Текст книги "Сейчас и навечно"

Глава 7. Сойер

– Позволь уточнить, – сказал Джексон, поднимая штангу и удерживая ее вес. Пот стекал по его вискам прямо на скамью. А я стоял над ним, подстраховывая. – Твоя новая соседка… – Он снова опустил штангу на грудь. – Она горячая, забавная, ведет себя с Оливией «так естественно», – поддразнил он меня и поднял штангу вверх. – И ты ее выгнал.

Я помог ему установить штангу на место, и он сел, втягивая воздух.

– Все было не совсем так, – ответил я.

Мой лучший друг окинул меня взглядом. Ранним утром в понедельник в спортзале Гастингса всегда было мало народу, так что Джексон мог спокойно читать мне лекции без перерыва, одновременно качая мышцы.

– Я люблю тебя, бро, но ты все свои мозги растерял.

– Да ладно, Джекс, ты же знаешь о моем обещании. – Я направился к силовому тренажеру на трицепс. – Что, черт побери, я должен был сделать?

– Это вопрос с подвохом? – Джексон подошел к стойке с гантелями, взяв в каждую руку по сорок фунтов, и встал лицом к зеркалу. – Забудь ты о своем обещании и пригласи ее на свидание. Или затащи в постель. Или позови на свидание, а потом отведи в постель.

«Затащить Дарлин в постель».

Моментально в моем воображении вспыхнула она: обнаженная, прижавшаяся ко мне; ее темные волосы рассыпались по моей подушке, а лучезарная улыбка светилась в приглушенном свете утра.

Я раздраженно встряхнул головой.

– Нельзя закрутить однодневный роман с человеком, который живет в одном доме с тобой. Это безумие.

– А нечто большее, чем одна ночь, невозможно? – спросил Джексон, приподняв бровь.

– Да. Если все пойдет наперекосяк – а так оно и будет, – то мне придется переехать.

Друг усмехнулся, сузив глаза.

– Погоди. Если вся эта ситуация с милой Дарлин настолько безнадежна, то почему мы ее обсуждаем? Ты хочешь, чтобы я образумил тебя, верно?

«Черт бы его побрал».

– Ошибаешься, – ответил я. – Я просто поведал тебе о последних новостях. О новой соседке в моем доме. – Я услышал, как глупо это прозвучало, но продолжил говорить, словно мог похоронить свои слова в следующих: – Мы слишком разные. Несовместимые. Она…

«Беззаботная».

– Она несерьезная, – сказал я. – А я да.

– Преуменьшение века, – пробормотал Джексон. – Так она веселая? Тебе нужно немного повеселиться. Ты отчаянно в этом нуждаешься.

– Что мне нужно, так это закончить учебу, а после сдать экзамен. Кроме того, – добавил я между подходами, – она не заинтересована в отношениях. Она сказала, что переехала сюда, чтобы работать над собой, что буквально означает: «Я молодая горячая женщина, которая не желает тусоваться с парнем и его ребенком». – Я потянул трос изо всех сил, заставив свои мышцы вопить. – Она будет ходить на вечеринки. Свидания. А у меня нет ни времени, ни средств, не говоря уже о той внутренней энергии, которую придется вкладывать в девушку.

– Подожди-ка, – на лице Джексона засияла победная улыбка. – За все пять лет нашего знакомства, ты никогда не употреблял слово «девушка» в моем присутствии.

– Потому что я никогда их не хотел.

– Не хотел? В прошедшем времени? А сейчас хочешь? Становится все интереснее и интереснее.

Я закатил глаза.

– У меня нет подруг, и я не собираюсь заводить случайные интрижки из-за Ливви. Не могу просить Елену присматривать за моим ребенком чаще, чем она уже это делает, пока я буду бегать на свиданки. Я и так уделяю Оливии недостаточно времени.

– Как благородно, мой друг. И глупо, – сказал Джексон. – Тебе нужно выпустить пар, иначе ты сойдешь с ума. Помнишь Фрэнка? Со второго курса? Он только и делал что учился. Его поймали, когда он употреблял дурь в перерывах между занятиями.

– Я не собираюсь употреблять наркотики, черт возьми. У меня есть ребенок.

– Да я не об этом, но юридическая школа и так ломает людей. А ты сам себя загоняешь в могилу.

– У меня все под контролем.

