Текст книги "Царица Проклятых"

Часть 1
Дорога к вампиру Лестату

Соблазн увидеть смысл в картине мимолетной —

пчела, цепочка гор,

тень

от моей ноги.

Соблазн связать их с логикой Вселенной

блестящей нитью

чувства

и ума.

…

Соблазн надеяться, что в этом гобелене

смогу я различить отдельные стежки.

Увы! Я только их и вижу…

И все же глаз зоркий, сердце светлое

нам неспроста даны.

Стэн Райс «Четыре дня в другом городе»

1. Легенда о близнецах

В жестком ритме

описывай все,

что видишь.

Деталь за деталью,

без остановки.

Главное – ритм.

Женщина. Руки подняла.

Тьма отступает.

Стэн Райс «Элегия»

– Позвони ей от моего имени, – просил он, – скажи ей, что я видел очень странные сны, что мне снились близнецы. Ты должна позвонить ей!

Его дочери совсем не хотелось это делать. Она смотрела, как он с трудом справляется с книгой. Он теперь часто повторял, что руки стали его врагами. В девяносто один год он уже едва мог удержать карандаш или перевернуть страницу.

– Папа, – ответила она, – эта женщина, вполне вероятно, уже умерла.

Все, кого он когда-либо знал, умерли. Он пережил своих коллег, он пережил своих сестер и братьев и даже двоих из своих детей. Драма его состояла и в том, что он пережил и близнецов, ибо его книгу давно уже никто не читал. «Легенда о близнецах» никого больше не интересовала.

– И все же позвони ей, – настаивал он, – непременно позвони и скажи, что мне приснились близнецы, что я видел их во сне.

– Почему ты считаешь, что она захочет узнать об этом, папа?

Дочь взяла в руки небольшую записную книжку и стала медленно листать ее. Все эти люди мертвы, давно мертвы… И те, кто участвовал вместе с ее отцом во множестве экспедиций, и издатели, и фотографы, помогавшие ему в работе над книгой. Даже его недруги, те, кто утверждал, что он впустую прожил жизнь, что все его исследования были напрасны и результат их нулевой, даже наиболее непримиримые враги, обвинявшие его в фальсификации рисунков и в том, что он лгал о существовании пещер, – хотя на самом деле он ничего подобного не делал, – все умерли.

Так почему должна по-прежнему быть жива та женщина? Та, которая финансировала его давние экспедиции, – богатая женщина, в течение многих лет посылавшая ему крупные суммы денег.

– Ты должна попросить ее приехать! Объясни ей, что это очень важно, что я должен рассказать ей о том, что видел!

Приехать? Проделать такой длинный путь до Рио-де-Жанейро только потому, что какому-то старику приснился странный сон? – Дочь наконец-то нашла нужную страницу. Вот! Имя и телефон этой женщины! И рядом дата – всего лишь двухгодичной давности.

– Она живет в Бангкоке, папа. – Интересно, сколько же сейчас времени в Бангкоке? Она не имела никакого понятия об этом.

– Она приедет ко мне! Я уверен, что она непременно приедет.

Он опустил веки и откинулся на подушку. Он казался теперь таким маленьким, высохшим и сморщенным! Но когда он вновь открыл глаза, она ощутила на себе привычный отцовский взгляд. Да, несмотря на морщинистую желтую кожу, темные пятна на тыльной стороне исхудавших рук, совершенно лысый череп, перед ней был ее отец!

Теперь он, казалось, прислушивается к звукам доносившейся из ее комнаты музыки, к тихому и мягкому голосу Вампира Лестата. Надо пойти и выключить звук, если музыка мешает ему спать. Она не была поклонницей американского рока, но этот певец ей очень нравился.

– Передай, что мне необходимо с ней поговорить, – словно вдруг очнувшись, произнес отец.

– Хорошо, папа, я сделаю так, как ты хочешь. – Она выключила лампу возле кровати. – А ты спи.

– Ищи ее, пока не найдешь. Скажи ей… близнецы! Я видел близнецов!

