Текст книги "Дикая магия"

Энгус Уэллс
Дикая магия

Глава первая

Увидев всадников, Ценнайра порадовалась за себя, словно и вправду потерялась. Она наблюдала за ними из высокой травы. И лишь убедившись в том, что это не дикари, поднялась и замахала руками.

Они подъехали к ней лёгким галопом. Красивая женщина с льняными развевающимися на ветру и поблёскивающими под утренним солнцем волосами на сивом мерине; темнокожий керниец, восседавший на огромном чёрном жеребце, – длинные волосы его были забраны сзади в конский хвост, а голубые глаза не мигая смотрели на неё; и юноша, тёмный от загара, но явный лиссеанец, судя по чертам лица; его выгоревшие на солнце золотистые волосы также были забраны сзади в конский хвост на кернийский манер, а на лице застыло озадаченное выражение.

Она побежала им навстречу, и всадники сбавили ход, с любопытством оглядывая её с головы до ног и, как бы невзначай, опустив руку на эфес мечей. Глаза их шарили по сторонам, словно они боялись засады.

– Слава богам, вы здесь! – воскликнула она. – Меня зовут Ценнайра.

Каландрилл подозрительно косился на незнакомку, не понимая, как она сюда попала. Он не мог не отметить её красоты. Иссиня-чёрные, спутанные с травинками волосы обрамляли чумазое лицо с резко выделявшимися ярко-красными губами и огромными карими глазами. На ней был дорожный костюм из мягкой коричневой кожи, мятый и грязный, туника, выставлявшая напоказ полную грудь под грязной рубашкой, и длинные ноги в узких штанах. Красивее женщины Каландрилл ещё не видел. Он натянул поводья, остановил лошадь и поклонился, забыв о мече. Потом спешился и улыбнулся, не обращая внимания на ворчание Брахта и на подозрение, сверкавшее в серых Катиных глазах.

– Ценнайра, – он подошёл к ней на шаг. – А меня зовут Каландрилл.

Ценнайра едва слышно повторила его имя, даже не пытаясь скрыть облегчения – наконец-то перед ней её добыча. Так вот он – Каландрилл ден Каринф. По рассказам Аномиуса она представляла его фатоватым тщеславным князьком, учёным-неженкой. Но мускулистый молодой человек, стоявший перед ней, скорее походил на воина. Он был ловок и крепок, как его меч, и отличался грацией в движениях. В его карих глазах светилось любопытство. Несомненно, он был красив. Ценнайра, издав слабый стон, бросилась ему на шею. Коричневая кожа его рубашки мягко коснулась её щеки. От него исходил дурманящий аромат мужского пота и конской сбруи. Каландрилл нежно обнял её за плечи, и впервые после дикой скачки она почувствовала себя в безопасности. Сыграть свою роль ей не составило труда.

Чувствуя её дрожь, Каландрилл зашептал ей на ухо слова утешения. Странно, думал он, разве могут столь чёрные волосы так ярко переливаться на солнце? Спутники Каландрилла, не переставая оглядываться, соскочили с лошадей.

– Как ты здесь оказалась?

Ценнайра оторвала голову от груди Каландрилла, где ей было так спокойно, и посмотрела на задавшего вопрос. На нем были рубашка и брюки из мягкой чёрной кожи; длинные чёрные волосы, забранные сзади, открывали высокий лоб, а ярко-голубые глаза на ястребином лице рассматривали её без всякого выражения. На тонкой талии болтались ножны с кернийским мечом. Брахт – подумала Ценнайра. Женщина с серебристыми волосами и серьёзными серыми глазами была одета в кольчугу и брюки, подчёркивавшие её длинные красивые ноги. А это Катя – догадалась она. Правая рука девушки, как и рука Брахта, лежала на рукоятке изогнутой сабли.

Ценнайра шумно вздохнула и слегка отстранилась от Каландрилла. Не глядя ему в глаза, она знала, что ему не хочется выпускать её из своих объятий: Быстро, едва не захлёбываясь, она поведала им историю, придуманную Аномиусом, и в подтверждение махнула рукой в сторону останков лошади.

