Текст книги "Дочь крови"

Эйрианец только улыбнулся. Десять или сто лет пройдет – какая разница? Он всегда сможет узнать эти удивительные сапфировые глаза.

– Я узна́ю тебя. Прощай, Кошка. Да хранит тебя Тьма.

Джанелль улыбнулась ему и исчезла.

Люцивар уставился на пустое место, где только что стояла девочка. Было глупо добавлять последнее пожелание. Наверное.

Скрежет ворот привлек его внимание. Эйрианец быстро стер следы волнения Ветров и, скользя в тенях, добрался до хлева. Едва он успел пройти сквозь внешнюю стену и добраться до своей каморки, как стражник распахнул зарешеченное окошко в двери.

Зуультах была достаточно высокомерна, чтобы считать, будто ее сдерживающие заклятия способны помешать рабам использовать Ремесло и проходить сквозь стены камер. Преодолевать заговоренную стену было неприятно, но не невозможно. По крайней мере, для него.

Что ж, пусть эта стерва гадает, кто постарался. Когда стражники обнаружат мертвого раба в лодке, она заподозрит, что именно Люцивар свернул ему шею. Она подозревала его абсолютно во всем, что шло не так при ее дворе, – и не без причины.

Может, он даже окажет сопротивление, когда стражники попытаются распять его между столбами для порки. Яростная драка отвлечет Зуультах, и запахи ярости и гнева скроют едва уловимое присутствие девчонки.

О да, он сможет отвлечь внимание леди Зуультах, да так успешно, что та никогда не поймет, что теперь по Королевству ходит Ведьма.

2. Террилль

Леди Марис повернула голову к большому вертикальному зеркалу:

– Теперь ты можешь идти.

Деймон Сади выскользнул из постели и начал одеваться – медленно, соблазнительно, прекрасно понимая, что она наблюдает за ним в зеркале. Эта женщина всегда смотрела в зеркало, когда он ее обслуживал. Возможно, своеобразный самовуайеризм? Или она таким образом пыталась убедить себя в том, что мужчина, отраженный в зеркале, действительно влюблен и ее оргазм возбуждает его еще сильнее?

Глупая сука.

Марис потянулась и удовлетворенно вздохнула.

– Ты напоминаешь мне дикого кота, с шелковистой шкуркой и перекатывающимися мышцами.

Деймон натянул белую шелковую рубашку. Дикий хищник? Описание довольно-таки верное, надо признать. Если эта идиотка когда-нибудь истощит своим поведением довольно ограниченные лимиты его терпения по отношению к женскому полу, он с радостью покажет свои коготки. В особенности один маленький.

Марис снова вздохнула:

– Ты так красив…

Да, это верно. Его лицо было подарком со стороны таинственного отца, с аристократическими, мужественными чертами. Слово «симпатичный» было слишком мягким. Деймон был высоким и широкоплечим, следил за собой и поддерживал прекрасную форму. Глубокий и вкрадчивый голос с чувственной хрипотцой заставлял женщин смотреть на его обладателя голодными глазами. Яркие светло-янтар-ные глаза и густые черные волосы были типичными для всех трех долгоживущих рас Террилля, но кожа теплого, золотисто-коричневого оттенка была на тон светлее, чем у хейллианских аристократов, и, вероятно, говорила о примеси демланской крови.

Его тело было оружием, а свое оружие Деймон предпочитал держать в прекрасном состоянии.

Он едва уловимым движением плеч надел черную куртку. Даже одежда была оружием – от довольно откровенного белья до прекрасно скроенных точно по фигуре костюмов. Как нектар, приманивавший мотыльков к опасному пламени.

Обмахиваясь рукой, Марис смотрела прямо на него.

– Даже в такую погоду с твоего тела не упало ни капли пота.

Это весьма походило на жалобу.

Деймон насмешливо улыбнулся:

– С чего бы?

Марис села, прикрывшись простыней.

– Ты жестокий, бесчувственный ублюдок.

Деймон поднял прекрасно очерченную бровь:

– Считаешь меня жестоким? Конечно, ты совершенно права. Я настоящий эксперт в этой сфере.

– И гордишься этим, не так ли? – Марис сморгнула слезы. Ее лицо напряглось, и все морщины, свидетельствовавшие о свойственной характеру женщины раздражительности, стали гораздо заметнее. – Все, что мне рассказывали о тебе, – правда. Даже это. – С этими словами она жестом указала на его пах.