Она уже было вышла из комнаты, но он вдруг позвал ее обратно – эти внезапные, больше походившие на стоны крики всегда так пугали ее. В проникавшем из холла свете она могла увидеть, что он указывает на книжные полки у дальней стены.

– Достань ее мне, – попросил он, с усилием приподнимаясь и снова пытаясь сесть.

– Эту книгу, папа?

– Близнецов… рисунки…

Сняв с полки тяжелый старинный фолиант, она вложила его в руки отца. Потом приподняла подушки, помогла ему устроиться поудобнее и снова включила лампу возле кровати.

При мысли о том, каким же он стал теперь легким, у нее защемило сердце, ей было больно смотреть, каких усилий стоит ему попытка надеть очки в серебряной оправе. Он взял в руку карандаш, чтобы, как и всегда прежде, иметь его наготове при чтении и в случае необходимости что-то записать или сделать пометки, но тут же уронил его. Она успела подхватить карандаш на лету и положила обратно на столик.

– Иди и позвони ей! – сказал он.

Она согласно кивнула, но по-прежнему оставалась рядом с ним, чтобы в любой момент прийти ему на помощь. Доносившаяся из ее кабинета музыка стала громче – в ней слышалось больше металла, а голос певца был хриплым. Но отец, казалось, не обращал на эти звуки внимания. Она осторожно раскрыла перед ним книгу в том месте, где на развороте были помещены первые две цветные иллюстрации.

Как явственно помнила она эти рисунки! Прекрасно помнила и то, как, будучи еще маленькой девочкой, долго поднималась вместе с отцом по склону горы Кармел к пещере, а потом он вел ее в темноте по сухому пыльному проходу, чтобы поднять затем повыше фонарик и показать ей цветные рельефные изображения на стене.

– Вот, смотри! Ты видишь эти фигуры? Видишь двух рыжеволосых женщин?

При тусклом свете фонарика ей поначалу трудно было разобрать, что именно изображали эти едва заметные, нацарапанные не слишком умелой рукой линии. Гораздо легче было изучать потом фотографии, великолепно сделанные фотоаппаратом со вспышкой.

Навсегда останется в ее памяти день, когда отец впервые одно за другим показал ей все изображения, представлявшие собой маленькие сценки: близнецы танцуют под тонкими струйками дождя, льющимися из обозначенной неровной линией тучи; близнецы стоят на коленях по обе стороны алтарного камня, на котором лежит тело не то спящего, не то мертвого человека; близнецы захвачены в плен и стоят перед судьями и толпой озлобленных людей; близнецы спасаются бегством. Затем шли изображения, смысл которых из-за повреждений понять было невозможно, и наконец, изображение только одной из сестер – она плачет, и слезы ее, льющиеся из глаз, нарисованы, как и сами глаза, тоненькими черточками.

Все эти изображения были нацарапаны на каменной стене пещеры и раскрашены разными красками: оранжевой – волосы, белой – одежды, зеленой – трава вокруг, а небо над их головами было голубым. С тех пор как в черной глубине пещеры кто-то создал все эти рисунки, прошло шесть тысяч лет.

Примерно такого же возраста были и почти идентичные изображения, обнаруженные в неглубоком скальном гроте высоко на склоне Гуаяна Пиччу – практически в противоположной части света.

Она побывала там с отцом годом позже. Сначала они переправились через реку Урубамба, а потом совершили путешествие вверх по реке, пробираясь через джунгли Перу. И в конце концов она своими глазами увидела тех же двух женщин, нарисованных в удивительно похожей манере, хотя одинаковыми рисунки назвать было нельзя.

Там на гладкой стене были изображены уже знакомые сценки: струящийся с неба дождь, весело танцующие рыжеволосые близнецы. Мрачная сцена у алтаря была дополнена множеством деталей. Тело, лежавшее на камне, несомненно принадлежало женщине, а в руках близнецы держали крошечные, но очень тщательно нарисованные тарелки. За совершавшимся обрядом наблюдали солдаты с поднятыми мечами. Вот близнецы захвачены в плен и плачут. Затем шли сцены вражеского суда и побега. Было там и еще одно едва различимое, но все-таки вполне доступное для понимания изображение: близнецы держат младенца – маленький сверток с глазками-точечками и клочком рыжих волос; затем вновь появляются грозные солдаты, и сестры передают свое сокровище другим людям.

