Текст книги "Талантливая мисс Фаруэлл"

Глава 7
Пирсон
1987

Подвал мэрии располагался по всей длине огромного здания; его почти не отапливали и использовали как складское помещение. Никто не хотел туда спускаться. Сотрудники рассказывали друг другу страшилки: там в стенах замурованы трупы и вьют свои гнезда ядовитые пауки. Но приходилось покупать мебель, праздничные украшения, и нужно было куда-то складывать множество коробок с документами, которые полагалось хранить. Так что обычно туда посылали парня по имени Скотти из технического персонала мэрии.

Бекки раньше посмеивалась (что, у всех такие слабые нервы?), хотя после того, как провела в липком полумраке подвала пару часов, вынуждена была признать – да, здесь довольно жутко. Например, у северной стены под рваным синим брезентом стоит какой-то предмет восьми футов высотой – что это, черт возьми? Почему, прокравшись сюда, она то и дело смотрела в ту сторону, вместо того, чтобы использовать время совсем для другого?

Бекки переставила коробку с документами и села так, чтобы не видеть чудовище под брезентом. Освещение гудело и моргало – как в фильме ужасов; именно поэтому она взяла с собой фонарик. Зажав его под мышкой, Бекки закрыла коробку, сделала на крышке пометку карандашом и отодвинула в сторону, освободив место для следующей. Если продолжать в том же темпе, можно просмотреть еще две или три, прежде чем кто-нибудь наверху заметит, что ее нет. Карла сегодня не будет весь день, а остальные, наверное, думают, что она разносит по офису экземпляры последнего распоряжения.

Огромное количество банковских счетов мэрии – старых и новых, закрытых или просто подвешенных без движения средств, а также действующих, в общем, всяких разных, – отпугнуло бы гораздо более опытного бухгалтера. Наверху ходили шутки, что аудиторской фирмы, десятилетиями проверявшей их бухгалтерские книги и ни разу не придравшейся ни к одной операции, на самом деле не существует. Бекки оценила масштабы хаоса и сразу поняла, как это обернется в ее пользу. Она завела себе небольшой блокнот и стала носить его с собой на встречи, совещания по бюджету и обеды с клиентами. Помечала в нем, где, когда и о каких счетах упоминалось, и сравнивала с тем, что находила в текущих книгах и банковских выписках. Затем попросила стажера принести из подвала коробки с папками, чтобы – как она сказала Карлу, считавшему ее затею перфекционизмом и глупостью, – «отследить преемственность». Разобраться, как все работает. Конечно, в свободное время.

Карл совершенно не обращал внимания на внутренние распределения бюджета – в какие отделы поступают деньги города, а затем расходуются либо нет. Он обычный человек, не математик. Если кто-то спрашивал его об этом, он с удовольствием позволял мисс Фаруэлл давать пояснения. Все учитывается в бухгалтерской книге, чего же вам еще.

Вскоре Бекки перестала обращаться к Скотти и сама начала таскать наверх документы, по две коробки зараз, как раньше помогала отцу с инвентарем. Сегодня она взяла блокнот и спустилась в подвал. Так гораздо проще, хотя там она сразу начинала чихать – от сырости? – и чуть не подпрыгивала всякий раз, когда шипел древний бойлер. Уж лучше перебирать документы не на виду у всех.

Бекки искала. Прошло уже три месяца с тех пор, как она вернулась на работу. По-прежнему прибирала деньги, подвисшие из-за чьей-то глупой ошибки, но пока что приостановила любые покупки «искусства». Ей нужно найти… что? Она не могла сказать, что именно, – какой-то способ, лазейку, брешь? Узнает, когда найдет.

Тогда, днем – или уже был вечер? – она уже хотела отставить коробку, однако увидела папку с документами, которые ей раньше не попадались. Выписки по счету в «Мидвест кредит юнион». Ага. Насколько Бекки знала, их счета в этом банке закрыты. Проверила свой блокнот, сняла крышки еще с нескольких коробок. У мэрии были счета в разных банках, и официально считалось, что чем шире будут распределяться финансы, тем лучше. Хотя Бекки не сомневалась, что настоящая причина – нежелание утруждаться. Чтобы закрыть счет, нужно предпринять некоторые действия; открыть новый гораздо проще.