Она представилась кандийкой, вложившей средства в караван, возглавляемый неким лиссеанским купцом в Гансхольде. Переживая за исход предприятия, она лично отправилась в Куан-на'Фор. Они благополучно добрались до Кесс-Имбруна, откуда намеревались взять путь на восток. Но тут на них напали всадники, прискакавшие с юга, с Джессеринской равнины. Живописуя схватку, в которой якобы чудом осталась жива, она то и дело вздрагивала, пуская слезу; голос её срывался.

Закончив рассказ, Ценнайра вздохнула, шмыгнула носом и попросила разрешения смочить губы. Каландрилл передал ей фляжку, и она принялась жадно пить, не сводя с них глаз.

Каландрилл явно ей поверил. В Брахте же она почувствовала некоторое сомнение; Катя ей явно не доверяла. Но Ценнайру это не обеспокоило – люди они благородные и вряд ли бросят её одну. Да и лишней лошади у них нет, чтобы отправить её восвояси. Так что воля Аномиуса исполнится, они возьмут её с собой. А это – как раз то, что нужно и ей, если она хочет избавиться от уродливого маленького колдуна. И все же, возвращая фляжку и благодарно улыбаясь, Ценнайра размышляла, стоит ли прибегать к козырной карте. И наконец решилась.

– Бураш! – воскликнула она под вопросительным взглядом Брахта. – Вы не представляете, какой я пережила ужас: столько смертей. К тому же…

Ценнайра вспомнила, что недавно видела, и ей не пришлось делать над собой усилие, чтобы задрожать всем телом. Последние слова она произнесла, понизив голос до перепуганного шёпота.

– К тому же?.. – переспросил Брахт.

– Дера! – возмутился Каландрилл. – Ты что, не видишь, в каком она состоянии? Да она сейчас умрёт от голода.

– Это верно, – солгала Ценнайра. – Но прежде я поведаю свою историю.

Каландрилл раздражённо хмыкнул, и она улыбнулась, довольная своей властью над чувствами мужчин. Вернее, некоторых мужчин, поправила она себя. На Брахта она не произвела никакого впечатления. Это все потому, успокаивала она себя, что он влюблён в вануйку. Интересно, что чувствует женщина, вызывающая подобную любовь? Она поспешила отогнать от себя эти мысли и рассказала им истинную правду.

– Мой конь пал здесь невдалеке, – хрипло пояснила она. – Сюда я дошла пешком. Думала, что тут я в безопасности. Но вдруг появился всадник и что-то… я сама не поняла что… удержало меня от того, чтобы броситься ему навстречу. От него исходило какое-то зло… Вокруг него была дурная аура… Поэтому я спряталась. И правильно сделала.

Она нахмурилась и замолчала, вспомнив пережитое. Все трое внимательно смотрели на неё.

– Он разжёг костёр, вытащил из седельного вьюка мясо и начал есть. Бураш! Это было ужасно. Он жарил и ел человеческое мясо.

– Рхыфамун! – с ненавистью воскликнул Каландрилл.

Катя с отвращением поджала полные губки. Брахт презрительно сплюнул и сказал:

– Продолжай!

Ценнайра инстинктивно провела рукой по губам, словно избавляясь от неприятного привкуса. Ей не пришлось разыгрывать отвращение.

– Я была напугана, – продолжала она говорить чистую правду. – Я боялась, что он почувствует моё присутствие. И бежать я тоже боялась: а вдруг заметит? Мне ничего не оставалось, как прятаться в высокой траве и наблюдать за ним.

– Как он выглядел? – отрывисто спросил Брахт. – Опиши его.

– Волосы песочного цвета, сломанный нос, карие глаза, – ответила она.

Трое путников переглянулись. Брахт жестом попросил её продолжать.

– Затем он стал колдовать, – сказала она. – Это было явное колдовство, потому что через некоторое время из расселины поднялось пять воинов-джессеритов, коих он заставил драться между собой. Когда он говорил, воздух наполнялся запахом миндаля. Джессериты дрались до тех пор, пока не пали все, кроме одного. Тогда Рхыфамун залечил его раны и заставил его сбросить тела товарищей в расселину. Лошади же по его приказу прыгнули туда сами. Затем… – Она закрыла глаза и покачала головой. Каландрилл с озабоченным лицом положил ей на плечи сильные руки.

– Что потом? – спросил он, и голос его прозвучал намного мягче, чем вопрос Брахта.

