Текст книги "Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры"

Он ослабил поводья и умчался в сопровождении баска и фламандца; стражники у ворот сделали на караул, а черные конюхи склонились до земли.

Гасконец, все время очень боявшийся появления трактирщика, пересек город рысью, затем миновал подъемный мост и пустил лошадь в карьер, бормоча:

– И в этот раз у них не было времени сплести веревку, чтобы повесить меня.

III
Погоня

Больше часа трое всадников летели во весь опор по дороге, ведущей к берегу Тихого океана, часто оглядываясь назад и боясь увидеть за собой погоню, потом они поехали напрямик через леса, покрывавшие крутые холмы перешейка вплоть до самого Чагреса.

– Теперь мы можем дать этим прекрасным животным немножко отдохнуть, – сказал гасконец, закуривавший последнюю из сигар, подаренных ему фламандцем. – Не стоит перегружать их.

– Вы все еще боитесь погони, дон Баррехо? – спросил Мендоса.

– Теперь злодей-трактирщик наверняка уже все рассказал моему другу-губернатору, а тот уже послал по нашим следам почетный эскорт с заданием: взять нас за шиворот и привести назад в Пуэбло-Вейо.

– И вы еще называете его своим другом! – удивился фламандец. – Он не простил бы вам такого ловкого розыгрыша, если бы вы попали в его руки. Я же сказал, что вы – родня дьяволу.

– А выдумка была блестящая, – рассмеялся Мендоса. – Я уже готов был болтаться на каком-либо толстом суку с конопляным галстуком на шее.

– А я дал вам и лошадь, и оружие.

– Которых мы, конечно, не вернем сеньору губернатору, – сказал фламандец.

– Честных людей в Америке так мало, – строго сказал дон Баррехо. – И потом, признательность – это миф, а его превосходительство компенсировал бы нашу честность веревкой, а с ней я не хотел бы познакомиться, потому что она всегда вызывала у меня глубокое отвращение.

– Шутник!

– Нет, я говорю серьезно, сеньор Мендоса.

– Нам необыкновенно повезло. Это факт.

– Беда, если бы авантюристам не покровительствовала добрая звезда!

– Вот обрадуется граф, увидев, что мы возвращаемся в лагерь хорошо вооруженными, да еще с рекрутом.

– А особенно он обрадуется вестям, которые мы привезем, – добавил гасконец. – Наконец-то он узнает, где находится маркиз, и не замедлит отправиться на встречу с ним. Не сомневаюсь, что он приступит к осаде Пуэбло-Вейо, хотя у него для этого собрано недостаточно сил.

– Знаю, что он послал гонца на остров Сан-Хуан за подкреплением. Возможно, как раз в этот час какой-нибудь отряд флибустьеров уже прибыл в его лагерь. Никто не может отказать в помощи сыну Красного Корсара.

– А потом, ведь у графа есть мы! – сказал гасконец. – Втроем мы способны взять штурмом колокольню, которую защищает бомбарда.

– Не покидая седла, – добавил фламандец.

– Точно.

Они пустили лошадей шагом и поднялись на холм, поросший редкими пальмами и зарослями кустарников, за которыми должен был течь Чагрес, единственная река, пересекающая Панамский перешеек и тем не менее имеющая некоторое значение.

Болтая по пути, они уже почти достигли вершины холма и собирались спуститься в широкую долину, как вдруг резко остановили лошадей, тревожно переглядываясь.

– Неужели это река так шумит? – спросил гасконец, прислушавшись.

– По-моему, это несколько лошадей скачут галопом, – ответил Мендоса.

– Что вы об этом скажете, фламандец?

– За нами охотятся, – ответил искатель приключений.

– Они нашли наши следы? – задал себе вопрос дон Баррехо. – Скорей доберемся до вершины и увидим, кто прав.

Они ослабили поводья и сжали коленями бока лошадей, поскольку шпор у них не было. Лошади пошли рысью, хотя холм был очень крутым, и за несколько минут достигли вершины, остановившись перед широкой долиной, покрытой кустарником и камнями; долина спускалась к Чагресу.

С вершины холма трое авантюристов могли наблюдать за окрестностями и легко обнаружить приближающихся всадников.

– Кроме реки, я ничего не вижу, – сказал гасконец.

– А это слышите? – спросил баск, быстро нагнув голову.