Бекки держала в руках выписки – всего шестьдесят долларов на одном счете и сто десять на другом. Кажется, в последних бюджетных документах она не видела текущего баланса «Мидвест». Интересно, этот банк вообще еще работает?

На обратном пути пришлось смахивать с лица и волос мерзкую липкую паутину. Бекки принесла папку наверх к себе в кабинет. В коридорах тихо, все уже ушли. 18:30 – слишком поздно куда-то звонить. Все же она, затаив дыхание, набрала номер банка, указанный в какой-то древней выписке. После пяти гудков включился автоответчик:

«Спасибо, что позвонили в «Мидвест кредит юнион». Мы сейчас закрыты. Время работы с 8:30 до…»

Бекки повесила трубку.

Может быть. Может быть, это сработает.

Три недели спустя Карл представил городскому совету презентацию разработанного Бекки проекта «Резервы экономии». В разделе «лишние расходы» имелась наглядная схема; из нее было видно, сколько денег уходит на обслуживание дублирующих друг друга счетов. Карл (то есть Бекки) разработал план ревизии счетов мэрии по отдельным направлениям (фонд оплаты труда, городские ремонтные работы, служба безопасности) и бюджетным периодам (налоги, резервы, капитальное строительство). При вдумчивом подходе к выбору банков такая ревизия могла бы дать экономию от 18 до 20 % в год.

Членам совета проект понравился; сильно воодушевленными они не казались, однако разрешили бухгалтерии реализацию.

– Только не думай, что тебя тут же повысят, – сказал ей Карл.

«Переживу как-нибудь», – чуть не вырвалось у Бекки.

– Это просто оптимизация рабочего процесса, – произнесла она вслух.

– Ну да, – ответил Карл.

Оптимизация счетов стала ее прикрытием. Было ясно, что Бекки берет на себя управление банковскими счетами мэрии, и все, казалось, обрадовались, что им больше не нужно думать об этом беспорядке. Она специально выбирала самые неподходящие моменты и просила Карла подписывать все изменения: закрытие одних счетов, переименование других. Задерганный, он ворчал и вздыхал, но покорно все подписывал, особо не вникая в содержание. Так Бекки удалось добавить себя в качестве лица, обладающего правом подписи почти по всем реструктурированным счетам.

Поначалу она работала с действующими счетами в тех банках, которые все знали: «Федеральный банк», «Первый банк». Ждала, пока секретари начнут узнавать переименованные счета (им даже давали прозвища), а младшие бухгалтеры перестанут громко вздыхать и привыкнут к изменениям (младшие бухгалтеры громко вздыхают при любых изменениях). С гордостью наблюдала, как на новые счета деньги поступают и уходят гораздо более оперативно. Странное ощущение – она наслаждалась тем, как четко работает система, в то время как сама работа уже начала казаться несущественной.

Бекки очень хотелось кому-нибудь обо всем рассказать. Чего стоят знания, полученные в колледже, если в реальном мире дела обстоят совсем иначе? Она часто вспоминала страницу из учебника на вечерних курсах «Бухгалтерский учет». Цветная схема «Целесообразные действия» в главе «Финансовый контроль». Основной принцип – разделение обязанностей. Не должен один и тот же человек и выписывать чеки, и относить их в банк.

Один человек выписывает чеки, а другой относит их в банк.

Бекки делала и то, и другое!

В жизни все не как в теории. И зачем только люди платят за обучение?

Она все равно совмещала бы эти функции, даже если бы не «заимствовала» средства у города (Бекки никогда не использовала по отношению к себе слово «воровала»).

Она же видела подписи на старых документах. Так всегда велись дела в мэрии. Ее ли дело – поднять руку и сказать: «Эй, постойте, нужно делать, как написано в учебнике»?

– Спустись с небес. Приве-ет! – Ингрид щелкнула пальцами у нее перед глазами. – Что берем?

Они стояли в закусочной, и наконец подошла их очередь.

– Что? Ой. Э-э-э… то же, что и ты.

– Два с сарделькой и капустным салатом, пожалуйста. – Ингрид внимательно посмотрела на нее. – Что с тобой? Ты где-то витаешь.

