Текст книги "Бархатная маска"

Глава 7

– У меня есть отличная идея, как разнообразить осенний сезон, – провозгласил лорд Эшли.

Он сидел в кресле у камина, небрежно вертя в руке бокал с отличным испанским вином. В отличие от многих аристократов, еще подвластных уходящей в прошлое моде, лорд Арчибальд Эшли не носил напудренный парик, и его блестящие каштановые волосы лежали на плечах аккуратными волнами. Лорд Эшли был красив – не той салонной красотой, что заставляет светских модниц трепетать ресницами и веерами, но мужественной красотой англичанина, которому повезло родиться не с вытянутым от врожденного снобизма лицом.

– Вы заинтриговали нас, Арчибальд, – протянула Кассандра, поправляя выбившийся из прически рыжий локон. Касси не занималась домашними делами в своем поместье, предпочитая, чтобы это делал управляющий, и потому могла посвящать долгие часы прическам и нарядам. Лаис по сравнению с ней выглядела куда более скромно. – Чем же вы готовы нас развлечь? Мы объявим какой-то особенный маскарад? Или, быть может, лотерею?

– Ни то и ни другое. Однако вы ведь согласны, леди, что последние сезоны были чрезвычайно скучны? – лорд Эшли ловким щелчком взбил кружева манжета.

– Это все из-за того, что война идет, – печально промолвила Фейт, а Лаис промолчала.

Они часто встречались вчетвером – три давние подруги и лорд Эшли; эта своеобразная дружба всем им нравилась, и каждый раз они находили, о чем поговорить. Впрочем, Лаис подозревала, что у лорда Эшли к ней имеется особый интерес: игнорируя эффектную Кассандру и замужнюю Фейт, он временами бросал на вдову Джиллейн многозначительные взгляды. Никаких намеков, правда, не делал. Лаис подозревала, что он выжидает.

– Да, война, война… – Лорд Эшли залпом допил вино и подождал, пока слуга, тенью маячивший в углу, подойдет и снова наполнит его бокал. – И с этим надо что-то делать; не годится войне и дальше портить нам настроение! Идея, которую я предлагаю, весьма дерзкая, я бы даже сказал, революционная.

– Это интригует, – пробормотала Лаис.

– Общество тоже будет заинтриговано, – пообещал лорд Эшли и, убедившись, что все взгляды устремлены на него, объявил: – Я предлагаю поставить рождественский мистериальный спектакль!

– Спектакль? – удивилась Лаис.

– Да, причем музыкальный. Это будет наш маленький заговор. Вы ведь знаете, что мой друг, барон Касболд, сочиняет прекрасную музыку. Да это всему Лестерширу известно. – Он сделал неопределенный жест рукой, который должен был символизировать «весь Лестершир».

Барон Касболд, милый человек средних лет, прекрасный семьянин и отец четверых детей, и вправду обладал недюжинными музыкальными и исполнительскими способностями. Ни один вечер не обходился без него, все просили барона сыграть, и он по доброте душевной никогда не отказывал. Сочиненная им музыка трогала сердце. Неудивительно, что Эшли заговорил о нем.

– А кто будет исполнять роли в спектакле? – поинтересовалась Кассандра, которой идея явно понравилась. – Наймем актеров?

– О нет. Вся прелесть в том, что роли будем исполнять мы! – провозгласил лорд Эшли.

– Теперь я понимаю, в чем революционность идеи, – заметила Лаис. – Это же почти… скандально, Арчибальд. Аристократы не играют в театре.

– Лаис, дослушайте же! – поморщился лорд Эшли. – Еще один мой друг, да и ваш хороший знакомый, лорд Эдвард Плоурайт, а он, в свою очередь, знает Барри Хьюлетта, владельца театра в Лестере, – готов договориться, чтобы Хьюлетт согласился предоставить нам здание театра для одного представления. Это будет закрытый спектакль, никто там не появится, кроме специально приглашенных гостей.

– Но такого никто никогда не делал… – сказала Фейт.

– Именно поэтому мы будем первыми! – усмехнулся лорд Эшли. – Да, немного скандально, зато как интригующе и весело! Поверьте, это встряхнет общество. К тому же у меня есть наброски пьесы.