На последнем рисунке вновь только одна сестра. Вокруг нее зеленые заросли непроходимых джунглей, она словно в поисках второй сестры простирает вперед руки, а рыжие волосы приклеены к стене запекшейся кровью.

Она хорошо помнила, в каком возбуждении пребывала в тот момент, как разделяла восторг отца, которому с помощью этих древних рисунков, скрытых в горных пещерах Палестины и Перу, удалось наконец-то разыскать близнецов, пусть и в разных концах света.

Он считал это величайшим, не сравнимым ни с каким другим историческим открытием. А спустя еще год в одном из музеев Берлина была обнаружена ваза с точно такими же рисунками: погребальный камень, коленопреклоненные фигуры перед ним и тарелки в их руках. Откуда взялся этот экспонат, никто не знал, никаких документов не было. Но какое это имело значение? Используя самые надежные научные методы датировки, удалось установить, что время создания этой вазы – 4000 год до нашей эры, а переведенная с древнешумерского языка надпись содержала так много значившие для них слова: «Легенда о близнецах».

Это открытие можно было считать наиважнейшим – оно стало своего рода обоснованием работы всей его жизни. Но так было только до того момента, когда он представил свое исследование на суд коллег.

Одни высмеяли его, другие просто проигнорировали его выводы. Никто не хотел поверить, что между Старым миром и Новым могла существовать такая тесная связь. Шесть тысяч лет! Невероятно! Они причислили его к лагерю чудаков наравне с теми, кто не переставая твердил о существовании древних астронавтов, Атлантиды и погибшего царства Му.

Он спорил, читал лекции, пытался их убедить, уговаривал отправиться вместе с ним в путешествие и своими глазами увидеть пещеры. Он предъявлял им образцы красок, заключения самых авторитетных лабораторий, подробные описания растений, изображенных на рисунках, и даже белоснежных одежд близнецов.

Другой на его месте давно бы все бросил. Все университеты и общества отказались от сотрудничества с ним. У него не было денег даже на содержание детей. Чтобы заработать на кусок хлеба, он стал преподавать, а по вечерам писал письма во все музеи мира. Глиняная табличка с рисунками была обнаружена в музее в Манчестере, еще одна – в Лондоне, и на обеих можно было явственно видеть изображение близнецов! Он влез в долги и отправился туда, чтобы сфотографировать эти произведения искусства, а потом опубликовал материалы о них в малоизвестных изданиях. Он не прекращал свои исследования.

А потом появилась та женщина – странная, эксцентричная, с очень тихим голосом. Она внимательно выслушала его, просмотрела собранные им материалы и даже подарила ему древний папирус, найденный в начале века в Верхнем Египте и содержавший некоторые из уже знакомых ему рисунков, а также слова: «Легенда о близнецах».

– Я дарю его вам, – сказала она.

Позже она купила для него вазу из берлинского музея, а также найденные в Англии глиняные таблички.

Но больше всего ее интересовало открытие, сделанное им в Перу. Она предоставила ему неограниченный кредит, с тем чтобы он вернулся в Южную Америку и продолжил там свои исследования.

Год за годом в течение многих лет он обследовал пещеру за пещерой в надежде найти новые свидетельства, расспрашивал жителей окрестных деревень обо всех известных им древних легендах и сказаниях, он осмотрел все разрушенные города и храмы, даже христианские, пытаясь обнаружить там камни, взятые из языческих святилищ.

Однако проходили десятилетия, а все его поиски были безрезультатными.

В конце концов он потерпел полный крах. Даже она, женщина, многие годы бывшая его покровителем, посоветовала ему отказаться от дальнейших исследований. Ей не хотелось больше видеть, как он тратит на это оставшуюся жизнь. Она говорила, что следует предоставить дело более молодым. Но он и слушать не хотел об этом. «Легенда о близнецах» принадлежала ему – это было его открытие! Поэтому она продолжала выписывать ему чеки, а он продолжал свое дело до тех пор, пока старческая немощь не лишила его возможности подниматься в горы и прокладывать себе путь сквозь непроходимые джунгли.