Они расплатились, взяли еще по бокалу пива и еле нашли себе место в переполненном зале. В эту субботу Бекки вместе с Ингрид прошлась по магазинам, без особого энтузиазма примеряя одежду. Размышляла, как ей запустить в работу счет в «Мидвест», чтобы Карл не знал? И не могла думать ни о чем другом. Дать документы на подпись Карлу, как и по всем другим счетам? А вдруг он обратит внимание – какой-то непонятный банк, и тут же возникнут вопросы: работает ли «Мидвест» и почему у них там все еще открыт счет?

Также предстояло решить вопрос с почтой. Бекки целую неделю рылась в коробках с почтой в офисе, притворяясь, будто изучает какие-то бумаги. Следовало выяснить, почему ей раньше не попадалась ни одна выписка из «Мидвеста». Курьер привез дневную почту около 11 часов, с шумом выгрузил ее в коридоре на первом этаже. Секретарша отнесла всю кучу наверх – не торопясь, как заметила Бекки, отсортировала по адресатам, разложила по персональным ящикам. Оставшиеся письма небрежно бросила пачкой на самую нижнюю полку: Бекки раньше туда не заглядывала. Как только секретарша ушла, она принялась за дело.

«Вернуть отправителю». «Ошибочный адрес». «Адресат выбыл». «Перенаправить». Горы писем, адресованных сотрудникам, которые уже несколько лет у них не работали. Журналы без конкретного адресата, каталоги офисной продукции, рекламные проспекты и… банковские выписки. Та-ак. Она вытащила конверт с уродливым старым логотипом «Мидвест»; на конверте напечатано: «Мистеру Теодору Риду, финансовый отдел». Насколько Бекки знала, Тед Рид ушел из мэрии в семидесятых. И у них никогда не было отдельного финансового отдела. Неудивительно, что все это потерялось. Секретарши, наверное, годами сбрасывали такие конверты в ящик для мусора!

– О-о, как жжет, – сказала Ингрид, подбирая остатки солено-перченых чипсов. – Я их ненавижу-обожаю… или обожаю-ненавижу.

– Кошмар, – машинально произнесла Бекки.

– И не говори. Хочешь, выпьем кофе в кондитерской?

– Некогда. Ты меня не подбросишь кое-куда?

– Конечно, подброшу, только еще в пару мест заедем, ладно? – Ингрид любила разъезжать с Бекки по городу, покупать продукты и прочее. Особенно ей нравились распродажи.

– Пора мне уже выбраться из этого дома, – говорила она, имея в виду дом своих родителей. Хотя не предпринимала никаких шагов, чтобы жить отдельно, поэтому Бекки считала – они вовсе не сводят ее с ума, что бы ни утверждала Ингрид.

Они еще немного поколесили по городу. Бекки ожидала в машине, пока Ингрид заходила в аптеку или в книжный магазин. Когда заехали в автосервис поменять масло, Бекки вдруг заметила на приборной панели пачку конвертов, перетянутую резинкой, и рекламный буклетик «Деревенская еда».

– Что это?

– Письма для моих родителей. Я тебе не рассказывала? Их просто засыпают рекламой и всяческим дерьмом. Домашний ящик вечно переполнен. Я устроила так, чтобы письма шли как «до востребования». Раз в неделю забираю.

Ингрид смотрелась в зеркало заднего вида; то надевала солнечные очки, то сдвигала их вверх на волосы.

– Там, наверное, уже штук сорок.

– То есть вы арендуете абонентский ящик?

– Есть более дешевый способ – надо попросить на почте, чтобы повременили с доставкой, хотя бы на неделю. А мне по субботам плюс одно дело – заехать туда и забрать.

Так. Бекки притворилась, что ее интересует рецепт месяца «Картофельные котлеты» в «Деревенской еде», и снова принялась размышлять. Ингрид предложила выпить по молочному коктейлю, Бекки не отказалась.

На следующей неделе Бекки перехватила почтальоншу у входа.

– Я заберу, – весело сказала она и извлекала из раздутой почтальонской сумки охапку корреспонденции. – Все равно туда идти.

На следующий день изобразила перекур, стоя возле уличной пепельницы, и сделала то же самое. Почтальонша не возражала – а зачем?