– Вы сам ее пишете? – улыбнулась Кассандра.

– Да. – Впервые за вечер лорд Эшли немного смутился. – И если вы, прекрасные дамы, готовы выслушать сюжет и также не смеяться слишком громко…

– О, с удовольствием! – сказала Лаис и заработала нежный взгляд Арчибальда. Все-таки не надо его поощрять, рассеянно подумала она. Лорд Эшли – хороший друг, а влюбиться в него у Лаис не выйдет. Хотя он и холост, и хорош собой, и владения у него значительные – сердце графини Джиллейн он не задевал.

– Что ж, – лорд Эшли еще помялся минутку, заставляя дам себя уговаривать, но в конце концов приступил к рассказу: – Это будет история одной женщины, которая обладает прекрасным голосом. Она – бедная дворянка, потерявшая мужа. Вместе со своим маленьким сыном она вынуждена жить у состоятельных, но недобрых родственников.

– Печально, – вздохнула Кассандра, ни дня не жившая ни у каких родственников.

– О да. На балах, которые постоянно устраивает ее родня, наша героиня вынуждена сидеть в углу или вовсе в своей комнате, потому что у нее нет ни красивых платьев, ни громкого имени. Глава семьи, сладострастный старик, начинает оказывать героине… хм… недвусмысленные знаки внимания, и однажды она не выдерживает. Ей приходится бежать в зимнюю ночь, чтобы уберечь себя и сына… – Эшли увлекся рассказом, наклонился вперед и бурно жестикулировал.

– О! – воскликнула чувствительная Фейт.

– Мучимые голодом, замерзшие, женщина и мальчик бредут по снежной равнине, – с еще большим энтузиазмом продолжал лорд Эшли, видя, что его рассказ нравится слушательницам. – Они думают, что замерзнут в ночи. В какой-то момент женщина слышит ангельский хор и думает, что смерть близка. Она становится на колени и просит Господа забрать ее и сына, по возможности быстро и безболезненно. Веки ее смежаются, сон клонит голову… Когда она просыпается, то думает, что в раю. Впечатление усиливается, когда появляется ангел[5]5
  Ангел по-английски произносится как «Энджел».


[Закрыть].

Лаис вздрогнула.

С Энджелом она не говорила после той ночной встречи на кухне – лишь здоровалась за столом. Что-то проскочило тогда между ними, странная искра, которой быть не должно. Он – простой учитель, она – знатная вдова. И все же тайна, которую хранили его глаза, завораживала Лаис и лишала спокойствия. Ей хотелось разгадать его. Выпытать, что делает его замкнутым. Когда завеса молчания приоткрывалась, Энджел становился другим. Каким он был раньше и почему преобразился?..

Лорд Эшли между тем продолжал:

– Ангел прекрасен, его лицо – совершенство; он говорит женщине, что поможет ей. Он даст ей богатство и сделает так, что у нее будет положение в обществе, однако за это ей придется исполнить одну миссию. На земле живет несчастный человек, чье лицо навеки изуродовано, поэтому он везде появляется только в маске. Женщина должна сделать этого человека счастливым. Тогда она сама и сын смогут жить, как захотят. Героиня соглашается и снова засыпает, слыша пение ангела. Когда она вновь открывает глаза, то обнаруживает себя на пышной кровати в большом доме в Лондоне, и слуги говорят ей, что теперь это ее дом. Женщина знакомится с тем человеком, которого должна сделать счастливым. Сначала она боится его, особенно если видит без маски: его лицо изуродовано, покрыто страшными шрамами. Но потом она привыкает и влюбляется в него, а он, никому не доверявший, начинает доверять ей. В награду за их любовь ангел дарит человеку свое лицо. Все поют в финале счастливую песню.

Лорд Эшли умолк, и Фейт зааплодировала.

Лаис же интересовали практические вопросы.

– То есть нам необходимо собрать добровольцев, которые умеют петь? – Она задумалась, между бровей появилась морщинка, а губы напряженно сжались. Лаис уже планировала все действо. Мысль о спектакле неожиданно увлекла ее.

– Да, – согласился Арчибальд. – И чем больше, тем лучше. Я хочу услышать впечатляющий ангельский хор!