– Он вселился в него! – воскликнула Ценнайра. – Он пропел какое-то заклинание, в воздухе опять сильно запахло миндалём. Что-то метнулось между ними… Словно из уст его вырвалось пламя, кое вошло в тело джессерита. В следующую секунду человек с волосами песчаного цвета упал. Ах, Бураш!

Она повернулась к Каландриллу и бросилась ему в объятия, прижимаясь щекой к груди.

– Он, теперь уже в обличье джессерита, сбросил тело в расселину. Затем вскочил на единственную оставшуюся лошадь и стал спускаться по тропинке вниз.

– Дагган-Вхе, – проговорил Каландрилл. – Он отправился на Джессеринскую равнину.

– Это все? – спросил Брахт.

– Была ещё книга, – сказала Ценнайра. – С собой он взял только книгу.

Каландрилл напрягся всем телом и резко сказал:

– Расскажи про книгу.

Ценнайра бессильно пожала плечами. Теперь она не сомневалась, что это та самая книга, ради которой Рхыфамун пролил столько крови. И Аномиус тоже.

– Она маленькая, – пробормотала Ценнайра. – В чёрном переплёте, но мне показалось, что от неё исходит ужасная сила.

– «Заветная книга», – сказал Каландрилл.

– Названия её я не ведаю, – солгала Ценнайра. – Но он явно ею дорожил.

– Истинно, – горько согласился Каландрилл. – Он её высоко ценит.

– А ты можешь описать воина, в тело которого он переселился? – резко спросил Брахт.

– Невысокий, – начала она, – с кривыми ногами и маслянистыми волосами. На нем были доспехи, шлем, лицо спрятано за металлической сеткой.

Брахт рубанул рукой воздух.

– Да так выглядит любой джессерит на равнине. Опиши его лицо так, чтобы его можно было узнать.

– Вы поскачете за ним? – Ценнайра ничуть не сомневалась в том, что именно так они и поступят, но ей не составило труда разыграть удивление. – Кому нужно гнаться за таким человеком?

– Мы должны, – мягко пояснил Каландрилл. – Ты можешь его описать?

Она отрицательно мотнула головой.

– С трудом. Он мало чем отличается от других. У него широкое лицо и узкие глаза. – Она помолчала с мгновение, вспоминая. – У него усы. И он, кажется, молод.

– Ахрд! – воскликнул Брахт. – Богу, создавшему джессеритов, явно не хватало воображения. Да так выглядят тысячи и тысячи джессеритов!

Катя жестом попросила его замолчать.

– Как давно это было? – спросила она.

Голос её звучал спокойно. Она словно уравновешивала собой нетерпеливого кернийца. Ценнайра благодарно улыбнулась и сказала:

– Три дня назад.

Брахт так выругался, что тёплый воздух зазвенел:

– Три дня? Ахрд, почему ты не доставил нас сюда раньше!

Катя, махнув рукой в сторону Кесс-Имбруна, рассудительно спросила:

– Дагган-Вхе ему все равно не миновать. А затем ему предстоит подниматься по противоположной стороне. Если мы поспешим, то можем перехватить его в расселине. Ведь он, в конце-то концов, один!

– Вряд ли мы его догоним, – покачал головой Брахт, кивая в сторону ущелья. – Кровавый путь – трудная дорога, там не поспешишь. Да и внизу не легче. Скалы образуют настоящий лабиринт, каменный лес. Нет, пока он для нас недосягаем.

Катя кивнула, отдавая должное его знанию местности, и задумалась, покусывая нижнюю губу.

– К тому же он опять сменил тело, – горько продолжал Брахт. – Проклятый гхаран-эвур! Ахрд, да ведь все джессериты на одно лицо! И ни один из них не умирает от любви к иноземцам. Как только он выйдет на равнину, он найдёт себе прибежище.

– Если я его увижу, – осторожно вступила в разговор Ценнайра, – то непременно узнаю.

Глаза Брахта сузились. Каландрилл насторожился. Катя с любопытством посмотрела на неё. И Ценнайра испугалась, что перестаралась. Она беспомощно взмахнула рукой, губы её задрожали, на глаза навернулись слезы.

– У нас нет лошади, – сказал Брахт.

– Ты предлагаешь бросить её здесь? – спросил Каландрилл.

– Она видела его лицо, – заметила Катя.

