крюках клочки ткани. Вручную постиранное белье, которое она оставила сушиться. Не шелковое и изящное, а простое и практичное ежедневное исподнее.

«Молодчина, Алесса!»

Теперь-то его точно не впечатлят замашки якобы утонченной Финестры, учитывая, что он мылся, окруженный самым скучным на свете нижним бельем. Она посрывала все белье и упрятала его в ящик комода.

Постоянное напряжение сказывалось на внешнем облике Алессы: ее лицо побледнело сильнее обычного, глаза казались слишком большими, а волосы ниспадали на плечи спутанными завитками, а не привычными аккуратными волнами, которые имели свойство превращаться в мелкие кудряшки в дождливые дни. Она не походила на доблестную спасительницу, коей себя, впрочем, и не считала, но появляться в подобном виде перед людьми Алесса себе позволить не могла.

Для начала ей стоило освежиться под водой, вот только по другую сторону незапирающейся двери находился Данте, и, если ему по какой-то причине вдруг вздумается ее открыть, Алесса не успеет даже прикрыться. Он не мог к ней прикоснуться – с ее согласием или без него, – но это не сильно утешало. Он бы увидел ее.

Она уставилась на свое отражение и скривилась. Не сказать, что Данте проявлял интерес.

Ополоснувшись, она занялась макияжем. Сегодня требовалось идти на крайние меры, поэтому Алесса накрасила губы прозрачным блеском и достала из косметички черные тени, после чего нанесла их на веки, растушевывая до тех пор, пока не стала напоминать мстительного ангела. Под таким слоем теней и тушевки никто не заметит ее слабостей. Своим обликом она не собиралась впечатлять окружающих – он предназначался только для нее. Она пыталась приободрить себя.

Закончив приводить в порядок лицо, Алесса приступила к замазыванию синяков на шее, но каждое прикосновение пальцев, когда она наносила слои крема и тонирующей пудры, отзывалось пульсирующей болью.

По крайней мере, струящееся традиционное белое платье, предназначенное для встреч с Советом, благодаря свободному крою скрывало надетую под ним форму, и ей не придется возвращаться наверх, чтобы переодеться перед ежедневной тренировкой.

Рената с помощью боевых тренировок сбрасывала напряжение. В то время как Алесса считала их одобренными государством пытками. У нее кружилась голова от одной только подготовки к встрече; и если она поднимет меч, то рискует свалиться с ног.

Когда она попыталась дотянуться до последней атласной пуговицы на задней стороне шеи, петельку для которой как будто намеренно сделали неподходяще маленькой, ткань сползла с плеч из-за глубокого выреза, и Алесса дернулась, всхлипнув от боли.

– Ты в порядке? – проявил участие Данте.

Рыдать перед незнакомцем в переулке – это одно дело, но в Цитадели, где она была Финестрой, все обстояло иначе. Или, во всяком случае, пыталась ею быть.

– В порядке, – ее голос надломился. Предатель.

– Что-то не похоже.

– Ты телохранитель, а не нянька.

Повисла долгая пауза, а затем раздались шаги и послышался скрип ножек стула по полу.

Алесса подхватила ленту, тут же поморщившись, потому что даже такое незначительное движение вызвало боль в ключицах. Да что с ней случилось? Она что, забыла, как реагировать на доброе отношение?

Она-то думала, что испытала все оттенки одиночества, но неприятно удивилась. Ей казалось, что в новых обстоятельствах выедающее изнутри ощущение отступит, однако все произошло с точностью до наоборот: оно разрасталось, окутывало девушку плотнее. Когда в обыкновенно пустующем помещении появился незнакомец, ее изоляция стала бросаться в глаза чаще – как костер, горящий во мраке, пылать ярче.

Стиснув зубы, она упорно заплетала за спиной косу, но не успела стянуть ее лентой, как прическа рассыпалась. К черту традиции, Совету придется принимать ее с распущенными волосами.

Алесса вышла из ванной комнаты, небрежно застыв на месте, чтобы не создавалось впечатление, будто она специально принимает позу.

