Текст книги "Сейчас и навечно"

Глава 5. Сойер

Мы возвращались домой вместе: Оливия, я… и моя новая соседка.

«Как, черт возьми, это произошло?»

Всего несколько часов назад это был обычный пятничный вечер. В то время как мои друзья и сокурсники-юристы выпивали и отрывались на вечеринках, чтобы снять стресс, я планировал приготовить ужин для своей дочери, поиграть и немного почитать с ней перед купанием, а затем уложить ее в кровать, после чего собирался засесть за учебники, пока сон не свалит меня с ног.

А сейчас…

Сейчас Дарлин Монтгомери хотела приготовить для меня ужин.

Тревожные сигналы и сирены звучали в голове, предупреждая, что это плохая идея. Я больше не приводил домой женщин, а здесь вдруг с такой легкостью уступил ей. Пришлось списать это на свою усталость и ее энергичность. Дарлин, должно быть, гибкая танцовщица; она проскользнула мимо всех моих баррикад и защитных сооружений, изгибаясь и наклоняясь сквозь поле красных лазерных лучей, как ниндзя в шпионских фильмах.

«Один ужин. И все».

Пока мы шли, на город опустились сумерки, медные и согревающие. Дарлин без умолку болтала о различиях между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Я думал, что это сведет меня с ума, но мне понравилось ее слушать. У нее был приятный голос, а все мои разговоры в последнее время состояли в основном из попыток уговорить моего ребенка съесть горошек или выслушивания жалоб студентов-юристов.

Периодически я украдкой бросал на нее короткие взгляды.

В продуктовом магазине моя фотографическая память записала целый ролик с ее лицом. Он представлял из себя набор картинок ее поразительных черт: округлое лицо, большие глаза, пухлые губы, острые скулы, густые брови. Ничто в ней не казалось незначительным.

Здесь, под желтым светом уличных фонарей, ее почти синие глаза наполнились сиянием. Поверх гибкой фигуры был надет безразмерный свитер, но он не скрывал ее сущности. Она выглядела как танцовщица – стройная, но рельефная, шла грациозной походкой, несмотря на тяжелые армейские ботинки.

– Почему такие ботинки? – задал я вопрос о самой безобидной вещи, надетой на ней.

– Для защиты.

– От кого?

– Не «от кого». Для моих ног, – ответила она. – Я танцовщица, ну или скоро стану ей, а ноги – самая ценная часть меня.

– Что танцуешь? Балет?

– Когда была маленькая, – ответила я. – Но сейчас предпочитаю современные направления и капоэйру. Слышал о таком?

– Афро-бразильское боевое искусство, сочетающее в себе элементы танца, акробатики и музыки. Зародилось в Бразилии в начале шестнадцатого века.

Дарлин резко остановилась.

– Ты только посмотри на себя, мистер Энциклопедия. Ты фанат?

– Я однажды что-то читал об этом.

– Однажды? Ты всегда так четко запоминаешь прочитанное?

– Да.

Я почувствовал на себе пристальный взгляд и развернулся, увидев выжидающее выражение на ее лице, – с таким обычно женщины требуют дальнейших объяснений, если парень сказал или сделал что-то неправильное.

– У меня эйдетическая память.

– Какая-какая?

– Фотографическая.

– Да ну! – Дарлин крепко схватила меня за руку. – Серьезно?

Я кивнул.

– Значит, ты можешь запомнить длинную последовательность цифр или… что на тебе было надето двадцать четвертого января две тысячи пятого года?

– В подробностях.

– Прям… до мельчайших? – спросила она. – Оцени по шкале от одного до «Я-должен-попасть-на-шоу-Эллен-Дедженерес».

– Какие там требования у Эллен? Восемь?

Дарлин не отводила от меня свои распахнутые глаза.

– Вау. Да ты мегамозг. Должно быть, это помогает в юридической школе?

– Да, это так, – согласился я. – Иначе я никогда не закончил бы вовремя.

– Классно, – сказала Дарлин.

