Текст книги "Поражение Запада"

В книгах «Окончательный крах» (1976 г.) и «После империи» (2002 г.), в которых я размышлял над темой грядущих системных крахов, я использовал «рационализирующие» представления о человеческой истории и деятельности государств[5]5
  Emmanuel Todd, La Chute finale. Essai sur la décomposition de la sphère soviétique, Robert Laffont, 1976; nouvelle édition augmentée, 1990.


[Закрыть]. Например, в «После империи» я интерпретировал дипломатическую и военную агитацию Соединенных Штатов как «театральный микромилитаризм», взгляд, направленный на то, чтобы создать за разумную стоимость впечатление, будто после распада Советского Союза США остаются незаменимыми для мира. По сути, предполагалось, что это была цель рациональной власти. В этой книге я, конечно, сохраню элементы, относящиеся к классической геополитике: уровень жизни, сила доллара, механизмы эксплуатации, объективное военное соотношение сил, то есть более или менее видимую рациональную среду. Особое внимание уделяется вопросу уровня жизни в США и рисков, которые могут возникнуть в результате системного краха. Но я откажусь от исключительной гипотезы разумной причины и предложу расширенный взгляд на геополитику и историю, лучше учитывающий абсолютно иррациональное в человеке, особенно его духовные потребности.

Таким образом, в следующих главах мы также поговорим о религиозной матрице обществ, о решениях, которые человек пытался найти для объяснения таинства своего положения и неприемлемого характера последнего; о страданиях, которые может вызвать конечная фаза разрушения христианской религиозной матрицы на Западе, особенно ее протестантская ветвь. Не все ее последствия будут представлены как негативные явления, и данная работа не отличается полным пессимизмом. Но мы отметим появление «нигилизма», которому уделим большое внимание. То, что я назову «состояние отсутствия религиозности», приведет, в наихудших своих сценариях, к обожествлению пустоты.

Я буду употреблять слово «нигилизм» не в наиболее распространенном его значении; скорее в смысле, какое оно приняло, и это не случайно, в XIX веке с русским нигилизмом. Америка и Украина объединились на нигилистической основе, хотя на самом деле эти два нигилизма являются результатом не полностью совпадающих динамик. Нигилизм, как я его понимаю, рассматривается в двух фундаментальных плоскостях. Наиболее заметная – физическая: толчок к разрушению материального и человеческого, часто необходимое понятие при изучении войны. Вторая плоскость является концептуальной, хотя она не менее важная, особенно когда мы размышляем о судьбе обществ, об обратимости или необратимости их распада; в последнем случае нигилизм неудержимо стремится разрушить само понятие истины и запретить любое разумное описание мира. Данная вторая плоскость соответствует в определенном смысле наиболее распространенному значению этого слова, которое определяет его как проистекающий из отсутствия ценностей аморализм. Обладая научным темпераментом, мне трудно различить эти две связки: добро и зло, истина и ложь; на мой взгляд, данные концептуальные пары сливаются воедино.

* * *

Таким образом, сталкиваются два менталитета. С одной стороны, стратегический реализм национальных государств, с другой – постимперский менталитет, порожденный распадающейся империей. Ни один из них не улавливает всей действительности, поскольку первый не осознал, что Запад больше не состоит из национальных государств, что он стал чем-то иным; а второй стал непроницаемым для самой идеи суверенитета национального государства. Но способности осознать реальность с той и с другой стороны не равнозначны, и асимметрия работает в пользу России.

Как показал Адам Фергюсон, представитель шотландского Просвещения, в своей книге «Опыт истории гражданского общества» (1767 г.), человеческие группы существуют не сами по себе, а всегда в соотношении с другими эквивалентными человеческими группами. Он объясняет, что на самом маленьком и отдаленном из населенных островов всегда можно найти две противостоящие друг другу группы людей. Множественность социально-общественных систем присуща человечеству; эти системы организуются одни против других. «Понятия “сограждане”, “земляки”, – писал Фергюсон, – не будучи противопоставлены понятиям “чужаки”, “иноземцы” […], вышли бы из употребления и утратили всякий смысл. Отдельных людей мы любим за их личные качества; страну же нашу мы любим, так как она составляющая часть человечества […]»[6]6
  Adam Ferguson, An Essay on the History of Civil Society, Cambridge University Press, 1996, p. 25. Адам Фергюсон. Опыт истории гражданского общества. Москва. РОССПЭН, 2000. Стр. 57–58.