В последние годы он лишь изредка читал лекции. Несмотря на то что он демонстрировал на них вазу, древний папирус и глиняные таблички, ему не удавалось заинтересовать этой таинственной проблемой современных студентов. В конце концов, все эти предметы трудно было идентифицировать и с определенностью привязать к какой-либо конкретной эпохе. Что же касается пещер… едва ли кому-то удастся сейчас их обнаружить.

Однако необыкновенная женщина продолжала ему покровительствовать. Она купила для него дом в Рио, открыла кредит в банке, причем после его смерти деньги должны были перейти к его дочери. Именно благодаря ее деньгам дочь получила образование, она платила и за многое другое. Казалось странным, что они с отцом живут в таком комфорте. Создавалось впечатление, что в конце концов он сумел добиться успеха в своих исследованиях.

– Позвони ей, – снова попросил он. Все больше и больше волнуясь, он нервно гладил руками иллюстрации в книге. Дочь по-прежнему не двигалась с места, она продолжала стоять рядом с ним и из-за его плеча смотрела на изображение близнецов.

– Хорошо, папа, – наконец произнесла она и оставила его наедине с книгой.

Было уже далеко за полдень, когда назавтра она вошла в комнату, чтобы поцеловать его. Сиделка сказала, что он плакал как ребенок. Когда она слегка сжала его руку, он открыл глаза.

– Теперь я знаю, что они с ними сделали, – заговорил он. – Я видел это! Они совершили кощунство! Святотатство!

Дочь постаралась успокоить его, сообщив, что сумела дозвониться до той женщины и она уже едет к нему.

– В Бангкоке ее не оказалось, папа, она отправилась в Бирму, в Рангун. Но я перезвонила ей туда, и она очень обрадовалась вестям от тебя. Она сказала, что выедет через несколько часов. Ей не терпится услышать о том, что ты видел во сне.

Его переполняло счастье. Она приедет! Он закрыл глаза и опустил голову на подушку.

– Как только стемнеет, сон вернется, – прошептал он. – Трагедия повторится сначала.

– Отдохни, папа, – ответила дочь. – Отдохни до ее приезда.

Он умер ночью. Когда утром дочь вошла к нему в комнату, тело уже успело остыть. Сиделка ждала ее распоряжений. Глаза его, полуприкрытые веками, как у всех покойников, были тусклы. Карандаш валялся на покрывале, а в правой руке у отца был зажат смятый клочок бумаги – форзац, вырванный из его драгоценной книги.

Она не плакала. На какое-то время она словно застыла и не в состоянии была что-либо делать. Перед ее глазами возникла освещенная лучом фонарика пещера в Палестине, и она вновь услышала голос отца: «Ты видишь? Видишь двух женщин?»

Она с нежностью закрыла отцу глаза и поцеловала его в лоб. На клочке бумаги было что-то написано. Вытащив его из холодных, окоченевших пальцев, она прочла несколько написанных нетвердой рукой слов:

«В ДЖУНГЛЯХ – ОНА ИДЕТ».

Что бы это могло означать?

Пытаться вновь связаться с этой женщиной поздно. Вполне возможно, что вечером она будет уже здесь. И весь этот длинный путь…

Что ж, она отдаст ей этот клочок бумаги, если он, конечно, имеет для нее какое-то значение, и расскажет все, что говорил отец о близнецах.

2. Короткая и счастливая жизнь Беби Дженкс и Банды клыкастых

Убийцу-гамбургер

вот тут и подают.

Он тебя избавит

от ожиданья у ворот Небес

унылой, скучной смерти

и прикончит

на этом самом перекрестке.

Лук, майонез

и много, много мяса.

Ты выбрал сам,

тебя не принуждали.

«А-а, вот и он».—

«Смотри-ка, правда».