Прогремел выстрел из аркебузы, и пуля, мрачно просвистев, пролетела над ними.

– Они хотят предательски убить нас! – крикнул гасконец.

В этот момент полдюжины всадников, также на великолепных лошадях, показались на опушке пальмовой рощицы.

Это были испанские кавалеристы, определенно посланные за тремя смельчаками маркизом де Монтелимаром.

– В галоп! – крикнул гасконец, и в то же время раздался второй выстрел.

– Не ожидал я такого сюрприза, – пробурчал Мендоса. – Они должны были подождать, чтобы мы оказались хотя бы в поле видимости нашего лагеря.

Андалусийские кони бросились в долину, легко перескакивая через кусты и камни, и всадникам совсем не надо было их понукать.

Местность была отнюдь не благоприятной для бешеной скачки: тут и там встречались препятствия и расселины, однако трое авантюристов, знающих, что скакуны под ними великолепные и очень выносливые, были уверены в том, что удержат преследователей на большом расстоянии.

Испанцы, одолев вершину, в свою очередь устремились в долину, издавая устрашающие крики и время от времени постреливая из аркебуз – скорее с целью напугать беглецов, чем попасть в них.

Лошади убегающих от погони авантюристов обливались потом, не меньше устали и скакуны испанцев, ведь они к тому же были похуже губернаторских.

Скачка становилась все более бешеной, все более опасной. Баск, гасконец и фламандец, оказавшиеся, к счастью, отличными наездниками, – Мендоса, прежде чем стать флибустьером, служил в кавалерийском полку, – с трудом объезжали препятствия.

Каждые десять – пятнадцать шагов они вынуждены были резко осаживать лошадей и поднимать ноги, чтобы пронести их над зарослями.

– Крепче держите поводья! – то и дело кричал дон Баррехо, ехавший по-прежнему первым. – Кто упадет, пусть считает себя погибшим!.. Следите за дорогой!..

Испанцы делали героические усилия, чтобы выиграть расстояние и выбраться на дистанцию прицельного огня, но при подъеме на последний холм они безнадежно отстали.

Они безжалостно пришпоривали животных и кричали изо всех сил, подгоняя своих тощих лошадей, но все тщетно – расстояние, отделявшее их от беглецов, не сокращалось.

Преследование длилось уже добрых полчаса, и все время по крутой, дикой долине, которой, казалось, не видно конца, как вдруг гасконец резко вскрикнул.

– Что такое, дон Баррехо? – испуганно спросил Мендоса. – Ваш скакун выдыхается?

– Путь перерезан, – ответил гасконец.

– Не может быть!.. Мы были здесь всего неделю назад и видели проход.

– А теперь его больше нет, клянусь кровью Вельзевула!.. Стоп, друзья!.. Остановите лошадей, прежде чем они разобьют себе череп.

Все трое достигли изгиба долины; перед ними высилась колоссальная скала, полностью перекрывавшая проход. За нею виднелась огромная земляная, с камнями, осыпь, образовавшая нечто вроде холма.

– Мы пропали, – сказал фламандец.

– Нет, сеньор, – ответил гасконец, никогда не терявший присутствия духа. – К вашему седлу прикручена аркебуза, а в сумке лежат пистолеты. Выберем удобную позицию и будем защищаться.

– Куда же пойти? – спросил Мендоса. – Разве вы не видите, что срез скалы острый?

– Уложите коней, а мы спрячемся за ними. Старайтесь не поднимать голову. Быстрее! Испанцы на подходе!

В один миг они скинули седла, взяли в руки аркебузы и пистолеты, потом заставили лошадей лечь на краю кустарниковых зарослей.

В один миг они скинули седла, взяли в руки аркебузы и пистолеты, потом заставили лошадей лечь на краю кустарниковых зарослей.

Шесть кавалеристов приближались галопом, красные от злости, со шпагами в руках.

Увидев трех лежащих на земле лошадей, они попридержали собственных, вложили шпаги в ножны и отвязали от седел аркебузы.

Они остановились всего в двухстах шагах от беглецов, а значит быстро догадались о причинах этой неожиданной задержки.

Командир эскадрона в одиночку отправился посмотреть, где спряталась троица беглецов, не торопившаяся показываться.

