Текст книги "Талантливая мисс Фаруэлл"

Единственное, чему он не пытался ее научить, – как выбирать картины.

– Ты просто чувствуешь. Это дар. Да, малыш, кое-кому дано.

Бекки не пыталась скромничать. Похоже, она нашла тех, кто одной с нею крови.

– С другой стороны, – продолжил Мак, – все мы люди, и порой… («Ужасная Ошибка»!)

Конечно, за все приходится платить, и Бекки платила – сопровождала Мака в бары рядом с выставкой и принимала участие в круглосуточных вечеринках у него на квартире. Она понимала, что больше почерпнет не в тишине его прекрасно обставленной комнаты для гостей, даже если ей захочется что-то записать или просто успокоиться. Нет, ей нужно быть в самой гуще, рядом с Маком и остальными.

Бекки подозревала, что она не первая, кого он брался опекать. Ему нравилось быть наставником и покровителем. В его роскошной квартире на 43-м этаже с видом на озеро Мичиган появлялись самые разношерстные компании: коллекционеры, богатые вдовы, охотники за скидками и начинающие инвесторы. Бекки уже вжилась в роль наивной простушки, какой изображал ее Мак; она даже подыгрывала придуманному им образу: «эта девушка что ни скажет, ее нужно поправлять и поучать».

Поздно вечером в субботу Бекки находилась в кругу самых стойких приятелей Мака (готовых до утра сидеть в его гостиной), жадно впитывая сплетни и рассказы о скандалах, замечала каждый браслет на руках у женщин и то, что мужчины, оказывается, носят шелковые полосатые носки. Она выпила довольно много шампанского, но от спиртного только взбодрилась, голова была ясной. Рядом с ней на крохотном двухместном диванчике сидел европейский дилер по имени Свен – прижимался к ней и шептал, что девушки из Чикаго моментально вызывают у него эрекцию. Бекки только смеялась. Позже в комнате для гостей она обнаружила, что да, с этим делом у Свена все в порядке. Возможно, благодаря белому порошку, который он нюхал строго по расписанию, каждые сорок пять минут. И каждый раз очень вежливо сначала предлагал понюхать ей, а когда она отводила его руку, говорил: «Ну, как хочешь».

Мак, глядя, как Бекки кладет руку на бедро Свена, поджал губы, притворно осуждая. Бекки подмигнула ему.

Рано утром она выскользнула из квартиры; Свен безмятежно спал на смятых шелковых простынях. На потрясающе чистой кухне Бекки нашла ручку и написала Маку записку – поблагодарила и пообещала позвонить. Они уже договорились, на каких выставках ей нужно побывать – вместе с ним, разумеется, и с кем еще он ее познакомит. Бекки подсунула записку под кофе-машину и на цыпочках, с туфлями в руках, прокралась к лифту.

В машине она разулась. Ехала в Пирсон со вчерашним макияжем на лице и ноющей болью в промежности (героизм Свена и ее новые суперузкие джинсы). Нашла канал с кантри и громко подпевала Конвею Твитти, квартету «Оук-Ридж бойз» и даже Ронни Милсапу. Она знала, что все эти песни не стали бы слушать ни Мак, ни Свен, ни даже Лори Левин. Или Эрик Фишль. Ну и что? Бекки сама себе хозяйка; молодая, умная, у нее тысяча хороших идей и масса энергии, чтобы их опробовать.

С одной или двумя картинами, которые она купила до знакомства с Маком, к большому сожалению, придется расстаться, это она теперь понимала. Ну что ж, надо чем-то пожертвовать – заплатить за то, что приобрела. Бекки планировала, что́ она будет покупать теперь, как и когда. Составила список – кому позвонить на следующей неделе. Приоткрыла окно, чтобы впустить побольше холодного свежего воздуха.

В церковь она уже не успевала; пожалуй, вместо этого можно на несколько часов заехать в офис. Она не была там с четверга и, как ни странно, соскучилась.

«Раньше начну делать ежемесячный отчет о доходах», – подумала она, с нетерпением представляя себе свой стол в тишине воскресного дня: верхний свет выключен, и только у нее на столе горит лампа. А потом можно позвонить Ингрид. Предложить ей сходить поесть чипсов.

