Текст книги "Сейчас и навечно"

Глава 3. Дарлин

Проклятый будильник сработал в половине шестого утра. Я вылезла из теплой постели, поставила вариться кофе на маленькой кухоньке, а потом зависла, закрыв глаза, под теплыми струями душа в крошечной ванной комнате. Еще никогда в жизни мне не приходилось так рано вставать, но друг из Нью-Йорка потянул за миллион ниточек, чтобы пристроить меня в шикарный спа-салон в дорогущем районе города. Зарплата стоила того, что просыпаться каждое утро, но боже ты мой.

– Так вот что значит быть ответственной? – проворчала я, второй раз выронив бутылку с шампунем.

После душа, завернувшись в полотенце и обернув другое вокруг головы наподобие тюрбана, я потягивала кофе на кухне, удивляясь, что за окном еще не рассвело.

«Быть ответственной, – решила я, – полный отстой».

Спустя некоторое время утренняя сонливость ушла, оставив после себя удивительное чувство бодрости.

Я встретила рассвет моей новой жизни, и мне все равно, насколько глупо это прозвучало. Прекрасное чувство.

Я надела бежевую юбку, мужскую рубашку на пуговицах, натянула темно-бордовые гольфы до бедра и черные армейские ботинки. Перед зеркалом в ванной нанесла темные тени и густо обвела голубые глаза черным карандашом, в уши вставила золотые серьги-кольца и собрала длинные каштановые волосы в хвост. Я все еще выглядела, как типичная жительница Нью-Йорка.

И не могла решить, хорошо это или плохо.

Уже на улице я натянула свой любимый «бабушкин» свитер и взвалила на плечи фиолетовый рюкзак. Солнце наконец-то взошло, почти физически ощущалось начало дня. Улицы были тихими. Сонными.

Приложение на телефоне подсказало, что мне нужна линия J, чтобы добраться до станции «Эмбаркадеро». Спустя двадцать минут я оказалась в районе кондоминиумов, современных лофтов и магазинов с видом на залив. Согласно моей карте, пристань и другие туристические развлечения находились, так сказать, за углом, – еще в десяти минутах езды на поезде. Этот район показался мне слишком тихим, и я задумалась: а будет ли у меня достаточно клиентов, чтобы держаться на плаву, или придется искать вторую работу.

«Но, если ты устроишься на вторую работу, у тебя совсем не останется времени на танцы».

И я снова не могла решить, хорошо это или плохо.

Но, как оказалось, беспокоиться мне не о чем. Спа-салон «Серенити[5]5
  В пер. с англ. – безмятежность, спокойствие, умиротворение.


[Закрыть]» со сверкающей витриной поражал красотой, от него буквально разило богатством, и даже в такую рань он был переполнен клиентами.

Моя начальница, Уитни Селлерс, выглядела лет на тридцать пять с волосами, покрашенными в клубничный блонд, и строгими голубыми глазами. Нахмурив брови, она оглядела меня с головы до пят.

– Дарлин, верно? – сказала она, как будто мое имя пришлось ей не по вкусу.

Я кивнула.

– Да, здравствуйте. Приятно познакомиться.

Она протянула мне руку для короткого и довольно жесткого пожатия.

– Я бы не стала на твоем месте сильно привязываться к этому месту, – сообщила она. – Слишком высокая текучка кадров. Я сыта по горло увольнениями и наймами каждую неделю. Ты начинаешь через десять минут, и тебе нужна форма. – Она оценила мой наряд. – Ужасно.

Мне выдали белые фланелевые штаны и мягкую белую рубашку с короткими рукавами. Я переоделась в уборной для сотрудников и взглянула на себя в зеркало.

– Выгляжу как медсестра, – пожаловалась я Уитни, когда вышла к ней.

– В этом и смысл. Теперь ты работаешь в сфере здравоохранения и делаешь лечебный массаж ради оздоровления наших клиентов. – Она снова изогнула бровь. Казалось, что здесь говорили бровями. – Понятно? Все. Иди. Первый клиент уже ждет.

Мне потребовалось всего три минуты, чтобы понять, что атмосфера безмятежности здесь предназначена только для клиентов. Для места, пропитанного роскошью и умиротворением, сотрудники выглядели напряженными до предела.