Стэн Райс «Техасская сюита»

Беби Дженкс прибавила скорость, и ее «харлей» помчался вперед со скоростью семьдесят миль в час. Обнаженные руки стыли от ледяного ветра. Прошлым летом, когда они сделали Беби одной из Мертвых, ей было четырнадцать лет, и сейчас в ней было максимум восемьдесят пять фунтов «мертвого веса». С того момента, когда это случилось, она ни разу не расчесывала волосы – в этом просто не было необходимости, – и теперь две светлые косички, поднятые порывом ветра, развевались над черной кожей куртки за ее спиной. Наклонившись вперед, скорчив недовольную гримасу и ворча что-то, она выглядела недовольной и в то же время обманчиво привлекательной. Взгляд ее огромных голубых глаз не выражал ничего.

В наушниках оглушительно гремела музыка группы «Вампир Лестат», и потому она не слышала и не чувствовала ничего, кроме вибрации несущегося вперед огромного мотоцикла и невероятного одиночества, мучившего ее с тех самых пор, когда пять ночей тому назад она выехала из Ган-Баррел-Сити. Кроме этого был еще странный сон, который ее очень беспокоил. Он снился ей каждую ночь, и каждый раз непосредственно перед тем моментом, когда она готова была открыть глаза.

Ей снились рыжеволосые близнецы, две очень красивые женщины, а потом начинали происходить все эти ужасные вещи. Нет, черт подери, ей все это совсем не нравилось, она чувствовала себя такой одинокой, что буквально сходила с ума.

Члены Банды клыкастых не встретили ее южнее Далласа, а ведь они обещали. Она прождала их возле кладбища целых две ночи и поняла, что случилось нечто ужасное. Действительно, что-то было не так. Они никогда не отправились бы в Калифорнию без нее. Они собирались посмотреть в Сан-Франциско выступление Вампира Лестата, но времени до концерта было еще полно. Нет, определенно что-то случилось. В этом она не сомневалась.

Даже когда она была еще живой, Беби Дженкс могла чувствовать такого рода вещи, а теперь, когда она стала одной из Мертвых, эта ее способность многократно усилилась. Она уверена, что Банда клыкастых попала в большую беду. Киллер и Дэвис никогда бы ее не бросили. Киллер сказал, что любит ее. А иначе с чего бы он вдруг стал ее превращать? Если бы не любил? Да если бы не Киллер, она бы умерла там, в Детройте.

Она истекала кровью и умерла бы. И все из-за врача. Он избавил ее от ребенка, но ей суждено было умереть, потому что он что-то там перерезал внутри, а она настолько круто сидела на героине, что ей уже было все равно. А потом произошел этот забавный случай. Она вдруг взлетела и с высоты увидела собственное тело. И наркотики были здесь ни при чем. Она чувствовала, что должно случиться еще много всего интересного.

Она видела, как внизу в комнату вошел Киллер, и поняла, что он мертвец. Конечно же, она тогда и понятия не имела, как он сам себя называл, она только знала, что он не живой. Хотя, вообще-то, он ничем не отличался от обыкновенного парня. Черные джинсы, черные волосы, выразительные черные глаза. На спине его кожаной куртки была надпись: «Банда клыкастых». Он сел возле кровати и склонился над ее телом.

– Ну разве ты не миленькая, малышка? – произнес он. Те же чертовы слова произнес когда-то и сутенер, заставивший Беби заплести волосы в косу и закрепить пластмассовыми заколками, перед тем как отправить ее на улицу.

И вдруг – бац! Она вновь оказалась в собственном теле и почувствовала, что оно наполнено чем-то гораздо более теплым и приятным, чем героин.

– Ты не умрешь, Беби Дженкс, никогда не умрешь, – услышала она его голос.

Зубы ее вонзились в его шею, и – надо же! – это было так чудесно!

Но вот что касается «никогда»… Теперь она вовсе не была в этом уверена.

Перед тем как Беби, окончательно решив бросить Банду клыкастых, испарилась из Далласа, она видела обгоревший дочерна дом одной из общин на Суисс-авеню. В окнах не осталось ни одного стекла. То же самое было и в Оклахома-Сити. Хотелось бы знать, какого черта и что сталось со всеми обитавшими там ребятами из племени Мертвых. Ведь все они тоже были кровопийцами из большого города, ловкими малыми, называвшими себя вампирами.