– «Это»? – издевательски поинтересовался он, прекрасно понимая, что именно его нынешняя любовница имеет в виду. Она, как и любая другая женщина, могла бы простить мужчине любую жестокость, если бы ей удалось возбудить его и вызвать эрекцию.

– Ты не настоящий мужчина. И никогда им не был.

– Ах вот что. Здесь ты тоже совершенно права. – Деймон плавным движением засунул руки в карманы брюк. – Лично я всегда считал, что эту проблему вызывает Кольцо Повиновения. – Вновь вернулась холодная, издевательская улыбка. – Если, конечно, ты бы рискнула его снять…

Марис так побледнела, что Деймон невольно задумался, не потеряет ли она сознание. Он сомневался в том, что Марис решит проверить эту теорию и действительно снимет кольцо, сжимавшее его мужской орган. Это и к лучшему. Она не проживет и минуты, если он окажется на свободе.

Правда, большинство ведьм, которым ему довелось служить, в любом случае плохо кончили…

Деймон изогнул губы в своей холодной, грубой, жестокой ухмылке и устроился на постели рядом с женщиной.

– Значит, ты считаешь, что я жесток.

Глаза Марис уже разгорелись – мужчина уверенно опутывал ее невидимыми нитями сладострастия.

– Да, – прошептала она, пристально глядя на его губы.

Деймон наклонился вперед. Его изрядно позабавила та готовность, с которой женщина подставила ему губы для поцелуя. Их языки слились в голодном танце, дразня и играя, и, когда Деймон наконец поднял голову, Марис попыталась притянуть его к себе.

– Ты действительно хочешь узнать, почему на моем теле нет ни капли пота? – вкрадчиво спросил он.

Женщина ответила не сразу. Похоть боролась в ней с любопытством.

– Допустим. Так почему?

Деймон улыбнулся:

– Потому что, дорогая моя леди Марис, ваш так называемый интеллект вызывает во мне смертную скуку, а тело, которое вы считаете таким совершенным, а потому выставляете напоказ при каждом удобном и неудобном случае, не прельстило бы даже воронов, слетающихся на падаль.

Ее нижняя губа жалко задрожала.

– Т-ты эгоистичный ублюдок, садист.

Деймон поднялся с постели.

– Откуда ты знаешь? – мило поинтересовался он. – Игра ведь еще даже не началась.

– Убирайся отсюда! Пошел вон!

Он поспешно покинул спальню, но не отказал себе в удовольствии подождать немного за дверью. Отчаянные рыдания Марис составили прекрасный контраст его издевательскому смеху.

Легкий ветер взъерошил волосы Деймона, когда он направился по дорожке, усыпанной гравием, в дальние сады. Он вытащил из золотого портсигара тонкую черную сигарету, зажег ее и выдохнул, глядя, как дым струйкой медленно выходит изо рта и ноздрей, сжигая вонь тела Марис.

В ее спальне погас свет.

Глупая сучка. Она не имела ни малейшего понятия, в какую игру ввязалась. Точнее, не понимала, какую игру вел он. Деймону исполнилось уже тысяча семьсот лет, он достиг расцвета своих сил и способностей. Кольцом Повиновения, которое носил мужчина, управляла Доротея Са-Дьябло, Верховная Жрица Хейлля, – столько, сколько он себя помнил. Деймон был воспитан при этом дворе как бастард, сын ее кузины, получил прекрасное образование и научился служить Черным Вдовам Хейлля. Точнее, он достаточно хорошо умел пользоваться Ремеслом, чтобы служить сучкам ведьмам именно так, как они того хотели. Деймон сменил не одну тысячу постелей, когда народ Марис только начал строить города. Он уничтожал куда более умелых и сильных ведьм, чем эта, и ее тоже мог погубить с легкостью. Он поверг в прах не один двор, принес разрушение во многие города и развязал энное количество незначительных местных войн – просто так, из мести за игры в спальне.

Доротея наказывала его, причиняла боль и продавала в услужение не одной Королеве, но, в конце концов, Марис и ей подобные были лишь расходным материалом. А он – нет. Доротея и другие Черные Вдовы Хейлля заплатили слишком дорого за его создание и, что бы они ни придумали тогда, повторить это не смогли бы.