– А я могу попробовать? – спросила Лаис: петь она любила и умела. Идея лорда Эшли, показавшаяся странной поначалу, теперь увлекла ее, и не только в организационном плане, но и в сценическом.

– Это было бы великолепно! – пришел в восторг Арчибальд.

– Как жаль, что у меня не хватит ни голоса, ни слуха, чтобы участвовать, – сказала Кассандра. – Но я с радостью вам помогу в организации.

– А у меня – решимости, – вздохнула Фейт.

– Даже если я попрошу? – лукаво подмигнул лорд Эшли.

– Ой, ну что вы! – Фейт покачала головой. – Если я выйду на сцену, то оцепенею от страха и не смогу выдавить ни звука. Поэтому с удовольствием посмотрю спектакль. Мы обе посмотрим, да, Касси?

– Разумеется, – кивнула леди Фитчетт. – Думаю, высшее общество изрядно развлечется, когда узнает о ваших планах, Арчибальд.

– Я надеюсь, – хмыкнул лорд Эшли.

Так и получилось, что несколько дней спустя слуга из поместья Эшли привез Лаис письмо, в котором, кроме краткой записки, обнаружилось несколько листков с нотами.

Арчибальд хотел, чтобы Лаис спела главную партию (конечно же), однако сама она предпочла не прыгать выше головы и удовлетворилась ролью подруги героини. Не тот у нее был голос, чтобы смешить общество, пытаясь взять недоступные ноты. Лаис всегда оценивала собственные возможности трезво. Главная роль по праву досталась Мэри Джейкоб, чье великолепное сопрано было хорошо известно лестерширскому обществу. Мэри, вышедшая замуж в прошлом году за красавца лорда Джейкоба, и вышедшая по любви, сначала застеснялась, когда ей предложили участие в спектакле; однако супруг, старый приятель лорда Эшли, не имел ничего против. И хрупкая блондинка с чистым взглядом небесно-голубых глаз стала главной героиней.

Лаис не думала, что ее так увлечет эта милая шалость. Слух распространился мгновенно, и общество, вначале воспринявшее идею настороженно, чуть позже прониклось энтузиазмом. Только и разговоров было, что о лорде Эшли и его сценических экспериментах. Раньше в Лестере случались в основном музыкальные вечера, где исполнялись произведения известных композиторов, или маленькие домашние спектакли. Теперь же все было по-другому. Лаис даже позабыла, что на дворе стоит холодная осень, – обычно в это время года графиню охватывала тоска. Теперь же от тоски не осталось и следа.

Лаис и о Фламбаре почти позабыла – и вспомнила, когда он хмурым вечером постучался в маленькую гостиную, где стоял клавесин.

– Миледи. – Энджел, не изменявший своему похоронному стилю, поклонился. Говорил он уже совсем легко, только по-прежнему вполголоса, и продолжал пить отвары. – Могу я отнять несколько минут вашего времени?

– Да. – Лаис внимательно вглядывалась в ноты и потому появление Фламбара не оценила в должной мере. Не так уж часто он к ней обращался. – Что вы хотели?

– Мастер Джеральд кашляет третий день, – объяснил Энджел, заложив руки за спину. – Я рекомендовал бы освободить его от уроков, чтобы он мог выздороветь. Во всяком случае, освободить от моих уроков. Дождь не способствует выздоровлению.

– Почему же мистер Уилсон не пришел ко мне с подобной просьбой? – удивилась Лаис, отрываясь от изучения нот.

– Потому что мистер Уилсон проводит свои уроки в комнатах мастера Джеральда, и ему не очень-то хочется их прерывать, ведь тогда будет нечем заняться, – сообщил Фламбар. – Так что гувернер стоит до последнего. Я же могу предаться иным интеллектуальным занятиям, а пропущенные с мастером Джеральдом уроки наверстать позже.

Лаис была так удивлена его спокойно-ироничным тоном, что у нее непроизвольно вырвалось:

– Вы что, шутите?

– В каком смысле? – нахмурился Фламбар.

– Простите… – Она сообразила, что восклицание прозвучало несколько бестактно. – Я, кажется, еще ни разу не слышала, чтобы вы шутили.