У меня появилось предчувствие, что она готовится завалить меня вопросами, как Эндрю из учебной группы, и я прервал ее на полуслове:

– Итак, собираешься вернуться к танцам? – осведомился я. – Как раз вовремя, учитывая, что ты живешь надо мной. Повезло мне.

Она усмехнулась, но ее улыбка тут же увяла.

– Пока не уверена.

Ее пальцы играли с крошечным клочком бумаги, который она достала из кармана свитера.

– За сегодняшний день я сотню раз пыталась выкинуть его.

– Что-то ценное?

– Возможно, – ответила она. – Кто знает. Это телефон танцевальной труппы, но я не уверена, что наберу его когда-нибудь.

– Почему?

Она засунула бумажку обратно в карман.

– Я здесь всего несколько дней. У меня отличная квартира, работа. И пока не знаю, чем буду заниматься. Я вроде как приехала сюда, чтобы начать все сначала.

– Почему? Скрываешься от закона?

Это была шутка, но глаза Дарлин вспыхнули, и она отвернулась.

– Нет, ничего подобного, – быстро пробормотала она, ее улыбка казалась вымученной. – Мне нравится, что меня здесь никто не знает. Словно пресловутый чистый лист, где я могу писать все, что захочу.

Я растерянно кивнул. Разговор медленно переходил на слишком личные темы, а это запретная территория. У меня не было времени копаться в чьих-то проблемах, я сам едва держался на плаву. Тащил на себе день за днем тяжкий неподъемный груз, дожидаясь, когда закончится год и Оливия станет только моей. Усталость походила на мою броню, но Дарлин… Она оказалась слишком легкой и невесомой, словно громоздкие ботинки нужны были ей для того, чтобы не улететь прочь. С улыбкой, не сходившей с лица, с ее беззаботным смехом, она ворвалась в мою жизнь в том продуктовом магазине как ни в чем не бывало.

«Полная противоположность мне во всех отношениях».

Тишина, опустившаяся между нами, не продлилась и трех секунд.

– В общем, сегодня я твой шеф-повар, – сообщила Дарлин.

– Ты не обязана…

Она остановилась и поставила руки на пояс.

– Я смотрела «Закон и порядок». Мы собираемся заняться, как вы это называете? Когда в очередной раз спорят об одном и том же?

– Повторное судебное разбирательство.

– Да, точно. Итак, мы начинаем повторное разбирательство? На повестке дня ужин.

– Я просто не привык…

– Протест отклонен, юрист-моралист, – ответила она. – Я готовлю ужин, а ты позволяешь мне это, или нажалуюсь Елене.

– Господи, ты заноза в заднице, ты в курсе?

Дарлин рассмеялась.

– Чем тебе не угодило слово «настойчивая»?

Я закатил глаза и наклонился, чтобы проверить Оливию. Она все еще радостно посасывала печенье и что-то лепетала. Улыбнулась мне ртом, полным сладкого месива. Я усмехнулся в ответ.

«Святые угодники, как я обожаю это личико».

Снова выпрямившись, я увидел нежный взгляд Дарлин, направленный на меня, на мою дурацкую улыбочку. Я вернул свое обычное выражение лица, взялся за ручку коляски и покатил ее по тротуару.

– Ты такой милый с ней, – сказала Дарлин. – Как долго вы живете только вдвоем?

– Десять месяцев, – ответил я, стиснув зубы. Я всячески избегал разговоров о Молли: иррациональный страх засел во мне, словно одно упоминание имени могло призвать ее обратно, где бы она ни находилась, чтобы забрать у меня малышку.

Мои плечи согнулись в ожидании следующих вопросов, более личных, которые я так ненавидел. Но Дарлин, вероятно, уловила сигнал, поскольку больше ни о чем не спросила.

Когда мы подошли к дому, я поднял коляску с Оливией на три ступеньки, пока Дарлин открывала входную дверь. В фойе она окинула взглядом лестничный пролет и нахмурилась.

– Ты таскаешь коляску с ребенком на себе по этой лестнице?

– Нет, обычно я сначала отношу Оливию, а затем возвращаюсь за коляской. Поэтому я и не набираю много продуктов.