Глава 9
Пирсон
1987–1989

Так начался год поездок. Ее маленький «датсун» наматывал мили по шоссе из Пирсона в Чикаго и обратно. Накопился пробег, увеличились расходы на бензин, и теперь Бекки знала почти все стоянки для грузовиков на трассах Западного Иллинойса: где самый вкусный кофе, самые чистые туалеты, самые вежливые работники заправок.

На переднем пассажирском сиденье всегда лежали расческа (приводить в порядок челку) и огромный пакет изюма в шоколаде (если постоянно жевать, не заснешь за рулем). На обратном пути Бекки прокручивала в голове все события вечеров, проведенных в Чикаго. Какие картины видела, в каких галереях побывала. Цены, аукционные сборы. Мак сказал, что если поторговаться, можно выбить максимальную скидку – десять процентов, однако Бекки считала, что может получить больше. Она умела сбивать цену.

Проезжая милю за милей, перебирала в памяти имена, лица, характеры, составляла график встреч, прикидывала, от кого чего ожидать – дружбы, предательства или обмана. Разбираться в людях и их странностях было, по-видимому, не менее важно, чем уметь распознать подлинные работы Фрэнка Стеллы.

К Маку приходило много художников, он приглашал их поужинать поздно вечером в «Йоши» или «Бергхофф». «Как-то мало мы уделяем внимания авторам», – размышляла Бекки. Никто же не просит кланяться им – хотя бы немного уважения. Обычно на таких вечерах художник среднего уровня сидел и молча ковырялся в своей тарелке, а вокруг не утихали пошлые шуточки и бесконечные сплетни. «Может, все будет не так, – подумала Бекки, – когда я попаду в компанию Шнабеля или Балдессари».

Спиртное лилось рекой. Перед Бекки стояла деликатная задача – быть на одной волне со всеми, но не увлекаться возлияниями (ей еще два часа ехать до дома). Мак был удивительно щедр (Бекки старалась не обращать на это внимания) и всегда настаивал, чтобы она ночевала в комнате для гостей (его раздражал сам факт, что у нее есть машина). Шампанское, просто потоки шампанского – между раундами самых разных коктейлей: от «Волосатого пупка» и «Камикадзе» до «Б-52» и «Cuba Libre». Как-то в «Бергхофф» Мак попросил бармена приготовить коктейль под названием «Скользкий сосок» с анисовым ликером. Однако Бекки сразу отставила бокал: ликер не понравился, ей хватило одного соска, в смысле – глотка.

Когда приходило время платить по счету, обычно кто-то уже платил, и ей не приходилось ничего предпринимать или придумывать. В тот день, когда они только познакомились, Мак деликатно спросил: «А твой капитал… наследство?» Она скромно пожала плечами, и Мак ответил: «О, понимаю. Не нужно ничего объяснять».

В дороге проходили недели и месяцы. Она очень увлеклась, прямо-таки заболела «Нитти-Гритти бэнд» (потрясающая кантри-группа!), научилась одной рукой снимать бюстгальтер в машине (другой придерживая руль). Купила зимние шины и подголовник; могла, не глядя, вынуть из кошелька монетки ровно на один доллар сорок пять центов. В багажнике «датсуна» всегда лежали фирменные пакеты с толстыми мягкими шнурами вместо ручек, покупки завернуты в бежевую или кремовую папиросную бумагу. Бекки очень нравились пакеты из «Филдс», «Карсон Пири» и бутиков в западной части города (куда можно попасть только по предварительной записи!), нравились почти так же, как их содержимое: вещицы от «Лакруа», Ив Сен-Лорана, Алайя, Эррера, Феррагамо и Шанталь Томасс. Если бы только не приходилось выбирать, что меньше мнется, когда долго лежит в машине!

Ей постоянно увеличивали лимит по кредитным картам – в геометрической прогрессии, так как расходы росли. Однако Бекки довольно успешно изыскивала средства для своей новой жизни, сочетая отвлечение средств мэрии и перепродажу произведений искусства, которые скупала по выгодной цене. Занять, купить, перепродать, вернуть.

