Текст книги "Король-волк"

23
Гроза Летучих Клыков

Лили окружили вооружённые мужчины и женщины, встав к ней спиной. Пахло потом и дымом; воздух оглашали звуки боя и борьбы. Опираясь на костыль, Лили играла – и страшилась конца каждой песни, потому что как только музыка затихала, Летучие Клыки опять напирали.

Торн О’Салли впоследствии говорил, что если смотреть из Зала Гильдий, то крыша Великой Библиотеки казалась окутанной облаком. Музыка, по его словам, словно притягивала Клыков – «точь-в-точь как хватаешься за ногу, когда собака за неё тяпнет». Как будто враг знал, что битва будет проиграна, если не остановить Поющую деву.

Лили играла часами. Она стояла в центре ощетинившегося мечами, воинственно вопящего круга лощинцев и играла всё подряд. Ния стояла на коленях рядом с дочерью, одной рукой обняв её за талию и неумолчно нашёптывая ободряющие слова. Губы и пальцы у Лили онемели; и, когда спустя час у девочки подогнулись ноги, Ния усадила её и попросила подать воды. Лили страшно хотелось пить, но она боялась прерываться даже на мгновение.

Она слышала, как Радрик насмехался над летучей армией и побуждал своих людей к бою. Серые Клыки между тем тоже бросились по улицам туда, где звучала музыка. Лощинцы преследовали их, пока битва – в воздухе и на земле – не сосредоточилась вокруг Великой Библиотеки.

– Играй, играй, Лили! – кричал Радрик, и девочка играла, пока по её щекам не покатились слёзы, а губы не начали кровоточить.

Лили словно забылась – её пальцы дёргали струны и зажимали отверстия свистоарфы, но сама она почти не осознавала, что именно играет.

– «Танец садовника», – говорила Ния, и, хотя Лили сыграла его уже пять раз, она начинала играть в шестой. Увы, с каждым повторением мелодия утрачивала часть силы.

В течение дня музыка неоднократно соединяла Лили с братьями, и каждый раз она с остротой сознавала, что в голове у неё не только Джаннер и Кальмар, но и кто-то ещё – зловещее существо, которое она не могла разглядеть, но которое (девочка это знала) видит её. Она закрывала глаза и безуспешно пыталась изгнать тьму из своей головы. Существо наблюдало за ней. Братья Лили, казалось, тоже ощущали его присутствие, и девочка со страхом ждала прихода очередного видения. Она становилась беззащитной перед этим чуждым духом (несомненно, это был Наг Безымянный). В последний раз его тёмные глаза переместились в самую середину видения и заполонили весь мир – злобные, мрачные, холодные.

Пальцы Лили соскользнули с инструмента, и она почувствовала, что дрожит от утомления. «Держись!» – кричало её сердце, и, собрав последние остатки воли, Лили опомнилась и заиграла вновь. Она заставила себя заглянуть в эти злые глаза и бросить им вызов. Ей стало весело, когда они отпрянули. Девочка услышала хриплый рык Подо:

– Вот вам, червееды! И ещё получите!

До неё донеслись торжествующие крики. Радрик ликующе вопил, празднуя нелегко доставшуюся победу. Окружающие девочку воины расступились, и, прежде чем повалиться на руки Нии, она ощутила приятное солнечное тепло. Когда Лили собралась с силами и открыла глаза, то увидела как во сне утомлённые, но счастливые лица лощинцев.

– Уже всё? – с трудом проговорила Лили.

– Да, моя храбрая девочка. Битва кончилась, – Ния поцеловала Лили в лоб и крепко обняла её. – Они отступили. Бан Рона выстояла.

Лили подхватили могучие руки старого пирата, её лба коснулись колючие усы, и пока дедушка нёс её вниз по лестнице в уютный полумрак библиотеки, девочка чувствовала тёплый запах табака. Радостные крики стихли, и в библиотечных залах она увидела множество лощинцев, раненых и здоровых, которые смотрели на неё. Их глаза были удивлённо распахнуты. Люди перешёптывались.

Когда Подо вынес Лили на улицу, наступила тишина. Патрульные в чёрных плащах, воины и воительницы, вожди кланов стояли на заваленных обломками улицах и смотрели, как Подо кладёт внучку в первую попавшуюся повозку. Какой-то мальчик протянул старику поводья. Ния и Оскар тоже сели.