– Тебе нравится здесь работать? – спросила я одну из своих коллег в комнате отдыха, когда закончила с первым клиентом. Девушка посмотрела на меня странным взглядом.

– Ты, должно быть, новенькая, – ответила она, потирая плечо. – Это как замешивать тесто часами напролет. Но где еще ты сможешь столько зарабатывать в час?

«Продавая дурь на тусовках», – вспомнила свой печальный опыт я, но не сказала этого вслух.

Этот спа-салон стал изысканным дополнением к моей новой жизни, и я поклялась себе никогда не возвращаться к старому. Я собиралась сохранить себя такой же чистой и нетронутой, как моя новая униформа. Но уже к концу смены мои руки словно весили по сто фунтов каждая, а плечи вопили от боли.

– Мне просто нужно привыкнуть, – бормотала я себе под нос на улице. Это как новая танцевальная программа. Сперва все тело ноет от бесконечных повторений одних и тех же движений, а затем ты приспосабливаешься. Нет, даже больше. Ты побеждаешь.

Раздался лязг канатной дороги, и я увидела парусник, медленно проплывающий по заливу. Улыбка расползлась по моим губам.

– Я сегодня хорошо поработала.

И тут мой взгляд упал на ближайший ко мне столб, увешанный объявлениями и листовками: кто-то предлагал уроки игры на гитаре, кто-то разыскивал пропавшую кошку… и тут же висела реклама независимой труппы современных танцев, которая через несколько недель устраивала представление в театре в районе Мишн. Они проводили прослушивание. Всего одно место. Девушка-танцовщица для шоу.

Я прикусила губу. Канатная дорога сворачивала за угол, направляясь в противоположную сторону от той, куда было нужно мне. Но сегодня я ощущала себя достаточно храброй, чтобы запрыгнуть в фуникулер, не боясь потеряться в городе.

Вагончик остановился, и я пошла к нему. Проходя мимо столба, рука сама собой потянулась к объявлению с заветным телефонным номером. Я сунула клочок бумаги в карман и отправилась в неизвестном направлении.

* * *

После целого вечера, проведенного на Пирсе 39, где я занималась всеми туристическими делишками и наслаждалась шоколадными конфетами с площади Жирарделли, празднуя новую себя, я наконец возвращалась домой, перемещаясь на автобусах и поездах.

Дюбус-стрит утопала в последних золотистых лучах, а красивые дома, окруженные деревьями и цветами, выглядели поистине идеально. Как на почтовой открытке. Я улыбнулась и достала телефон, чтобы сфотографировать кремовый дом в викторианском стиле.

«Я живу здесь!» – набрала сообщение Карле, своей сестре, и прикрепила изображение.

Никакого ответа.

Я сказала себе, что она занята семейными хлопотами или ужинает. В конце концов, в Нью-Йорке было уже семь часов вечера.

На первом этаже раздавались чьи-то голоса. Дверь в первую квартиру была распахнута, на пороге стояла латиноамериканка средних лет и разговаривала с молодым человеком примерно моего возраста. Одной рукой он укачивал малыша, а в другой держал портфель, на его плече висела сумка – вероятно, с детскими вещами. У него были короткие темно-русые волосы с мягкими, непослушными кудрями, пронзительные карие глаза, обрамленные длинными ресницами, квадратная челюсть и пухлые губы, которые в данный момент были плотно сжаты.

Я могла бы продолжать мысленно оценивать его внешность в течение нескольких дней, но буквально за секунду мой мозг быстро суммировал все черты его лица и пришел к окончательному выводу, что этот парень был чертовски великолепен.

«Серьезно? Только не говорите, что мистер Мамочка – мой сосед».

Они замолчали, как только заметили меня. На лице женщины расплылась теплая, приветственная улыбка. Парень же уставился на меня со смесью тревоги и презрения.

– Вы кто? – грубо спросил он, поправляя сумку на плече и устраивая девочку на своих руках. Шесть футов сексуальности в помятом костюме с подозрением смотрели на меня.

Женщина еле заметно шлепнула его по руке.

– Сойер, будь хорошим мальчиком.