– Какой силач, – вздохнула Дарлин. – Я помогу. Коляска или ребенок?

Я заколебался. Коляска была тяжелее, слишком громоздкой, но Оливия в руках Дарлин… это пугало меня.

– Я не уроню ее, обещаю. Или могу взять коляску, – быстро добавила она. – Как тебе удобнее.

– О, теперь ты беспокоишься о моем комфорте? – спросил я, посмеиваясь. – Бывает же.

– Чудак. Решайся, – она закатила глаза.

– Коляска тяжелая, – осторожно произнес я. – Если ты не возражаешь взять малышку.

– Возражаю? Да ни за что на свете.

Она опустилась перед Оливией на колени, отодвинула небольшой столик и отстегнула ремень безопасности.

– Эй, горошинка. Могу я взять тебя? – Улыбка осветила маленькое личико Оливии, стоило только Дарлин поднять ее и прижать к своей груди. – Вкусное печенье? Уверена, что да. Поделишься?

Дарлин сделала вид, что кусает печенье, и Оливия звонко рассмеялась.

Я сложил коляску и понес ее вверх по лестнице, пока Дарлин поднималась следом. У двери нащупал ключ, остро ощущая присутствие Дарлин, словно за спиной разгорался пожар. А вдоль позвоночника пробежал электрический разряд. Я не приводил сюда женщин с тех пор, как переехал.

«Дарлин – не женщина в традиционном понимании, она соседка. И ты не приводил ее, она каким-то образом пробралась сюда сама».

Но мое тело плевать хотело, как она тут оказалась, главное, что она тут была.

Я открыл дверь, приставив коляску к стене, и закрыл за нами дверь. За нами. Тремя.

«Не вздумай распускать сопли. Один ужин, строго по-соседски».

– Она прекрасна. – Дарлин передала мне Оливию и скинула рюкзак с плеч, поставив его на кухонную стойку. – Хорошая квартира. Намного больше, чем моя. Две спальни?

– Ага.

– Никогда не видела холостяцкую берлогу, отвечающую всем требованиям безопасности для детей. – Дарлин указала подбородком на журнальный столик с резиновыми накладками на каждом уголке. – Миленько.

Я уже хотел начать спорить о том, что моя квартира далека от холостяцкой берлоги, но остановился на полуслове.

Дарлин сняла старый, поношенный свитер, повязав его на тонкой талии, и начала рыться в шкафах. На ней было черное боди с бретельками, перекрещенными на спине. Меня заворожили ее подтянутые мышцы, проступающие под нежной бледной кожей, ее изящная шея и плавные движения рук, когда она потянулась за сковородкой на верхней полке.

Мне невероятно сильно захотелось увидеть, как она танцует. Посмотреть, так ли плавно она двигается, как на это намекали линии ее тела.

И вот так десять месяцев воздержания обрушились на меня. Кровь хлынула к паху, и внезапная слабость стала наименьшей из моих забот. Я закашлялся, чтобы скрыть случайно вырвавшийся стон.

– Ты в порядке? – спросила Дарлин, глядя через плечо.

– Да, все хорошо.

«Это плохая идея».

Я хотел посадить Оливию в манеж, но она заерзала и вырвалась из моих рук, как только увидела, куда ее направляют. Я опустил ее на пол и наблюдал, как она ползет на кухню. К Дарлин.

– Что ты тут делаешь? – проворковала Дарлин. – Ты пришла мне на помощь?

Она взяла Оливию на руки и усадила к себе на бедро, придерживая одной рукой.

– А теперь расскажи мне, где твой папочка хранит противни для запекания?

Я смотрел на красивую женщину с моей дочерью на руках, которая хозяйничала на моей кухне и мило беседовала с малышкой, заставляя ее смеяться. Боль – в тысячи раз сильнее, чем любая сексуальная неудовлетворенность – поднялась откуда-то из глубин моего сердца. Казалось, сотни эмоций, которые я так долго держал взаперти, вырвались на свободу: что я хотел для себя, для Оливии, все потери, которые она понесла за свою короткую жизнь, и ради чего я работал, пытаясь сохранить ее. Словно я обронил мешок с маленькими шариками, и теперь мне придется собирать их заново, пока не запнусь, упав на задницу.