Однажды в субботу, незадолго до полудня, она подъехала к эстакаде на проезде Лоуэр-Уэкер, остановилась и кивнула охраннику. Давать чаевые – полезная привычка, например если ищешь место для парковки в городе; конечно, нужно знать, кому и когда их давать. Поднялась по бетонной лестнице на уровень улицы; порывом осеннего ветра чуть не унесло шарф. Бекки привязала его к ремню сумочки и быстро зашагала к гостиничному комплексу, примыкающему к зданию страховой компании «Джексон гэшнл». Зачем Мак назначил ей встречу здесь? На восточной стороне Чикаго нет художественных галерей.

Широкая полукруглая подъездная дорожка перед отелем «Ренессанс» забита такси и швейцарами, выгружающими из них портпледы с одеждой. Стараясь поскорей укрыться от ветра, Бекки проворно проскользнула между ними и сквозь стекло увидела Мака. Рядом с ним за кофейным столиком в вестибюле сидела женщина. Бекки с уверенностью могла сказать – еще до того, как прошла через вращающуюся дверь, – что его собеседница не имеет никакого отношения к миру искусства.

Мак встал, расцеловался с Бекки.

– Привет. – Она не сводила глаз с незнакомки. – Я не опоздала?

– Вовсе нет. – Женщина лукаво улыбнулась ей. – Я стараюсь побольше узнать о Рибе.

– Это Марси Паттерсон из агентства недвижимости. Я рассказывал тебе о ней.

Бекки пожала женщине руку и процедила сквозь зубы Маку: «Нет, не рассказывал». Он пропустил это мимо ушей. Побольше узнать о Рибе?

Бекки не успела даже присесть, Марси протянула ей пачку глянцевых брошюр. Так, в чем подвох?

– Пришло время, – сказал Мак. – Ответ «нет» меня не устраивает. Марси знает, что тебе нравится, и подготовила несколько квартир для просмотра. Не волнуйся, я уже сказал, что нам нужны пустые стены.

– Нам?

– «Мой дом – твой дом», – бодро процитировал Мак. – Или наоборот. А теперь прошу меня извинить, я тороплюсь в кафе «Спьяджи» к…

– Мне очень жаль, – прервала его Бекки, возвращая брошюры Марси. – Как раз собиралась позвонить вам по этому поводу. Я не планирую переезжать, по крайней мере в ближайшее время. – Ей захотелось пнуть Мака под крошечным столиком.

– Переезжать? – Марси рассмеялась. – Наша фирма специализируется на вторых домах и домах на выходные.

– Ты наступила мне на ногу, – вставил Мак. – Не надо так волноваться.

– Я не волнуюсь. – Бекки сердито посмотрела на него – говорил ведь, что будет обед с агентом из Лос-Анджелеса!

– Знаете что? – Марси внимательно посмотрела на них, но сдержала улыбку. – Я пойду попудрю носик, а вы тут разберитесь – мы все должны понимать, что делаем.

Она успела отойти от них шагов на десять, не больше, и Мак тут же набросился на Бекки:

– Ты знаешь, сколько я добивался этой встречи? Она делает мне огромное одолжение!

– Я не могу, – сказала Бекки. – Сейчас у меня на работе очень нервная обстановка. Идет реорганизация, я совершенно измотана…

Мак усмехнулся. Бекки редко вспоминала о Пирсоне – лишь один раз обмолвилась, что работает в мэрии, – и Мака это нисколько не интересовало.

– Ты хочешь быть игроком или нет? Ты же знаешь: сделки заключаются в ресторанах в центре города, и все нужно показывать – никаких исключений. Думаешь, кто-то потащится в прерии взглянуть на те прелестные наброски Клементе, которые ты недавно купила?

– Я их не продаю, – огрызнулась Бекки. Вообще-то, да, она прислонила их к стене в спальне Хэнка. Действительно, невозможно представить, чтобы коллекционеры или агенты приезжали на Каунти-роуд посмотреть на ее картины.

– Ты не отвечаешь взаимностью! Всегда чья-то гостья – и никогда не принимаешь гостей сама? Пора взрослеть, милая Риба. Если хочешь быть в игре, нужно вкладываться. Как в спорте.