– Да здравствует Лили! – крикнул кто-то, когда они отъехали от Великой библиотеки, и целый город подхватил этот крик. – Ура, холмы, лощины и Сияющий Остров!

Лили улыбалась из последних сил, а потом крепко уснула.

Проснувшись, она увидела знакомую комнату в Трубном холме. На столе горела одинокая свеча. До девочки донёсся запах сырной похлёбки и жареного бекона.

Ния спала в кресле рядом.

– Мама, – позвала Лили потрескавшимися губами.

Ния зашевелилась и улыбнулась во сне. Лили тоже хотела улыбнуться, но не смогла. По щекам у неё катились слёзы. Она дрожала.

Ей снился Наг Безымянный.

24
Гости в Трубном холме

– Что ты видела? – спросила Ния.

Лили не знала, с чего начать. Она так устала, и губы у неё так опухли, что говорить было очень трудно. Сев поудобнее, она хлебнула деревянной ложкой куриного бульона и поморщилась:

– Я видела Джаннера и Кальмара.

– Где они?! С ними всё хорошо?!

– Да… и нет. Там был кто-то ещё. Или что-то. Не знаю… – Лили покачала головой, досадуя на себя. – Они неподалёку от Чёрного леса. Но вроде бы они целы и невредимы.

Ния молча подала Лили ещё бульона:

– Они идут домой?

– Нет. Они идут в лес.

– Что? Зачем?! – Ния резко выпрямилась – как всегда, когда ей было страшно.

– Они идут в Трог, – сказала Лили, теребя одеяло и отводя глаза. – Чтобы найти Нага.

Мать молчала, и девочка продолжила:

– Кажется, Кальмар меняется.

– Меняется? Как?

– Я видела его глаза… в них жёлтые крапинки. Он боится, что сойдёт с ума, как дядя Артам. Поэтому он хочет найти Нага.

– Глупые мальчишки, – негромко произнесла Ния. – Нага не так легко победить. Иначе бы это давно уже кто-нибудь сделал. Мы даже не знаем, кто он!

– Мы знаем, что он человек. Так сказал Бонифер.

– Но вдруг он тоже соединил себя с каким-нибудь животным? Вдруг он превратился в Клыка? Он всё время пытается утащить вас троих в Трог – а твои братья решили, что можно просто явиться к нему и бросить вызов?! Так нельзя!

– Поздно, мама. Они идут туда, и Джаннер просит ему довериться. Он сказал, что должен защищать брата и что лучший способ исполнить свой долг – это отправиться с Кальмаром. А Кальмар пойдёт в Трог, с ним или без него. Джаннер – Хранитель трона. Ничего не поделаешь.

Ния вздохнула и откинулась на спинку кресла, дав наконец волю усталости. Она смотрела в потолок и раздумывала – а может быть, безмолвно молилась Создателю.

– Мама…

Ния, полными горя глазами, взглянула на дочь.

– Девочка моя, сегодня ты превзошла себя. Без тебя Бан Рона бы пала. Но мои сыновья!.. – голос Нии дрогнул, и она не сразу совладала с собой. – Зачем Создатель испытывает материнское сердце?! Я потеряла своё королевство, свой народ, мужа… дважды! Я не вынесу, если потеряю и сыновей. Ты понимаешь?

Лили кивнула:

– Но что же делать?

– Не нужно было спускать с них глаз! Вокруг нас бушует ураган. Много лет мы с ним боролись, и я не знаю, сколько ещё выдержу. – Ния села рядом с дочерью на кровать и набросила одеяло на ноги.

Поставив миску с бульоном на столик, Лили прижалась к матери. Обе сидели молча, а потом Ния заснула.

Лили обратилась мыслью к небесам и принялась молиться, как и Ния, прося Создателя сохранить братьев, которые с каждым шагом всё дальше заходили во тьму.

Как ни странно, она не испытывала гнева к Нагу, который принёс в мир столько зла, – только жалость. И эта жалость наполняла молитвы девочки.

Что могла сделать девятилетняя девочка, которую искалечили Клыки? Она была слабой, как тростинка. Лили погладила мать по голове, как делала Ния, когда дочке было страшно. Потом рука девочки коснулась свистоарфы. Если она не может отправиться с братьями в сердце тьмы – значит, она будет защищать лощины. Она будет играть. Музыка – её единственное оружие, и, пока дышит, она будет устремлять свою песнь к небесам.