– Но она нас задержит! – Брахт сердито ударил себя кулаком по бедру и заскрежетал зубами. – Если мы возьмём её с собой, то одной из лошадей придётся нести двойную ношу.

– Она лёгкая, – сказал Каландрилл. – И не забывай, что мы не первый раз встречаем незнакомцев. И все они сторицей отплатили нам за помощь.

Он коснулся рукояти своего меча, напоминая Брахту о встрече с богиней Дерой.

– Она видела его лицо, – повторила Катя. – Каландрилл прав: нельзя бросать её здесь.

– Умоляю, не бросайте меня! – воскликнула Ценнайра с неподдельным ужасом. Однако знала: она не умрёт, она не может умереть, поскольку сердце её, ещё бьющееся, хранится в заколдованной шкатулке Аномиуса, и, пока оно во власти чар колдуна, она бессмертна, ни голод, ни жажда не пугали её. Еда из необходимости превратилась в простое удовольствие. Но если эти трое не возьмут её с собой, то на неё падёт гнев Аномиуса, и тогда ей не освободиться от его чар и она навеки останется куклой в его руках, от которой он избавится, едва она перестанет быть ему нужной, или будет уничтожена колдунами, от рук которых может пасть сам Аномиус. Она не желала оставаться одна. Надо исполнить волю хозяина и принести ему «Заветную книгу», а затем извернуться и завладеть вновь своим сердцем.

Только сейчас Ценнайра сообразила, что впервые с тех самых пор, как Аномиус вынул у неё из груди сердце и превратил её в зомби, она познала страх именно в эти последние дни, проведённые в одиночестве в траве. Жестокое колдовство Рхыфамуна изменило её настолько, что она и сама не понимала, что с ней происходит. Она плотнее прижалась к Каландриллу, словно ища в нем поддержки.

– Нельзя её бросать, – заявил Каландрилл. – Дера, Брахт! Сколько она протянет здесь одна, без коня?

– А чтобы доставить её к людям, понадобится несколько дней, – добавила Катя. – А Рхыфамун тем временем будет скакать и скакать.

– Истинно, – с неохотой согласился керниец.

Ценнайра с облегчением вздохнула. Каландрилл сказал:

– Она поедет со мной. Может, нам повезёт, и мы найдём лошадь на Джессеринской равнине?

– Джессериты не очень радушный народ, – возразил Брахт. – Они скорее убьют пришельцев, чем продадут лошадь.

– Тогда украдём, – беззаботно заметил Каландрилл. – Но я не брошу её здесь одну. Вспомни Деру, Брахт.

Керниец устремил на Ценнайру взгляд холодных голубых глаз.

– Ты богиня? – бесцеремонно спросил он. – Откройся нам, и я буду тебе благодарен.

– Я не богиня, – смиренно ответила она.

Брахт хмыкнул и уставился на Каландрилла.

– Если она не богиня, то кто сказал, что она не творение Рхыфамуна? Может, это его засада?

Каландрилл чуть отстранился от Ценнайры и спросил:

– Разве она похожа на творение колдуна? – Он и не подозревал, как Брахт был близок к истине. – Сейчас мы это проверим. – Он улыбнулся и вытащил из ножен меч, жестом дав понять, что не причинит ей вреда. – Прикоснись к клинку, докажи моим неверующим друзьям, что ты та, за кого себя выдаёшь.

Ценнайра замерла. Какой силой обладает этот меч? А вдруг он её разоблачит? Но выбора не было. Отказ означал бы саморазоблачение. Если меч разоблачит её, она расскажет им все об Аномиусе и предложит сотрудничество, моля о пощаде. А если не получится, попытается бежать.

Каландрилл, неправильно истолковав её замешательство, мягко сказал:

– Тебе ничто не угрожает. Просто положи руки на клинок.

Будь у Ценнайры в груди сердце, оно бы забилось с бешеной скоростью. Она с трудом заставила себя положить руки на сталь.

Ничего не произошло, и Каландрилл сказал:

– Видите? Магия Деры – свидетельство её честности. Она та, за кого себя выдаёт, – беглец, преследуемый неудачей.

– Неудача оставила меня, – пробормотала Ценнайра, когда он сунул меч в ножны.

Брахт хмыкнул и, согласившись с утверждением Каландрилла, спросил:

– Так ты намерен взять её с собой?