Вернулась Марси. Бекки в панике прошептала:

– Ладно. Я согласна! Но я не могу позволить себе платить агентам…

– Все хорошо? – спросила Марси. Садиться она не стала.

– Конечно. – Мак поднялся, помогая Бекки встать. – Простите за бестактность… я просто объяснил, что комиссию брокеру…

– Платит компания по управлению недвижимостью, – закончила Марси. – Не клиент.

– Я не могу купить квартиру, – вдруг выпалила Бекки. От одной только мысли о заполнении документов на ипотеку у нее онемели руки.

– Конечно, – сказала Марси, целуя Мака на прощание. – Не волнуйтесь, мы учтем все ваши пожелания, в том числе и цену.

– Пока-пока, – сказал Мак. – До встречи. – Последнее было адресовано Бекки, которая сердито сверкнула на него глазами.

Следующие три часа пролетели быстро – Марси показала ей несколько квартир для аренды в роскошных домах в Ривер-Норт, Стритервилле и Голд-Косте. Как только Бекки смирилась с предложением Мака, начала получать удовольствие – как от охоты. К тому времени, как они просмотрели все варианты, она уже не возражала против аренды. И даже больше – идея ей понравилась. Собственная галерея! Где будут собираться очень полезные люди! Где не придется прятать картины, складывать их в убогой спальне. Для каждой можно будет сделать индивидуальное освещение!

Настоящий восторг она испытала, когда они с Марси смотрели двухкомнатную квартиру на тринадцатом этаже в жилом комплексе «Пойнт» – современное высотное здание с видом на озеро Рэндольф. Они еще только вошли, а Бекки уже готова была крикнуть «да!». Холодные серые тона ковра, элегантное убранство, величественная высота потолков – почти как в лофте… «Риба, – сказала она себе. Здесь я буду – Риба».

Бекки призвала на помощь все свое самообладание, и ей удалось остаться внешне спокойной, когда Марси назвала ежемесячную стоимость… плюс двойной депозит, плата за обслуживание и парковку. И несколько сборов за въезд – разумеется, единовременно.

– Нормально? – спросила Марси и достала документы, чтобы Бекки их просмотрела.

– Да, неплохой вариант, – сказала Бекки.

Пусть будет так. Она немного недоплатила Пирсону за последние несколько месяцев, совсем чуть-чуть, меньше тысячи. Не то чтобы она собиралась постоянно так поступать. Хотя понимала – с арендной платой за два месяца, залогом, мебелью, расходами на переезд разрыв увеличится. Это, конечно же, плохо. Но ведь всякий бизнес привлекает заемные средства? Для развития.

Хотя в городской газете писали о «выборах» мэра, все в Пирсоне понимали – это просто передача эстафетной палочки. Мэр Томсик правил так долго, что многие жители помнили его с малых лет – так же, как и их дети, живущие в городе. У него уже правнуки. Поэтому, когда он объявил, что выходит на пенсию, такое решение всем показалось весьма разумным и в то же время невероятным.

Для Бекки – особенно. Она не успела поразмышлять, что это будет значить для ее Предприятия, которое в прошлом году принесло ощутимую прибыль (дважды в месяц на счет в «Кэпитал девелопмент» добавлялись солидные суммы), Карл вызвал ее и объявил, что тоже намерен уйти.

– Я слишком стар для этого дерьма, – сказал он, после того как совет сообщил ему, как много от него потребуется в «новую эру» Пирсона, ведь преемнику мэра Томсика нужно будет помочь во все вникнуть. – Ты же хотела на мое место, правда? Пришло время.

Бекки представляла себе все немного по-другому – ждала, что Карл похвалит ее за усердие, поблагодарит, найдет какие-то другие слова… да черт с ним, неважно. Главное, что это свершилось: в конце квартала Бекки стала руководителем финансового отдела и городским казначеем. В двадцать четыре года.

Ингрид запихнула огромный букет из воздушных шаров в парадную дверь Бекки. Они отправились ужинать в ресторан, Ингрид заказала шампанское.