Джексон собирался продолжить спор, но затем, на мгновение уставившись на меня, вернулся к своим упражнениям.

– Так чем занимается эта Дарлин?

– Она танцует.

– О, значит, гибкая. Приятный бонус.

Я бросил на него грозный взгляд.

– Это хобби. А так она массажистка.

Джексон резко опустил руки и посмотрел на меня через зеркало. Я ответил тем же.

– Что? – спросил я.

– Она массажистка?

– Да. И что?

– Иисусе, чувак, ты растерял все свои навыки? Скажи ей, что ты напряжен, – что, кстати, правда, – и что она может попрактиковаться на тебе. Я должен тебе все разжевывать? Дьявол, если ты не собираешься с ней встречаться, то, может, я начну.

Внезапный прилип крови к лицу потряс меня, и трос выскользнул из рук, с лязгом ударившись по раме.

– Ого, полегче, тигр, – бросил Джексон, – я пошутил. Ревнуешь, да?

– Что? Нет… дерьмо, просто устал. Осталось всего несколько недель до экзамена, а через два месяца я смогу подать прошение, чтобы мое имя внесли в свидетельство о рождении Оливии. А пока… – Я пожал плечами и снова схватился за трос.

– Ничего, – вздохнул Джексон. – Ладно. Но не вини меня, если твой член иссохнет и отвалится за ненадобностью.

– Буду иметь в виду.

Джексон широко улыбнулся.

– Что насчет всего остального? Как поживает твой стипендиальный фонд?

– Исчерпает себя к тому времени, как я получу первую зарплату, – ответил я. – Безусловно, я обязан получить эту работу.

– Мелочи, – произнес Джексон. – Как Оливия?

– Идеальна, как и всегда.

– А Молли? Никаких новостей?

– Нет. – Трицепсы горели от усилий, которые я прикладывал на тренажере. – Как работа в «Нельсон и Мердок»? – задал я вопрос, прежде чем Джексон спросил бы что-то у меня. – Прошло два месяца. Они уже сделали тебя своим партнером?

– Это вопрос времени, – ответил Джексон, возобновив тренировку.

Я шутил лишь наполовину: Джексон – гениальный налоговый юрист, но я никогда не сказал бы об этом вслух. Его наняли на работу сразу, еще до того, как пришло уведомление об успешной сдаче экзаменов.

– Но если серьезно, расскажи мне о своих шансах устроиться к Миллеру, – попросил Джексон. – Твой конкурент еще не сломался?

– Нет, но я справлюсь. – Сделав последний рывок, я прислонился к тренажеру и потянулся к бутылке с водой. – Сегодня днем сдаем промежуточный отчет. Судья хочет убедиться, что мы оба на финишной черте.

– А ты видишь ее?

Я фыркнул.

– Конечно я вижу чертову финишную прямую. Последнее, что мне нужно, так это чтобы меня отвлекали.

– Например, красивая массажистка с гибкостью танцовщицы, которая отлично ладит с твоим ребенком и живет в десяти футах от тебя? – Джексон ехидно улыбнулся. – Отличный план, Хаас.

Я неожиданно для себя рассмеялся.

– Заткнись, Смит, или я напомню администрации Гастингса, что ты так и не вернул им студенческую карту от спортзала.

* * *

Я принял душ, переоделся и сходил на два последних занятия: продвинутую правовую аналитику и историю американского права, – после чего отправился домой на поезде. У меня было предостаточно времени, чтобы быстро перекусить, переодеться в деловой костюм, проведать Ливви у Елены, а затем поехать в здание суда на встречу с судьей Миллером.

Стоило мне открыть входную дверь, как я услышал шумную возню возле квартиры Елены. Она выходила с телефоном в одной руке, с Оливией в другой, осторожно ведя хнычущего Гектора за собой. Мальчик держался за локоть, а по его лицу текли слезы. Его младшая сестра, Лаура, нервно шла позади. Я бросился к ним и забрал Оливию из рук Елены.

– Что произошло?

– Я собиралась позвонить тебе по пути в больницу, – сказала Елена со вздохом облегчения. – Кажется, Гектор сломал локоть. – Женщина посмотрела на сына строгим взглядом, в котором сквозило беспокойство. – Он снова спрыгнул с дивана, хотя я миллион раз просила его этого не делать, и неудачно приземлился.

– Вот блин. – Я присел на корточки перед Гектором. – Ты в порядке, приятель?