– Люди титулованные называют это тонкой иронией, – с непроницаемым лицом сообщил Энджел. – Или даже сарказмом.

– Я догадываюсь. – Лаис закрыла крышку клавесина и встала. – Вы не составите мне компанию в большой гостиной, мистер Фламбар? Мне хотелось бы выпить подогретого вина, а делать это в одиночестве скучновато. Возможно, вы еще немного поделитесь со мной тонкой иронией? Или даже сарказмом?

– С удовольствием, миледи, – поклонился фехтовальщик. – Но лишь иронией.

Глава 8

Ее лицо похоже на лик с картины итальянцев шестнадцатого века, подумал Энджел.

Такие картины висели в галереях богатых домов: дамы сурово смотрят на вас, скрестив руки, джентльмены взирают чуточку надменно. Однако не суровость отличала лицо графини Джиллейн, а неторопливая мягкость красок, как будто ее портрет писал влюбленный в нее художник.

Фламбар расположился напротив Лаис в глубоком удобном кресле, в котором, как ему казалось, раньше сидел ее муж; в камине ярко горел огонь, что было весьма кстати: промозглая осенняя сырость пробиралась в комнаты тайком, словно воришка. На столике между собеседниками стояли бокалы с вином и нехитрые закуски, и продолжавшийся неторопливый разговор казался продолжением картины. Как будто так все и должно быть. А ведь это невозможно. Эта жизнь отгорожена от Энджела навсегда.

Или на время?..

Он рассматривал графиню, пытаясь понять, что на самом деле прячется за ее вежливыми фразами, за тонким и умным разговором об искусстве. На Лаис было темно-зеленое платье, не такое роскошное, как полагалось для бала, но достаточно нарядное для домашнего вечера. В последнее время графиня стала чаще носить яркие вещи, видимо, чтобы разнообразить вечера. И это платье очень ей шло.

Энджел старался говорить мало, в основном слушал женщину; умение подавать фразы так, чтобы вовлечь собеседника в разговор, а самому почти не прикладывать усилий, он освоил в совершенстве. Фламбар не понимал, что нашла в нем графиня Джиллейн, да и нашла ли что-нибудь; возможно, ей просто надо выговориться. У нее немало друзей, однако они не ездят сюда с визитами каждый вечер. Здесь не Лондон.

Впрочем, непохоже, что она стремится в столицу. Лаис казалась весьма довольной жизнью в Лестершире.

– Вы бывали в Италии? – неожиданно для самого себя спросил Энджел.

– Нет, – покачала головой Лаис. – Я даже во Франции ни разу не была. Да и в Лондоне я тоже не частая гостья. А вы?

Энджел помедлил с ответом. Конечно, он был в Италии. Как и во многих других странах континентальной Европы. Это было традиционное путешествие для завершения образования, как это стало принято называть в последние годы. Италия, Греция, Вена и Париж – он отлично помнил эти места. Но Италия, вечный Рим, Флоренция и Венеция остались самыми нежно хранимыми воспоминаниями. Особенно фрески Джотто в монастыре Святого Франциска в Ассизи и опера. Ах, опера!

Многое бы он отдал, чтобы вернуть те дни – безоблачные и безмятежные. Энджелу казалось, что он смог бы бесконечно проживать их раз за разом, как перечитывают любимые книги.

– Да, был, – ответил он, ожидая града вопросов, но их не последовало. Вместо этого Лаис просто воскликнула:

– Расскажите!

– Про что? – Он слегка озадачился.

– Про что вам угодно. – Графиня легко улыбнулась. – Для меня это все равно будет похоже на волшебную сказку.

– Тогда… Знаете, я мгновение назад подумал о том, что вы похожи на портрет итальянского художника… Может быть, Джотто ди Бондоне. Или Мазаччо.

– Я понимаю. Словно с древнего медальона. – Лаис повернулась в профиль, словно воплощая наяву упомянутый портрет.

– Да. Образ не столь совершенный, как кисти Рафаэля или Тициана, но живой и одухотворенный. – Энджел не мог оторвать глаз от ее лица, озаренного отблесками камина. Вряд ли графиня Джиллейн сама осознает, насколько красива и привлекательна для мужчин. Именно такие женщины всегда вдохновляли художников: не те, чья красота в моде в определенный промежуток времени, но те, в чьих глазах светится жизнь. Чья душа красива.

