Текст книги "Девочки-мотыльки"

Мисс Пирс и Томми большую часть дня готовились к поминальной службе. Общую комнату старшеклассников закрыли, и между уроками оставалось сидеть только в столовой, где до сих пор было грязно после ланча и пахло картофелем фри. У Мэнди после английского было окно, поэтому она пришла туда, но села как можно дальше от зоны обслуживания. Там собрались и другие старшеклассники. И все они до сих пор обсуждали вечеринку Зоуи. Мэнди весь день слышала обрывки подобных разговоров. Старшие братья Зоуи держали ситуацию под контролем, поэтому, несмотря на алкоголь, наркотики и громкую музыку, вечеринка не вышла за рамки дозволенного. Никаких драк, никаких халявщиков, но многие напились и замутили друг с другом. Никто ничего не говорил о Томми и Лиэнн. Возможно, не хотели сплетничать рядом с ней. Быть может, все знали об ее чувствах к Томми. Как они могли не знать? Она же неделями ходила за ним по пятам.

Но все это меркло на фоне вчерашнего раннего утра. Мэнди до сих пор пребывала в шоке. Только так она могла объяснить внутреннее оцепенение. Она видела Петру Армстронг. Так ведь? Она стояла на месте сноса и смотрела, как семнадцатилетняя Петра вышла из машины, подошла к забору и с помощью фонарика осмотрела остатки старого дома, на котором когда-то была зациклена.

Или Мэнди показалось? Она всю неделю думала о том случае пять лет назад, а потом зашла на сайт Элисон Пойнтер и увидела компьютерное изображение того, как сейчас бы выглядела подруга. Петра сидела у нее в голове с тех пор, как снесли дом. Возможно, она просто хотела увидеть там Петру и мысленно перенесла ее образ на обычную девушку из охранной фирмы, которая приехала на вызов и проверяла участок на признаки вандализма.

Но тогда почему, когда Мэнди позвала ее, та не проявила настойчивость, не приказала покинуть участок, не записала ее имя и адрес, не вызвала полицию и не вменила ей незаконное проникновение на частную территорию? Почему поджала хвост, метнулась к машине и унеслась прочь?

Мэнди вспомнила тот момент, когда увидела лицо Петры. Фонарик осветил его всего на секунду, и кожа оказалась невероятно белой. Но она сразу ее узнала. В этом выражении лица она распознала двенадцатилетнюю Петру. Пустой взгляд и кривоватый уголок рта. Это она, Мэнди не сомневалась. Но не напоминало ли это ситуации в автобусах? Тогда она тоже была уверена.

Она дважды была в этом саду. В первый раз ее прогнал оттуда злой сосед. В голове вспыхнуло его лицо, и она вспомнила то, о чем не думала годами. Через неделю после того, как они втроем пробрались в сад, она снова столкнулась с этим соседом. Он стоял перед Мэнди и ее мамой в супермаркете. Она выгружала покупки на ленту. Он внимательно посмотрел на нее, и тогда она его узнала. И вмиг покраснела под его пристальным взглядом. Переставила вперед банки и бутылки, шепча в пустоту: «Самое тяжелое снизу», а затем сказала маме, что хочет посмотреть журналы. Она с горящим лицом ушла и беспокойно болталась возле книг и журналов, думая, что мужчина нажалуется маме. Но через какое-то время увидела, как мама с улыбкой катит к ней тележку, и поняла, что он ничего не рассказал.

Мэнди подняла голову и заметила вошедшего в столовую Томми. Немного поерзала на сиденье, потому что чувствовала, что он искал ее. И это точно как-то связано с поминальной службой. От одной только мысли об этом ее плечи напрягались. Он увидел подругу и помахал, затем целенаправленно устремился к ней, намереваясь поговорить. Ее снова одолела грусть. Крохотная часть ее думала, что он интересовался службой, потому что его интересовала она, но теперь стало ясно, что это не так. Для него это был просто очередной проект.

– Привет! – задыхаясь, сказал он. – Можешь просмотреть вместе со мной материал? Проверить, все ли нормально.

– Конечно, – ответила она, вставая и отодвигая пустой бумажный стаканчик. Затем последовала за ним по коридору, слушая его разговоры про поминальную службу. Он подготовил музыку, стихи и отвел пару минут для учителей, чтобы те поделились своими воспоминаниями о Петре и Тине, а в завершение он скажет слова о потере. Называя части службы, Томми по-деловому загибал пальцы, и она задумалась, укажет ли он это в своем резюме для колледжа. От этой мысли ее передернуло. Томми не из тех, кто красовался; он занимался этим, потому что ему нравилось. Она позволила своему разочарованию превратиться в нечто мерзкое и злое.