До глубокой ночи Поющая дева Анниеры беззвучно касалась пальцами свистоарфы, вспоминая мелодию за мелодией, как воин, готовясь к бою, точит оружие. Если на рассвете Клыки вернутся, они не застанут её врасплох.

В дверь тихонько постучали; Подо заглянул в комнату и улыбнулся:

– Пусти меня на своё место, внучка. К тебе гости.

Лили слезла с кровати, а Подо уселся рядом с дочерью. Ния шевельнулась во сне, но не проснулась. Она лежала на широкой отцовской груди, как в детстве. Лили никогда не видела мать такой слабой – и никогда ещё так сильно её не любила.

– Твой костыль у двери. Как новенький, – подмигнув, сказал Подо.

На костыле было вырезано новое прозвище – «Гроза Летучих Клыков». Не самое внушительное – но раз его придумал Подо, Лили не возражала.

Девочка тихонько спустилась по лестнице. Она знала, что во всех комнатах лежат раненые лощинцы, и не хотела их беспокоить. Войдя в гостиную, она услышала негромкие голоса и позвякивание посуды на кухне. Увидев её, стоящий у двери Оскар улыбнулся:

– Лили! Вижу, ты отдохнула. Клянусь, вчерашний день войдёт в историю! – Он поклонился, и пряди седых волос взметнулись в воздух, да так и остались торчать дыбом словно перья, пока старик не пригладил их ладонью. – К тебе кое-кто пришёл. – Он открыл дверь, и Лили вышла в холодную ночь.

Сначала она увидела Торна О’Салли, Келви и Биггина. Они гордо улыбнулись, а потом расступились.

Во дворе Трубного холма собрались, казалось, все собаки Зелёных лощин. Они сидели, энергично виляя хвостами, хотя морды у них были донельзя серьёзные. Бакстер, хромая, вышел вперёд и тявкнул. Сотни псов ответили одним-единственным гулким «Вуф!».

Лили улыбнулась так широко, что потрескавшиеся губы вновь закровоточили, и она поморщилась от боли. Бакстер склонил голову набок и сочувственно заскулил. Девочка сошла с крыльца и зашагала среди собак, гладя их и почёсывая. Псов было так много, что в холодной ночи они напоминали тёплое озеро.

– Я знаю пёсью речь вдвое хуже, чем ты, но что они желают тебя видеть, было ясно, зуб даю, – сказал Биггин. – Они нам не давали покоя, пока мы не привели их сюда.

– Они ждут приказаний, – подхватил Торн.

– И принимать их готовы только от тебя, принцесса, – добавил Келви.

– Я даже не знаю, что сказать, – призналась Лили, стоя посреди моря собак и вопросительно глядя на Биггина.

– Скажи им, что делать дальше.

Один из псов лизнул щиколотку Лили. Она наклонилась – это был Франкль, непослушный щенок. Лили хлопнула в ладоши, и он запрыгнул ей на руки. Она выпрямилась, держа Франкля, который лежал неподвижно, словно спящий младенец, и обвела взглядом пёсий отряд, одновременно чувствуя гордость и глубокое смирение.

– Мы будем драться, – сказала Лили. А потом повторила то же самое собакам.

Франкль поднял голову и завыл во всё горло – силёнок у него было немного, зато к нему присоединились остальные собаки. Их вой нёсся в ночь, и проснувшиеся лощинцы не испугались, а обрадовались.

Собачий вой летел всё дальше, пронзая тьму, – за Морские клешни, за утёсы, стоящие вдоль Тёмного моря Тьмы, туда, где таились Летучие и Серые Клыки. Он заронил сомнения в их души – может быть, впервые с тех пор, как они стали Клыками. Они перестали верить в близкую победу. В то, что война почти окончена. Что они когда-нибудь сумеют одолеть защитников Зелёных лощин.

Часть II
Скри

Бонифер поспешил в библиотеку и без сил рухнул за стол, за которым они с Мадией вместе провели столько счастливых часов. Он надеялся, что она придёт как обычно. Но Мадия не пришла. Солнце село, а он по-прежнему был один, с опустошённым сердцем. Тогда Бонифер, полный гнева, тайком навестил всех, кто собирался участвовать в Баник Дурга, и подговорил их скопом наброситься на Ортама. Воины, полагая, что это не более чем грубая шутка, согласились; они надеялись обеспечить себе победу, вместе навалившись на молодого силача.