– Я… я ваша новая соседка? – это прозвучало, скорее, как вопрос, будто мне требовалось разрешение от этого парня на проживание здесь. Я резко выпрямилась. – Я Дарлин. Недавно сюда переехала. Я танцую. Ну, танцевала. Пришлось взять небольшой перерыв, но собираюсь скоро вернуться к этому… что-то типа того, – и выдала свою самую дружелюбную улыбку. – Сейчас я работаю массажисткой. Совсем недавно получила сертификат и…

Мой словесный поток иссяк под испепеляющим взглядом Сойера.

– Танцовщица. Фантастика, – с горечью сказал он. – Всегда мечтал о том, чтобы надо мной постоянно кто-то стучал и прыгал, будил ребенка и отвлекал меня от учебы.

Я уперла руки в бока.

– Моя квартира слишком маленькая для танцев, и к тому же…

Я снова потеряла дар речи, заметив, как острые скулы и резкие черты лица Сойера разгладились, когда его дочь – полагаю, ей было около года – хлопнула своей маленькой ладошкой по его подбородку. Взгляд Сойера смягчился, на лице появилась улыбка – прекрасная улыбка, которую он приберегал только для этой малышки, и наполненная любовью такой силы, что на мгновение мне стало трудно дышать.

– Очень рады познакомиться с тобой, Дарлин, – вмешалась женщина. – Я Елена Мелендез. Это Сойер, а его ангелочка зовут Оливия. Они живут наверху.

– Я тоже, – ответила с легкой усмешкой я. – На третьем этаже, имею в виду. Очевидно, – добавила с тихим смешком. – В студии.

– Снимаешь у Рэйчел, да? – Елена улыбнулась. – Она милая девушка.

– И тихая, – добавил Сойер, заработав очередной толчок от Елены.

– Да. Сняла на полгода, пока Рэйчел в поездке с «Гринпис».

– Добро пожаловать.

Сойер убрал маленькую ладошку от своей щеки и поцеловал девочку, а затем, пробурчав что-то неразборчивое себе под нос, прошел мимо меня и направился к лестнице. Я почувствовала приятный аромат парфюма и детской присыпки, и меня поразило странное ощущение. Словно в каждой молекуле моего тела проснулась неведомая для меня сексуальная и материнская энергия, вспыхнув в ответ на мужественность Сойера и детскую непосредственность Оливии.

«О мой бог, охлади пыл, девочка. Скорее всего, он женат и, без сомнения, говнюк».

Но не его дочь. Через плечо Оливия наблюдала за мной и улыбалась. Я помахала ей рукой.

Она помахала в ответ.

– Он славный парень, – сообщила Елена со вздохом, наблюдая, как Сойер скрывается за углом.

– Поверю на слово. – Я выдохнула с облегчением, когда он унес с собой странное витающее в воздухе напряжение и целый арсенал сильнодействующих феромонов. – Его взгляд может шлифовать алмазы. А вот его дочь милашка. Сколько ей?

– Тринадцать месяцев. Я нянчусь с ней с младенчества и наслаждаюсь каждой секундой. И делала бы это бесплатно, но Сойер настаивает на «полной оплате». – Женщина, наклонившись ко мне, заговорщически прошептала: – Но он не знает, что я занизила свою ставку. Я с радостью помогаю ему. Он так много работает. День и ночь.

– Чем он занимается?

– Учится на адвоката, – сказала она с гордостью. – Почти закончил.

– Эм, а что делает мама Оливии? – спросила я, шаркнув своим ботинком по тонкому ковровому покрытию.

«Умоляю, скажите мне, что она счастлива в браке».

– Я ее никогда не видела.

– О? Это… плохо.

– Сойер никогда не упоминал о ней, а я и не спрашивала. Думаю, если захочет, сам расскажет, но пока он молчит. Как партизан. У парня золотое сердце, но он такой серьезный, все время напряжен. Я беспокоюсь за него. – Она тепло улыбнулась. – Я всегда говорю ему, что его красивое лицо создано для улыбок, но он бережет их для Ливви.

– Я заметила.

Елена погладила меня по руке.

– А ты чем занимаешься, Дарлин? Говоришь, ты массажистка?

– Да, сегодня начала.