– А что ещё нам остаётся? – был ответ. – Разве что отвезти её в ближайшее становище. Тем самым мы сыграем на руку Рхыфамуну. Тем более, она его видела. А для нас это очень важно.

Брахт нехотя кивнул и посмотрел на Катю.

– Что скажешь ты?

– Что у нас нет выбора. Надо брать её с собой. Она нам пригодится.

Керниец вздохнул и пожал плечами:

– Да будет так. Она отправится с нами. – Он вновь посмотрел на Ценнайру. – Мы скачем без передышки. Нас поджидает множество опасностей. Смерть в нашей компании может быть очень жестокой. Не предпочтёшь ли ты остаться?

– Я поеду с вами, – твёрдо заявила она, – куда бы вы ни направились. Я не останусь здесь больше ни дня.

– Значит, теперь нас четверо. – Керниец взглянул на небо, по которому упрямый ветер гнал облака. Солнце клонилось к западу. – Начнём спуск на рассвете.

– Не сейчас? – удивился Каландрилл. – Дадим Рхыфамуну ещё один день?

Брахт мотнул головой.

– Если мы двинемся сейчас, ночь застанет нас на Дагган-Вхе. Чтобы спуститься в долину, нужно по меньшей мере два дня. – Он искоса взглянул на Ценнайру. – А на Кровавой дороге нет постоялых дворов. Так что лучше иметь в запасе день. И лошадям надо отдохнуть.

– Как скажешь, – согласился Каландрилл. – Но я бы хотел взглянуть на этот сказочный путь прямо сейчас.

Брахт усмехнулся и махнул рукой в сторону Кесс-Имбруна:

– Смотри.

Каландрилл направился к пропасти, и Ценнайра побежала за ним, хватая его за руку и наслаждаясь исходившим от него ароматом похоти, который забивал собой терпкий запах пота, лошади и кожи. Она ясно видела, что это чувство сбивает его с толку, отвлекает от главной цели и потому он борется с ним. А если он ещё мальчик? – заинтригованно подумала она. Для того чтобы почувствовать его силу, не надо быть зомби, взяв себя в руки, подумала Ценнайра. Кто знает, какой властью обладают эти трое!

Воздух над Кесс-Имбруном дрожал. Дальние отроги терялись за лёгкой голубой дымкой умирающего дня. Травянистая равнина Куан-на'Фора бежала к самой кромке пропасти и неожиданно обрывалась, словно обрезанная огромным ножом. Отсюда, насколько хватало глаз, каменная стена уходила резко вниз, теряясь в тенях надвигающейся ночи. Огромный разлом манил сделать ещё один, совсем маленький шажок и отдать себя пустоте. Глубина была столь величественна, что казалось, тело никогда не натолкнётся на землю, а будет вечно парить в воздушных потоках, как та чёрная птица, что летала под ними. Ценнайра инстинктивно прижалась к Каландриллу. Он обнял её за плечи. Брахт показал на тропу к востоку и на глубокий овражек, сбегавший по склону обрыва вместо тропы. Ниже он расширялся настолько, что там одновременно могли пройти несколько лошадей, а затем терялся в глубине.

– Дагган-Вхе, – пояснил Брахт.

– Дера! – произнёс Каландрилл, не сводя глаз с бездонного Кесс-Имбруна. – Конца-края не видно.

– Истинно, – согласился Брахт. – Путешествие по нему будет не из приятных.

– Куда мог направиться Рхыфамун? – спросила Катя. На неё, видавшую горы на родине, пропасть произвела меньшее впечатление. – На восток, на запад или на север?

– Если ему надо к Боррхун-Маджу, как мы полагаем, – пояснил Брахт, – то он возьмёт немного на запад и поднимется вверх по ближайшей тропе.

– У него три или четыре дня форы, – пробормотала Катя. – К тому же мы вступаем на землю, где нам вряд ли будут рады.

– Но с нами есть та, которая видела его лицо, – вставил Каландрилл, все ещё обнимая Ценнайру за плечи. Его следующие слова обеспокоили её: – Там тоже есть ведуны. Им, как говорящим с духами в Куан-на'Форе, тоже может открыться наша цель.

– При условии, что до того нас не убьют воины, – сказал Брахт.

– Сия опасность все время следует за нами по пятам, – усмехнулся Каландрилл. – Не остановит она нас и сейчас.

Брахт с Катей промолчали и отвернулись от бездонной расселины.