Кровь Хейлля угасала. В его поколении лишь очень и очень немногие носили темные Камни – впрочем, это и неудивительно, ведь Доротея приложила столько усилий, чтобы убрать сильнейших ведьм, которые могли бы потягаться с ней за власть после того, как она стала Верховной Жрицей. Ее соратники вошли в Сто Семейств Хейлля, но это были в основном ведьмы, носившие светлые Камни и не имевшие никакого значения в обществе, и женщины Крови, способные лишь на одно – спариться с мужчиной Крови и выносить здорового ребенка.

Поэтому теперь Доротее было необходимо создать темную линию Крови, которая сольется с ее Сестрами – Черными Вдовами. Поэтому, хотя она не без удовольствия унижала и терзала Деймона Сади, убивать его было нельзя – ей нужно было его семя, посаженное добровольно в тела ее Сестер. Доротея использовала дур вроде Марис, надеясь измотать его до такой степени, чтобы он наконец покорился судьбе. Но Деймон никогда не отступал ни перед кем и ни перед чем.

Семь столетий тому назад Терса сказала ему, что грядет живая легенда. Семь веков ожидания, наблюдения, поисков, надежды. Семьсот изматывающих, тяжелых лет. Он отказывался сдаваться, не желал подвергать слова предсказательницы сомнению, потому что его сердце упрямо тянулось к этому странному, загадочному, пугающему созданию, называемому Ведьмой.

В глубине души он уже знал ее. Деймон часто грезил о ней. Однако он никогда не видел лица. Оно оставалось смутным, неясным и расплывалось окончательно, стоило только попытаться сосредоточить на нем взгляд. Но он видел женщину, одетую в халат, сшитый из темного, прозрачного паучьего шелка, соскальзывающий то и дело с ее плеч, то приоткрывая, то вновь пряча обнаженную, прохладную, как ночь, кожу. И запах в комнате, ее запах, с которым он будет просыпаться, зарывшись лицом в подушку, когда женщина уже поднялась и занялась своими делами…

Это была не просто страсть – огонь, горевший в его теле, бледнел по сравнению с гармоничным единением разумов, хотя, разумеется, физическое удовольствие оставалось немаловажным. Деймон хотел прикоснуться к ней, ощутить гладкость кожи, почувствовать вкус ее нежного тепла. Он хотел ласкать эту женщину до тех пор, пока они оба не начнут гореть от страсти. Мечтал сплести ее жизнь со своей так крепко, что невозможно будет определить, где началась одна и закончилась другая. Деймон хотел обнимать ее, даря силу и поддержку, и чувствовать себя защищенным, обладать ею и знать, что им обладают, взять над ней верх и сдаться перед ее чарами. Ему была нужна эта Другая, он хотел ее, тень, пронесшуюся через его жизнь, наполнявшую болью и желанием каждый его вдох, пока он, спотыкаясь, пробирался через постели ничтожных женщин, которые были для него пустышками – и никогда не смогли бы стать ничем иным.

Проще говоря, Деймон верил, что ему было предназначено судьбой стать ее любовником.

Он зажег еще одну сигарету и согнул безымянный палец на правой руке. Змеиный зуб плавно выскользнул из своего укрытия и замер на внутренней стороне длинного, выкрашенного в черный цвет ногтя. Мужчина улыбнулся. Марис интересовалась, есть ли у него когти? Пожалуй, это милое дополнение произвело бы на нее сильное впечатление. Увы, ненадолго, поскольку яд в мешочке под ногтем безымянного пальца был чрезвычайно действенным.

Деймону повезло, что он достиг половой зрелости позже большинства хейллианцев. Помимо обычных для взросления перемен у него появился и змеиный зуб, ввергнувший его в шоковое состояние – Деймон был искренне убежден, что мужчина не может принадлежать к Черным Вдовам от рождения. Тогда он служил при дворе, где среди мужчин считалось модным носить длинные ногти и красить их. Когда Деймон перенял местные обычаи, это никому не показалось странным, и до сих пор ни один человек не поинтересовался, почему он не изменил старой привычке со временем.