– Это была плохая идея, – сообщил я.

Дарлин скорчила Оливии глупую рожицу.

– М-м-м?

– Я не могу этого сделать.

– Что? Поужинать?

– Да, – огрызнулся я. – Я не могу поужинать. С тобой. И не могу позволить тебе здесь находиться, помогать мне или играть с Ливви. Я не могу.

Выражение лица Дарлин резко изменилось, и я возненавидел себя за то, что свет в ее глазах потускнел.

– О.

Она аккуратно посадила Оливию на пол, но та сразу заверещала, требуя поднять ее.

– Черт, – сказал я, нервно проводя рукой по волосам. – Именно поэтому я и не хотел какой-либо помощи. Одно приведет к другому, и не успеешь оглянуться…

– Не успеешь оглянуться, как уже наслаждаешься вкусным ужином? – спросила Дарлин со слабой улыбкой.

– Я не об этом.

Дарлин замахала руками.

– Нет, ты прав. Прости. Это твоя квартира. Твоя личная жизнь. Я часто так делаю. Увлекаюсь. А я переехала сюда, чтобы работать над собой. – Она закинула рюкзак за плечо и взяла Оливию за руку, проводив до меня. – И мне предстоит еще много работы.

– Дарлин…

Она наклонилась к малышке.

– Пока-пока, сладкая горошинка. – Подняв голову, она одарила меня остатками своей лучезарной улыбки. – Приятного вечера.

Звук захлопнувшейся двери заставил меня вздрогнуть. Комната вдруг показалась такой маленькой. Тихой.

Оливия дернула меня за штанину.

– Вверх, папочка, вверх.

Я поднял ее на руки и обнял. Она улыбнулась, и я снова запаковал все свои эмоции в бутылку, сконцентрировавшись только на одной. На любви к ней. Она – все, что имеет значение для меня.

– Пойдем, что-нибудь перекусим.

Тунец остался у Дарлин в рюкзаке, который она схватила в спешке, когда убегала. Я дал Оливии авокадо, кусочек индейки, вареное яйцо и один их тех крекеров, с которыми меня познакомила Дарлин. После я искупал Оливию и прочитал ей «Грузовой паровозик» около десяти раз, пока она не начала зевать вместо очередного: «Еще».

Уложив ее в маленькой спальне, я разложил свои учебные материалы на столе в гостиной. Часы на стене показывали четверть девятого. Я подошел к холодильнику в поисках замороженного ужина. Живот предательски урчал, требуя чертову запеканку с тунцом.

Сейчас, когда Ливви была в постели, чувство вины терзало мой пустой желудок.

«Ты не должен был ее выгонять».

У меня была тысяча веских причин держать свою личную жизнь под замком, но вести себя как осел по отношению к Дарлин – все равно что сказать «отвали» человеку после того, как он пожелал тебе хорошего дня.

Я уткнулся головой в холодильник. Мне придется извиниться. А я ненавижу извиняться.

В дверь тихонько постучали. Я прошептал молитву всем богам сразу, надеясь, что это не Елена, которая пришла сказать, что не сможет присмотреть за Оливией на следующей неделе.

За дверью стояла Дарлин. В руках у нее была тарелка с едой, накрытая фольгой. Пар поднимался вверх небольшими завитками, наполняя воздух ароматами теплой лапши, грибов и тунца.

«Черт побери, какая она красивая».

Образы, отпечатавшиеся в моей идеальной памяти, были жалкими копиями по сравнению с реальной картинкой. Я скрестил руки на груди, словно пытался возвести между нами баррикаду.

– Еще раз привет, – сказала Дарлин. – Я здесь не для того, чтобы заставлять тебя испытывать чувство вины или вторгаться в твою личную жизнь. Честно. – Она протянула мне тарелку. – Это предложение мира и прощальный подарок. Обещание, что больше не буду вмешиваться в твои дела.