Он шмыгнул носом и кивнул, его маленький рот подрагивал от сдерживаемых слез.

– Ты храбрый малый. – Я потрепал его по волосам и выпрямился. – Пойдем.

– Нет-нет, мы справимся. «Убер» вот-вот подъедет, – сказала Елена, схватившись за голову. – Ой, у тебя же сегодня важная встреча…

– Не переживай об этом.

Я проводил их до входной двери и придержал ее для них, чтобы Елена могла держать Гектора за руку на всем пути. Машина уже подъезжала к дому. Я помог усадить Гектора и пристегнуть, пока Елена усаживала Лауру.

– Мы в порядке, – произнесла женщина с заднего сиденья. – Оставайся. Может, кто-то из твоих друзей сможет присмотреть с малышкой?

– Я разберусь. Пришли мне сообщение, когда что-то узнаешь.

– Обязательно.

Я стоял на тротуаре, Оливия трепала меня за волосы, заливаясь смехом, пока они уезжали прочь. Перспектива попасть на встречу исчезла вместе с машиной, и я подумал, не упустил ли свой шанс на стажировку. Роджер Харрис, другой кандидат, вероятно, уже разбил лагерь возле кабинета судьи Миллера с коробкой его любимых сигар и готовностью целовать задницу.

В голове прокручивался список людей, которым можно было позвонить в последнюю минуту, но если и нашелся бы такой человек, то я все равно не успел бы на встречу.

– Черт, – пробормотал я.

– Челт, – повторила Оливия.

– Это слово дня на «Улице Сезам»? – раздался голос где-то позади меня.

Я обернулся и удивленно моргнул. Дарлин буквально блистала под палящим послеполуденным солнцем в своей белоснежной униформе.

– Что случилось? – спросила она. – Куда убежала Елена?

– Гектор сломал локоть, – сообщил я.

Дарлин прикрыла рот рукой.

– Ох, бедный малыш. Надеюсь, все будет в порядке. – Она обратилась к Оливии: – А ты что делаешь, сладкая горошинка? Тусуешься с папочкой?

Оливия залилась смехом, и Дарлин пощекотала ее, а потом резко выпрямилась и отодвинулась.

– Прости, – сказала она. – Я знаю, что ты предпочел бы, чтобы я… не прикасалась к ней. Но ничего не могу с собой поделать. Она слишком милая, – и склонила голову в мою сторону: – Ты всегда приходишь домой так рано?

– Нет, – выдавил я, проводя рукой по волосам. – Я пришел домой, чтобы переодеться перед встречей с судьей Миллером. Я один из кандидатов на должность его помощника, и, если пропущу эту встречу, окажусь в полной заднице…

– Заица, – снова повторила Оливия и дернула ножкой для выразительности.

– А еще я научил свою годовалую дочь двум ругательствам всего за одну минуту.

Дарлин засмеялась.

– Ты не пропустишь эту встречу. Я присмотрю за ней. – Она посмотрела на меня, когда я заколебался. – Ты сейчас серьезно?

– Дарлин…

– Слушай, я помню расклад, но тебе нужна помощь, а у меня как раз отменился клиент, – она усмехнулась. – Я научу ее слову «няня», обещаю.

Я потер подбородок.

– Ты уверена?

– Да. Я с удовольствием проведу с ней время. – Она приподняла бровь. – А ты уверен?

Нет, я не был уверен. Ни на йоту. Дарлин так естественно себя вела с Оливией, и я не сомневался в ее способностях няни. Но мне уже сейчас было трудно отвести от нее взгляд, а мои мысли вращались вокруг нее. И чем больше мы контактировали, тем сложнее становилась ситуация.

Сигнал тревоги разрывал меня изнутри.

«Судья Миллер! В конце концов, благодаря Дарлин ты не пропустишь встречу. Не будь дураком!»

Я покачал головой.

– Да, да, конечно. Спасибо. – Вздох облегчения, промчавшийся по всему телу, вырвался из меня. – Спасибо.

Когда мы вошли в дом, Дарлин сразу убежала к себе переодеться, я же посадил Оливию в манеж и переоделся в серые брюки и белую рубашку. Дарлин постучала, когда я пытался завязать галстук перед зеркалом.

– Ты готов?

– Да, входи. – Я бросил на нее быстрый взгляд через зеркало, а потом отошел.