– Как бы я хотела это увидеть! – мечтательно произнесла Лаис.

– Что же вам мешает?

– Я даже не знаю. – Она покачала головой. – Но мне кажется, что просто не судьба.

– Судьба… Может быть, мы сами ее творим? – Он словно слышал сам себя со стороны, словно отделился от тела и парил, глядя вниз, на мужчину и женщину, сидящих у камина.

– Именно так и думали те мастера, которых вы упомянули. Тогда людям казалось, что все в их руках, что они сравнимы с богами.

– Пока не пришла чума. – Энджел с усилием моргнул и отпил вина из бокала, который сжимал в руках.

– Да. И всегда найдется чума, которая докажет людям, что они не всесильны, что есть рок, довлеющий над ними. – Лаис мельком взглянула на него и снова перевела взгляд на пламя камина.

– Каков бы ни был рок, какая ни пришла бы чума, творения рук человеческих говорят, что смерти нет. Я видел фрески в Ассизи. И… Святой Франциск жив, жив до сих пор. Как и Джотто. Один жив в своих книгах, другой – в своих картинах.

– Не всем дана такая жизнь. Кто-то просто умирает.

– Если человек жил достойно, если его любили – он будет жить вечно.

– Да, – Лаис взглянула ему прямо в лицо. – Иногда… Нет, именно так я и предпочитаю думать. Я… Каждое утро я хожу к мужу.

– Я знаю, – слова вырвались против воли. Энджел опасался, что Лаис подумает, будто он следит за ней, но графиня лишь грустно улыбнулась.

– Пока я помню его – он со мной. Дети уже почти забыли Роберта, так что остаюсь только я.

– Вы любили мужа. – Это был не вопрос, просто констатация факта.

– Очень. И он любил меня, любил детей, любил жизнь.

Энджел внезапно понял, понял Лаис, осознал, что она чувствует. Нет, не потому, что он… тоже потерял. Его потеря была другой. Но он понял, что ушло с Робертом Джиллейном из жизни Лаис.

– Я понимаю. Действительно.

– Спасибо, – просто ответила она.

Потом они молчали, но тишина их не тяготила.

– Расскажите мне еще об Италии.

– С удовольствием.

Он рассказал ей о вечном Риме, о сотворении Адама в Сикстинской капелле, о соборе Святого Петра, о грандиозной перестройке, что там сейчас ведется, о гордой Флоренции, доме великолепных Медичи, о свободной Венеции, с ее дворцами и каналами. Он рассказал о пыльных каменных дорогах, что видели еще легионы Юлия Цезаря. Потом он перенесся в Грецию и Вену.

Европа разворачивалась перед глазами Лаис, а он стал ее личным проводником. И графиня так и не спросила, как простому сыну управляющего удалось так много путешествовать. Воспитание, полученное вместе с детьми герцога Аттенборо, объясняло если не все, то многое.

Следующим утром, проснувшись, Энджел ощутил, что что-то изменилось.

Во-первых, дождь прекратился – явно ненадолго, так как небо дышало тяжелыми облаками, и скоро вновь наверняка польет. Во-вторых, за завтраком Лаис улыбалась фехтовальщику гораздо более любезно, чем раньше. Неужели вечерний разговор сотворил это чудо? Энджела и радовало, и огорчало подобное обстоятельство. Меньше всего он хотел привлекать к себе излишнее внимание. И все же вчерашний разговор развлек его, заставил почувствовать себя лучше. Как давно он не говорил об искусстве и путешествиях! Как недавно… Такие простые и недостижимые темы. Вчерашний вечер превратился в окно в чужую жизнь. Недоступную.

Не то чтобы Энджел жаждал там оказаться…

После завтрака он, несмотря на дождь, отправился бродить по саду. Прохладные струи омывали пожелтевшие листья деревьев, цветы поникли, прибитые к земле. Да и цветов осталось совсем немного. Осень…

Изрядно промокнув, но так и не избавившись от смутного беспокойства, Энджел зашел в конюшню. Табби радостно приветствовал его.

– Неужели снова хотите выехать, мистер? Да хороший хозяин собаку из дому не выгонит в такую погоду!