Ее разобрал смех, когда Киллер и Дэвис рассказали ей о том, что эти Мертвецы разгуливают в костюмах-тройках, слушают классическую музыку и величают себя вампирами. Да она чуть не умерла от хохота. Дэвису это тоже казалось смешным, но Киллер велел ей быть с ними поосторожнее. Он посоветовал держаться от них подальше.

Прежде чем она бросила их и отправилась в Ган-Баррел-Сити, Киллер, Дэвис, Тим и Расс показали ей дом общины на Суисс-авеню.

– Ты должна всегда знать, где он находится, – сказал Дэвис. – И держаться от него подальше.

В каждом городе, куда им приходилось залетать, они ей показывали принадлежащие общинам дома. А все подробности они рассказали ей еще тогда, когда показали самый первый такой дом в Сент-Луисе.

С тех пор как она вместе с Бандой уехала из Детройта, она чувствовала себя совершенно счастливой. Они выманивали людей из придорожных забегаловок и таким образом добывали себе пропитание. Тим и Расс были вполне клевыми ребятами, но особенно близко она дружила с главарями Банды клыкастых – Киллером и Дэвисом.

Время от времени они отправлялись в какой-нибудь городишко и находили там убогую лачугу, в которой обитала парочка нищих бездельников или кто-нибудь в этом роде. Эти люди обычно носили фуражки, руки их загрубели от работы и были покрыты мозолями, и они очень походили на ее отца. В такие дни члены Банды могли позволить себе закатить настоящий пир. Киллер говорил ей, что они всегда могут обеспечить себе приличное существование за счет таких вот людей, потому что никого по большому счету не волнует, что с ними произойдет, никому нет до них дела. Нападение их было всегда стремительным, они быстро выпивали из этих людишек кровь до последней капли, пока сердце не переставало биться. Киллер говорил, что в мучениях людей нет ничего веселого, что следует относиться к ним с сочувствием, жалеть их. Но что сделано, то сделано, а после следует сжечь хижину или вытащить тела на улицу, выкопать глубокую яму и похоронить их как положено. А если нет возможности сделать ни то ни другое, следует поступить так: разрезать себе палец и капнуть своей мертвой кровью на ранку, оставшуюся после укуса. В этом случае, говорил он, ранка исчезнет буквально на глазах. Здорово! Никто никогда ни о чем не догадается. Все будет выглядеть так, как будто человек умер от сердечного приступа или инсульта.

Беби Дженкс чувствовала себя просто великолепно. Она без труда справлялась с огромным «харлеем», могла одной рукой поднять и нести мертвое тело, с ходу перепрыгнуть через капот автомобиля. Жизнь казалась ей фантастической! И главное, тогда не было еще этого проклятого сна! Он появился только в Ган-Баррел-Сити – там она впервые увидела рыжеволосых близнецов и тело женщины, лежавшее на алтаре. Что же они делали?

И что станет делать она, если не удастся разыскать Банду клыкастых? Еще две ночи, и в Калифорнии состоится концерт Вампира Лестата. Все мертвецы мира будут на нем, так, во всяком случае, она считала. То же самое думали и остальные члены Банды клыкастых – вот почему они тоже все вместе собирались быть на этом концерте. Так какого же дьявола она сейчас делает, отколовшись от Банды и направляясь в захолустный городишко под названием Сент-Луис?

Черт побери, теперь она мечтала лишь о том, чтобы все вновь было как прежде! Да-а, кровь, конечно, хороша, просто конфетка, даже несмотря на то, что сейчас, когда она осталась одна, ей приходится ради нее из кожи вон лезть, ну вот как сегодня, например, на той заправочной станции, – не так-то просто было заманить в тихий уголок этого малого… Зато какой кайф она испытала, почувствовав, как напряглось под ее пальцами его горло, и ощутив на губах вкус теплой крови! Потрясающе! Ни одно из любимых блюд – будь то гамбургер или картофель фри, клубничный коктейль, пиво или мороженое с шоколадом – не идет с этим ни в какое сравнение. Это героин, кокаин и гашиш, вместе взятые! Это лучше, чем самый лучший секс в мире! Да что там! В этом ощущении сливаются воедино все радости мира!