[Закрыть].

Появление Франции и Англии является великолепной иллюстрацией данного явления. В Средние века каждое из этих двух государственных образований определится одно против другого. Затем, для нас, французов, альтернативным противником станет Германия, которая также являлась, хотя мы это забываем, главным соперником Англии накануне Первой мировой войны 1914 года.

Один из ключевых тезисов Фергюсона заключается в том, что внутренняя мораль определенного общества связана с его безнравственностью во внешних делах. Именно враждебность к другой группе заставляет нас быть солидарными со своей собственной группой. «Без соперничества наций и военных упражнений, – писал он, – гражданское общество едва ли оформилось, обрело цель существования»[7]7
  Adam Ferguson, An Essay on the History of Civil Society, Cambridge University Press, 1996, p. 25. Адам Фергюсон. Опыт истории гражданского общества. Москва. РОССПЭН, 2000. Стр. 61.


[Закрыть]. И уточнял, что «тщетно было бы надеяться, что мы сможем внести в народ в массе чувство единения, не подтвердив враждебности к оппонентам. Если бы мы могли взять и истребить в какой-либо нации чувство неприязни к иноземцам, тем самым мы, вероятно, разорвали или ослабили бы сплачивающие ее внутренние узы и вычеркнули бы из национальной истории самые бурные массовые сцены и излияния чувств»[8]8
  Там же. Стр. 62.


[Закрыть].

Нынешняя западная система стремится представлять весь мир и больше не признает существование другого. Но урок Фергюсона заключается в том, что если мы больше не признаем существование другого, легитимного, то прекращаем собственное существование. Сила России, напротив, в том, что она мыслит в терминах суверенитета и эквивалентности наций: принимая во внимание существование противоположных сил, она может обеспечить свою общественную сплоченность.

Парадокс этой книги в том, что, начавшийся с военных действий России конфликт, приведет нас к кризису Запада. Анализ социальной динамики России 1990–2022 годов, с которого я начну, окажется простым и доступным. Траектории развития Украины и бывших стран народной демократии, которые по-своему парадоксальны, все равно не будут казаться очень сложными. Напротив, изучение Европы, Великобритании и тем более Соединенных Штатов будет более трудной интеллектуальной задачей. Тогда нам придется столкнуться с иллюзиями, отражениями и миражами, прежде чем мы проникнем в реальность того, что все больше напоминает черную дыру: за пределами нисходящей спирали Европы мы обнаружим в Соединенном Королевстве и Соединенных Штатах внутренний дисбаланс такого масштаба, что он может стать угрозой для стабильности мира.

Последний парадокс заключается в том, что мы должны признать, что война – область насилия и страданий, царство глупости и заблуждений – является, однако, проверкой на реальность. Война переносит нас по ту сторону зеркала, в мир, где идеология, статистические ловушки, грехи средств массовой информации и государственная ложь, не говоря уже о ереси заговорщиков, постепенно теряют свою силу. Откроется простая истина: кризис Запада является движущей силой истории, в которой мы живем. Многие об этом знали. Когда война закончится, никто уже не сможет этого отрицать.

Глава I
Российская стабильность

Прочность России стала одним из величайших сюрпризов войны. Это не должно было быть сюрпризом, его легко было предвидеть и объяснить. Реальный вопрос заключается в следующем: почему западные страны до такой степени недооценили своего противника, когда его сильные стороны не носили скрытного характера, а данные о них были доступны? Как, имея разведывательное ведомство из ста тысяч человек только в Соединенных Штатах, они могли вообразить, будто отключение SWIFT и санкции приведут к краху эту страну площадью 17 млн. кв. км, располагающую всеми возможными природными ресурсами и которая с 2014 года открыто готовилась ответить таким санкциям?

Чтобы показать чудовищность просчетов в восприятии, имевших место на протяжении всех путинских лет правления, давайте начнем с заголовка колонки газеты Le Monde от 2 марта 2022 года, подписанной редактором Сильвией Кауфманн: «Следствие политики Путина во главе России – это долгое нисхождение во ад страны, из которой он сделал страну-агрессора». Вот как основная французская газета описала период, который после краха 1990-х годов был именно периодом выхода из ада. Речь здесь идет не о том, чтобы осуждать, возмущаться, обвинять в недобросовестности людей, которые искренне так думают[9]9
  Я хотел бы поблагодарить Оливье Беррюйе за то, что он помог мне осознать необходимость такого предположения: западная элита была искренней.