Этим утром она первым делом увидела его с Лиэнн, но неловкости не возникло. Мэнди просто по возможности беззаботно сказала: «Привет! Слышала о вас, ребята!» Остаток утра прошел в делах, и давление в ее груди немного ослабло. После поминальной службы школьная жизнь войдет в обычное русло, а потом наступят каникулы. После праздников она сможет выйти из общей компании и дистанцируется от Томми.

В комнате установили стулья и небольшую платформу. За ней повесили доску, а рядом поставили маленький стол с открытым ноутбуком. Томми обошел стулья и направился к платформе. Склонился над ноутбуком и нажал пару кнопок, после чего на экране появились две фотографии: Петры и Тины. Это были не школьные снимки, хотя со своего фото Петра смотрела в школьной форме. Снимок был групповым, но остальных вырезали. Наверное, его сделали в тот день, когда их класс отправился на экскурсию в музей. Фотография Тины совершенно отличалась. На ней девочка в платье, свободном кардигане и ботинках стояла у входной двери – наверняка в свой дом. Она сжимала руки, словно не зная, куда их деть.

– Итак, мы начнем с этой музыки, – сказал Томми.

Раздался отрывок из музыкального произведения, оркестрового и мрачного. Мэнди расслышала игру виолончели. Мелодия была знакомой, она слышала ее в прошлом, но не могла назвать.

– Дальше пойдут воспоминания учителей и вот это.

Зазвучала песня, которую Мэнди сразу узнала. Эта песня была популярной во времена их дружбы. Девочки репетировали ее снова и снова.

– Мне дала трек мама Тины Пойнтер. Сказала, что девочки пели ее в своей группе.

Услышав мелодию, Мэнди тотчас представила, как Петра поет, а Тина подпевает. Один раз, всего один раз, Мэнди намекнула, что два бэк-вокалиста лучше, чем один. Но Петра твердо сказала, что у них дуэт, группа из двух девочек.

– Они назвали ее «Красные розы», – добавил он.

– Я знаю, как они ее назвали, Томми. Я с ними дружила.

– Конечно. Извини, наверное, прозвучало ужасно глупо!

– Мисс Пирс сказала, почему служба состоится сейчас? Годовщина двадцать восьмого, а сегодня только девятнадцатое.

– Да, конечно. Двадцать восьмое выпадает на каникулы, и она поставила службу на сегодня, чтобы освободить остаток недели.

– Так она хотела просто побыстрее отделаться от этого?

– Нет! Я не это имел в виду. Просто запланировано много других, более радостных, мероприятий, и казалось хорошей идеей…

– Побыстрее отделаться от этого.

Томми стало неловко. Мэнди прибавила себе оптимизма.

– Я понимаю. Так будет лучше, – произнесла она делано веселым голосом. – Ладно, мне пора. Во сколько начало?

– Наш класс освободили от последнего урока. Так что начнем около трех. Через двадцать минут.

– Хорошо, – ответила Мэнди, ее щеки уже устали от натянутой улыбки.

Она вышла из общей комнаты и поспешила прочь, толком не понимая, куда идет. Но точно знала, что не хочет присутствовать на службе. Она не желала высиживать до конца на еще одной церемонии в память о Тине и Петре, особенно организованной Томми. Прозвенел звонок с урока. Стало шумно, ученики выходили в коридор, зовя друг друга и хлопая дверьми. Мэнди продолжала идти, теперь уже к администрации, где было тише и спокойнее. Будучи старшеклассницей, она могла не отмечаться на выход, поэтому пошла сразу к дверям.

Не успела она добраться до места, как кто-то позвал ее по имени. Мэнди раздраженно закрыла глаза. Ей не хотелось возвращаться и сидеть на службе Томми. Она остановилась и, повернувшись, увидела Джона Уоллиса. Он шел к ней. Улыбнулся и похлопал по карману. Затем что-то из него достал.

– Я тебя искал, – сказал он и протянул ей конверт. – Мне его дала девушка во время ланча. Она стояла у школы. Спросила, знаю ли я тебя, и попросила передать вот это.

– Во время ланча? – озадаченно переспросила она.

– Я искал тебя, но общую комнату заняли, а потом у меня был урок.

Мэнди взяла конверт. Ее имя было написано на лицевой стороне: «Мэнди Кристал».

– Спасибо.

– Ты не пойдешь на поминальную службу? – спросил Джон.

Она в ответ покачала головой.

– Не виню тебя. Бессмысленное мероприятие.