Я взял тарелку из ее рук.

– Здесь очень много запеканки.

– Ты настоял на том, чтобы заплатить за это, и я знаю, что ты никогда бы ее не приготовил. Поужинай сегодня, тут еще и на завтра хватит.

Я уставился на тарелку с едой. Благодарность и извинение – вот и все, что мне нужно было сделать, чтобы со спокойной душой закрыть дверь и вернуться к своей прежней жизни. К напряженной, полной тревог жизни.

Дарлин склонила голову.

– Ладно, что ж… я пойду. Доброй но…

– Мать Оливии бросила ее десять месяцев назад, – услышал я свои слова. – Мы с приятелями устроили вечеринку в тот день, а она заявилась и просто… бросила ее там. Оставила Оливию без мамы.

– О нет, – ахнула Дарлин и прислонилась плечом к дверному косяку. – Мне так жаль.

– Что есть, то есть, но… поэтому я никого сюда не привожу. У меня нет времени на отношения с кем-либо, даже друзей не зову в гости. Я ненавижу саму мысль о том, что Оливия окажется в одном доме с незнакомкой. Ей и так сложно без матери, и я не хочу сбивать ее с толку.

– Я понимаю, – ответила Дарлин.

– Наверное, это глупо и чересчур заботливо, но… Она начинает называть Елену «мам». Она услышала, как ее дети называют, и я… и я не знаю, что делать.

Лицо Дарлин смягчилось, и она протянула руку, неловко похлопывая меня по плечу.

– Ты отлично справляешься с ней. Очевидно же, что она счастлива с тобой.

– Да, но… – Я провел рукой по волосам. – Слушай, это глупо. Оливия спит. Заходи и помоги мне все съесть.

Дарлин усмехнулась и покачала головой, прежде чем я закончил предложение.

– Не-а. У меня тоже есть свои правила. Я тоже работаю над собой, помнишь? Пытаюсь, во всяком случае.

Ее мобильный телефон завибрировал, и она вытащила его из кармана, резко побледнев.

– Вот черт. Мне нужно идти. М-м, у меня встреча… деловая встреча через, о черт, уже тридцать минут. Я совсем забыла.

Я нахмурился.

– Деловая встреча в пятницу вечером?

– Ага, облом, да? – Дарлин невесело рассмеялась. – Так что я не смогу остаться на ужин. Иначе пренебрегла бы своими обязательствами. А я стараюсь быть ответственной перед собой. Никаких отвлекающих факторов.

– Понял, – сказал я, почувствовав тяжесть в груди. – Никаких отвлекающих факторов. Что же, спасибо за запеканку.

– Без проблем, – ответила она и шлепнула меня по руке. – Видишь? Все не так уж и плохо. Нам не обязательно становиться лучшими подружками, но и чужими мы быть не должны. Быть соседями вполне подходит.

– Да, думаю, это может сработать.

– Вот и ладненько. – Дарлин расплылась в улыбке и пошла по коридору. – Пока.

Она быстро махнула рукой и, резко крутанувшись на пятках, побежала вниз по лестнице.

– Пока.

Я закрыл дверь и на мгновение прислонился к ней лбом, ощутив, как на меня навалилась вся усталость мира. Весь вечер меня подпитывала энергия Дарлин, я чувствовал себя бодрее, чем когда-либо, а теперь был опустошен.

Друг или незнакомец.

Кроме Джексона, у меня не было друзей, да и времени на них не оставалось. У меня вообще больше ни на что не было времени. Сосед – что-то между «другом» и «незнакомцем». Дарлин можно было отнести к этой группе.

Я не мог отнести ее куда-то еще.

Глава 6. Дарлин

– О боже мой, это отстой, – простонала я.

Я крепко держалась за руку Макса, пока мы пробирались в ИМКА[7]7
  Молодежная волонтерская организация, основанная в 1844 году.


[Закрыть]. Сердце бешено колотилось в груди после моей безумной пробежки. Хвала «Уберу», что я успела на свое первое собрание общества анонимных наркоманов.