В день состязания Бонифер с затаённой радостью наблюдал за унижением друга и предвкушал скорый союз с Мадией Ветрокрыл. Прозвучал рог, и юные лощинцы бросились на поиски спрятанного в холмах башмака. Когда несколько часов спустя они появились на горизонте, преследуя того, кто нашёл башмак, никто не удивился, что этим человеком оказался Ортам. Бонифера это не смущало, поскольку он видел, что его замысел исполняется. Ортам был сильно избит и хромал. Он никоим образом не мог победить, особенно теперь, когда его преследовала сотня могучих соперников.

Бонифер заметил, что Мадия побледнела от страха за жизнь Ортама, – и только тогда он осознал свой промах. Потому что Мадию нельзя было впечатлить одной лишь силой мышц. Ничуть не меньше она ценила мужество и стойкость – именно они гнали израненного и усталого Ортама к Полю Финлея.

Сообщники Бонифера яростно набросились на Ортама, но не смогли вырвать башмак из его рук, ибо им владела любовь, а не только желание победить. Ортам лежал неподвижно под грудой тел, прижимая к груди башмак, которым рассчитывал завоевать сердце Мадии. Так и вышло. Прежде чем Ортам лишился чувств, Мадия выбежала на поле и поцеловала его в лоб. И Бонифер понял, что проиграл. Ортам победил, несмотря на его предательство. Воины, которые нечестно обошлись с Ортамом, от стыда помалкивали и никому не рассказали о сговоре с Бонифером.

Поэтому, когда Ортам выздоровел, он так и не узнал, что друг его предал. Он приблизил Бонифера к себе и пригласил на свадьбу. В тот день, когда принцесса Анниеры и Ортам Гринсмит вступили в брак, Бонифер стоял рядом с Ортамом на правах близкого друга и соотечественника.

Из «Анниерады»

25
«Кроличья лапка»

В тот самый день, когда Джаннер через силу ел тринадцатый кекс в Трубном холме, Сара Кобблер и Марали Ткач стояли у входа в таверну под названием «Кробличья лапка», расположенную в чадных недрах Дагтауна. В Скри выдалось необыкновенно тёплое утро; солнце разбудило стаи мух, комаров и снусов, которые, празднуя наступление весны, впивались во что попало. Они жужжали вокруг впряжённых в телеги и экипажи лошадей и тучами садились на навоз.

Девочки, стоящие у таверны, ожесточённо отмахивались от насекомых. Сара Кобблер держалась прямо и спокойно; Марали Ткач сутулилась и шаркала ногами. Сара была в ярко-синем платье и плаще с капюшоном, Марали – в грязных штанах и залатанной рубашке. Волосы у Сары были собраны в хвост, а у Марали висели неопрятными прядями. Сара морщила нос, чуя всё усиливающуюся от тепла городскую вонь; Марали сплёвывала и шмыгала носом. Случайный прохожий мог подумать, что приличная девочка что-то покупает у бедной оборванки – ну или что бедная оборванка грабит приличную девочку. Но на самом деле девочки были настоящими подругами – их сблизила совместная забота о жильце двенадцатого номера в «Кробличьей лапке».

– Как он там? – спросил Сара.

– Всё то же самое. Почти не ест.

– Он очнулся?

– Да не разберёшь толком, – ответила Марали, ковыряя в зубах щепкой. – Ну давай лучше его разбудим. А то скоро завтрак кончится.

Сара зашла вслед за Марали в таверну, не обращая внимания на угрюмые лица завсегдатаев, устало сгорбившихся над своими кружками и мисками. Девочки поднялись в двенадцатый номер и вошли без стука. Артам П. Ветрокрыл лежал на койке, мечась в тисках кошмара.

– Эсбен, – бормотал он, – я вернусь. Я…

– Артам, – шепнула Сара, садясь на край кровати. – Артам, проснись.

– Только не пой эту песню! – крикнул тот, сел и обвёл комнату безумным взглядом. Он широко раскинул крылья и весь задрожал. Затем моргнул, увидел девочек, которые с тревогой смотрели на него, и закрыл лицо ороговевшими руками. – Мне снился сон…

– Успокойся. Мы здесь, – сказала Сара.

