Текст книги "Ловушка для ворона"

Если бы не эти периодические вылазки с Годфри, неделя после похорон свела бы Энн с ума. Оказаться взаперти в Бейкиз с двумя женщинами было хуже, чем вернуться в школу. Она даже задумалась, не переехать ли обратно домой – даже несмотря на то, что путь до исследуемых участков будет отнимать много времени, но Джереми приехал из Лондона и, казалось, надолго обосновался в Прайори. Он выглядел притихшим. Может быть, один из его романов пошёл наперекосяк или, вероятнее, одна из его деловых авантюр, но он был словно маленький мальчик, нуждающийся в утешении, и на это терпения у Энн не было. Только не сейчас.

С Рэйчел она бы справилась. Хоть Рэйчел и была раздражительной сучкой, бессердечной ханжой, она, по крайней мере, была в своем уме. Но когда Энн наткнулась на Грэйс, созерцающую коттеджи работников усадьбы Холм-Парк, ей стало ясно, что та совсем слетела с катушек. Энн не была взбалмошной фантазёркой, но когда она начала просыпаться ночью от шелеста пижамы Грэйс, от её мягких шагов по полу, это заставило её серьёзно забеспокоиться. Она бы не удивилась, если бы у Грэйс окончательно поехала крыша, и если кто-то и должен проснуться с перочинным ножом Грэйс под рёбрами, то уж Энн пострается, чтобы это была не она.

Так что в пабе она сообщила Рэйчел, что собирается переехать в кладовку. Там не было замка, но, по крайней мере, можно было подставить стул под дверь, и ей не пришлось бы терпеть ночные блуждания Грэйс. Поход в паб был идеей Рэйчел. Она прошла курсы менеджмента. Наверное, это казалось ей упражнением для сплочения команды. Но, поскольку Грэйс провела весь вечер в телефонной будке снаружи на улице, а Энн воспользовалась этим и высказала Рэйчел, что думает о Грэйс, затея слегка провалилась.

– Ты видела её записи? – испытующе спросила Энн. Она много выпила за короткий промежуток времени, хотя чувствовала неодобрение Рэйчел. Ей это было необходимо.

– Ещё нет. Только в общих чертах.

– Она витает в облаках. Прямо вот реально оторвана от реальности. Недавно я видела её в милях от зоны исследования. Откуда ты вообще её взяла?

Рэйчел пробормотала что-то невнятное – мол, решение Питера. Энн подумала, что навыков управления Рэйчел не приобрела, несмотря на курсы и степени.

На следующий день Энн почувствовала, что ей нужно встряхнуться. Классификация растительности шла хорошо. Квадрат на торфяном болоте оказался интересным. Там не было ничего особенного, способного представлять угрозу разработке карьера, но ей нравилось такое разнообразие видов. У неё было похмелье, и она могла себе позволить взять выходной.

В последний раз, когда она видела Годфри, он подарил ей мобильный телефон, чтобы они могли быть на связи. Рэйчел и Грэйс она об этом не сказала и в их присутствии держала телефон выключенным. Причин для секретности не было – можно было сказать, что она сама его купила, – но Энн знала, что скажет Рэйчел. Рэйчел сочтёт его общественной собственностью и предложит, чтобы каждый, кто собирается далеко в холмы, брал его с собой в целях безопасности. Стоит Энн возразить, и она будет выглядеть бессердечным монстром. Что ж, плевать на всех, подумала она. Не будь Питер Кемп таким жадным ублюдком, он бы им всем предоставил мобильные. Ещё одной причиной хотеть свою комнату была возможность заряжать телефон так, чтобы остальные не видели.

Тем утром Рэйчел уехала в Киммерстон на встречу с Питером и организаторами разработки. Грэйс, более собранная, чем обычно в последнее время, даже позавтракала с ними и сама предоставила информацию о том, что её целый день не будет. Как только они ушли, Энн позвонила Годфри по мобильному телефону.

– Вырвешься пошалить?

– Не знаю…

– Ты ведь не планировал быть на встрече с Кемпом, правда?

– Я не знал, что будет встреча. Наверное, Невилл договорился.