На Дарлин были надеты легинсы и безразмерная белая футболка до середины бедра. Ничего вычурного, но она только украсила ее стройное тело, каким-то образом подчеркивая ее изящные линии и манящие изгибы так же идеально, как если бы на ней было обтягивающее платье.

«У тебя не было секса десять месяцев. Ты завелся бы, даже надень она мешок».

Я прочистил горло и прикрыл себя столом.

– Итак… номера экстренных служб на холодильнике, – указал я, перебирая бумаги и бросая в портфель те, которые могли бы мне сегодня пригодиться. – Но, честно говоря, если что-нибудь случится, то сперва звони 911, а потом мне.

– Поняла, – Оливия завизжала, требуя внимания. Дарлин взяла ее на руки и посадили на свое бедро. – О, но у меня нет твоего номера.

Я нацарапал номер на листке бумаги и протянул ей.

– Запиши свой, – попросил я и, пожав плечами, надел пиджак, который ждал своего часа на стуле.

Дарлин выводила ручкой цифры на бумаге, пока Оливия играла с ее волосами.

– Подожди. Ты не можешь его забрать с собой, иначе я останусь без твоего номера. Дай мне мобильный, я введу номер.

– Нет необходимости. – Я взял клочок бумаги, делая мысленную фотографию номера, и вернул его обратно. – Запомнил.

Улыбка Дарлин была до невероятного прекрасна и забавна одновременно.

– Мегамозг наносит новый удар.

Я наклонился поцеловать Оливию и уловил аромат парфюма Дарлин, смешанный с массажным маслом.

– Звони по любому поводу, – и направился к двери. – Я вернусь через полтора часа. Максимум через два.

– Без проблем. Все будет хорошо, да, горошинка? Скажи папе пока.

– Пока-пока, папочка, – выдала Оливия и помахала рукой, сидя на стройном бедре Дарлин.

Моя дурацкая память запечатлела и эту картину тоже.

Глава 8. Сойер

Мой конкурент, Роджер Харрис, стоял по стойке «смирно» у кабинета судьи в здании Верховного суда, выглядя безупречно и собранно, в то время как я влетел туда весь потный и с галстуком, перекинутым через плечо. У меня даже осталась минута в запасе. Роджер взглянул на часы и самодовольно кивнул мне в знак приветствия.

В своем кабинете судья Миллер ознакомился со сведениями об успеваемости, с результатами последних экзаменов и просмотрел наши заметки по судебным разбирательствам, которые он дал нам в последнюю встречу месяц назад.

Судья Джаред Миллер был добрым человеком, но от него никогда не услышишь ни комплимента, ни упрека: о его непроницаемом выражении лица ходили легенды как в зале суде, так и за его пределами. Он одинаково беспристрастно кивал как Роджеру, так и моим достижениям.

– Итак, ваше последнее задание, прежде чем я приму окончательное решение, – сказал судья, обращаясь к нам обоими. – Опишите краткую информацию о любом инциденте в вашей личной жизни и как бы вы с ней справились в качестве прокурора. На этом все. До следующего месяца.

Я моргнул, выдохнув с облегчением, так как ожидал чего-то поистине тяжелого, но это задание казалось довольно простым. Я уже знал, о чем буду писать.

«Мама. Я напишу о маме».

– Мистер Хаас, можно вас на минутку?

В глазах Роджера отразилась паника, которую он быстро спрятал.

– Да, конечно, Ваша честь.

Судья Миллер сидел за своим столом, и без своей черной мантии он мало походил на прославленного федерального судью, скорее, на обычного дедушку. Фотографии его семьи выстроились в ряд на его столе и висели на стенах наравне с дипломами и почетными грамотами из различных университетов. Небольшой снимок внучки, которая, вероятно, была ровесницей Оливии, занимал место на стене вместе с благодарственным сертификатом от профсоюза полицейских Сан-Франциско. Он снял галстук и расстегнул воротник, затем сел на свое место, посмотрев на меня.

– Выпускные экзамены через две недели.

– Да, Ваша честь.

– Нет ни единого шанса, что вы их провалите.

– Надеюсь, что нет, Ваша честь.

– И вы зарегистрировались на сдачу экзамена в Сакраменто в следующем месяце.

Я кивнул. Конечно, пусть это и стоило целого состояния – мне пришлось подрабатывать репетитором по праву по ночам, когда Ливви засыпала, – но я справился.