И все же с Бандой клыкастых ей жилось гораздо легче. Они-то ее прекрасно поняли, когда она заявила, что устала от потрепанных старых мужиков и что ей хочется теперь чего-нибудь молоденького и нежненького. Никаких проблем. Послушайте, ей нужен какой-нибудь славный парнишка, сбежавший из дома, сказал Киллер. Достаточно просто закрыть глаза и загадать желание. И вот, пожалуйста, они нашли его, паренька по имени Паркер, – он голосовал на шоссе, в пяти милях от какого-то городка в Северном Миссури. Хорошенький двенадцатилетний мальчик с длинными лохматыми черными волосами, очень высокий для своего возраста, с уже пробивающейся на подбородке растительностью, изо всех сил старающийся сойти за шестнадцатилетнего. Он взгромоздился на ее мотоцикл, и они отвезли его в лес. Там Беби Дженкс легла с малышом, приласкала его, и… с Паркером было покончено.

Это было восхитительно, можно сказать, сочно. Однако она так и не смогла решить, лучше ли это, чем когда имеешь дело с мерзкими старыми мужиками. С ними все происходит как-то живее. Добрая старая кровь, как говорил Дэвис.

Дэвис был черным Мертвецом, и, по мнению Беби Дженкс, чертовски симпатичным черным Мертвецом. Кожа у него отсвечивала золотом – у белых Мертвецов кожа выглядит так, словно они постоянно торчат под флуоресцентной лампой. А еще у Дэвиса были потрясающей красоты ресницы – невероятно длинные и густые, и к тому же он нацеплял на себя все золото, какое только попадалось ему под руку. Он снимал со своих жертв золотые кольца, часы, цепочки и всякие другие побрякушки.

Дэвис любил танцевать. Они все любили танцевать. Но Дэвис мог перетанцевать любого из них. Танцы они устраивали на кладбищах, приходили туда, как правило, часа в три ночи – к тому времени все успевали насытиться, похоронить покойников и переделать еще кучу разных дел. Водрузив на могильную плиту магнитолу, они врубали на полную катушку звук и слушали Вампира Лестата. Лучше всего было танцевать под песню «Великий шабаш». Как же это здорово, ребята, крутиться, извиваться, взлетать высоко в воздух или просто наблюдать за тем, как двигается Дэвис, как двигается Киллер, как кружится Расс, пока не падает на землю. Да, это танцы настоящих Мертвецов!

И если кровососы из больших городов не в состоянии это понять, то они все просто психи.

Господи, как хочется рассказать Дэвису про сон, который преследует ее с Ган-Баррел-Сити. В первый раз он приснился ей, когда она сидела и ждала в трейлере матери, – и она просто обалдела. Он был слишком явственным, чтобы быть сном, – эти две женщины с рыжими волосами и тело с почерневшей и вроде бы даже потрескавшейся кожей. Что же, черт побери, там лежало на тарелках? Ну да, на одной – сердце, и на другой – мозг. Господи! Все эти люди, стоявшие на коленях вокруг тела и тарелок… Просто ужас какой-то! И с тех пор он снится ей снова и снова. Черт, она видит его каждый раз. Стоит ей только закрыть глаза, и он возвращается снова, перед тем как она собирается вылезти из укрытия, в котором пряталась от дневного света.

Киллер и Дэвис поняли бы. Они наверняка догадались бы о том, что он означает. Они хотели научить ее всему.

Когда по дороге на юг Банда клыкастых впервые оказалась в Сент-Луисе, они свернули с бульвара на одну из широких темных улиц с железными воротами. «Частное владение» – так это называется в Сент-Луисе. Ей сказали, что это Центральный Вест-Энд. Беби Дженкс очень понравились большие деревья – на юге Техаса больших деревьев мало. Впрочем, а чего на юге Техаса много? Здесь же деревья такие огромные, что ветки их наверху сплетаются и получается нечто вроде крыши. На всех улицах под ногами шуршат листья, и в больших домах под остроконечными крышами светятся огни. Дом общины был кирпичным и украшен… арками в мавританском стиле – так, кажется, сказал Киллер.