«Хвала Максу, что напомнил мне о ней в сообщении», – мысленно добавила я, но вслух не произнесла.

– Что отстой? – спросил он, нахмурившись. – Собрание?

«И это тоже».

– Нет, – ответила я. – Новые жизненные обстоятельства. Это станет настоящим испытанием для моей сексуальной силы воли.

– Сексуальная сила воли, – повторил Макс. – Такого я еще не слышал.

Он выглядел чертовски восхитительно в джинсах и черной футболке с кожаной курткой поверх, но я начала смотреть на него по-другому. Без сомнения, он был великолепен, но его глаза казались неправильного оттенка, а волосы – идеально прямые, без мягких завитков.

«Он не привлекает тебя, потому что ты знаешь, что он гей. Вот и все».

Я покачала головой.

– Я горячая американка. У меня есть потребности. Зов плоти. И все же я обрекла себя на год воздержания. На целый год.

– Нереалистичные ожидания – это неудачи, ожидающие своего часа.

– Так написано в пособии для спонсоров?

– Это название, – ответил Макс, улыбнувшись. – Кстати, я думал, что твой план заключался в том, чтобы не вступать в отношения с мужчинами. А не дать обет целомудрия.

– Для меня не существует одного без другого, – пояснила я. – Еще одна моя зависимость. Не секс, а попытки заполнить чем-то пустоту внутри, чтобы почувствовать себя лучше. И быть рядом с мужчиной… это делает меня счастливой. Секс, прикосновения, утро после секса. Боже, как я люблю следующее утро.

Подняв взгляд на Макса, я увидела смешинки в его глазах и взмахнула рукой.

– Потом я привязываюсь и пробую построить отношения из ничего, но они ускользают от меня. Я снова возвращаюсь на исходную позицию, с еще одной неудачей за плечами.

– М-м-м, – промычал Макс. Мы ступили в коридор, с ярким флуоресцентным светом и линолеумом на полу, и наши шаги присоединились к тихому топоту других людей, направляющихся на групповые собрания. – Что же привело к столь внезапной откровенности?

– Невыносимо горячий сосед.

– Ух… Рассказывай.

– Он живет этажом ниже. У него есть маленькая дочь, а мне все равно. Я думала, что это как-то оттолкнет меня, но нет. То, как он заботится о малышке, лишь добавляет ему чертовой сексуальной привлекательности.

Тонкий голосок в моей голове шептал, что Сойер был привлекателен во многих отношениях без исключения, но его необыкновенная красота – единственное, что я позволила себе признать.

Мы вошли в зал. Наша группа на вид была небольшой, всего пятнадцать стульев, стоящие напротив трибуны. Я быстро осмотрела своих товарищей по несчастью, борющихся с зависимостью. Здесь находились люди самых разных возрастов: молодые, как мы с Максом, а самому старшему было где-то за шестьдесят. В углу стоял стол с кофе и пончиками, а женщина с темными волосами и усталой, но теплой улыбкой раскладывала салфетки и одноразовые стаканчики. Должно быть, это была Анджела, куратор программы.

Мы направились за закусками, где Макс приветливо кивнул женщине и наклонился ко мне:

– Думаю, тебе стоит опасаться.

– Чего? – спросила я, разглядывая пирожные. – Помимо сотни миллионов других вещей, которых мне следует опасаться?..

– У того парня, твоего соседа, есть ребенок? – переспросил Макс. – Если ты начнешь с ним встречаться, отношения будут не только между вами двумя. А ребенок всегда будет на первом месте для него.

– Я уже сказала тебе, что не будет никаких отношений: ни сексуальных, ни каких-либо других в течение года, – подытожила. Я выбрала себе пончик «Медвежья лапка» и налила в пластиковый стаканчик кофе.

Год. Боже, словно очередной тюремный срок. Образ красивого лица Сойера, улыбающегося своей дочери, невольно всплыл в моей голове.