– Разве это не удивительно… – Улыбка ее стала шире, а взгляд метнулся вверх, на небеса или к квартире Сойера. – Dios trabaja de maneras misteriosas[6]6
  Пути господни неисповедимы (исп.).


[Закрыть].

– О чем это вы?

– Да так. Расскажу когда-нибудь.

Маленькая темноволосая девочка с большими глазами выглянула из-за бедра Елены.

– Это Лаура. Ей два года, еще у меня есть сын, Гектор, ему пять. Мой муж работает допоздна, но когда-нибудь вы познакомитесь.

Я улыбнулась и помахала девочке рукой.

– Да у вас действительно полно хлопот.

– Так и есть, – ответила Елена, – иначе я бы пригласила тебя в дом, как настоящая хозяйка, и приготовила бы ужин. Но мне надо купать этих двоих.

– Очень мило с вашей стороны. Может, в другой раз? – спросила я с надеждой в голосе. Елена показалась мне моделью идеальной матери, и меня захлестнула волна тоски по дому с примесью одиночества. Мне внезапно захотелось сесть на ее диван, положить голову ей на плечо и выплеснуть всю накопившуюся внутри боль.

«Ты ведешь себя нелепо. Никто ничего не должен знать. Не в новой жизни».

– Кстати об ужине, – спохватилась я, – мне пора идти. С момента переезда я, кроме предметов первой необходимости, кофе и тампонов, ничего так и не купила. – Где здесь ближайший магазин?

– В округе есть Safeway и Whole Foods. Вниз по четырнадцатой улице.

– Идеально, спасибо большое, Елена.

– Обращайся, querida. Я рада, что ты здесь, и надеюсь, в скором времени и Сойер почувствует то же самое.

Я моргнула и рассмеялась.

– Уверена, что он и не вспомнит обо мне. В Нью-Йорке можно по несколько месяцев не встречаться со своими соседями по многоквартирному дому.

– Но это не многоквартирный дом, так ведь? Это маленький, уютный дом. Домик. – Тепло улыбнулась Елена. – Вот увидишь.

Глава 4. Дарлин

Вернувшись к себе в квартиру, я переоделась в штаны для йоги и черный танцевальный боди. Я решила, что самый лучший способ избежать боли в мышцах от работы – это каждый вечер делать растяжку.

Устроившись на полу своей маленькой гостиной, между диваном и телевизором, я начала делать упражнения, но далеко не продвинулась. Не прошло и пары минут, как я поняла, что очень голодна, а полки были пусты. Накинув серый свитер и ботинки, я схватила фиолетовый рюкзак и отправилась на улицу.

На втором этаже я замешкалась. Не нужно ли Сойеру что-нибудь? Должно быть, не легкое это дело – ходить по магазинам с младенцем на руках.

Я подняла руку, чтобы постучать, и мысленно повторила свою клятву: не иметь никаких дел с мужчинами. Не стоит лишний раз истязать себя.

«Или ты поведешь себя, как взрослая, всегда готовая помочь женщина. Обычно так и поступают соседи».

Я осторожно постучала в дверь, но никто не ответил.

– Ну и ладно. Я хотя бы попыталась.

Развернувшись на пятках, торопливо спустилась вниз.

Солнце почти скрылось за горизонтом, заливая улицы золотистым светом, а воздух казался теплее, чем я ожидала. Перед самым отъездом из Нью-Йорка Бекс поведал мне одну очень известную поговорку о городе: самая холодная зима на свете – это лето в Сан-Франциско. Но сейчас была середина июня, и не наблюдалось ни единого намека на холодный ветер, о котором меня предупреждали. Я добавила эту теплую ночь к моему мысленному списку всего хорошего в этом городе. Сущая мелочь; но если хоть на секунду позволить себе задуматься о Бекетте, Зельде или о своей семье, одиночество просочилось бы сквозь меня. И стало бы совсем плохо, потому что в такие моменты я была склонна творить глупости.

«С этим дерьмом покончено, – сказала я сама себе. – Я абсолютно другой человек».

Весь оставшийся путь я постаралась сосредоточиться на городе. Мой квартал с викторианскими постройками быстро уступил место торговым башням и магазинам на Маркет-стрит, которая, как я поняла, являлась главной артерией города. Whole Foods взывала к моему желанию о здоровом и правильном питании, а Safeways – к скудному банковскому счету. Но, осмотрев продуктовые ряды с корзинкой в руках, я решила поискать бакалейную лавку. Супермаркеты в Сан-Франциско, как и все остальное, было чертовски дорогим.