Когда они сидели вокруг костра, Ценнайра была спокойна. Какими бы магическими свойствами ни обладал меч Каландрилла, он не выдал её, и троица приняла её за попавшую в беду женщину. Ценнайра с готовностью отвечала на все вопросы, хотя их интересовал прежде всего Рхыфамун, а не её прошлое. Она в свою очередь могла безбоязненно расспрашивать их.

Продолжая играть свою роль – ради Аномиуса или самой себя, она и сама толком теперь не знала, – она выдавала себя за невинную девушку. Вгрызаясь в мясо как давно ничего не евший человек, она исподволь выведала у них все, что ей было нужно.

– Вселившись в тело Варента ден Тарля, Рхыфамун обманул нас и отобрал книгу, когда она уже была у нас в руках, – пояснил Каландрилл. – При помощи магии он перенёсся из Тезин-Дара назад в Альдарин. Там он переселился в тело Давена Тираса, того самого, который околдовал джессеритов. А мы все гонимся и гонимся за ним. Сначала на север через Лиссе, а затем через весь Куан-на'Фор. По нашим расчётам он направляется к Боррхун-Маджу, чтобы пересечь его.

– А разве за ним что-то есть? – поинтересовалась Ценнайра.

Брахт коротко рассмеялся.

– Это мы скоро узнаем, если доживём.

– Возможно, именно там покоится Фарн, – пояснил Каландрилл. – Рхыфамун намерен пробудить Безумного бога, дабы, стоя по правую руку от него, управлять миром.

– А я думала, Фарн и Балатур были преданы забвению Первыми богами, – прошептала Ценнайра. – Полагала, их изгнали с лица земли божественные родители за хаос, учинённый ими на земле.

– Истинно, так оно и было, – торжественно подтвердил Каландрилл. – Но Ил и Кита не уничтожили, а предали их забвению, погрузив в вечный сон и скрыв от человечества место их опочивальни. Это место указано в «Заветной книге». Что же до заклятия пробуждения, Рхыфамун уже давно им обладает. Если он добьётся своего, то мир будет ввергнут в хаос.

– И вы втроём выступили против него? – пробормотала Ценнайра, невольно восхищаясь храбростью спутников.

– Нам помогают Молодые боги.

– В Кандахаре сам Бураш вызволил нас из рук чайпаку, – кивнул Каландрилл, – и в мгновение ока перенёс нас через Узкое море в Лиссе. А там нам явилась Дера и благословила мой клинок, дабы он защищал нас от колдовства. В Куан-на'Форе Ахрд спас Брахта от распятия и перенёс нас через Куан-на'Дру.

– Но не так быстро, как бы хотелось, – недовольно пробормотал Брахт.

– Без него мы были бы ещё очень далеко отсюда, – возразил Каландрилл, с улыбкой глядя на Ценнайру. – А теперь с нами человек, который видел его лицо. Возможно, тебя привели сюда сами боги, чтобы ты нам помогла.

Ценнайра с трудом заставила себя улыбнуться. Обрывочные знания, которые она почерпнула от Аномиуса и во время собственного путешествия, вдруг сложились воедино, и она впервые поняла, чего добивается Рхыфамун. Ей стало не по себе. Колдун намеревается уничтожить мир. И если ему это удастся, то она тоже обречена. Власть, данная Фарном, поставит Рхыфамуна над всеми колдунами: безумец получит безграничную власть. Аномиус тоже безумец, но вряд ли он сможет противостоять Рхыфамуну. Он проиграет, подумала она, ибо благодаря Фарну Рхыфамун станет всесильным. И что тогда будет с ней? Как творение Аномиуса, как его помощник, она наверняка будет обречена вместе со своим творцом: если Рхыфамуну удастся пробудить Фарна, то она, как и эта троица, погибнет.

Быстро рассмотрев все возможные варианты, она пришла к единственному выводу: ради самой себя нужно оказать им всяческую помощь, ибо победа над Рхыфамуном в интересах не только мира, но и лично её. А потом… Потом ей опять придётся принимать решение. Отобрать ли у них «Заветную книгу» и доставить ли её к Аномиусу? И что потом? А потом она перестанет быть ему нужной, и Аномиус избавится от неё. Нет, пожалуй, лучше отдать себя в руки Молодых богов, когда их цель будет достигнута. Молодые боги простят ей многие из её грехов, ведь она привнесёт немалый вклад в эту победу. Хотя, кто знает? Пока ясно только одно: она повязана с тремя путниками одной ниточкой, их цель стала и её целью.