– На-ка выпей, – велела Марали, налив воды из кувшина. – А потом пойдём завтракать.

– Спасибо, девочки. Но я не голоден, – Артам лёг и уставился в стену. – Не голоден, ге нолоден, голоден-холоден, хо-хо-хо!

Поначалу бред Артама пугал Сару, но потом она к нему привыкла. В такие минуты он был слаб и безобиден; но, глядя в его грустные глаза, девочка видела другого человека – обладателя зычного голоса и здравого рассудка. Таким голосом Артам говорил во сне. Однако после приключений на Фабрике вилок – после того как Артам рухнул наземь, крича про какую-то песнь и человека по имени Эсбен, – он почти ничего не делал, только нёс чепуху и метался в кошмарах. Всю зиму напролёт он лежал в постели или мерил шагами комнату и, разглядывая свои пальцы-когти, горько плакал. Марали утверждала, что Артам – Хранитель трона Анниеры, и казалось, она искренне в это верила. Но в глубине души Сара сомневалась, что Сияющий Остров существует на самом деле. Он казался слишком прекрасным. Марали и Гаммон, её приёмный отец, рассказывали, что Артама взяли в плен Клыки, однако, вместо того чтобы стать чудовищем, он превратился в странного и величественного человека-птицу.

Удивительней всего было то, что если Артам Ветрокрыл действительно принадлежит к роду Ветрокрылов с Сияющего Острова – значит, Джаннер Игиби, с которым Сара познакомилась в День Дракона в Глибвуде, тоже член королевской семьи. Он вёл себя как настоящий принц – не побоялся гроба на Фабрике вилок, чтобы осуществить свой план побега. Что-то в глазах Джаннера отличало его от других ребят. Впрочем, Сара сама не знала, не померещилось ли ей. Тем не менее при каждом упоминании Анниеры у девочки становилось тепло на душе. Об Анниере пел бард Армулин; об Анниере рассказывали отец и мать, и их истории заронили в душу Сары семя, которое дало обильные побеги. Она приходила сюда потому, что Артам напоминал ей о Джаннере. Сара едва смела это признать, но ей страстно хотелось, чтобы рассказы об Анниере оказались правдой. Рядом с Артамом Ветрокрылом она в них верила.

Но вот он лежит неподвижной кучей перьев на постели и что-то бормочет, уткнувшись в стену.

– Ну, двинули, – сказала Марали, выдернув подушку у него из-под головы. – Завтрак вот-вот закончится. Кстати, сегодня яичница и свиные биточки.

– Ладно, ладно, – произнёс Артам, спустил ноги на пол и потянулся, встряхнув оперением. – Биточница.

– Что? – спросила Марали.

– Свиничница.

Сара и Марали переглянулись и помогли ему встать. Они свели Артама вниз, стараясь не обращать внимания на гневные взгляды оборванных дагтаунцев. Как только они уселись за маленький столик в углу, перед ними вырос хозяин и сложил руки на животе.

– Три порции, пожалуйста, – сказала Сара.

– Ага. Ну да. А платить кто будет? – сердито поинтересовался он.

Марали нехорошо прищурилась и прорычала в ответ:

– Сам знаешь кто.

– И пусть не тянет. Я его два дня не видел.

– Он защищает твой город от Клыков, если ты вдруг забыл, – гневно сказала Марали. – И не обрадуется, если узнает, что ты нарушаешь уговор.

Хозяин и Марали сердито уставились друг на друга. Марали победила. Хозяин покачал головой и зашагал на кухню, поминая недобрым словом береговиков и разных уродов. Артам ни на что не обращал внимания. Он сидел тихо, барабаня пальцами по столу и качая головой в такт.

– Как там твои сироты? – спросила Марали.

– Хорошая погода всех встревожила, – сказала Сара. – Они боятся, что Клыки могут напасть в любой день.

– Ага, – Марали откинулась на спинку стула, достала один из своих метательных ножей и принялась чистить ногти. – Честно говоря, я их уже жду. Надоело сидеть сложа руки.

– Ну, рано или поздно что-то произойдёт. Клыки не дадут нам жить спокойно.

Хозяин со стуком поставил на стол тарелки и молча удалился.

«Кробличья лапка» была неопрятной, как все дагтаунские таверны, однако Сара признавала, что готовят тут отменно. Артам ковырялся в тарелке, но ничего не ел. Сара поддела кусок яичницы на вилку и содрогнулась при мысли о том, что эта вилка, возможно, была сделана ею на фабрике.