– И даже если бы я захотела отношений, то точно не с Сойером, – быстро добавила я, будто создавала заклинание изгнания его из своих мыслей. – Учеба и Оливия и так отнимают у него все свободное время.

– Учеба? Пожалуйста, не говори мне, что он школьник.

Я стукнула Макса по руке, посмеиваясь.

– Не тупи. Он учится в Гастингсе, – с гордостью заявила я. – Собирается стать адвокатом.

– Юрист-моралист?

– Вот почему я люблю тебя, Макс.

– Значит, у него нет времени на отношения.

– Именно! Это ведь хорошо, правда? – спросила я, откусывая большой кусок от пончика. – У него нет времени, а мне нужно разобраться в себе. – Крошки посыпались на мою футболку, и я нервно смахнула их. – Было бы гораздо проще, не будь он таким сексуальным. И умным. И забавным. Еще он чертовски ворчлив, но только на первый взгляд. Он словно прячется от всего мира, но наедине с Оливией…

– Стоп-стоп-стоп, – воскликнул Макс и строго посмотрел на меня. – Откуда ты столько всего знаешь о нем? Ты тусуешься с парнем, который сказал, что у него нет на тебя времени?

– Ох, ну если ты так ставишь вопрос, – я закатила глаза. – Да, мы тусовались вместе. Один раз. Сегодня вечером. Я столкнулась с ним в продуктовом магазине. Бедняга питается одними полуфабрикатами. Поэтому я приготовила ему ужин.

– Ты готовила для него?

– Запеканку с тунцом. Все не так страшно, как кажется.

Мы заняли места позади всей группы, и Макс скривил губы.

– Я серьезно, Дар. Если ты хочешь преуспеть в воздержании или в поиске себя, или в чем-либо еще, то должна дать шанс в первую очередь себе.

– Так и делаю.

– Ты переехала два дня назад и уже успела поужинать с парнем.

– Я не ужинала с ним, – проворчала я, разглаживая салфетку на коленях. – Да, я действительно готовила для него, но мы… решили, что будем придерживаться сугубо соседских отношений.

Макс не отрывал от меня взгляда. Я внезапно почувствовала себя совершенно голой, будто моя глупая полуправда была вытатуирована на коже.

– Никогда бы не рассказала тебе о нем, зная, что ты так взбесишься.

– Я не считаю хорошей идеей ставить себя в ситуацию, которая может обернуться катастрофой, – сказал Макс, нахмурившись.

– Мы с Сойером даже не друзья.

– И тебя все устраивает?

– Да. Конечно. А почему нет? Я уже не та идиотка, какой была в Нью-Йорке, которая вешалась на первого встречного. Уже нет.

Макс подбородком указал на небольшую трибуну, где стояла Анджела, призывая всех к тишине.

– Расскажи это им.

– Сегодня к нам присоединился новый человек, – сообщила руководитель программы. – Пожалуйста, поприветствуйте Дарлин.

Группа повернулась на своих местах и зааплодировала.

Макс подтолкнул меня в бок. Он наконец-то сменил мрачную гримасу на ободряющую улыбку.

– Вперед. Давай посмотрим, что у тебя есть.

Я направилась в сторону небольшой сцены в передней части зала. Как же сильно я ненавидела эту часть: вставать и рассказывать свою историю перед кучкой незнакомцев. Это должно было заставить меня почувствовать сплоченность, убедить продолжать сражаться со всем, что я натворила и кем была; подтолкнуть меня рассказать обо всем вслух, не притворяясь, что ничего этого не было. Но мне казалось, будто я делюсь историей своей слабости снова и снова.

– Привет. Меня зовут Дарлин.

– Привет, Дарлин, – прозвучало в ответ.

«Уф, как глупо».

В общих чертах я обрисовала свою историю. Три месяца тюрьмы за хранение, условно-досрочное освобождение, передозировка на новогодней вечеринке, еще одно условно-досрочное и, наконец, полная свобода, но с обязательными собраниями трижды в неделю.

– И как ты себя чувствуешь на новом месте? – спросила Анджела, когда я собралась занять свое место.