– Эй! – закричал он, увидев, как блеснул ствол аркебузы позади одной из лошадей. – Мы вас, кажется, захватили. Надеюсь, у вас нет желания сопротивляться нам: ведь нас больше и мы полны решимости привезти вас к его превосходительству губернатору Пуэбло-Вейо. Сдаетесь или нет?

– Граф д’Алкала никогда не сдается и бьется до последнего! – С этим выкриком гасконец высунулся.

– О!.. О!.. Так это вы выдавали себя за друга его превосходительства губернатора!..

– Собственной персоной, кабальеро!

– Я в этом не сомневался. Итак, сдаетесь?

– Граф д’Алкала никогда не отвечает утвердительно на подобный вопрос. Однако мы можем договориться, не тратя бесполезно пороха да пуль и не убивая друг друга.

– Что вы хотите сказать, сеньор?

– Это дело можно было бы уладить небольшой суммой дублонов.

Командир эскадрона угрожающе потряс рукой.

– Испанские солдаты не продаются, бандит! – крикнул он. – И потом, его превосходительство губернатор заплатит за вашу поимку гораздо щедрее.

– Значит, вам не сказали, что я еду прямиком в Панаму, где должен получить наследство в сто тысяч дублонов? Вместо того чтобы иметь неприятности, вы бы могли стать нашим эскортом, и я вам заплачу по-княжески, – сказал гасконец.

– Предпочитаю прихлопнуть вас на месте, сеньор.

– Тогда у меня к вам другое предложение.

– Кажется, вам нравится много болтать, господин бандит.

– Нет, я не бандит; я граф д’Алкала, сеньор д’Арамехо де Мендоса и Аликанте и Бермехо де лос Анхелос.

– И гранд Испании… Знаем, знаем, – сказал с иронией командир эскадрона.

– Да, также и гранд Испании, – спокойно ответил гасконец.

– Да бросьте!..

– Предлагаю вам дуэль.

– Кому?

– Вам, кабальеро.

– Вы сошли с ума?

– Ничуть, потому что я предлагаю вам отличные условия. Если вы меня убьете, даю вам слово чести, что оба моих товарища сдадутся, но если повезет мне, то вы с нами расстанетесь без боя.

– После моей смерти?..

– Мы позволим уйти вашим кавалеристам.

– Предпочту расстрелять вас, если вы не сдадитесь.

– Что ж, попробуйте!.. Предупреждаю вас, что рядом со мной находится грозный флибустьер, который никогда не промахивается. Представьте себе, что он разбивает орех и одной пулей гасит пламя факела.

– Вранье!.. Расскажи эту байку своему дедушке, если он еще жив.

– Он умер двадцать лет назад.

Командир эскадрона был сыт по горло этой болтовней. Он повернулся и отошел к своим солдатам, которые тем временем легли на землю, тоже спрятавшись за лошадьми.

– Сеньор баск, – сказал гасконец, поворачиваясь к Мендосе, – я неплохой стрелок, думаю, что и фламандец зря свинца не тратит, но надеюсь в основном на вас. Вы говорили мне, что были буканьером, прежде чем пойти во флибустьеры.

– Полагаю, что убил тысячу быков в лесах Сан-Доминго и Кубы.

– Ну так выбейте из седла этих солдат. Когда лошадей у них не будет, они наверняка уйдут. Вам предоставляется право первого выстрела.

Флибустьер, вытянувшийся в кустах, чтобы полностью защититься от пуль, встал на колени, продолжая скрываться за крупом своей лошади, и прицелился.

В этот момент кавалеристы снова садились на лошадей, чтобы предпринять рискованную атаку со шпагами и пистолетами.

Мендоса целил в животное, бывшее под командиром эскадрона: красивейшего скакуна чисто-белого цвета; он выстрелил.

В ответ раздался гневный крик, за которым последовали поток ругательств и ответный выстрел.

Белый конь грохнулся на землю, а командир эскадрона вылетел из седла. Но, пораженный в область сердца, конь, прежде чем упасть, так резко повернулся, заваливаясь на правую сторону, что не оставил времени своему хозяину освободить ноги из стремян и спрыгнуть.

Увидев падение своего командира, пятеро кавалеристов ничком побросались на землю, хотя склон, который вел к оползню, был покрыт огромными глыбами, которые оторвались от колоссальной скалы, перегородившей выход из долины.

– Наша очередь, фламандец! – крикнул гасконец.

Раздались один за другим два выстрела, пробудившие эхо и вызвавшие двойное ржание и новые потоки ругательств.