Данте с отсутствующим выражением на лице сидел за столом и с такой скоростью подкидывал кинжал в воздух снова и снова, что лезвие превращалось в серебристое мерцание.

Обратив внимание на ее преображение, он изогнул брови.

– Прости, – заговорила она. – Я не хотела срываться на тебя. Просто некоторые привычные вещи делать по-прежнему больно.

Данте поймал кинжал и установил острие лезвия на ладони. Когда он поднял руку, оружие осталось в вертикальном положении, умело сбалансированное.

– Я мог бы помочь.

– Нет. Не мог. – Только боги знали, способен ли ей помочь хоть кто-нибудь, однако она сомневалась, что это был он.

Алесса натянула перчатки, замедляя шаг, чтобы поправить перекрутившийся палец.

– Постоянно носи на руке повязку, особенно если ты не рядом со мной.

– С какой стати мне быть не с тобой?

– Я не буду в тебе нуждаться в присутствии наставников.

Данте, прикусив один конец ткани, чтобы перевязать ее на бицепсе, спросил сквозь стиснутые зубы:

– Ты им доверяешь?

Доверяла ли? Уж точно не тогда, когда сбегала из города и умоляла незнакомца защитить ее.

– Разумеется, – выдавила она, осознав, что тянула с ответом на вопрос слишком долго.

Данте выхватил яблоко из корзинки для фруктов, потер о рубашку и скорчил недовольную гримасу.

– А другая еда имеется?

Алесса поджала губы. Она не очень любила завтракать, а по утрам просто забегала на кухню, чтобы взять чашечку эспрессо и бискотто[3]3
  Бискотто – итальянское хрустящее печенье, которое часто пекут с миндалем.


[Закрыть], которых хватало до обеда.

– Есть хлеб и сыр. Если хочешь, могу попросить принести чего-то посущественнее.

– Нет. Обойдусь. – Он бросил на нее сердитый взгляд, будто она предложила не накормить его, а ударить. Жуткий ворчун.

Данте носился по ее небольшой кухоньке, отрывая и закрывая шкафчики, словно жил здесь годами. Невзирая на то, что он был здесь незнакомцем, чужаком, помеченым человеком, он не тушевался и не боялся заявить о себе, сделать лишний шаг. Алесса, хорошенько порассуждав в своей голове, подметила, что подобное поведение отличало его от большинства мужчин. Некоторые люди отходили в сторону, а другие стояли на своем, доказывая, что у них не меньше прав на существование, чем у остальных.

Возможно, и она могла претендовать на собственный небольшой участок, и не из-за титула или потому, что заслужила его. А просто так.

Такие мысли не должны были казаться откровением.

Данте решил отрезать себе кусок сыра, и послышался звон бьющегося о тарелку ножа, а затем захрустел хлеб: обычно успокаивающие звуки сейчас выбивали ее из колеи после стольких молчаливых приемов пищи.

– Итак, – наконец подал голос Данте, скривившись так, будто ему выдирали зуб. – Давно ты к кому-нибудь прикасалась, при этом никого не убивая?

– Это не убийство. И не знаю.

Он скептически на нее посмотрел.

Алесса взяла стакан воды и с протяжным вздохом плюхнулась на стул напротив него.

– Четыре года и десять месяцев назад. И несколько недель.

– Но кто считает, да? – Он подвинул тарелку на середину стола. – Что планируешь делать в этот раз?

Финестра подцепила кусочек пармезана толщиной с лист бумаги, и тот растаял у нее на языке, наполнив рот вкусом соли и жира.

– Молиться?

– Это не план.

К тому же ложь. Она не молилась уже много лет. С тех пор как боги отвернулись от нее и позволили Эмиру умереть. Конечно, она произносила речи, опускалась в храме на колени и устремляла взгляд в небеса. Даже временами с ними общалась. Но не молилась. Молиться – значит обнажить свою душу; предложить руку, чтобы ее взял некто невидимый. Однако принять ее непокрытую руку была готова только смерть.

Поэтому она не молилась.