– Не стоит беспокоиться, Табби.

– А мастер Роберт, бывало, и в дождь выезжал, – грустно заметил конюх. – Он очень любил, когда льет. Говорил, что вода питает землю и от того на земле вся жизнь. Не каждый аристократ понимает в земле, а?

– Не каждый. – Энджел прислонился к стенке, скрестил руки на груди и наблюдал, как Табби чистит серую кобылку, игриво мотавшую пушистой челкой. – Граф Джиллейн был хорошим хозяином, верно?

– Да, мистер, да. Его тут все любили! И соседи, и друзья, и, уж само собою, слуги. А что говорить про семью! Графиня так вообще в нем души не чаяла. Она словно тень стала, когда он умер, – бродила и бродила по комнатам и в саду часто плакала, я уж видал. А потом, видать, решила, что негоже деткам видеть матушку заплаканной, ну и взялась поместьем управлять. Тоже недюжинный талант нужен, я вам скажу!

Энджел кивнул. Как он предположил при первом знакомстве, Лаис не была пустой вертихвосткой. И это ему нравилось.

Лучшей хозяйки и желать нельзя.

Глава 9

– Только помните: вы обещали вести себя прилично! – повторила Лаис, помогая детям забраться в карету.

– Мамочка, мы будем вести себя хорошо, правда! – Тамина сияла от счастья. Еще бы! Неделю она и Джерри упрашивали мать, чтобы та взяла их на одну из репетиций спектакля. Дети, разумеется, знали о готовившемся представлении – об этом даже конюх Табби знал, – однако до сих пор Лаис не брала их с собой, когда ехала в Лестер, чтобы репетировать. Маленькие непоседы могли действовать взрослым на нервы. Однако дети так просили, так старались не шалить всю неделю, что Лаис сжалилась и взяла дочь и сына с собой. И придумала, как ей казалось, отличный выход на случай, если Джерри и Тамине вздумается проказничать: пригласила в поездку Фламбара. Мистер Уилсон и мисс Гривз, похоже, слегка обиделись, но Лаис в данном конкретном случае не было дела до переживаний слуг.

При Фламбаре дети не станут вести себя плохо. Стоило взглянуть на его непроницаемое лицо, как это делалось ясно. Энджел помог Лаис войти в карету, затем сел туда сам и захлопнул дверцу.

– Миледи.

Карета тронулась, колеса заскрипели по гравию.

Тамина сидела рядом с Лаис, а Джерри – около Фламбара. Мальчик поглядывал на учителя с большим любопытством, наконец не выдержал и принялся болтать без умолку, периодически задавая вопросы. Энджел неторопливо и обстоятельно отвечал. Однако чем дальше, тем чаще Лаис ловила в его интонациях крепко и надежно контролируемую энергию и пыталась понять, зачем Фламбар ведет себя столь сдержанно. Он держался отстраненно и во время того длинного вечернего разговора, что запал ей в память, и во время недолгих встреч за обеденным столом, и сейчас. А между тем Лаис все сильнее чувствовала несоответствие: достаточно посмотреть, как Фламбар фехтует, чтобы заподозрить в нем человека по меньшей мере нетерпеливого. Зачем он запер самого себя и чем это для него закончится? И, если уж на то пошло, касается ли это ее, Лаис?

Она делала вид, что принимает участие в беседе, тоже отвечала на какие-то вопросы Джерри и Тамины, а сама тем временем украдкой пыталась поймать взгляд Энджела. Оказалось, это практически невозможно: Фламбар смотрел куда угодно, только не на хозяйку. Он спокойно глядел в глаза Джерри, еле заметно улыбался непосредственным восклицаниям Тамины, а от Лаис словно отгородился стеной. И это оказалось тем более обидно, что ранее графиня, как ей почудилось, сумела немного отодвинуть завесу его недоверия.