«Это игристое вино», – подумала Бекки, но вслух ничего не сказала. Она сама только недавно узнала разницу.

– Ты теперь важная птица! – Ингрид радовалась за подругу. – Вторая во всем курятнике.

– Просто смышленая курочка. – Можно было бы добавить: клюю себе по зернышку…

Конечно же, Бекки испытывала гордость. Какое-никакое, а достижение! Дома на столе у нее лежала стопка газет, где на первой полосе красовалась статья под заголовком «Выпускница школы Пирсона станет казначеем города».

– Казначей. Казна – чей? Или чья? – Ингрид играла со словом. – Странно звучит, правда? Как какое-то экзотическое имя. Что с тобой?

– Все нормально. – Щеки Бекки горели. Она вдруг сообразила, почему взяла эти газеты. Для Хэнка. Он бы вырезал статью и заламинировал, как ее школьный аттестат, и прикрепил бы к холодильнику магнитом в виде пиццы – магнит все еще украшал дверцу. Раздавал бы клиентам и всем, кого встретил бы в городе. К ее радости примешивалась горечь.

– Ну, ладно, – сказала Ингрид. – Ты что-нибудь знаешь о новом мэре? Он такой же душка, как и на фото?

– Как-то он мне не очень. Посмотрим. Не думаю, что увижу его до выборов. Скоро придется общаться с ним один на один.

– «Новая эра Пирсона!» – Ингрид повторила газетный заголовок.

И новая эра Предприятия – не сомневалась Бекки, только неясно пока, в хорошую или в плохую сторону все изменится. Эта мысль не давала ей спать по ночам. Не очень-то удачный момент – она много потратила на новую квартиру, и сейчас ей нужно внести на счет мэрии по крайней мере пятнадцать тысяч долларов. Новый мэр, Кен Бреннан, раньше был членом комитета в Спрингфилде. У него прекрасная семья, двое детей. Вероятно, худший из всевозможных вариантов – энергичный, молодой, честолюбивый; вдруг он действительно захочет знать, что происходит в мэрии?

Бекки отхлебнула еще немного кисло-сладкого игристого вина, уже без пузырьков. Очевидно, Ингрид оно тоже не очень понравилось. Чтобы успокоиться, Бекки начала пересчитывать в уме, сколько вывела денег за последние две недели, с момента подписания договора аренды на Рэндольф-плейс: две тысячи восемьсот долларов от управления водными ресурсами, два раза по восемьсот – от службы занятости, пять тысяч от инфраструктуры, затем семьсот сорок, шестьсот и тысячу пятьсот шестьдесят – из денег на строительство. Все вместе почти вдвое превышало то, что у нее осталось в «Кэпитал девелопмент» с прошлого года. Семь тысяч долларов – казалось бы, много! Как посмотреть. Она потратит их за несколько дней. Бекки так часто переводила деньги со счета на счет, занимая и возвращая, что увидеть ее собственные средства в этом потоке платежей почти невозможно.

И как быть дальше? Расходы сильно возросли из-за квартиры. Уход Карла давал ей дополнительное прикрытие – передача дел, переходный период. Когда она сможет расплатиться с Пирсоном? Бекки выбилась из обычного темпа – «заем» в несколько тысяч, то здесь, то там, и полный расчет в течение недели или двух. Скромно, но достойно.

Поглощенная расчетами, Бекки не заметила, что Ингрид откинулась на спинку сиденья и наблюдала за ней со странной тихой улыбкой.

– Что с тобой?

– Я беременна.

Теперь и Бекки откинулась назад.

– В смысле?..

– Бекки!

– И ты уверена, что это… Дэйв?

– Бекки!

– Что? Извини. Я не знала, что у вас все серьезно. – Бекки не особо нравился Дэйв Эско; он учился на два класса старше их. (Не то чтобы ей вообще нравился кто-то из парней Ингрид.) В школе он играл в хоккей и до сих пор состоял в команде полупрофессиональной лиги. Дэйв из тех идиотов, которые вечно хвастались любовными похождениями; а в старших классах он вляпался в скандал из-за футболки с непристойной карикатурой и надписью «Пронзить до самых гланд». Ингрид сказала, что он перебесился, стал совсем другим, и его повысили по работе на штамповочном заводе. Какая разница. Дэйв Эско? С Ингрид?