– Если Невилл такой хороший парень, как ты говоришь, пусть потянет её подольше. Уберёт Рэйчел с дороги и даст нам побольше времени.

– Я не могу его вовлекать.

– Почему? Если ему уже известно. – Она остановилась. – У тебя есть ручка?

– Конечно.

– Записывай список покупок. Можешь заехать в «Теско» по дороге сюда.

– Ты хочешь, чтобы я приехал в Блэклоу?

– А что такого? Их обеих нет.

– Ну… – сказал он. – Кто-нибудь может увидеть.

– И что? Ты вправе время от времени заглядывать на место разработки.

– Я хочу тебя увидеть.

– Тогда приезжай.

Годфри приехал нагруженный пакетами, как примерный муж. Казалось, в этой роли он чувствовал себя вполне комфортно. Энн решила, что он, вероятно, делает покупки для Барбары. Как примерная жена, она распаковала продукты. Он протянул ей полистирольный поднос с разделанной курицей в пищевой плёнке.

– Наверное, стоит положить их сейчас в духовку, если мы собираемся съесть их на ланч?

– Ты шутишь? Я займусь ими позже. Вот ещё, тратить время на готовку, когда мне удалось заполучить тебя!

Стоял серый туманный день, и она разожгла камин, чтобы устроить пикник. Годфри она заказала салат, хлеб, кусок сыра стилтон, оливки, шоколад.

– Вот это вот, – сказала она, – я люблю больше всего на свете.

– А меня?

– Тебя? – спросила она. – Ох, не думаю, что могу влюбиться в того, кто напрашивается на комплименты! – Но она отодвинула банку оливок и притянула его к себе.

Они уже дошли до неприличного этапа – он ещё не снял брюк, но они уже были расстёгнуты, а у неё лифчик болтался на одном плече, когда пришла Грэйс. Они услышали, как дверь кухни открылась, потом закрылась, и замерли. Тогда Годфри стал шарить вокруг в поисках одежды, но было уже слишком поздно. Она вошла и всё увидела. Она застыла в дверном проёме, уставившись на них – взгляд отсутствующий, не совсем сфокусированный, словно её мысли были заняты чем-то ещё.

Грэйс ничего не сказала. Даже «извините», что Энн сочла наглостью. Она просто развернулась и вышла. Энн захотелось дать ей уйти. Ну расскажет она, что Энн трахала Годфри Во в коттедже Бейкиз, и что? Потом она подумала, что это может осложнить ситуацию, и не только для Годфри. Энн застегнула лифчик и натянула топ. Грэйс стояла на кухне, писала на листке бумаги из своего блокнота.

– Я думала, ты не вернёшься, – сказала Энн.

Грэйс не ответила.

– И всё же, что ты здесь делаешь?

– Забыла оставить данные маршрута и время прибытия.

– Слушай, – начала Энн, – насчёт того, что только что произошло.

– Это не моё дело, правильно?

Она его не узнала, подумала Энн, иначе бы уже что-нибудь сказала.

– Не моё дело, с кем ты общаешься. – Теперь Энн уже не была так уверена.

– Слушай, – снова сказала Энн и услышала мольбу в собственном голосе. – Он женат. У него ребёнок. Никто не знает про нас. Ты ничего не скажешь?

Грэйс посмотрела на неё. Энн не могла угадать, что чувствует эта женщина. Может быть, презрение? Жалость? Зависть?

– Нет, – наконец ответила Грэйс. – Я ничего не скажу.

– Спасибо. – Энн удивило, что она почувствовала такое облегчение. Ей захотелось чем-то отплатить. – Я приготовлю ужин попозже, ладно? Для нас троих. Что-нибудь особенное. Пора нам постараться поладить. Хорошо?

Грэйс пожала плечами.

– Хорошо. – Она подошла к двери, остановилась, на лице мелькнула тень улыбки. – Тогда разрешаю вам продолжать.

За эту попытку пошутить, за то, что не укоряет, Энн готова была её обнять.

Однако когда она вернулась в гостиную, Годфри уже был полностью одет. Он застегнул рубашку под горло, завязал галстук.

– Что ты делаешь? Я от неё отделалась.