Еще две лошади упали на землю, увлекая с собой своих всадников.

Оставшиеся трое кавалеристов остановились, потом в одно мгновение развернули лошадей и помчались назад, к изгибу долины, возле которого пребывал их командир, разъяренный более, чем когда-либо.

– Мы называем себя грозными шпажистами; оказывается, мы к тому же и превосходные стрелки, – сказал дон Баррехо. – Сеньор фламандец, да вы и вправду ценнейший человек, несмотря на свою огромную бороду.

– А разве я не из Брабанта? – гордо сказал фламандец.

– Клянусь сотней тысяч хвостов дьявола, но до сегодняшнего дня я не знал, что брабантцы могут отлично стрелять…

– Какие пустяки!..

– Тогда можно быть уверенными, что мы всех их ссадим на землю!

Двое выбитых из седел всадников, укрываясь за кустами и скалами, быстро удалялись ползком, словно змеи, покинув своих умирающих лошадей.

Их товарищи, осознав невозможность новой атаки, а также боясь за своих лошадей, укрылись за скалой, иногда стреляя из аркебуз.

Они оказались неплохими стрелками, потому что после третьего выстрела красивейшая андалусийская лошадь фламандца встала на дыбы, жалобно заржала, несколько раз ударила копытом, а потом упала замертво на острые камни.

– Вот настоящая беда! – сказал гасконец. – Это животное стоило по меньшей мере двести пиастров, и я не смогу отправить ее назад к его превосходительству маркизу де Монтелимару. Правду сказать, у меня и не было таких намерений. Бог ты мой, его конюшни гораздо богаче моих. Эй, сеньор Мендоса, вы почили на лаврах?

– Подождите немножко – и вы узнаете, что умеют делать флибустьеры. Я пытаюсь уложить лошадь вместе с всадником.

– А этот кавалеристик пытается раздробить мою голову, – ответил гасконец, быстро упав на землю, тогда как его фетровая шляпа, пробитая пулей, отлетела на несколько шагов. – Да это настоящий бой!..

– Гасконцы всегда были боевыми, поэтому вам должно понравиться, – проговорил со своим обычным спокойствием фламандец.

– Гасконцы предпочитают рукопашную, бой на шпагах.

– Ну пока-то устройте фехтование свинцовыми пулями.

– Предательское оружие; оно убивает, даже не предупредив: «Берегитесь, или я пошлю вас посмотреть на мир иной».

– Согласен с вами.

Их беседу прервал выстрел из аркебузы. Это стрелял флибустьер; как и обещал, он поразил сразу двоих: лошадь и сидевшего на ней всадника.

– Сеньор Мендоса, – отозвался неисправимый болтун, – да вы в самом деле поразительный стрелок.

– Я ведь флибустьер, – скромно ответил Мендоса.

– У вас есть еще заряды?

– Только три заряда; его превосходительство губернатор пожадничал.

– Возможно, он предчувствовал, что мы применим оружие против его солдат, – высказался гасконец.

В этот самый момент кто-то из солдат выстрелил, и вторая губернаторская лошадь, подскочив, замертво грохнулась на землю.

– Это моя, – сказал гасконец и выругался. – Не стоило дарить таких дорогих лошадей, чтобы позволить расстреливать их своим кавалеристам.

– Если бы нам дали ослабленных мулов, конец был бы таким же.

– Сеньор фламандец, вы слишком долго смотрите на свою аркебузу. Вы что, все такие медлительные, когда дело доходит до стрельбы?

– Я тоже поджидаю своего случая, – ответил авантюрист.

– Тогда давайте выстрелим вместе: ставлю дублон, что я убью лошадь и двоих всадников… Только пропивать его будем в таверне «Эль Моро».

– О! – заметил Мендоса. – Лучше буканьера!..

– Принято, – согласился фламандец.

Они открыли огонь одновременно, и брабантец убил еще одну лошадь.

– Клянусь сотней тысяч хвостов дьявола! – воскликнул дон Баррехо. – Видно, гасконцы умеют стрелять только шпагами. Сеньор фламандец, я буду хранить дублон, чтобы выпить за ваше здоровье. Черт побери!.. Дело-то начинает становиться по-настоящему серьезным.

Испанцы, разъяренные тем, что им угрожают три грозных авантюриста, стреляли беспрерывно, укрываясь за неровностями местности.