На пятый раз, когда Бекки забирала почту до того, как она попадет в руки секретарши, почтальонша спросила: «Что, поменялся порядок? Или какие-то проблемы?»

– Нет, – ответила Бекки. – Просто мне нравится каждое утро начинать с баланса. Я без задержки получаю бумаги и, как только увижу Карла, сразу смогу сообщить ему… – Она начала подробно описывать разнообразные бухгалтерские задачи, включая переход к новой системе работы с банками. Почтальонша даже вздрогнула – столько лишней информации, и Бекки прощебетала:

– Все в порядке. Так ведь гораздо проще – и мне, и вам.

Бекки Фаруэлл, въедливая зануда, теперь решила первой получать почту. Как она и предполагала, слух об этом распространился по офису, вызвав небольшое раздражение и насмешки, однако вскоре все привыкли, как обычно и происходит с такими вещами. Наверное, можно получать прежде всех и корреспонденцию всей мэрии (что Бекки и сделала в дальнейшем). А пока что она забирала почту бухгалтерии, в том числе адресованные ей банковские выписки. Включая те, что поступали от недавно переименованного «Мидвест кредит юнион»; теперь он назывался «Кэпитал девелопмент». Они начали приходить в мэрию в сентябре 1987 года.

Филиал бывшего «Мидвеста» в Грантфорде, в двадцати минутах езды от Пирсона, представлял собой довольно большое одноэтажное кирпичное здание, изуродованное новым декоративным фасадом с гипсовыми колоннами и уличными часами огромного размера. Бекки стояла у входа, вспотев под жарким утренним солнцем на исходе лета, и ждала, когда банк откроется. Внутри находилось несколько сотрудников; наконец один из них подошел к выходу, повесил табличку «Открыто» и распахнул тяжелую стеклянную дверь.

– Доброе утро!

– Доброе утро. – Бекки нервничала и оттого говорила быстро и резко. Внутри работал кондиционер, и все же ее лицо и шея оставались красными. Она была здесь впервые, но никто бы этого не заподозрил – так решительно Бекки направилась к кассиру за стойкой.

– Мне нужно внести депозит, – сказала она, – на муниципальный счет, который мы недавно… Да. Вот.

Кассир, приятный круглолицый мужчина лет пятидесяти, взял ее чеки. Бекки склонилась над бланком для депозита; шариковая ручка плохо писала, приходилось сильно надавливать. Не произнесла ни слова, пока кассир медленно, очень медленно проверял каждый документ. Даже краем глаза не взглянула, как он их рассматривает, зная каждый наизусть: страховка, платеж строительной компании, а один Бекки написала сама: перевод со счета управления водными ресурсами в «Федеральном банке». Итого три тысячи двести двадцать три доллара. 3223. Ей нравилось симметричное число, отчасти поэтому она и выбрала такую сумму для своего первого депозита.

Кассир взял у Бекки бланк, сравнил с чеками. Повернулся к монитору, надел очки и начал вводить данные. К этому времени в банке появилось еще несколько клиентов, два человека встали в очередь за Бекки. По затылку у нее стекала струйка пота… Ничего, потом вытрет.

Все завершилось гораздо быстрее, чем она ожидала. Кассир коротко улыбнулся, кивнул и отдал ей квитанцию со штампом. Бекки повернулась, чтобы уйти; в этом момент ей показалось – сейчас она потеряет сознание.

– Минуточку… Извините! – окликнул кассир.

Мужчина, стоящий сзади в очереди, глянул на нее осуждающе. Бекки не могла выдавить из себя ни слова.

– Вы же из Пирсона, да? – обратился к ней кассир. Господи, какой у него громкий голос.

Бекки кивнула.

– У вас еще проводится «Праздник петуний»? Моя жена руководит клубом садоводов, у нее только и разговоров, что об этом празднике.

– По-моему, да, – кашлянув, произнесла Бекки. – Обычно в первые или вторые выходные мая.

– Буду знать, – сказал он. – Может, получится посмотреть турнир по гольфу в вашем лучшем пабе.

Она помахала ему рукой и уверенно вышла на улицу. Глубоко вздохнула, задержала дыхание и стукнула кулаком по бедру.

Получилось!