– Все готово.

– Вы мне нравитесь, мистер Хаас. Думаю, что вы станете блестящим прокурором…

Мне с трудом удавалось сохранять спокойное выражение лица.

– Спасибо, Ваша честь.

«Он принял решение. Он собирался выбрать меня. Господи, все бессонные ночи, старания и упорный труд стоили этого».

– На бумаге… – добавил он.

Тело напряглось.

– Спасибо?! – скорее спросил, чем поблагодарил его.

– Сегодняшнее задание выполнено безупречно. Не был упущен ни один прецедент, каждый аргумент тщательно проработан. В этом отношении все намного лучше, чем у мистера Харриса. Но знаете, что выделило его работу и чего так не хватило в вашей?

– Нет, Ваша честь.

– Жизни.

Я нахмурился.

– Боюсь, что я не совсем понимаю…

– У вас ведь маленькая дочь, не так ли?

– Да. Ей тринадцать месяцев.

Судья Миллер улыбнулся и повернул голову к фотографии на стене.

– Это моя внучка, Эбигейл, примерно того же возраста. Она чудо. – Но его улыбка быстро пропала. – Я хочу отдать вам эту должность, мистер Хаас, но если бы мне пришлось делать выбор сегодня, то я нанял бы мистера Харриса.

Мое бешено колотящееся сердце остановилось и ушло в пятки. Я расправил плечи, готовясь принять поражение с почетом, как настоящий мужчина, но у меня во рту пересохло.

– Простите, Ваша честь, – сказал я. – Все еще не понимаю.

– Как я уже сказал, твоя работа безупречна. Научный и чисто академический подход, и это неудивительно, учитывая, что на данном этапе ты еще студент. – Он оперся руками о стол, переплетя пальцы. – Ты рассматривал дело «Джонсон против МакКензи»?

Я мысленно пробежался по спискам дел и отыскал нужное.

– Это была… апелляция, – вспомнил я. – Срок наказания подсудимого был уменьшен благодаря хорошему поведению и выполненным программам во время тюремного заключения. Я не понимаю, какое это имеет отношение…

– Это имеет отношение, – начал судья Миллер, – к материалам, посвященным переполненности тюрем. Вы решительно выступали за строгое выполнение приговора и безоговорочное соблюдение закона трех ошибок[8]8
  Законодательные акты, принятые в штатах США, на основании которых судьи штатов должны приговаривать тех, кто совершил три серьезных преступления, к более длительным срокам тюремного заключения.


[Закрыть].

– Да, Ваша честь, – ответил я. – Таков закон.

Судья Миллер кивнул.

– В ваших записях нигде не упоминалось о реабилитации обвиняемого или его дальнейшем образовании в пенитенциарной системе.

– Я не знал, что мне требуется занимать подобную позицию, – сказал я. – Я подобрал соответствующие законодательные акты, относящиеся к материалам дела.

– Да, и вы сделали это блестяще. Вы молодец, мистер Хаас. У меня нет сомнений, что из вас получится выдающийся прокурор. И, если быть предельно откровенным, я бы не хотел работать с мистером Харрисом. Он немного зануда. Но меня беспокоит, что вы видите только закон, слова на бумаге, а не стоящие за ним жизни.

Я выпрямился во весь рост.

– В чем дело, Ваша честь. Закон есть закон. Разве наш долг состоит не в том, чтобы в точности соблюдать его?

Он выдержал мой взгляд, поджав губы.

– Почему вы хотите стать прокурором?

«Из-за моей мамы».

– Во имя справедливости, – ответил я. – Наказание должно соответствовать преступлению, а преступники должны быть наказаны.

– А как же снисхождение?

– Я… я не знаю. Не думаю, что следует смешивать личные чувства с работой.

Судья Миллер тяжело вздохнул.

– Я уже встречал таких, как вы. Энтузиазм бьет ключом, как выразился бы мой отец. Больше заботитесь о том, чтобы быть правым, нежели справедливым. Но вы не бессердечный парень. Я вижу вас. Но именно чувства делают нас людьми, мистер Хаас. Человечность есть бьющееся сердце правосудия. – Он откинулся на спинку стула и потянулся за бумагами. – На этом все.