Он ушел, и она открыла конверт. Внутри лежала открытка с надписью.

Пожалуйста, никому не говори, что видела меня.

Я свяжусь с тобой.

Почерк неаккуратный, будто писали в спешке. Мэнди прочла еще раз, и только тогда до нее дошел смысл. Подпись отсутствовала, но она знала, от кого это. Она перевернула открытку, словно на другой стороне могло быть больше информации, но там была лишь картинка. Красивая, такую хочется повесить на доску. Но ее поразило изображение. Это был не обычный цветочный дизайн, а фотография вазы с красными розами.

«Красные розы». Дуэт, к которому Мэнди так и не позволяли присоединиться.

Петра вышла с ней на контакт.

Часть вторая
Прошлое

Петра

Это был двенадцатый день рождения Петры. На столе стояли три открытки: одна от папы, одна от Зофии, его подружки, и одна от Тины. В рюкзаке лежала открытка от Мэнди, новенькой из школы, но Петра еще не доставала ее из конверта. Перевалило за пять часов. Она гладила рубашку для папы. Из спальни слышалось, как тот подпевал радио. Тем вечером он забирал в аэропорту пассажира и хотел хорошо выглядеть. Петра проверила, чтобы утюг не был слишком горячим. Отец был привередливым в плане одежды. На двери висел самый лучший пиджак, все еще укрытый пакетом из химчистки. Петра забрала его по дороге из школы.

Она уже оторвала из внутреннего кармана ярлычок химчистки, но пакет оставила, потому что папе так нравилось.

Телефон пиликнул. Она достала его из кармана. Пришло сообщение от Зофии.

«С днем рождения, kochanie».

Она улыбнулась. Зофия всегда использовала польские слова. «Kochanie» означало «дорогая» или «детка». Зофия была очень ласковой.

Петра выключила утюг. В заднем кармане ее брюк лежало сорок фунтов – подарок от папы. Еще она с нетерпением ждала подарков от Тины и Зофии. Тина сказала, что ее мама, миссис Пойнтер, тоже подготовила для нее небольшой сюрприз. Петра пойдет к ним на ужин и останется с ночевкой, как только переоденется.

В гостиную вошел отец в черных брюках и белой майке. Он подпевал песне, которая все еще играла из его спальни. Поднял кулаки к груди и задвигал ими в такт. Затем закрыл глаза и стал пританцовывать, будто находился на дискотеке. Петра покачала головой. Он обладал хорошим чувством ритма – тут не поспоришь, но его движения были ужасно старомодными.

Песня закончилась, и он открыл глаза. Продел новый кожаный ремень в шлевки брюк, и Петра протянула ему отутюженную, еще теплую рубашку. Отец засунул руки в рукава и начал застегиваться. Все это время он что-то напевал. Девочка сняла со спинки дивана галстук и передала ему.

– Умница, Петра, – похвалил он, забрал его и накинул на шею. – Хочешь, подвезу к подруге? Могу поехать той дорогой.

Девочка покачала головой, пока он сосредоточенно завязывал галстук, узел оставил ослабленным, как делали многие ребята в школе. Затем надел пиджак и отряхнулся.

– Как выгляжу? – спросил он.

– Хорошо. Кого забираешь?

– Нового клиента, мистера Константина. Неофициально, так что без налогов. Знакомый порекомендовал меня ему. Я встречаю клиента в Хитроу, а потом он хочет, чтобы я повозил его по некоторым местам Уэст-Энда.

– Как шофер?

– Типа того. Это может стать постоянным заработком. На банковском счету появится немного наличных. Все лучше, чем день ото дня просто возить людей в больницу! У тебя все будет нормально? У подруги? Я до утра.

– Конечно.

Он взял со стола телефон.

– Послушай.

Зазвучал рингтон – заставка к телевизионной программе. Петра улыбнулась. Папа всегда устанавливал новые рингтоны и давал ей послушать.

– Крутой, правда?

– Ничего так, – ответила она, закатывая глаза. Никто больше не говорил «крутой».

Он убрал телефон в карман пиджака и уже был готов уйти. Но вдруг замешкался и повернулся к Петре:

– У нас же все хорошо? У тебя и меня? После того вечера. Никаких обид?

Петра нахмурилась. Посмотрела на гладильную доску. Чехол растянулся, и в некоторых местах проглядывал тонкий поролон. Им давно пора было купить новую, но руки все как-то не доходили.

– Я выпил лишнего. Ты же это знаешь, правда? Был не в себе.

Петра посмотрела на предплечье. Кожу прикрывал рукав блузки. Когда она подняла глаза, отец поймал ее взгляд. Он как будто ждал от нее каких-то слов.