– Отлично. Хорошо. Я счастлива быть здесь, в новом городе. Начинать все сначала. Ну, кроме этих собраний. АН везде одинаковы, куда бы вы ни отправились, верно? – я прыснула от смеха. Но никто не засмеялся в ответ.

Когда я вернулась на свое место, Макс переменился в лице.

– Разве мама не говорила тебе, что если будешь корчить гримасы, то они навсегда останутся на твоем лице? – прошептала я, пока другая девушка, Келли, подходила к трибуне, чтобы продолжить свою историю, начатую на прошлом собрании.

– Позже, – сказал Макс и дернул подбородок в сторону выступающего. – Слушай.

После собрания несколько членов группы представились мне и пожали руки. Две девушки и нервный парень предложили немного развлечься и сходить куда-нибудь выпить кофе, и я вежливо отказалась, сославшись на работу. Для себя решила, что бывшей наркоманкой позволю себе быть только здесь. В этом зале находилась прежняя Дарлин. Но во всех остальных местах – новая «Я».

Я схватила свой рюкзак, пока Макс и Анджела разговаривали около трибуны. Они оба одновременно посмотрели на меня, словно родители, пытающиеся разобраться, как поступить с проблемным ребенком.

«Ну и пусть, – подумала я. – Прошлое останется в этих стенах. Именно это и подразумевает под собой анонимность. Никто не должен знать. Сойер не должен знать…»

Он снова пробрался в мои мысли, и сей факт нервировал меня. Пребывание здесь раздражало. Я резко подорвалась и направилась к двери, ощущая себя так, словно за мной гонятся призраки прошлого.

Макс уже стоял на улице, все еще хмурясь.

– Полагаю, тебя не впечатлил мой дебют? – спросила я, стараясь придать голосу легкости.

– Казалось, словно ты зачитываешь список своих покупок.

– Что ты имеешь в виду? Я рассказывала свою историю.

– Ага, скорее, кратко изложила сюжет. Пункт первый: я принимала наркотики. Пункт второй: меня поймали. Третий пункт: я приняла еще больше наркотиков.

– Да. И что? – огрызнулась в ответ. – Слушай, не думаю, что мне есть что рассказывать, если честно. Я завязала и чиста уже в течение долгого времени. – Я расправила плечи. – Не собираюсь возвращаться к прошлому. Я достигла дна и вышла с другой стороны. Конец истории.

– Достигла дна?

– Да.

– Когда?

– Ты что, не слушал? Когда полтора года назад у меня случился передоз на новогодней вечеринке.

– Я слышал, но ты не упомянула о том, что для тебя значило «дно». Или на что это было похоже.

– А ты-то сам, как думаешь, что это было? Отстойно! Но сейчас я чувствую себя прекрасно. Зачем мне говорить обо всем том дерьме, если я уже с ним покончила?

Макс скрестил руки на своей широкой груди.

– Значит, ты здесь только потому, что так приказал в суд?

Я вздохнула.

– Я не хочу облажаться, Макс. Этого и ожидает моя семья. Но я стала лучше, чем была. У меня есть сертификат массажистки, хорошая работа, новое начало. Я обязана верить, что худшие дни остались позади, понимаешь? – Я усмехнулась, осторожно толкнув его в плечо. – Я собираюсь доказать родителям, что они ошибаются, вот увидишь.

Выражение лица Макса немного смягчилось.

– Я не могу рассказывать тебе о том, как бороться с зависимостью, Дар. Это длинный, мрачный путь, который каждый зависимый должен пройти самостоятельно. Но как твой спонсор могу указывать лишь на дорожные знаки, которые ты не должна упустить и которые уже прошел сам.

– И?

– И вот тебе мое полупрофессиональное мнение: ты прошла куда меньше, чем тебе кажется.

Я хотела было начать спорить, но замерла на полуслове. Так и поступают наркоманы. Говорят о том, что они больше не зависимы. Но я избавилась от этой пагубной привычки. Действия теперь значили для меня больше, чем слова.

– Тогда я докажу, что и ты ошибаешься.