Ингрид все еще смотрела на нее через стол, ожидая реакции.

– Ну ты… – Беременна! О господи.

– Ты что, ничего не скажешь? Не станешь отговаривать?

– Не мне судить. Что собираешься делать?

В ответ Ингрид положила на стол левую руку. На безымянном пальце красовалось новенькое обручальное кольцо с крошечным бриллиантом.

У Бекки перехватило горло.

– Ты счастлива? Ты этого и хотела, да? И вы собираетесь?..

– Бекки. Что с тобой?

– Ничего! Я просто… – Горячие слезы потекли по ее щекам. Так много новостей, все меняется слишком быстро – новый мэр, квартира в Чикаго, и теперь еще Ингрид бросит ее ради Дэйва Эско.

– Да, – мягко произнесла Ингрид. – Я хочу этого, и я счастлива. Он хороший. Вот увидишь.

Бекки застонала и с силой потерла глаза.

– Так я теперь…

– Все останется по-прежнему. Только нас будет трое. То есть, четверо. – Ингрид погладила себя по животу.

Глава 10
Нью-Йорк
1989

До свадьбы Ингрид оставалось десять дней. Бекки ехала в аэропорт. Поставила машину на обдуваемой ветром стоянке для длительной парковки, пересела на экспресс-автобус до аэропорта, затащив туда свой чемодан. Быстро зарегистрировалась и была у выхода на посадку за три с половиной часа до вылета. Провела это время за чтением журналов «Art in America» и «Art News»; иногда поднимала глаза и внимательно рассматривала работников аэропорта за стойкой выхода и толпящихся рядом пассажиров. Ровно за сорок пять минут до посадки Бекки с чемоданом зашла в самую широкую кабинку в туалете, где быстро переоделась. Платье из жаккардовой ткани с присборенной талией, жемчужное ожерелье и туфли-лодочки с открытым носком аккуратно уложила в чемодан. Когда она, слегка раскрасневшись, вышла из кабинки, на ней были черные шелковые брюки с высокой талией и укороченная черная кожаная куртка на молнии. Намочила волосы водой из-под крана, вытерла их насухо небольшим полотенцем, которое достала из сумочки. Несколько раз провела щеткой по волосам, брызнула лаком – и пышная прическа превратилась в гладкую. Сейчас так модно. Макияж она сделает, когда прилетит.

Еще у выхода на посадку объявили о задержке. Обеспокоенные стюардессы что-то обсуждали между собой, у стойки выстроилась длинная очередь. На летном поле вокруг самолетов сверкали молнии. Бекки спросила, где находится кафетерий, – на нее посмотрели с недоумением. Она уселась на чемодан и съела йогурт.

Наконец началась посадка. Бекки не обращала внимания на стюардесс (они так и сновали по проходу между рядами кресел), на короткие объявления по внутренней связи, на то, как порывами ветра качало взлетающий самолет. К ее разочарованию, не было тележек с едой и напитками. Немного испугалась, когда они попали в воздушную яму, – самолет сильно тряхнуло, и распахнулось несколько верхних багажных отсеков. Бекки вспомнила, как ездила в кузове их пикапа – точно так же трясло, когда Хэнк съезжал на грунтовку.

– Если что, помогу тебе с кислородной маской, – сказала она своему соседу, пареньку лет семнадцати. Он проспал презентацию по безопасности и теперь крутил в руках свой плеер.

Парень посмотрел на нее отсутствующим взглядом и ничего не ответил. Ну и ладно. Бекки снова уткнулась в журнал и подняла глаза, только когда услышала новую волну вздохов. Самолет коснулся земли – раз, второй, она присоединилась к аплодисментам и подумала: жаль, что из-за грозовых туч не видно огней Нью-Йорка.

Выходя из самолета, Бекки мельком заглянула в кабину пилотов – там одна из стюардесс обнимала плачущую подругу. Обогнала медленно бредущих по трапу пассажиров, не в силах сдержать волнение. Она впервые в жизни летела на самолете, и вот перед ней Нью-Йорк!