Я обогнула стеллаж и задела своей корзиной нового соседа, Сойера.

– Ты, – прошептала я, пытаясь вернуть контроль над разумом, который буквально парализовало при виде его.

Он сменил костюм на джинсы, толстовку с капюшоном, надетую поверх зеленой футболки, и бейсболку. Оливия сидела в детской коляске, а корзина под ней была заполнена свежими фруктами и овощами.

С такого близкого расстояния Сойер показался мне еще более привлекательным, но уставшим. Очень, очень уставшим.

– О, – ответил он, – привет.

– Кажется, нас не представили друг другу должным образом, – я протянула руку. – Дарлин Монтгомери. Твоя новая соседка сверху, которая не собирается, как ты там сказал? Скакать и прыгать посреди ночи?

– Прыгать и стучать, – ответил он без намека на улыбку, быстро пожав мне руку. – Сойер Хаас.

На мгновение я потерялась в его карих глазах, и слова так и остались на кончике языка. Я нашла спасение в малышке между нами, опустившись на колени перед тележкой.

– А это Оливия? Привет, милашка.

Маленькая темноволосая девочка смотрела на меня широко распахнутыми голубыми глазами, затем выгнулась и с пронзительным визгом толкнула тележку.

– Она не любит сидеть на одном месте слишком долго, – сказал Сойер. – Так что я стараюсь побыстрее с этим покончить. На этой ноте… – с укором добавил он.

Я резко встала.

– О, да, конечно. Увидимся дома.

Он свел брови вместе, нахмурившись.

– Прозвучало странно, да? Мы практически незнакомцы и в тоже время буквально живем в одном доме. Разве не забавно, как две вещи могут быть противоположны и одинаковы одновременно?

– Ага. Странно, – безэмоционально ответил Сойер. – Мне надо идти. Рад был с тобой познакомиться. Снова.

Он повернулся, увозя прочь Оливию, чьи звуки разочарования разнеслись на весь супермаркет. Я вздохнула и посмотрела им вслед.

– Миленько поболтали.

«Нет, этого достаточно. Пусть идет. Ты работаешь над собой».

Я прошла несколько рядов с продуктами, закидывая в корзину творог, листья салата, равиоли и соус для пасты. Потянувшись за пакетом фильтров для кофе, которые совершенно случайно оказались на одной полке с детским питанием, я услышала нарастающий детский крик. Оливия была на грани истерики. В промежутках между ее визгами раздавались тихие просьбы Сойера еще немного потерпеть.

Я прикусила губу и внимательно оглядела ряды с красочными упаковками детского питания. Издав победный писк, схватила коробку с бисквитным печеньем и поспешила за угол.

– Привет еще раз, – сказала я. – Может, ей не помешало бы отвлечься на еду?

– Мы в порядке, спасибо.

Оливия громко завизжала, как бы говоря: «Нет, папа, я точно не в порядке».

Я прикусила нижнюю губу, сдерживая улыбку.

– Так я могу помочь?

Сойер снял бейсболку, нервно провел рукой по темно-русым растрепанным кудрям, и снова надел кепку на голову с тяжелым вздохом.

– Она только что закончила есть клубнику, и я не собираюсь пичкать ее кучей дерьмовых сладостей.

– А что насчет полезных сладостей? – Я протянула упаковку с печеньем. – Старая школа. Не могу поверить, что их еще производят. Это как собачьи косточки для детей.

– Собачьи косточки? – Он выхватил упаковку из моих рук и быстро пробежался по составу. Или, по крайней мере, сделал вид: прошла всего секунда, прежде чем он вернул мне пачку обратно. – Выглядит неплохо, но…

– Отлично. – Я открыла коробку и разорвала целлофан внутри.

– Что ты делаешь? Я не заплатил за них, – сказал Сойер, а затем пробурчал: – Видимо, теперь заплатил…

– Ты не пожалеешь. – Я предложила Оливии продолговатый ломтик, и она потянулась за ним крошечной пухлой ручкой. – Мама давала их нам с сестрой, когда мы были маленькие, – поведала я. – Требуется много слюны, чтобы они размягчились, что даст тебе время закончить покупки.