Даже Доротея. Поскольку ведьмы ковена Песочных Часов специализировались на ядах и темных сторонах Ремесла, а заодно на снах и видениях, Деймон всегда считал довольно странным, что хозяйка так и не догадалась, что он собой представляет. Не было нужды гадать, что бы она сделала в противном случае. Как минимум попыталась бы изуродовать его до неузнаваемости. Возможно, если бы это произошло до того, как он принес Жертву Тьме, дабы определить свою истинную силу, то есть пока Деймон еще носил Красный Камень, данный ему по Праву рождения,

Доротее бы это удалось. Если же она предпримет такую попытку теперь (и даже если на сторону хозяйки встанет весь ковен, поделившись своей силой), то дорого поплатится за это. Даже с Кольцом Повиновения Верховный Князь, носящий Черный Камень, будет весьма грозным противником для Жрицы с Красным.

Именно поэтому теперь их тропки так редко пересекались, и Доротея старалась отправить раба для утех подальше от Хейлля и своего собственного двора. У Верховной Жрицы остался лишь один козырь, чтобы держать Деймона в узде, и они оба прекрасно это понимали. Если бы от его покорности не зависела жизнь сводного брата, то даже боль, причиняемая Кольцом Повиновения, не остановила бы Деймона. Люцивар… и «дикая» карта, которую Терса ввела в игру показного подчинения и псевдоконтроля. Доротея не знала об этом новом джокере, который однажды положит конец ее власти в Террилле.

Некогда Кровь правила достойно и справедливо. Ее представители в Округе присматривали и разрешали по совести дела лэнденов в деревнях, находящихся в ведении их поселка. Королевы Округов служили двору Королевы Провинции. Те же, в свою очередь, подчинялись Королеве Края, которая избиралась большинством представителей Крови обоих полов, носящих темные Камни, как сильнейшая и лучшая из всех.

В те времена не было никакой потребности в Кольцах, чтобы контролировать мужчин, наделенных силой. Они следовали зову сердец, идя за Королевой, которую считали подходящей для себя. Они добровольно вручали ей свою жизнь. И служили свободно.

В те времена сложный треугольник статуса человека Крови не опирался так сильно на социальное положение. Ступень Камня и каста играли точно такую же роль, если не большую. Соответственно, и власть в обществе была гибкой, как быстрый танец, в котором ведущий менялся очень часто и зависел от остальных партнеров. Но в средоточии этой пляски всегда была Королева.

В этом заключались одновременно и гениальность, и крупный просчет Доротеи. В отсутствие сильной Королевы, способной остановить ее продвижение к власти, она ожидала, что мужчины присягнут ей, Жрице, точно так же, как присягали Королеве. Но этого не произошло. Поэтому начался новый этап зачисток – и к тому времени, как он завершился, в руках Доротеи оказалось опаснейшее оружие – сбитые с толку, перепуганные мужчины разных рас, лишавшие любую более слабую женщину ее колдовских сил, чтобы почувствовать себя сильнее, и несчастные женщины, спешившие Окольцевать потенциально сильных мужчин до того, как они успеют превратиться в серьезную угрозу.

Результатом стало все глубже укореняющееся извращение общества Крови, и Доротея, занявшая центральное место в этом круговороте, превратилась одновременно и в главное орудие разрушения, и в единственный источник безопасности.

А потом эта зараза распространилась в другие Края. Он видел прочие земли, видел, как медленно ломаются народы, сокрушенные безжалостным, разлагающим давлением Хейлля, вкрадчиво прокладывающим путь к извращению самой сущности людей Крови. Он видел, как потенциально сильных Королев слишком рано лишали девственности и Первая ночь оставляла их сломанными и ничего не стоящими.

Он видел все это и горячо оплакивал каждую потерю, чувствуя одновременно ярость и раздражение оттого, что мог сделать так мало, чтобы предотвратить это. У бастарда нет никакого влияния в обществе. У раба такового еще меньше, к какой бы касте он ни принадлежал по Праву рождения и какой бы Камень ни носил. Поэтому в то время, как Доротея вела свою игру, добиваясь власти, Деймон старательно плел сеть интриг. Она уничтожала Кровь, противостоявшую ей. Он уничтожал Кровь, последовавшую за ней.

В итоге выиграет Верховная Жрица. Деймон знал это. Осталось очень немного Краев, на которые еще не пала тень разложения. Аскави лег под Хейлль много веков назад. Демлан остался единственным Краем в восточной части Королевства, который из последних сил боролся с разросшимся влиянием Верховной Жрицы и пока оставался свободным. И на западе еще сохранилась жалкая горстка незначительных стран, избежавших западни.