[Закрыть], а о том, чтобы понять, как могли писать такую чушь, когда было легко заметить, что положение России стало намного лучше.

Успешная стабилизация: доказательство с помощью «моральной статистики»

В период с 2000 по 2017 год, ставший центральным этапом путинской стабилизации, уровень смертности от алкоголизма в России снизился с 25,6 на 100 тыс. населения до 8,4, уровень самоубийств – с 39,1 до 13,8, уровень убийств – с 28,2 до 6,2. В абсолютных цифрах это означает, что смертность от алкоголизма снизилась с 37 214 в год до 12 276, самоубийств – с 56 934 до 20 278, а убийств – с 41 090 до 9 048. И это идет речь о стране, пережившей такую эволюцию, которую нам представляют как «долгое нисхождение во ад».

В 2020 году уровень убийств упал еще ниже: до 4,7 на 100 тыс. жителей, что в шесть раз меньше, чем при приходе Путина к власти. А уровень самоубийств в 2021 году составил 10,7, что в 3,6 раза меньше. Что касается ежегодной младенческой смертности, то она упала с 19 на 1 000 «живорожденных детей» в 2000 году до 4,4 в 2020 году, что ниже показателя в США, составляющего 5,4 (ЮНИСЕФ). Следует принять во внимание, что последний показатель особенно важен для оценки его общего состояния, поскольку он касается самых слабых его членов.

Но эти демографические показатели, которые социологи XIX века называли «моральной статистикой», указывают на реальность, а она еще более осязаема и глубока, чем другие статистические данные. Если мы посмотрим на экономические показатели России, то увидим, что в период с 2000 по 2010 год уровень жизни быстро восстановился, а в период с 2010 по 2020 год началось торможение, вызванное трудностями, спровоцированными, в частности, санкциями, последовавшими за присоединением Крыма к России. Но тенденция, проиллюстрированная моральной статистикой, является более устойчивой, глубокой и отражает, после кризиса 1990-х годов, состояние социального согласия в обществе, когда россияне заново открыли для себя возможности стабильного существования.

Эта стабильность, подтверждаемая убедительными фактами и демографическими данными, стала фундаментальной для страны и является одной из основных идей в выступлениях Путина. Эти объективные факторы не помешали различным НПО, являющимся чаще всего косвенными агентствами правительства США, которые можно обозначать как ПНПО, псевдо-неправительственные организации, постоянно понижать рейтинг России в своих классификациях. До такой степени, что они могут нести всякую чушь. Когда в 2021 году Transparency International, оценивающая страны мира по уровню коррупции, поставила США на 27-е место, а Россию – на 136-е, многие удивились. Страна, где уровень младенческой смертности ниже, чем в Соединенных Штатах, не может быть более коррумпированной, чем они. Младенческая смертность, отражающая подлинное состояние общества, вероятно, является сама по себе лучшим показателем реальной коррупции, чем эти сфабрикованные в соответствии с не совсем понятными критериями показатели. Кстати, страны с самой низкой младенческой смертностью – те, в которых мы можем также проверить, что они наименее коррумпированы: это скандинавские страны и Япония. Мы замечаем, что в верхней части рейтинга показатели детской смертности и коррупции коррелируют.

Экономическое восстановление

Нельзя винить газету Le Monde и ЦРУ за то, что они не использовали младенческую смертность в качестве показателя тенденций. В случае с экономическими данными, они ведь были хорошо известны. В течение всего периода мы отмечаем, помимо повышения уровня жизни, низкий уровень безработицы и возвращение России в стратегические экономические отрасли.