Сойер взглянул на притихшую Оливию, которая с удовольствием работала над печеньем.

– О, ладно. Спасибо, – медленно сказал он и забрал упаковку из моих рук, пытаясь освободить место между авокадо, индейкой, ананасом, горошком и кабачком.

– Вы сыроеды? – спросила я.

– Это все для нее, – ответил Сойер.

– Что насчет тебя?

– А что насчет меня?

– Ты ешь?

– Теоретически, – проговорил он. – У меня свидание с двенадцатым стеллажом, так что, если ты меня извинишь…

Я, быстро просканировав магазин, нашла двенадцатый стеллаж и поморщилась.

– Полуфабрикаты? Это вредно. Ты готовишь здоровую пищу для нее и ничего для себя?

– Я не могу взять больше, чем уже есть. Со мной все будет в порядке, спасибо за беспокойство…

– Давай помогу, – сказала я. – Что тебе нужно? Я помогу все донести.

Сойер вздохнул.

– Слушай… Дарлин? Мило с твоей стороны предложить помощь, и спасибо за крекеры, но я справлюсь. Когда она ляжет спать, я закину что-нибудь в микроволновку и засяду за учебники. – Он остановился и нервно встряхнул головой. – Зачем я вообще это объясняю? Мне пора идти.

Он начал уходить, и я поддалась искушению позволить ему уйти. Он был придурком, но это скорее результат нервного истощения. Я попыталась представить, каково это – в одиночку заботиться о маленьком человечке. Мне за собой-то было достаточно трудно ухаживать. Поэтому я решила отбросить в сторону грубость Сойера (и его дурацкую привлекательность) и выручить парня. По-соседски.

– Ты ведешь себя глупо, – крикнула я ему вслед.

– Глупо?

– Да! Я прямо здесь. Позволь помочь тебе. – Я скрестила руки на груди. – Как давно ты ел по-настоящему вкусную пищу?

Он молчал, уставившись на меня.

– Так я и думала. Пойдем. Я тебе что-нибудь приготовлю.

– Теперь ты собираешься готовить для меня? Да мы познакомились восемь секунд назад.

– И что?

Сойер моргнул.

– И ты… ты не обязана.

– Конечно я не обязана. Но я хочу. Мы же соседи. – Я снова посмотрела на указатели, чтобы сориентироваться. – Я собираюсь приготовить запеканку из тунца. В основном потому, что это единственное, что у меня хорошо получается. Как тебе? – Я присела на корточки перед ребенком. – Любишь запеканку, сладкая горошинка?

Оливия улыбнулась, продолжая трудиться над своим печеньем, и дернула ножкой с детским восторгом.

– Оливия сказала, что с удовольствием попробует запеканку.

Сойер посмотрел на меня со странным выражением на лице, и я потянула его за рукав толстовки.

– Пошли. Кажется, я видела рыбу там.

Сойер на мгновение замер.

– Мне ведь так просто не отделаться от тебя, да?

– А тебе это нужно? – я нахмурилась.

Он все еще хмурил брови, но толкал тележку следом за мной.

– Я не привык, чтобы люди что-то делали для меня. Елена и так достаточно помогает. Чувствую себя объектом благотворительности.

– Ты не объект благотворительности, – сказала я. – Один ужин тебя не убьет.

– Знаю, но я жонглирую сотней мячей в воздухе, и, если кто-то протянет руку и схватит один из них, это собьет меня с толку. – Он прикрыл рот тыльной стороной ладони и зевнул так, что щелкнули зубы. – Черт, не знаю, зачем я это сказал. Я ведь даже не знаю тебя.

– В этом вся суть разговоров, – ответила я. – Знакомство с кем-то. Революционная концепция.

Он закатил глаза и снова зевнул.

– Ты действительно засиживаешься допоздна? – спросила я. – Елена сказала, что ты изучаешь право.

– О, да?

Мы подошли к мясному отделу. Он взял упаковку стейка, а потом со вздохом отбросил его назад.

– Что еще она тебе рассказала?

Я отобрала свежайшего тунца и положила в корзину.