День стоял туманный и промозглый; в приоткрытое окно долетал запах мокрой земли и прелых листьев. Древесное золото понемногу осыпалось, обнажались черные ветви, и в медленном засыпании природы жило свое особое очарование. Лаис приподняла занавеску и выглянула в окно: поля, терявшиеся в туманной дымке, казались бесконечными. И тишина, такая драгоценная тишина, прерывавшаяся лишь стуком колес и копыт да ленивыми окриками кучера. Раньше Лаис испытывала умиротворение, созерцая засыпающую осеннюю природу; теперь ей что-то мешало это сделать. Словно нечто внутри противилось даже самой идее умирания, пусть даже временного, до весны.

Невнимание Фламбара засело в душе как заноза. Ну зачем он так? И почему для нее, графини Джиллейн, это так важно? Вечерами Лаис, бывало, долго не могла заснуть, и тогда ее мысли часто обращались к Энджелу. Он несчастен, это заметно, однако не Лаис дала ему это несчастье. Графиня никак не могла смириться с мыслью, что Фламбар таков от рождения, ей казалось, за его молчаливостью скрывается тайна. И этот след от веревки, про который Энджел сказал, что это дело рук грабителей… У Лаис нет причин ему не верить.

Она заставила себя отвлечься от неприятных мыслей и улыбнулась Джерри, выспрашивавшему у Фламбара, чем отличается толедская сталь от всех остальных.

Лестер – старинный город, расположенный на берегах реки Сор. Когда-то здесь основали свое поселение римляне, проявлявшие немалый интерес к Британским островам, и до сих пор можно было увидеть остатки их укреплений и проложенных ими дорог. Бывший в составе королевства Мерсия и называвшийся тогда Ратаэ, завоеванный датчанами, многократно разрушавшийся и восстанавливавшийся, Лестер напоминал Лаис птицу феникс. Там, где раньше ходили воины в кожаных кирасах и гребенчатых шлемах, где саксы воевали против норманнов лишь для того, чтобы спустя пару веков народы окончательно смешались, теперь жил и дышал немалый фабричный город, которому прочили большое будущее.

Карета миновала древнее аббатство, возведенное еще в начале двенадцатого века; серые стены выступали из тумана, навевая мысли о седой старине и призраках минувшего. Еще немного – и вот дорога привела к городским воротам, за которыми лежал лабиринт улочек.

Мрачная погода не смущала жителей Лестера: народу на улицах оказалось полно. Дети с любопытством смотрели в окошко на торопливых горожан, узкие окна домов, лавочки торговцев под причудливыми вывесками. Наконец карета остановилась на одной из центральных улиц, неподалеку от реки, и кучер, спрыгнув на землю, распахнул дверцу.

Городской дом лорда Джейкоба был выкрашен в нежно-голубой цвет и поражал изяществом отделки фасада. На крыльцо поспешно выскочил лакей в богатой ливрее, глубоко поклонился гостям и поприветствовал их. Энджел помог всем выйти из кареты. Слегка оробевшие Джерри и Тамина взяли Лаис за руки, а Фламбар следовал позади; так они все и вошли в дом лорда Джейкоба.

В просторном холле, где отражения танцевали в многочисленных зеркалах, а потолок, расписанный пузатыми ангелочками, являл собою истинный шедевр, лакеи приняли у гостей верхнюю одежду и со всем почтением сопроводили прибывших в большую гостиную. Там уже собралось весьма внушительное общество: не менее десяти женщин и несколько мужчин, которые, правда, предпочитали держаться чуть в сторонке. И немудрено: дамы щебетали, сгрудившись у клавесина, шуршали листами дорогой нотной бумаги и периодически принимались наигрывать кусочки из музыкальных партий. В углу Лаис заметила лорда Эшли; увидев ее, тот весьма обрадовался и, поднявшись, подошел поприветствовать.

– Лаис, я рад видеть вас… – Он нахмурился, глядя через плечо графини, и та поняла, что лорд Эшли заметил Энджела. Ранее они не сталкивались, и Лаис немного забеспокоилась: уж не вообразил ли себе Арчибальд, что… При мысли о том, что лорд Эшли может посчитать Фламбара поклонником графини Джиллейн, Лаис слегка покраснела. Пришлось быстро прояснять ситуацию и представлять Энджела другу. Лорд Эшли тут же перестал хмуриться.

– Миледи, – негромко произнес Фламбар, когда формальности были соблюдены, – я буду неподалеку, и, если понадоблюсь вам, позовите. – Он указал на стул, стоявший в самом дальнем углу, около маленького камина.