Глава 8
Чикаго
1987

4 декабря 1987 года на счету в «Кэпитал девелопмент» было сорок две тысячи долларов. Бекки приехала в Чикаго, вошла в огромный торговый зал «Мерчендайз март» ровно в 10 часов утра в день открытия художественной выставки; в сумочке у нее лежала новенькая чековая книжка, две ручки, удостоверение личности и губная помада «абрикосовая мечта».

Международная художественная выставка (Бекки называла ее «экспо») должна продлиться три дня – продажа и покупка произведений современного искусства, работа различных комиссий и собственно выставка. Бекки интересовалась только продажей. Она сказала Карлу, что в пятницу ей нужен свободный день – уладить кое-какие дела, и полночи не спала, раздумывая, что же туда надеть. Посоветоваться бы с Ингрид!.. В конце концов она остановилась на классическом комплекте – черная юбка-карандаш, облегающая бедра, и шелковая блузка с бантом. Немного экстравагантности добавляли туфли на высоком каблуке расцветки «зебра», купленные в Рокфорде. Волосы – после долгих сомнений – собрала сзади в пучок с шиньоном (чуть более нарядная версия прически, которую они с Ингрид делали, когда ходили на балет).

Что касается верхней одежды… По погоде требовалось пальто, и выбирать было не из чего: у нее имелось единственное пальто, темно-синее, с капюшоном, подбитое ватином. Будь Бекки даже на пару дюймов выше, все равно выглядела бы в нем карликом; она очень жалела об этой прошлогодней покупке, но не приобрела ничего другого. Стояла в очереди в гардероб и держала свое объемное пальто под мышкой, как мешок с грязным бельем; щеки пылали. Освободившись от него, сразу почувствовала себя другой.

Бекки ненадолго остановилась у входа в главный зал; в боку немного покалывало. На пространстве размером с футбольное поле располагались сотни импровизированных демонстрационных площадок, отделенных друг от друга перегородками; возле каждой – флажок с названием галереи и города. Проходы между ними разветвлялись и заканчивались такими же площадками или упирались в стену. Картины висели внутри и снаружи стен-перегородок каждой маленькой галереи, так близко друг к другу, что трудно было различить, где чьи картины. Люди ходили по проходам, путались, сворачивали не туда и через некоторое время оказывались на противоположной стороне зала. Бекки вспомнила гигантский кукурузный лабиринт в Тигпене и тут же одернула себя – надо завязывать с такими ассоциациями. Никто не должен заподозрить, что она из небольшого провинциального городка.

Высоко над множеством мини-галерей и гудящей толпой виднелись стальные перекрытия. Бекки посмотрела на большую гориллу, сделанную из тысяч блестящих бусинок; она висела на балке под самым потолком-куполом и медленно вращалась. Огромная и нелепая, безмятежно парила над людским муравейником. Казалось, никто, кроме Бекки, ее не замечал.

Бекки покрепче прижала к себе сумочку и направилась к отсеку номер 131 – нью-йоркская галерея Феррамини. Она три недели изучала каталог выставки и знала, что они привезут несколько картин Эрика Фишля. Бекки собиралась купить одну из них – у нее еще не было картин, написанных знаменитыми художниками. Работа Фишля должна стать первой такой покупкой. Бекки послала воздушный поцелуй парящей наверху горилле – пусть принесет ей удачу.

Да, на стене у Феррамини висели три полотна Эрика Фишля. Картины здесь, отлично, нужно действовать дальше – это же только первый шаг. Сотни раз мысленно покупая картину, она не предполагала, что вокруг будет так много любителей искусства. В каждом закутке толпились люди (шум, толкотня), не спеша рассматривали картины и заслоняли их – а Бекки еще не выбрала, какую работу Фишля заберет домой. Она старалась держаться поближе к двум продавцам – или помощникам? как их называют? – к бледной худощавой женщине в платье с воротничком-стойкой и симпатичному темнокожему парню. Бекки старалась протиснуться вперед к картинам Фишля и еле сдерживалась, чтобы не подпрыгнуть или не встать на цыпочки.

– У вас есть прайс-лист? – произнесла она громче, чем хотела. Она вычитала эту фразу в «ArtNews». Или сначала нужно спросить: «Работы не проданы?» Черт, уже поздно.