После всех задержек и очереди на такси Бекки добралась до квартиры на третьем этаже в доме на углу 30-й улицы и Парк-авеню только после полуночи и предполагала, что хозяйка уже спит. Вставила в замочную скважину ключ, который дал ей Мак, однако почти сразу же дверь распахнулась, и на пороге возникла Фернанда Эберсол. В руке она держала огромный бокал вина, а в квартире гремела музыка. Фернанда провела Бекки в гостиную, где человек пять гостей курили, спорили, а какая-то пара на диване страстно целовалась. Бекки провела здесь три дня и все же не уяснила, как же Мак познакомился с Фернандой. Когда она не устраивала ночные ужины, то разговаривала по телефону, на трех языках – итальянском, португальском или французском, расхаживала по комнатам, таская за собой длинный шнур и цепляя им все подряд.

Что Мак рассказал Фернанде о Бекки, оставалось тайной, но, по крайней мере, она могла приходить и уходить, когда вздумается, и от нее ничего не требовали – разве только как можно чаще присоединяться к вечеринке в гостиной, в качестве источника остроумных замечаний и благодарной слушательницы светских сплетен. У Фернанды всегда было много гостей. Первый раз, увидев ее в широком восточном одеянии до пола и шелковом тюрбане, Бекки подумала, что ей чуть за сорок. Но когда Фернанда поздним утром с сигаретой во рту варила себе кофе… нет, никак не меньше полтинника.

В первый день Бекки поехала в центр города в пятницу утром, около девяти часов (это потом она обнаружила, что галереи открываются не раньше одиннадцати). Подумала – несмотря на любезность хозяйки, предпочла бы отель. Насколько лучше восхитительная анонимность, возможность побыть одной и не следить поминутно за выражением лица, за позой, за всем, что говоришь и делаешь – для кого-то. Как хорошо сбежать от всех на несколько часов.

Но Мак настоял, потому что Фернанда – полезное знакомство. Бекки размышляла: ему, должно быть, тоже выгодно ее пребывание там. И она согласилась, как соглашалась почти со всем, что говорил ей Мак. Хотя он не одобрял ее поездку в Нью-Йорк. Цены завышены, слишком много шума и суеты. Зачем ехать, если можно все устроить прямо из квартиры на берегу озера Мичиган? Риба, милая, ты разве не слышала об аппарате факсимильной связи?

Мак все чаще критиковал ее покупки, даже стал позволять себе колкости. И вообще, его установка «Это я тебя сделал, дорогая» – уже в прошлом, какое бы почтение она к Маку ни испытывала. Бекки развернулась и быстро пошла назад по тому же кварталу. Интересно, как все устроено в метро; будь она проклята, если станет, как провинциалка, просить о помощи.

И вообще, нужно просто идти в выбранном направлении, быстро и уверенно. Ничего, если она пропустит нужный поворот или дважды пройдет одной и той же дорогой.

На карте (карта лежала в сумочке, однако она не собиралась доставать и разворачивать ее прямо на улице), Бекки с помощью линейки и цветных карандашей нанесла сетку на квадрат, ограниченный 14-й авеню, Каналом, Гринвичем и авеню Ди. Здесь находилось не менее девяноста галерей, которые стоит посетить, так что график получался плотный – тридцать в день. А учитывая часы работы – четыреста двадцать минут, то есть четырнадцать минут на одну галерею. Это если не считать перерывов даже на туалет.

Вот только сегодня утром в самой первой галерее Бекки провела почти три часа. Она ничего не могла с собой поделать, не желала смотреть на часы, даже когда ее бросало в жар, а внутренний голос кричал, что это самая грубая ошибка всех новичков: влюбляться в первое, что увидят. Потому что Бекки именно что влюбилась. Сразу в шесть полотен – холст, масло, пастельные тона; абстрактное изображение, напоминающее кирпичную стену. Сработали все физические индикаторы: дыхание участилось, закололо в подмышках, и невозможно было сдвинуться с места, уйти от этих картин. Ей просто хотелось смотреть на них. Смотреть, смотреть, смотреть…