Я покидал кабинет с таким чувством, будто меня ударили под дых, а затем облили ледяной водой. И понятия не имел, о чем он меня просил. Даже в самых ранних законодательных кодексах Калифорнии не было ни слова сказано об эмоциях или чувствах. Вот почему меня привлекала юриспруденция. Черное и белое, правильное и неправильное.

По дороге домой я все ломал голову, как же дать судье Миллеру то, чего он хочет.

Жизнь.

Но моя мать была мертва. Убита пьяным водителем, когда мне было восемь.

Я крепко ухватился за поручень, когда поезд въехал в тоннель и за окнами потемнело, как будто он вез меня в темное сердце моих худших воспоминаний.

Синие и красные мигающие огни наполняют фойе аляповатым светом. Клоунские цвета с кошмарного карнавала. Стук в дверь. Я выхожу в коридор следом за отцом. Эмметт дергает меня за штанину. Моему младшему брату всего четыре, но он умен не по годам. Он знает, что случилось что-то ужасное, и напуган.

Как и я.

Мне так страшно, что я не могу дышать.

– Мистер Хаас?

– Да, – кивает головой отец.

– Мне очень жаль, произошел несчастный случай.

Папа, пошатываясь, отступает на шаг назад и хватается за дверной косяк. Костяшки его пальцев побелели. Красные и синие огоньки все вращаются и вращаются. Их сирены выключены, но звук оглушает. Он точно крик, что разрывает черноту ночи и пронзает меня, отца и брата. Словно банши, которая вопит от ликования, ведь ничего никогда не будет как прежде.

Поезд влился в дневной свет, и я моргнул, отмахиваясь от ужасных грез. Воспоминание медленно отступало, однако не исчезало насовсем, оставаясь кристально ясным в моей идеальной памяти.

Обвиняемый – убийца моей матери – дважды попадавший под стражу за управление автомобилем в состоянии опьянения, водил машину с просроченными правами. Но это не имело никакого значения. Судья вынес приговор по собственному усмотрению. «По собственному усмотрению». Как же я ненавидел эту фразу. Водителя выпустили, а через три недели он убил мою мать. Ему присудили двадцать пять лет колонии, но какой, черт возьми, смысл? Он приговорил мою маму к смерти, а отца, брата и меня – к пожизненному заключению.

И ничего из этого не должно было случиться.

Моя рука сдавила поручень до боли в суставах. Абсурдность ситуации грызла меня изнутри всякий раз, когда я думал об этом слишком долго. Вместо этого я сосредоточился на том, как поступил бы на месте прокурора. Искал убежище в законе, как делал всегда.

Но разговор в кабинете судьи Миллера выбил меня из колеи и напугал до чертиков. Если я не дам ему то, что он хочет – жизнь в докладе о бессмысленной смерти, – то потеряю все.

Я все еще размышлял над этой дилеммой, когда подошел к дому. В моей квартире Дарлин сидела за кухонным столом, рядом с Оливией на высоком стульчике, и кормила ее кубиками сыра и нарезанным пополам виноградом.

– Привет, – радостно поприветствовала она меня. Ее красивое лицо озарило меня словно луч солнца, в котором я хотел согреться. – Заходила Елена. Сказала, что Гектор сломал кость, но перелом чистый, так что операция не понадобится.

– Хорошо-хорошо, рад это слышать.

– Как прошла встреча?

«Это была настоящая катастрофа».

– Нормально.

Я облокотился на высокий стульчик Оливии.

– Привет, малышка. Я украду у тебя кусочек? – Я схватил кусочек сыра с ее подноса и съел.

– Сыл, сыл, – воскликнула она и потянулась маленькими пальчиками за светлым кубиком, поднося его ко рту.

Я оторвал взгляд от дочери, заметив, что Дарлин наблюдает за мной. Но она тут же отвернулась.

– У нее большой словарный запас, – сообщила Дарлин, убирая прядь волос с глаз Оливии. – Очень умная девочка. Да, милая?

– Ты не посидишь с ней еще минуту? – спросил я. – Хочу снять этот дурацкий костюм.

– Не стесняйся.

В спальне я переоделся в домашние фланелевые штаны и белую футболку с V-образным вырезом. И, достав бумажник, взял двадцатидолларовую купюру. На кухне Дарлин вытирала лицо Оливии салфеткой, рассказывая ей что-то смешное.