Они отвечали выстрелами на каждый выстрел баска, фламандца или гасконца и пытались приблизиться.

Но им не везло. То ли какая-то паника их охватила, то ли у их аркебуз дальность боя была меньше, но их пули пролетали над головами беглецов, не причиняя никакого вреда.

Гасконца и его приятелей хорошо укрывали лошади, две из которых больше не подавали признаков жизни; искатели приключений сопротивлялись с восхитительной стойкостью.

Но через четверть часа у всех троих кончились заряды. У них теперь остались только пистолеты и шпаги.

– Что за ворюга этот губернатор! – бормотал дон Баррехо. – Мог бы быть и пощедрее. Он не пожалел ценных лошадей, но сэкономил на боеприпасах. Что ж! Этот должок – за ним.

Потом, повернувшись к своим приятелям, он сказал:

– Пистолеты надо оставить на самый последний момент, будьте готовы работать шпагами.

– А у меня ее нет, – заметил фламандец.

– Деритесь седлом своей лошади, – сказал гасконец.

Испанцы продолжали приближаться. Решившись захватить беглецов, они приняли меры предосторожности, не забывая, что имеют дело с людьми решительными и готовыми на все.

Стараясь не высовываться, они ползли между камнями, скользили по расселинам. Им тоже пришлось бросить аркебузы возле лошадей.

Испанцам оставалось метров двадцать, чтобы добраться до преследуемой троицы, как вдруг послышался резкий свист, за ним – еще и еще.

Все подняли головы.

– Стрелы! – определил гасконец. – Отлично!.. Перед нами испанцы, сверху – индейцы. Лучше бы уж остаться в Пуэбло-Вейо.

На скалах показались семь или восемь человек с кожей медного цвета, почти совсем голых, с пестрыми перьями в волосах; в руках у них были длинные луки.

Они, однако, не стремились прийти на помощь ни испанцам, ни их противникам, поэтому их опасные стрелы летели то на одних, то на других.

Для них белый человек являлся врагом, к какой бы нации он ни принадлежал.

– Что будем делать, дон Баррехо? – спросил Мендоса, сразу же укрывшийся вместе с фламандцем за выступом огромной скалы.

– Драться с испанцами, они сейчас опаснее, – ответил гасконец.

Дождь стрел больше угрожал кавалеристам, и они отскочили кто вправо, кто влево, чтобы их не задело.

– Воспользуемся этим, друзья, – сказал гасконец.

Трое приятелей бросились вперед, сделав только по одному выстрелу из пистолетов, чтобы не остаться совсем без огнестрельного оружия; потом гасконец и баск с дикими криками бросились в атаку, выставив шпаги.

Испанцы находились в худшей позиции из-за обстрела индейцев; кроме того, они потеряли еще одного человека, пораженного пулей в грудь. Они пустились наутек, направляясь к оставшимся в живых лошадям.

– Надеюсь, я их больше не увижу, – сказал гасконец, быстро прячась за скалу, чтобы не быть раненным индейскими стрелами.

– Но индейцы-то остались, – возразил фламандец.

– Им трудно будет попасть в нас. Для этого надо обойти долину, а мы знаем, как она велика.

– Мне кажется, что они разделились, – сказал Мендоса. – Некоторые пустились в погоню за кавалеристами. Вижу, как наверху летят стрелы.

– Так они ускоряют отход испанцев, сеньор баск.

– А другие продолжают осаждать нас, дон Баррехо.

– Дождемся ночи.

– А тем временем они убьют у нас последнюю лошадь! – сказал фламандец.

В самом деле, последняя из предоставленных губернатором лошадей, пораженная пятью или шестью стрелами, с жалобным ржанием упала рядом с двумя другими.

– Вот мерзавцы!.. – закричал гасконец. – Мало им здесь мяса, так надо еще убить это бедное животное.

– Они лишают нас возможности убежать, – заметил Мендоса.

– Сколько пиастров погибло!..

– По меньшей мере тысяча, дон Баррехо.

– Мы их возместим при грабеже Пуэбло-Вейо… О, черт возьми!.. Мне в голову пришла великолепная мысль.

– Так говорите же.

– Заставить мошенника-трактирщика заплатить за этих лошадей. Если только удастся его разыскать, я заставлю его выть, как койот.