Присев побеседовать с владельцем галереи, Бекки постаралась использовать все приобретенные навыки коллекционера и узнать побольше о произведениях и художнике. Все, что ей рассказали, только усилило впечатление. Галерист пояснил, что автор полотен – Петер Уэнд, художник-абстракционист, классическое образование, возраст пятьдесят лет, из Цюриха, его работы относят к абстрактному экспрессионизму. Провел одну персональную выставку в Хокни (Бекки это не интересовало), женат на Патриции Надаль (опять же неактуально). Он обязательно добьется известности. Эту серию он представил только на прошлой неделе, а телепрограмма «Голос» уже планирует сделать большую передачу о нем, и журнал «Art forum» выделил место для рекламы на четверть колонки.

Бекки сделала большой глоток минералки. Она могла купить все шесть работ менее чем за девяносто тысяч. Отправить их домой, продать четыре – ее мысленная картотека уже сортировала потенциальных покупателей – и наблюдать, как восходит звезда Уэнда. Это находка. То, на чем она сделает себе имя.

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном? – У Бекки пересохло во рту. Владелец любезно усадил ее за свой стол и отошел.

С трех попыток она набрала нужный номер. В голове у нее перекатывались пастельные кирпичи, параллельно она все просчитывала; ей нестерпимо хотелось приобрести эти работы.

Мак сначала обрадовался ее звонку. Замечательно, что ей так понравились картины. Сказал, что знает Петера Уэнда, и терпеливо слушал, как Бекки излагала свои мысли и планы. Дождался, пока она закончила, а затем осторожно, очень осторожно разобрал все аспекты ее идеи. Бекки пришлось ухватиться за стол, потому что такого она не ожидала: Мак не понимает ценности Уэнда и его работ! Вот что он сказал: рынок позднего абстрактного экспрессионизма перенасыщен и ограничен, линия и цвет – подражание Твомбли, и еще десяток причин, по которым покупка такого масштаба была бы ошибкой. Преждевременной и очень плохой инвестицией.

В одно мгновение Бекки поняла: ее порыв – всего лишь идиотский энтузиазм, наивность и неопытность. Какой путь ей еще нужно пройти, прежде чем самой начинать игру, чтобы догнать кого-то вроде Мака, который десятки лет занимается такими сделками, знает, что и как. Что она о себе вообразила? Господи, как стыдно… Бекки бормотала в трубку слова благодарности. Мак отмахнулся. Ерунда. Я, может быть, даже прощу тебе, что поехала в Нью-Йорк без меня.

На следующий день Бекки отправилась в торговый центр на 25-й улице на восточной стороне. Там проходил аукцион. Заняла место в помещении библиотеки на втором этаже.

Все утро она провела в центре города, пытаясь искупить вчерашнюю глупость и обойти как можно больше галерей, а потом поехала на такси в Сохо.

Сидя в зале, старалась прийти в себя и успокоиться; ряды складных стульев медленно заполнялись, а за столом светлого дерева вот-вот должен был появиться аукционист. Бекки не знала, что делать с этой штукой – белой каплевидной табличкой с синим логотипом, которую ей вручили после регистрации. Держать на коленях? Повесить рядом? Положить на сиденье? Бекки заметила, что одна женщина небрежно обмахивается ею как веером.

Но как только аукцион начался, Бекки обо всем забыла. Помощники выставляли каждую из заявленных к продаже работ (девятнадцатый век) и тщательно настраивали освещение, затем солидный усатый аукционист быстро сообщал сведения о художнике, стиле, материалах, происхождении и коротко описывал картину. Уистлер, Беллоуз, Льюис, Леже. Бекки, вытянув шею, всматривалась, безуспешно пытаясь разглядеть за занавеской следующую работу. Наконец (наконец-то!) на всеобщее обозрение выставили небольшое полотно. Рисунок оказался таким же безупречным, как и в каталоге, где она приметила его около месяца назад. И снова поразил ее: легкие изгибы линий, острые штрихи, идеальный баланс пространства. Набросок угольным карандашом.

– Мэри Кэссетт, ранний этюд, набросок, тема матери и ребенка. Начальная цена десять тысяч долларов.