Парень протянул ей кожаную папку, в каких подают меню. Цены намного выше, чем ожидала Бекки, но все же в пределах ее депозита в «Кэпитал девелопмент». Так ли уж нравятся ей именно эти картины? Ну… если честно – нет. Впрочем, не важно. Просто стратегическая покупка – как вложение. Она много читала о Фишле. Его картина – именно то, что ей нужно, у искусства тоже есть «голубые фишки» – они всегда будут в цене.

Парень отвлекся на кого-то другого, и Бекки подошла к тощей женщине, которая внимательно слушала пожилую пару в одинаковых очках. Они, перебивая друг друга, рассказывали какую-то длинную историю. Наконец женщина заметила, что ее хотят о чем-то спросить, сделала супругам знак: «Извините» – и дежурно улыбнулась Бекки.

– Вам помочь?

– Да. Я хочу купить картину Эрика… – Бекки не стала произносить фамилию, указала на стену. – Средняя. Я имею в виду – среднего размера.

Галеристка улыбнулась ей широкой, довольной улыбкой. Как будто Бекки похвалила ее серьги.

– Одну минуту. – Она повернулась к пожилым супругам, и они тут же продолжили свою историю. Бекки немного растерялась. Что такое? В ее мечтах слова «Я хочу купить» вызывали волну возбуждения и почтения. Она переминалась с ноги на ногу, не понимая – нужно подождать, пока они закончат разговор? Или подойти и потребовать? Разве ей не должны дать заполнить какие-то документы? Или хотя бы предложить чашку кофе? Моментально вспотев и смутившись, она почувствовала себя так, будто стоит здесь, посреди зала, в своем дурацком пальто.

Наконец женщина расцеловалась со своими собеседниками и с улыбкой смотрела им вслед, пока они медленно выходили в переполненный проход. Затем повернулась к Бекки.

– Да-да, сейчас. Давайте присядем на минутку.

Бекки осторожно присела рядом с женщиной на квадратный пуф. Та представилась: Лори Левин.

– Меня интересуют небольшие либо средние…

Лори прервала ее:

– Напомните мне, где я вас видела?

– Ну, я не…

– В Берлине, на пятидесятилетие Роджера? Нет, вас там не было. Подождите, я сама вспомню… На занятиях по йоге? Не на дне рождения Биби, потому что я тогда уезжала в Милан…

– Мы не встречались, – твердо сказала Бекки. – Я хочу купить Эрика… Эрика, э-э…

– Фишля, – произнесла Лори, все еще размышляя. – В прошлом месяце у Ларри, да? Или на Форуме искусств… о, еда у них просто кошмар! Помню, Эрик с Эйприл сразу после этого пошли в ресторан.

Бекки молчала.

– Вы местная? Из Чикаго? Вас нет в списке наших клиентов. Фаруэлл. Фару-элл…

Список клиентов?.. До Бекки начало доходить.

– Это все забронировано, на несколько месяцев. Для коллекционеров. Понимаете?

– Вы имеете в виду… все три картины? Но в каталоге не было никакой пометки.

Лори с широкой улыбкой коснулась колена Бекки и, подавая знак своему коллеге, произнесла:

– Трей может добавить вас в список рассылки. Очень рада, что вы нас посетили.

Момент ускользал, Бекки запаниковала.

– А сколько, ммм… По какой цене ее забронировали?

Лори удивленно взглянула на нее.

– Я могу предложить на десять процентов больше, – сказала Бекки. И тут же поняла, что совершила ужасную бестактность. Даже Трей, казалось, отодвинулся от нее. Лори медленно встала с пуфа и направилась навстречу другим посетителям. Как будто лучшее, что можно сделать в такой ситуации, это поскорее обо всем забыть.

Два часа спустя Бекки пила уже второй коктейль в кафе на западной стороне зала. Пила через соломинку, однако в бокале убывало довольно быстро. Пучок с шиньоном съехал на бок и обвис. Стереосистема за стойкой второй раз за полчаса включила «Cherish» Мадонны. Бекки сидела спиной к выставке, демонстративно игнорируя соседей, которые громко говорили на немецком или еще на каком-то языке, попивая шампанское из пластиковых фужеров.