– Что она сказала?

– Ничего. И никому не расскажет. – Она сделала паузу. – И я ей верю.

– Не надо было мне приходить. Я говорил тебе, что это рискованно.

Он смотрел на неё с жалким видом, напоминая ей Джереми и раздражая её до такой степени, что она сказала:

– А я думала, ты хотел перестать скрываться. Не об этом ли ты говорил после обеда тогда, на побережье?

– Не сейчас. Не так. – Он оглядел неприбранную комнату с остатками еды, разбросанными по полу.

– Отлично! – выкрикнула она. – Просто отлично! Потому что у меня тоже нет серьёзных намерений. Никогда не было.

Они уставились друг на друга.

– Прости. – Она протянула руку, коснулась хлопкового рукава его рубашки. – Вино хоть допей. Наша первая ссора. Надо отпраздновать.

– Нет. – Затем мягче: – Я собираюсь прогуляться к свинцовому руднику. Тогда, если кто-то узнал машину, у меня будет предлог для того, чтобы находиться здесь.

– Кто её узнает? У тебя паранойя.

– Я хочу пойти. Хочу снова увидеть место объекта.

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, в самом деле, я лучше сам.

Она прошлась по гостиной, собирая остатки еды, складывая тарелки и столовые приборы, затем пошла наверх и постирала пару вещей в раковине ванной. День был не слишком подходящим для сушки, но она вынесла их на улицу и развесила на верёвке, думая, что оттуда увидит, как он возвращается через холм к коттеджу. Она бы не стала выходить специально для того, чтобы посмотреть. Ни Годфри, ни Грэйс не было видно.

Вместо этого Энн начала готовить овощную запеканку на ужин из продуктов, которые привез Годфри. Она поставила в плеере Энни Леннокс и включила её очень громко, так чтобы, вернувшись, он понял, что она совсем о нём не беспокоилась. Она сказала себе, что скоро он вернётся, запыхавшись, виноватый, раскрасневшийся. Она подумала, что он будет очень глупо выглядеть в холмах в одежде, которую надел утром для офиса.

Но Годфри, казалось, ушёл надолго, и для неё стало неожиданностью, когда она наконец услышала мотор его машины. Она выбежала во двор, но он уже уезжал на огромной скорости. Ей пришлось пройти по дороге и закрыть за ним ворота. Он поехал прямо к переправе, не потрудившись остановиться и закрыть их.

После она старалась дозвониться ему в офис, но его секретарь, наверное узнав её голос, сказал, что Годфри не отвечает ни на какие звонки.

Сперва её удивило, что Грэйс опаздывает. Ей показалось, что они пришли к взаимопониманию, она даже подумала, что в оставшееся время они могли бы лучше ладить. Затем она подумала, что Грэйс поступает так нарочно, давая Энн понять, что её молчание не должно восприниматься как должное. Она попыталась объяснить Рэйчел, что скорее всего волноваться не о чем, но Рэйчел настаивала на том, что сама пойдёт туда, кричала и устроила скандал.

Позже, когда совсем стемнело, а Грэйс так и не вернулась, Энн задумалась, не пошёл ли Годфри за ней и не напугал ли её. Раньше она бы сказала, что это совсем не в его характере – в любых обстоятельствах он был сдержан, безэмоционален, – но сегодня он вёл себя очень странно. Умчаться прочь, не поговорив с ней, отказываться отвечать на её звонки – это не было похоже на него. Энн решила, что Грэйс достаточно легко запугать. Было видно, что она уже на грани. Энн представилось, как она идёт к ближайшей дороге и ловит попутку до места, откуда приехала. Где бы оно ни было.

Под конец Энн больше не могла выносить мелодраматизм Рэйчел. Она делала вид, что всё в порядке, но паниковала из-за Годфри. Из-за того, что потеряет его. Раньше она не понимала, какой важной частью её планов на будущее он стал. Энн отправилась спать и, против своих ожиданий, очень быстро заснула. Она не слышала прибытия горной спасательной команды и узнала о смерти Грэйс следующим утром, услышав, как Рэйчел всхлипывает, сидя у подножия лестницы.