– Спасать Саверио не то же самое, что искать новые способы решения математических задач, – высказала она.

– А есть разные способы?

– Можешь не верить, но да. Преподавателей не впечатляло, что я находила верные ответы, хотя и не могла объяснить, как это сделала, а ответы я находила всегда. Только вот это не деление столбиком, поэтому я планирую делать то же, что и каждая Финестра до меня. – Она подняла стакан.

Его губ коснулась улыбка.

– Ну и каков результат?

Вместо ответа с ее губ сорвался неуместный смешок, и небольшое количество воды выплеснулось через край.

– Как видишь, не превосходный, иначе напротив сидел бы Фонте, а не ты. – Она принялась водить пальцами по каплям, рисуя пустынные реки, которые высыхали быстрее, чем она успевала добавить в них воды.

– Может, стоит попробовать нечто другое.

– Чудесный совет! Премного благодарна.

– Думаешь, на этот раз получится?

– Должно.

– Это не значит, что получится. – Данте говорил так спокойно и деловито, словно не он предлагал вариант уничтожения Саверио прямо перед тем, как ей предстояло принять жизненно важное решение.

– Спасибо за вотум доверия. – Алесса поджала губы, втянув воздух через нос. – У меня есть вера.

– Во что?

– В… богов? – Избранным воинам не полагалось сомневаться.

– Ты обречена, если ждешь, что тебя спасут боги.

– Это богохульство, – отозвалась она, не в силах отреагировать эмоциональнее.

– Так убей меня. Скучать никто не станет.

Она многозначительно воззрилась на него.

– Пожалуй, воздержусь. Мне нравится мой ковер, а оттереть от него твою кровь будет непросто.

Он едва не улыбнулся, и его черты лица смягчились.

– Странная ты девчонка.

– Я не девчонка. Я – Финестра.

Алесса спустилась по последней лестнице и, завернув за угол, внезапно услышала голоса Ренаты и Томо, эхом доносящиеся из вестибюля у храма, и ее сердце ушло в пятки.

Она никогда прежде с ними не конфликтовала. По большому счету она не перечила никому. Люди давали указания, и она их исправно выполняла. Без исключений. Она даже не представляла, как с ними спорить, не то чтобы побеждать.

Томо и Рената к этому моменту должны были стать лишь поддержкой, время от времени дающими советы Алессе и ее Фонте. Но, поскольку Алесса до сих пор была одна – а военные скорее боялись ее, нежели уважали, – наставникам пришлось взять на себя куда больше обязанностей, и чувство вины не позволяло ей становиться большей помехой, чем она уже была.

Но все изменилось.

– Финестра? – позвал ее Томо.

– Сейчас подойду. – Она отпирала ворота в разы медленнее.

Алесса могла бы всучить Данте несколько монет и сопроводить к ближайшему выходу. Томо и Рената ни за что бы не узнали о случившемся, продолжили бы жить, как и прежде.

Когда женщина метнула ей в голову кинжал.

Когда Томо и Рената обсуждали ее убийство как само собой разумеющееся.

Когда мужчина пытался выдавить из ее тела последний выдох. Мужчина, который, вероятно, до сих пор расхаживал по Цитадели.

Она могла бы отослать Данте и смириться с судьбой… или могла стоять на своем до конца.

– Запри за мной и уходи, – прошептала она и бросила ему ключи.

– Куда уходить? – Он поймал связку одной рукой.

– Куда угодно. Главное, не снимай повязку. – Она махнула рукой, как будто прогоняла его, но он лишь склонил голову, словно сбитая с толку собака. Алесса считала, что прозвищем Волк его наградили в качестве комплимента, однако теперь в этом сомневалась. – Встретимся наверху, когда я закончу.

– И что мне делать до тех пор?

– Не знаю. Что пожелаешь.

Она понятия не имела, чем занималась стража. Если они шарахались от нее, Алесса затаивала обиду, но редко задумывалась о них в ином ключе. Десятки людей, ежедневно марширующих на нижних уровнях, едва ли занимали ее мысли. И ей, человеку, который ненавидел чувствовать себя невидимкой, от этого осознания стало неуютно.