Незнакомый мужчина легонько постучал по стойке, желая привлечь внимание Бекки. Заглянул ей в лицо.

– Жалеешь о покупке? – спросил он по-английски. – Или упустила хороший шанс?

Бекки смотрела на него, покусывая соломинку. Высокий, лет пятидесяти, рубашка в полоску. Фиолетовый нагрудный платок и несколько колец на руке – наверное, гомик.

– И то, и другое, – ответила она, встряхнув бокал. Лед тихонько звякнул.

– Давай помогу. – Мужчина присел на табурет рядом с ней и махнул рукой официанту: «Повторите». – Похоже, у тебя был трудный день. Расскажи папочке.

Бекки фыркнула. А почему бы и нет?

– Я думала, делаю все как нужно, но… есть правила, о которых тебе не говорят, понимаете? Для кого-то одни правила, а для кого-то – другие. Почему так?

Мужчина поднял руки ладонями вверх.

– Кто вы?

– Ты думаешь, я один из них? Для кого эти особые правила? Вовсе нет.

– Ну, и не такой, как я, – пробормотала Бекки, глядя в свой бокал. Соломинку она сгрызла.

– Я Фредерик Паллизер. – Он сделал паузу.

Что, она должна его знать?

И не надейся, «папочка». Мы незнакомы.

– Хотя здесь меня чаще называют Мак.

– Меня зовут Ребекка Фаруэлл, но все обращаются ко мне…

– Риба, правда?

Бекки уставилась на него. Он что, про Рибу Макинтайр, певицу кантри? Не может быть!

– Вы действительно немного похожи. – Он очень музыкально напел несколько тактов хита Рибы «You Lift Me Up To Heaven».

Сюрпризы на сегодня не закончились?

– Ладно, зовите меня Риба, – кивнула Бекки. – Скажите, Мак: что нужно сделать, чтобы купить картину, которую очень-очень хочется купить? – Собралась что-то добавить, однако не выдержала и расплакалась. Отхлебнула из бокала.

– О. – Голос Мака звучал уже по-другому, игривость исчезла. – Что случилось?

И она рассказала ему все, путано и не по порядку; ей было ужасно стыдно, однако Мак внимательно слушал. Хмурился, иногда прерывал ее, задавая вопрос. Как только она произнесла имя Лори Левин, он пробормотал: «О боже». А когда Бекки поведала, что пыталась перебить цену зарезервированных картин Фишля, он ее остановил.

– О нет! – Мак приложил палец ко лбу. – Как ты могла, моя милая Риба!

– Да, – жалко прошептала Бекки. Мак накрыл ее руку своей, и она опустила на нее голову, уткнувшись глазом в одно из его колец. – Как она на меня посмотрела!

– Ну что ты, перестань. – Бекки рыдала до тех пор, пока Мак мягко, но решительно не вытащил руку из-под ее мокрого лица. Подал ей чистый душистый носовой платок (хотя сначала вытер им свою руку).

– Только подумай, сколько денег ты сэкономила, дорогая! Между нами говоря, мистер Фишль немного, ну… что говорят о рыбе и гостях через три дня?

– Я, кажется, слишком много выпила, – произнесла Бекки.

– Можно ведь найти что-то другое! О, давай! Хорошая покупка – лучшая месть.

– Нельзя! – жалобно произнесла Бекки. – Я уже все потратила!

– На что? Ты сумасшедшая?

Бекки всхлипнула и вытащила из сумочки смятую квитанцию. Мак изучил прикрепленное к нему изображение.

– Ну… неплохо. Я видел еще несколько подобных вещей. – Он развернул квитанцию, увидел цену и штамп «ОПЛАЧЕНО». – О Мария, мать Иисуса!

Бекки ничего не сказала. После галереи Феррамини она была в бешенстве! И купила первое, что попалось на глаза. Едва помнила момент сделки, когда одним махом списала все деньги «Кэпитал девелопмент», плюс приличную сумму со своего личного счета за какую-то вычурную картину, и покупка не доставила ей никакого удовольствия. Несколько месяцев работы, папки из подвала… Псу под хвост.

Мак выразительно вздохнул.