Грэйс

На следующий день после прибытия в Бейкиз Грэйс проснулась рывком. Комната была наполнена светом, и Грэйс поняла, что проспала, решив в приступе паники, что у неё неприятности. Она оглядела комнату, на мгновение забыв, где находится. Большую комнату загромождали двухъярусные кровати, так чтобы во время выездов можно было разместить как можно больше студентов. На кроватях не было простыней, но в ногах на каждой лежало свёрнутое серое полотенце. Подушки были накрыты полосатыми чехлами. Стоял казённый, отдающий плесенью запах. Ей вспомнилось другое место, где она когда-то жила, и это спутало её мысли.

Затем Рэйчел крикнула в пролет лестницы, что если Грэйс захочет кофе, то он на столе.

– И чего бы тебе хотелось на завтрак?

Так она вернулась в настоящее. Грэйс заметила, что одна из кроватей в комнате застелена, и вспомнила Энн, забиравшую её со станции и вёзшую через Ленгхолм. Она вспомнила дорогу через лес и как они выехали на открытое место, как будто ворвались в другой мир. Детская фантазия, за дверью платяного шкафа, место, о котором она мечтала с детства.

– Тост? – голос Рэйчел стал нетерпеливым.

– Да, пожалуйста. Я почти готова.

Она отдёрнула занавески. За садом, ещё погруженным в тень, гора купалась в солнечном свете, так что прошлогодний папоротник сверкал, отливая медно-красным. Она натянула одежду и спустилась на кухню.

– Извини, – сказала она. – Я не могла поставить будильник.

Она знала, что Рэйчел смотрит на неё озабоченно, сочувствующе. Она уже замечала этот взгляд.

– Без проблем, – ответила Рэйчел. – Пока мы укладываемся в дедлайн, можно устанавливать наше собственное расписание, но я уже собиралась будить тебя. Пару дней мы точно потеряем из-за погоды.

Она улыбнулась. Грэйс попыталась откликнуться, тоже быть дружелюбной, но чувствовала себя неловко. Теперь, когда их было только двое, стало сложнее. Она не привыкла обманывать. Кухня была такая маленькая, что они стояли очень близко друг к другу, и Грэйс чувствовала себя уязвимой. Прошлой ночью говорила в основном Энн. Грэйс притворялась, что слушает, но в основном сосредоточиться могла лишь на своих мыслях. Сейчас она выпила кофе, съела тост и приготовилась уйти из дома как можно скорее.

– Куда ты идёшь? – спросила Рэйчел.

– Прости?

– Мне нужно знать, куда ты идёшь. «Правила здоровья и безопасности». Я объясняла раньше.

– Да. Да, конечно.

Рэйчел всё ещё была на кухне, стояла, потому что сесть было негде, с куском тоста в руке. Грэйс положила свою карту на пластмассовую скамью.

– Я думала начать недалеко от коттеджа. Просто пройдусь вдоль ручья, присмотрюсь, поищу экскременты, погляжу, какой здесь берег. К двум должна вернуться.

– Хорошо.

Грэйс увидела, что она успокоила Рэйчел, которая до этого странно на неё поглядывала. Надо быть осторожнее. Внезапно ей пришло в голову, что Рэйчел сама похожа на выдру – крупные передние зубы, каштановые волосы, которые поседеют до того, как она успеет состариться, пушок над губой.

– Ты возьмёшь сэндвичи? – спросила Рэйчел. – Есть сыр, и хлеб ещё нормальный.

– Нет. – Затем, понимая, что требуется объяснение: – Я поем, когда вернусь. – На самом деле еда её никогда особенно не интересовала, что было достаточно странно с учётом профессии её отца.

Выйдя из дверей кухни на улицу, она обошла дом, мимо сарая для трактора к саду. Там была лужайка, на которой студенты, видимо, играли в крикет летом, но трава ещё не была подстрижена. Лужайку окружали кустарники. Граница сада была обозначена сложенной без раствора каменной стеной. Ворот, выходящих на склон, не было, но проход ограждали каменные глыбы по обе стороны стены и деревянный столб рядом с ней. Там находилась тропа, предположительно вытоптанная студентами и овцами, которая вела через папоротник к ручью. В некоторых местах Скёрл был широким, словно река, и казался Грэйс неплохим местом для выдр. Ей казалось, что она их чует.