Самая впечатляющая из них – сельское хозяйство. Как показывает нам Дэвид Тертри в своей книге 2021 года, России за несколько лет удалось не только достичь продовольственной самообеспеченности, но и стать одним из крупнейших экспортеров сельскохозяйственной продукции в мире: «В 2020 году российский экспорт сельскохозяйственной продукции достиг рекордно высокого уровня, 30 миллиардов долларов, что больше, чем выручка от экспорта природного газа в том же году (26 миллиардов). Эта динамика, которая первоначально обеспечивалась зерновыми и масличными культурами, теперь также зависит от экспорта мяса. […] Показатели сельскохозяйственного сектора позволили России впервые в своей новейшей истории стать нетто-экспортером сельскохозяйственной продукции в 2020 году: в период с 2013 по 2020 год российский экспорт сельскохозяйственной продукции увеличился в три раза, а импорт сократился в два раза»[10]10
  D. Teurtrie, Russie, стр. 84.


[Закрыть]. Это пощечина советскому строю, который, как известно, потерпел крупные неудачи в данной области.

Сохранение за Россией второго места как экспортера оружия менее удивительный факт. Наоборот, после Чернобыльской аварии недавно приобретенный статус крупнейшего в мире поставщика атомных электростанций, оставляя далеко за собой Францию, стал еще одним сюрпризом. Государственное предприятие «Росатом», отвечающее за этот сектор, по состоянию на 2021 год располагал портфелем из тридцати пяти реакторов, строящихся за рубежом, в частности, в Китае, Индии, Турции и Венгрии[11]11
  Там же, стр. 121.


[Закрыть].

Еще одна область, в которой россияне проявили гибкость и динамизм, – Интернет. Поскольку эта сфера для нас воплощает современность, можно было ожидать, что компетентные службы будут осведомлены о прогрессе, достигнутом россиянами. Но не тут-то было.

Тертри убедительно объясняет, почему россияне придерживались в этом вопросе одновременно государственнической и либеральной, национальной и гибкой позиции: они были полны решимости оставаться в конкурентной среде и в то же время стремились сохранить свою автономию. «На самом деле, – отмечает он, – российская версия регулирования Интернета, как и во многих других областях, находится на полпути между положениями, принятыми в Европе, и положениями, принятыми в Китае. В России, как и в Европе, присутствуют американские интернет-гиганты, они пользуются значительной аудиторией в Рунете (особенно это касается YouTube). […] Но в отличие от Европы, которая в значительной степени бессильна в этой области, Россия может полагаться на национальных лидеров во всех сегментах Интернета, чтобы оставаться автономной и предлагать альтернативные решения российским пользователям Интернета»[12]12
  D. Teurtrie, Russie, стр. 187.


[Закрыть]. Оставаясь «широко открытой для западных решений», она «несомненно, является единственной державой, в которой проявляется реальная конкуренция между компаниями GAFA и их местными аналогами»[13]13
  Там же, стр. 187–188.


[Закрыть].

Франсуа Олланд вслед за Ангелой Меркель заявил, что подписал Минские соглашения 2014 года, чтобы дать украинцам время вооружиться. Это, безусловно, было намерением украинцев. В более туманных представлениях Ангелы Меркель и Франсуа Олланда, кто может знать? Но что мало кто заметил и о чем свидетельствует работа Тертри, так это то, что данные соглашения также были способом выиграть время[14]14
  Там же, стр. 93.


[Закрыть] и для россиян. Одна из причин, по которой в 2014 году они не пошли дальше присоединения Крыма и согласились на прекращение огня, заключается в том, что они не были готовы к отключению от SWIFT, что в то время было бы катастрофическим. Минские соглашения были подписаны потому, что все хотели выиграть время. Украинцы – подготовиться к войне на местах, россияне – быть готовыми к максимальному режиму санкций. Как сообщает Тертри, еще в 2014 году Центральный Банк России создал российскую систему передачи финансовых сообщений (СПФС)[15]15
  D. Teurtrie, Russie, стр. 95.


[Закрыть]. В апреле 2015 года была запущена Национальная система платежных карт (НСПК), «которая гарантирует функционирование карт, выпущенных российскими банками на территории страны, даже в случае введения западных санкций. В то же время Центральный Банк России создает карточную платежную систему “Мир”»[16]16
  Там же, стр. 94.


[Закрыть].

Спасибо санкциям!

Когда мы наблюдаем за развитием России после краха коммунизма, нас не может не удивлять ее чрезвычайно хаотичный путь: очень резкое падение, за которым последовал стремительный подъем. Но больше всего поражает приспосабливаемость, какую страна продемонстрировала после введения санкций, вызванных присоединением Крыма в 2014 году. Каждый режим санкций, по-видимому, заставлял Россию проводить одно за другим экономические преобразования и восстанавливать свою автономию по отношению к западному рынку.