– Ладно. Поехали со мной. У меня квартира в пригороде, в Оук-Парке, мне нужно впустить экономку. Отдохнешь в комнате для гостей и… – Он провел рукой по ее лицу и волосам. – Приведешь себя в порядок. Потом познакомлю тебя с некоторыми полезными людьми.

Мак сложил квитанцию пополам и сунул во внутренний карман пиджака.

– А с этим мы разберемся.

Над ними медленно кружилась сверкающая горилла. Толпа шумела все громче, люди торопились в кафе.

Бекки оперлась на руку нового знакомого, слезла с табурета и встала, разминая ноги в черно-белых полосатых туфельках. Она чувствовала себя совершенно опустошенной – внутри словно появилось новое пространство; место, где можно оглядеться и что-то построить. В шестом классе она впервые осознала концепцию отрицательных чисел единственной вспышкой внезапно расширившегося сознания: погружение ниже нуля дает тебе новые возможности! Зеркальное отражение бесконечности.

Они шли с Маком по выставке – медленно, поскольку он все время с кем-то здоровался, – и это шествие вызывало у Бекки такое же незабываемое ощущение. Да, у нее убытки – потраченные деньги, позорная жалость Лори Левин, однако уравнение было неполным. Пока что.

– Мне нужно забрать в гардеробе пальто, – сказала она Маку, когда они уходили.

– Да, конечно, – пробормотал он.

За этим последовали три шальных дня: Мак и его тусовка. В первый день, когда Бекки, сбросив туфли, лежала в мемфисском шезлонге со стаканом «алка-зельтцер» в руке, Мак висел на телефоне: сначала старый клиент, затем дружелюбный агент, затем – агент конкурирующий. За тридцать пять минут он избавился от картины Бекки (позже он называл ее «Ужасная Ошибка») – и даже получил небольшую прибыль. Которую, разумеется, оставил себе.

– В вас просто влюбиться можно, – сказала Бекки, тихонько икнув.

– Ты прелесть. – Мак накинул ей на ноги плед. – Попрошу Марию постелить тебе на канапе.

Вечером Бекки, закрыв глаза, лежала на этом странном и дорогом диване. Ей хотелось бодрствовать, хотелось запомнить каждую деталь обстановки. Женщина в самой настоящей черно-белой униформе горничной принесла ей шипящий бокал «алка-зельтцер». На подносе! Но кружилась голова, и Бекки не могла даже сфокусировать взгляд, чтобы рассмотреть картины на стенах.

– Ка-на-пе, – прошептала она, смакуя новое слово.

На следующее утро они с Маком были первыми покупателями в «Филдс». По его указанию она купила такие узкие джинсы, что ей пришлось лечь на пол в примерочной, чтобы застегнуть их. И алое платье с молнией на спине, с обтягивающими длинными рукавами и острыми плечами, чуть ли не задевающими за уши, туфли к нему и длинный кашемировый кардиган. Бекки зажмурилась, когда продавщица пробила на кассе четырехзначную сумму. Все это (плюс три упаковки трусиков) она оплатила кредиткой и не дышала, пока платеж не прошел.

Еще два дня Бекки вместе с Маком бродила по выставке, запоминала каждое его движение – он сравнивал цены, что-то шептал, кому-то пожимал руки и заключал сделки. Никогда еще она не чувствовала себя бодрее и сосредоточеннее.

– Их для вас отложили? – спросила она Мака, когда он купил две гравюры Вегмана, небольшую картину Джоан Митчелл и несколько набросков Домингеса.

– Мне их продали, – ответил Мак.

Она впитывала все: его советы, замечания, сколько времени (вплоть до секунд!) он тратил на просмотр картины. Как кружил по выставке, порой возвращаясь туда, откуда они пришли, или долго шел по проходу, не заходя ни в одну из секций, или ускорял шаг, чтобы поскорей купить то, что хотел. Он рассказывал Бекки, кто есть кто; кого нужно обхаживать, а кого избегать любой ценой; что из напитков заказывать и кто должен за них заплатить, как произносится «биеннале», «Руша», «Бенджамин»; когда платить сборы, кто получает комиссию, а кто – отсрочку по налогам, имена и номера телефонов перевозчиков, мастеров по установке и страховщиков. Все, что необходимо было знать, а она не знала.