Слова Джексона, сказанные этим утром, обрушились на меня с новой силой. Дарлин была красивой, веселой, и она отлично ладила с Оливией.

«Почему бы не пригласить ее на свидание?»

Это казалось такой простой вещью, но я находился на грани потери должности. А помимо учебы и занятий, мне предстояло посвятить еще больше времени на выполнение последнего задания судьи Миллера.

Усталость повисла на мне, словно промокшее пальто.

«Мне нечего ей предложить».

Дарлин убрала перегородку с высокого стула Оливии и посадила ее на пол, где моя дочь начала возиться с деревянными кубиками, разбросанными по ковру у стола.

– Мы строили башню, – сказала Дарлин. – Я все уберу.

– Нет, все в порядке. Вот. – Я протянул двадцатку. – Не знаю, сколько ты берешь за выход, но…

Но она резко покачала головой.

– Нет. Я должна тебе за прошлый вечер. Когда была слишком назойливой, за что мне до сих пор стыдно, кстати.

– Что? Нет. Возьми.

Дарлин проигнорировала протянутые купюры и опустилась на корточки перед Оливией.

– Пока, горошинка.

– Пока-пока, – ответила Оливия, положив кубик с буквами поверх кубика с цифрой.

– Такая умная девочка. – Дарлин вскочила на ноги, немного запыхавшись от эмоций. Ее глаза стали невероятно голубого оттенка. – Мне пора идти.

– Дарлин…

Ее телефон завибрировал, оповещая о входящем сообщении.

– О, это Макс. Мой друг, я пообещала встретиться с ним вечером.

«Макс. Понятно».

Я последовал за Дарлин, провожая ее до двери.

«Макс собирался пригласить ее на свидание, если уже не сделал этого, опередив тебя».

– Какой джентльмен, – поддразнила Дарлин, когда я придержал для нее дверь.

– Ты должна взять деньги, – настоял я. – Ты спасла мою задницу сегодня, так что…

Я снова протянул ей наличку, но Дарлин оттолкнула мою руку, задержавшись всего на одно мгновение. Ее пальцы были такими мягкими и теплыми.

– Мне не нужны твои деньги. Мы в расчете.

Повисло неловкое молчание, и в моей переполненной всякой чертовщиной голове не нашлось ни единого возражения.

– Пока, юрист-моралист.

Она отпустила мою руку с нежной улыбкой на губах и повернулась, чтобы уйти. Но спустя полсекунды остановилась и снова развернулась.

– Я передумала. Я знаю, как ты можешь расплатиться со мной.

Нервный смешок вырвался из меня. «Господи, эта девчонка».

– Как?

– В прошлую пятницу в магазине ты сказал, что я… – Она приподняла руки вверх.

Я моргнул.

– Что?

– Вот именно. Я не знаю. Ты так и не закончил то предложение.

Я мысленно вернулся к тому вечеру, к тем словам, которые собирался сказать.

– Ах да.

– Ты вспомнил, да? У тебя ведь мегамозг.

– Ага, есть такое, но не уверен, что ты хочешь это услышать.

– Рискни.

– Ну, я хотел сказать, что ты девушка-ураган.

– О, – выдохнула Дарлин, и ее глаза потухли. – Я словно шквалистый ветер, разрушающий все на своем пути?

– Нет, вовсе нет. – Я потер шею. – Я не сказал этого тогда, решив, что ты воспримешь мои слова за оскорбление. Даже сейчас это прозвучало обидно. Но на самом деле…

– Это комплимент?

Свет в ее глазах разгорелся с новой силой, и она подошла ближе ко мне.

– Да. Я имел в виду, что ты клубящийся комок энергии, который затягивает людей так, что они… не могут не поддаться тебе.

– Ох, – прошептала она. – Они не могут?

«Я не могу».

Я склонился над ней, прислонившись плечом к дверному косяку: она была совсем рядом, ее дыхание обжигало мой подбородок, и глаза наполнились светом и жизнью.

«В Дарлин хватало той жизни, о которой говорил судья Миллер. Я же – машина, которая должна продолжать ехать и ехать, пока от меня ничего не останется».

Я выпрямился и растерянно улыбнулся.

– Спасибо за заботу об Оливии, Дарлин.

Ее улыбка ослепила меня, а слова, на первый взгляд безобидные, ударили прямо в грудь, пронзив до глубины души.

– Спасибо, Сойер, за прекрасный комплимент.