– Что у тебя золотое сердце и что ты постоянно испытываешь стресс.

Он поднял голову, встревожившись.

– Что? Почему… почему она так сказала?

– Может, она думает, что так и есть. Второе утверждение кажется правдивым. Что насчет первого? – Я пожала плечами и сухо улыбнулась. – Присяжные еще не вынесли свое решение.

– Ха-ха, – уныло сказал он и окинул меня взглядом. – Ты всегда такая прямолинейная?

– Хотелось бы сказать, что честность – лучшая политика, но, вероятно, причина просто в отсутствии речевого фильтра.

– Я заметил.

– Сказал парень, который встретил меня словами «Вы кто?», – я рассмеялась.

Сойер остановился и уставился на меня, словно я была головоломкой, которую он никак не мог разгадать. Пульс подскочил под пристальным взглядом его темных глаз. Прочистив горло, я выгнула одну бровь.

– Давай, делай фото, такое встречается лишь однажды, – сказала я, нервно усмехнувшись.

Глаза Сойера распахнулись от удивления, и он покачал головой.

– Прости, я… я на самом деле устал.

Он двинулся вперед, а я заметила, как привлекательная молодая женщина рассматривает Сойера, Оливию, потом Оливию и Сойера вместе. Я практически видела сердечки в ее зрачках. А Сойер даже не обратил внимания.

– Итак, ты учишься в юридической школе.

– Ага, в Гастингсе.

– О, это хороший университет? – спросила я и замерла. – Подожди. Меня только что осенило. Ты собираешься стать юристом?

– И?

– Юрист-моралист.

Он застонал.

– Пожалуйста, не называй меня так.

– Почему нет? Это же мило.

– Это глупое ребячество.

– Ой да ладно тебе, – усмехнулась я. – Уверена, ты тоже считаешь это милым. Получилась довольно забавная рифма.

– Я слышал подобные дразнилки сотни раз, – пробурчал он. – Кстати говоря, я планирую стать адвокатом, а не юристом.

– В чем разница?

– Когда ты просто закончишь юридическую школу, то станешь юристом. А если сдашь экзамен и получишь лицензию на ведение практики, то ты адвокат. Вот я собираюсь стать адвокатом.

– Ну, адвокат-моралист звучит не так забавно. – Я достала свой телефон из рюкзака. – «Википедия» говорит, что эти понятия практически взаимозаменяемы, – и усмехнулась.

Он вздохнул, из его уст вырвался усталый смешок, который, казалось, удивил его. И в очередной раз он бросил на меня недоумевающий взгляд.

– Никогда не встречал кого-то похожего на тебя. Ты как…

– Я как… кто?

Наши глаза встретились и задержались друг на друге, и, несмотря на пронизывающий холод в супермаркете, я утонула в теплоте взгляда Сойера. Его суровое выражение лица смягчилось, напряжение немного ослабло, стресс, который он так долго держал в себе, понемногу утихал. Он наглухо запер все в себе, но за эти несколько ударов сердца я увидела его суть. Одна мысль проскользнула в голове.

«Он одинок».

Вдруг Сойер моргнул и резко тряхнул головой, отводя взгляд в сторону.

– Неважно. – Напряжение вернулось, я почувствовала, как это колючее силовое поле окружает его, отбрасывая меня в сторону. – Идем, пока не закончилось действие твоих волшебных печенюшек.

Я улыбнулась и молча последовала за ним, внутри умирая от желания узнать, что же он хотел сказать.

«Может быть, ничего хорошего», – подумала я. Что вполне возможно, ведь я никогда не затыкалась вовремя и всегда совала нос в чужие дела.

Но то тепло в груди, – в непосредственной близости от моего сердца, – так и не исчезло. Сойер собирался сделать мне комплимент, я была уверена в этом. Ничего скучного или примитивного – он слишком умен для таких вещей. Что-то исключительное, возможно.

Комплимент, который не прозвучал бы, как комплимент, потому что был адресован только мне.

«Ты ведешь себя глупо», – пожурила я себя, подходя к кассе. Я проехала три тысячи миль, и страстное желание, чтобы кто-то увидел меня, следовало за мной, словно тень, от которой я никак не могла избавиться.