Пока они, спокойные, словно находились в безопасности внутри прочного замка, обменивались этими фразами, индейцы не переставали осыпать своих врагов стрелами, издавая время от времени пронзительные боевые крики.

Но стрелы транжирились зря, потому что беглецы остерегались выйти из-за скального прикрытия.

– Предполагаю, что у них не тысячи стрел, – продолжил гасконец после короткого молчания. – Они уже потратили несколько дюжин. Ах, если бы у нас было еще немного пороха!..

– У нас осталось всего три заряда, – сказал Мендоса.

– И пистолеты…

– Они поражают только близкие цели.

– Знаю, сеньор баск. Я все терзаю свой мозг, пытаясь найти какое-нибудь средство, которое позволило бы нам уйти, но никак не могу его отыскать, и это меня беспокоит.

– Здесь мы не подвергаемся никакой опасности, – сказал фламандец, жуя последний кусочек своей сигары.

– Меня беспокоят не индейцы, – ответил гасконец.

– Может быть, солнце?

– Плевать мне на жару. Беспокоят меня испанцы.

– Но они же бежали!..

– А если вернутся с подкреплением и обнаружат нас все еще на этом месте?..

– Вот это будет штука! – ужаснулся Мендоса. – К счастью, Пуэбло-Вейо находится не так близко, а кавалеристы почти все остались без лошадей.

– Зато те, что на лошадях, могут поскакать вперед и привести с собой новые эскадроны.

– Черт побери! – пробормотал Мендоса, яростно потирая голову. – Вы в ухо мне запустили блоху. Надо принимать героическое решение. Вы считаете эту скалу абсолютно неприступной?

– Я пока ее как следует не разглядел, – ответил гасконец. – Можно попробовать.

– А индейцы нас не убьют? – поинтересовался фламандец.

– Не думаю, им помешает выступ скалы.

– Давайте попытаемся, – решительно сказал Мендоса. – Будьте внимательны к стрелам, впрочем, днем они не так опасны.

Они взяли аркебузы, оружие слишком дорогое, чтобы оставлять его другим даже без боеприпасов, взяли в руки три заряженных пистолета и заскользили вдоль скальной стенки, направляясь к противоположному склону долины.

Индейцы не могли заметить это отступление, потому что оползень мешал им видеть, что происходит внизу.

Троим авантюристам, спускавшимся со всеми предосторожностями и соблюдавшим полнейшую тишину, удалось наконец добраться до другой стороны завала.

Абсолютно случайно оказалось, что огромная скала в своем низвержении была, так сказать, срезана у основания, оставив таким образом проход между сползшим пластом и уходящей вверх стенкой горного склона.

– Я всегда говорил, что все совершается под своей звездой! – торжествующе воскликнул гасконец. – Лошадь здесь не смогла бы пройти, но человек проползет. Мы нападем на сеньоров индейцев с тыла!..

– Действительно, нам необыкновенно везет, – сказал Мендоса. – Кто бы мог предположить, что здесь все-таки существует проход?

– Внутрь, друзья! – скомандовал дон Баррехо. – Надо спешить, пока индейцы не обнаружили нашего исчезновения. Я все еще слышу, как свистят стрелы с той стороны оползня.

Он нагнулся и пополз под скалу, за ним последовали Мендоса и фламандец.

Некое подобие галереи продолжалось метров пятнадцать; оно было заполнено землей и каменными обломками.

Авантюристы быстро преодолели этот туннель и очутились с другой стороны осыпи.

– Внизу ревет Чагрес, – сказал гасконец. – Ну что, будем атаковать индейцев или уйдем?

Вероятно, ему было противно отступать перед таким врагом.

– Я бы высказался за атаку, – ответил Мендоса. – Если они обнаружат наш уход, то точно не отстанут от нас. Я знаю, как упорны эти проклятые краснокожие.

– Вам бы следовало быть генералом.

– Почему, дон Баррехо?

– Люди познаются в опасности. А когда индейцы услышат выстрелы, они побегут?

– Как зайцы.

– Тогда попытаемся застать их врасплох. Что вы об этом думаете, сеньор фламандец?

– Я тоже хорошо знаю этих людей с кожей медного цвета и могу сказать, что лучше идти на приступ.

– Вот только удастся ли нам застать их врасплох?

– Достаточно влезть на скалу, – ответил Мендоса. – Здесь она доступнее, чем с другой стороны.