– Открой рот, – попросила она, и Артам повиновался.

Она кормила его как ребёнка, а потом вложила вилку ему в руку и велела есть самому. Время от времени Марали, отвлекаясь от еды, хлопала Артама по плечу и предлагала воды из кружки. Несмотря на всю свою грубость, к Артаму она относилась очень нежно.

Внезапно в таверну влетела тёмная фигура. Все замолчали. Посетители уставились на силуэт мужчины в капюшоне, возникший на фоне дверного проёма. Взмахнув плащом, незнакомец выскочил в центр помещения, принял драматическую позу и воскликнул:

– Ага! Узрите все! Это я, Пламенеющий меч! Я ищу Марали Ткач, и намерения мои благородны!

26
«Прокат лошадей и выпечка Снута»

Сидящие в таверне дагтаунцы угрюмо смотрели на Пламенеющего меча, пока Марали, Сара и Артам вылезали из-за стола. Поскольку Артам и Гаммон зимой возглавили атаку на Клыков и освободили Дагтаун, казалось бы, местные жители могли проявить радушие. Но Дагтаун всегда был адским скопищем трущоб и притонов, и за девять лет жизни под пятой Клыков дагтаунцы стали ещё враждебней.

Сара порой завидовала Марали. Та чувствовала себя в Дагтауне как дома – злобно зыркала на всех, кто на неё косился, и чуть что хваталась за висящие на поясе ножи. А Сара лишь кивала и нервно улыбалась, держа Артама за руку. Тот смотрел в пол и шаркал ногами как старик. Впрочем, и это было неплохо – по крайней мере, он не обращал внимания на недобрые взгляды.

– Спешим! Ага! Скорее прочь! – воскликнул Пламенеющий меч. Он трижды взмахнул мечом, затем снял широкополую шляпу и низко поклонился. – Возвращайтесь к поглощению яичного жаротворения! – Он улыбнулся. – Ого! Кажется, я это сам придумал! И в рифму! О, какие радости сулит нам день грядущий!

Когда Артам и девочки вышли, Пламенеющий меч сделал пируэт и выскочил вслед за ними.

– Что стряслось? – спросила Марали, когда они зашагали по улице.

– Клакстон здесь, – мрачно ответил Гаммон.

Марали остановилась:

– Я к нему не вернусь.

– Не бойся, я ему тебя не отдам. Но он всё-таки твой отец и, полагаю, имеет право увидеться с тобой, прежде чем…

– Прежде чем что?

– …прежде чем я вышвырну его из Дагтауна. Я ему не доверяю. В городе полно людей, которые считают, что Клыки победят. Они не хотят оказаться на проигравшей стороне.

– Они шпионят для Клыков? – спросила Сара.

– Подозреваю, что так, – буркнул Гаммон. – Уже не знаю, кому верить.

– Нам, – сказала Марали, взяв приёмного отца за руку.

Он улыбнулся и сверкнул глазами сквозь прорези в чёрной маске:

– Мне вы тоже можете доверять.

– Дожете моверя-а-ать! – воскликнул Артам, хлопнув крыльями, и почесал в затылке. – Верьте мне. Верьте мне. Верьте мне.

Сара взяла его за когтистую руку, как Марали Гаммона, и все четверо повернули за угол.

Они проходили мимо дагтаунцев, которые гнали коз и тащили корзины с овощами, ворча на ходу. Обитатели стоящих уступами домов бездельничали, сидя у окон, и болтали, а иногда – в гневе или просто шутки ради – запускали через улицу башмаком или гнилым яблоком.

У заведения «Прокат лошадей и выпечка Снута» небольшая толпа дразнила двух воинов-кимерцев, которые спокойно стояли на пороге, положив руки на рукояти мечей. Толпа состояла из береговиков. Сара поняла это по запаху – а ещё по всклокоченным волосам, грубым голосам, ножам и туче мух.

– Дорогу, дорогу! – голосом Пламенеющего меча вскричал Гаммон. – Расступитесь, невежественные мужланы, и не препятствуйте нам досягнуть до двери! Ибо таково наше назначение!

К человеку в чёрном повернулись грязные, усеянные бородавками, болезненно бледные лица. Береговики заухмылялись.