– Хорошо. – Лаис проводила фехтовальщика взглядом и повернулась к Мэри Джейкоб, которая уже спешила к ней.

– Ах, как хорошо, что ты здесь! – хозяйка дома обняла Лаис. – Этот Касболд гениален и несносен! Он намеревался заехать сам, однако некоторое время назад прислал записку, что не сможет. А вместе с запиской – новые ноты, и мы вот уже битый час пытаемся их разобрать. Это одна из моих партий, и хор тоже поет. Может быть, у тебя получится? Ты играешь на клавесине едва ли не лучше нас всех.

Дамы встретили появление Лаис с восторгом. Джерри и Тамину также приняли благосклонно, принесли для детей небольшие стульчики и усадили тут же, поблизости. Лаис украдкой оглянулась: Фламбар устроился на том месте, что указал ей, и сидел, будто каменное изваяние, скрестив руки на груди. По его лицу никак нельзя было понять, заинтригован он или скучает. Он ведь привык бывать в высшем свете, напомнила себе Лаис. Воспитываясь с детьми герцога Аттенборо, Фламбар наверняка часто выходил в свет. Интересно, что он думает сейчас, глядя на провинциальное общество? Лаис казалось, что она готова пожертвовать четвертью своего состояния, лишь бы это узнать.

Ноты и вправду оказались очень трудными. Барон Касболд не искал легких путей; неизвестно, смог бы он с такими талантами блистать при королевском дворе, однако местное дворянское общество ему заинтриговать удалось. Лаис пыталась сыграть партию, останавливаясь каждую минуту и разбирая ноты. Дамы, в свою очередь, пытались петь. Выходило жалобно и вразнобой.

– Никуда не годится, – подвела итог Мэри, когда партия завершилась. – Это невозможно спеть.

– Не стоит отчаиваться! – Белинда Гросвенор, улыбчивая кудрявая особа, в чьем доме проводилось большинство балов в сезон, была настроена оптимистично. – Нам всего лишь надо немного потренироваться.

– Ах, ну почему Касболд не мог написать что-либо попроще, – пробормотала леди Мэрривезер, дородная дама пятидесяти лет. У нее было роскошное меццо, и хотя уговорить ее участвовать в забаве стоило больших трудов, лорд Эшли и с этим справился. – Что-нибудь веселое и несложное, вроде рождественских песенок, которые исполняют наши дети в сочельник. Если няньки их научат, конечно же…

– Ему стоило приехать самому, – заметила Мэри. Она ужасно переживала, что у нее не получается. Ей доверили главную роль, а тут такой конфуз! – Мне кажется, что я пою слишком высоко. Или так и нужно? Давайте попробуем еще раз.

Они попробовали еще раз, и еще, и еще. Выходило как-то не очень.

– Не получается! – в отчаянии воскликнула Мэри. В ее больших голубых глазах стояли слезы. Мэри была доброй девушкой и ужасно переживала, если попадала в ситуации вроде этой.

– Ну-ну, милочка, не стоит так расстраиваться! – Леди Мэрривезер попыталась утешить исполнительницу главной роли. – Все преодолимо! Я предлагаю послать за Касболдом; пусть явится и отвечает – если не за свои слова, то за свои ноты уж точно!

– Если бы он мог, то и так приехал бы, – возразила Белинда.

– К тому же Касболд объясняет столь запутанно, что вряд ли поможет нам, – фыркнула молоденькая Диана Трапнелл.

Лаис задумчиво теребила нижнюю губу, когда за спиной у нее послышалось вежливое покашливание. Обернувшись, графиня увидела Фламбара. Интересно, зачем он покинул свой стул? Джерри и Тамина вели себя тихо, зачарованные звуками музыки и пением женщин.

– Леди. – Энджел почтительно поприветствовал дам, и его поклон сделал бы честь любому аристократу. – Я прошу прощения за то, что прерываю вашу беседу. Позволено ли мне будет сказать несколько слов?

Лаис краем глаза заметила, что мужчины в другом конце комнаты отвлеклись от разговора и с удивлением смотрят на Фламбара. Лорд Эшли даже подошел поближе, чтобы слышать, что скажет Энджел.