Еще сто лет, двести от силы – и Доротея достигнет своей цели. Тень Хейлля накроет все Королевство, и она станет единственной Верховной Жрицей, единовластной правительницей Террилля, который некогда называли Королевством Света.

Деймон магией уничтожил сигарету и застегнул рубашку. Ему еще нужно ублажить Мариссу, дочь Марис, прежде чем наконец можно будет отправиться спать.

Он не прошел и нескольких шагов, как почувствовал прикосновение чужого разума, требующего уделить ему внимание. Деймон отвернулся от дома и последовал за мысленным зовом. Он уже знал, кого сейчас увидит, – не узнать этот специфический запах спутанных мыслей и несвязных образов было просто невозможно.

Только вот что она здесь делает?

Подергивание прекратилось, когда Деймон достиг небольшого леса в дальнем конце садов.

– Терса? – тихо позвал мужчина.

Кусты неподалеку зашуршали, и в его запястье вцепилась костлявая рука.

– Сюда, – прошептала Терса, таща его за собой по тропинке. – Паутина слишком хрупка и непрочна…

– Терса… – Деймону почти удалось увернуться от низко висящей ветки, но она все-таки хлестнула его по лицу и зацепилась за рукав. – Терса…

– Тише, мальчик, – сурово оборвала его женщина, таща Деймона за собой.

Тогда он сосредоточился на том, чтобы избегать веток и не спотыкаться о корни деревьев. Стиснув зубы, мужчина заставил себя не обращать внимания на потрепанное, изорванное платье, едва прикрывавшее ее костлявое тело. По всей видимости, Терса голодала. Дитя Искаженного Королевства, она обезумела, видя мир через призму серой, призрачной завесы, через осколки того, чем когда-то была. Опыт подсказывал, что, когда Терса сосредоточивалась на плетении своих видений, бесполезно напоминать ей о столь приземленных вещах, как еда, одежда или теплая постель.

Они достигли небольшой опушки, где плоская каменная плита покоилась на двух других, установленных вертикально. Деймон на мгновение задумался о том, было ли это творением природы, или же Терса устроила здесь небольшой алтарь.

Плита оказалась пустой, если не считать деревянной рамы, удерживавшей спутанную паутину Черной Вдовы. Деймон, почувствовав себя весьма неуютно, потер запястья и приготовился ждать.

– Смотри, – приказала Терса. Она щелкнула ногтем большого пальца левой руки по ногтю указательного, и над тем показался острый кончик. Затем Терса уколола средний палец на правой руке и капнула кровью на каждую из четырех основных нитей, удерживавших паутину на раме. Кровь проворно побежала сверху вниз и снизу вверх. Когда капли встретились в середине, шелковые нити паутины засияли.

Перед рамой появился дымчатый вихрь и превратился в хрустальную чашу.

Она была совсем простой. Большинство мужчин назвали бы ее невзрачной. Деймон же счел, что чаша весьма красива, элегантна и гармонична. Но его притягивало к самодельному алтарю ее содержимое.

Черная клубящаяся дымка, прорезаемая молниями, вмещала силу и мощь, которые раздражали все нервные окончания, волной прокатывались по позвоночнику и в поисках освобождения разжигали огонь в паху. Перед Деймоном предстала расплавленная сила в чистом виде, разрушительная и дикая, настолько опасная, что разум не мог осознать этого… и он стремился к ней всем своим существом.

– Смотри! – повторила Терса, указывая на край чаши.

От края сосуда к основанию бежала трещина не шире волоса. По мере того как Деймон не отрываясь смотрел на хрустальную чашу, раскол углубился, стал заметнее.

Дымка в кубке начала кружиться. Тонкий свившийся стебель силы скользнул сквозь хрусталь к ножке чаши.

Она слишком хрупкая, подумал Деймон, глядя, как сосуд покрывается трещинами. Хрусталь не мог удержать такую силу.

И только тогда он пригляделся внимательнее.

Трещины появлялись снаружи и проникали внутрь, а не шли изнутри. Получается, чаше и силе, содержащейся в ней, угрожало что-то извне.

Деймон невольно содрогнулся, наблюдая за тем, как сила капля за каплей утекает в основание сосуда. Это определенно было видение. Он не мог изменить его. Однако все его существо разрывалось на части от желания сделать хоть что-то, обернуть чашу своей собственной силой, защитить ее, сохранить.