Пламенеющий меч гордо вздёрнул подбородок, одним движением отшвырнул плащ в сторону и обнажил клинок.

– Кто желает биться со мной? – спросил он, подзывая противников свободной рукой. – Прошу вас! И возликую я, ибо утро моё наполнится радостью!

– Это Марали Ткач? – спросил кто-то.

– Да! – крикнула женщина – по крайней мере, Саре показалось, что это женщина. У неё были густые усы. – Ты не узнаёшь меня, Марали? Я твоя любимая четвероюродная сестрёнка по отцу! Кузина Погги!

– Ага. Знаю тебя, – кивнула Марали, скрестив руки на груди. – Хоть ты и моя четвероюродная сестра, я тебе больше не родня. Я теперь живу у Гаммона.

– У кого? – презрительно спросила Погги.

Гаммон кашлянул и, прежде чем Марали успела ответить, взмахнул мечом. Береговики зашипели в ответ.

– Клакстон Ткач над вами главенствует, кажется? Он желал переговоров с Пламенеющим мечом, и Пламенеющий меч перед вами. Вот моя премблема! – он выпятил грудь, чтобы была видна алая вышивка – буквы «П» и «М». – Подобает вам дать мне дорогу и оставить моих друзей в покое! Берегитесь!

– Спасибо, командир, – сказал один из стражников, когда береговики отступили. – Ткач ждёт.

Гаммон не сводил глаз с береговиков, придерживая дверь для Сары, Марали и Артама. Внутри «Проката лошадей и выпечки Снута» стояли ещё несколько воинов, наблюдая за задней дверью. Сара шла вслед за Артамом по магазину, пол которого был усыпан сеном, навозом и мукой. Она твёрдо решила, что выпечку здесь пробовать не будет.

Задняя часть здания больше напоминала амбар, чем магазин, и казалась неуместной посреди большого города. Там даже был сеновал, на краю которого, свесив ноги, сидели несколько береговиков. Слева находился загон с козами, а справа – печь, из которой полная приземистая женщина как раз доставала противень с горячими булочками. Кимерские воины, почуяв аромат, издали восторженный стон.

Но общее внимание было обращено на стол в середине маленького, вымощенного булыжниками внутреннего дворика. За столом сидела компания мужчин и женщин – одни имели такой же замызганный вид, как береговики, другие больше походили на обедневших выходцев из Торборо. На стуле во главе стола, развалившись, восседал рослый лохматый мужчина, от которого исходила такая вонь, что вошедших замутило.

– Стойте рядом, – шепнул Гаммон.

Марали крепко сжала его руку. Артам следовал за ними, упорно глядя под ноги.

При их приближении Клакстон Ткач вскочил. Борода у него рассыпалась по груди спутанными прядями, в которых кишмя кишели насекомые. Взгляд у Клакстона был жестокий и тупой, как будто он вечно злился, однако ему недоставало ни ума, чтобы обдумать причину, ни сердца, чтобы обеспокоиться. Невзирая на лохмотья и грязные сапоги, он не казался обыкновенным нищим. Грудь у короля береговиков была широкая, поза угрожающая. Казалось, ему ничего не стоило сломать стол пополам, и сидящие рядом с ним люди в этом вряд ли сомневались.

– Марали! – взревел он.

Сара увидела, как в глазах Клакстона мелькнула ярость, прежде чем он заставил себя изобразить на лице нечто вроде радости. Поскольку Клакстон Ткач понятия не имел, что это такое, радость в его исполнении больше напоминала приступ тошноты. Голос Ткача звучал мрачно и хрипло, словно днище лодки тёрлось о каменистое дно реки Блап.

– Я думал, что никогда больше тебя не увижу!

– Ага, – отозвалась Марали, выглядывая из-за Гаммона. – А я и не хотела.

– Пора домой, дочка, – Клакстон злобно улыбнулся. – Мы так по тебе скучаем.

– Я уже дома. Ты перестал быть моим отцом, когда запер меня в клетку.

– Возможно, – произнёс Гаммон голосом Пламенеющего меча, – нам следует сесть и предаться изустному объяснению, прежде чем наши кулаки сподвигнут нас к рукопашной.

Клакстон медленно отвёл взгляд от Марали и уставился на Пламенеющего меча:

– Не понимаю, что ты там несёшь, но, похоже, ты хочешь сказать, что нам надо поговорить.