Она пересекла ручей по группке плоских скал, уходивших под воду. Вода была очень прозрачной. Яркий солнечный свет, отразившись от поверхности, ослепил её, и она почти потеряла равновесие. Берег с другой стороны обрывался и образовывал илистый пляж. Она вскарабкалась на берег и отправилась к старому свинцовому руднику.

Она медленно шла вдоль берега, ища место для остановки и экскременты, помёт, который очень выделялся, потому что сильно пах рыбой. В университете именно благодаря исчерпывающему исследованию экскрементов выдры Грэйс получила степень бакалавра с отличием. Благодаря этому и её увлечённости. Её никогда сильно не отвлекало общение или мужчины. Во время собеседования на эту работу Питер Кемп сказал:

– Знаете, здесь, в горах, заняться особо нечем. Особенно вечерами. Вам не будет скучно?

– О нет, – сказала она вполне искренне, не сообщив ему, конечно, что у неё были свои причины желать участия в этом проекте.

Она прошла вдоль ручья от земель фермы Блэклоу до усадьбы и старого свинцового рудника. Там ручей шёл по каменным тоннелям. Она предположила, что когда-то он был частью процесса добычи. Возможно, мыл руду или приводил в движение колесо. Граница между Холм-Парком и фермой не была отмечена на карте, но Грэйс добавила её карандашом и знала, что скорее всего угадала, поскольку, миновав рудник и место, где ручей вновь выходил наружу, она нашла мёртвую ласку, которую бросили в воду. Её рыжеватый мех был нетронут, но тельце уже окостенело. Рядом она обнаружила ловушку в тоннеле, которая убила животное. Ловушку на пружине поместили в старый кусок трубы в водостоке и прикрыли камнями. Она не нашла рядом других трупов, но возле ловушки чувствовался запах гниющей плоти. Должно быть, это была земля Холм-Парка, потому что только лесник мог так постараться. Грэйс пришло в голову заблокировать вход в ловушку, но это была глупая идея. На этом этапе ей не хотелось привлекать к себе внимание.

Грэйс расстроилась, когда обнаружила ласку, хотя и не совсем могла понять почему. Возможно, из-за того, что не было внешних повреждений. Она постаралась выкинуть это из головы и продолжила путь, но почти сразу же услышала шаги на некотором расстоянии от неё, плеск воды. Она обернулась, но на холме никого не было. Здесь негде было прятаться, кроме выемок старого рудника, – и кто захочет там скрываться? Так что она поняла, что ей снова чудится.

Она пошла дальше и начала считать – впрочем, не следы выдр на берегу. Сейчас она считала приёмных родителей, которые о ней заботились, хотя уже знала цифру. Она называла их по очереди. Недавно перечислять их имена стало навязчивой идеей. Она знала, что такая озабоченность прошлым нездорова, и, скорее всего, не обнаружь она ласку, солнечный свет и запах торфа не дали бы вернуться старым воспоминаниям.

Впрочем, возможно, это не так. История Рэйчел о том, как она нашла тело Беллы, белеющее в свете фонарика, перемешала в её сознании прошлое и настоящее. С этого и началась путаница. Словно ребёнок потряс пазл в коробке. Картинка сломалась. Мать Грэйс совершила самоубийство, повесилась.

Было шесть приёмных семей. В отделе социальной службы она установила своеобразный рекорд среди детей вроде неё. Вначале все были уверены, что Грэйс удочерят. Она была достаточно хорошенькая, белая, всего четыре года. Она была хорошо воспитана и уже умела вежливо разговаривать. У неё не было истерик. Иногда она писалась в кровать, но этого следовало ожидать после того, как она зашла из сада в дом и увидела свою мать, свисающую на поясе от халата со светильника. Тогда тоже было солнечное утро. Психолог говорил, что Грэйс очень умненькая.