– Мы исключительно удачливые люди, – произнес гасконец. – Если индейцы не заметят, как мы поднимаемся, атака с тыла нам удастся. Мендоса, показывайте путь. Вы уже не молоды, что верно, то верно, но еще можете посоревноваться с диким котом. Эти флибустьеры и в самом деле люди замечательные!..

– Сейчас я вам покажу, на что способны сыны Тортуги, – объявил баск. – Если я не обращу в бегство этих индейцев, пусть меня сожрет ягуар.

– Глупое обещание, – сказал гасконец, покачав головой.

Флибустьер внимательно осмотрел огромную осыпь, потом, открыв некое подобие лесенки, начал подниматься. Хотя это подобие и нельзя было считать настоящей лестницей, но морской волк смело лез по ней, сгорая от желания неожиданно напасть на индейцев, не перестававших осыпать стрелами долину, чтобы не дать осажденным уйти.

Фламандец и гасконец карабкались позади, готовые помочь ему в смелом начинании.

Ставя ноги на выступы скалы, цепляясь за сухие ветки, морской волк без особого труда добрался до верхней точки осыпи и незаметно проскользнул к деревьям, обрамлявшим край долины.

– Вот момент показать этому ужасному гасконцу, что баски тоже кое-чего стоят, – пробормотал он. – Мне начинает надоедать, что вся слава достается ему, потому что он живет на другом берегу Бискайского залива… Мы тоже знамениты умением драться и убивать, хотя бы и с помощью навахи.

Дон Баррехо и флегматичный фламандец добрались до баска; их передвижение также осталось не замеченным для краснокожих.

– Сеньор Мендоса, – зашептал дон Баррехо, оказавшись рядом с приятелем, – не наступило ли время показать вашу ловкость?

– Что вы хотите сказать? – спросил флибустьер.

– Индейцы от нас всего шагах в двадцати, стоят к нам спиной, а я слышал о необыкновенной ловкости басков.

– Поиграть шпагой?

– Шпага – орудие гасконцев, – парировал дон Баррехо. – А вот бросок навахи я бы хотел увидеть. Он сэкономил бы нам один пороховой заряд.

– Понял, – улыбнулся баск.

– У вас же всегда при себе наваха?

– Я предпочел бы оставить шпагу ради национального оружия.

– Значит, вы сделаете хороший бросок! Увидим, тверже ли кожа индейцев, чем у людей белой расы.

– Исполню ваше желание, – сказал Мендоса, – сберегу пулю. Оставайтесь здесь, и – никакого шума!

Индейцы находились в тридцати или сорока шагах от приятелей; они прятались за огромными глыбами, усеивавшими осыпь. Уверенные в том, что белые все еще находятся у выступа огромной скалы, они беспрерывно посылали туда стрелы и даже не думали оглядываться.

– Ложись, Мендоса, – посоветовал гасконец.

– Позвольте мне действовать по-своему, – недовольно буркнул баск. – Будьте готовы броситься в атаку со шпагами, если не хотите растратить последние заряды. А теперь – тихо!

И он пополз, освободившись от аркебузы, которая теперь была бесполезной.

В вытянутой руке он держал страшную баскскую наваху: острием к запястью, рукоятью наружу.

Он полз, как змея, совершенно бесшумно.

Гасконец и фламандец следовали за ним на небольшом расстоянии, держа наготове пистолеты; они могли в любой момент прийти на помощь, если только баску не удастся бросок.

Внезапно Мендоса остановился возле крупной пальмы.

Индейцы были теперь всего в десяти-двенадцати шагах; они по-прежнему стояли спиной и не прекращали обстрела.

Послышался легкий свист, и что-то мелькнуло в воздухе.

Это баск бросил наваху; она вонзилась между лопатками дикаря, причем с такой силой, что перерубила тому позвоночник.

Его соплеменники, увидев падающее тело, сделали три или четыре прыжка вперед и устрашающе заорали.

Гасконец выстрелил из пистолета, потом бросился на индейцев со своей ужасной драгинассой.

Но эта атака была совершенно бесполезной, потому что сыны лесов, испугавшись одного вида внезапно появившихся перед ними белых людей, бежали как зайцы в ближайший лесок.

И почти сразу же из долины послышались звуки ружейных выстрелов.

– Испанцы! – крикнул гасконец, в то время как баск подбирал свою наваху. – Ходу, друзья!