Деймон, не удержавшись, потянулся к чаше.

Она разлетелась на части, едва он успел прикоснуться к гладким бокам, осыпав самодельный алтарь острыми осколками хрусталя.

Терса подняла то, что осталось от чаши. Слабая дымка по-прежнему кружилась на дне сосуда с неровными, изломанными краями. Большая ее часть была заключена в основании.

Предсказательница грустно взглянула на Деймона:

– Внутреннюю паутину можно порвать, не разбив чашу. Можно разбить чашу, не порвав внутреннюю паутину. Они не могут коснуться внутренней паутины, но чаша…

Деймон облизнул пересохшие губы. Он не мог подавить дрожь.

– Я знаю, что внутренняя паутина – это еще одно название нашей Сущности, Сердца, которое может открыть или закрыть источники внутренней силы. Но я не знаю, что представляет собой чаша.

Ее рука дрогнула.

– Терса – это разбитая чаша.

Деймон закрыл глаза. Разбитая чаша. Разбитый разум. Она говорит о своем безумии.

– Дай руку, – велела Терса.

Потрясенный увиденным, Деймон повиновался беспрекословно, протянув женщине левую руку.

Терса схватила ее, притянула к себе и полоснула по запястью острыми, изрезанными краями чаши.

Деймон зажал рану другой рукой и, пораженный, молча уставился на предсказательницу.

– Чтобы ты никогда не забыл эту ночь, – пояснила Терса дрожащим голосом. – Этот шрам останется навсегда.

Деймон перевязал рану платком.

– А почему этот шрам так важен?

– Я уже сказала. Чтобы ты не забыл. – Женщина обрезала нити спутанной паутины разбитой чашей. Когда порвалась последняя, и сосуд, и сплетенная Терсой сеть исчезли. – Я не знаю, случится ли это наверняка или только может произойти. Многие нити в этой паутине остались для меня невидимыми. Пусть Тьма наделит тебя храбростью, если она тебе понадобится – когда она тебе понадобится.

– Храбростью сделать что?

Но женщина уже шла прочь.

– Терса!

Та обернулась, посмотрела на Деймона, произнесла три слова и исчезла.

У Деймона подогнулись колени. Он повалился на землю, хватая ртом воздух и содрогаясь от страха, тисками сжавшего внутренности.

Каким образом одно связано с другим? Никак. Никак! Он ведь будет там – надежная опора, защитник…

Но где именно?

Деймон заставил себя дышать ровно и спокойно. Это главный вопрос. Где.

Уж точно не при дворе Марис.

Деймон вернулся в дом только поздним утром, измученный и грязный. Запястье болело, немилосердно гудела голова. Он едва добрался до террасы, когда дочь Марис, Марисса, выбежала из зимнего сада и встала перед ним, уперев руки в бока и уставившись на мужчину взглядом, выражавшим нечто среднее между раздражением и похотью.

– Ты же должен был прийти вчера в мою комнату, но не сделал этого! Где ты был? Ты весь грязный! – Она качнула плечиком, глядя на Деймона из-под пушистых ресниц. – Ты очень непослушный. Придется тебе зайти в мою комнату и объясниться.

Деймон протиснулся мимо нее:

– Я устал и иду спать.

– Ты сделаешь, как я велела! – Марисса грубо схватила его между ног.

Деймон стиснул ее запястье так быстро и с такой силой, что девушка оказалась на коленях, всхлипывая от боли, еще не успев сообразить, что произошло. Он продолжал сжимать ее руку до тех пор, пока кости не затрещали. Тогда Деймон одарил Мариссу холодной, презрительной усмешкой:

– Я не «непослушный». Непослушными бывают только маленькие мальчики. – С этими словами он оттолкнул Мариссу и перешагнул через ее распростершееся на каменных плитах тело. – А если ты еще хоть раз посмеешь так прикоснуться ко мне, я оторву тебе руки.

Он шел по коридорам к своей комнате скользящей походкой хищника, зная, что слуги поспешно шарахаются от него, а в воздухе разливается запах жестокости.

Ему было все равно. Деймон вошел в комнату, сорвал с себя одежду, опустился на постель и уставился в потолок невидящим взглядом, не решаясь закрыть глаза, потому что каждый раз, когда осмеливался сделать это, он видел разбившуюся хрустальную чашу.

Три слова. Она наконец пришла.