– Подружись с другими стражниками, что ли, – предложила она.

Он скривил губы в отвращении.

– Пойду разнюхаю обстановку и выясню, кого следует опасаться.

– Отличная идея. – От воспоминаний о тяжелых ботинках и беспощадных руках у нее скрутило желудок.

– Совет ожидает, Финестра, – крикнула Рената. – Надеюсь, ты приняла решение.

«Если не ты перепишешь правила, тогда кто?»

– Приняла, – прошептала она, а потом повторила громче: – Я приняла решение. – Она взмолилась, чтобы никто не услышал в ее голосе колебаний.

Данте посмотрел на нее так пристально, что она испугалась, а не видит ли он ее насквозь?

Тринадцать

L’occasione fa l’uomo ladro.

Плохо не клади, вора в грех не вводи.

– Мы собрались сегодня здесь, чтобы заключить священный союз и завершить божественный круг… – Падре Калабрийский говорил бы целый день, только дай ему волю.

Храм выглядел не так торжественно, как в день похорон Хьюго, да и людей пришло значительно меньше, однако Алесса вновь стояла на коленях у алтаря. И склонилась скорее как просительница, а не спасительница, отчего остальные члены Совета смотрели на нее свысока.

Прежде ее не злило их снисходительное отношение, явственно читающееся на их лицах, но она устала вести себя почтительно, устала чувствовать себя незначительной, неправильной или испорченной. Неважно, что случится в ближайшие недели, – испытывая постоянный страх, это не преодолеть.

– Я хотела бы высказаться, – начала Алесса с бешено колотящимся сердцем.

Рената и Томо обменялись взглядами за спиной падре.

Она глубоко вздохнула.

– Я хочу тренироваться со всеми подходящими Фонте.

Падре Калабрийский покачал головой.

– Согласно традициям, прежде чем Финестра коснется кого-то рукой, они должны пожениться.

– При всем уважении, традиции убили Эмира Годерика. – Выговорив его имя, она ощутила такую боль, что у нее едва ли не остановилось сердце. – Но мы приспособились и сможем сделать это снова. Более того, союзу предписывалось продлиться целую жизнь, но у богов, очевидно, иное мнение. Мы можем получить Первое Предупреждение в любую секунду. У нас нет времени на соблюдение ритуалов и правил.

Томо заерзал на своем месте, и по его лицу было не понять, означало ли его молчание поддержку или неодобрение.

– Возможно, – заговорила Рената, – если она начнет тренироваться сразу со всеми, мы выясним, кто выдержит ее дар, до того, как она сделает выбор, и избежим очередной трагедии.

– Нет-нет-нет. – Падре замахал руками, отвергая идею. – Люди и так обеспокоены, они не потерпят непредвиденного вмешательства в нашу самую священную традицию.

– Традиции не спасут нас от скарабео, – встряла Алесса.

– Люди и правда обеспокоены, падре, – согласилась Рената. – А смерть еще одного Фонте послужит сигналом для разжигания факелов.

– Мы не может отказаться…

– Мы ни от чего не отказываемся, – перебила Алесса, сложив руки в молитвенном жесте. – Просто меняем порядок событий.

– Людям необязательно знать, – предложила Рената. – Сообщим, что она сделала выбор, но из уважения к прежним Фонте решили провести закрытую церемонию и познакомим народ с избранным в скором времени.

– И как вы предлагаете скрывать тот факт, что ни один Фонте не покинул дом?

– Приведем их всех сюда, – сказала Алесса, стараясь не демонстрировать радость слишком явно. – Скажем, что их перевели в более безопасные помещения или что они поддерживают избранного Фонте.

Религиозные лидеры Саверио и должностные лица зашептались, вытянув свои лица. Церковные старейшины выражали неуверенность, но несколько политиков кивали с задумчивым видом.

Алесса поднялась на ноги.

– Я ценю вашу поддержку. – Не одобрение. – Как вы знаете, в непростые времена очень важно объединяться.