– Я знаю, – ответила она. – Понимаю.

Он подошел к ней, приобнял за плечи и поцеловал в макушку. Она уловила запах лосьона после бритья и ощутила тепло его тела.

– Ты меня понимаешь, Петра. Знаешь, что я не хотел навредить.

– Да.

– Ты моя самая лучшая девочка.

Из радио в его спальне заиграл музыкальный трек, и он отпустил ее. Закрыл глаза и начал отступать назад, пританцовывая и двигая кулаками в такт.

– Тебе пора, – сказала Петра. – Можешь опоздать.

– Бегу-бегу! Ты права. Увидимся, дорогая!

Когда входная дверь закрылась, девочка расслабилась. Музыка все еще играла в папиной спальне, поэтому она пошла туда и выключила радио. По его комнате словно пронесся ураган, одежда валялась на кровати, ботинки под углом на полу возле кроссовок. Она поцокала. Ему нравился порядок. Девочка подняла одежду и убрала в корзину для белья. Затем поставила обувь вдоль края шкафа. Разгладила одеяло и подошла к окну. Подняла руку, чтобы задернуть занавеску. Манжета блузки сползла вниз, и она увидела синяк – темно-синее пятно, которое медленно становилось желто-коричневым. По крайней мере, запястье уже не болело.

Он не хотел причинить ей боль. Просто вспылил.

Она закрыла дверь в его спальню и почувствовала, как поднимается настроение. Ее ждала ночевка у подруги.

По дороге к дому Тины Петра думала о «Красных розах». Их выступление прошло не так гладко, как хотелось. Новенькая в их школе, Мэнди, действовала ей на нервы, постоянно околачивалась рядом. Она вежливо сказала, что не примет ее в группу, и Мэнди ответила, что все понимает, но Петра видела, с какой завистью та смотрела на них во время репетиций. «Красные розы» – идея Петры. Она решила, что они с подругой создадут группу. Они пели на вечеринке в честь дня рождения мамы Тины. Надели черные легинсы и красные футболки, повязали на головы ленты с шелковыми розами.

Накрасили губы ярко-красной помадой и пели хиты под караоке.

Однажды они смогут поехать на одно из шоу талантов.

В школе они не использовали караоке, просто тренировались в пении, танцевальных движениях и придумывали костюмы для выступлений. Они хотели попроситься у мисс Пирс выступить на ежегодном собрании, но только если будут знать тексты назубок и поставят танец. Поскольку Мэнди теперь зависала с ними, то играла роль зрителей. Как-нибудь они точно снимут короткий видеоролик для Ютюба.

Петра свернула на Принсесс-стрит. Было еще светло, и возле газетного киоска болтались ребята в школьной форме. Она отвернулась, проходя мимо них, и перешла дорогу к повороту на улицу Тины. Снова вспомнила Мэнди и вздохнула. Она не испытывала к ней неприязни, но было странно, что в их компании появился кто-то еще. Мамы Мэнди и Тины сдружились, поэтому девочки не могли ее игнорировать. Но Петра с Тиной были лучшими подругами, сколько она себя помнила. Они всегда играли только вдвоем. А теперь появилась Мэнди, и Петра заволновалась.

Но сегодня они буду с Тиной.

Девочка приближалась к пятьдесят третьему дому на Принсесс-стрит. Когда Петра была одна, она частенько притормаживала у забора и смотрела на дом. Это место притягивало ее последние месяцы, с того самого дня, как папа подъехал сюда, чтобы доставить пакет. Она осталась ждать в машине, он вошел в калитку и вышел через несколько минут. Петра остановилась и внимательно посмотрела на дом. Он был больше и старше других домов на этой улице и буквально разваливался. Стены потрескались и пооткололись, деревянные рамы обветшали, краска слезала, как кожа. Угол входной двери из твердой древесины как будто кто-то обгрыз. Желоб крыши свисал под наклоном, и когда шел дождь, с него лился поток воды.

Дом вышел из строя. Будь он машиной, его бы свезли на свалку.

Владельца никто никогда не видел. Но папа рассказывал ей о нем. Его звали мистер Мерчант. Папа знал это, потому что иногда выполнял для него поручения. Мистер Мерчант жил затворником, никогда не выходил из дома. Он был худым, ноги как палки. И едва мог подняться с кресла, чтобы открыть дверь. Папа сказал, что он жил в комнате в передней части дома. Остальное пространство не использовалось. Паутина заняла каждую комнату, и при внимательном рассмотрении можно было заметить бегающих за плинтусом мышей.