Пример производства пшеницы, пожалуй, самый впечатляющий. В 2012 году Россия производила 37 млн тонн пшеницы, в 2022 году – 80 млн удвоилось за десять лет, даже более. Эта гибкость приобретает смысл, если сравнивать ее с негативной гибкостью неолиберальной Америки. В 1980 году, ко времени прихода Рейгана к власти, производство пшеницы в США составляло 65 млн тонн. К 2022 году их осталось всего 47 млн. Давайте посмотрим на этот спад как на введение в реальность американской экономики, о котором поговорим в главе IX.

При Путине россияне никогда не вводили полный протекционизм, принимая факт того, что у ряда видов деятельности возникнут проблемы. Их гражданская авиационная промышленность была принесена в жертву, поскольку они купили «Аэробусы». Пострадала и автомобильная промышленность. Но если стране удалось сохранить относительно высокую долю своей рабочей силы в промышленности, не интегрироваться полностью в глобализованную экономику и не поставлять собственную рабочую силу на службу Западу, как это делали бывшие страны народной демократии, то это потому, что она извлекла выгоду из частичного протекционизма и из обстоятельств.

Жак Сапир просветил меня по этому вопросу. «Основной мерой защиты промышленности и сельского хозяйства стало сильное обесценивание рубля в 1998–1999 годах. Выраженное в реальном обменном курсе (сравнивая соответствующие индексы инфляции и роста производительности), обесценивание рубля к концу 1999 года составило как минимум 35 %. Впоследствии номинальный обменный курс падал меньше, чем увеличивался инфляционный разрыв, но значительный рост производительности с 2000 по 2007 год сохранил обесценивание реального обменного курса на уровне около 25 %. Это обесценивание смягчилось с 2008 по 2014 год. Затем, с изменением стратегии Центрального Банка России (переходом к таргетированию инфляции), рубль снова обесценился в реальном выражении с 2014 по 2020 год»[17]17
  Личная записка от Жака Сапира, которому я хотел бы выразить огромную благодарность за ответы на мои вопросы.


[Закрыть].

Добавились к протекции, порожденной слабым рублем, таможенные пошлины: «Что касается тарифных мер, – продолжает Сапир, – Россия с 2001 года применяла 20 % ставку на промышленные товары, прежде чем принять ставку в размере 7,5 % с момента вступления во Всемирную торговую организацию в августе 2012 года. Очевидно, что с войной на Украине все это больше не касается западной продукции. Что касается сельскохозяйственной продукции, то в 2003 году пошлины составляли около 7,5 % (фрукты и овощи), а после вступления России в ВТО стало 5 %. Но, опять же, эмбарго позволило восстановить жесткую протекционистскую политику».

Как мы понимаем из чтения книги Тертри, западные санкции 2014 года, хотя и вызвали определенные трудности в российской экономике, открыли также и возможности: они вынудили ее найти альтернативы импорту и произвести внутреннюю перестройку. В статье, опубликованной в апреле 2023 года, американский экономист Джеймс Гэлбрейт оценил, что санкции 2022 года имели такой же эффект[18]18
  James K. Galbraith, The Gift of Sanctions: An Analysis of Assessments of the Russian Economy, 2022–2023 (Подарок санкций: Анализ оценок российской экономики, 2022–2023 гг.), Institute for New Economic Thinking Working Paper, № 204, 10 апреля 2023. Данные ОЭСР (OECD).


[Закрыть]. Они позволили создать систему защиты, которую, учитывая ныне сильную приверженность россиян рыночной экономике, режим никогда бы не осмелился навязать населению. «Без санкций, – пишет он, – трудно представить, как могли возникнуть возможности, которые сегодня открываются перед российскими компаниями и предпринимателями. С политической, административной, правовой, идеологической точек зрения даже в начале 2022 года российскому правительству было бы очень трудно принять сопоставимые меры, как тарифы, квоты и вытеснение иностранных предприятий, учитывая идеологическое влияние, которое идея рыночной экономики оказывает на политиков, влияние олигархов и якобы ограниченный характер “специальной военной операции”. В этом плане, несмотря на шок и на издержки, понесенные российской экономикой, санкции, безусловно, стали подарком».