– Согласна, – произнесла Рената, хотя на свою непокорную подопечную смотрела с предупреждением.

Томо кивнул.

– Мы не можем раз за разом следовать по одному пути и после горевать, возвращаясь в ту же самую точку.

– Падре Калабрийский, уважаемые советники, – продолжила Рената. – Мы, как и всегда, благодарны за ваши наставления и поддержку.

Томо поцеловал руку Ренаты и встал.

– Я немедленно приступлю к подготовке и прикажу сопровождающим дожидаться у дверей каждого Фонте, пока те собираются. Мы доставим сюда всех уже к обеду.

– Превосходно, дорогой. – Рената улыбнулась ему. – Финестра, нам пора.

Падре Калабрийский, по всей видимости, упустил тот момент, когда ситуация обернулась не в его пользу.

– Погодите. Когда она примет финальное решение?

Рената пожала плечами.

– На карнавале. Наши королевские спасители откроют фестиваль своим появлением на балконе Финестры.

Карнавал был отличным выбором. Подготовка к Диворандо включала сбор семян, молодых растений и животных. И если кто-то – хоть кто-нибудь – выживет, чтобы после открыть врата, у Саверио появится возможность отстроиться и расцвести по новой. Как только предметы первой необходимости окажутся в безопасности за запертыми тяжелыми дверями на нижних уровнях крепости, люди на одну ночь выберутся на улицы. Принарядятся в лучшие одежды, которым не нашлось места в поклажах, до отвала наедятся деликатесов, слишком непригодных для длительного хранения в крепости, и напьются вина и других алкогольных напитков. Карнавал считался коллективной насмешкой над скарабео: пусть они лишают мир жизни и опустошают земли, но шоколада и виноградных лакомств им не достанется.

– Гениально, дорогая, – поддержал ее Томо. – В конце концов, карнавал – это праздник мимолетных радостей жизни, а что может быть лучше, чем уверение спасителей, что грядут еще более счастливые времена? Тихая церемония следующим утром, в День Покоя и Покаяния, когда не будет других служб, а первый выход нового Дуэта на люди может послужить Благословением для войск. Безупречно.

Падре дрогнул, но возражать не стал.

Алесса присела в глубоком реверансе, и распущенные волосы, упав на лицо, скрыли ее торжествующую улыбку. Она победила.

Едва двери хранилища за их спинами закрылись, на нее набросилась Рената.

– Если снова вздумаешь бунтовать, Финестра, пожалуйста, извести нас заранее.

Алесса заслужила награду за самую скоротечную победу в истории.

Она заметила под дверью, что вела в коридор, проскользнувшую мимо тень и сдержала рвущееся извинение.

– Я думала, вы хотите, чтобы я стала лидером. Разве лидер не должен принимать решения?

– Это не значит, что нужно хранить секреты от нас.

– Вот как, – выпалила Алесса, понизив голос. Если Совет еще не обсуждал вероятность ее убийства, то она не собиралась подавать им идеи.

– В чем дело? – Томо нахмурился.

– Ты веришь в меня, Рената? – Алесса пыталась выдержать ее взгляд, но продолжала невольно озираться на дверь.

– Конечно, – произнесла Рената. – Ты же Финестра.

– Разве? Или стоит прикончить меня, чтобы посмотреть, не расцветет ли новая?

Почти ни одна мышца на невозмутимом лице женщины не дрогнула, но кожа вокруг ее глаз натянулась, когда она задумалась.

– Я же просила не обращать внимания на слова того фанатика.

– Вот только ты обратила.

– Рената. – Томо вздохнул. – Она нас слышала. – То был не вопрос.

– Да, слышала, – Алесса говорила только с Ренатой. – И теории тоже слышала, но не виню вас за то, что вы их обсуждали. Ваш долг – готовиться к грядущему, а это значит не сбрасывать со счетов любые варианты, насколько бы неприятно те ни звучали. Однако в следующий раз я хочу принимать в этом обсуждении непосредственное участие.

– Я предлагала это не всерьез, – отрезала Рената, и каждое слово могло нанести кровавую рану. – Но мы с Томо несем за Саверио ответственность.