Но это еще не самое худшее, как уверял папа. Иногда сверху слышался стук, хотя мистер Мерчант явно жил один. По словам отца, он разок-другой улавливал какие-то движения в коридоре. Однажды вечером, отдав мистеру Мерчанту покупки, он поднялся, чтобы проверить, не вломился ли кто в дом, и почувствовал, как что-то коснулось его шеи. Он сказал, что тогда его тело прошиб озноб.

Петра вздрогнула от этого воспоминания.

Она показала Мэнди этот дом пару дней назад, когда они возвращались домой из школы. Новенькая сказала: «Вот это помойка!» Петру это оскорбило. Вот в чем проблема с друзьями. Их мнение не всегда совпадает с твоим. Тина знала, что Петра интересуется этим домом, поэтому поддерживала разговор. Тина понимала Петру. Однажды Петра сказала, что они проберутся вдвоем (без Мэнди) в этот дом, чтобы осмотреться. Тина скривила лицо после этих слов, но Петра и бровью не повела. Она всегда умела убедить подругу делать то, чего хочет.

Позже тем вечером, после просмотра записей «X-Фактора», после пиццы, чипсов и мороженого, она предложила Тине стать сестрами по крови. Та сразу же согласилась. Петра торжественно объяснила, что Мэнди не должна об этом знать. Тина поклялась и скрестила пальцы на обеих руках. Когда настало время ложиться спать, Петра пронесла в спальню кухонный нож. И как только в доме все стихло и не осталось сомнений, что мама Тины заснула, она достала его из-под подушки и порезала большой палец.

– Ого! – громко заявила Тина, на ее лице отразился шок.

Из пореза выступила кровь, и Петра тихонько застонала, но все же подняла большой палец, игнорируя жгучую боль.

– Твоя очередь, – прошептала она Тине и передала нож.

Та с нездоровым цветом лица быстро замотала головой.

– Всего лишь крошечный надрез.

– Не знаю… мама будет…

Петра схватила Тину за большой палец и поднесла кончик ножа к коже. Девочка крепко закрыла глаза и сжала зубы. Петра на мгновение замешкалась. Себе сделать легко, кому-то другому – в разы сложнее. Особенно когда Тина тянула руку к себе. Она посмотрела на свой палец, с которого кровь капала на футболку. И быстро надавила кончиком ножа на мягкую подушечку большого пальца подруги.

– Ауч!

Тина открыла глаза и увидела кровь.

– Быстро!

Петра соединила их пальцы и другой рукой крепко сжала вместе.

– Чтобы кровь смешалась, – объяснила она Тине, которой явно было дурно.

– Теперь мы сестры по крови? – спросила напуганная подруга.

– Навсегда, – ответила Петра.

Тина посмотрела на предплечье Петры. На синяк – темное облако на ее коже.

– Обо что-то стукнулась, – сказала она, все еще сжимая большие пальцы.

Тина отвела взгляд. Она и прежде видела синяки.

На следующий день Петра вернулась домой после двух. Открыв дверь, она увидела на столике папины ключи. Но вокруг было тихо, не слышно ни радио, ни телевизора. Он лег спать. Его пиджак висел на спинке дивана в гостиной, на кофейном столике стояли чашка и тарелка. Дверь в его спальню была закрыта, и оттуда доносился храп.

Петра скинула рюкзак и пошла на кухню. На стойке лежала записка от папы.

Ничего не готовь.

София купит еды навынос. Папа.

Папа называл свою подружку Софией. И Зофия считала это забавным. Англичанам легче говорить «София». Но Петре нравилось польское имя: Зофия Банах. Из Варшавы. Завибрировал телефон, и она достала его из кармана. Пришла эсэмэска. Похоже, Зофия каким-то образом почувствовала, что Петра думала о ней. Она открыла сообщение.

«Покупаю китайскую еду, moja mała róża. Идет?»

«Moja mała róża» на польском означало «моя маленькая роза». Зофия стала называть ее так после того, как Петра рассказала об их дуэте «Красные розы».

Она улыбнулась.

Ее папа тоже часто улыбался, когда только начал встречаться с Зофией. Но сейчас он то и дело куксился, а иногда и злился на нее. Зофия словно этого не замечала. Петра видела, как она, что-то напевая, заваривает папе чай, а потом как тот закатывает глаза в ответ на ее слова. Это не могло не огорчать.

Петра нахмурилась и потерла запястье, которое снова заныло. А затем попыталась выкинуть мрачные мысли из головы. У нее день рождения. Ее ждет китайская еда и подарок от Зофии.