– Неисповедимы пути богов, – с улыбкой сказал Каландрилл, неправильно истолковав её молчание. – Возможно, тебя действительно привели сюда боги. Но даже если не так, это неважно. Важно, что мы нашли тебя и теперь мы вместе.

Эти слова вселили в неё надежду, и она улыбнулась.

– Боюсь, сюда меня привёл несчастный случай. Как бы то ни было, я вам помогу.

– Отлично сказано! – захлопал в ладоши Каландрилл.

Катя, сидевшая с другой стороны костра, улыбнулась. Брахт молча кивнул и предложил отправиться спать, выставив охрану против тех самых бандитов, которых выдумала Ценнайра.

Первой дежурила Катя. Каландрилл – за ней. Небо переливалось звёздами, и лишь далёкий вой охотившихся в траве диких собак нарушал ночную тишину. Было уже по-летнему тепло. Каландрилл взял лук, вышел из круга света и присел на корточки в темноте. Перед глазами его стояло лицо Ценнайры.

Мириады пташек, обитавших в этой земле, объявили о наступлении рассвета. Исполнив приветственный хор нарождающемуся дню, они перешли каждая на свой мотив. Небо на востоке начало медленно сереть, а затем засинело в вырвавшихся из-под края земли сверкающих лучах. Лёгкие перистые облака походили на воздушные островки в безграничном море. Каландрилл поднялся на ноги, стряхнул с одеяла влагу, собрал с травы росу и протёр лицо. Затем достал из перемётной сумы расчёску и зеркало. Брахт уже сидел Н а корточках у огня, колдуя над завтраком. Он с усмешкой взглянул на Каландрилла.

– Красив как принц. Она не устоит, – пробормотал керниец, словно разговаривал с собой, и Каландрилл неуверенно улыбнулся – давно он уже так не заботился о своём внешнем виде.

Проснулись Катя с Ценнайрой и отошли в сторону для утренних омовений: Ценнайра старалась казаться неуклюжей. Каландрилл все равно смотрел на неё во все глаза.

Когда девушки вернулись к костру, Ценнайра уже выглядела вполне бодрой. Это потому, что теперь она не одна, решил про себя Каландрилл. Понимает ли она всю важность испытания, коему себя подвергает? Он поторопился отогнать от себя эту мысль. Зачем себя мучить, если выхода все равно нет?

Со своей стороны Ценнайра разыграла здоровый аппетит и с удовольствием выпила похлёбку, сваренную Брахтом. Скромно улыбнулась Каландриллу и послушно кивнула, когда керниец сказал, что она поедет с ним.

– Мой вороной самый сильный, – пояснил Брахт. – У него крепкие ноги. А Дагган-Вхе временами очень крут и узок. Держись за меня покрепче, а если боишься высоты, то закрой глаза.

– Хорошо, – пообещала она.

Каландриллу вовсе не понравилось, что Брахт распоряжается девушкой, как своей собственностью, но он тут же отругал себя за глупость. Брахт совершенно прав, так безопаснее и быстрее. Каландрилл подавил приступ ревности, но не мог не пожалеть о том, что руки её будут обнимать Брахта.

Они закончили завтрак, затушили огонь и оседлали лошадей. Каландрилл галантно помог Ценнайре забраться на вороного, и от её прикосновения у него опять закружилась голова – кожа у неё была мягкой и гладкой. Она поблагодарила, и Каландрилл поклонился, как когда-то при дворе Секки. Заметив на себе насмешливо-задумчивый взгляд Кати, он покраснел и вскочил в седло.

– Кто впереди? – спросил Каландрилл, думая о том, что Рхыфамун мог оставить за собой колдовских стражей. – Он мог устроить засаду.

– В Кандахаре Аномиус ослаб от слишком частого использования колдовства, – возразил Брахт. – Ты думаешь, Рхыфамуну это не грозит?

– Но Аномиусу все же достало сил создать великана, а Рхыфамун во много раз его сильнее. – Каландрилл поравнялся с керниицем и дотронулся рукой до рукоятки меча. – У меня есть меч. Так что лучше впереди пойти мне.