– Я тоже в ответе за этот остров. Если вы думаете, что моя смерть – необходимая цена, если действительно считаете, что нет другого выхода, то я приму это решение и сделаю все сама. Но не стану стоять в стороне, пока на меня нападают без предупреждения.

Алесса еще никогда так не радовалась карманам, способным скрыть ее трясущиеся руки. Никогда прежде она не спорила с наставниками, но время пришло. Хватит дожидаться того дня, когда убьет она или убьют ее.

Рената потянулась за рукой Томо, и они развернулись, намереваясь уйти, когда в дверном проеме возникла фигура.

– Ты кто такой? – настойчиво спросила Рената у Данте.

– Тот, кто не умеет подчиняться приказам, – пробормотала Алесса себе под нос. Она вдохнула поглубже, чтобы найти в себе силы продолжить разговор. – Это мой новый охранник.

Рената изучала Данте с видом кошки, которая игралась с мертвой птицей, проверяя, достаточно ли та свежая, чтобы ее слопать.

– И почему этот не в униформе?

– Этот, – протянул Данте, – не любит униформы.

– Кто ты вообще такой? – снова поинтересовалась Рената.

Данте одарил ее холодной ухмылкой.

– Вы ее слышали. Я ее новый охранник.

– А что стало с прежним стражником, Финестра? – задала вопрос Рената, предупреждающе склонив голову.

Алессе хотелось ответить, но, по всей видимости, слова оказались заперты в хранилище.

– Он… сложил свои полномочия.

– Что он сделал?! – Вспышка ярости в глазах Ренаты успокоила Алессу сильнее, чем все сказанное до этого.

Если поведать им о том, что произошло, все станет слишком реальным. Ужас после нападения только начал отступать, и она не хотела к нему возвращаться. Вероятно, крутившиеся в голове мысли отобразились на ее лице, потому что Рената резко вздохнула.

– Я немедленно лишу Лоренцо звания.

– Спасибо.

– Но серьезно, ты выкинула в окно письмо с описанием должности и наняла первого, кто его подобрал?

– Неважно, где я его нашла.

– В Цитадели появляется незнакомец, занимает место рядом с Финестрой, и ты ожидаешь, что мы не станем задавать вопросы? – отругал ее ласково Томо.

– В инструкции сказано, что Финестра имеет право выбирать личного телохранителя, если их не связывают родственные связи. – Не будь этого запрета, она в первый же день побежала бы молить Адрика стать им. Именно по этой причине правила и существовали. Нельзя разорвать отношения с прошлой жизнью и притащить в крепость брата-близнеца.

Томо потер виски пальцами.

– Когда наступит Диворандо, защитить тебя смогут только войска. Если сомневаешься в их верности, нужно предпринимать меры.

Она сомневалась в верности каждого. Единственный человек, чью мотивацию она понимала, стоял перед ней. Без Алессы у Данте почти не оставалось никаких шансов выжить во время Диворандо, поэтому ее жизнь имела хоть какое-то значение для него.

– Я полностью поверю в наши войска в день сражения, – наконец сказала Алесса, переводя взгляд с Томо на Ренату. – Но у меня получится лучше сосредоточиться на своем долге, если за мной будет присматривать тот, кому я могу доверять.

На протяжении многих лет Алесса номинально возглавляла войска, которые в лучшем случае относились к ней как к маленькому ребенку, а в худшем – как к врагу, однако теперь у нее появился настоящий подчиненный. Крепкий молодой человек, ни перед кем не склоняющей головы, даже перед бывшими Финестрой и Фонте. И пусть его не пугал и ее авторитет, но он исполнял приказы. Некоторые. Так или иначе, Данте работал только на нее.

Рената сквозь стиснутые зубы втянула воздух, и Алесса еще раз продемонстрировала стойкость своего духа.

– Он опытный боец, и дальнейшему обсуждению данный вопрос не подлежит.

Она впервые увидела Ренату безмолвной.

Бунт может вызывать привыкание.