Клакстон сел, и стул скрипнул под его весом. Гаммон устроился на противоположном конце стола. Марали встала у него за спиной, подозрительно глядя на Клакстона. Её голова лишь чуть виднелась из-за плеча Гаммона.

– Я желаю знать, кто такой этот Гаммон и с чего он взял, что имеет право похищать мою дочь, – заявил Клакстон. – Мою милую дочурку, которую я не променяю на целое ведро глипперов.

Несомненно, в его глазах это был наивысший комплимент.

– Довольно с тебя того, что Гаммон очень любит Марали, – спокойно ответил Пламенеющий меч. – Он готов жизнь за неё отдать.

Клакстон прищурился:

– Я о тебе слыхал. Пламенеющий меч, который сражается с Клыками во мраке ночи. Ты им доставил уйму хлопот. Ящеры охотно содрали бы с тебя шкуру живьём.

– Клянусь, эти чувства вполне взаимны! – воскликнул Гаммон. – Ты попросил нас о встрече, и мы согласились, потому что наш военный совет, – он обвёл рукой сидящих за столом мужчин и женщин, – желает знать, ручаешься ли ты за помощь береговиков в нашем славном деле. Война вот-вот вспыхнет. Скриане – а ты тоже скрианин, хоть и береговик, – будут рады любым союзникам.

– Береговики сделают, как я велю, потому как я король Восточной излучины, а также Средней и Западной, – сказал Клакстон. – Он с ухмылкой достал из кармана свою пону (золотой медальон) и две другие (серебряный шарик и детский башмачок) и пояснил: – Разжился этими штучками прямо накануне битвы. – Затем Клакстон подался вперёд и процедил, глядя на Марали: – Я прикажу береговикам бить Клыков. Но только при одном условии. Ты скажешь Гаммону, что моя дочь ему не принадлежит. Она вернётся ко мне.

– Кажется, Марали выразилась ясно, – ответил Пламенеющий меч. – Ты лишился права называться отцом. Я бы сказал, что ты лишился и права на свободу. – Он встал и положил руку на рукоять меча. Теперь он говорил как Гаммон, а не как Пламенеющий меч. – У нас есть тюрьмы. И члены совета готовы выступить в качестве судей, если понадобится. Будем продолжать в том же духе или ты оставишь Марали в покое?

Клакстон поднялся. Члены совета – далеко не слабаки – в тревоге переглянулись. Клакстон сжал кулак и поднёс его к лицу Гаммона:

– Клянусь берегом и мамашей Железного кулака, что я верну себе дочь, Пламенеющий меч. Так или иначе, но верну. Но вопрос вот в чём: ты хочешь, чтобы мои люди дрались за Дагтаун или нет? Если да – отдай мне девчонку. Если нет – мы уходим.

– Ты правда собираешься драться на стороне Клыков? – спросил Гаммон, покачав головой.

– Мы будем драться за того, кто побеждает.

– Я привёл Марали сюда, чтобы ты мог с ней попрощаться. Я надеялся, ты поймёшь, что её любят и опекают. Я надеялся, что ты, по крайней мере, будешь благодарен Создателю за то, что она обрела дом.

– Я не вернусь, – дрожащим голосом сказала Марали. – Я больше не хочу на берег.

Лицо Клакстона словно окаменело. По бороде у него пробежал жук и скрылся в густых усах. Саре были хорошо видны злые глаза береговика. Она вглядывалась в них, пытаясь найти хоть проблеск сочувствия, но с тем же успехом девочка могла смотреть в мутную реку.

Гаммон отодвинулся от стола и заслонил собой Марали. Члены совета поднялись, достали мечи и сомкнулись кольцом вокруг Гаммона и девочки. Воины-кимерцы обнажили оружие и шагнули к Клакстону. Артам, к большому облегчению Сары, выглядел вполне здраво и разумными глазами наблюдал за происходящим.

– Значит, ты не будешь драться за Дагтаун? – уточнил Гаммон.

– Если не получу дочь обратно – нет.

– Тогда я арестую тебя, Клакстон Ткач, за измену и мятеж. Мне бы следовало арестовать тебя и за то, что ты никудышный отец, но, думаю, это подпадает под определение измены. – Гаммон снял маску и бросил её на стол. – Меня зовут Гаммон, и, если ты хочешь увести девочку с собой, тебе придётся сперва убить меня. Отойди, Марали.