Первой парой были тётя Салли и дядя Джо. Она едва помнила их, потому что пробыла там совсем недолго. Наверное, это было временное размещение, но она знала их имена, потому что они были в памятном альбоме, который хранила её социальный работник. Фотографий не было.

Она вернулась на южный берег ручья, на этот раз вброд, чувствуя, как вода давит на мягкую резину её дорогих сапог. Хоть это и было глупо, она старалась избегать построек рудника и ловушки в тоннеле. Грэйс произнесла вслух:

– Тётя Салли и дядя Джо, – и мельком ей вспомнилось платье в цветочек, запах сигаретного дыма, как её держат на коленях против её воли.

Вторую пару она помнила лучше. Планировалось, что они её удочерят. В последнее время она постоянно возвращалась к этому воспоминанию. Это было словно ощупывать больной зуб кончиком языка.

Она пробыла в этом доме долго, несколько месяцев точно, возможно, год. Она пошла в школу. Школа была современным кирпичным зданием с большими окнами и серой ковровой плиткой на полу. Из-за ковра им приходилось быть очень аккуратными и вытирать ноги перед тем, как войти. Каждое утро Лесли шла с ней к белым деревянным воротам, которые были широко открыты, чтобы могли проехать машины учителей. Лесли провожала её в раздевалку и вешала её пальто. Там она целовала Грэйс на прощание. В классе было две коробки – одна для книг для чтения, вторая – для упакованных ланчей. Коробка Грэйс для ланча была сделана из розового пластика с изображением Барби сбоку. Каждый день она возвращала книгу для чтения. Она уже перешла к тем, у которых были оранжевые наклейки на корешках; большинство детей в классе все ещё читали голубые.

Если шёл дождь, Дэйв подвозил их в школу на машине, а она тогда надевала резиновые сапоги – розовые, чтобы сочетались с коробкой для ланча, – которые надо было переодеть в гардеробной. Имена её приёмных родителей были Лесли и Дэйв, но она называла их мамой и папой. Ей хотелось быть такой же, как другие дети в классе. Она могла уже дойти до книжек с зелёными наклейками, но замедлилась, чтобы не слишком отличаться.

Они жили в новом доме в новом районе. Он тоже был сделан из кирпича, с большими окнами. Там был гараж, где стояли трёхколесный велосипед Грэйс и её детская коляска, маленькая лужайка и альпийская горка впереди, сад за домом. Летом, говорила Лесли, будут качели. Дорога ещё строилась, и повсюду были грязные лужи. Лесли терпеть не могла грязь, как и Грэйс. Они обе были очень опрятны и оттого, казалось, отлично подходили друг другу.

Так социальный работник и сказала, когда Дэйв и Лесли объявили ей, что не хотят, чтобы Грэйс продолжала с ними жить.

– Но я думала, что вы отлично подходите друг другу.

Грэйс знала, что так она и сказала, потому что слушала у двери. Та была слегка приоткрыта, но никто её не заметил. Она должна была слышать, как Лесли, извиняясь, объясняет, что, им кажется, удочерение проходит не слишком хорошо, но позже не помнила тот кусок. Она просто услышала, как социальный работник сказала:

– Она такая милая малышка. Что с ней не так?

– С ней всё так. – Лесли и Дэйв поглядели друг на друга, каждый надеясь, что другой объяснит. С таким же успехом они могли сказать, что с ней всё не так.

– Вы не звонили, чтобы сообщить о каких-либо проблемах. – Теперь социальный работник постепенно приходила в отчаяние. Если удочерение сорвётся, это сочтут её виной. Она была неряшливой женщиной с непослушными волосами. Подол её юбки разошёлся, а длинная кофта была застёгнута не на те пуговицы. Грэйс не одобряла подобного отсутствия порядка. Она сама очень заботилась о своей одежде, особенно о бело-голубом школьном платье. Женщина продолжила: – Я хочу сказать, мы могли бы помочь. Она снова писалась в кровать?

– Это никогда не было проблемой. – Это был Дэвид. Он работал главным механиком в большой автомастерской на главной дороге города. Грэйс видела его там. Он носил синий комбинезон с его именем, вышитым на груди, и иногда – спортивную куртку с золотыми пуговицами. Ради этой встречи он рано вернулся домой. Он оттёр ногти и надел пиджак и галстук. Неловкость сделала его агрессивным.