– Не подходите близко, – сказал Дэвис.

А Киллер только рассмеялся. Киллер не боялся Мертвецов из большого города. Он старый – его создали шестьдесят лет назад. Он знал все.

– А вот тебя, Беби Дженкс, они постараются обидеть, – сказал он, отводя «харлей» чуть дальше по улице. Лицо его было длинным и узким, выражение маленьких глаз – задумчивым, а в ухе сверкала золотая серьга. – Понимаешь, это очень старая община, она появилась в Сент-Луисе еще в самом начале века.

– А с какой это радости они станут нас обижать? – спросила Беби Дженкс.

Ее действительно очень интересовал этот дом. И чем занимаются те Мертвецы, которые живут в домах. Какая у них мебель? А самое главное, кто же, ради всего святого, оплачивает их счета?

В одной из выходящих окнами на улицу комнат ей удалось разглядеть за занавесками люстру. Огромную шикарную люстру. Ну, ребята, вот это жизнь!

– Да, все это у них есть, – сказал Дэвис, читая ее мысли. – Будь уверена, соседи считают их самыми обыкновенными людьми. Посмотри на ту машину на аллее – знаешь, что это? Это «бугатти», детка. А рядом – «мерседес-бенц».

А чем, интересно, хуже розовый «кадиллак»? Ей хочется иметь именно такой – огромную машину с газовым двигателем и с откидным верхом, из которой на прямой трассе можно выжимать до ста двадцати. Именно из-за этого чертова «кадиллака» начались все ее беды, из-за него она оказалась в Детройте. Но если ты Мертвец, это еще не значит, что ты должен гонять только на «харлее» и спать в грязи.

– Зато мы свободны, дорогуша, – сказал Дэвис, опять прочитавший ее мысли. – Разве ты не понимаешь? Жизнь в большом городе тащит за собой много всякой ерунды. Объясни ей, Киллер. Меня в такой дом ни за что не заманишь! Вот еще, стану я спать в ящике под полом!

Он расхохотался. И Киллер расхохотался. Она хохотала вместе с ними. И все-таки ей было очень любопытно: как у них там, в этом чертовом доме? Они, наверное, смотрят всякие ночные шоу и вампирские фильмы? Дэвис буквально по земле катался.

– Понимаешь, Беби Дженкс, – стал объяснять Киллер, – они считают всех нас придурками и хотят, чтобы все было у них под контролем. А мы, по их мнению, не имеем права называться Мертвецами. Они, например, устраивают большую церемонию в честь создания каждого нового вампира. Это у них так называется.

– Церемония вроде свадебной?

– Не совсем, – сказал Киллер, и они с Дэвисом снова захохотали. – Больше похоже на похороны.

Что-то они уж очень разошлись. Мертвецы в доме наверняка их услышат. Но Киллер не боялся, а стало быть, и Беби Дженкс бояться нечего. А куда это подевались Расс и Тим? На охоту, что ли, ушли?

– Дело в том, Беби Дженкс, – продолжал объяснять Киллер, – что у них существуют все эти правила и они им следуют. Ты разве не знаешь? Они ведь повсюду твердят, что собираются прикончить Вампира Лестата в ночь концерта. А при этом, представь себе, читают его книгу как Библию. Они пользуются его словечками – Темный Дар, Обряд Тьмы, ну и все такое, – и знаешь, я в жизни не видел ничего более тупого, но они собираются спалить этого парня на костре, а потом использовать его книгу, словно это книги Эмили Пост или Мисс Мэннерз…

– Да им никогда не справиться с Лестатом, – хмыкнул Дэвис. – Ни за что в жизни. Любому идиоту ясно, что убить Вампира Лестата невозможно. Пытались уже некоторые, да не вышло. Он же бессмертен – какие могут быть сомнения?