Брахт пожал плечами.

– Будь по-твоему, – сказал он так, словно понимал, что Каландриллу надо произвести впечатление на Ценнайру. – Только поосторожнее.

Каландрилл кивнул, повернул коня к оврагу и ступил в тень, где начиналась почти отвесная тропа.

Кесс-Имбрун производил жуткое впечатление. Особенно теперь, когда Каландрилл ступил на тропу. Впечатление было такое, будто он стоит на краю света, а под ним зияет бесконечная пустота. Справа от него скала резко уходила вниз. Отвесные стены и массивные хребты представляли собой настоящий лабиринт; каньоны хаотически падали вниз, закрывая собой реку на дне. Вдали скалы скрывались за синеватой дымкой. Птицы висели в потоках воздуха, создавая впечатление, будто небо прямо под ним. Гнедой его заволновался, чувствуя состояние всадника, и он направил его влево, ближе к стороне оврага. Позади раздался цокот копыт по камням.

– В чем дело? – крикнул Брахт.

Каландрилл откашлялся: от такой высоты у него перехватило дыхание.

– Все в порядке, – ответил он. – Можно спускаться. Вот только это место…

Он подстегнул коня. Брахт и Катя последовали за ним. Оказавшись на тропе, Ценнайра вскрикнула. У Кати перехватило дыхание.

– Это самый широкий участок, – как ни в чем не бывало сказал Брахт. – Ниже тропа сужается.

Тропинка, на которую ступил конь Каландрилла, была настолько узкой, что юноша ехал, сжимая зубы до боли в челюстях. Слева зиял обрыв. Рядом, пристально вглядываясь в него жёлтыми немигающими глазами, кружил орёл. Поднимающееся солнце залило расселину светом, переливаясь на отвесных стенах красным, коричневым и жёлтым. Свет проникал все ниже и ниже и наконец высветил далёкую голубую нитку реки. Каландрилл тут же усомнился, что когда-нибудь до неё доберётся. А уж о том, что потом надо подниматься, он предпочитал и не думать.

Петляя по узкой тропинке, они спускались все ниже и ниже. Местами им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Все молчали, поражённые бездонной глубиной Кесс-Имбруна.

Свет ослабевал. Позади поползли длинные тени. Воздух колебался под лучами солнца, достигшего западного горизонта.

– Остановимся на ближайшем расширении, – сказал Брахт. – В темноте нам не спуститься.

Место для ночёвки они нашли за ближайшим отрогом. Тропинка и здесь была узкой, но расширялась настолько, что для них всех, включая и лошадей, хватило места.

– Здесь? – спросил Каландрилл и с облегчением вздохнул, когда керниец кивнул.

Площадка была словно выложена по периметру камнями. Унылое место, лишённое всякой растительности и воды, но для ночёвки вряд ли здесь можно было найти что-то лучше. А сумерки быстро сгущались, солнце уже опускалось за западные скалы.

– Придётся ночевать без костра, – заметил Брахт, вытаскивая конские путы.

Каландрилл кивнул, стреноживая мерина, и спросил:

– С лошадьми ничего не случится?

– Будем надеяться, – ответил керниец, заглядывая за дальний выступ скалы, где уже собирались тени.

Каландрилл тоже подошёл, но, кроме темнеющих, цвета высохшей крови, скал, ничего не увидел в наступающей ночи. Катя разложила одеяла и накидки, и они уселись между лошадьми и обрывом.

– Вану такая же? – спросил Брахт.

– Отчасти, – сказала Катя, откидывая с лица прядь волос, переливавшихся в опускающейся ночи как старинное серебро. – Я видела подобные тропинки, но у нас горы выше. А тропинки – шире.

– Ахрд! С меня теперь гор хватит на всю жизнь, – грустно, но с усмешкой пробормотал Брахт.

– Ничего, они тебе понравятся, – усмехнулась Катя и кивнула в сторону расселины.

– Только бы добраться до Джессеринской равнины, – улыбнулся ей в ответ Брахт.

Каландрилл вытаскивал продукты. Ценнайра подошла к нему и спросила:

– Тебе помочь?

Он передал ей сухое мясо.

– Возьми, – сказал он, вздрагивая от прикосновения её рук и безуспешно пытаясь скрыть смущение. – На большее сегодня рассчитывать не приходится.