– Мы не переживали из-за этого. Разумеется, нет. Кто мы, вы думаете? Людоеды? По крайней мере, это доказывало, что она человек.

– Что вы имеете в виду? – Голос социального работника стал выше, словно она собиралась заплакать. Даже пятилетняя Грэйс понимала, что в такой ситуации ответственному взрослому неправильно себя так вести.

– Послушайте. – Дэйв наклонился вперёд. Из места, где Грэйс пряталась, ей было видно его согнутую спину. Он был очень крупным мужчиной и с этого угла выглядел уродливо, как одна из иллюстраций к «Джеку и бобовому ростку», её последней книжке для чтения. Возможно, как он только что сказал, он был людоедом. – Послушайте, мы не хотим доставить вам неудобство, но нам лучше сказать прямо, верно? Я имею в виду, лучше сейчас, чем когда все документы будут заполнены. Сбережём вам немного работы, да?

Он быстро и лающе рассмеялся. Грэйс поняла, что предполагалось, что это шутка, но социальному работнику смешно не было. Как и Дэйву, потому что он продолжил серьёзно.

– Мы не можем любить её, – сказал он. – Мы бы хотели суметь, но не можем. Она такая холодная. Она смотрит на нас этими глазами. Она не позволяет нам её трогать. Нужно же любить своих собственных детей, правда? – Он остановился. – Возможно, это из-за того, откуда она.

– О чём вы? Откуда она? – Голос социального работника стал визгливым, почти истеричным.

– Ну, они отличаются от нас, эти люди, верно?

– Она ребёнок, – сказала социальный работник. – Ей нужна семья. – Она не стала отрицать различие. Она повернулась к Лесли. Дэйв подвинулся, и Грэйс увидела, что он вовсе не людоед. Он тоже был готов заплакать.

– Вы тоже так считаете? – спросила социальный работник.

– Мы старались, – ответила Лесли. – Когда вы впервые рассказали нам о Грэйс, мы подумали, что она нам прекрасно подходит, правда. Несмотря на различия. И затем, когда вы рассказали нам, через что она прошла, мы ждали, что она будет расстроена. Мы бы не были против. Мы бы справились с плохим поведением, кошмарами, слезами. Мы думали, что сможем помочь. Но мы не можем до неё достучаться. Это самое ужасное. Мы ей не нужны.

– Вы не правы! – воскликнула женщина. – Неужели вы не видите, что она нуждается в вас, только потому, что она ушла в себя? Такая сдержанная? – Она сделала паузу, затем холодно продолжила: – Но я не буду пытаться переубедить вас. Вы должны быть абсолютно уверены в своём решении, если хотите стать приёмными родителями. Уверена, вам это объяснили, когда вы подавали заявку…

Предложение прозвучало как угроза. Грэйс почувствовала опасность, хотя не совсем понимала значения слов.

– Вы говорите, что, если мы откажемся от Грэйс, нам не получить другого ребёнка? – Дэйв был готов вскочить на ноги, но Лесли положила руку ему на локоть, сдерживая.

– Разумеется, нет, – сказала социальный работник, но голос её звучал чопорно. Она донесла свою точку зрения. – Послушайте, – продолжила она, – не принимайте поспешных решений. Подождите ещё месяц. Посмотрим, что вы будете думать тогда.

Они подождали ещё месяц. Всё это время Грэйс очень старалась. Она разрешала Дэйву целовать её на ночь. Она позволяла Лесли обнимать её на диване, когда они читали сказку на ночь, хотя ощущение прикосновения к ней мягкого тела женщины почти вызывало у неё тошноту. Однако всё это время она ломала голову над тем, чем же отличается от других. Она выглядела так же, как и другие дети из школы. Немного худей, немного смуглей, предположила она. Что мешает Дэйву и Лесли хотеть её? В конце концов Грэйс не пришла ни к какому выводу. И от её усилий не было толку. Через месяц её перевели жить с тётей Кэрол и дядей Джимом. Она не называла их мамой и папой. Она знала, что это бессмысленно.